Сапфир соломона

Нина Малышева



САПФИР СОЛОМОНА












2005 год
Малышева Н.
Сапфир Соломона
 Эпизоды из жизни царя иудейского и израильского. (Годы правления 972-932г. до Н.Э.)



В книге на основе известных фактов построен сюжет о времени правления царя Израиля Соломона. Важные события того периода, описанные в Библии и книгах по археологии, легли в основу моего повествования о жизни мудрого и непростого в отношениях людей человека.



Использованы для иллюстрации гравюры на дереве «Соломон строит храм» Юлиуса фон Карольсфельда.

2005 год Великий Новгород

Сапфир Соломона

Моему сыну Ярославу посвящается


















Сородичи
Вот уже несколько месяцев царь Израиля Давид редко выходил из своих покоев. Его кровь остывала настолько, что он не согревался даже в постели. Когда-то крепкое, ловкое, сильное тело истощало, глаза сузились, волосы побелели, плечи опустились; всё напоминало о близкой кончине этого мужественного человека. Для согрева его тела ночами, по всему Израилю искали молодую девушку, чтобы она спала с царём и согревала его холодеющее тело. В городе Сунаме нашли красивую девушку сунамитянку по имени Ависага, которая пришлась по нраву и царю и всем придворным тихим нравом и своим усердием в помощи царю.
Адония, сын Давида и Аггифы, красивый и надменный юноша, очень похожий на своего отца, такой же ловкий, сильный, смелый, он сразу обратил внимание на юную, стройную немного смущающуюся девушку. Его карие глаза следили за легкими движениями сунамитянки. Когда она проносила на золотом подносе кувшины и чаши с яствами для царя, от неё исходил тонкий аромат роз, граната и неповторимой свежести, хотя проходила она на значительном расстоянии от него. Девушка также не могла не обратить внимания на высокого, стройного красавца, но она была в гареме отца, и сын не имел права приблизиться к ней. Адония понимал это, но искал любого случая, чтобы встретиться с понравившейся девушкой. Тем более он сознавал, что пройдёт совсем немного времени и отцу ничего уже будет не нужно. А он старший сын царя должен унаследовать его трон, ведь он сын ни какой-то там прелюбодейки Вирсавии, а достойной женщины, вот тогда он сам выберет себе нужную красавицу, возможно, даже и Ависагу. А пока он наблюдал за нею, легкий ветерок рассыпал светлые кудри волос на его голове, красивым движением руки он поправил пряди, и оглянулся на небольшой шум в одном из проёмов помещения.
В зал входили царские сыновья от других жён. Адония окинул всех взглядом, и не найдя младшего Соломона, обрадовался. Он недолюбливал сына Вирсавии, любимой жены Давида. Этот пытливый мальчик, которого нарекли Соломон («миролюбивый»), имел и второе имя, что дал ему придворный пророк Нафан, Иедидиа, «по слову господа» имена эти, знаки надежды. Они вызывали у Адония тайное отвращение. Сын Вирсавии не ввязывался в их детские шалости, не строил никаких козней старшим, только с большой охотой посещал занятия по различным наукам у пророка Нафана и внимал рассказам бывалых людей. Как всякий сын повелителя, Соломон, как и Адония должен был хорошо понимать, что родители отяготили их заветами, влиянием и возможностями. Адония чувствовал это глубокое понимание у Соломона. Неприязнь к младшему брату была ещё и потому, что Адония любил увеселения, скачки в колесницах, любил вести суды на улицах столицы и других городов, где он бывал. Брат был сущей противоположностью ему. Адония понимал, что и брат может стать претендентом на царский престол. Хотя он плохо в это верил, и поэтому старался, как можно выгоднее представить себя перед людьми, стал чаще бывать в городе. Разъезжал в царской колеснице с дворцовой гвардией с несколькими десятками человек, общался с народом, пытался судить, кого-то поощрять, говоря при этом, что, если бы он стал царём вместо Давида, то судил бы более справедливо. С другими сыновьями отца у него были отношения довольно понятные, он мирно повелевал ими, как и должно было быть приемнику отца.
Его окрикнули, и он поспешил навстречу входящим. Адония не хотел посвящать никого из присутствовавших в зале людей в свои планы сегодняшнего вечера. А от его планов многое зависело, как он полагал. Вся компания молодых людей обступила Адония, и о чём-то посовещавшись, они поспешно покинули зал.
Присутствующие проводили их взглядом, отмечая, что Адония обладает царской походкой, он словно возвышается над всей толпой. Рядом с ним всегда пышная свита. Его гордая осанка, волевой взгляд, всё словно говорило: «Перед вами будущий повелитель, судья». Давид мало вмешивался в то, что старший сын окружает себя пышностью, что рядом с ним командующий ополчением Иоав и священник Авиафар, высший религиозный авторитет. Эти люди вели войны Давида в традиции племенных войн, а Авиафар был еще и хранитель ковчега. Хотя Давид имел к ним веские претензии, но из-за своей немощи об этом молчал, и сына от них не отстранял. В эти дни царь совсем занемог.
Адония с друзьями, братьями и своими сторонниками спешил к источнику Рогель, Змеиному камню, где собралась уже большая толпа людей, и все ожидали Адония. И вот он появился.
-Да, здравствует царь Адония! – кричали люди, понимая, что дни Давида сочтены. И Адония всем сердцем проникся этим признанием. Они праздновали свою победу. Их радость была беспредельна.
А в это время Соломон занятый своими размышлениями, находился во дворце. Он наносил на карту, которая была изготовлена для Давида, какие-то загадочные знаки, что-то промерял, отмечал небольшими предметами условные позиции. Казалось, его совсем не волнует борьба за корону, он не походил ни на своего отца, который сражался за корону, ни на братьев Авессалома и Адония, которые делали всё возможное, чтобы занять трон, вплоть до свержения своего отца. Он вёл себя как-то уж очень спокойно, несмотря на то, что и у него было много почитателей. Его поддерживали израильтяне, ему верили. Может быть, что-то замышляли, но сторонники уже беспокоились за будущее в лице его матери, первосвященника Садока и пророка Нафана. Это при их участии во дворец входила с визитом к Давиду Вирсавия.
Немного полноватая, но ещё приятно красивая женщина в тёмном платье со светлой, расшитой жемчугом накидкой на плечах и голове, с заколотыми на затылке и укрытыми тёмными волосами, она не спеша, подходила к покоям своего мужа.
Вирсавия, женщина, покорившая когда-то царственного Давида в молодости, и сейчас оставалась самой желанной подругой и женой состарившегося царя. У неё была своя обитель рядом с домом Давида, своя прислуга, свои приближенные, друзья и её и её сына Соломона, которого она искренне любила всем сердцем, потому что любила и отца этого мальчика.
Она прошла мимо стоявшей охраны в дверях, отстранила Ависагу и присела рядом с ложем Давида. Царь, несмотря на недомогания, был опрятен во всём. Он лежал, окруженный нарядными подушками в шёлковом синем хитоне, рубашка на теле была чистой и свежей. Волосы причёсаны, усы, борода пострижены и только бледность лица, и худоба рук и тела, говорили, как трудно ему удержать свои силы.
Вирсавия всё это оценила одним взглядом, но даже бровь не дернулась у неё, она хорошо знала своего мужа, нельзя при нём проявлять жалость, не должно быть слёз и истерик. Она взяла его руку в свои ладони, поднесла её к губам и почтительно поклонилась ему.
-Ну- ну, Вирсавия, не надо изводить моё тоскующее тело, ты же знаешь, как я люблю тебя. Сегодня утром я поддался странному чувству, мне на память пришли воспоминания прошлых лет. И первым было встреча с тобой, дорогая.
Ты наклонила ветку граната в своём саду, опускаясь в воду пруда. Твоё тело нежное и прекрасное ласкало солнце, волосы рассыпались по твоим плечам, как волны Иордана, руки скользили по бёдрам и груди, и я залюбовался тобой с крыши своего дома, где я наслаждался хорошей погодой и отдыхал от походов. Мой взгляд просто скользнул по саду и, вдруг, остановился на тебе. Ты помнишь, Вирсавия, как пришла по приглашению в мою опочивальню, как несмело шагнула мне навстречу и замерла в трепетном ожидании. Зачем я позвал тебя, сейчас трудно объяснить, что меня толкнуло к этому, но я не мог удержаться, чтобы не овладеть тобой. Ты влекла меня к себе неудержимой страстью.
По моей вине погиб твой муж Урия Хеттеянин. Я хотел скрыть от него наши с тобой ночи, твою первую беременность от меня, но Урия был, смел и умен только в битве, в таких делах он оказался непонятливым, и пришлось послать его на самые рискованные сражения, где он и погиб.
После чего ты стала моей женой, моей лучезарной Вирсавией, ты опьяняла меня своим телом, как пьянит победа в бою. Но после тяжких боёв не к Мелхоле, моей первой жене, дочери Саула, стремилась плоть моя и душа моя, а к тебе.
Знала ли ты об этом?
-Да, мой царь, твоя раба всё знала. А когда умер наш первый младенец, сколько слез, мы с тобой пролили. Мы просили нашего Бога простить наши грехи и даровать нам наследника. Так и случилось. Бог послал нам ещё детей, но второй наш сын, Соломон, моё любимое дитя. Помнишь, как Нафан нарёк его двумя именами Иедидиа и Соломон, согласно нашей мудрой древней вере такое благословение сильнее проклятия, и мы с тобой молили, чтобы бог простил наше прелюбодеяние. Имя Иедидиа должно было очистить нашу преступную страсть, усмирить её и преодолеть злую судьбу нашего сына. Он должен был устранить с нас вину и снять наказание. Я люблю Соломона и тебя, дорогой.
Вирсавия ниже склонилась к изголовью Давида и сказала: «Господин мой царь! Ты клялся рабе твоей господом богом твоим: «Сын твой Соломон будет царствовать после меня, и он сядет на престоле моём». Ты не забыл своего обещания, мой царь?
-Нет, Вирсавия, не забыл. Соломон достойный сын, и он будет после меня на престоле моём.
-Но, царь, все говорят, что Адония уже воцарился на престоле, а ты и не знаешь об этом? Он заколол множество волов, тельцов и овец, и пригласил всех сыновей царских и священника и Иоава. Соломона же, раба твоего, не пригласил.
Вирсавия лукавила, Адония пировал с друзьями, но провозгласить себя царём пока ещё не дерзнул, ходя Иоав и верховный жрец Авиафар хотели именно этого. Они готовили юношу к захвату власти, вокруг него разгорались страсти, плелись интриги. Он старший сын, царствовать ему, куда там Соломону до него, Соломона меньше любит народ, он несмел, хотя умен, но сможет ли он управлять Израилем? Сторонники Адония сомневались не столько в способностях Соломона, сколько в возможной потере своих позиций при нём. В спокойствии Соломона было что-то невероятно сильное, что настораживало, отгоняло от него сторонников Адония.
Вирсавия догадывалась об этом, но с горечью говорила Давиду, что Адония уже царствует, а Соломон отвергнут. «Но ты, господин мой, царь, и глаза всех Израильтян устремлены на тебя, чтобы ты объявил им, кто сядет на престоле господина моего царя после него. Иначе, когда господин мой царь почиет с отцами своими, падёт обвинение на меня и на сына моего Соломона.
В покои тихо вошёл пророк Нафан. Он подошёл с поклоном к царю. Вирсавия с мольбой в глазах посмотрела на него. Нафан сел рядом с Вирсавией и начал свой разговор с Давидом с наречения его сына двумя именами.
-Давид, твой сын был провозглашён царём после тебя ещё при рождении, так как был наречён двумя именами. Так должно быть, если следовать нашим традициям. Имя - не пустой звук, в его имени скрыта великая сила. Потом на стороне Соломона влиятельные люди во главе с верховным жрецом Садоком, также и отборные части армии с ним, а именно старая гвардия соратников твоих (шестьсот человек) и оба отряда филистимских наемников. И я поддерживаю его и верю в него.
Какое-то время Давид безмолвствовал. Вирсавия с великой надеждой устремила на него свои дивные глаза. Его рука дрогнула в руках Вирсавии, и он сказал: «Жив Господь, избавлявший душу мою от всякой беды! Как я клялся тебе Господом, Богом Израилевым, говоря, что Соломон, сын твой, будет царствовать после меня, и он сядет на престоле вместо меня, так я и сделаю сегодня. Возьмите с собой слуг господина вашего и посадите Соломона, сына моего, на мула моего, и сведите его к Гиону. И да помажет его там Садок священник и ты, пророк, в царя над Израилем, и затрубите трубою и возгласите: «Да живёт царь Соломон!». Сказав это, Давид обессилено отвернул голову к стене. Казалось, он был погружён в глубокий сон. Но через минуту он вновь обернулся к Нафану и Вирсавии, и тоном, не терпящим возражения, приказал: «Не медлите, ступайте, исполните моё повеление! Потом проводите его назад, и он придёт и сядет на престоле моём, и будет царствовать вместо меня; ему завещал я быть вождём Израиля и Иуды».
Нафан помог, Вирсавии подняться, и они вместе со слугами поспешно вышли.
Слуги вывели царского мула, Вирсавия послала за Соломоном. Но тот был недалеко от них, он знал о посещении матерью Давида и ожидал её появления. Ему не терпелось узнать, как там отец, но мать ухватила его за рукав одежды и приказала ему.
-Сын мой, быстро садись на мула, ты поедешь к Гиону, там тебя помажут в царя, торопись, так повелел отец твой, царь Давид.
Спешно зовут рабов и отправляются к источнику Гиону, в начале южной части города, не так далеко, как Змеиный камень. Спешат все; и придворный пророк Нафан и главнокомандующий армиями Ванея, предводитель телохранителей Давида и священник Садок.
Священник Садок и Ванея, сын Иодаев, и Семей, и Рисий и сильные Давидовы добрались до Гиона раньше и уже поджидали прихода Соломона. Садок взял рог с елеем из скинии и помазал Соломона. И затрубили трубы, и весь народ восклицал, радуясь: «Да живёт царь Соломон!»
И все провожали Соломона до дворца Давида, громко играя на свирелях, танцуя и веселясь. Взойдя на высокое крыльцо дворца, Соломон поклонился всему народу, матери своей и поспешил к отцу в покои. А там уже слуги царя пришли поздравить его, говоря: «Бог твой, да прославит имя Соломона более твоего имени, и да возвеличит престол его более твоего престола». И возликовал царь Давид. И когда вошёл к нему сын любимый, Давид протянул к нему руки: «Сын мой, увидели очи мои тебя на престоле моём, будь твёрд и мужественен. Храни заповеди бога нашего. Суди народ справедливо, защищай бедного, не дозволяй беззакония, умножай мудрость свою. Иди, воссядь на престоле моём, теперь ты царь Израиля».
Адония в это время ещё пировал. Возле «Змеиного камня», практически, был военный совет, где были верховный жрец Авиафар, многие вожди северных племён, Иоав и люди, которые поддерживали его. Адония чувствовал всей своей плотью приближение торжества. До него донеслось ликование народа; гремели трубы, звенели лютни, раздавались громкие возгласы. «Что там такое, неужели меня провозгласили уже царём?» - обратился он к Иоаву.
-Давай послушаем, что они кричат, - прошептал ему в ухо Иоав. Но, вдруг, лицо Адонии побледнело, он услышал: «Да живёт царь Соломон!»
-Нет, не может быть этого,- простонал он. Но окружающие его люди уже разбегались по сторонам, кто куда. Он тоже побежал, ища убежища, в храм, ухватился там за жертвенник и ждал. Вскоре, к нему пришли младшие его братья и сообщили ему, что Соломон обещает пощадить его, Адония, если только он снова не будет покушаться на престол.
-Я не покушался на престол, я наследник престола, старший сын царя, почему воцарился Соломон, почему я должен смирятся перед сыном Вирсавии, - гневно произносил уязвлённый Адония. Но, немного придя в себя, он возвратился во дворец, поклонился новому царю, и казалось, успокоился.
В скинию побежал и Иоав, сторонник Адония, его охватила великая паника. Всё тело содрогалось, мысли путались. Наконец-то он добрался до скинии, ухватился за рога жертвенника в большом смятении и с надеждой, что теперь он спасён. Жертвенник с давних пор считался убежищем, нельзя было совершать в нём расправу. Человек чувствовал там себя под защитой.
Но Соломон уже приказал Ванеи убить Иоава, и за то, что тот был на стороне его брата и за то, что не доверял ему, как и Давид. Ванея переспросил царя: «Исполнить твою просьбу, царь, Иоав в храме, у жертвенника?»
-Да, Ванея, исполнить, это для покоя царству нашему.
Давая такое распоряжение, Соломон поспешил в тронный зал дворца. Подошёл к креслу, в котором царствовал Давид, присел в него. Потрогал руками подлокотники, они были из тёмного дерева и покрыты небольшими коврами красного цвета с кистями, задумался. В это время вошёл слуга и пригласил Соломона в покои отца. Соломон поднялся, обернулся ещё раз на возвышающееся кресло, потом его взгляд скользнул куда-то вверх, словно он что-то видел особенное там, наверху, и поспешно вышел вслед за слугой.
-Ты звал меня, мой царь? - вежливо спросил вошедший Соломон.
-Да, сын мой, звал. Присядь возле меня. Сын мой, мне уже осталось мало времени видеть этот мир, скоро я отойду к своим праотцам, и вот что я хочу тебе сказать. Открываю уста свои сокрытые для других перед тобой, чтобы ты разделил со мной мои заслуги и умножил их. Чтобы мой дух отваги и мужества передался тебе.
Мальчиком я был пастухом, играл на свирели, арфе, трубе, сочинял свои куплеты и пел их, потому что не петь я не мог. Звали меня Эльханан, природа наградила меня легкостью стана, ловкостью, бесстрашием и мудростью. Гоняя стада по земным просторам, я научился выбираться из сложнейших ситуаций. Люди заметили мои способности, они стали прислушиваться ко мне, тяготеть к моим речам, вскоре я стал их вождём. Это они дали мне прозвище Давид, что и означает вождь. И я стал им, потом царём над всем своим народом, я покорил многие племена, захватил их земли, я поставил законным верховным жрецом с резиденцией в Гаваоне, в северном Ханаане Садока. В Иудеи назначил верховным жрецом своего друга и советника Авиафара. Без их помощи мне трудно было удержать в повиновении северные племена и Иудею, которые враждовали меж собой. Но когда я объединил свой народ, верховный жрец должен был остаться один, меня мучил вопрос, кто будет главным, тогда я обратился к своему Богу Яхве, молил его о ниспослании мне правильного решения. Бог дал мне совет оставить двух верховных жрецов и Садока и Авиафара. Первый оставался, верен мне во все времена мои, второй со временем начал строить козни за моей спиной, он вошёл в сговор против меня с Иоавом в поддержке Адония, раньше Иоав принял участие в мятеже Авессалома, старшего моего сына, который хотел разделить Израиль. Мне не удалось наказать этих людей, я был связан с ними дружбой. Ты же, сын мой, не числи их в своих друзьях, устрой кровавую расправу над моими обидчиками. Они могут стать преградой на твоём пути, Соломон.
А вот особую мою благодарность отведи Верзеллию, снабжавшего меня продовольствием, когда покинутый всеми скрывался я в горах от Авессалома, который занял моё место в Иерусалиме. Авессалом вошёл в мой гарем, насиловал моих наложниц, чтобы подтвердить своё право на царскую власть.
Чтобы уберечь страну от раздоров, я нанял наёмников, они разбили войска приверженцев Авессалома. Я просил Иоава пощадить сына, он был мил сердцу моему, но Иоав не выполнил моего наказа. Когда мой самый красивый из мужчин сын запутался своими длинными волосами в ветвях куста, Иоав убил его. Тогда смутился я, вошёл в горницу и плакал, сын мой, сын мой Авессалом! О, кто дал бы умереть мне вместо тебя. Воскипело сердце моё на Иоава и затаилось против него. Со мной остались верные мои товарищи и с ними Верзеллий, они помогали мне и верили в меня. Ты не забудь, обещай мне заботиться о том, чтобы потомкам преданного старика была всегда обеспечена зажиточная жизнь в Иерусалиме и почётное место за царским столом.
Гарем мой передаю тебе, береги Ависагу, груди её, что гроздья виноградные, которые срывать не мне, губы её заря алая, что манит к себе, но не меня. Всё тебе, Соломон, и вот это моё последнее сокровище, дар моего отца, сапфир, синий камень, с которым я не расставался всю жизнь, возьми его. Он, как и серебро, меняет цвет, когда опасность. А вот эту гемму из астерикса цвета алой крови передавали из поколения в поколение наши предки. Посмотри, на ней надпись, видишь?
Соломон никогда не видел большого прекрасного, сияющего всеми цветами радуги, синего камня у Давида, и сейчас он с удивлением рассматривал и его и не менее поразительно красивой геммы, в своих руках.
-Не удивляйся, что не приходилось раньше видеть сапфир, он был зашит вот в этот узелок, что смастерила мне когда-то моя мать. А гемму я не снимал с пальца, но теперь мои пальцы стали такими худыми, что гемма спадает с них. Теперь всё твоё, мой сын. Прочёл написанное?
-Да, «Всё проходит», сказано здесь, - произнёс тихим голосом сын.
-Надень на палец, как подошло, а сапфир не снимай, он оберегает от лукавых людей и от болезней. Теперь я хочу попросить моего Бога, чтобы он даровал тебе свой суд и свою правду. Суди праведно людей божьих и нищих его на суде. Да, принесут горы мир людям и холмы правду.
Я передаю тебе в наследство крупное государство, границы которого простираются от Дамаска до Египта и от Средиземного моря до земель к востоку от Иордана. Умножай границы, украшай города, построй храм господу нашему в Иерусалиме. Вот что тебе сказал я, отец твой, помни об этом, Соломон. Ты восходишь на престол не самолично, а провозглашаешься царём по желанию и воле отца. Так должно быть.
Прошло немного времени, и Давид отошёл в путь земли, и почил с отцами своими, и был погребён в городе Давидовом.
А Соломон готовился к коронации.Столица украшалась, чистились узкие улочки, площадь возле царского дворца выстилалась ветками пальм. К жертвеннику готовились возложить тысячу быков, тысячу баранов и тысячу ягнят.
Двадцатилетний царь выглядел статным юношей, нежная кожа его лица белая и тонкая, не поросшая бородой и усами, подчёркивала молодость. Упругое тело с ловкими руками и мускулистыми ногами было наполнено солнцем, ветром и силой. Вирсавия и Нафан возложили на себя большую часть подготовительных работ. Садок, беседуя с будущим царём в своей резиденции, давал ему наставления.
-Соломон, не думаю, что ты этого не знаешь, но я должен повториться, Давид был суровым и беспощадным правителем, но вместе с тем он был и выдающимся полководцем и царём. Его заслуги в обогащении и укреплении израильского государства бесспорны. Народ Израиля никогда не забудет его подвигов, теперь на тебя возлагается вся тяжесть забот о нашем народе, предстоит многое совершить, чтобы возвеличить славу Израиля. Присмотрись к окружающим тебя людям, что начертано на челе каждого, кто приблизится к тебе при коронации, разумей каждый жест и преподношение. Мне было немного странно, что среди всех интриг возле престола, ты выглядел мирным отступником, но теперь, когда я помазал тебя на престол царём, я уловил сильный твой дух Соломон, и я рад этому.
-Благодарю тебя Садок, ты был верен и дружен с отцом моим, прошу тебя пусть, твоя дружба и верность пребудет и со мной. О своём народе я думаю постоянно, ночи пугают меня своей отдалённостью от них. Глубина мыслей усиливается ночами, тогда обдумываю я пути улучшения жизни и могущества моего народа. Расположить к себе северные племена, укрепить пограничные города, усилить армию. Дел много, замыслов ещё больше, отец мой умер, я должен возвеличить имя его своими делами. Хочу просить тебя, Садок, быть со мной, как был ты с Давидом.
Соломон попрощался с Садоком, во дворце его поджидала мать. С тех пор, как её сын был провозглашён царём, Вирсавия, несмотря на траур по Давиду, обрела царственную походку, в её одежде стало больше лоска и помпезности. Словно её помазали царицей Израиля, а ни Соломона. Она пригласила слуг в комнату, куда позвала сына. На креслах была разложена богатая одежда. Тончайшие ткани белого льна, отороченные белым мехом, были расшиты драгоценными камнями и украшены золотыми застёжками. Хитон был расшит золотыми нитями по тёмно-бордовому цвету, который переливался радужным огнём, вся одежда была столь торжественна, что было боязливо прикоснуться к ней. Все смотрели на это творение рук человеческих, как на что-то посланное небом, да, царь и сам был послан Богом, и одежда должна быть такой, думали окружающие.
Вирсавия показала сыну одежду, как бы говоря: «Посмотри, как тебе подойдёт всё это?» Но Соломон мельком оглядел наряды и только спросил: - Для чего всё это? Я надену самое необходимое, ничего лишнего.
-Соломон, ты царь, на тебя будут устремлены взгляды всего народа, чтобы люди поверили тебе, нужно, дать их глазам увидеть в тебе царя, одежда-часть твоего успеха, поверь мне.
-Может быть ты и права, царица мать, только всё это не для меня, я приму такие одежды чуть позже.
-Но, сын мой, тебя препроводят в святилище, и там бог Яхве возведет тебя на престол, сказав: «Ты мой сын, сегодня я тебя зачал». Мне бы хотелось видеть тебя в дорогой одежде. Также верховный священник передаст тебе диадему и «царский документ».
-Нет, не будет и этого. Чтобы избежать дальнейших интриг и волнений никаких излишних церемоний и торжественности. Только одну церемонию я приму-очищение в Гионе. Так мы решили с Садоком и Нафаном, думаю, и ты согласишься.
-Хорошо, твоё решение противоречит традиции, но видимо, так угодно богу.
На царе при коронации была белая, отороченная мехом и небольшими драгоценными камнями одежда, а на груди блистал ограненный сапфир, дар Давида, теперь оправленный в золото, он был необыкновенно красив. Это царственный камень, сияние от которого было ослепительно велико. Народ радовался молодому сдержанному царю. Соломонова расправа над Иоавамом несколько омрачила восхождение на престол, но народ воспринял это молча.
Соломон с нетерпением ожидал окончания церемонии, он воссел на трон, а рядом был поставлен трон для его матери Вирсавии. Она сидела в нём с достоинством, принимала подарки и поздравления, и гордость за сына была на челе её.
Пиршество продолжалось много дней, народ веселился, ел, пил, а молодой царь, утомленный обедами, пошёл осматривать залы отца своего, где размещались и его жёны и наложницы. Дом Давида не был особо блистательным дворцом. Давиду много приходилось воевать, мирить и подчинять. Строить дворцы, у него не было времени, но и здесь был уют, который создавали слуги и сами женщины. Яркими тканями были обиты стены залов, колонны увиты цветами, в небольших бассейнах благоухали лилии и плавали золотые рыбки. Солнце ласкало днём царственные одры красавиц, ночью легкая прохлада убаюкивала и отделяла их от внешнего мира. У входа в гарем стояли стражники, оберегая сны нежных сокровищ царя. Их ноги бесшумно ступали по дивным коврам, царь не жалел для жен ни нарядов, ни благовоний, ни драгоценностей. Многое из того, что доставалось Давиду от походов, приносил он в дар своим женам. Уставшему телу нужно было успокоение и наслаждение, которое Давид находил среди многочисленных своих жен.
Соломон вошёл в красивый цветник, увитый розами. Нежный аромат заполнял всё пространство, волнуя воображение и освобождая от тревог и забот. Возле круглого фонтана, обрамлённого розовым мрамором, сидело десятка два женщин. Давид любил этих женщин, иначе не стал бы таким расточительным. Здесь были совсем молоденькие женщины и женщины старше, все они, разбившись по группам, задумчиво обсуждали свои сны, вспоминали родные места, мечтали о своем будущем. Увидев царя, все поднялись и склонились в поклоне перед ним. Он прошёлся быстрым взглядом по их лицам, ничто не взволновало его, последней стояла сунамитянка, что согревала умирающего отца. Соломон встретился с нею взглядом, девушка вздрогнула при виде царя, опустилась перед ним на колени, густой румянец залил её лицо, она замерла в волнении.
Молодой царь подошёл к ней ближе, коснулся её чела рукой, скользнул по плечам. Его глаза, спрятанные густыми ресницами, были опущены. Ависага боялась встречи с его глазами, казалось, взгляд укорит её, обвинит в чём-то порочном, она дрожала от испуга и напряженности и ждала его слов. А он молча поднял её с коленей, лицо девушки оказалось рядом с его лицом. Ресницы, прикрывавшие глаза царя, медленно поднимались, приводя в ужас бедную сунамитянку. Но когда глаза их встретились, она чуть не лишилась чувств. Глаза Соломона тёмные, как два агата и глубокие, как бездонные колодцы, проникали в самые глубины её души, они подчиняли и наслаждались своей властью, казалось, что они живут самостоятельно, повелевают неземной властью. Это были прекрасные глаза, но Ависага их ещё не приняла, они покорили её волю, но ни её сердце. Её сердце волновалось при виде высокого красавца Адония, отвергнутого Давидом от престола. Его взгляд хранила она, его страстное желание видеть её, прочла в глазах, блистающих невероятным сиянием человеческих чувств. Она понимала, как раним и как беззащитен сейчас Адония, и хотела помочь, успокоить его, приласкать своими нежными руками. Она несколько раз виделась с Адонием, но теперь их снова разделяла пропасть.
Ависага отогнала воспоминания об Адонии, словно царь мог прочесть её мысли. Человек, стоящий сейчас рядом, был чужд Ависаге, страх порождают его глаза, плотно сжатые губы. А эти руки белые, тонкие и короткие, как у женщины, но довольно сильные, от них хотелось бежать, но куда?
-Мой повелитель, что сегодня привело тебя ко мне; радость твоего вступления на престол, поиск наслаждений, желание поговорить со мной или ты бежишь от усталости, хотя нет, ты ещё слишком молод, мой царь. Я исполню любое твое желание, повелевай своей рабой,- наконец выговорила Ависага, склонив голову, ожидая приказаний.
-Ты любила моего отца, сунамитянка, ты согревала и ласкала его ночами, дарила ему свое внимание и очарование, так что весел и счастлив был он от твоих ласк. Подари мне такую любовь, Ависага, - царь отвёл пронизывающий взгляд, и девушка, успокоенная этим, произнесла тихо.
-Моя любовь к твоему отцу была лишь данью старому человеку, которого любил народ и чтил его, за его доблесть, смелость и мудрость. Я не имела права отказаться от повеления быть рядом с ним. А сейчас не имею права отказать тебе в своих ласках. Если ты прикажешь, я принадлежу тебе, но приказать любить кого-либо ты не можешь. Любит сердце, а над ним властен лишь Бог, но не ты.
-Ты знала другую любовь, кто он, назови его имя, кем бы он ни был, я пощажу его. В этот час я повелеваю. Хочу твоей любви. Нет, постой. Я дождусь того времени, когда ты сама придёшь ко мне, когда время вложит в сердце твоё желание принадлежать только мне, оно придёт это время, так будет.
Не обращая внимания ни на кого, царь повернулся и вышел из гарема. Сейчас ему хотелось только одного; хорошенько выспаться, и он шёл в свои покои, которые так и остались прежними, только добавилась новая обстановка, более дорогие покрывала, подушки, чаши. Так, проходя мимо опустевших залов, к нему пришли мысли об отце, тот перед смертью просил его следовать заветам Господа. В благодарность великую Богу он решил на следующий день принести жертвы и курения в Гаваоне, где был главный жертвенник, ибо не был ещё построен дом имени Господа. Так решил Соломон. И утром отправился он в Гаваон. Там занялся приготовлениями к жертвоприношению с многочисленными слугами и друзьями. Готовили тысячи тельцов, овец и другую живность. Утомившись, уснул на горе высокой царь, и сон его был легок и светел. И во сне явился ему Господь и сказал Бог: «Проси, что дать тебе?» И сказал Соломон: «Ты сделал отцу моему Давиду великую милость, даровал ему сына, которого хотел посадить на престоле его, так оно и вышло. И ныне я царствую вместо Давида, раба Твоего, но я ещё слишком молод, не знаю ни моего выхода, ни входа.
«Даруй же мне сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло, ибо, кто может управлять этим многочисленным народом Твоим».
-И сказал ему Бог: «Я сделаю по слову твоему. Даю тебе сердце мудрое и разумное, так, что подобного не было прежде тебя. И что ты не просил, даю тебе и богатство и славу, так, что подобного тебе не будет между царями, если будешь ходить путями моими, сохраняя заповеди мои».
И пробудился Соломон. И сказал сам себе: «Приношу я жертвы в Гаваоне, на «Больших высотах». Это может вызвать недовольство священников, они считают единственно доступным местом Иерусалим для жертвоприношения. А я считаю, что Божия скиния собрания, которую устроил ещё Моисей, самое подходящее место для жертвоприношения моему Богу.
-Гаваон был хананнейским городом, который сдался царю Иосии без боя, что привело к союзу между жителями города и племенами израильскими. Это хороший знак для укрепления этого союза. Но с тех пор подданные должны были платить дань – деревянными мотыгами и черпаками. Мотыги и черпаки нужны для строительства оросительной системы. Ещё при Давиде на Гаваоне был выкопан в известняке великолепный Гаваонский пруд, на берегах которого сражались две армии- Давида с Иоавом против Авенира и Саула. Теперь стою и размышляю я, Соломон, над всем этим:
-О чём задумался, Соломон? – подошёл к нему с вопросом Нафан, - что волнует тебя, сын.
-На этом месте когда-то развернулось два важных события: мирное и военное между сторонниками Давида и приверженцами Саула. При царе Сауле был нарушен заключенный мирный союз между Иосией и гаваонитянами. «Саул хотел истребить их по ревности своей о потомках Израиля и Иуды».
-Так ты хочешь…
-Я хочу здесь произвести жертвоприношение, этим я смогу укрепить союз с хананеями. На террасах, что пониже, хочу возвести дивные виноградники среди земель этих, оросить земли, чтобы собирать урожай для удовольствия всех живущих.
-Соломон, я считаю, что нужно принести всесожжения и в Иерусалиме, как делали все,- возобновил разговор Нафан.
-Немного позднее исполню и это, чтобы удовлетворить желания твои, Нафан.
После Гаваона в Иерусалиме принёс всесожжения пред ковчегом завета господня и совершил жертвы мирные и сделал большой пир для всех слуг своих молодой царь.
Вскоре уже судил Соломон двух блудниц. У них в одно время и в одном доме родились два мальчика. Один ребёнок ночью умер, его мать заспала его. Тогда, проснувшись раньше другой, она подложила к её груди мертвого ребёнка, а себе положила живого. Когда проснулась другая женщина и увидела возле себя чужого мертвого ребёнка, она стала отбирать своего. И вот их спор.
-Царь, рассуди нас, это мой ребёнок, - говорит первая.
-Нет, это моё дитя, - говорит вторая.
-Ты говоришь, что твоё дитя живое, и ты это же утверждаешь, так?
-Да, господин!
-Принесите мне меч.
Принесли меч судившему женщин царю.
-А теперь рассеките живое дитя надвое и отдайте половину одной, и половину другой.
-Нет, царь, не делай этого, отдай ей живое дитя, пусть оно живёт,- взмолилась одна из женщин, чей ребёнок был живым.
-Нет, пусть не будет ни мне, ни тебе, рубите!
-Отдайте взмолившейся женщине дитя, это её живой ребёнок, она его мать, - рассудил Соломон.
И все слышавшие и видевшие это зрелище прониклись уважением к царской мудрости, и слава о нём с каждым разом только укреплялась. Судил он с великою мудростью, не обижая бедного и не щадя богатого.
Пришли на суд сразу несколько человек. Просили рассудить их. Скопили они хороший доход, хранил его один из них, они доверяли ему. Вот пришли они в город и хотели поделить меж собой поровну, что имели. А товарищ, у которого хранились деньги, сказал, что их у него нет, и при этом прижал к груди своей руку, в которой был увесистый посох. Другие уверяли, что деньги были у него, но стояли от него чуть в стороне, как бы боясь удара этим посохом.
Соломон спросил его: «Ты хранитель денег твоих товарищей?»
Да, я хранил деньги, но у меня, их нет, обыщите мои карманы, подержи-ка мой посох,- и он протянул посох одному из товарищей, чтобы вывернуть содержимое карманов и даже поклялся, что денег у него нет.
Подайте посох мне, - попросил царь. Он внимательно осмотрел посох, открутил объемную головку, и оттуда выпали все сбережения его товарищей, - да, ты прав, в это мгновение у тебя действительно не было денег, ты передал их товарищу. Разделите вашу добычу, как вы считаете нужным.
К вечеру судейские дела несколько утомили царя, и он решил дать немного отдыха и телу и мыслям. Соломон направился в свои покои, но, увидев среди придворных в зале своего друга Завуфа, он остановился и подозвал его к себе.
-Завуф, распорядись, чтобы приготовили мне расслабляющую ванну, пусть подадут мне новые одежды, освежат моё тело. Я хочу принять на своём ложе одну из жён гарема отца. Приведи мне филистимлянку Заиру, хочу увидеть её танец, пусть будет музыка, - вкрадчиво сказал царь.
В этот вечер Соломон не долго пробыл в залах, приняв освежающую ароматную ванну, он поспешил насладиться обществом молоденькой, гибкой и тонкой Заиры. Войдя в свои покои, он улёгся на софу, которая была покрыта изумрудного цвета покрывалом, ему подали напитки, сладости, орехи, зазвучала музыка. И вот открылись двери, откинулся тяжёлый занавес его покоев. В них неслышными шагами скользнула легким облаком розовой вуали, звеня браслетами и цепями, темнокожая, с распущенными кудрявыми волосами, танцовщица. Она медленно скользила по коврам, подходя ближе к царю, который пристально наблюдал за её движениями. Было что-то неземное в плавном движении её рук. Гибкая спина касалась бёдер, плечи наполнились быстрыми движениями. Танец был настолько стремительный и зажигательный, что вскипела кровь молодого царя, и он, поднявшись с одра, подхватил девушку, закружил вокруг себя, потом, остановившись, опустил филистимлянку на ковёр и остудил её жар своими поцелуями. Страстная, пламенная в танце, Заира увлекла в свои пылкие и не менее страстные объятия юного царя. И слились тела под звуки тихой музыки, и ласки царя были сладки и приятны девушке, и щедро одарила она его своей любовью. Как молча вошла она в его покои, так же молча и вышла из них, не проронив ни слова. Только при слабом свете покоев сияли дивными звёздами глаза её, да руки обвивали шею и голову Соломона, да гибкий стан девушки наполнял его неиссякаемой энергией пленительного чувства.
Опустело ложе, сквозь легкие занавеси в проёмах окон проникали первые лучи солнца, щебетали птицы свои извечные напевы, свежий утренний ветерок бодрил и пробуждал смеженные под утро очи царя. Соломон потянулся, раздвинул занавеси, и его лицо озарило чудное сияние наступающего дня.
-Новый день. Вчера он был новым по отношению к прошедшему. Сегодня он новый по отношению к вчерашнему, и так до бесконечности, - подумал царь, - какова временная грань жизни? Определима ли она человеком? Я занял трон отца моего, ещё не чувствую силы словам и делам своим. Как заставить слова и дела быть сильными? С чего начать день такой лучезарный, с такой многообещающей мирной тишиной.
Нужно созвать моих сторонников, обсудить важнейшие дела ближайшего времени.
Завуф, - крикнул царь своего друга, - пройди в соседний зал, ты будешь, нужен мне сейчас.
Через малое время Соломон уже входил умытым и по дорожному одетым в соседнюю комнату, где его поджидал Завуф и находились слуги.
-Здравствует царь мой! – воскликнул Завуф и поклонился глубоким поклоном.
-Здоровье другу моему, - отвечал царь. – Завуф, собери совет обсудить наши действия. Я буду ожидать всех в большом зале.
-Как прикажешь, мой господин, - и Завуф поспешно покинул комнату.
.В большом зале собрались в ожидании царя военачальники; Азария, сын Садока священника; Елихорев и Ахия, сыновья Сивы, писцы; Иосафат, сын Ахилуда, дееписатель. Также были там Ванея, сын Иодая, военачальник, Садок и Авиафар священники. Азария, сын Нафана, который был назначен начальником над приставниками, жестокий, злобный человек, а другой сын этого священника Завуф, был другом царя.
Были здесь и Ахисар-начальник над домом царским и Адонирам, сын Авды ведущий податями.
Все они стояли в большом зале, ведя беседы группами. Старшие отошли в дальний угол, более молодые теснились ближе к престолу царскому, оставаясь на почтительном расстоянии от него. Когда вошёл Соломон, все смолкли и устремили свои взгляды на него. Только Садок и Авиафар ещё некоторое время продолжали свою беседу, повернувшись лицом к царю.
Соломон прошёл образовавшимся среди людей проходом к престолу, поднялся по ступенькам и сел.
-Я пригласил вас всех сюда, чтобы развеять ваши сомнения по поводу моего решения, придать смерти Иоава. Я не хочу, чтобы зловещая тень пала на моё имя. Иоав предал решение Давида, потерпел поражение на стороне Адония, этого достаточно, чтобы он получил то, что заслужил. Не было гарантии, что у него не будут ещё попытки свергнуть правителя, поставленного рукой Давида. Отец просил меня выполнить его последнюю волю, отомстить Иоаву за убийство соперников Авенира и Амессая. Авенир встал на защиту Давида, а Амессай-сын сводной сестры Давида, - Соломон закончил фразу и обвёл глазами присутствующих. Все одобрительно молчали.
-Тогда обсудим ещё ряд вопросов.
Следующим будет вопрос об укреплении наших городов и разделения Израиля на уделы. Эта задача сложная, необходимо полное обследование всех пограничных городов. Азария, Елихоре, Ахия, поручаю вам объехать поселения, собрать все данные о них, о состоянии укреплений и наличии продовольствия. Особое внимание обратить на Мегиддо, Асор и Гезер, а также на все наиболее удалённые рубежи.
Азария и Авда вам поручаю вместе с Завуфом составить по тем описаниям разделение Израиля на уделы.
-Для чего уделы, царь, не нанесет ли это большой вред перемирию наших племён. Давидом были установлены неплохие порядки, мы в них вжились, а ты предлагаешь разделения, не боишься таких новшеств, и что это будут за уделы - строго произнёс свою речь Авиафар.
Среди людей возник небольшой шум, со стороны, где стоял Авиафар он был несколько сильнее. Но слова произнесённые священником волновали всех, и стоящие рядом с ним раньше смогли на них отреагировать. Соломон поднялся с трона, сошёл в зал, из приготовленных для него слугами небольших плиток стал выкладывать какие-то строения. Все сгрудились вокруг него. А он продолжал выкладывать плиты молча. И вот среди непонятного расклада, вдруг, стало проявляться четкое распределение участков.
-Большая табличка-Иерусалим, к югу - Иудея, севернее Гезер, Сихем, Галаад, Амон, Мегиддо, Асор, Аргов, Гессур и другие. Это – Израиль. Но почему его необходимо разделять? Вот первый удел, - показал царь рукой на территорию к северу от Иерусалима, - он охватывает горы Ефрем, где спокон селились сыновья Иосифа Ефрем и Манассия. У них большие сытные стада, хорошие пастбища, дальше идут уделы хананейских городов государств.
-Но, царь, хананейские города не присоединились к нашим племенам, они держаться особняком, - возразил Ахия, сын Сивы, писец.
-Да, всё так, но они подчиняются царю. Я уважаю их территориальную принадлежность, это ещё доизраильские города государства Беф-Шемеш и Шаалбим в долине Аиялон, что юго-западнее Ефрема. На эту территорию претендовало племя Дана, но города остаются ханаанскими, и я не изменю их прав.
Ко второму уделу будет принадлежать и средиземноморская территория с гаванью Яффа, очень важный для нас объект. Ну и так далее. Остальные уделы мы обсудим после ваших описаний.
-Назови хотя бы ещё несколько, царь, - нетерпеливо произнёс Ванея, военачальник, - как дальше произойдет деление.
-К третьему уделу, я думаю, отойдёт территория с севера к Ефрему. Город Сохо, что находится на выходе из долины Набла, - царь передвинул табличку в сторону от Ефрема, - к третьему примыкает четвёртый удел «Возвышенность Дора», что севернее Сохо. Дор- хананейская гавань, это богатые области. Если правильно распределить сборы податей с этих уделов, то можно усилить рубежи нашего государства и обеспечить жизнь двора. Двенадцать месяцев в году, на каждый удел по месяцу сбора, с этим согласны?
-А, как ты поделишь Иудею? – не унимался Авиафар, - ведь она всегда стояла особняком, Давид с трудом объединил север и юг Израиля.
-Ты прав, Авиафар, Иудею не будем разделять, но и с неё будем брать подати, и её сыны будут охранять границы нашего государства. При разделе на уделы речь не только о сборах податей, эти территории необходимо использовать с большей выгодой для живущих там людей. Прорыть сеть оросительных систем, посадить виноградники, обработать большие поля для ячменя, пшеницы в плодородных долинах, больше выращивать льна, для тонкого полотна. Наши люди едят в основном фасоль и чечевицу, добавляя фрукты и овощи, нужно разнообразить их стол. Вы с этим согласитесь?
Соломон не стал продолжать это обсуждение. Но он обратил внимание, как при его словах на лицах людей появилось изумление: «Как молодой царь мог так быстро и так много узнать о своей земле, всех городах и об отношениях племён». Возникло невольное уважение к его предложениям и словам. Дальше шло обсуждение войсковой повинности, о готовности армии; во всех вопросах Соломон уверенно и спокойно ориентировался. Соломон обучался, как и все царские дети, да и не только царские, в школе, где уроки давал сам Авиафар и Нафан, а также другие наставники. Конечно, впитывали в себя знания и мудрость каждый по-своему, но каков сосуд, такого и наполнение его.
Авиафар обладал хорошими знаниями, умел наставлять юношей на свершение доблестных дел, но и ему было свойственно ошибаться.
Не было у Соломона глубокой ненависти к Авиафару, хотя тот и вступал с ним в спор, но священник примкнул к Адонии и должен понести наказание, дольше царь ждать не мог, сейчас нужно всё покончить. Авиафар постоянно противостоит всем рассуждениям Соломона, что мешает царю. И сказал царь священнику Авиафару: «Ступай в Анафоф, на твоё поле; за то, что ты предал меня с Адонием, ты достоин смерти, но я не умерщвлю тебя в настоящее время, ибо ты носил ковчег Владыки Господа пред Давидом, отцом моим, и терпел всё, что терпел и отец мой».
И удалил Соломон Авиафара от священства и поставил вместо него Садока, который был другом отца, и оставался другом Соломону.
После обсуждения Соломон попрощался со всеми и покинул зал. Ему сейчас очень хотелось быть рядом с нежной женщиной, которая своей лаской и тихим говором успокоила бы его разгорячённый мозг, но не хеттеянку, не филистимлянку, а ту, которая не принимает его, Ависагу.
Навстречу ему по коридору шла Вирсавия. Её взволнованное лицо было обращено к нему.
-Что привело мою матушку в такое волнение? – произнёс Соломон.
-Выслушай меня, Соломон! Понимаю, что день твой был трудным, не отниму много времени твоего, я с просьбой от Адония, брата твоего.
-Что же такое поспешное случилось у моего брата, он надумал путешествовать в дальние страны или встретил красавицу и решил жениться, так моего согласия не нужно на это.
-Ты как раз угадал. Адония не думает путешествовать, он просит в жены Ависагу из гарема твоего отца, Соломон. В гареме много молодых женщин, и я думаю, не будет большой беды в том, что одну из них ты отдашь в жены брату, который преклонился пред тобой, как пред царём, мой сын. Да и тебе следует подумать о жене, чтобы укрепить престол свой.
-Я подумаю, над этим, моя дорогая Вирсавия. А теперь, я хочу побыть один, ты тоже иди отдыхать, день и у тебя был нелёгким. Иди с добром, приятных снов тебе.
Он поцеловал мать в высокий лоб и проводил её до дверей.
В проём окна было видно небо, Соломон подошёл ближе к проёму, вглядываясь в темноту ночи, и мысли его обратились к Богу: «Благословен Ты, Господи! Научи меня уставам твоим. О заповедях твоих размышляю, и взираю на пути Твои. Как мне поступить с братом моим? Если отдам я ему Ависагу из гарема моего, ту самую нежную и светлую женщину, о которой сам мечтаю, как моё сердце рассудит такой шаг? Её голос – рокот горного ручейка, глаза её блестят вот такими же звёздами, как на небе Твоём. Всё моё существо волнуется, когда вижу эту женщину.
Но, если брат любит Ависагу, если для него она – суть жизни, что тогда? А, если это коварный шаг моего брата? Женившись на женщине из царского гарема, он тем самым открывает себе путь к престолу. Тогда жена его, жена царя, и он им может стать. Вот какой ход. Адония коварен, злобен и тщеславен, не любовь движет им, нет, его влечет власть, ему нужна корона. Не должен быть престол отца втянут ещё раз в интриги, прошу у Тебя, Господь, мудрости, - Глаза царя искрились звездным огнём, лицо пылало, он отошёл от окна, крикнул слуг и приказал позвать Ванею, - Брат не должен помешать в преобразовании Израиля, которое задумал Соломон. Не может отнять у него и любимую Ависагу. Она жена Соломона и не будет женой Адонии. Всё разрешится завтра.
Царь опустился в кресло и задумался: «Скоро праздник Пасхи, его отмечает весь израильский народ в память о выходе из Египта, съедутся гости в дом Давида, теперь уже мой дом, нельзя омрачать события этих дней, но как поступить с Ависагой и Адонием?
Мы два брата любим одну женщину, а кого любит она, кто милее сердцу её?
 
