Репутация данная времени

Произошёл взрыв на Станции – это радость Западу.
Речь идёт о Чернобыле.
Стая помойных журналистов, хлынула гадить в закрома советской жизни.
Мечтали!
Беда для человечества проявилась здесь – в одной из советских республик.
Когда однажды по воле случая голливудский сценарий ядерных войн, произойдёт в реальности на родине мрачных фантазий, станет понятно и там: не зарекайся... и, собственно: ужас и пустота давней обители.
Сюда не дойдёт сам Стивен Кинг, детский насильник – это ночь для многих яслей, детских учреждений...



Люди в России чувствительней; они много общей любви и сил вбили в монтаж каждого этажа – и станции и города.
И они всё это потеряли, так слепо было руководство, и ненадёжна техника, свойство человека ошибаться, и качество души – быть важнее госплана.

Затем ухнула экономика. Непосчитаные миллиарды для ликвидации... пожара, эвакуации, стабилизации опасной обстановки, устранения последствий, что продолжается поныне.

Человеческий фактор, наибольший страдалец, болеющий человек – родился после несчастья.
Это означало финал для страны. Как вера, так и силы, медицина там на месте были уже исчерпаны; кроме того УНИЗИТЕЛЬНАЯ благотворительщина от дядюшки Рейгана, как во время войны – червём изъела политнезависимость, Союз принял удар добра на свои плечи, жертвы надо было лечить, а с коммунизмом пора кончать.
Цветные пакеты – стали первыми капиталами первых капиталистов-пролетариев. В ТВ демонстрировали программу «Взгляд». А не доезжая до московских больниц с белокровными детьми... эшелоны сворачивали налево, целые трейлеры закапывали в песок.
Прославилась в годы голода и антисанитарии матушка Польша. Из этой католической страны, с культурными традициями – спекулянты сделали свой «рай».
К концу восьмидесятых девяносто процентов населения – уже не верили
в Партию Ленина.
Невероятную музыку давали молодые исполнители в миниюбочках: советские студенты – увлеклись сексом, молодые стервы рвались на Запад, лизать стельки туристам, росла Перестройка, слабела цензура, надо было завозить туфту из Польши и Индии – в качестве поощрения за отсутствие туалетной бумаги в магазинах, открывать комки и ларьки.

Оставался чёрной точкой Чернобыль на карте нерушимого Союза Республик.
Он впитал последние деньги, склады, накопления.
Я думаю, это было так.
Заражённые: хозяйство, имущество, обжитое – бесценны для человека и невозвратимы, как земля, принявшая смертельный яд.
В девяностые годы перестало хватать всего, вместо автобуса чуть ли не брали трап, один кран гоняли на сто объектов, в школах было больше мух, чем ламп и отопление в домах – убывало вместе с температурой.

Не знаю, как совместить физику и марксизм, а химию с душой – но история пришла к тупику: выбор упал на американизацию, наверно потому, что мы стали дурнее, приучены изначально к романтике, стали заложниками вещей.
Такими не были пожарники, не были специалисты – и то, что осталось после них: для одних лишь аттракционы, для других – великая тайна творчества и побед.
Кроме того, преданные делу военные – не за грошь стояли до конца, закалка войны. Крепкая идеология – нерастяжимые понятия о мире!
История, словно в фильме «Распад» (Режиссёр М. Беликов, 1990 год): не имела дальше колии, толи её перестали писать после Распада, толи больше некому её писать – старикам надо отдыхать на лавке.
 
Далее: золотые умы уезжают в поисках паюшки, остальные умы поездив по Европе, разрушая Россию неплохо устраиваются на должность плантатора.
Возникает проблема людей, что не приносят ему доход: серая обычная масса, которая потерпела от того же Чернобыля, потом это бомжи.
Сегодня... вызывают радость остатки прошлого – а ведь недавно это была единственная реальность, которую надо было сохранить не в виде валюты, а в качестве – духовности, реальности, или фантазии.
Но люди науки, артисты цирка – челночничали все девяностые годы, а рабочий класс пошёл на картошку в ресторан, в настоящее время – каждого пятого человека нет с нами, и автобусы пустуют вечерами, а соседи недолговечны – обновляются.
Жестокая борьба МВД с простонародом: придумала железные двери – входы в гнилые дома не лишь по безопасности, подготовила мораль людей – свой/чужой.

