О наших собаках

 Первую звали Мизер, по домашнему - Миня. В 58 году у нас умер ребенок. Лелечке было не то, чтобы скучно (у нас вечно толклись друзья), но нехорошо. Я чувствовал это и когда кто-то из знакомых спросил, не возьмем ли ненужную собаку, мы сразу согласились. Заехали к хозяевам, пес нам понравился, и мы его взяли. Оля с ним в такси поехала домой, а я - на хоккей. Когда я явился домой, он лежал у Оли на ногах и лаем и рычанием грозил и не подпускал меня к ней. И всю жизнь охранял и защищал нас, был настоящий рыцарь без страха и упрека, преданный и самоотверженный, ни человека, ни собаки с более развитым чувством долга я не видел. Он был похож на крупную лайку, но суше и стройнее, песочного цвета - очень динамичная, красивая собака. С места, мгновенно разгонялся до невероятной скорости - ни одна собака не могла убежать. Его мать была болонка, вероятно, поэтому он, когда было надо подняться повыше - легко и подолгу ходил на задних лапах, милиционер восхищался, когда Минечка оглядывал окрестности из-за высоких сугробов. Ян в грудном возрасте спал на дворе, в коляске. Когда Оля первый же раз понесла его укладывать, Миня последовал за ней, деловито залег под коляской и возвращаться отказался. Мы растрогались, хотя нам от этого была только морока - пес с лаем кидался на каждого, кто ненароком приближался к коляске, даже на нашу милую врачиху К.К.Копылову, ребенок просыпался и плакал, мать мчалась его успокаивать, но мы терпели и собаку с дежурства не снимали. Везде: дома, на прогулках, в лесу Миня бдительно охранял нас, бежал перед велосипедом и Яник, показывая пальчиком, говорил, как дедушка: “Минечка бегёт”. Соседа, деда Лотова, он тоже рассматривал, как хозяйское имущество и, когда тот по пьянке спал на лестнице, Миня неусыпно его караулил, чему дед очень умилялся. Олю обожал, и когда кто-нибудь симулировал угрозу ей - пес бросался мгновенно. Был необыкновенно понятлив и послушен, но любвеобилен и собачьи свадьбы не пропускал. После двухсуточного отсутствия приходил измученный и покусанный, даже жетон как-то отгрызли. Мы смывали в тазике слюни соперников, он сутки отсыпался и заступал на службу. Дружил и спал в обнимку с нашей черной кошкой, забавно выглядело хаотическое переплетение черных и рыжих лап и хвостов. Никогда ничего не таскал. Напроказив, очень стыдился и переживал, так прижимал ушки, что становился похож на тетку в косынке. Когда родилась Ляля, нам стало в 11-метровой комнате тесновато. Я с псом до декабря ночевал в сарае, а потом мы попросили милых друзей Лобановых подержать собаку до лета и те, не без колебаний, согласились. Весной 64 мы получили квартиру и переселились. Вскоре появились Лобановы в необычно торжественном настроении и, после доброй чарки, признались, что расстаться с Мизером не могут, а у нас ведь есть дети... Пришлось Мине делить любовь между двумя хозяевами. Летом 65 мы поселились на даче. Оля как-то говорит: ”А вот бежит собака, на Минечку похожа...Эй, Миня!” Собака подпрыгнула метра на два и опрометью ринулась к нам. Это Лобановы нас навестили. Прожил он всего 10 лет: оказалось слабое сердечко, Нина Лобанова долго не могла утешиться.