ГЛАВА ВТОРАЯ
АВИСАГА
Я дочь Израиля, одна из жён царя. Соломон-царь, я его жена. Склоню перед ним колени свои и смиренно попрошу простить меня за недавнюю дерзость. Пусть не так красив он, как Адония, но он властелин, в его руках будут радости и страдания жён гарема. Если мила я сердцу Соломона, смирюсь с такой участью.
Маленькой девочкой мечтала увидеть бескрайнее море. Отец рассказывал, как убаюкивают волны, как шелестят они по прибрежным камням и убегают, захватывая песчинки, мелкие камни, а порой и людей, если большая волна. Волны то спокойные, то свирепые, их гонят порывистые ветры к берегам, а на берегу стояла бы я в ожидании чуда. Какого чуда, я и сама не знаю, может быть, ждала бы корабль или лодку, с которой сошёл бы на берег мальчик, такого же возраста, как я. И мы с ним бегали бы по песку, камушкам, плескались бы в воде, и длилось бы это очень долго. А когда я повзрослела, стала ловить своё отражение в воде, - какая я? Так ли хороша, как мои подруги, волосы мои темны и кудрявы, руки тонки и белы, ноги стройны и быстры, серна ли я? Но таких минут было немного, я помогала в доме матери, дел было достаточно, но руки свои я берегла, не укалывала их, кожа была нежной, бархатистой, словно заранее знала, что этим рукам ласкать кудри царского сына, но которого?
Моё платье богато расшито сияющими нитями, подарок царя, на перстах моих кольца, в ушах роскошные серьги, на груди золотая подвеска в виде растущей луны. Красива ли я сейчас? Не знаю. Хочу вновь увидеть раскрытые глаза Соломона, не робость хочу испытать, а признание, моё признание быть его женой. Но Соломон не приглашает меня, да и другие жёны скучают, вот только одна танцовщица ему дарила ночь, а мы, не обласканные даже взглядом, ждём, когда взойдёт солнце, чтобы порадоваться дню, затем ждём ночь, чтобы замирать от ожидания шагов, но нет шагов.
Моя душа смирилась, сердце моё волнуется от имени царя Соломона. Это его прославит народ, Это он воспоёт моё имя, если только принесу ему свою любовь. Приди, мой повелитель, я жду только тебя. Успокою разгорячённую кровь, убаюкаю ласковой песней сон твой, прижму голову твою к своей груди и обниму её, и заблужусь пальцами в волосах твоих, и буду пить мёд слов с уст твоих, мой царь. А ты обнимешь мои плечи, распустишь мои волосы, напоенные ароматом лаванды и розы, мы унесёмся с тобой в иной мир, подальше от земли нашей, в нём мы будем любить друг друга, мой Соломон, этот мир называется миром блаженства.
Я закрываю дверь в мою обитель, никто не подходит к ней, раскрываю окно и обращаюсь к небу. Оно спасительно для нас, одиноких жён, мы каждый вечер любуемся звездами, не говоря об этом, друг с другом. Мы становимся ревностными, завистливыми, хотя к чему всё это? Наш дворик прекрасен, но лучше бы свободное поле, где ветер гуляет, где вздумается ему, где пасутся стада, распускают ветви виноградники, протянешь руку, и в ней пряная кисть спелого винограда, не принесенного слугой, а сорванная тобой. Уберу сегодня свои волосы диадемой с синими камнями, как у Соломона на груди синий сапфир. Накину облаком сияющее покрывало на своё гибкое тело, возьму в руки арфу и заиграю музыку сердца своего для тебя, царь. Спрашиваю себя, в чем счастье? Жизнь в гареме царя без его любви, слепая покорность. Любить царя – вечная боль, страдание за его неудачи, а удачи тоже несут нам порой страдания. Но для меня стало счастьем видеть радостные глаза царя. Короткое оно - счастье. Длится всего минуты, сердце наполняется необычайной нежностью, созвучной с восходом солнца. Все тело в трепетном ожидании чего-то необычного, волнующего, в нем полет и необъяснимые желания. Мои плечи, руки, волосы ждут ласк. Только не знаю Соломоновых ласк, было лишь касание рук его к щеке моей. Говорят, что девушки целуют ноги ему, не по просьбе, нет, от наслаждения.
Но, тише, я слышу шаги, чьи шаги?
 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЗАКОНЫ
-Поднимись мой Израиль, над всеми странами поднимись, чтобы все услышали тебя, страна моя, чтобы всем хотелось взглянуть на твои чудеса, на богатство народа твоего. От края и до края хочу видеть в цвету землю свою, красивых женщин, собирающих зрелые плоды, сильных мужчин, пасущих стада на горах твоих, земля моя. Авиафар и Адония хотели помешать моим планам. Авиафара я удалил, а что делать с Адонием, как поступить с братом?
Ахисар, - позвал царь, - хочу видеть Ахисара.
Соломон стоял возле стола, где на блюде лежали спелые плоды винограда, инжира, рядом обдавая нежным ароматом, возвышалась горка лепешек, сдобренная мёдом и маслом. В кубках искрилось молодое вино.
В зал вошёл Ахисар.
-Звал меня, государь мой? – входя, произнёс Ахисар.
-Звал. Прошу тебя привести ко мне Ависагу. Только без насилия, попробуй по-доброму, я знаю твой суровый нрав, не испугай женщину.
Начальник над царским домом вышел, он не стал отдавать распоряжения другим, хотел исполнить сам. Когда из гарема вывели Ависагу к нему, он склонился слегка перед нею, но, строго взглянув, приказал следовать за ним.
Женщина как была с арфой в руках, так с нею и пошла за молчаливым человеком. Когда он подвёл её к покоям царя, Ависага насторожилась: «Как ей быть, она только что мечтала о встрече с царём, и вот, она возле его дверей, но, что за ними»?
Ахисар подтолкнул её через порог, и Ависага предстала перед Соломоном, боясь поднять на него глаза.
-Вот, государь, привёл женщину, о которой ты говорил.
-Хорошо, ты свободен, пока. Подойди ближе, Ависага. Я не причиню тебе вреда, не обижу тебя словами, хочу спросить лишь, ты отвергаешь меня по причине своей любви к другому человеку, не так ли?
-Нет, мой государь, не так. Позволь мне сыграть для тебя на своей арфе и спеть мою песню, чтобы слух твой проникся звуками души моей.
-Будь, по-твоему, играй и пой, - и полились дивные звуки, которые молили о чём-то, смеялись и плакали, а потом неслись к небесным высям, и их было не удержать.
Девушка склонила голову над арфой, пальцы её метались по струнам, как стая легких птиц, из её глаз падали слёзы, и царь был готов уже броситься к ней и обнять девушку, но в этот момент Соломону доложили, что явился по его приглашению Ванея.
Царь не успел отослать Ависагу в гарем, а Ванея уже входил в его покои, низко склоняясь перед государем и произнося, извиняющимся тоном: «Государь мой, беда случилась с братом твоим Адонием, в его колеснице сломалась ось, и он разбился, упав на камни».
При этих словах из груди женщины вырвался тихий стон, и те слезы, что роняла она только что, словно были по Адонии. Соломон гневно взглянул на Ависагу и приказал Ванеи увезти из гарема девушку в дом, что был построен недавно в царском винограднике в Ваал-Гамоне. Пусть она немного успокоится среди холмов, по которым вьются молодые виноградные лозы, где рододендроны застилают склоны подступающих гор, а в прудах с прозрачной водой купается солнце и отражается вселенная. Не обижу эту женщину, обещал, но пусть покинут на время мои глаза её.
-Хорошо, мой царь. Но, что сказать на совете о смерти Адонии?
-Ничего не нужно говорить, ещё Каин убил Авеля, чтобы начать оседлую жизнь на земле, чтобы строить дома, узнавать ремёсла; так распорядилось небо. Лишь один из нас должен был строить новый Израиль, и небо предпочло меня. Таковы законы выживания на этой земле, не я их выдумал, и не мне отвечать за них.
Ванея и Ависага вышли, проводимые, пристальным взглядом размышляющего царя.
-Так ли поступаю, не будет ли отягощено царствование моё кровью брата моего? Не возмутятся ли народы Израиля?
Я судил двух женщин, у которых родилось два ребёнка, но один умер, и обе хотели оставшегося живого объявить своим ребёнком. И не было свидетелей тому. Но, когда я повелел рассечь ребёнка пополам и разделить меж ними дитя, то взыграли материнские чувства одной из женщин, чей ребёнок и был живым, и взмолилась она. А если бы эти чувства не проснулись бы в ней, что тогда? Я не смог бы отойти от слов своих, и ребёнка принесли бы в жертву Богу, но ему нужна ли такая жертва? И каков бы был я судья? «Каждый судья-это осужденный» Теперь жертва Адония. Могу ли оправдать себя, судить ли себя? А Ависага, стон которой и сейчас в ушах моих, поймет ли она меня и будет ли от неё прощение?
Только минутными могут быть такие размышления, не могу судить себя, нет времени. Здесь не было жребия, как это было при Сауле. Когда израильское войско было в очень трудной ситуации перед превосходящими силами филистимлян, он распорядился о соблюдении поста. Кто нарушит пост, на того обрушится проклятие. Ионафан, сын Саула не знал о таком решении отца и ел дикий мёд. Божественного наказания не последовало. Но Саул решил принять своё «божественное решение», он созвал всех начальников и бросил жребий между собой и Ионафаном. Жребий падает на виновно- невиновного Ионафана, которого сам отец и приговаривает к смерти. И только протест народа спасает Ионафана, а я судил не жребием, а человеческим законом, законом права. Теперь за работу, нужно провести проверку всех описаний, что привезли мне мои подданные о границах и городах моего государства. Определить окончательное разделение на уделы, так, чтобы как можно больше укрепить союз людей разных племён, чтобы не было вражды меж ними, но прибывало понимание. Чтобы племя Рувима примирилось с племенем Ефрема и Манассия, колено Дана стало терпимее к Завулонову и Неффалимову, племя Вениамина примирилось с Иудеей. Но чтобы всё происходило миром и пониманием между племенами. Чтобы не обращаться мне к Эфоду, магическому квадрату из двенадцати чисел и двенадцати слов, над которыми совещались, испрашивая судьбу, священники при помощи терафима, урима и туммима за советом, как это делал мой отец, и как делали левиты, а было бы моё правильное решение.
Сегодня же мои замыслы изложу перед советом, и так же как когда-то Саул расправился со священниками, перешедшими на сторону Давида, так и я отстранил Авиафара от его должности, только Садок останется священником. Оставлю и « суд у ворот», пусть ищущий правду находит её там, в лице старейшины рода. Нужно уважать оправдавшие себя традиционные порядки суда.
До вечера я успею подготовить свои решения, а пока нужно навестить Вирсавию, как моя царствующая мать приняла весть о смерти Адония и о ссылке Ависаги?
Соломон вышел из своих покоев и отправился в женскую часть двора, где находилась в это время его матушка.