...Уцелевшая Верхушка договорившись в Беловежской Пуще: грабит вклады, ликвидирует Закон и историю – свидетелей убирает.
В девяностые годы – человек государству был совершенно не нужен. Он стоил меньше шоколадки на рынке труда. В качестве раба – наживкой на кидалово, конечно.
Механизм страны, а Россия огромна – был порезан автогеном.
Заводы – в казино, аптеки – в дискотеки, квартиры соединяли неграмотно, но и за счёт жильцов... бездарные ремонты у эгоистов были модны.
Некоторые соседи уехали пээмжеваться, перебиваться, обжились, подзаработали. У Украины – семь миллионов на вольных хлебах за кордоном.
Провинция загибается в четыре сраки, чем живёт – непонятно.
Настоящим ходом в будущее было бы полноценное возвращение выселенцев на родину, данью прошлому, долгом.
Некоторые умники теперь приезжая из зарубежа в гости к бабушкам, тряся розовыми щеками, брезгливо хмурят носиками: то им на родине грязновато, то лифт фиговый, то горчит суп и жить, уже кажется, так нельзя, как ещё живут безбрежные бабушки.
Самые непритязательные существа, что живут на балансе государства, хлебе да капусте и Путин их любит, всё равно скоро перемрут.
Со стажем в сорок лет – никто из них не заработал сорок миллиардов, вот и обитатели хрущовок, поганых девятиэтажек, зачем им жить в Москве – надо снести, взорвать.
И отвечать за них – как за Чернобыль не придётся.



Чернобыль – это не услышанный вызов политике Госплана.
Это предупреждение экономике России.
Чернобыль – горе Украины.
Мёртвые территории с бельмами речек и озёр. Литературная сталкериада...
Чернобыль – пол Беларуссии...
Чернобыль – урок на будущее – которое пострадало и не состоится здесь и сейчас.
Всё из-за отношения к людям: надо было беречь людей, но всё приходит с годами и понимание этого тоже и так же наша экономика требуя умного подхода, столкнулась с мешочными грызунами.
 

О чём нам говорит труба без дыма на горизонте, как бывшим школьникам?.. Труба: это вердикт истории прошлого века. Наш век уже неядерный. Пыльные окна Припяти – что размахивать ракетами не имеет уже смысла!
Да, Джордж Буш-младший, да олигархи, история вынесла вердикт. Научилась.


До пожара на АЭС недалеко от неё – пару километров – размещался гарнизон войск, располагавший немеряной боеспособностью – оружием нового поколения. Ожидали ведь нападения Америки.
Авария навредила... планам «глобальной» защиты от нападения. Вывела из строя инфраструктуру. Техника с солдатами испортилась – хотя бы при аварийных работах.
Конечно, надо было ставить не на солдат, а на пожарников – на безопасность... иного рода.

Ныне – запустение, депрессия замечательного Полесья. Зона. Приволье для лошадей.
Хотя здесь рождались мечты о – мире.
...Молодой город Припять кишел детьми вопреки холодной войне. Умственный пролетариат – творил не только чудеса... но и плодил смену.

А на военных махнули рукою и они обнищали, впали в депрессию, их ещё престыдили.
Распустили войско – на улицу: кто-то ещё доживает в общежитии, кто-то годами ждёт квартиры, но для них не строят, чиновники глухи к проблемам этих людей. Многие умерли, многие мучаются, мыкаются и самое страшное – в своей стране никто: попрошайки.
Зато в городе Киеве растёт Печерск... стеклянными двадцатисемиэтажками. Берега Днепра зарастают домами – где покупают квартиры и дарят любимым девушкам на свадьбу.
На зарплату нельзя это купить.
Страна по-прежнему в нищете в этом смысле, хуже социализма.
В парламенте это слово, как ругательное – а ведь для населения... выхода нет: или социализм возвращается на круги своя, и мафия наказывается, или оно будет покупать йогурт по 2,30 за 100 грамм, творог ценой в – 20! Это значит, что двое – едят йогурт и творог, а тридцать – наблюдают.
Люди надеются на лучшее, но они подневольны, и им никто не даст при желании компетентно распорядиться ресурсами страны. Спокойно мог бы у власти оставаться несменный Кравчук – править пятнадцать лет подряд, сохранить стабильность – дороже золота, принимать законы – не терпит отлагательства, но в нынешнем сборе – промедление, значит меньше ртов. А что такое бывший арсенал – так и Америка бы обдумывала действия.

Техническая обслуга АЭС – потерпела дважды: облучилась и потеряла работу!
(Я не сторонник этой отрасли экономии и экономики, но нынешние трудности: возникли не из этих соображений!)
Из Славутича ходит электричка – через Белоруссию, всё ещё работать там, где уже нельзя жить.
Славутич – гнёздышко потерпевших. Аральское море компенсации. От атомной мечты до – мирового подвига, это расстояние вытянутой руки от Славутича до Чернобыля.
Неохоче возятся чиновники с прошлыми заслугами: не поймёшь – люди должны ведь жить, не умирать.
Славутич – так же устарел, что касается науки, удобства проживания... как словно уже забытые места. Посмотреть на какую-нибудь районную поликлинику, где не хватает кранов, а на крыше радионуклиды – что аж стыдно...

