Вооружённый конфликт

      Инта середины пятидесятых – весьма своеобразное явление. Лагеря хоть помаленьку и сокращают, но лагерная система ещё во всю функционирует. Сейчас представляется немыслимым то, что тогда казалось обыденным. Например: каждое утро мимо нашего дома под конвоем проходят колонны заключённых. Их ведут на работу. Очень часто утренняя температура зимой: минус сорок – сорок пять градусов. Днём потеплеет: будет тридцать… День считается «актированным», если минус сорок три. Но это для тех, кто работает на улице. Если на стройке уже возведена хоть одна стена, значит работы ведутся в помещении, – а это не на улице и, тем более, не в лесу. Поэтому заключённых водят мимо моих окон в любую погоду, и поэтому зимой меня утром будит хруст снега под мерным шагом колонны, или чавканье глины в другое время года… Первое время я вскакивал к окну и с горьким любопытством смотрел со своего второго этажа на ряды «зэков», на конвой с собаками и автоматами.

      Другие объекты Инты тоже строят заключённые, и такие же колонны проходят не только возле моего дома. Вид этих колонн так же привычен, как терриконы, как облака, как снег. Они представляются неотъемлемой и даже естественной частью окружающей среды. Привычны и названия остановок автобуса, курсирующего между шахтами: «ОЛП №1, ОЛП №2…». В переводе на человеческий язык ОЛП – отдельный лагерный пункт. (А мне первое время казалось, что говорят не ОЛП, а столб!)
Опоясывающая «нашу» зону колючая проволока проходит прямо напротив моего дома и, заворачивая под прямым углом, тянется вдоль реки, на берегу которой строится очередное здание.
      Но в воскресение заключённые не работают, у них тоже выходной. И тогда стройзона остаётся без надзора и попадает во власть ребятни. Проникнуть туда очень просто. Ворота, представляющие из себя деревянные рамы с натянутой колючей проволокой – настежь. Они не запирались, т.к. в этом не было смысла: если зона не охранялась, то пролезть туда не представляло большого труда. При желании между рядами проволоки можно было вставить распорки, расширить проём и – добро пожаловать. (А в рабочее время, когда на вышках, расположенных по периметру, стоят автоматчики – не забалуешь.)
Играть и даже просто шляться в стройзоне ужасно интересно: можно бегать по этажам недостроенного здания, можно найти карбид, (он использовался в ацетиленовых горелках) и т.д., и т.п.

      В этот раз мы (мы – это Лёшка, Виталька и я) нашли длиннющий (метров пять) кусок амортизационной резины. Когда-то ей пользовались для запуска авиационных двигателей. Фактически это жгут, сплетённый из десятков тонких резиновых шнуров. Такая тонкая резина – дефицит у ребят. Она вращает винты авиационных и морских моделей, она же используется для рогаток. В ребячьих играх всё пригодится! И мы решили забрать этот жгут, чтобы расплести его на много маленьких резинок. С этой находкой мы уж собирались удалиться восвояси, как вдруг с противоположного берега реки (с острова) послышались оскорбительные крики в наш адрес. Это орали наши вечные противники, эдакая приблатнённая компания во главе с Пашкой, фигурой в высшей степени неприятной. Оказалось, что они вооружены самопалами. (Эти весьма опасные игрушки у нас назывались «пОджигами», видимо потому, что для выстрела требовалось совершить поджёг, т.е. поджечь спичку). Наверное, Пашкина компания собралась на острове для опробования новых образцов самодельного оружия. Ничего удивительного в этом не было: в ту пору почти каждый интинский подросток старался вооружиться до зубов. Да и как же могло быть иначе? Страна ещё не остыла от войны, а оружие – единственная гарантия независимости и безопасности! У каждого из нас тоже было в запасе по три-четыре самопала, только в данном случае они оставались дома. Должен сказать сразу, что до стрельбы друг в друга ранее никогда не доходило, как бы ни враждовали те или иные подростковые группировки. Обычно всё ограничивалось демонстрацией вооружённости, и противники расходились, не доводя дело до рукопашной, а уж тем более до стрельбы. В этом смысле наше огнестрельное оружие играло положительную, сдерживающую роль. Оно заставляло избегать рукопашных схваток, а ведь именно в групповых уличных драках бывали случаи очень серьёзных ранений.
Но в этот раз Пашкина братва распоясалась и начала стрелять в нашу сторону. Они засели в кустах ивняка и отчаянно палили… Было слышно, как пули или крупная дробь шёлкают по обрыву нашего берега. Ширина реки в этом месте метров тридцать. Для самопала дистанция, наверно, предельная, но… «возможны варианты». Эти придурки объявили нам настоящую войну, стреляют в нас, а мы безоружны.

      Самое умное, что мы могли бы сделать – это смыться, пусть даже под торжествующие вопли противника. Но тут в наши головы почти одновременно пришла великолепная идея! Под непрерывным огнём противника мы привязали наш резиновый жгут к двум столбам, а из электросварочных электродов стали сгибать рогульки. Изобретение наше оказалось очень грозным, не побоюсь сказать – смертельным оружием. Мы это осознали не сразу. У нас хватило дури открыть огонь на поражение. Мы зацепили электродную рогульку за амортизатор и втроём натянули нашу гигантскую рогатку сколько было сил. Пуск! Рогулька бешено вращаясь со страшным воем понеслась на позиции врага. Было видно, как она буквальна срезала верхушки кустов… А ну-ка ещё! Прицеливаемся по врагу как можно точнее… Выстрел! И снова завывающий снаряд срезает кусты на том берегу. Нет, мы в тот момент так и не поняли, как близки были от настоящей трагедии. Попади наш снаряд в человека – снёс бы голову или проткнул грудь… Ужас берёт сейчас при одной мысли о подобной возможности.. А тогда мы ликовали, враг позорно бежал, поле боя осталось за нами!
      После выигранного боя мы решили поупражняться в меткости и, перенеся нашу «пушку» на стройку, стали стрелять, целясь в солдатскую вышку. Вот только тогда мы и оценили страшную убойную силу нашего орудия. Первая же рогулька воткнулась в доски с такой силой, что мы не смогли её выдернуть!

     Больше мы никогда из этой рогатки не стреляли.