 
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Уделы
Совет был уже в сборе, когда Соломон пришёл на него. В его руках был довольно большой свиток, на который все, не отрывая глаз, взирали.
Царь не спеша сел в своё кресло, и предложил выступить Азарию и Авде.
Азарий вместе с Авдой и Завуфом занимались разделом территории по уделам, после поездки по селениям и городам. Азарий подробно разъяснил, какие, где трудности, как обстоят дела с урожаями, где необходимо ввести орошение, прорыть каналы, где не достаёт питьевой воды. Ему было поручено узнать как можно больше о жизни в пограничных районах. И он с этим хорошо справился. Но, когда начался разговор об уделах, он попытался поделить по коленам, что противоречило решению царя, и тогда Соломон развернул свой свиток, и все увидели карту с разделёнными уделами. Священник Садок и все военачальники склонились над картой, молча, наблюдая изображения.
Как и предполагал Садок, Иудея не разделялась на уделы, а весь север был поделён на двенадцать частей. Священник и сам хорошо понимал, что с Иудеей споры плохи, лучше её оставить без изменения, но в тоже время он понимал, так же как и Соломон понимал это, такой шаг, по отношению к Иудее скорее подорвёт авторитет царя, чем усилит его. Но царь только начинает свои преобразования и не следует торопить события. Только вот почему царь объединяет народы с разной верой, правильно ли такое решение?
А Соломон уже назначал приставников по уделам, которые должны были в течение каждого месяца доставлять царю, всё принадлежащее к столу двора, не допуская недостатка ни в чём. Ячмень, солому для коней и для мулов, скот для забоя и прочие поставки согласно спискам должны были поставлять уделы. Приставы были царскими служащими, такими как воины боевых колесниц, конюшие, священники, должности которых передавались по наследству.
Но Соломон учёл при разделе не только территорию, но и возможности данной территории, и там, где удел был мал, такой как Вениаминов, с него и подати били небольшими по размерам. При всём разделении чётко прорисовывалось мирное решение всех вопросов. И люди, которые служили Давиду, продолжали служить и Соломону.
Долгое время обсуждались уделы, в итоге все согласились с царём, признавая мудрость его решений.
Придя к соглашению, Соломон перешёл к вопросу о строительстве храма в Иерусалиме. Когда-то пророк Нафан заявил ещё Давиду, что Яхве, Бог Иудеев, привык жить в шатре и не хочет каменного дома. Но Давид мечтал о строительстве храма, великого дома для Господа.
Тогда войны помешали Давиду воплотить идею в жизнь, но он успел заготовить лес для строительства и драгоценные металлы для украшения храма, он просил Соломона начать строительство, как только тот придёт к власти. Поэтому, когда царь начал свою речь о строительстве храма, Нафан пытался остановить Соломона рукой, как бы запрещая продолжать. Но Садок и военачальники поддержали царя.
-Я хочу построить такой храм, чтобы Богу нашему было в нём достойно находиться. Понимаю и тебя, Нафан, ты поддерживаешь законы Моисея, ты против строительства городов и храмов, но люди осели на землях своих, они строят жилища, покидают ненадёжные шатры, они выращивают пшеницу, ячмень, овощи, фрукты и отходят от кочевой жизни. Храм в Иерусалиме поднимется высоко к небу, возле него будут большие площади для того, чтобы каждый человек мог поклониться Богу, видя перед собой дом его, возносящийся к небесам, - пояснил Соломон.
-Но, царь, где ты возьмёшь столько средств на строительство такого храма, и кто будет строить его?- не унимался Нафан.
-Вопрос твой достоин внимания, Нафан, я много думал над этим. Отец мой оставил неплохое наследство, подати, установленные ещё при нём, идут исправно со всего Израиля. Но есть еще источники хорошего дохода, торговля. Торговые пути проходят через наши земли из далеких стран с дорогими и редкими товарами, а мы ничего не имеем с этого. Пора взимать налоги за прохождение караванов по нашим дорогам. Но подумать нужно и о самих дорогах. Их нужно расчистить, поставить посты для установления порядка на дорогах. На это нужны дополнительные поборы с населения. Мы сами будем пользоваться этими дорогами, а с торговых людей еще и доход будем иметь.
Вот северная наша граница, и что мы здесь видим? Это путь караванов с товаром из Месопотамии в Египет, идёт через наши земли, а что мы имеем от него, практически ничего. Первые доходы: взимать пошлину за прохождение караванов по северным нашим землям. Куда направляются ещё караваны, к морю, вот о чём нужно хорошо подумать, нужен портовый город, нужны корабли.
-Соломон, ты забываешь о наших врагах, на юге египтяне редко когда оставляют нас в покое, да и северные противники не успокоятся, глядя на наше строительство. Я помню, что в наследство тебе досталось сильное и богатое государство, живущее пока в мире и благодеянии, но богатство порождает зависть, а зависть плохо уживается с миром, - заметил Ванея.
-Ванея, в твоих словах, правда. Но с противниками мы постараемся не воевать, попробуем обеспечить мир на границах наших с соседями иным путём, - сказал, вставая с кресла, царь. На следующей неделе, после праздника пасхи, я встречаюсь в Тире с Хирамом, царём тирским, а до этой встречи мои послы поедут к египетскому царскому двору. У фараона Суссакима красавица дочь Астис, руки которой я хочу просить.
Такого поворота событий народ не предполагал, но хорошо продумал царь. И таким приемом сохранения мира он воспользуется не раз за свое долгое правление.
-Царь, а границы наших городов будем укреплять? - не сдавал своих позиций Ванея.
-Да, армия наша должна обновиться, также как и границы вокруг наших городов. Отец мой верил только в пехоту, ему приходилось ездить только на осле, когда все воины наших союзников и противников давно на конях, их конницы манёвренны, быстры и мало уязвимы.
-Ты хочешь создать конницу? Но израильтяне привыкли побеждать пехотой, зачем нам конница, - возмущался Нафан.
-Прав Соломон в данном вопросе, я на его стороне, конница подавляет своей скоростью пехоту, - возразил Ванея.
-А где взять коней?- тихо произнёс Завуф, друг царя.
-Коней будем закупать в Киликии, часть будем оставлять для себя, часть продавать их в Месопотамию и Египет. А из Египта будем привозить боевые колесницы, которыми так славится Египет, и ими тоже будем торговать, - торжественно закончил свою речь Соломон.
-Да! – только и воскликнули Садок и Нафан, - одно слово, молодость!
На этом обсуждение было закончено, царь покинул пределы дворца в сопровождении слуг и отправился вдохнуть ароматы ночной прохлады в соседнюю с дворцом рощу.
Тишина, после шумного собрания, показалась такой глубокой и всепоглощающей, что Соломон на какое- то время забылся в ней. Мохнатые звёзды плескались через ветви деревьев, ещё тёплые камни отдавали свою энергию остывающей земле, и было отрадно и мирно стоять в окружении Богом созданной красоты. Царь запрокинул голову, вглядываясь в бездну мироздания, словно пытаясь разглядеть среди множества звёзд Творца, у которого совсем недавно просил он мудрости и доброты, а сейчас хотел попросить сил, физических и духовных, чтобы воплотить задуманное. Но он пересилил себя, ничего не попросил, только сердцем почувствовал, что Творец рядом с ним, что он поощряет его деяния.
С ветки упала капля росы, скользнула по щеке, оросила шею и побежала дальше по телу, проделывая свой неведомый человеку путь.
- Как же так? Тело моё, я его властелин, могу согнуть его, разогнуть, лечь, бежать. А капля, попав на моё тело, движется, как хочется ей, и я не противлюсь её движению. Так, наверное, и люди могут сосуществовать, не причиняя вреда друг другу. Но бывает ли так среди людей? Капля молча спешит путём своим, а люди говорят. Слова уст человеческих то глубокие воды, источник мудрости - струящийся поток, то становятся губительны сказавшему их человеку. Как определить, что губительно произнесено, что нет, кто друг, кто враг? Но, кто хочет иметь друзей, тот и сам должен быть дружелюбным, бывает друг, более привязанный, нежели брат. Мои старшие братья; были ли они близкими меж собой, или они порождение зла, тщеславия, пороков. Я сын того же отца, что и они, и мне свойственны некоторые их черты. Лишь на мгновение, опередив Адония, я занял престол. Не освобождено моё сердце от пороков, но во мне всё яснее проступает ответственность за свой народ. Вижу и слышу недоверие и смущение в глазах и устах своего окружения, как доказать всем, что хочу сеять добро.
Наши племена враждуют меж собой из-за земель, скота, воды, а я должен усмирить их враждующие нравы. Вот и уделы нарезал так, чтобы не было слишком явного преимущества одного племени над другим. Пусть вместе возделывают поля, пасут скот, веселятся в праздники. Но царя должны почитать, иначе его власть будет ослаблена, колена начнут диктовать свою волю, свои законы, и сами судить будут. Я сужу по справедливости, не обижая ни того, ни другого человека. И осуждённый не чувствует себя глубоко оскорблённым, но видит справедливость решения. Я создал города убежища для людей, гонимых за некоторые преступления. Там они трудятся, разводят скот, выращивают хлеб, создают семьи.
Смотрю на небо, движение легких облаков помогает привести в строгий порядок мои мысли. Сияние звёзд, блеск луны и качание веток; всё это движение, всё, что побуждает нас к размышлению, и что освобождает от излишнего напряжения. Смотрю и на движущуюся воду, на пламя свечи, на падающие и переливающиеся по плечам женские волосы, на искрящиеся в ночи глаза склонившейся надо мной жрицы любви и это даёт полёт мыслям. Жрицы любви, я забыл в суете дня о своих женах.
Ависага в дальнем винограднике, может быть наказание слишком строгое для неё. Хотя жизнь там не хуже дворцовой, за ней ухаживают, я посылаю одежды и еду, на прогулках её сопровождают мои люди, кругом птицы, цветы, поля, что нужно, всё есть.
Только почему моё сердце сжимается от тоски, когда вспоминаю её, почему другие женщины страстные, пылкие, красивые не могут покорить меня. Проходит ночь, и я забываю о той, с кем был. С Ависагой я не был, но мысль о ней не покидает меня. Этой ночью придёт новая красавица, обласкает моё тело, польёт елей на мышцы ног, рук, спину, окурит ароматом трав мои кудри, и я забудусь в объятиях любви и страсти до зари. С зарёю придёт новый день, который поглотит все мои старания, но подарит и новые заботы, новые силы даст утро, и к вечеру ослабнут они. А пока ночь наполняет соблазнами и теснит заботы дня. В гарем, за аммореянкой, женщиной быстрой, гибкой и покорной, без слов понимающей все мои желания, но что желаю я сегодня?
 
ГЛАВА ПЯТАЯ
Встреча
Богатый тирский царь Хирам был связан дружеским договором с Израилем ещё со времен Саула, оставался союзником израильтян и при Давиде. Когда на престол Израиля взошёл Соломон, финикиец направил в Иерусалим посольство с выражением добрых чувств. Хирам умел наладить выгодную торговлю, и он знал, что дружба с Израилем может дать большие выгоды Финикии. Поэтому и Хирам и Соломон искали встречи, чтобы завязать тесные деловые отношения.
Финикийцы были не только отличными ремесленниками, но и опытными купцами. Торговали изделиями своих мастеров из стекла и металла, тканями, которые красили в прекрасный пурпур. Пурпур славился не только в Финикии, но и в Египте и Израиле.
Предложение Соломона о помощи в строительстве храма было принято Хирамом с одобрением. А то, что Соломон намерен строить и свой новый дворец обрадовало его ещё больше. Хирам удовлетворённо потирал руки, он будет поставлять Соломону и ценную древесину и золото, много золота, которое течет к нему по налаженным каналам из страны Офир и Пунт, пошлёт к нему своих мастеров и архитекторов. Такой договор был одобрен обеими сторонами, так как эта сделка обещала быть долгосрочной. Хирам приступал к договорам только после хороших расчётов, выгодных как для него, так и для второй стороны, чтобы не возникло противоречий.
Для строительства храма Господнего в Иерусалиме требовалось много хорошей древесины, которой не было в израильских землях, не было и искусных мастеров-строителей. По обоюдному согласию и был заключён договор, по которому Хирам снабжал бы Соломона кедровым и кипарисовым деревом. Груз будет доставляться по морю в Яффу. Оттуда израильтяне будут перевозить его в Иерусалим. А Соломон обязался платить Хираму ежегодно двадцать тысяч мер пшеницы, двадцать тысяч вёдер вина и двадцать тысяч мер лучшего оливкового масла. Таковой расчёт устраивал и Хирама и Соломона.
Вскоре договор вступит в силу и закипит работа по строительству храма. Для начала нужно было выбрать место под строительство храма.
Место, после долгих обсуждений, было выбрано на Храмовой горе (горе Мория), а для ускорения рубки леса в горах Ливана была выделена большая армия рабочих. Этой армией стали ханаанские подневольные рабочие. Соломон поручил создание армии рабочих Адониру.
Но, чтобы не препятствовали задуманным делам, Соломону нужна была поддержка военных, жрецов, административной верхушки. Этим и занялся до начала строительства царь. Он выделял лучшие земли лояльным вельможам, ставил наиболее надёжных людей во главе войска, о котором он заботился не менее своего отца. Он намеревался укрепить армию, сделать её манёвреннее, на уровне более сильных государств, чтобы видели не только культурный расцвет Израиля, но и его военную мощь. Соломон хотел мира, он был нужен ему для осуществления завета отца по строительству храма. Мир же возможен в случае, когда противник знает, что получит достойный отпор, либо при добрососедских отношениях. Все северные пограничные города задумал царь укрепить хорошими стенами, обновить казармы для воинов, построить конюшни, чтобы пополнить армию всадниками и колесницами.
Из Египта вернулись послы с доброй вестью. Царь Египта Суссаким согласен на брак своей дочери Астис и царя Израиля Соломона. При этой вести весь двор пришёл в восторг, и вскоре эта весть облетела все города Израиля. Свадьба была назначена на время, после сбора осеннего урожая. А пока обе стороны готовились к этому важному событию, изыскивая для себя как можно больше выгоды из этого брака. Для египтян – это мирные границы на юге страны, хорошая торговля с Израилем, а через него и с другими восточными государствами на более выгодных условиях.
Соломон через этот брак одерживал также очень важную победу, женившись на дочери фараона, он получал в приданое большое состояние, захваченный египтянами у филистимлян город Гезер, безопасность южных границ, что давало израильтянам спокойную жизнь в этом пограничном районе. Люди могли заниматься мирным трудом, засевать поля, выращивать виноградники, строить города.
Обрадованная хорошей вестью мать Соломона, Вирсавия, наконец-то взялась за приготовления к свадьбе, о которой так мечтала, но не знала, кто же будет избранница. Вирсавия давно поняла, что сын обходится без её наставлений, что его мудрость превосходит мудрость прежних правителей, и женщине отводится место только матери, но не властительницы или советчика. Она с радостью окунулась в работу по подготовке к свадьбе.
Слухи о богатстве и красоте Астис доходили и раньше до Вирсавии, но она никогда не видела её, теперь же с нетерпением ждала того часа, когда прибудет свадебный караван. До прибытия невесты оставалось ещё время, и женщина давала многочисленные наставления слугам по всевозможным переделкам в доме. Комнаты украшались красивыми коврами, стены драпировались нежным шёлком, колонны украшались цветами, в небольших углублениях в стенах ставили красивые высокие вазы, приобретённые у купцов из Индии и Китая.
Если при коронации Соломон не стремился иметь роскошные наряды, то сейчас, спустя некоторое время царствования, он изменил своё прежнее отношение к вещам. В его одежде появились великолепные плащи, накидки синих, изумрудных и пурпурных цветов, с встроенными в ткань драгоценными камнями. Пурпурные ткани покупали у финикийских купцов. Появилась корона, богато украшенная, яркие хитоны и рубашки. В этих нарядах он становился величественнее, царственнее.
Вот и сейчас пурпурный плащ покоился на крепких плечах молодого царя, облегая стройное крепкое тело. Мускулистые ноги ступали по земле с таким напором, что казалось, он идёт на сражение со львом, а не решать судьбы своего народа. Тяжёлая золотая цепь с большой звездой спускалась с шеи на его грудь, в середине звезды был встроен синий сапфир, подарок отца. Камень сиял при попадании солнечных лучей настолько сильно, словно было озарение небес, но это был только камень из чистых вод Индии, и Соломон очень дорожил им.
К свадьбе царь заказал множество красивых одеяний, ему нравились благовония, масла, украшения, и всё это доставляли. Богатство двора не скудело, многое приобреталось, обменивалось, продавалось. Подати сбирались регулярно. Торговля развернулась так успешно, что царь мог позволить себе роскошь двора, к которой он уже привык. Ему хотелось увидеть Астис. Он пытался представить невесту, отдаваясь во власть раздумий в свободные минуты отдыха, но её образ всякий раз начинал совпадать с образом Ависаги.
-Что с Ависагой, - он не забыл о ней, но не видел продолжительное время, - Виноградник, наверное, уже зазеленел среди холмов, даёт ли он плоды и пробует ли их Ависага, - думал царь.
-Повозку мне! – крикнул царь своим подданным, - И пусть явиться ко мне Завуф.
В покои царя быстро вошёл Завуф.
-Ты звал меня, государь? Куда мы отправляемся, Соломон? Ты так взволнован, что случилось?
-Ничего пока не случилось, мне нужно осмотреть свои виноградники, всё ли там так, как я задумал? Чтобы мне не пришлось краснеть перед Астис, когда она пожелает осмотреть наши сады, на её родине чудные виноградники, я хочу, чтобы и мои сады понравились ей.
-Хорошо, мы отправимся в Ваал - Гамон, что на южном склоне Ваты – Эль – Хава? Куда ты отправил лучшие сорта винограда для его разведения. Ты хочешь видеть свои виноградники, царь, ты не обманываешь себя? Там среди лоз и цветов живёт и Ависага, ты её хочешь видеть?
-Да, Завуф, её. Ты проницателен, друг мой, но поторопи с колесницами, времени у нас мало.
И вот город остался за пылевой дымкой, а впереди холмы, камни, кусты терновника. Дорога пошла в горы, а внизу на небольшой равнине, немного вдалеке от дороги, виднелось каменное капище у подножия горы Гевал. Таких капищ было несколько на территории Израиля, на горе Гевал в Северном Израиле на территории Ефрема и на противоположном берегу Иордана, на горе Гаризим. Соломон знал о них. На этих капищах собирались израильские племена для жертвоприношения, там же левиты провозглашали народу божественные заповеди.
Соломон остановил движение, чтобы рассмотреть темнеющий вдали жертвенник. Длинная стена ограждения скрывала довольно большой камень на возвышении для сжигания жертв. Ниже его окаймляли мрачные, неотёсанные камни, плотно подогнанные друг к другу, образовывая внушительное возвышение, к которому тянулись дорожки. Тревогу навевали камни. На этих капищах не только приносили жертвы и читали законы Моисея, но левиты вели свои разъяснения против царей, не угодных им. Форма заповедей была запрещающей; «Ты не должен поклоняться другим богам, не можешь изображать имя Господа, не убий, не прелюбодействуй, не лги». За нарушение закона было строгое осуждение. Для того времени, когда Моисей привёл свой народ в земли обетованные, такие законы были необходимы для поддержания порядка, сохранения рода.
-Заменит ли храм, который собираюсь я строить, эти мрачные места? Смогу ли я отдалить от них свой народ, нужны ли богу такие жертвы? – размышлял царь, - Сейчас многое изменилось, народ стал оседлым, такие капища необходимо заменить храмом Господним, который будет стоять в Иерусалиме, на самом красивом месте.
Ничего, не сказав о своих предположениях Завуфу, царь приказал отправиться дальше.
Путники поехали вдоль выдолбленного в камнях русла для воды, вода текла из горного озера и орошала плодородные земли с множеством засеянных полей. Вдали уже были видны ряды виноградных лоз, которые тянулись по склонам холмов, и посадки других плодовых деревьев были видны с холма, они тоже принадлежали царю, но некоторые из них Соломон сдавал внаем за тысячу серебряников каждый. Виноградные лозы покрывали холмы яркой зеленью листвы, в тени которой прятались дорожки земли. Тень от лоз была ещё слабой. Виноградник с трёх сторон окаймляли гранатовые деревья, оливы, дикие яблони вперемежку с кедрами и кипарисами, с четвёртой же от дороги отделяла высокая каменная стена, что давало густую тень. Когда путники въехали под кроны деревьев, легкая прохлада коснулась их тел, перед глазами замелькали сквозь листву солнечные блики, заставляя прикрывать путникам глаза рукой.
Они подъехали к возвышающимся постройкам, выложенным из отёсанных камней. Постройки белели среди зелени кустов роз, через тёмные проёмы окон тянулись к крыше изогнутые ветви винограда, на которых уже виднелись янтарные гроздья не совсем спелых ягод. К дому вела песчаная дорожка, по обе стороны которой благоухали кусты роз, переплетаясь коричневыми тонкими ветками, усыпанными яркими цветами.
Навстречу приехавшим из дома уже спускались люди по крутым ступенькам. Они приветствовали царя и его свиту, склоняясь в низком поклоне. На их лицах была и радость, и робость одновременно, всё ли так, понравится ли царю их труд, с чем приехал царь?
Завуф и Соломон, проводимые сторожем и молодым работником направились к дому, а остальные сопровождающие расположились в тени виноградника, рядом с небольшим прудом, который давал путникам прохладу.
Ступеньки оказались высокими и узкими, но молодой царь и Завуф легко поднялись по ним и вошли в помещение через зашторенный тканью проём. Здесь было немного прохладнее от каменных стен и пола, Соломон и его друг после омовения лица и рук расположились за столом на плетёных стульях.
Им сразу же принесли охлажденное вино, фрукты, жареное мясо. Солнечные лучи проникали в зал через два окна в верхнем углу. Они веером расходились по столу, искрили вино, попадая в кубки, румянили мясо, возбуждая аппетит.
Вдоль стен были развешены небольшие пучки сушёных трав, в нишах стояли кувшины и вазы с цветами, красиво расписанные и хорошо подобранные в тон ниш. От растений исходил тонкий аромат по всему помещению. Ближе к противоположной от входа стене на верхний этаж поднималась каменная лестница, перила которой были обвиты тканью, а в маленьких сосудах, подвешенных к перилам, красовались небольшие букетики цветов. Присутствие женщин чувствовалось во всём. Но не было видно ни одной.
-Как обжилась в этих местах женщина моего двора, Ависага? Где она? – поднимая свой кубок, спросил царь.
-Да, мой царь, девушка твоего двора живёт здесь наверху, в комнате. Она недавно вернулась с виноградника, где наблюдала за подвязкой ветвей, - проговорил сторож, глядя вверх.
По лестнице с верхних покоев спускались две женщины. Впереди смуглая полноватая девушка, высокая, с собранными в жгутики волосами и красивым лицом, с выступающими яркими губами. Позади неё шла девушка меньшего роста, её лица не было видно, только красивые руки придерживали одежды при спуске. Они не видели приехавших людей, спускались, чтобы пойти к водоёму собрать цветы и обновить букеты в вазах. К водоёму в это время прилетала стая небольших белых птиц, женщины подкармливали их крошками, пшеном и остатками пищи от стола. Обед был совсем недавно, отдохнув немного от него, женщины решили прогуляться.
Когда они сошли со ступенек и увидели сидящих за столом людей, невольно остановились. Узнав царя и Завуфа, подойдя ближе, склонились перед ними.
Соломон вышел из-за стола, подходя ко второй девушке, лицо которой было скрыто, протянул к ней руку, чтобы поддержать её, пол был неровным, с выбоинами.
Но в этот момент покрывало упало с её головы, и царь увидел Ависагу.
Девушка склонилась перед царём ещё ниже, всё ещё придерживая ткань, но шёлк порой такой неподвластный нашим желаниям, сейчас легко соскользнул с её головы, обнажая её плечи, по которым струились тёмные кудри рассыпавшихся волос.
Соломон не сразу узнал в этой похудевшей, стройной и строгой красавице ту, ради которой он совершил эту поездку. Ависага стояла перед ним, не поднимая глаз. А он неотрывно смотрел на неё, чтобы прочесть в её глазах либо укор, либо ненависть за причинённую обиду.
Его рука коснулась её руки, и она не отвела её, губами приникла к его руке, и слезы упали из её глаз. От неожиданности он притянул девушку к своей груди, и Ависага выпрямившись, оказалась своим лицом рядом с его лицом. Её глаза искрились сквозь слезы таким сиянием, что оно проникло в сердце молодого царя, заставляя его вздрогнуть от поразившего взора.
-Ависага! - Только и произнёс Соломон.
Ависага неподвижно молча смотрела в глаза Соломона. Как глубок и проницателен взгляд, как прекрасны глаза царя. Они повелевают, прощают, возвышают и любят, с такой силой в них проявляется любовь, что Ависага потеряла дар речи. Только смотрела в дивные глаза царя, да что-то неслышно шептали её губы.
-Повтори ещё раз, Ависага, то, что сейчас произнесла, повтори, дорогая, я хочу слышать это тысячу раз.
Но Ависага не могла ничего произнести, только беззвучно шептали её губы, но Соломон услышал шепот милых губ или сердца девушки.
Царь и Ависага стояли, обнявшись, не обращая внимания на окружающих, для них никто не существовал рядом в этот момент.
-Пойдём в виноградник, Ависага, ты поведаешь мне все свои тайны. Здесь тебе всё знакомо, веди меня в свои просторы, заключи меня в свой плен, я буду твоим рабом, сегодня ты царица, я нищий, жаждущий тебя муж.
К столу, где остался Завуф, пригласили и остальных сопровождающих Соломона.
Гостям принесли вино в кубках, пищу. На виноградниках работало много молодых мужчин и женщин, и сейчас, когда жара ещё была так ощутима, многие находились в небольшой пристройке по соседству. Это было помещение, куда приносили собранный виноград, где находился инвентарь работников, посуда для стола, вина и продукты. Свободные от работы люди с удовольствием обслуживали гостей. За столом не было только Соломона и Ависаги, они спустились по лестнице, держась за руки, и направились к пруду, что был ближе к скале за домом. В высеченном бассейне собиралась на случай засухи вода, её поддерживали на определенном уровне. Вода была отстоявшейся чистой и такой манящей, что невольно хотелось сбросить одежды и броситься в прозрачность вод. Но ни мужчина, ни его спутница и не помышляли об этом. Они опустились на камни возле воды и смотрели на свои отражения. На спокойной водной глади покачивались два прекрасных силуэта, да блестел от попавшего на него луча, отраженный блеск сапфира Соломона.
-Ависага, ты берегла себя от солнца, находясь, всё время под его лучами, оберегала руки, они нежны и прекрасны, что тебя заставляло делать это?
-Мой государь, ты замечаешь такие мелочи, прости свою рабу верную. Сердце моё молилось о тебе, мой повелитель! Тоска иссушила моё тело, видишь, какая я стала.
-Ты самая красивая, моя царица, моя Ависага. И моё сердце тосковало о тебе, но сердце царя - в руках Господа, как потоки этих вод: куда захочет, Он направит его; но Господь взвешивает сердца. Правдивые сердца и мудрые решения более угодны Богу, нежели жертва. Ты моя дорогая, не будешь жертвой, я возвращаю тебя во дворец, поедешь вместе со мной. А пока покажи мне виноградник, в котором ты находила приют и успокоение. Не затаилась ли обида у тебя на кого-то? Скажи мне.
-Нет во мне обиды ни на кого, мой царь. Здесь все относились ко мне с почтением, ни о чём не спрашивали, не напоминали о дворце. Ты видел, как старательно украшен дом, сколько ярких, душистых цветов вокруг, только во всём была невысказанная грусть. Все жалели меня, не зная вины моей, я тоже не знала её, но чувствовала, что ты обижен на меня. Прости меня, Соломон. Ты великий царь. Тебе подвластны города, земли севера и юга, наш народ слушает тебя, а я только любящая тебя женщина из твоего гарема, как множество других.
-Четырёх вещей я не понимаю: пути орла на небе. Пути змея на скале. Пути корабля среди моря и пути мужчины к девице. Я думал, что смерть Адонии поразила твоё влюбленное в него сердце.
-Не говори так, мой господин. Для меня была радость видеть только тебя. Моё сердце сжималось от счастья, когда ты был рядом. Мой невольный крик при вести Ванеи был испуг за тебя, мой царь, ведь он брат твой.
-Ты так безропотно пошла за Ваней, что я поверил в своё предположение.
-Кротость смиряет гнев, мой государь.
-Но ты говорила, что я не властелин твоего сердца, помнишь, что оно подвластно только тебе. Что же произошло?
-Господь призвал моё сердце ввериться твоему. Моя душа раскрылось перед твоею, но ты, прости меня, мой царь, не принял тогда ни моего сердца, ни мою душу.
От Соломона исходила невероятная сила. Дыхание его было дыханием свежего ветра. Бледность лица сменилась нежным загаром. Губы улыбались яркими алыми лентами. Сильные руки легко прижимали к себе тонкий стан девушки, и она подняла глаза на своего избранника, на своего любимого, на царя, имя которого твердила каждую ночь и всякий день, и не было дня, где бы ни жил с ней в воспоминаниях Соломон.
Два взгляда, наполненных любовью, страстью, нежностью и страданием встретились. Два бездонных колодца поглотили друг друга и воскресли вновь, наполненные чудным сиянием сердечного горения.
-Принимаю признание сердца твоего, Ависага. Соединяю его с моим сердцем.
-Могу ли спросить тебя, мой господин?
-Ты хочешь о чём-то узнать, спрашивай.
-Правда ли мой господин скоро женится на египетской принцессе?
-Правда, но у меня много жён, и если прибавится ещё одна такая знатная, как египетская принцесса, мой гарем только украсится новой жемчужиной востока.
А ты всегда будешь моим сапфиром, сапфиром Соломона, как тот, что покоится на моей груди.
Крона большого дерева, росшего возле стены дома, приютила под свою тень Соломона и Ависагу. Дерево было свидетелем нежных ласк и слов двух молодых творений, но не было страстных объятий, они будут впереди, когда девушка окончательно доверится своему царю, не будет робеть под его взглядом, а только когда чувственную нежность будет возбуждать взгляд Соломона.