 Когда дети подросли, стали требовать собаку, Ян упорно повторял: “Хочу щена!!!” Я показал Оле скотч-терьера, они друг другу понравились, но Оля сказала, что все-таки у собаки должны быть ноги. В поезде ей понравился пуделек и я купил Алю. И по внешности и по характеру она была полнейшей противоположностью Мине (общим у них были ум и верность): черная, пушистая, очень изящная, самых благородных кровей, от немецкого чемпиона. В детстве она все грызла и так кусалась, что Оля назвала ее “гитлерюгенд”. Собака была очень умненькая и понятливая, по сравнению с Миней более самодостаточная и эгоистичная, все понимала, но слушалась, когда хотела, хотя так же заботилась обо всех нас. Она очень не любила, когда семья “разбредалась” и неутомимо собирала нас в кучу. Собрались ехать в отпуск, садились в машину, бабушка и подняла Алю к окну - проститься, так двор огласился не то, чтобы лаем или визгом, а воплем отчаяния. С дороги вернулись и взяли ее. Она неслась впереди Ляли, пулей влетела в машину и забилась под ноги. Как-то на «базе отдыха» дети отправились купаться, я закончил хозяйственные дела и пошел за ними, но Аля без них не желала никуда идти и мне пришлось по жаре тащить ее полкилометра на руках, пока мы не вышли на узенькую тропу, здесь она “взяла след” и помчалась за ребятами, а я болтался не конце поводка, слабо надеясь не свернуть шею... Однажды на Икше переправляли маму через протоку на надувном матрасе, Аля из шкуры выпрыгивала, кидалась в воду и орала на всю округу, пока все не собрались на другом берегу. Так же вела себя и в Москве, при прогулке удалялась от дома на километр, там садилась и дальше ни шагу. Только когда выходили все вместе с Олей, она шла куда угодно, и чем дальше – тем лучше. Очень берегла наше добро, давая нам понять, что мы бесхозяйственные дураки. Как-то на Икше из леса вышел бравый майор в форме и попросил стакан. Только он сделал шаг со стаканом, Аля кинулась на него с такой яростью, что он стал по стойке “смирно” и испуганно спросил: “Что это с ней?!”. Когда соседи попросили стол на свадьбу, Алю пришлось запереть, она его не давала. Однажды зашли цыганки - Аля на них кидалась и не давала им ребенка перепеленать, ее опять заперли, и цыганки нас без помех обокрали...В одной старинной книжке я прочел: “Пудель лжет, как человек” и у Али было много забавных хитростей. Она на прогулках любила втихую, кружным путем удрать, чтобы всласть порыться в каких-нибудь отбросах. Я как-то догадался зайти ей наперерез - увидев меня на “тайной” тропе она возмущенно и обиженно залаяла, явно упрекая меня в нарушении правил игры. В молодости была нечиста на руку и таскала у посторонних людей, что плохо лежит, а мы гонялись за ней, отбирая украденные мелочи: носки, платки, игрушки и т.п. У бабушки с годами ослабел слух и она, ложась днем вздремнуть, не слышала звонков, но Аля прибегала и будила ее. Вообще, по ее поведению мы, еще до звонка, безошибочно узнавали, кто стоит за дверью. Спала она чаще всего в моей или Яниной кровати, причем воевала с Яном за уютный уголок, и когда он пытался сунуть туда ноги, Аля злобно визжала и кусала его через одеяло. В середине 70х я часто ездил в Дзержинск. Говорили, что Аля перед моим приездом спала у порога. Мы ее показывали на выставках и в Москве, и в Ногинске, и в Пушкине, это были волнующие праздники для детей, а на ринг ее выводила Оля, самая невозмутимая - они прекрасно смотрелись. Аля получала Большие золотые медали, а за щенят – 3-е место в классе “Элита”. Несколько раз выдавали ее замуж, имели массу удовольствия от щенят, потом их же со слезами продавали, чаще всего - знакомым, однако не всегда. Однажды, по просьбе клуба, согласились продать адмиралу Егорову, который сейчас (в 2001) правит Калининградом, так за щенком приехали блестящий морской офицер-порученец и респектабельный господин в черном, который оказался руководителем сборной Союза по служебному собаководству! Очень трогательно Аля встретила Яна со срочной службы, из Погранвойск: сначала ничего не могла понять, ведь 2 года! Потом узнала и долго скулила и завывала над ним, словно упрекала, как же он ее бросил... Вскоре, неизвестно от чего, у нее возник кератит, лечение не помогло, постепенно она ослепла и уже не могла бегать и играть. С потерей подвижности быстро развивалось общее старение. Последние дни она молча терпела, как хороший человек, который не хочет беспокоить своими недугами близких, так тихо и умерла, среди любящих людей, на наших глазах. Ей было 14 лет. Хорошо, что с нами жили и любили нас эти милые собаки.