Когда смотришь на домовую плиту для кухни – «Электра», стиральную машину: «малыш», – ты поймёшь чем они отличаются от машин: «siemens!»
Это массовое производство: для сравнительно дешёвого или бесплатного сбыта населению.
Система социальных услуг.
Когда видишь Припять, тоже понимаешь: ЧТОБЫ ТРЕБОВАТЬ ОТ ЧЕЛОВЕКА – СИСТЕМА ДОЛЖНА ДАТЬ ВСЕ УСЛОВИЯ...
Покуда контролёр в транспорте просто смешён, шавка на верёвочке: кусает за рукав, исходит пеной, вымагает деньги для хозяина.





Часть Украины, частица Союза – как память для нас всех.
Не кажется мёртвой... но брошенной на неопределённый срок?
...Вот-вот кажется, придут сюда люди, но уже двадцать лет слишком тихо для жизни.
То ли тишина говорит об отсутствии... то ли о конце...
...Но стоять перед зданиями реальной эпохи – страшно.
Ведь Припять на гране фантастики – мы не бывали в таких городах.
И Терминатор тоже...
Что-то дышет этими пожилого вида домами: обжитое пугает сквозь ветки и разруху-развал.
Так выглядит – что-то недавно оставленное. Труд усилий множества образованных голов – Припять, станция... Цивилизация... что стирается временем. Научная фантастика.
Парадные – память эвакуации, внезапно оборвавшиеся звуки.
И сознание пробуждает то, что в этот город никто больше не вернётся.
Скорее, даже в ту жизнь.
В провинциальный советский город, которому шестнадцать лет в 1986-ом году – году смерти.
Шуршат тополя перед зданием школы. А тихо, не слышно электричек и базара за забором её. В домах на балконах не сушится бельё, жар летом изъел краску стен, сырость зим промочила, радиация осыпала дома и простор за ними, щедро досталось и образцовой школе – восьмидесятых.
Всё хранит ту трагедию, которая объективнее взгляда... и фотоаппарата; неизбежность – отселения.
Горе забытых лет; отчуждение от искомых чувств, присущих – ребёнку этих мест, что утром выпятив живот, подтягиваясь на носках, смотрел на солнце над родным городом.



Жилищный фонд на 50 тыс. людей – перестал быть пригодным.
Эвакуация «на три дня» – обернулась бесповоротной.
Вечной. Нельзя было вывозить вещи: имущество, ценности.
Уже потом: безликая сила, называйте как хотите, выбила ногами двери – и раскапустила порой роскошный радиоактивный хлам... Врядли были дотошные грабители – кто телевизор дозиметрировал вдоль и поперёк: брали с собой. Я не имел дело, слава богу, с радиацией, – но Припять никуда не спешила: было время всё разложить по полкам: и пыльные книги, и лампы, ковры и консервы, всё то, что хранит квартира, отдать хозяину что возможно.
Ведь была сигнализация, а охрана, правда, не коробок домов, а Зоны – до сих пор действует.
Понятия не имею, что за первый год было вывезено/ликвидировано – смотрите архивы, но за последующие эвакуации годы... город развезли на части.
И туристы... и банды... и солдатские батальоны, что работали в Зоне по ликвидации последствий аварии – что-то тоннами унесли из запретной зоны, что-то закопали.
В результате этих операций – уже мёртвый город утратил личность, лицо. А остались варварские развалины – где валяются книги, ненужные варварам, куклы без рук, над которыми тешились туристы, садики, разворованные на сувениры, и плесень... понятная только историку.
Было сделано научное заключение – что заражённое не может храниться – а ведь это личное имущество, история людей, накопление, наследство. Но где оно теперь?
Где эти тонны милых вещей... – этого никто не знает, может, увезены в Сибирь, в те годы дефицита всё было возможно, помыли тряпкой, и всё стало нормально. Красуется на комоде у чужой бабушки.
Здесь же – раскрытые пианино с портретами, нотами... а ведь они остались от полноценных квартир. И сейчас – на лестничные клетки – такие же, как во всех домах: где ветренно, сыро – выглядывают вздувшиеся, потрёпанные обои – труд отцов семейств, валяются остатки гарнитура, пыль, и взломанные двери болтаются скрипя, поэтому кажется, что иногда кто-то ходит, а вечером, на закате, когда солнце исправно отгорит красным для здешнего времени, наступает злополучный мрак, в тиши которого засыпает подзабытое из прошлой жизни.
Утром те же краски – свежеют, да видно то же поле, что и ране из окна, те же улицы/постройки, но режиссёра этого театрального действия уже нет с нами, а артисты расселились далеко от здешних мест, театр их сгорел.
Наверное, природа взбунтовалась против человека, не такие послушные, как дети, оказались её атомы, и жившие здесь и там физики: в этом убедились на собственном опыте... забрав отсюда в апреле рокового восемьдесят шестого всех детей.
Вот их ванные с пузырями на стенах тёмные, никому ненужные.
Дорогие чернобыльцы, вернуть бы назад время, многое бы пригодилось из того, что осталось за решёткой.

2005/7.