ГЛАВА ШЕСТАЯ
Песнь песней
Двор встретил Соломона и Ависагу спокойно, никто ни придал особого значения на её отсутствие, так и на возвращение.
Вот только слуги по приказу царя очень старательно готовили для неё ванну, с такими нежными ароматами, словно купаться в ней будет сама богиня, а не Ависага, которая долгое время отсутствовала при дворе.
Ванну украсили розами. На деревянных скамьях, покрытых коврами, были разложены светлые покрывала, гребни, маленькие бутылочки с маслами и много разных мелочей, которые любили использовать женщины для придания красоты глазам, щекам, губам, способных привести человека к добрым чувствам. По краям ванны, по белому мрамору, были рассыпаны лепестки роз, лаванды, мяты, дорожка, по которой должна была идти Ависага, тоже была покрыта лепестками красных роз. Несколько служанок готовили эту ванну, находившуюся рядом с покоями царя.
Когда всё было подготовлено, вошла Ависага. Она ступала по мраморному полу босыми ногами. До ванны нужно было пройти несколько метров, и весь путь, устланный лепестками роз, издавал необычайно тонкий аромат. Девушка осторожно ступала на цветы, её ноги утопали в прохладных алых лепестках. Вот и скамья, где нужно было оставить одежду, к Ависаге подошли две служанки, чтобы помочь снять одежды.
Красивое, стройное, обнажённое тело девушки, поразило всех присутствующих своим изяществом. Никакого изъяна не было в её теле. Девушка прижала руки к груди, словно прячась от всего мира, подошла к воде.
-О, небо, за что ты так возвысило меня, вода из чистейшего родника, белые розы развернули свои листочки в ней, и я ступаю в эту чистоту. Я хочу быть чистой, светлой, насыщенной ароматными маслами, - думала Ависага.
Служанки помогали ей при купании, а когда она вышла из воды, они умастили её тело миррой, масло обволакивало тело легким теплом, обдавало запахом леса и цветов. Когда масло впиталось в кожу, и тело обрело приятную упругость и сияние, на неё накинули голубой тонкий хитон, покрыв поверх, синим воздушным покрывалом. В волосы её вплели несколько белых фиалок, словно фея стояла она среди комнаты, ожидая приглашения царя. Тихая музыка доносилась из раскрытых дверей покоев царя. Служанки, по повелению охраны, подвели девушку к проёму двери, укрытому плотными малинового цвета занавесами. Музыка стала немного громче, перед ней раскрыли занавесы, и она увидела стоящего в глубине комнаты царя.
Пораженные великолепием друг друга, они невольно пошли навстречу, и, приблизившись, молча остановились. Соломон в одеянии золотистого цвета, с наброшенной песочного цвета накидкой, соединённой золотыми булавками в виде крокодильчиков с изумрудами-глазами. На груди его всё также сиял большой синий сапфир. Его кудрявые чёрные волосы были уложены строгими прядями, на бледноватом лице сияли агаты черных глаз, огромных, прикрытых длинными ресницами, которые то взлетали вверх, то немного опускались, давая густую тень на щеках. Царь взял руки девушки в свои ладони и слегка обнял её тонкое, гибкое тело. От её одежд и от волос исходил пряный аромат, который притягивал к себе, будоражил воображение.
-Мой государь, ты сегодня повелел своим людям ухаживать за мной так, как ещё никогда не ухаживали, мне лестно это, немного опьяняет мой дух, я взволнована и растеряна. Прошу тебя простить меня, но, мой царь, в тот раз, когда призвал ты меня к себе в покои, я хотела только одного, усладить твой слух словами одной древней песни. А сегодня ты вновь поразил меня своей красотой и величием, как и тогда, и вновь слова этой дивной истории льются из моей груди, позволь мне исполнить её для тебя.
-Я выслушаю тебя, но прежде посмотри, сколько сладостей и напитков приготовлено на этом столе, ты не хочешь присесть за стол?
-Соломон, налей мне немного вина, чтобы снять мою робость, и прикажи принести мою арфу.
-Соломон крикнул слугу, и тот передал его просьбу, которую тут же поспешили исполнить привратники.
-Ависага, ты сегодня так волнующе прекрасна, что не могу отвести от тебя взгляда, моя властительница. Что в тебе так изменилось, что ты ещё стала великолепнее, чем прежде.
-Мой царь, это ты господствуешь надо мной, и для тебя все мои добрые перемены.
Соломон подал кубок с вином Ависаге, и она сделала глоток вина, он же выпил свой кубок до конца. Сел напротив девушки на широкое ложе, устланное множеством покрывал, с высоким валиком под головой и приготовился слушать её. Вот и арфа уже принесена, девушка склонила голову к струнам, словно здороваясь с ними, ласково погладила их пальцами, и струны ожили, зарокотали, рождая чистые, переливчатые звуки. И поплыл прекрасный напев, который лился из груди Ависаги, будто пела она о себе, свою исповедь ведала царю, которого любила всё сильнее и сильнее.
-«Дщери Иерусалимские! Черна я, но красива, как шатры кидарские. Не смотрите на меня, что я смугла; ибо солнце опалило меня, сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники, но моего собственного виноградника я не сберегла.
От благовония мастей твоих имя твоё, как разлитое миро, поэтому девицы любят тебя.
Влеки меня, мы побежим за тобою. Царь ввёл меня в чертоги свои, будем восхищаться, и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино, достойно любят тебя».
Ависага пела, рассказывая историю такой же, как она молодой девушки, как та повстречала царя в винограднике, как царь был очарован ею, Но девушка любила молодого пастуха, пасшего овец по горам, и он любил её страстно и нежно.
-«Скажи мне ты, которого любит душа моя, где пасёшь ты? Где отдыхаешь в полдень? К чему мне быть скиталицею возле стад твоих?
-Прекрасны ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях.
-Как кисть кипера возлюбленный мой у меня в виноградниках Енгедских.
-О, ты прекрасна, возлюбленная моя!
-О, ты прекрасен возлюбленный мой и любезен, и ложе у нас зелень».
Так пела Ависага, с нежной благодарностью глядя на царя. А он слушал, откинувшись на подушку, и не сводя умиленных глаз с девушки, ему тоже казалось, что это говорят о нём. Но только он там, среди стада, он пастух, и его любят, и ему изливают струны свою песню.
-Как звали ту девушку, Ависага? Как имя молодого пастуха? Где жили они?
-Мне известно только имя этой смуглянки, её звали Суламифь. Эту историю пела мне моя мать, её она слышала от проезжих людей, да, и ты, наверное, уже слышал её когда-нибудь, но тогда она тебя ещё не могла взволновать, а сейчас, я пою для тебя, ты внемлешь моим словам, потому что тебе хочется это слышать.
Ависага оставила арфу, подошла к ложу Соломона и опустилась перед ним на колени. Синее покрывало спрятало её лицо, и царь осторожно откинул его, никогда раньше он не видел такого сердечного взгляда, в нём была не только любовь, но было томление, ожидание, тревога и смущение.
-Нет, моя Суламита, так я буду называть тебя с этого дня, не надо смущаться, нет и тревоге места, пусть будет любовь, пусть останется томление и ожидание. Идём, я приготовил для тебя подарки, взгляни на них. Ты так усладила мой слух, столько простора чувствам открыла, ты достойна лучших подарков, вот они, посмотри.
На столике у окна, где стояла большая ваза с цветами, лежали в небольшом ларце драгоценности. Там были кольца, серьги, браслеты и диадемы с сияющими камнями, а рядом, возле столика в коробах были приготовлены для неё всевозможные наряды, о каких только могла мечтать женщина.
-Это всё для тебя, Суламита, для тебя, моя любовь.
-О, мой царь! Всё так сияет, так радует взгляд, но, что мне с этим всем делать?
-Ты сейчас моя царица, наряды твои должны быть самыми лучшими, вот и одевай их.
Соломон вынул тончайшую шёлковую накидку финикийского пурпура и набросил на плечи Ависаги, солнце своими лучами, проникшими через окно озарило пурпур и волосы девушки, и два цвета отражаясь и переливаясь друг в друге заиграли неповторимыми красками. Соломон пришёл в восторг от этого свечения, красоты и кротости.
-Суламита, на твоих щеках заиграл цвет ткани. Ты стала подобна утренней заре, что румянит небо перед восходом солнца. Как ты прекрасна, любимая моя.
Соломон скинул ткани, они упали на ковёр возле их ног, теперь пурпур заиграл и на одежде царя, она окрасилась в оранжевые тона. Золотистая ткань словно вспыхнула, а царь раскинул свои объятия, в которые словно птица влетела Суламита.
-Мой Соломон, смотри, лучи солнца уходят за горизонт, окрашивая шатры неба в тёплое ласкающее взгляд зарево. Дай мне твою руку, мой господин, мы подойдём вместе к окну, чтобы проститься с днём, который наполнил нас с тобой своим сиянием, а теплота солнца зажгла огонь в наших сердцах, давай поблагодарим небо за все дары.
Соломон протянул руку, Суламита вложила в неё свою, и только сейчас обнаружила на указательном пальце левой руки царя кольцо.
-Что это, мой господин, - Суламита притянула его руку ближе к своему лицу и рассматривала странную печатку из кроваво-красного камня, излучающего перламутровый блеск при заходящих солнечных лучах.
-Это камень астериск, ему много веков, и многое видел он за своё существование.
-Он такой большой, с какими-то вкраплениями, то тёмными, то светлыми, переходящими одно в другое замысловатыми путями, - Суламита хотела прикоснуться к камню, но царь ласковым движением отстранил её руку от камня. Тихо засмеявшись, он сказал: « Суламита, к нему лучше не прикасаться, он покоряет самые непокорные сердца, но покорные могут возвеличиться, я боюсь твоего прикосновения, дорогая».
Суламита первый раз видела смеющегося царя, его улыбка была настолько прекрасна, что девушка забыла обо всём на свете, ни кольцо, ни камень, ни небо, не волновало её так, как волновала эта улыбка.
Царь нежною рукою освобождал прекрасное тело Суламиты от оков одежды, и счастье от этого прикосновения разливалось по всему её существу.
-Я утопаю в твоих ласках, Соломон, прижми меня крепче к своему телу, дорогой. Твои ласки слаще всего, что было на земле, твоё дыхание опаляет меня огнём желаний и любви, уведи меня, мой Соломон, в неизведанные ещё мною дали страсти. Так долго ждала этого момента, мой властелин, ты наполняешь меня сладким вином, имя которому – любовь.




ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Храм.
Утром следующего дня Соломон отправился к тому месту, где предполагалось строить храм. Гора Мориа, куда Авраам по велению Бога Яхве привёл своего сына, чтобы принести его в жертву. Позднее Давид после освобождения от моровой язвы молился о спасении и завещал построить здесь храм.
Возле горы трудились тысячи работников, одни обтачивали камни, другие сортировали бревна, у каждого было своё определённое место и обязанность. Работами распоряжались, присланные Хирамом мастера по камню, по дереву, по расчистке площадки, архитекторы, но вместе с ними находились и царские люди, которые тоже занимались руководством работ.
Перед Соломоном, когда он появился в зоне подготовки, сразу же предстали архитекторы с планами работ, рисунками и даже макетами, которые царь просматривал ещё раньше во дворце. Теперь он всё просмотрел заново, внёс свои поправки, согласовав их с мастерами, поднялся на площадку, где уже шла расчистка от камней, непригодных для строительства, и остался доволен размахом работ и прекрасным видом, который открывался перед его очами. Храм на рисунках напоминал скинию, но значительно превосходил её размерами.
-Увеличьте размер ниш в подвальном помещении, обработайте стены и входы в глубину так, чтобы можно было в нишах беречь запасы продуктов, воды и одежды на случай угрожающей опасности. Вход в подвальные ниши замаскируйте, - дал распоряжение Соломон, спустился вниз и сам проверил полировку камней для нижнего яруса. Подготовку камней проводили специалисты из Тира, они это делали с большим умением, царь остался доволен.
Закончив осмотр площадки, царь удалился во дворец, где в предобеденное время был назначен очередной разбор жалобщиков.
Слух о судейской мудрости Соломона дошёл и до самых дальних земель Израиля и Иудеи, и со всех мест тянулись к царю за справедливостью люди. Шли и из чужих земель посланники с дарами и почестями к израильскому царю. Соседние государства договаривались с ним о выгодной торговле, о разрешении спорных земельных вопросов, о прохождении караванов через пограничные земли. Всё это решал царь с большим вниманием и уважением к обратившимся людям.
В этот день, ближе к вечеру ожидалась встреча с Ассирийской делегацией. Это были приближённые ассирийского царя, люди проницательные и хитрые, от их взора ничто не ускользало. Но и от взора Соломона редко что могло укрыться. По дороге к дворцу его внимание привлекло растение, росшее невдалеке на возвышении. Царь остановил колесницу, направился к растению, долго рассматривал его, затем осторожно отделил несколько ветвей с корневищем, поместил его в плотную ткань и повёз с собой. Царь собирал диковинные растения, засушивал их, описывал строение ствола, корня, листьев. Изучал он и птиц и животных, не могли не оставить себя без внимания и звёзды. Теперь в его дворце можно было видеть астрономов Билбоса, Акры, Саргоны, Борсиппы и Ниневии, с их помощью царь изучал звёзды.
Его взгляд проникал как вглубь человеческой души, так и в глубины вод, и в небесные выси, всё было раскрыто его разуму, всё он мог разъяснить и описать.
Царь облекал свои мысли изящными выражениями.
-Слово-искра в движении сердца, - говорил царь. И слова его были понятны и не требовали пояснений.
Чтобы познать учение магов, он призвал халдейских и ниневийских магов, а также прорицателей из Бактры и Персеполя. Он мог ночи напролёт беседовать с ними, погружаться в их таинства, час другой уделял сну, и совершенно бодрым выходил к своим делам.
До обеда, было, ещё достаточно времени, чтобы он продумал ответы на те просьбы, с которыми хотели к нему обратиться люди. Он их обдумывал по пути к дому. Войдя в свои покои, царь призвал Нафана, который не замедлил явиться.
-Нафан, я позвал тебя перед началом судейских дел, они могут затянуться. Мне будет нужна твоя помощь за обедом. Ассирийцы, что будут у нас гостями сегодня, народ хитрый и изворотливый. Трудно что- либо скрыть от них, они всё видят, слышат, понимают. Последи, Нафан, за их взглядами, движением рук, за их речью, вдруг что-то я смогу опустить. С ними нужно быть особенно осторожными. Попроси Завуфа, чтобы он принёс арфу для игры, Ависага будет для них играть и петь.
-Хорошо, мой царь, как прикажешь, всё будет исполнено. Можно дать тебе совет, государь?
-Говори, Нафан.
-Ложе своё за столом поставь чуть выше, чем у наших гостей. Пусть скрыты, будут твои очи, а открыты их лица и очи. А я буду наблюдать за их руками, слышу я уже не так хорошо, как хотелось бы, но буду стараться всё услышать.
-Договорились, Нафан, а сейчас мне нужно ещё описать это растение, пригласи Ахию, сына Сивы, писца, мне нужно, чтобы он всё записал.
Соломон разложил растение на светлом льняном полотне, измерил длину его корней и ветвей, потёр лист в ладонях, уловил тонкий аромат влаги и задумался.
-Премудрость обретается ищущими её, она светла и неувядающа, и легко созерцается любящими её. С раннего утра ищущий её не утомится. Премудрость начинается с понимания окружающего нас мира. Вот он мир передо мною, и в этом маленьком растении и во мне и во всём. И я человек смертный, подобный всем, потомок первозданного земнородного. Я в утробе матерней образовался в плоть в девятимесячное время, сгустившись в крови от семени мужа и услаждения, соединённого со сном. И я, родившись, начал дышать общим воздухом и ниспал на ту же землю, первый голос обнаружил плачем одинаково со всеми, вскормлен в пеленах и заботах, ибо ни один царь не имел иного начала рождения: один для всех вход в жизнь и одинаковый исход. Так для человеков, так и для этого куста.
Ахия, запиши мои наблюдения, запиши и мои слова, что я сейчас изрёк.
Писец склонился над своей доской и стал записывать всё, что говорил ему царь.
-Отнеси этот куст к остальным видам моей коллекции. Я иду обличать заблуждающихся, напоминать им, в чём они согрешают, вразумлять, чтобы они, отступивши, исправились.
-Великий царь, прибыл гонец от египетского царя с посланием к тебе, велишь принять, - спросил вошедший слуга.
-Я приму его в малом зале, как только освобожусь, проводи пока его наверх, пусть немного отдохнёт.
-Царь, его кони все взмыленные, он очень спешил к тебе, может быть что-то очень важное у него для тебя.
-Всему своё время, пусть отдыхает, - произнёс Соломон и продолжил записи. Ещё раньше он перечислил писцу все сорта винограда в своём винограднике, всех птиц, что видел на деревьях и в полях, рыб в прудах, а сегодня дополнил свои наблюдения новыми записями.


 
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Астис
Когда Соломон принял посланника фараона, тот изнемогал от нетерпения изложить суть своего прибытия.
-О, великий царь, позволь мне донести до слуха твоего известие, которое тебя может огорчить!
-Говори, что заставило тебя так спешить, египтянин?
-Великий царь большой караван с моей госпожой Астис уже дошёл до песков вашей пустыни, как на него напали дикие племена кочующих по пустыне всадников. Наш караван принял оборону, но нужна срочная твоя помощь, долго каравану не продержаться.
-Завуф, - крикнул царь, - подними моих всадников, быстро коней моих, мы едем.
В один миг царь и его отряд были готовы и вместе с гонцом уже мчались к месту действия. Тучи песка и пыли поднимали кони и колесницы. Отряд лучших всадников из охраны царя и колесницы обороны города мчались по песчаным холмам рядом с мёртвым морем к месту, где могла произойти непоправимая трагедия. С высокого холма всадники царя уже видели среди валов песка собранных в круг верблюдов с множеством маленьких человечков, которые защищались от нападавших на них пустынных грабителей.
Всадники царя и колесницы с воинами помчались на перехват противника, бой был непродолжительным. Как только противник заметил движение вооружённых всадников, прихватив немного из награбленного, грабители скрылись за большим песчаным валом, в сторону пустыни так молниеносно, как только могли привыкшие к скачкам неутомимые скакуны. Караван был освобожден, тела раненых и погибших грабителей остались валяться среди заносов и выбоин в песке, а раненых из каравана погрузили на колесницы, и были готовы двигаться к Иерусалиму.
Соломон поспешил к верблюду, с качающейся наверху ладьей под балдахином. Ладья была так искусно выполнена, так плотно задрапирована тканью, что царь без труда определил, что здесь должна находиться его невеста. Он остановил своего коня перед этим верблюдом, ожидая, что кто-то из сопровождающих Астис, крикнет её, чтобы она взглянула на своего освободителя. Но никто не подъехал к нему, ткань не шелохнулась, а караван начал своё движение, в сопровождении отряда воинов израильского царя.
Когда караван прибыл в Иерусалим, жители города приветствовали и своего царя и его отряд и гостей каравана.
Соломон с нетерпением ожидал встречи с Астис, но с верблюдов снимали грузы с подарками, переносили во дворец тяжёлые, кованые сундуки, с красивыми медными замками, большие плетёные корзины с посудой и яствами, множество всевозможных тканей и драгоценностей, но царевна пока не показалась. Вот уже и ладья, затянутая тканями, снята и поставлена на землю, но никто из неё не вышел и не поклонился царю.
Царь стоял на возвышение у входа в свой дом, наблюдая за происходящим, и ожидая разъяснения. К нему подошёл и поклонился пожилой нарядно одетый, но страшно запылённый египтянин из каравана. Вокруг его шеи через слой пыли были хорошо видны тяжёлые золотые пластины с драгоценными камнями, они спускались на медную перевязь, которая защищала грудь от стрел и клинка. Туника с короткими рукавами оранжевого цвета только в нескольких местах виднелась из перевязи, обнажая сильные, мускулистые руки. Ноги воина были обуты в кожаные сандалии, перевитые красивыми тесёмками возле колен. Его взъерошенные тёмные с сединой волосы были густы и волнисты, лицо немного самодовольно, но с доверительной улыбкой и расположением.
-Приветствую тебя, царь Израиля и Иудеи. Прими мою искреннюю благодарность за наше спасение, у нас был мирный поход, и мы не предполагали столкновений с песчаными дьяволами. Мой фараон не забудет твоего участия в нашем спасении, - воин прислонил правую руку к сердцу и склонился перед Соломоном.
Мой царь прислал царю Израиля свои дары, главный подарок, он привезёт сам немного позднее. Он не мог подвергнуть свою дочь опасности, поэтому пустил караван только с подарками и с ладьёй, в которой должна была находиться Астис, но ты извини, царь, Астис прислала тебе только своё подношение к свадьбе в этой ладье, взгляни на него.
В это время ладью поставили перед входом во дворец, но несколько в стороне от места, где стоял царь.
-Великий царь, о тебе идёт слава по всем землям, не обошла она и Египет, что ты необычайно мудр, попробуй угадать, Соломон, что прислала тебе в подарок наша принцесса? Она тебя никогда не видела, только слухи доходили о тебе до неё, но слухи не всегда верны, поэтому наша Астис отошла от слухов и на свой собственный вкус и риск выбрала тебе подарок достойный великого царя. Так, что же это, как ты думаешь? Астис просила нас испытать тебя в этом.
-Красавица царевна Астис могла прислать мне в подарок то, что может сравниться по силе и мудрости лишь с тем, кто мог бы быть достоин её руки и сердца. Так как она согласна выйти за меня замуж, то достаточно оценила меня, в дар она могла прислать только равное мне – царского достоинства. Что могло бы быть этим надо подумать.
Соломон оглядел ладью с места, где и стоял, внимательно присмотрелся к воинам, охранявшим ее, и произнес в наступившей тишине.
-Я думаю, что она прислала молодого, ещё не совсем окрепшего льва, чтобы я мог приручить его, стать его другом, если это будет возможно и сравниться с ним силой.
-Ты действительно достоин, называться мудрым, так и есть, Астис прислала тебе маленького львёнка, но ты и сам ещё молод, великий царь. Думаю, с годами вы станете равными по силе, а по мудрости и лев не уступит ни одному зверю, вот и будут в содружестве два равных царя, - произнёс египтянин.
-Ахисар! – позвал царь домоуправителя, - проводи гостей в бани, пусть их примут, как самых почётных гостей в моём доме, приведите в порядок их одежды и после этого я жду их за обедом. Сегодня будет большой пир, гостей из разных концов земли множество, «обращающийся с мудрыми будет мудр; а кто дружится с глупыми, развратится». «Мудрость разумного - знание пути своего», мой путь мне известен.
Завуф, проследи за приготовлением достойных гостей блюд. Пусть будет всё, что пожелает душа пришедшего к нам, ибо «иной сыплет щедро, и ему ещё прибавляется; а другой сверх меры бережлив, и, однако же, беднеет». Больше сладких соусов и винных подливок к мясу, ассирийцам нравится такая еда. Да подушки под плечи пусть взобьют, это нравится египтянам и финикийцам. Курения в зале пусть пребудут самые тонкие, это для финикийцев и вавилонян.
-Хорошо, мой Соломон, всё будет исполнено.
-Прошу ещё об одном, не забудь принести арфу и пригласить Ависагу, чтобы пела гостям.
Все разошлись по своим делам, Соломон пошёл навестить мать, чтобы вместе с нею потом пройти в зал, где соберутся гости. Пошел через сад и водоем, так ближе.
Вирсавия занималась разбором привезенных подарков. Вместе с придворными людьми, она раскладывала дары вдоль стен на лавки, на столы. Дорогие сосуды лежали на ковре. Ладья же с подарком царевны была определена в саду возле небольшого водоёма, где львёнок, совсем ещё больше похожий на маленького пса, резвился в траве. Он спал почти всю дорогу, ему подмешали в пищу специального порошка для этой цели. А сейчас львёнок бодрствовал, забавно кувыркался и грыз ветки деревьев.
Соломон с большим интересом наблюдал за его игрой, ему и самому хотелось порезвиться, он сбросил одежды и нырнул в водоём. Большой сноп брызг поднялся вверх, оросил траву, кусты, львёнка и слугу, что наблюдал за ним. Соломон отфыркивался, нырял, крутился в воде, словно это была его родная стихия, и весело было молодому организму, и всё было по силе ему.
Львёнок подошёл к воде, но ступить туда, ещё побаивался, тогда Соломон подплыл к нему, схватил маленькое тельце и опустил в воду невдалеке от берега. Теперь фыркающих и брызгающихся было двое, и оба вскоре устремились к берегу, один встряхиваясь, другой, прыгая и кувыркаясь.
Вирсавия наблюдала за купанием из своего окна, она весело рассмеялась, когда два царя брызгались и резвились в воде. Но дела оторвали её от наблюдений. Да и царственные особы уже направлялись к своим резиденциям.
-Мой сын, мой царь. У меня трое сыновей, все хороши, но этот, что отличает его от остальных? Он родился около трёх часов ночи, в весенний день, именно в это время зарождается новая жизнь. У пчёл матка начинает откладывать личинки – будущих рабочих пчёл. Деревья покрываются юной зеленью, горные холмы покрывают яркие цветы. Разливаются потоки вод, неся плодородный ил, всё пробуждается заново на земле. Наверное, природа наделила моего Соломона этой неугасающей энергией, великой мудростью и тягой к познанию всего окружающего. Как он внимателен ко всему, что видит, следит за полётом пчелы, говорит, что познающий её полёт и саму пчелу, познает устройство вселенной. Может быть, и не так всё это, но я верю своему сыну, верю, в его мудрость и прощаю его грехи. Нет, не могу так сказать, только Господь наш Яхве может прощать и наказывать за наши прегрешения, но не грешная женщина.
-Вирсавия, посмотри, какие богатые ткани в этом коробе, здесь и белый лён и синий шёлк, а вот и финикийский пурпур, значит, и в Египте о нём известно, - говорила, перебирая дары, молоденькая девушка служанка.
-Отнеси эту ткань в спальню Соломону, ему нравится спать на льняных тканях и укрываться ими.
-Хорошо, госпожа, только можно примерить мне расписанную таким красивым орнаментом накидку из прозрачного шёлка? – смеясь, попросила девушка.
-Да примерь, шалунья ты маленькая, не зря тебя ласкает мой сын, нравишься ты Соломону, Арви.
-Ему многие нравятся, и многих ласкает царь, и ласки его словно пламя, да только разливается оно у меня в груди, а не у него.
-Ладно, иди, иди, да возвращайся поскорее, дел видишь как много.
А Астис всё-таки очень разумная будет невеста и щедрая, думаю, царственный сын полюбит чужестранку. Только вот её Бог не такой, как наш, не Яхве, примет ли она нашу веру?
 