 Сейчас с нами живут цвергшнауцер Молли и метиска Ева, немного похожая на Мизера, но ушки висят на хрящах. Молли маленькая, «черная с серебром», борода и брови придают ее забавной мордочке ложную строгость, очень общительна, но излишне самостоятельна. Она живет своим умом, поэтому не всегда угадывает, что надо. Однажды, во время лыжной прогулки, испугалась толпы спортсменов, а она опасности обегает стороной, пошла вокруг и я ее потерял. Она с мостика долго отчаянно лаяла мне вслед, приглашая вернуться, но я, не ориентируясь на звук, решил, что она уходит домой, и пошел, как мне казалось, за ней… Случившийся тут знакомый, глядя, как она надрывается, сказал ей: «Он же уходит, беги за ним!» и она припустилась. Не найдя ее дома, я пошел обратно. Тут же мы встретились, причем она была очень сконфужена, хотя виноват был один я. В деревне она выходит с нами на прогулку, но потом сворачивает к бабе Тоне, подкрепиться молочком. Та ее угощает и по доброте душевной и за труды: Молли ей помогает пасти коров. Хотя ее никто не учил, она прекрасно понимает команды и азартно гонит коров с поля или в хлев, куда надо (непонятно, почему они слушаются). Так по деревне и ходит, сама соображает, когда и куда нужно. Усадьбу она охраняет, но не дом и не хозяев, она просто любит всех членов семьи, особенно, Лялю и Яна. Она необычайно «разговорчива» и Ляля говорит, что у нее «большой словарный запас». Лает по любому поводу и весь околоток слышит, что мы пошли гулять. Когда Ляле надо меня поторопить, она просит Молли и та лаем, ворчанием и очень выразительным подвыванием объясняет мне, что нужно. У нее одна смешная повадка: в детстве она иногда гадила дома, поэтому ее хвалили, когда она присаживалась на улице. С тех пор, чувствуя за собой какую-нибудь провинность, она немедленно садится какать, после чего встает с чистой совестью, как человек искупивший вину благородным поступком. Она старше Евы и по возрасту и по семейному стажу, поэтому непрестанно ругает Еву и учит, как жить и вести себя, та никогда не возражает, хотя гораздо крупнее. Когда Ляля оставляет на кухне сумку с продуктами, Молли ее стережет: она никогда не ворует сама и рычанием отгоняет Еву, которая не прочь поживиться. Как-то Ляля оставила покупки и отлучилась, а Ева стащила батон колбасы. Когда Ляля вернулась, Молли лежала под столом над батоном, который она отбила и караулила до Лялиного прихода. Ева не забывает, что она в этом доме из Наташиной милости, Наташу обожает, а вообще закомплексована чувствами вины и подчиненности, хотя и дом сторожит и за Молли заступается, когда возникает опасность. После нагоняя она ходит удрученная – переживает до тех пор, пока не услышит прощения. Очень ласкова и не упускает случая лизнуть нас в лицо, о чем Ляля говорит: «Язык твой – враг мой».
 Собачий интеллект, восприимчивость и впечатлительность точно так же, как и у людей, изменяются в широчайшем диапазоне, далеко выходя за рамки породных признаков, иногда эти проявления поражают. Ко всем известным хрестоматийным случаям я добавлю свои наблюдения. Старая знакомая попросила щенка для сына, мы этот помет уже распределили, поэтому отбивались, неудобно, но когда увидели, с какой нежностью мальчик кинулся к щенятам, не устояли. Через 2 месяца юный хозяин поехал в лагерь, а щенок заболел: не ест, не гуляет… Мать перепугалась, лечили, не помогало. Однако, как только мальчуган сбежал из лагеря, пес выздоровел! Оказалось, заскучал… Другого молодого пуделя привезли в Москву из Серпухова. Оставили одного в чужом доме, и пошли по магазинам, а пес подумал, что его бросили, и умер от разрыва сердца. А бывают собаки очень ревнивые. Как-то молодые хозяева стали восхищаться Алей, а у их огромного ньюфаундленда задние ноги задрожали от обиды.
 Несколько лет назад Е.В.Киселева спросила моего мнения, есть ли у собак этика. Это очень интересно, потому что все, кто общается с собаками, знает – что-то есть. Не этика, она продукт развитого сознания, ее же и у людей мало, но взаимная приязнь человека и собаки представляется совершенно необъяснимой. В отличие от сотрудничества (о нем все известно), она в большинстве случаев, никакого утилитарного смысла не имеет. Соображения Фрейда, Мамардашвили и Эфроимсона о происхождении морали, совести и этики ничего не проясняют, ибо не видно мотивации, первопричины. Ни заботы о продолжении рода, ни стремления к повышению благополучия или безопасности, ни давления общественного мнения, ну ничего! Мамардашвили пишет: «Удивительно, что есть хоть где-то, хоть когда-то, хоть у кого-то, например, совесть. Удивляет не ее отсутствие, а то, что она есть. Не отсутствие чести удивительно, а то, что она есть…Удивительно то, что есть нечто… Нечто упорядоченное. Удивительно, что есть нечто, а не хаос. Потому что должен был бы быть хаос». Вот и собачья любовь и верность человеку такая же загадка. Должен быть хаос, ну, максимум, взаимозависимость, а есть любовь. Эта странная, но абсолютно реальная и очень сильная любовь, доходящая до самопожертвования, не имеет никакого рационального объяснения, и является самым убедительным доказательством глупости материалистических построений марксистов, т.е. примером сознания, которое определяется не бытием, а только таинственным подсознанием. Эта любовь, несомненно, проявление духовности, которая, следовательно, свойственна и человеку и собаке, ибо “Дух дышит, где хочет” (Ин.3.). Тот очевидный факт, что эта любовь избирательна, подтверждает предложенное объяснение. Не все проявления духовности совпадают, но мужество, любовь, верность, чувства долга, вины и сострадания присущи обоим видам. Из биологии известно, что мыслительные способности человека и собаки несопоставимы, но сила духа у обоих видов измеряется по общей шкале, и у человека нет биологического преимущества. Всякий, кто долго наблюдает собак, согласится с тем, что такой подход хорошо отражает объективную реальность.
 Э.Алкснис 16.11.01.- 13.02.04