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Пир
В хорошо освещённом солнцем зале был накрыт богатый стол, с огромным количеством разнообразной еды; здесь были и дичь и фрукты и овощи и сладости, для которых были изготовлены специальные подносы, чтобы можно было уложить всё разнообразие изготовленных лакомств. Мясные блюда дымились пряными ароматами, каждое блюдо было неповторимо, как по вкусу, так и по виду. Их дополняли приправы, соусы, вина.
Гости рассаживались на отведённые места, чинно проходя к ним, и поначалу как зачарованные наблюдали за приготовленными закусками, на их вычурный вид и аромат, который просто не давал покоя желудкам, люди ели глазами, то, что ещё не дошло до желудка.
Но вот и Соломон с Вирсавией, со своим другом и приближенными людьми появился в зале. Они прошли во главу стола, Соломон, как и советовал ему Нафан, сел на небольшое возвышение, напротив его сидели египтяне, приехавшие с дарами от фараона, ассирийцы сели слева от царя, чуть ближе к нему сидели финикийцы и все остальные. По правую руку сели друзья царя и военачальники.
Соломон встал, поднял свой кубок с вином и произнёс короткую речь.
После нескольких кубков, предложенных в честь Соломона и его гостей, в зал внесли арфу, и вошла Ависага, её лицо было скрыто легкой вуалью, розовая ткань платья переливалась при каждом шаге женщины, отражением от красок других одежд. Она села немного в стороне от стола, ближе к Соломону; зазвучала музыка, и Ависага запела ту самую мелодию, что исполняла для своего господина в его спальне. Сейчас она пела по приказу, голос немного дрожал от стольких внимательных глаз, устремлённых на неё. Кто-то её слушал, кто-то наблюдал за нею, как за женщиной, таинственно укрытой вуалью. Но вскоре голос окреп, слова оказались так понятны и так приятны всем присутствующим, словно пела она о каждом из них, всем хотелось испытать те чувства, о которых говорилось в песне.
Когда она закончила петь, за столом все сидели молча, но вот египтянин, тот самый старший, что приветствовал царя, по имени Рамо, попросил разрешения высказать свою хвалу девушке за исполнение египетской песни, истории любви фараона и девушки из виноградника.
Но гости из Вавилона опротестовали, нет, эта история их царя и девушки. Спор мог перерасти в негодование, поэтому его прервал Соломон.
-Хвала тому царю, которого воспела девушка, кто бы ни был он, им владела любовь, что может быть сильнее любви и прекраснее её. Поблагодарим девушку за пение, Завуф, проводи её из зала, вот эти розы для неё от меня, - и царь протянул алые розы, скрытые шелковой тканью, чтобы не уколоть руки своей возлюбленной.
-Как зовут эту девушку, - спросил Рамо, обращаясь к Соломону.
-Её имя Суламита, она обладает прекрасным голосом, и я прошу её петь только для дорогих мне гостей, - пояснил царь.
-Так значит история напева о ней? Нет, я давно слышал эту песню, когда девушка не была еще рождена, - сказал и покачал головой египтянин, - Всё - равно славная история, и прекрасная девушка, хотя и не видел лица её. Нельзя ли просить руки такой певуньи?
-Нет, мой дорогой гость, эта девушка из моего гарема, моя жена, которая досталась мне от отца моего Давида, и я берегу её, как его подарок.
Молчавшие до той поры ассирийцы сидели, немного покачиваясь, словно музыка еще не закончилась, и они вторят звукам, ушедшим вместе с певицей и её арфой. Но вот старший из них, в белом тюрбане с большим красным камнем в ободке, немного подался вперёд и взмахнул рукой, прося внимания. Его атласный халат, подпоясанный широким поясом тёмного цвета, сиял расшитыми драгоценностями. На пальцах нанизаны кольца с крупными камнями. В крыльях носа была продернута маленькая золотая петелька, на которой повисла белая жемчужина. Он гордился своим богатством, но эта гордость могла быть замечена только его товарищами, для остальных была одета маска непроницаемости. Легкая усмешка в глазах, чуть приподняты брови, словно он всё время чему-то удивляется, на самом деле он ничему не удивлялся, в уголках губ скрыта небольшая досада, что-то не так, как хотелось ему.
Выразительный жест рукой, он доволен своим жестом, изящно, внушительно, пусть израильтянин видит его уверенность, заметит богатство его и силу. Он и приехал за тем, чтобы попытаться уязвить израильского царя, принудить его к заключению выгодного только для них соглашения. Но заговорил о другом.
-Говорят, что у тебя большой гарем, Соломон? – начал ассириец. В нём прекрасные женщины, но много иноверок, как они уживаются в одном дворце?
-Да, в моём гареме много женщин; черноглазых, темнокожих, бледнолицых, и хеттеянкок и филистимлянок и аммонитянок; но все находят для себя благо в моём доме, и никто не обижен вниманием.
-Ты красив, мудр и силен царь, такое количество жен и наложниц возвеличивают правителя и в его славе. Ты строишь храм своему Богу, а также большой царский дворец, а дворец своим женам?
-Гость уважаем в доме моём, и я отвечу, строю и дворец для своей семьи, и дом для невесты моей, которая должна скоро прибыть в мою страну, строю и помещения для проживания своим женам.
-Я не имею права спросить, кто невеста твоя? Но если царь скажет, сочту за великую награду услышать имя прекраснейшей.
-Скажу только, что она из дружеского нам соседнего государства и знатного рода.
-Благодарю тебя, царь.
Больше люди из этой страны ни о чём не спрашивали, но наблюдали за всеми и внимали произнесенным словам, даже шорох не ускользал от их внимания.
Соломон тоже наблюдал за гостями. От него не ускользнуло взгляда ассирийцев в сторону финикийца, когда тот говорил о новой партии леса, которую готовит Хирам поставить Соломону. Взгляды были недобрыми, скорее наглыми и только уголками глаз, но Соломону многое раскрылось, мудростью великой наградил его Господь, и эта мудрость была выше изворотливости гостей, их помыслы стали доступны израильскому царю. И к исходу обеда, который длился долгие часы, он уже знал весь ход расклада их соображений. Они хотели союза с Соломоном, чтобы пройти по его территории для нападения на Финикию, на царя тирского, друга Соломона. Этому не бывать, но нужно не дать повода и ассирийцам быть недовольными им. Хорошо, он сможет уладить и эти вопросы.
-Гости дорогие, будем наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью. Сказал Соломон, поднимая очередной кубок, - преисполнимся дорогим вином и благовониями, да не пройдёт мимо нас весенний цвет жизни, и увенчаемся цветами роз прежде, нежели они увяли, никто из нас не лишай себя участия в наслаждении. Многие ищут благосклонного лица правителя, но судьба человека - от Господа. Когда умножаются праведники, веселится народ.
-А когда господствует нечестивый, - спросил египтянин.
-Тогда народ стонет, - ответил царь, - пусть умножается число праведников, и пусть мирное веселье царствует в сердцах наших.
Под утро гости разошлись на отдых, ушел и царь, но по пути обменялся с финикийцем несколькими словами, которых было достаточно, для понимания остроты создавшегося положения.
Значит ли это, что колесницы израильтян будут направлены на поле боя, - размышлял царь Соломон, - неужели не удастся помешать намерениям агрессивных соседей? Утро вечера мудренее. У меня еще два часа на отдых, посмотрим, что даст утро.
А утро было удивительно спокойное. Весёлые голоса птиц, безоблачное небо, цветение роскошных роз, подаренных когда-то вавилонским гостем, а теперь разросшихся в целую аллею прекрасных цветов. А когда царь поднялся по обыкновению на крышу своего дома, посмотрев вниз, был поражен. Перед ним ровными рядами в несколько человек стояли во всём параде его воины, готовые в любую минуту выступить по приказу царя. А за пехотой грозно и торжественно стояли боевые колесницы с превосходными скакунами и бойцами.
-Да, красивое зрелище - молодец Ванея, всё понял, всё успел за короткие предутренние часы. Царь весело спустился к своим воинам, чтобы приветствовать их, в это время и гости уже были на выходе из дворца, все вышли на широкое крыльцо, выходившее на площадку, где стояли воины. Увиденное поразило как друзей, так и недругов. Ассирийцы были поражены мощью войска израильского. Об изменениях, которые произвел царь, они имели представление лишь по слухам, теперь они видели, что за недолгое еще время царствования Соломону удалось перестроить свою армию, ввести в неё быстроходные колесницы; копья и мечи были из хорошо заточенного железа, щиты тоже были достойны внимания.
-Сколько же у тебя стойл для коней, царь?
-Достаточно для отпора противника, - ответил царь, и все дивились его словам.
Но восточные кочевые гости ничем не обнаружили удивления, только при прощании с царём они спросили, что означает этот сбор войск?
-Это всего лишь приветствие дорогих гостей, но если в день бедствия окажусь я слабым, то бедна сила моя, - заметил царь.
-Ты еще что- то скажешь нам на прощание, царь израильский?
-Нет, кто хранит уста свои и язык свой, тот хранит от бед душу свою. Коня приготовляют на день битвы, но победа – от Господа. Добрых вам путей, да не пересекутся они на поле брани.
-Великий царь, там, вдали песчаное облако движется по направлению к Иерусалиму, что прикажешь? – крикнул, вбегая, слуга.



ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Свадьба.
Соломон догадался, кто поднял такое облако пыли, он поспешил раскланяться с Ассирийцами и прочими гостями, пока не пришел свадебный караван.
В несколько минут двор преобразился, всё было готово к приёму дорогих гостей, и парад войск оказался как нельзя кстати. Царь попросил чистый хитон, в это утро, отдохнувший царь был необычайно доволен собой. Хитон, что принесли ему, еще сильнее подчеркивал каждую линию его мужественного лица, делал еще более глубоким его взгляд, от которого все приходили в трепет. Женщины искали этого взгляда, мужчины перед ним слабели, праведники находили в нём успокоение, а грешники укрывались от него. Только невозможно было укрыться от этих тёмных, как безлунная ночь, очей, они были всевидящими и всепонимающими.
Ванея, Завуф и несколько придворных поспешили встретить караван, Соломон остался во дворце, чтобы смирить нахлынувшее чувство радости и неожиданности. Он не ведал, какая она, его невеста. Все говорили с восхищением о её неземной красоте. В эти минуты он забыл даже Суламиту, настолько переполнило его ожидание встречи с Астис.
Гонец, подъехав к дворцу, сообщил, что караван со знатными гостями уже въезжает с юга в Иерусалим.
-Ковры, ковры поскорее на лестницу и цветы, бросайте цветы к ногам гостей, - приказывала Вирсавия. Царь же стоял, задумавшись о чём-то своем, не принимая никакого участия в этой беготне.
Вскоре двор и без того заполненный израильскими воинами и колесницами, стал заполняться встречающим гостей народом с детьми и цветами. А вот и первые навьюченные верблюды, за ними уже смирив свой бег, двигались колесницы с воинами и отряд конницы, сияющий блеском своих шлемов и мечей. Ряды египетских воинов и израильских стали напротив друг друга, ожидая дальнейших команд.
С верблюдов, стоявших у каменной стены, где росла сочная трава, снимали поклажу и переносили ее к крыльцу дворца. Соломон ожидал появления фараона со своей дочерью. И вот, наконец, все египетские воины и многочисленные слуги расступились перед своим правителем и его дочерью, ступивших на ковер по образовавшемуся проходу к дворцу.
Фараон и его Астис, укрытая накидкой, шли торжественным шагом, к крыльцу, где стоял Соломон и его свита. И только сейчас израильский царь очнулся от своей задумчивости и шагнул навстречу шествующей царевне и фараону.
Соломон остановился на нижней ступеньке, гости тоже подошли к ней, и владыки двух держав приветствовали друг друга, после чего приветствие огласили воины, так громко, что казалось, не было в Израиле такого многоголосия и звона металла. Воины стучали мечами о свои щиты, и было радостно всему народу, от этого мирного крика и шума, от этого веселого порыва радости. Люди бросали цветы, махали разноцветными платками, звенели трубы и бубны, но все было так дозволительно мило, что хотелось, чтобы праздник длился долго.
Соломон вел фараона с дочерью по лестнице вверх, все придворные приветствовали гостей, но принцесса так и оставалась в вуали. Ее одежда спускалась до земли, образуя большой шлейф из сиреневого атласа и такого же цвета полупрозрачной ткани. Голова была скрыта накидкой, укрывающей лицо.
-Так я и не увижу ее до свадьбы, - думал Соломон, - какая она высокая, вся изящная, словно вылеплена дивным мастером. Славные в Египте женщины, с каким достоинством держит Астис свою головку, и все движения мелодичны и спокойны.
Гостей провели в большой зал, где был накрыт стол. По обе его стороны услужливые молодые люди готовы были в любую минуту подать или отнести яства и вина.
Египетский фараон Суссаким и Соломон сели за стол рядом, дочь села недалеко от отца с Вирсавией. Женщины, обычно не сидели за одним столом с мужчинами, но на этот раз было все по- другому. Усталые гости в незнакомой обстановке хотели быть вместе, да и Соломон не был в этот день таким сильным приверженцем традиций.
За столом Астис не прикоснулась к еде, оставаясь таинственной красавицей. Были видны только очень тонкие руки, на пальцах блестели кольца, спускались с запястья тонкие золотые цепочки с небольшими звенящими монетками, да на мизинце правой руки виднелся продолговатый перстень, напоминающий скарабея. И это все, что можно было увидеть.
К свадебному обряду готовился весь город. Для жениха и невесты под балдахином из саргонского виссона, увитого белыми цветами, было изготовлено из кипарисного дерева возвышение. На нем поставили два высоких кресла, покрытых дорогими тканями, рядом небольшие скамеечки под ноги. Перед креслами развернули мягкий белый ковер. А чуть ниже возвышения длинными рядами тянулись накрытые столы с таким обилием блюд, что трудно было все перечесть.
Люди толпились рядами вокруг этого застолья в ожидании приезда молодых. И вот, наконец, показались две колесницы из противоположных сторон. За ними отряд всадников, облаченных в дорогие одежды, с сияющими доспехами. Кони и упряжь в цветах, лентах, а возницы в коротких серебристых туниках сдерживали властными руками вожжи, не давая коням быстрого хода. В одной колеснице за возницей стоял в белой одежде, расшитой золотом, Соломон, в другой вся сияющая дорогими тканями Астис.
Молодые подъехали к возвышению, подготовленному для торжества. Их встречали Садок и Нафан, держа в руках красивые шкатулки с кольцами для молодых.
Нафан взял руку Астис в свою, Садок взял руку Соломона, их руки соединили. Слегка дрожащей рукой царь взял кольцо для Астис у Нафана, а она взяла кольцо для Соломона. В самый ответственный момент покрывало с головы невесты должен был снять ее отец. Суссаким осторожно коснулся рукой ткани, покрывало слетело с головы Астис, и все с восторгом закричали приветствие в честь египетской красавицы и молодого царя, ставших в эти минуты мужем и женой. Садок благословил их брак. Перевязал им руки золотой лентой, с которой они должны были подняться вместе на брачные кресла.
Восторг пробежал по всем жилочкам царя, Астис бархатными удлиненными глазами под пушистыми длинными ресницами смотрела на своего избранника с такой нежностью, и такой влюбленностью, что Соломон забыл обо всем. Он был поглощен видением неземной красоты и чувственности взгляда, ему казалось, что Бог дает ему состояние, равного которому на земле нет.
-Астис, ты избрала в мужья меня, царя израильского, я признателен тебе. Слава о твоей красоте облетела многие земли, и я много слышал о ней, но то, что вижу перед собой, выше всяких похвал. Сердце мое возгордилось и наполнилось нежной трепетной страстью к тебе, жена моя.
Он склонил голову перед царевной, и Астис надела ему на голову корону из драгоценных камней и золота. Потом склонила она свою голову, и царь надел ей диадему из прозрачных сапфиров, встроенных в красное золото.
Когда Соломон и Астис опустились в роскошные кресла, народ ликовал, зазвенела музыка, затрубили трубы и забили бубны.
Начался пир. Молодые теперь могли побыть вдвоем. В их честь выкрикивались пожелания, им подносились дорогие дары, их осыпали цветами, но вскоре балдахин опустился, прикрывая молодых от солнца и любопытных взглядов. Им подали напитки и еду и оставили одних. Им нужно было привыкнуть друг другу, поговорить, а если и не говорить, то уловить движение душ и биение сердец, бьющихся с этого момента в унисон.
-Нашел ли я жену добродетельную, цена которой выше жемчугов, - думал царь, - воздаст ли она мне должное внимание. В моем гареме много жен добродетельных, красивых, нежных, но я желаю, чтобы эта превзошла всех их. Миловидность обманчива и красота суетна, но жена, доверившая сердце свое мужу достойна хвалы. Да будет так. Вирсавия будет довольна своей невесткой, - думал Соломон.
Среди людей, сидевших за столом, находились и бывшие жены царя Давида, перешедшие Соломону, а также новые жены молодого царя, которые достались ему после осады северного пограничного укрепления. Женщинам разрешили быть на свадьбе. Все они были богато одеты, волосы красиво уложены и скрыты под узорчатыми покрывалами. Возле каждой находились их служанки, подавая и помогая им. Но среди этих женщин не было Ависаги. Как только она увидела открытое лицо Астис, все оборвалось у нее внутри: « Не будет она Суламитой для царя, Астис покорит своей красотой Соломона, да и не только красотой. Такая она вся царственно- величественная, как и ее отец- фараон Египта».
Ависага постояла, прислонившись к стене дома, ноги подкашивались у нее, но она тихо побрела прочь от торжественного пира. Вслед за ней поспешила верная служанка ее, та, что и в винограднике была при ней. Женщины шли к Иордану. В это время река была полноводной, могучей. Она несла свои воды с северных гор к мертвому морю, к пустыни. Берега поросли бурной травой, пальмами, лавром и мандариновыми деревьями. Было приятное ощущение прохлады от водной глади, веяло спокойствием и силой. Ависага присела на срубленное и оставленное кем-то дерево сухой шелковицы. Слезы катились по ее лицу, она только сейчас заметила свою служанку.
-Госпожа моя дорогая, не надо так кручиниться. Знаю, что любишь своего повелителя, правителя Израиля, да и он тебя любит.
-Нет, нет! Теперь он будет любить только Астис, и никогда не будет так любезен и мил со мной, как был до нее, египтянки. Кончилась моя радость, нет мне без него жизни, и не могу я видеть его ласки к ней, чуждой для нас женщины.
-Не говори так, госпожа дорогая, не надо. Уши даже у тростника есть, а царь и наказать может, как было не так давно с тобой.
-Я могу говорить, что захочу, нет мне жизни без Соломона, только Иордан может подарить мне свой последний приют, к нему я должна поспешить.
-Опомнись, Суламита, что говоришь ты?
-Так называл меня только Соломон, откуда ты знаешь это имя?
-Это имя было на устах царя, когда он брал в жены египтянку. Не Астис, красавица, подчинила себе государя, это он подчинил ее, вместе с богатством и славой ее рода. Но сердце Соломона с тобой, Ависага - Суламита. Успокойся, не надо напрасных тревог. Ты сильная, умная девушка, проникнись уважением и заботой к царю своего сердца, увидишь, он вернется к тебе совсем скоро.
-А если нет? Что тогда? Потом я не смогу отлучиться из дворца без его разрешения, и вечные муки будут преследовать меня. Не перенесу такого.
-Вверься мне, Суламита. Все будет так, как я тебе говорю.
-Твои уста произносят спасительные речи, но смотри, как манит к себе река, так ли все будет, может быть ей известно наше будущее?
-Астис будет царицей в его дворце, Суламита, в его сердце царствовать будешь ты еще долгие годы.


 
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
СТРОИТЕЛЬСТВО
После пышной свадьбы, которая длилась несколько недель, царь сразу же приступил к продолжению строительства храма Господня и дома своего. А также дал распоряжение о сборе податей на строительство крепостной стены в Иерусалиме и городов Мило, Газер, Мегиддо и Газор, нижний Бефорон, и Валааф и Фадмор в пустыне. Все эти города располагались вблизи границ с довольно агрессивными соседями. После отъезда ассирийцев, царь не мог спокойно надеяться на мир, он действовал и действовал очень умело и грамотно. По его расчетам и рисункам строили крепостные стены вместе с комнатами для проживания воинов, а также стойлами для коней и укрытиями для колесниц. Работа закипела сразу в нескольких городах под присмотром военачальников.
Газер располагался у подножия холмистой местности, которая поднималась от западного равнинного побережья. Оттуда из Виа Марис царские войска контролировали главную прибрежную дорогу с юга на север. По дороге из Газера в Иерусалим расположены другие города, среди них Нижний и Верхний Беф-Орон. Область с городами Гаваон, Вефиль и Иерихон Газер относилась к той части, которая вдавалась между Южной и Северной Палестиной. Мегиддо с городом Бед-Шеаном образовывал северную поперечину и владел всей богатой и плодородной долиной Изрееля. Он служил также для присмотра за Кармель-Пассэ, который представлял собой самое благоприятное соединение Египта и Северной Сирии. Асор, располагавшийся еще дальше, на севере Палестины, господствовал над галилейской частью долины Иордана.
Царь сам ездил по городам, где развернулось строительство, он проверял кладку, давал распоряжения по изготовлению и отжигу на солнце кирпича. Энергичность Соломона была настолько могучей, что при его появлении работа спорилась с удвоенной силой. Враги поговаривали даже, что перстень на его пальце ничто иное, как великое колдовство, к которому он прибегает для помощи строителям при подъеме громадных глыб, а порой и для исцеления больных.
Соломон обладал такой сильной верой в свою способность лечить, что раны у больных действительно заживлялись при прикосновении перстнем или рукой. Он мог остановить бег разъяренного зверя взмахом руки, а взмахом ресниц делал бессильными красавиц, которые готовы были идти за ним через все невзгоды жизни.
В свои поездки по строительным гарнизонам царь брал несколько своих жен со служанками, которые готовили ему еду, ночлег, массировали усталые мышцы тела и любили Соломона самой страстной и нежной любовью. Но ни Астис, ни Ависагу царь с собой не брал. После свадьбы он не навещал своей Суламиты, верная служанка, которой, берегла свою госпожу, как умела от слез и огорчений. Она приносила спелые плоды персиков и других фруктов для поддержания красивого лица девушки, пела ей дивные истории о своей далекой родине, что в халдейском Уре. О красоте дворцов в Вавилоне, о богатстве этих земель.
Хананейские города, в которых сейчас находился Соломон, расположены далеко от Иерусалима. В Асоре и Мегиддо заканчивали возводить стены, а вот крепостные ворота с башнями еще не достроены, и царь следил за правильностью возведения вытянутых в виде двух параллельных стен, с встроенными внутрь комнатами, крепостных ворот.
Такие стены и крепостные ворота строились и в других городах. Шесть помещений, с отдельным входом в каждое, и две башни, хорошо укрепленные, становились надежной защитой от нападения врагов. Внутри этих сооружений располагали конюшни, жилые помещения. Соломон успевал следить за всеми сооружениями, давая нужные советы. Он доверял архитекторам из Тира, но, что касалось военного дела, проверял и руководил сам.
В Иерусалиме также ожидали его решений по строительству храма и дворца. Оба здания уже строились, но нужно было определить дальнейшее расположение комнат и колонн. Царь вскоре должен был появиться и на этой стройке. Накопились судейские дела, не закончены были его записи с наблюдениями, а еще вез Соломон продолжение той самой песни, что пела ему Суламита. Он настолько был увлечен этой мелодией и слогом, что в дорогах ему на ум пришла своя музыка и свой текст, который он вез для Ависаги.
Астис вместе с Вирсавией занимались перепланировкой комнат, дворец был небольшим, и требовалось большое умение расположить в нем все и всех так, чтобы было удобно. Ахисар руководил работой слуг, он следил и за кормом львенка, которому дали имя Аро. Царь просил хорошенько обращаться с даром принцессы, теперь его жены.
Это так порадовало Астис, знак того, что подарок ее пришелся по душе любимому, самому прекрасному мужчине, очи которого так и стоят перед глазами молодой женщины. Так ей хотелось убрать дорогими коврами, шелками, золотыми украшениями, привезенными из Египта, комнаты во дворце, чтобы порадовать мужа. Несколько комнат преобразились настолько, что, войдя в них, забывалось, что это в Израиле, так все напоминало египетские дворцы. В комнате Астис из кедра изготовили несколько красивых колонн, и установили их немного поодаль от входа. Колонны покрыли розовой глазурью с голубыми прожилками, словно мраморные горделиво возвышались они, увитые снизу цветами. В одном из углов комнаты установили божество родины Астис, она поклонялась Исиде. Теперь жена Соломона могла найти успокоение в своих комнатах, ставших похожими на те, что покинула она в Египте.
Вирсавия не стала возражать против Исиды, она хотела добрых отношений со своей невесткой и сыном и старалась не мешать им своими советами, а только одобряла их действия. Она сдружилась с молодой женой сына, часто вместе выходили вечерами они на крышу дворца смотреть на звездное небо, и поразительно красивые дали при лунном свете, подолгу беседовали о родине Астис. Всегда находилось что-то новое в ее речах, когда она вспоминала отца, мать, своих подруг. Многое было новым для нее, не совсем таким, как она представляла, но когда тоска по дому слишком тяготила ее, она вспоминала Соломона, и глаза ее светлели, сердце наполнялось радостью и счастьем.
Принимая ванны, она любила делать все, как делали для нее на родине, она благоухала ароматами, добавляла в воду столько всяких масел и трав, что кожа становилась нежной и розовой, словно у младенца. Вирсавия встречала ее после омывания и восхищенно произносила: « Как ты хороша, Астис». И это было правдой.
В комнате Астис находилось много баночек с духами, румянами, кремами, миррой, хной, бальзамовым маслом, красной краской для ногтей и голубой для век. На родине египтянки к этому времени выращивались диковинные деревья, с коры которых получали краски. Астис имела множество красок и украшений из стекла, жемчуга, аметистов, которое тоже изготовлялось в ее стране. Из Северной Нубии, где были прекрасные золотые и медные рудники египетского фараона, присылали ей в дар изделия из этих металлов. Она любила часто менять одеяния свои, они отличали египтянку от израильтянок своим лоском и богатством.
Израильские женщины тоже пользовались красками, но их пристрастие к ним было не таким сильным, как у египтянок.
Когда женщинам сообщили о приезде в Иерусалим Соломона, Астис тут же приступила к своему любимому занятию; украшать себя. Вирсавия помогала советами, но египтянка так хорошо знала это ремесло, что достаточно было ее служанки, которая отлично знала нравы своей хозяйки. Молодой госпоже прислуживали рабыни из Нубии, они были знакомы с приемами украшения и лица и тела. Астис была довольна ими, всегда выглядела блистательно. Все, кто встречался с нею, поражались блистательной красотой царской жены.
Соломон появился на пороге дома как раз в тот момент, когда Вирсавия и Астис поднялись на крышу дома, чтобы не пропустить его приезда. Но Соломон подъехал с небольшим отрядом своих охранников без особого шума, и женщины увидели его уже входящим в дом. Обе поспешили к нему навстречу.
Соломон поцеловал мать, прижал к себе молодую жену, Она стала еще красивее, чем когда увидел ее впервые. Золотисто-медные волосы обрамляли высокий лоб волнами завитков. Светлая вуаль скрывала собранные в прическу длинные косы. Одежда ее отличалась в это утро необычной свежестью розовых красок. Высокая грудь, украшенная бусами и цепочками была глубоко открытой, края ткани обшиты тонким кружевом, которое волнами спадало на плечи, создавая неповторимо прекрасный образ. Гибкое тело манило своим изяществом и очарованием. Соломон был счастлив вновь обнять свою милую египтянку. Целый вечер и ночь после распоряжений, данных управителям уделов, он провел со своей принцессой. Она не отпускала его ни на миг, расспрашивала мужа о поездке, о дорогах, ее интересовало все, что было связано с ним. Часто просила рассказать что – либо из судейских историй.
-Соломон, говорят ты самый мудрый и справедливый из судей, - глядя ему в глаза, сказала Астис, - поведай мне хотя бы одну из историй.
-Самый справедливый судья - наш Господь, но я готов выполнить любую твою просьбу, моя царица. Совсем недавно мне пришлось рассудить несколько странный случай. Вот послушай!
Шел полем человек, неся кувшин с молоком. Встретилась ему змея, стонавшая от мучительной жажды.
-О чем стонешь ты? – спросил человек.
-Изнемогаю от жажды, - отвечала змея, - а у тебя, что в кувшине?
-Молоко.
-Дай мне испить молока, и я укажу тебе место, где клад зарыт.
Дал человек змее молока напиться.
-Укажи же мне клад, о котором ты говорила, - сказал человек.
-Следуй за мной, - ответила змея, - и, приведя его к большому камню, сказала: вот, под этим камнем лежит клад.
Сдвинул человек камень, разрыл землю и, достав клад, хотел, направиться к дому своему. Но змея успела обвиться вокруг его шеи.
-Что это ты делаешь? – закричал человек.
-Умертвить тебя хочу, - отвечала змея, - за то, что ты сокровище мое забрал.
-Идем на суд к Соломону, - предложил человек.
-Идем, - сказала змея, оставаясь на его шее.
И пришел человек со змей ко мне с мольбою.
Чего ты желаешь, спросил я.
-Умертвить его.
-Прежде всего, сойди с шеи долой: не подобает, чтобы ты распоряжалась им более, нежели я, в то время, когда вы судиться ко мне пришли.
Сползла змея на пол.
-Теперь, говори, я слушаю.
-Я требую, - начала змея, - чтобы мне дано было умертвить его, в исполнение сказанного Господом: «Ты будешь жалить его в пяту».
-А о тебе: говорю я человеку, Господом заповедано поражать змею в голову.
В одно мгновение человек размозжил змее голову.
Отсюда - поговорка: «И лучшей из змей голову размозжи».
-Такая история придумана тобой, дорогой. Змея не стала бы ждать суда.
-Конечно моя радость, но змеей может быть и не змея. Вдумайся глубже в слова эти, в них мудрость человеческая.
Твой отец тоже хотел узнать о моей мудрости. Когда я попросил несколько лет назад прислать искусных мастеров для возведения храма, что сделал фараон?
Он призвал астрологов и сказал им так:
-Наблюдайте по звездам и укажите мне тех из зодчих, которым предопределено умереть в этом году, их-то я, и пошлю Соломону.
Когда люди, посланные фараоном, явились ко мне, узрел я через Духа Святого, что людям этим назначено умереть в том же году. Дал я им каждому по савану и отправил обратно с письмом: «У тебя, по - видимому, недостает саванов для погребения покойников. Получай людей своих обратно вместе с саванами».
-Так поступил мой отец! – воскликнула принцесса, - но ты дал мудрый ответ, мой царь, я люблю тебя за ум твой и красоту твою, а ласки твои дороже всех сокровищ Египта. Она прижалась к Соломону и умолкла в его объятиях. А он продолжал.
Как-то предстал предо мною царь дьяволов Асмодей и сказал:
-Тот ли ты, о ком говорят, что он всех мудрее?
-Верь тому, что говорят. Так обещано мне Господом.
-Я покажу тебе нечто, чего ты сроду не видал, - продолжал Асмодей, - хочешь увидеть?
-Покажи.
Асмодей повел рукой в сторону страны «Тевель» - и предо мной появился человек о двух головах с двумя парами глаз. Меня охватила тревога, но я проговорил:
-Отведи его ко мне в комнату.
Призвал я Бенаю, сына Иегодиады (военачальника царского) и говорю:
-Скажи, под нами люди есть?
-Утверждать не могу, слышал только от Ахитофеля, что где – то под нами живут люди.
-А что, если бы я показал тебе человека оттуда?
-Но, государь, возможно ли это? Глубина земли - пятьсот лет пути, да еще прибавь расстояние от нашей земли до той тоже пятьсот лет пути.
Послал я за этим человеком, увидел его Беная и пал на лицо свое и произнес:
-Благословен Господь, сохранивший меня до сего времени!
-Из какого ты рода, обратился я к двуглавому человеку.
-Из рода Адама, из потомков Каиновых, - отвечал тот.
-Где живете вы?
-В стране «Тевель»
-Есть у вас солнце и луна?
-Да есть, восходит солнце с запада, заходит на востоке.
-А чем же вы занимаетесь?
-Пашем, жнем, пасем стада.
-Молитесь ли вы?
-Да.
-О чем?
-Как многочисленны дела Твои Господи! Все премудро содеяно Тобою.
-Ты хочешь вернуться в свою страну?
-Да, возврати меня туда.
Призвал я Асмодея и сказал, чтобы он отвел его обратно.
-Нет, - ответил Асмодей, - во веки уже не могу я вернуть его обратно.
Так и остался двуглавый человек жить среди наших людей.
-Но, мой царь, нет среди израильтян таких людей, как нет их и в Египте?
-Да, дорогая. Этот человек женился на обычной женщине, родилось у него семь сыновей с одной головой и один с двумя головами. А когда отец их почил, стали делить они наследство. Они просили поделить поровну на всех. Но тот, что с двумя головами, опротестовал, сказав, что их двое.
-И как ты рассудил?
-В полночь пришел я в храм и воззвал к Господу:
Владыка мира! Открывший мне в Гаваоне, Ты сказал: «Проси, что дать тебе?». Не просил я ни серебра, ни золота, только мудрости просил я, чтобы судить людей правильно.
Отвечал Господь:
-Утром просвещу мудростью тебя.
Наутро собрал я всех членов Синедриона и попросил ввести двуглавого человека.
Когда его ввели, сделал я ему испытание на проверку, отдельно ли чувствуют обе головы. Два человека предо мною или один?
Велел принести горячей воды, когда ее принесли, велел вылить на одну голову того человека.
-И что тогда?
Завопили обе головы:
Государь, государь, мы умираем!
При виде этого все пришли в изумление.
-Но почему Асмодей его привел к тебе?
-А почему ты поверила в двуглавого человека?
-Ладно, давай передохнем немного.
После отдыха в своем дворце с молодой женой Соломон отправился осматривать возводимый храм. Строительные работы велись с истинно восточным размахом. Замысел храма и размах стройки был грандиозным. Хорошо обработанные белые камни возвышались над землей, уходя в синеву неба. Внутри стены были облицованы ливанским кедром и богато инкрустировали золотом. Здание было подобием скинии, но значительно превосходило ее размерами. Храмовый комплекс состоял из притвора, святилища - Святое и комнаты, похожей на куб, - Святая Святых. В последней комнате должны были поместить ковчег Завета, над которым простирали бы крылья огромные херувимы. А перед храмом строился широкий двор, обнесенный стеной, куда мог собираться народ.
Астис и Соломон остались довольны строительством. За время отсутствия царя стройка значительно продвинулась и в высоту и в ширину. Рядом возводился царский дворец с пристройками, большим внутренним садом. Одна стена дворца сливалась с крепостной стеной всего комплекса, другая стена окнами выходила к дворцу для дочери фараона. Царские дворцы были отделены от храмовой площади еще одной стеной, где был заложен дивный сад с редкими растениями.
Вид поразил воображение. Дворец был настолько велик и торжественен, с таким множеством комнат, дверей и окон, что увиденное приводило в восторг.
-Соломон, такого дворца, который строишь ты, не было и у моего отца, - радостно воскликнула Астис, - каков же он будет после окончания строительства?
Дав указания по планировке и обработке стен, Соломон повел Астис осмотреть ее дворец, и так много было возле него дополнительных пристроек, что Астис немного взволновалась:
-Зачем так много пристроек? - Спросила она настороженно.
-Рядом с тобой должны находится и твои охранники, и твои слуги, для них эти пристройки, дорогая.
-Великолепный дворец!
Он и сейчас производит впечатление самого роскошного дворца. Соломон, я даже согласна поверить легенде, которую слышала о тебе.
-Какой легенде, дорогая?
-Что ты обладаешь властью над духами и демонами, что самого Асмодея, о котором ты мне недавно рассказывал, заставил трудиться на строительстве своего храма.
-Ну, ну! И дал ему свой перстень, чтобы померяться силой и властью.
-Да, именно так, мой дорогой. Только там ты был наказан им за свою доверчивость, так как Асмодей немедленно вырос в крылатого исполина и забросил тебя в дальнюю землю.
-И сам вместо меня правил в Иерусалиме, ты это хочешь сказать. И что выдало его только неумеренное сладострастие?
-Соломон, сладострастия и у тебя не отнимать, так Соломон ли ты, или Асмодей?
-А ты как полагаешь?
-Я люблю Соломона, пред мудростью которого преклоняются все народы и цари, сильного сладострастного, и отважного, знающего все секреты земли.
-Моя царица, я благодарен тебе за столь дивное признание. И о черве «Шамире» тебе доложили, о нем тоже говорят, что владеет им только Асмодей и я. Червь этот - «Шамир» может, будто бы расколоть скалу и обработать камни для строительства храма.
 Нет, моя Астис, это все домыслы, которым нет места в реальной жизни. Только искусные мастера из Тира да мои земляки, которые у них учатся, творят из камня такие чудеса при строительстве.
А как обработано дерево, как подогнано по цвету и по рисунку древесины, это ли не чудеса, на которые способны люди, руководимые Господом, только от Него идет человекам добрая и правильная мысль. Только Всевышний дает мудрость в учении, наставляет на благоразумные действия.
-Ты прав, Соломон. Но все-таки величие этих построек удивляет и толкает народ к легендам. В Египте тоже много легенд, и то, что скипетр фараона поднимает каменные блоки, лечит бесноватых, дарит живительную влагу дождя после длительной засухи. Жрецы своими предсказаниями вместе с астрологами могут управлять толпами людей, заставляя повиноваться стихиям. О, как они умеют повелевать, одним движением руки, поворотом головы, направлением глаз, приводят людей в трепет.
Им верят. Но я, как и ты верю еще и в человеческую мудрость.
-Жена, понимающая мужа, дар Божий. Сегодня хочу показать тебе мои виноградники, хочешь посмотреть?
-Да, дорогой, я очень люблю сады, тенистые деревья, цветы, бассейны, там всегда много птиц, ощущение радости.
-Тогда в путь, моя царица.
Соломон повез свою принцессу в тот самый виноградник, где была когда-то его Ависага-Суламита. Он так и не встретился еще с нею, не подарил ей свои стихи. Не было времени поинтересоваться, как она? Царь был так увлечен своей египтянкой, ее страстным темпераментом, новизной чувств. Его умиляли восторги Астис, ее непохожесть на других женщин, что пересилить себя в это время он не смог.
А Суламита немного смирилась со своей участью, время многое лечит, только не утихала сердечная боль, только ждала душа ее встречи с любимым. Но видно не суждено быть ей одаренной его любовью. Все чаще сидела она, у фонтана незаметно смахивая бегущие слезы.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Освящение храма
Виноградники произвели на Астис невероятное впечатление. Долго блуждала она с Соломоном среди лоз, увитых тяжелыми спелыми гроздьями. Влюбленные срывали и дарили друг другу кисти спелых ягод, брызгались водой с радужными всплесками, смеялись, кувыркались на траве: все было позволительно сейчас среди зелени своего виноградника мужу и жене. Но ни разу не назвал ее царь своей Суламитой. Астис была задорнее, веселее, обольстительнее, она была другой. И ее любил Соломон. Среди сада, в котором он раньше был с Ависагой, а сейчас с Астис, он вспомнил свою Суламиту. Нет, он не забыл ее, но так притягательна египтянка, и так трудно оторвать ее от себя.
С той поры прошло уже немало времени. Вот и храм утром следующего дня будут освящать. Соломон обдумывал слова молитвы, которую намеревался прочесть при освящении. Он затворил за собой дверь в комнату, просил никого не впускать. Опустился на колени, обращаясь к Яхве: «Господь мой, было слово Твое ко мне, что, если я построю храм и буду ходить путями Твоими, то Ты не оставишь народ Твой».
Вот построил я храм, и обложил стены храма внутри кедровыми досками. От пола храма до потолка внутри обложил деревом, и покрыл пол храма кипарисовыми досками. И устроил в задней стороне храма стену, и обложил стену и потолок кедровыми досками, и устроил давир для Святое-Святых для того, чтобы поставить там ковчег завета Господня. Я обложил храм внутри чистым золотом, протянул золотые цепи пред давиром и обложил его золотом. И сделал в давире двух херувимов из масличного дерева, вышиною в пять локтей. И обложил херувимов золотом. И на всех стенах храма кругом сделал резные изображения херувимов и пальмовых дерев и распускающихся цветов, внутри и вне. И пол в храме обложил золотом во внутренней и передней части. Для входа в давир сделал двери из масличного дерева, с пятиугольными косяками. И у входа в храм сделал косяки из масличного дерева четырехугольные. И вырезал на них херувимов и пальмы и распускающиеся цветы и обложил золотом по резьбе. И построил внутренний двор из трех рядов обтесанного камня и из ряда кедровых брусьев. Угодно ли тебе, мой Господь, творение мое? Облеки меня своей мудростью при освящении храма завтра при восходе солнца.
Долгое время молился Соломон, и к утру в душе его зазвучали слова молитвы, которую он и свершил при освящении исполненную глубокой веры, обращенную к Богу:
«Господи, Боже Израилев!
Нет, подобного Тебе Бога на небесах вверху и на земле внизу;
Ты хранишь завет и милость к рабам Твоим, ходящим пред Тобою всем сердцем своим…
Небо и небо небес не вмещают Тебя…
Услышь воззвание и молитву, которую раб Твой умоляет Тебя ныне.
Да будут очи Твои отверсты на храм сей день и ночь,
На сие место, о котором ты сказал: «Мое имя будет там»;
Услышь молитву, которою будет молиться раб Твой на месте сем.
Услышь моление раба Твоего и народа Твоего Израиля,
Когда они будут молиться на месте сем;
Услышь на месте обитания Твоего, на небесах,
Услышь и помилуй…
Обвини виновного, возложив поступок его на голову его,
И оправдай правого,
Воздав ему по правде его.
При всякой молитве, при всяком прошении,
Какое будет, от какого либо человека
Во всем народе Твоем Израиле,
Когда они почувствуют бедствие в сердце своем,
И прострут руки свои к храму сему;
Ты услышь с неба, с места обитания Твоего,
И помилуй;
Создай и воздай каждому по путям его,
Как Ты усмотришь сердце его,
Ибо Ты один знаешь сердце
Всех сынов человеческих;
Если и иноплеменник,
Который не от Твоего народа Израиля,
Придет из земли далекой ради имени Твоего,-
Ибо и они услышат
О Твоем имени великом
И о Твоей руке сильной
И о Твоей мышце простертой,-
И придет он и помолится у храма Твоего,
И сделай все,
О чем будет взывать к Тебе иноплеменник,
Чтобы все народы знали имя Твое…
Что именем Твоим называется храм сей,
Который я построил.
Когда они согрешат пред Тобою,-
Ибо нет человека, который не грешил бы,
…Прости народу Твоему,
в чем он согрешил пред Тобою.
Да будут очи Твои отверсты
На молитву раба Твоего
И на молитву народа Твоего Израиля,
Чтобы слышать их всегда
Когда они будут призывать Тебя».

Так обратился к Богу Соломон перед храмом Господним и перед народом своим. И внесли в храм ковчег Завета, установив его в Святая Святых, под распростертыми крылами херувимов. Перед дверями Святая Святых приказал царь повесить разноцветные завесы лазоревого, пурпурного и фиолетового цвета из самого прозрачного и тонкого виссона. И не было ни одной вещи, ни внутри, ни снаружи, которая не была бы вызолочена.
Во время торжества толпы народа заполнили внешний двор, а во внутреннем дворе проходила церемония посвящения и установления ковчега.
Вокруг жертвенника собрались старейшины племен израильских, жрецы в белых полотняных одеждах, придворные вельможи, певчие, арфисты, кимвалисты и сто двадцать жрецов-трубачей.
Соломон, в пурпурном, богато расшитом плаще и золотом венце, сидел на престоле. Позади него стояли пятьсот воинов личной гвардии царя со щитами из чистого золота.
Торжество началось с крупного жертвоприношения, сосчитать всех жертвенных животных было просто не под силу. Среди дыма и запаха горелого мяса гремели трубы, и левиты внесли на плечах ковчег завета.
Потрясенные сиянием ковчега, певчие под звуки арф и кимвалов запели гимн:
Поднимите, врата, верхи ваши,
И поднимитесь, двери вечные, И войдет царь славы!
А когда ковчег был установлен, расшитый золотом занавес опустился, и с тех пор никому, кроме верховного жреца, не разрешалось видеть ковчег.
А Соломон встал с престола и, вознося руки к небу, воскликнул:
-Господи, возлюбил я обитель дома Твоего
И место жилища славы Твоей!
Воцарилась глубокая тишина, все слушали голос царя.
И молился народ в храме новом, и дивился народ богатству его и убранству. Славил народ Соломона и Давида, отца его, что даровал праведного сына Израилю, который смог построить храм достойный обители Господней.
Смотрел народ и дивился множеству построек возле храма. Были еще тридцать маленьких зданий, которые прочностью своей постройки и общей массой храма должны были объединять и сдерживать все главное здание. Все здания были соединены между собой дверьми. Внешняя отделка храма была сделана из удивительно искусно и точно обтесанных камней, которые так плотно пригнаны друг к другу, что никто не мог заметить следа молотка или какого-либо другого инструмента.
Здание создавало впечатление легкого и соизмеримого, и вся гармоничность его казалась скорее естественной, чем результатом требований архитектуры.
Люди благоговели перед Богом и храмом в честь Господа. Им казалось, что стоять храм будет вечно, и ничто не сможет нанести ему вред или разрушить его.
Соломон тоже об этом думал и надеялся на это, но знал, что надежда неблагодарного растает, как зимний иней, и выльется, как негодная вода. Кто знает, кем будет управляться Израиль после него. Он защитит храм и народ свой, но после него, что будет, знает только Бог. Поэтому-то и заготовил он подземный тайник, где можно было бы спрятать ковчег Завета.
Сегодня Соломону приносили дары, сегодня его возвеличивали, и радовался царь, и благодать была в душе его. А рядом с ним Астис, Вирсавия, его воины, его друзья, и всеобщее ликование.
Когда народ достаточно повеселился и исполнил все обязанности по отношению к Господу Богу, все евреи, с разрешения царя, отправились по домам, прославляя царя за его о них заботу, моля Предвечного о том, чтобы Он сохранил им Соломона царем еще на долгие годы.
С радостным ликованием и хвалебными песнями в честь Господа прибыли они в дома свои.
Равным образом вернулись в свои города и те, которые лично участвовали в церемонии внесения ковчега Завета внутрь храма и могли теперь рассказывать о величие и красоте этого храма, а также о тех необычайных жертвоприношениях и празднествах, в которых они сами были участниками.
В ту же ночь Соломону представилось во сне видение, которое возвестило ему, что Господь Бог милостиво внял его молитве, готов принять под свое покровительство храм и всегда иметь в нем свое местопребывания и оказывать милосердие, как его потомкам, так и всему народу.
Вместе с тем Господь грозил предать огню ныне сооруженный храм и предоставить его врагам на разграбление, а также отдать весь город в руки неприятелей, если не идти путями Его. И повсюду бедствия евреев войдут тогда в поговорку и возбудят недоверие по своей тяжести. Так что, когда соседи евреев станут, затем с удивлением расспрашивать о причине, почему евреи, раньше столь возвеличенные и столь богато одаренные Предвечным, теперь впали в такую у Него немилость. Им придется услышать из уст, случайно уцелевших от погрома чистосердечное признание в прегрешениях и в нарушении правородительских заветов.
Вот то, что сказал Господь царю через посредство ночного видения. Но не внял Соломон последним словам Господа.



ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ДАНА
После освящения храма, взволнованные и немного усталые Соломон и Астис вернулись домой. А Вирсавия и слуги остались осматривать строящийся дворец царя и его жены. Сказочное творение обещало быть прекрасным. Вокруг строения, где возвышались законченные объекты, уже зеленели красивые рощи самшитовых и кедровых деревьев, посаженных по приказу царя. Там можно было отдохнуть в тени их крон, понаблюдать за движением людей, которые все еще толпились вокруг храма и рассматривали царский дворец, что строился рядом с храмом.
Когда вернулись домой, Соломон пригласил Астис к водоему, где находилась обитель львенка. Царь частенько заглядывал в вольеру, когда было хоть немного свободного времени, и приносил зверю что-нибудь вкусное. Он и сегодня приготовил хороший кусочек мяса для льва. Но жена усталая от путешествий отказалась, она решила отдохнуть. Царь пошел один.
Вольера для льва была в дальнем углу дворовой территории, возле скалистой толщи стены. Там для него были устроены бассейны с водой, росли высокие деревья, возвышались скалистые утесы и были вырыты песчаные норы, чтобы лев мог укрыться от солнца. Наблюдали за львом и кормили его два негра, которых подарили вместе со львом египетские гости.
Когда Соломон обходил тот самый водоем, в котором плескался когда-то с маленьким львенком, он увидел возле воды женщину и ребенка. Они сидели спиной к нему, но он всем своим существом почувствовал в них что-то очень родное, колющее прямо в сердце. Соломон поспешил к ним. Женщина, склонившись над ребенком, что – то напевала, ребенок молча слушал. Удивлению царя не было предела. Перед ним сидела Ависага, его Суламита, с маленькой девочкой, так прижавшейся к ней, словно боясь потерять ее.
-Суламита? Моя Суламита, я рад встрече с тобой, но чей это ребенок? Почему он так прижимается к тебе?
-Это Дана, наша с тобой дочь, Соломон.
-Ты говоришь, наша дочь, этот чудный ребенок, моя дочь, Суламита, ты моя царица!
-Не называй меня так, мой господин, прошу тебя. Астис твоя царица, я любящая тебя женщина, мать твоего ребенка, которого послал мне наш Господь.
-Если она и моя дочь, то нам послал Господь. Дай мне посмотреть на это маленькое чудо, какие светлые волосы, какие красивые синие глаза, словно гладь водная, неужели это моя дочь? Да, она моя, смотри, у нее такая же родинка на подбородке, как и у меня, но почему она беленькая, да еще с голубыми глазами?
-Может быть, потому что еще маленькая, у детей так бывает, а может быть потому, что любовь моя к тебе всегда светла, как бы ни было мне больно и грустно. Ты забыл меня, мой господин.
-Суламита, ты же знаешь, как я был занят возведением храма и дворца, как много пришлось отлучаться из Иерусалима по северным и южным городам для укрепления там границ. Мне пришлось воевать на севере, где наш город Дан, чтобы защитить наши земли от разграбления. Мир заключен только потому, что мы дали достойный отпор, враг почувствовал силу моих воинов и моего государства. Потом, Астис никуда не отпускала меня от себя. Ссориться с ней не входило в мои планы, да она и хороша, очень хороша, ты видела ее? Я люблю ее и тебя, Суламита, сейчас люблю тебя еще сильнее, чем когда- либо. Ты самая нежная и самая прекрасная женщина, каких я только знал, а знал я очень многих женщин. Каждый правитель имеет надлежащий гарем, и у меня он не мал, ты знаешь об этом.
Когда я был в отъезде, вспоминая о тебе, сочинил в дорогах продолжение той истории, помнишь, что ты мне пела о бедной девушке и царе. Тот царь был еще молод, красив, но девушка отвергла его любовь. В моих стихах царь старше. Девушка смогла понять красоту его души, восхищаясь им, она вошла в его палаты, и он наслаждался ее красотой. Девушка осталась прежней Суламитой, той, которую хранит сердце мое.
-О, мой царь, неужели ты помнил обо мне! Ты слагал для меня свои дивные песни о любви. Я хочу услышать их.
-Да, Суламита, ты моя единственная любовь, и эта песнь, песнь любви к тебе. Смотри, дитя уснуло, я могу разбудить ее своим голосом.
-Нет, твой голос усыпил, убаюкал дитя, потому что сладок он и для нее и для меня. Пой, мой царь!
И полилась чудная мелодия с нежными, не совсем знакомыми для Ависаги словами. Только сердце ее и душа растворялись в этих словах и уносили к поднебесью.
«Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина. От благовония мастей твоих имя твое, как разлитое миро, поэтому девицы любят тебя.
О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волоса твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской.
Зубы твои, как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними.
Как лента алая губы твои, и уста твои любезны, как половинки гранатового яблока-ланиты твои под кудрями твоими.
Шея твоя, как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем - все щиты сильных. Два сосца твои, как двойня молодой серны, пасущейся между лилиями. Доколе день дышит прохладою, и убегают тени, пойду я на гору мирровую и на холм фимиама. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе.
Со мною с Ливана, невеста! Со мною иди с Ливана! Спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых! Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста; пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей.
О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста; о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!
Запертый сад – сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник: рассадники твои – сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами.
Нард и шафран, аир и корица с всякими благовонными деревами, мирра и алой со всякими лучшими ароматами. Садовый источник – колодезь живых вод и потоки с Ливана.
Поднимись ветер с севера и пронесись с юга, повей на сад мой, - и польются ароматы его! Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его.
Соломон тихо пел свои стихи, то, немного наклоняясь вперед, то, распрямляясь и откидываясь назад, глаза его были влажны и сияли внутренним светом, словно пело само сердце, сама душа.
-Где я, и мне, какое место в этих словах, я не понимаю? – думала Ависага, - обо мне ли поет мой возлюбленный? Гарем Соломона велик, многие женщины польщены его вниманием, у многих рождаются дети, он не чуждается их, но мало кому уделяет особое внимание. Пока только Астис рядом с ним на всех выходах царя к народу и на пирах. Только она вместе с царем может поехать по городам Израиля, как царица, но никто больше из жен не имеет таких благ. Кто же я для царя? И я ли в этой песни Соломоновой?
-О чем ты задумалась, моя Суламита? Ты ищешь себя в моей песне и не находишь, ведь так?
-Да, Соломон, эта женщина так чиста, так прекрасна, могу ли я сравниться с нею?
-Можешь, и ты прекрасна и чиста в помыслах своих, ты берегла свою любовь, несла ее как святыню, вот на твоих руках покоится наш ребенок. Так довериться, как она сейчас тебе, можно только чистому и искреннему человеку.
-Да, мой государь, я люблю тебя, бесконечно люблю и дитя наше. У меня, как и у всех твоих жен есть все. Я ни на что не жалуюсь, если только…
-Что, говори!
-Только нет тебя со мной рядом.
-Всему свое время, дворец Астис готов, скоро она переселится в него. Тебе, как и обещал когда-то, остаются залы в старом дворце, и навещать вас буду чаще. Я хочу видеть, как растет моя дочь, когда-нибудь ты и сына мне родишь, наследника моего. И будет Израиль процветать из века в век, как сейчас.
-Не хвались, пусть чужой скажет о тебе, но не ты.
-Искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего. Так сладок всякому друг сердечным советом. А ты мой самый добрый друг, Суламита.
Я и сам прошу у Господа нашего не отказать мне двух вещей, прежде, нежели я умру: суету и ложь удали от меня, нищеты и богатства не давай мне, питай меня хлебом насущным, дабы, пресытившись, я не отрекся от Бога и не сказал: «Кто Господь?» и чтобы, обеднев, не стал красть и употреблять имя Бога моего всуе.
-О, мой Соломон, мудра речь твоя, она бальзамом ложится на душу. А песнь твоя о любви нежна, но немного вожделенна, ты прочел все, или есть продолжение?
-Есть, я прочту тебе их следующий раз. А сейчас, передай ребенка кормилице, а мы с тобой пойдем до моего могучего царственного друга, льва Аро.
Он, как и я – царь. Ему знакомо чувство превосходства. Вот муравьи – народ не сильный, но летом заготовляют пищу свою; горные мыши – народ слабый, но ставят домы свои на скале. У саранчи нет царя, но выступает вся она стройно. Паук лапками цепляется, но бывает в царских чертогах. Вот трое имеют стройную походку, и четверо стройно выступают: лев, силач между зверями, ни посторонится, ни перед кем; и конь и козел (предводитель стада) и царь среди народа своего.
-Как он могуч, смотрит на тебя, издали заметил, не страшно ли тебе?
-Страх, нет, не знаю страха. Но знаю, что гнев царя – как рев льва, а благоволение его как трава на росу.
-Господин наш царь, мы только что накормили льва, он спокоен и отдыхает в это время. Он стал таким могучим, но знает, кто подает пищу. Кто с добром к нему, не трогает, но чужака может и лапой забить, - подойдя с поклоном к царю, произнес негр.
-Не бойся, мы с ним старые друзья. Лап друг другу мы не протянем, но головы немного склоним в честь приветствия.
Соломон подошел ближе к вольере, лев лежал недалеко от прутьев, отгораживающих его территорию от людей. Зверь даже не поднялся, как лежал, так и остался лежать, но голову действительно склонил. Затем медленно поднял ее и пристально посмотрел на Соломона, а тот на него. Потом царь попросил открыть для него вход ко льву.
Ависага знала, что запретить царю, ни в ее силах, но страх охватил ее с головы до ног. Она боялась шелохнуться, также стояли и рабы, боясь противиться. А Соломон уже подходил ко льву, только сейчас тот привстал, словно этого требовал этикет, помотал немного головой и обнюхал ноги царя. Соломон потрепал его по гриве, почесал за ушами, отошел на шаг ото льва и присел на невысокий камень. Лев подошел ближе и развалился в ногах царя. Так они сидели некоторое время, всем казалось, что они молча беседуют о чем-то и хорошо понимают, друг друга. Бывает так у маленьких детей, еще не умеющих говорить. Они могут обмениваться игрушками, что-то лопотать непонятное взрослым, но они словно все понимают и беседуют о чем-то понятном только им.
Такая беседа царей продолжалась несколько минут, затем Соломон встал, подал льву кусок припасенного мяса, к которому тот не притронулся и вышел из вольеры. Только тогда, когда прутья вновь сомкнулись, Суламита-Ависага подошла к Соломону.
-Мой царь, тебе послушны и малые птицы и большие соколы, также послушны и самые сильные звери, в чем - же сила твоя, почему ты так бесстрашен, Соломон?
-Человек лукавый, человек нечестивый ходит с лживыми устами, мигает глазами своими, говорит ногами своими, делает знаки пальцами своими; коварство в сердце его: он умышляет зло во всякое время, сеет раздоры. За то внезапно придет погибель его, вдруг будет разбит без исцеления. И зверь чувствует замыслы человека, и отвечает на них. Нет у меня лживых замыслов, не несу мерзость в душе, и язык мой не лживый. Вот потому и понимаем мы друг друга, зверь и человек. И пташке малой нужно внимание, как и человеку и зверю, нужна любовь ко всему, что сотворено Господом нашим.
Соломон, позволь приклонить колени перед тобой, перед мудростью твоею, мой царь.
-Начало мудрости – страх Господень; Глупцы только презирают мудрость и наставление.
Премудрость возглашает на улице, на площадях возвышает голос свой. В главных местах собраний проповедует, при входах в городские ворота говорит речь свою: «Доколе, невежды, будете любить невежество? Доколе глупцы будут ненавидеть знание»?
Я слушал наставление отца своего и не отвергал завета матери своей, потому и получил прекрасный венок для головы своей и украшение для шеи своей.
Не приклоняйся передо мной, Суламита, это я должен приклониться перед женщиной, дарящей нам мужчинам жизнь.
Он прижал к себе женщину, поцеловал ее голову и, наклонившись, сказал, - пора идти к делам своим, а ты возьми дитя наше, заботься о нем. Мудрая жена устроит дом свой, а глупая разрушит его своими руками. Будь первой, моя Суламита. Повернулся в сторону дворца и быстро зашагал к нему.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Совет

Когда Соломон вошел во дворец, ему сообщили, что первосвященник Садок, пророк Нафан, и многие священники из других городов собрались в зале, чтобы прояснить некоторые вопросы, касающиеся освящения храма и служения в храме.
Соломон ожидал вопросов, но какими они будут, предугадать трудно и для него.
-Не превысил ли я своих прав? – думал Соломон, – царю в Иерусалиме дано вечное первосвященство «по чину Мелхиседека». Здесь я ничего не нарушил, не воспользовался этим правом. Да, я стал перед жертвенником Господним впереди всего собрания Израильтян, и воздвиг руки к небу…
Когда закончил я моление и прошение к Господу, тогда встал с колен от жертвенника Господня с руками, распростертыми к небу. И благословил я все собрание Израильтян, и все вместе мы принесли жертву Господу. Нет, здесь я ничего не нарушил, все правильно.
Так размышляя, вошел царь в зал, где его ожидали несколько десятков человек.
-Соломон, - начал Садок – ты открывал храм как священник «по чину Мелхиседека».
-Не совсем согласен с тобой Садок. Царь священник – это воинственный царь: «Господь одесную Тебя. Он в день гнева Своего поразит царей…». Я ограничился мирной молитвой и заступничеством, благословением и жертвой. Я сказал в молитве: «Благословен Господь, Который дал покой народу своему Израилю».
-Скажи, царь, а что за капища на Масличной горе? Говорят, ты разрешил это культовое место для служения другим богам.
-На Масличной горе находятся действительно капища Хамоса и Молоха, а также Милхома. Но эта гора удалена от храма, а народ, поклоняющийся этим богам, проживает рядом с нами, и пока они не приняли нашего Господа своим Богом, пусть поклоняются на своих капищах. Для мира разрешаю это, не для войны между народами.
-Согласен с тобой, Соломон – одобрительно заметил Садок. У Бога Древнего Израиля было много имен, в которых находят отклик разнообразные божественные воплощения. Сначала знали Бога как «Бога отцов», иногда говорили о «Боге моего отца», «Бог моего отца Авраама», а также «Пастырь» или «твердыня Израилева». Этого Бога почитали наши предки кочевые племена. Он заботился и защищал кочевников, давал им множество наследников, открывал перед народами счастливое будущее.
-Мы осели на хананейской земле, с их божеством Элохимом, и живем вместе с этим народом века, они не противятся нашего Бога, они принимают его заветы, но капища предпочитают пока свои, - продолжил Соломон.
-Мы согласны здесь с тобой, царь, - медленно расставляя слова, сказал Нафан, - но объясни мне другое, царь; что означают херувимы, как толковать о них народу?
Я помню, когда ковчег был доставлен из Силома, чтобы получить помощь в походе против филистимлян, то он находился на херувимах (один из рангов ангела). Да и Давид говорил о «ковчеге Божьем, на котором нарицается имя Господа Саваофа, сидящего на херувимах». Но там херувимы были соединены с ковчегом, в новом храме херувимы стоят отдельно и простирают крылья над ковчегом.
-Господь восседает не в ковчеге, а на херувимах, это олицетворение Божественного, невидимого вездесущего и всемогущего Бога, - ответил Соломон, - херувим обращает на службу силы природы – гонит ветер и облака, посылает дождь и грозу, а человеку в крайней нужде, Сидящий на херувимах, дарует спасение. «Священное» могущество, повергающее человека в ужас и одновременно потрясающее его, вызывая священный трепет и единение – это могущество Сидящего на херувимах, оно не разрушительное, а спасительное, не уничтожает жизнь, а взывает к жизни. А херувимы на воротах и входах среди цветов и пальм защищают мир природы, особенно Древа жизни, символом ее и есть пальма. Эти херувимы обращены к истинной жизни и несут радость.
-Могу ли я задать свой вопрос, царь?
-Спрашивай Ивар из Ермона, я слушаю тебя.
-Соломон, ты помнишь имя мое, но мы с тобой встречались всего один раз, больше мне не припоминается встреч.
-Как видишь, помню и тебя.
-Скажи мне, царь, что за столбы стоят у входа в храм? Они словно выросли из земли, как деревья, они высоки, мой глаз с трудом различает на его капителях выступающие гроздья плодов, но каких не пойму. Потом, ничто не опирается на них, для чего же они?
-Столбы, скорее название им лучше подойдет деревья, «и насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке; и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла…
И заповедал человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь, есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смерти умрешь», - разъяснил царь.
-Так это те самые деревья, вот почему они словно выросли из земли, и крыши нет на них. А храм твой – это не только место присутствия Господа, но и то, где открываются двери в райский сад жизни. Только в саду херувим преграждает дорогу к Древу жизни, подняв меч, а храм тобой созданный открывается входящему человеку.
-Херувим не может преградить путь к познанию счастливой жизни, скрытой в раю, которая всегда казалась непостижимой. Этот храм будет местом мира и жизни.
-Да, велик и мудр ты, Соломон! – воскликнул Ивар, и все подхватили его слова.
-«Превозносите Господа, Бога нашего и поклоняйтесь подножию Его: свято оно», - закончил Соломон.
-Но, что подножие Его, Соломон? Если Господь на херувимах?
-Ковчег – подножие ног Его, - сказал царь и встал, чтобы поняли все, что больше толкований не будет, все разъяснил царь.
Нафан и Садок и с ними еще несколько человек долго обсуждали сказанное Соломоном, спорили, что-то не принимали, но пришли к одному, царь построил храм великий и достойный Господа.

 
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Путешествие в Офир
После совета царь направился в отдаленные покои Ависаги и Даны. Девочка всегда с восторгом встречала своего отца. Как только появлялся он на пороге, она бежала к нему с радостным криком, и комнаты оглашались звонким детским смехом, который так умилял Соломона и Ависагу.
Вот и в этот приход отца, она, смеясь и протягивая к нему руки, бежала ему навстречу, опережая свою мать, которая шла следом.
Соломон обнял сразу обеих, подхватив на руки дочь. Рядом с ними он забывал на какое-то время о делах и отдыхал, наполняя себя восторгом общения с ними.
Но сегодня озабоченность не ушла с его лица даже при встрече с дочерью, это сразу же заметила Ависага.
-Чем озабочен мой господин, - спросила она, - что так тревожит моего Соломона?
-Ты все примечаешь, Суламита! Но мои заботы пусть немного подождут своего времени, дай насладиться разговором с этим прекрасным созданием.
-Папочка, ты наш лев, большой и сильный, так мама говорит. Я люблю тебя папочка, дай мне этот камешек подержать, что у тебя на груди блестит, ой нет, он колючий, не надо.
-А какого он цвета, Дана, ты знаешь?
-У него цвет ночи, когда на небе сияют звезды и луна, он также блестит, как они. Только звезды уходят с неба, когда начинается день, а твой камень сияет всегда, я заметила это.
-Да, моя детка, ты все так хорошо понимаешь, не пора ли тебе обучаться у Нафана?
-Подожди Соломон, пусть девочка еще побудет ребенком, который познает природу самостоятельно, ко всему у нее интерес, так пусть понаблюдает за всем, что окружает ее.
-Согласен, Суламита. Через пару дней будет готов караван к поездке.Думаю, что и вы должны отправиться в Ецион-Гевер, что при Елафе, на берегу Чермного моря в земле Идумейской.
-Мы провинились в чем-то, мой господин?
-Вы провинились только тем, что я люблю, безмерно люблю вас, мои царицы.
Хочу показать вам корабль, я построил его с помощью царя Хирама из Тира. Он присылал мне своих корабельщиков, они обучали моих людей и помогали строить. Его построили на берегу Великого моря, а затем частями перевезли в Елаф. На берегу Чермного моря его вновь собрали, и теперь он готов к плаванию, так мне сообщили об этом. Я хочу видеть свое детище, в строительство которого вложил столько надежд и мечтаний.
-Но зачем тебе, мой царь, корабль, ты и на колеснице быстро можешь объехать свое царство.
-Колесница, моя радость, сухопутная упряжь, а человека всегда манило необозримое море. Что там, в дальних просторах его? Какие люди, какие земли, да и само путешествие по морю – это не по пустыне. Правда, пустыня иногда своими барханами напоминает волны морские, но запах моря, соленой волны – не может подарить пустыня.
-Ты так говоришь, словно совершил не одно путешествие по морю, мне даже показалось, что воздух наполнился соленой влагой, - сказав это, Ависага глубоко вдохнула несколько раз, ища подтверждения словам.
-Я был в Тире у Хирама, осматривал его корабли, плавал с ним вдоль побережья, когда ливийцы плотами перегоняли древесину к нашим берегам.
Финикийцы славные мореплаватели, они плавают по морю в дальние земли, привозят много золота, драгоценностей, рабов. Они подолгу бороздят водные просторы в поисках новых богатых земель, торговых путей. Финикия – маленькое государство, море для них, как для нас горы, на которых пасутся наши стада, или пустыня с песками, а там ходят их корабли. Сильные люди управляют их движением, с волнами могут спорить только ничего не боящиеся моряки.
-Ты хочешь плыть по морю на корабле, Соломон?
-Я бы очень хотел посмотреть дальние земли, но пока я ограничиваюсь тем, что мои люди вместе с финикийскими мореплавателями отплывут в Офир, землю, где финикийцы были много раз. Это юг Чермного моря, далеко от нашего берега. Путь опасный, море бывает очень коварным. А скалистые берега с острыми пиками, выступающими из воды, полны опасности.
-Они плывут дни и ночи, как же они находят путь ночью, или они имеют такие глаза, которые видят и ночью?
-Нет, Суламита, они находят путь по «Полярной» звезде и «Большой медведице, знаешь, эти звезды, они и указывают путь морякам.
-А когда на небе тучи, звезд не видно, тогда как находят они путь свой?
-О, этот народ путешествует по морю везде и всюду, они обладают прекрасными знаниями морских путей, дорогая. Средиземное море покорено ими по всему побережью, везде у них установлены сборные пункты и гавани со стапелями.
-Но как они достигли таких успехов, Соломон?
-Думаю, что это из-за нехватки земли, на которой расположена Финикия, ее народ подался в море. Может быть и другое объяснение; яма – чем больше из нее берешь, тем больше она становиться, а человек – чем больше познает, тем еще больше ему хочется познать. Или чем больше он имеет, тем к большему он стремится. Недавно корабль Хирамов привез мне много золота и великое множество красного дерева и драгоценных камней из Офира. Но за это я должен дорого платить Хираму. Если налажу свой корабль в те земли, и он будет доставлять мне все необходимое, мои расходы уменьшаться. Сколько пшена и оливкового масла сберегу я тогда для своего народа?
А золота и красного дерева и драгоценных камней мне нужно еще большое число, чтобы достроить дворец свой, в котором и ты с Даной будешь жить.
-Понимаю тебя, мой господин. Мы согласны поехать с тобой, посмотреть на это чудо, корабль, на море, когда мы отправимся?
-Рад, что ты согласилась поехать со мной, Суламита, и дочь наша посмотрит море. Хирам на своем корабле привез слоновую кость, серебро, золото, павлинов и обезьян. Часть привезенного товара он оставил для меня, в дар моей дочурке, Дане. И ты увидишь этих диковинных птиц и животных.
Дорога до Ецион-Гевера была неблизкой, путники ехали в сопровождении отряда всадников, охранявших царя и его семью. Несколько раз были остановки для отдыха, тогда подходил царь к Ависаге и Дане и разговаривал с ними. Ависага любила слушать его рассказы и на остановках она просила его что-либо рассказать.
-Соломон, расскажи нам с Даной какую-нибудь историю из твоих записей, пусть даже короткую, нам будет очень интересно, - попросила она.
Хорошо, мои дорогие, слушайте, я расскажу вам историю из судейских дел.
Шли дорогой три странника. Наступил канун субботы.
Сговорились странники и спрятали свои деньги в одном месте. В полночь один из них встал и перепрятал деньги в другое место. В исходе субботнего дня пошли странники за своими деньгами и, не найдя их, начали обвинять друг друга в краже. Решили пойти ко мне на суд.
Я выслушал их рассказ и предложил им явиться за решением на другой день. Сам стал думать, как же обнаружить вора, заставить его самого уличить себя. Вот, когда они явились на другой день, я обратился к ним с такими словами:
Слышал я о вас, что вы люди просвещенные, мудрые и в делах спорных опытные, и я прошу вас рассудить дело, с которым обратился ко мне один царь. В стране этого царя росли в соседстве отрок и девушка. Полюбили друг друга, и сказал отрок девушке: «Поклянись мне в том, что не станешь ничьей женою прежде, чем я не дам на то своего согласия».
Девушка поклялась. Но через какое-то время обручили ее с другим человеком. После венца, когда они остались наедине, невеста сказала жениху о своей клятве:
«Я не могу быть твоею женою, пока не даст он согласия на наш с тобой брак».
Придя к первому жениху, она сказала:
«Возьми с меня большой выкуп серебром и золотом и разреши мне стать женою того, с кем меня повенчали».
«Так как ты осталась верна клятве своей, - ответил тот, - я не возьму никакого выкупа. Иди, ты свободна».
А молодому мужу, который был тут же, он сказал:
«Радуйся в мире доле своей».
На обратном пути их ограбили разбойники. Среди них был один старик, который, не довольствуясь награбленным, потребовал любовных ласк от молодой женщины.
«Позволь мне, - взмолилась она разбойнику, - рассказать тебе об одном случае в моей жизни».
И она рассказала историю первого своего сватовства и то, как поступили оба жениха ее.
«Подумай же, - прибавила она в заключение, - тот юноша, который имел все права на меня, преодолел свою страсть и не дотронулся до меня, тебе, человеку старому, тем более следует обуздать себя. Оставь себе серебро и золото, только освободи меня с мужем моим».
Выслушав ее рассказ, разбойник поднял глаза к небу и, глубоко раскаявшись в том, что он, уже стоящий на краю могилы, намеревался сделать, не только отпустил молодую чету на свободу, но и возвратил полностью все ограбленное, до последней мелочи.
-Царь, прибавил я, в стране которого этот случай произошел, спрашивает меня, кто из замешанных людей в этой истории заслушивает высшей похвалы? И вот, я вас прошу помочь мне рассудить это дело.
Первый рассудил так: « Высшей похвалы заслушивает невеста, оставшаяся верная своей клятве».
Второй сказал:
-Высшей похвалы достоин молодой муж, который сумел удержаться от искушения и не дотронулся до нее прежде, чем первый жених не освободил ее от клятвы.
-Это что! – воскликнул третий из странников. – Более всего я удивляюсь разбойнику: подумайте только, мало того, что он пленницы не тронул, деньги, все деньги, которые уже были у него в руках, обратно отдал!..
-Этот последний, говорю я, с таким восторгом говорит о деньгах, которых он и не видел даже, а только слышал о них; как же он способен был поступить с теми деньгами, которые очутились в его руках?
Ты как думаешь, Суламита?
-Я думаю, что это он спрятал деньги и взял потом их.
-Так оно и было, он сознался в содеянном. А теперь пора наш путь продолжить.
Скоро море распахнет свои просторы голубые, чувствую влажность воздуха и слегка горьковатый аромат его прибрежных трав.
Вот и Елаф виден на горизонте. Дана, ты можешь поехать со мной в колеснице, не испугаешься?
-Да, да, я очень хочу в колеснице с тобой поехать, идем.
Рядом с Соломоном и возницей устроилась дочь царя, крепко держась за поручень передка. Не было страха в ее глазах, был только азарт быстрого бега коней.
-Ты будешь царицей, моя Дана, ты моя истинная дочь.
Колесницы вместе с возницами въехали в ворота Елафа и направились к морю. Но море в этих местах редко бывает спокойным, порывы ветра бросают на берег крутые волны, которые с шумом откатываются от суши.
-Где корабли, мой царь? – Спросила Ависага.
-До корабля нужно еще немного проехать по побережью вон к тому острову, что виднеется вдалеке.
Обогнув рощицу с невысоким кустарником, путники увидели раскинувшуюся лагуну со спокойной водой и покачивающимися на ней кораблями.
-Какое дивное творение рук человеческих и разума - корабли, отличные строения. Один из них наш, Фарсисский корабль, остальные корабли Хирама, царя тирского. Мы поднимемся на свой корабль, чтобы вы могли насладиться красотой движения по воде.
Ахия и Елихореф, сыновья Сивы, писцы, Завуф, сын Нафана, друг Соломона и еще несколько придворных и военачальников поднялись на корабль вместе с Соломоном, Ависагой и Даной. Команда состояла из израильтян и финикийцев. Все приветствовали Соломона, его придворных и Ависагу. Корабли были готовы к отплытию, поэтому находиться гостям среди команды, можно было совсем немного времени.
Но увиденное, поразило воображение. Никогда еще израильтяне не путешествовали морем на корабле, и вот морские просторы раскрываются перед их взорами, и ветер странствий уже зовет мореплавателей в дальний поход.
Соломон и его свита покинули корабль, но его писцы и несколько человек из окружения его, знающих толк в астрономии и магии, остались на корабле, чтобы отправиться в путь к далекой и богатой земле Офир.
Корабли медленно выходили из лагуны в открытое море, поднимая паруса, и ветер, наполняя их, легко погнал корабли по волнам.
Финикийцы обладали отличными навигационными знаниями, им были понятны и климатические условия и ветры, по которым они могли определить путь своего следования. А, будучи хорошими торговцами, они делали выгоду из всего, что можно было перевозить. Разобранный корабль, по заказу Соломона, перевезли в Елаф, оттуда переправили в Ецион-Гевер, где его полностью собрали и перевели к острову, что несколько километров южнее Елафа. Там лагуна далеко вдается в сушу, море спокойное, для причала и стоянки корабля место хорошее.
Корабль Соломона был оснащен килем, шпантами и широким, подвижным парусом, так как после Чермного моря корабль выходил в открытый океан и двигался вдоль восточного побережья Африки до Офира. Весь корпус состоял из длинных стволов. Корабль хорошо противостоял волне во время шторма, и мог управляться при мертвой зыби.
Елаф был несколько в стороне от моря. В самом заливе Эль-Акава в бухте Чермного (Красного) моря Соломон построил порт чуть южнее Ецион-Гевер, которым мог воспользоваться и Хирам и Соломон. Порт давал выход к Чермному морю, а оттуда в океан.
Земля в Елафе первоначально принадлежала идумеям, но потом была завоевана Давидом для Израиля. Там, где раньше паслись стада, теперь построен порт, и люди, прикрыв глаза от солнца рукой, смотрели вдаль, провожая или встречая корабли. Были построены склады для хранения товара, которые охранялись вооруженными отрядами соломоновой армии. Здесь строили все из камней и глины, стены доходили до метра толщиной, что хорошо сберегало товар от попадания воды и песка.
Когда корабли скрылись из вида, путники вернулись в Елаф. А после короткого отдыха пустились в обратный путь.
-Что скажешь о кораблях, Ависага? – Спросил ее царь.
-Много замыслов в сердце у человека…
-Но состоится только определенное Господом, это ты хотела сказать?
-Да, Соломон. Вернутся ли они назад, не поглотят ли их волны?
-Не ускоряйте смерти заблуждениями вашей жизни и не привлекайте к себе погибели делами рук ваших, такие слова мы пошлем им вослед. Ибо дух Господа наполняет вселенную и, как всеобъемлющий, знает всякое слово. Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих; ибо Он создал все для бытия, и все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле.
-Так они вернутся сюда невредимыми?
-Будем надеяться на успех. Ты так волнуешься за них, словно там твои братья, Суламита.
-Земля - место рождения и меня и их, так разве не братья они мне?
-Иной, собираясь плыть и переплывать свирепые волны, призывает на помощь дерево, слабейшее носящего его корабля. Ибо стремление к приобретениям выдумало оный, но промысел Господний управляет кораблем, ибо Он дал и путь в море, и безопасную стезю в волнах, не волнуйся, наши братья вернутся,- добавил Соломон.
-А там и в самом деле мой брат Захария, разве ты не заметил, как я говорила с ним, и как слезы скатывались с его и моих глаз, когда мы сходили с корабля.
-Так почему ты мне не сказала о том раньше?
-Боялась гнева твоего, мой господин, прости меня.
-Скажи мне, у него осталась семья здесь или нет?
-Да, у него жена, сын и мать старенькая, они в Иерусалиме остались.
-Я позабочусь о них, дорогая, слез не нужно, Дана, смотрит на слезы, а царской дочери не к лицу слезы.
Идемте!
-Но скажи, Соломон, через какое время их ожидать?
-Года через три. Путь долгий.
Когда после поездки в Елаф, немного отдохнув, царь вновь встретился с Садоком, Нафаном и Ванеем, все только и говорили о морском путешествии в Офир.
-Говорят, что в Офире золото лежит прямо в песке, а драгоценные камни находят в прозрачных водах рек и озер, это так, Соломон? – спросил Нафан.
-Да, Нафан, Офир находится между Шевой и Хавилой (юго-западная Аравия), область в Магд Ас-Сахабе и вокруг него. И почти все золото, что приходит ко мне шестьсот шестьдесят шесть талантов золотых все из той земли.
-Так значит, удачен твой союз с Хирамом, Соломон, - заметил Садок, - и торговля увеличилась, и вот твой корабль отплыл в далекое путешествие. Слава тебе, Соломон. Но, скажи мне, когда ты закончишь строить дворец свой, подати стали слишком тягостными для народа твоего, царь. Как бы народ снова не запросил судейского правления на замену царского, большие поборы с него берешь ты.
-Знаю об этом, Садок, много затрат идет на дворец, это так. Но подумай хорошенько, первосвященник; когда наши гости, посланцы из других стран, имеющих у себя прекрасные дворцы, увидят наш скромный дворец, падут ли они ниц перед царем Израиля?
А когда их взоры будут поражены сиянием золота и дорогими росписями по красному дереву? Когда украшенные залы дадут глазам большой и прекрасный обзор. Они увидят слуг и стражу в богатой одежде и золотых доспехах, да еще и самого царя в роскошном одеянии, смогут ли устоять перед этим?
Страна будет укрепляться вместе с могуществом своего царя, а подати будут снижены после прихода корабля из Офира. К тому времени, и дворец будет окончательно достроен и вид его способен будет поразить взоры, как своих людей, так и приезжих.
Помнишь, я молился, и дарован был мне разум, я взывал, и сошел на меня дух премудрости.
Я предпочел ее скипетрам и престолам и богатство почитал ни за что в сравнении с нею; драгоценного камня не сравнил я с нею; потому что все золото – ничтожный песок, а серебро – грязь в сравнении с нею.
Я полюбил ее более здоровья и красоты и избрал
предпочтительно пред светом, ибо свет ее неугасим.
А вместе с нею пришли ко мне все блага и несметное богатство чрез руки ее; я радовался всему, потому что премудрость руководствовала ими, но я знал, что она – виновница их.
-Помню, Соломон, и мы все благодарны Богу за мудрость дарованную тебе. Ты смог укрепить границы наших городов. Люди стали получать большие урожаи хлебов. Наши стада увеличились, мы выращиваем много винограда, продаем изделия из меди, которую добывают наши люди в восстановленных тобой старых копях, что разыскал ты, Соломон. Все так, но поборы с народа тоже возросли, так, что народ стал роптать.
Потом, ты построил уже богатый дворец для дочери фараона, твоей жены Астис. Любовь твоя к ней так велика, что ты положил к ее ногам огромное состояние, украсил дворец неслыханной роскошью.
-Все так, Садок. Но, если бы не предоставил я достойного дворца египетской принцессе, был бы мир между Египтом и Израилем, и то уважение, которого достиг я в торговых вопросах и взаимопомощи двух соседних государств?
-Садок, здесь я согласен с Соломоном; - присоединился к разговору Нафан, - не только мудрость нашего царя привлекает людей из многих даже далеких земель в Израиль, но и слава храма, что выстроил он для Господа нашего. Красота и богатство храма поражают наших гостей. Видя рядом с ним дворец царский, соединенный с дворцом Астис, их восторгу нет предела. И падают ниц перед царем нашим.
-Все же подумай, как усмирить народ, видя блеск дворцов и рядом свою нищету, которая со временем только возрастает, как бы не обернулось все против тебя, Соломон. - заметил Садок, - и еще хочу сказать, о тебе забочусь. Ты знаешь, как настроены северные племена, они всегда стояли особняком, смотри, как бы не навредили чем тебе.
-Я это учту, Садок, и постараюсь устранить недовольство народа.
Соломон встал, чтобы попрощаться с собравшимися, но Ванея остановил его.
-Соломон, прибыл гонец из далекой страны Савы, что в Южной Аравии. Царица Савского государства, известная как Савская царица просит разрешения на визит в твой дворец, государь, что ответить ей?
-Ванея, я много слышал о необычайной красоте этой царицы, о ее мудрости и богатстве.
Принять ее у себя была бы большая честь, но пока дворец не будет в должной мере подходить для приема гостей, я не смогу принять Савскую царицу.
Внешняя отделка дворца уже закончена, а внутреннее убранство залов, где буду принимать гостей, к этому времени закончат. Остальные залы завершат позднее. Так и передай, я жду ее осенью, к новому году.




ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Царица Савская
Соломон распорядился об ускорении строительства главного корпуса дворца. Все галереи, залы, портики, ротонды и комнаты ждали привоза дополнительного материала. Не доставало кипарисового дерева, слоновой кости, мраморных плит, все должен был поставить Хирам, но из-за непогоды на море доставка была отложена на некоторое время, и все выжидали.
Дворец и сейчас производил впечатление завершенного сооружения. Стены из дерева ливанского и белого камня у основания, высоко поднимались к небу. Множество окон с причудливыми обрамлениями были распахнуты солнцу.
К дворцу вела ровная, выложенная обтесанными камнями, дорога. Розовые кусты свивали над головами прохожих свои ветви с распустившимися бутонами. Рядом пролегал путь для колесниц и войск, но он уходил в сторону, как только приближался к входу с колоннами. Широкое крыльцо нижнего яруса, вымощенное белым мрамором с встроенной из красного дерева звездой посередине, по краям вмещало по две колонны. Через каждые пять ступенек следовали другие колонны, отделанные дорогими камнями и позолотой. Итак, до верхней ступеньки шли колонны, на которых опиралась капитель. Когда ступали на верхнюю ступеньку, открывался чудный вид на нижний зал. В больших вазонах росли редкостные цветы и деревья, между которыми были расставлены золотые клетки с птицами, по залу за небольшой оградой прохаживались, важно распустив хвосты, павлины, фазаны и редкие, привезенные издалека птицы. Стояли клетки с ветками деревьев и укрытиями для обезьян, но их пока еще не было в клетках. Дальше путь вел в прекрасные залы дворца. По обе стороны зала стояли колонны, их было много, и каждая исполнена своим неповторимым образом; где изображения птиц, где борющиеся звери, а где были изображены сцены праздника. С трех сторон тронный зал был окружен стенами, в которых светились несколько рядов окон. Четвертая сторона, обращенная к солнцу, днем была открытой, и только ароматные яркие цветы, словно дивный сад, располагались вместо стены, но по необходимости зал закрывался встроенными в пазы затворами, сделанными настолько искусно, что никто не мог отличить затворы от остальных стен. Помещение внутри было залито солнечными лучами, и вся позолота и украшения светились его сиянием. Цветы и диковинные растения были и внутри помещения, все напоминало райский сад. Во всем проявлялась природная мудрость Соломона и необыкновенно тонкий вкус.
В зале, на стенах были установлены пятьсот золотых щитов, а вокруг дворца и возле трона находилась дворцовая охрана, одетая по приказу царя в богатые, но удобные одежды. Сюда же были внесены в большом количестве золотые чаши и подносы, установленные каждый в своей нише.
В тронном зале стоял престол царя, выполненный из слоновой кости. Он был покрыт золотом, привезенным из Офира, с встроенными жемчугами, ониксом, опалами, топазами, смарагдами, карбункулами и всех камней было не счесть. Камни чередовались по цвету, образуя причудливые картины.
Сидение было довольно глубоким, с высокой округлой спинкой.
К престолу вели шесть ступеней. С одной стороны на ступенях возлежали золотые фигуры львов, с другой – одинокий массивный вол, на другой ступени – волк и ягненок, на третьей – леопард, на четвертой – медведь и олень, на пятой – орел и голубь, на шестой – ястреб и воробей. Спинка заканчивалась изображением горлицы, в коготках которой трепетал ястреб.
Вверху, над изголовьем стоял светильник со всеми принадлежностями: светильнями, щипцами, пепельницами, подставками; и все это крепилось вместе чеканными цветами. Стебли цветов были с именами патриархов рода человеческого: Адама, Ноя, Сима, Авраама, Исаака, Иакова и Иова с одной стороны, с именами семи праведников вселенских с другой: Левия, Кафа, Амрама, Моисея, Аарона, Елдада, Медада и Хура. Над светильником крепилось золотое елеехранилище, откуда брали елей для храмовых лампад.
По бокам престола были две кафедры – для первосвященника и для наместника его, и семьдесят кафедр перед троном – для старейшин, судей Синедриона.
 Подлокотники трона опирались на двух резных львов, с глазами из янтаря, в лапы львов были встроены трубочки с благовониями, которые начинали сочиться при восхождении Соломона по ступеням престола. Внизу располагалась скамеечка для ног. Много всяких скрытых механизмов изобрел Соломон для своего трона, звери двигали лапами при движении царя вверх так, что Соломон мог опираться на них. Когда царь доходил до верхней ступени, слетали орлы, помогая царю сесть, а затем самый большой орел возлагал венец на голову его. Но ведали о секретах сих только немногие подданные, а всех впервые видевших такое создание охватывал трепет и явное непонимание, как такое могло быть.
По всему пути к залам стояла стража, шестьдесят прекрасно обученных, сильных и стройных воинов с золотыми шлемами и щитами, в коротких льняных туниках и легких сапогах. Этот почетный караул сменялся через каждый час. Стоять на солнцепеке в таком одеянии и не вспотеть дело достойное сильного воина.
Воины были все одного роста, крепкого телосложения, их гордая осанка подтверждала силу и славу царя. Этого и хотел достичь Соломон.
В самом дворце было множество комнат и залов, как для царя, так и для его свиты и гостей. Вся отделка внутри была столь изящна, что глаз не мог найти ни единого изъяна. Смотрящий человек мог только восхищаться виденным, и удивляться деяниям Соломона.
Приближалась осень. Зрели кисти винограда, гранатовые плоды манили яркостью окраса, наливались соком финики и мандарины, природа одаривала живущих людей своими щедрыми подношениями. Люди радовались обилию плодов, радовались спокойному теплу, легким облакам в небе, полетом стрижей и ласточек.
Дворец теперь не пустовал, прибывали послы из ближних стран и путники от далеких берегов Инда, с диковинными дарами, дорогими маслами и деревом, которое было крепче металла.
Всех принимали во дворце Соломона, со многими царь общался сам, с некоторыми его советники и приказчики. Заключались торговые договора, что-то покупалось и продавалось в отведенных рядом с дворцом местах. Приходили и жены царя выбирать наряды, ткани, ароматы для ванны и масло для тела. Соломон позволял им брать все, что понравится. Частенько наблюдал, он как маленькая Дана, чинно с гордой осанкой подходила к купцам и не просто выбирала, а долго присматривалась, словно, знала большой толк во всем. Но, приметив, тончайший оттенок розового или голубого цвета легкой ткани, просила подать ее. Накидывала на себя край ткани, и поджав яркие пухлые губки, оборачивалась к матери, как бы спрашивая: «Ну, как мне это?»
Белые локоны девочки сбегали по шелку, она казалась маленькой феей, всем было радостно смотреть на нее, радовался и Соломон, наблюдая за ней. Он готов был скупить для нее все сокровища мира.
Но, когда приходила Астис, он переводил восторженный взгляд на нее. Астис выбирала себе яркие, тонкие, скользящие ткани, смеялась, накидывая их на себя и сбрасывая тут же. На ней всегда было множество украшений, лицо сияло красотой и какой-то тайной негой, царь невольно восторгался египетской женою и уходил только с нею.
Ависага молча провожала взглядом уходящую пару, брала за руку дочь, и они покидали торг.
Сегодня Соломон был вместе с Астис. Она не могла уже скрыть своей беременности, но выглядела так очаровательно, что царь не отходил от нее.
Он любил очень многих женщин, его пылкая страсть покоряла всех, с женщинами он был настолько неожиданным, неповторимым, что они могли сами следовать за ним. Его глаза с поразительной глубиной влекли женские сердца, заставляли тосковать, плакать, страдать, восхищаться и любить всей душой, любить его, Соломона. Он рассыпал превосходные речи, которые услаждали слух красавиц, пленяли их украдкими вздохами.
Они сидели на софе в царских покоях. Астис ласково касалась руками волос мужа, а он, опустив голову ей на колени, не противился ее касаниям, а только наблюдал за движениями рук жены и молчал.
-Соломон, - начала Астис, - я слышала, ты сочинил какую-то легенду о чудной любви царя и бедной девушки, прочти мне ее, дорогой.
-Песнь о любви, да я сочинил ее. Не могу отказать тебе, ты носишь моего ребенка. Я прочту тебе небольшой отрывок из нее.
Пришел я в сад мой, сестра моя, невеста; набрал мирры с ароматами, поел сотов с медом, напился вина с молоком. Ешьте, друзья, пейте и насыщайтесь, возлюбленные.
Я сплю, а сердце мое бодрствует; вот, голос моего возлюбленного, который стучится: «Отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя! Голова моя вся покрыта росою, кудри мои ночною влагою».
Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его? Я вымыла ноги мои; как же мне марать их?
Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину, и внутренность моя взволновалась от него.
Я встала, чтоб отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра закапала на ручки замка.
Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил. Я искала его, и не находила его; звала его, и он не отзывался мне.
-Подожди, мой дорогой, о ком ты говоришь, это не о тебе песнь, друг мой? Разве мог ты оставить возлюбленную? Каков он, этот царь, о котором ты сочинил песнь?
-Возлюбленный мой бел и румян, - говорит девушка, - лучше десяти тысяч других.
Голова его – чистое золото, кудри его волнистые, черные, как ворон. Глаза его – как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве. Щеки его – цветник ароматный, гряды благовонных растений, губы его – лилии, источают текучую мирру.
Руки его – золотые кругляки, усаженные топазами, живот его, как изваяние из слоновой кости, обложенное сапфирами. Голени его – мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях. Вид его подобен Ливану, величествен, как кедры.
Уста его – сладость, и весь он – любезность. Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой, дщери Иерусалимские!
-Это ты, мой царь, мой Соломон, таким можешь быть только ты! Но кто эта бедная девушка? Где она живет, как найти ее?
-Она живет среди людей, имя ее Суламифь. Любовь ее превозносит мужчину до небес, делая его нежным, добрым и всесильным. Ради нее готов совершать он любые подвиги, бросать к ее ногам все богатства мира.
-Так это израильтянка? Соломон, ты любишь бедную девушку из Иерусалима?
-Я люблю Суламиту, доброе имя ее лучше большого богатства и добрая слава лучше серебра и золота. И богатого и бедного создал Господь. У нее чистое сердце, на устах приятность, я ее друг, моя дорогая Астис. Ты же знаешь, что у меня множество жен, она одна из них, но только тебе отдаю особое предпочтение, тебе царские почести и благосклонность моя. Так чем недовольна моя царственная особа. Я и тебя люблю, Астис, но и других я не могу оставить без любви. Суламита – моя мечта, мое смирение, отрада души моей. Не злись на нее, вы непохожие, но обе дороги мне. Скоро ты подаришь мне наследника, и успокоится сердце мое о будущем.
-Ты думаешь, будет мальчик?
-Я знаю, что ты подаришь мне сына, и наречем его Ровоам и, будет он править после меня на престоле моем.
-Соломон, у тебя уже есть большая дочь Васемафа.
-У меня много детей, но дочь моя любимая Дана, Васемафа будет выдана скоро замуж за Ахимааса, что в земле Неффалимовой. Она добрая, красивая девушка, будет хорошей женой для Ахимааса, и родит ему большое потомство соломоновых внуков.
Но давай лучше поговорим о нашем будущем сыне Ровоаме. Ты любишь своего малыша, Астис?
-Как могу я не любить его, если он твой сын.
-Но я часто вижу на лице твоем грусть и тревогу, ты вспоминаешь дом отца твоего?
-Иногда приходят на память сады, рощи, воды Нила, дворцы родителя моего, и я вижу, вдруг, себя маленькой девочкой, которую держит на коленях мать моя. Но всякий раз я спешу оттуда к твоим рукам, твоим глазам и речам, Соломон. Я люблю тебя, мой дорогой, царь души моей.
К вечеру Соломон посетил вольеру со львом, поговорил с ним, принес лакомый кусочек мяса. Лев на сей раз, остался равнодушным к угощению.
-Что делать мне с тобой, царь зверей? Мне тесно во дворцах своих, хочу мчаться далеко, к неведомым землям, тебе тоже хочется простора, тебе нужна подруга. Я понимаю тебя, дружище, сейчас подходящее время выпустить тебя, но сможешь ли ты выжить среди сородичей, ты привык к приготовленной для тебя пище, чистому стойлу, пьешь вволю воды, а там, совсем другое дело там.
Это здесь ты доверяешь мне, а я тебе. Там, будет гонка, борьба за власть, как и среди нас. Ты это знаешь. Я повелел убить своего брата Адония, который по праву мог стать царем Израиля, уничтожил его соучастников в борьбе за власть. За женщин я тоже сражаюсь. Одних беру в жены, чтобы предотвратить войну, других из жалости к ним, третьих добиваюсь долгими годами. Страдаю также как они. Ты веришь мне, дружище? Так я страдал об Ависаге. Теперь она моя Суламита. Большего счастья мне не нужно, но я все равно сражаюсь за обладание женщинами. Они дают мне новую неиссякаемую силу. Каждая одаривает меня незнакомыми ранее ласками, рассказывает о своей земле, часто на не понятном мне языке, но вскоре я начинаю понимать ее язык, и узнаю множество нужных мне вещей. Дают совет, как залечить быстро рану, как остановить течение крови, усмирить беснующегося. Вот почему иду к своим многочисленным женам и наложницам, и через них познаю мир. Таков закон природы. Ты будешь также сражаться за особь своего стада. Возможно, поведет она тебя в свои поля, которые она открыла и завоевала, но ты будешь царем и над полем и над нею.
Отпущу я тебя, вот наступят дождливые времена и отпущу. Пищи будет вдоволь, только не ленись. Ты силен, как никто из твоих собратьев. Отвоюешь себе прекрасное место под солнцем и познаешь красоту вольной жизни. Ну же, съешь лакомый кусок, утоли голод и жажду, повелитель степей.
Некоторое время Соломон сидел возле льва, потрепал его за гриву, тот поднял голову, и царь увидел слезы в глазах зверя. Да, что с тобой? Он осмотрел голову льва, огромное тело, лапы, и, вдруг, увидел большой порез на подушке лапы. В порезе застрял острый камень, который и причинял сильную боль зверю.
-Вот оно что, потерпи, дружище, я помогу тебе.
И Соломон, ловко изогнувшись, острием своего ножа, вынул застрявший камень, прикоснулся к ране своей геммой кроваво-красного астерикса, и встал. Зверь лежал, не двигаясь, больная лапа подрагивала, все еще причиняя боль. Но с каждой минутой взгляд его становился все яснее и яснее, и вскоре лев потянулся к лапе, зализывая ее.
-Пожалуй, ты теперь здоров. Еще немного полежи, потом вставай и походи, - так разговаривал царь со зверем, словно тот понимал его слова. Может быть, так оно и было, потому что зверь некоторое время лежал, а когда Соломон вышел от него, лев встал и, немного похрамывая, прошелся.
Царь направился в новый судейский зал дворца. Народ ожидал его суда, считая его мудрее всех людей. Народы и племена становились его данниками, враги и ненавистники – друзьями. Богатству его не было предела, он владел бесчисленными угодьями. Золота и серебра не счесть было у него.
Он разъяснял притчи, помогал постигать сокровенное, разгадывал тайны глубины беспредельной.
Имя его гремело среди властелинов, мудрые славили подвиги его.
Родители считали за великую честь послать дочерей и сыновей своих в услужение ему.
Было дано ему природой великое постижение всех врат мудрости и разума сердечного. Понимал он язык зверей и птиц и домашних животных. Мог исцелить и человека и зверя, и шел от него человек с радостным лицом, будто крылья вырастали у него за спиной, таков был Соломон.
Узнала о его мудрости и царица Савская, и по обоюдному согласию была назначена встреча их во дворце соломоновом.
Царь прослышан был о неисчислимом богатстве этой царицы. Слышал он о красоте ее, мудрости власти царицы, о необычном троне ее, только в нем принимала она гостей и вельмож своих. И решил Соломон повторить этот трон к приезду царицы.
В отдаленном углу зала соорудил он небольшую беседку, под балдахином с кистями, цветами увитую, задрапировал дорогими тканями, и установил туда трон, подобный тому, что был во дворце царицы в стране Савы. Многие купцы, видевшие это чудо, рассказывали царю о его секретах, все сказанное учел Соломон при изготовлении.
Навстречу гостям послал Соломон Бенаю, сына Иегоиады. Был прекрасен он лицом, как утренняя заря, как звезда в плеяде среди сонмищ звездных, как лилия у потоков водных. В дорогих одеяниях восседал он в своей колеснице, сопровождаемый отрядом из царской охраны.
Жители столицы привычны были к встречам экзотических гостей, которые, прослышав о мудрости царя израильского, спешили навестить его и везли царю щедрые дары. Иерусалимцы гордились тем, что их город стал таким крупным торговым и дипломатическим центром. Реже выходили встречать к воротам гостей, но, прослышав о прибытии каравана царицы Савской из далекой Аравии, народ вышел на улицы. О красоте этой царицы ходили легенды, но ходили и слухи о серьезных недостатках. Всем хотелось убедиться в верности слухов.
Большой караван навьюченных тяжелой поклажей верблюдов и сами гости подходил к Иерусалиму. Царица и ее многочисленная свита путешествовала в колесницах.
При въезде в город и встретил гостей отряд, посланный Соломоном во главе с Беная.
Видя его, остановила свою колесницу царица и спросила: «Предо мною царь Соломон?»
-Нет, - ответил Беная, один из слуг его.
Обернулась она к своим путникам, что сопровождали ее, и изрекла: «Льва не видавшие – на логово львиное взгляните.
Царя Соломона незревшие – придите взглянуть на красоту того, кто слугою при нем состоит».
Если таков слуга царя, каков же сам царь!
Беная приветствовал царицу, приглашая в город, а народ восторженно ликовал при ее появлении. Стройная, высокая, красивая даже в запыленной одежде, она ловко управляла колесницей без возницы.
-Вот это женщина! – Говорили израильтяне.
О родине этой царицы горожанам было хорошо известно по торговле с нею. Сава (Южная Аравия), родина пряностей и благовоний. Савские цари носили титул «муккариб», что значит «жрец-князь». Их резиденцией был город Мериб, расположенный высоко в горах. Вблизи этого города поражал своим великолепием храм Хаарам Билкис. Строение с прекрасным порталом, к которому вели каменные ступени, выложенные бронзой. Многочисленные колонны и пилястры, фонтаны на обширном дворе, все повергало в изумление, видевших это чудо. О нем слышали также в Иерусалиме. Храм был построен в честь арабского бога Илумкуг.
Жители Савы занимались выращиванием пряностей. На хорошо орошаемых почвах урожай был очень богатым. Уровень основной реки Савы Адганаф был поднят высокой плотиной, и влаги хватало круглый год. Торговля процветала, за счет высокого плодородия почвы и труда людей.
Торговый путь, который называли Дорогой благовоний, по которому жители Савского царства вывозили свои товары в Египет, Сирию и Финикию, шел вдоль Чермного моря и пересекал территории, подчиненные Израилю. Продвижение караванов по этим местам зависело от того отношения, которое сложилось у населения и правителей к чужой стране и к вывозимому из нее товару.
Израильтяне хорошо понимали это и встречали царицу, как подобает, потому что сами пользовались на выгодных условиях дарами ее родины. Да еще и перепродавали в другие земли намного дороже. Сотрудничество было выгодным обеим сторонам. Но Соломон надеялся с этого договора получить еще более значительные прибыли, если хорошо продумать условия договора.
Караван проводили в место, подготовленное для отдыха животных и разгрузки поклажи. А гостей повели в выделенные для них комнаты, чтобы могли омыться от пыли, привести себя в порядок.
Только вечером следующего дня мог принять Соломон гостей
В прекрасном тронном зале восседал Соломон на своем троне. В золотистом хитоне был царь с короной из дорогих камней и золота на голове, подпоясанный синим поясом. На груди сверкал дар отца - голубой сапфир. Рядом восседали на троне мать царя, Вирсавия, постаревшая, но все еще красивая женщина и Астис. За кафедрами стояли священники и старейшины, немного дальше сидели в своих местах судьи. Вокруг стояла многочисленная стража, сверкая золотыми щитами и шлемами. Золотые щиты висели и на стенах зала, все сияло блеском и красотою.
Торжественно, входили в зал приехавшие гости; свита царицы Савской. Подойдя ближе к трону Соломона, они остановились, образуя широкий проход.
По проходу, сопровождаемая мелодичным звоном небольших бубенчиков на щиколотках ног, шла Мигрис – царица Савы. Небесного цвета одежда ее облегала тонкий стан. Легкий длинный шарф, со спущенными позади концами, взлетал при ходьбе вверх, словно легкие облака, которые отражались на сказочном полу соломонова дворца. Смуглая кожа лица подчеркивала тонкость скул и подбородка. Высокий лоб окаймляли темные кудри пышных волос, к которым сзади крепилась тончайшая ткань, словно вся струящаяся золотыми нитями. Она крепилась с помощью искусно изготовленных роз. Черные глаза светились искрами звезд. На груди, прикрывая глубокий вырез, сверкали кулоны и цепи с подвесками из красных камней.
Мигрис была восхитительно хороша в момент своего шествия к трону Соломона.
Когда оставалось до трона всего несколько метров, Соломон шагнул ей навстречу, вид этой женщины ослепил его своей красотой. Но он и вида не показал, что заинтересован ею, больше, чем гостьей. Подойдя ближе к ней, он склонил голову в знак приветствия, но роста они были одного, и глаз его она еще не видела. Она тоже склонилась в легком поклоне перед Соломоном. Но в следующую минуту, глаза их встретились, и яркие зарницы вспыхнули в их глазах. Царские особы умели проявить такт в отношении друг друга, и никто ничего не заметил, кроме их двоих, как всколыхнулись сердца их и вздрогнули в страстном порыве тела.
Он взял Мигрис за руку и повел не к своему трону, а к утопающему в цветах уголку зала, где белели тонкие колонны беседки.
Все удивленно смотрели на него, не понимая его действий. Но, когда царь подвел ее к беседке, где стоял изготовленный для нее трон, и сноп света, скользящих солнечных лучей, озарил цветочный оазис с троном, все ахнули. А Мигрис в недоумении всматривалась в стоящее перед ней чудо.
Соломон помог ей войти в беседку и усадил на трон. Но она в ту же минуту поднялась, не веря своим глазам, это был точно такой же трон, как у нее во дворце, неужели израильский царь мог за время ее путешествия перевезти из дворца то, что принадлежало ей, и чем она так гордилась.
Царь развеял сомнения Мигрис простыми словами.
-Для столь прекрасной царицы, я не мог не изготовить подобающего ее трона. Ты довольна, Мигрис?
-Довольна ли я, Соломон? Позволь мне дотронуться до твоего лица, чтобы убедиться, что все это не сон. Я слышала о мудрости твоей царь Израиля, но теперь убеждена, что слухи слабы, велика твоя мудрость. Такое чудо мог сотворить только человек, дарящий людям всю теплоту сердца своего.
-Мигрис, ты проделала такой долгий и трудный путь, не мог я оставить без трогательного внимания твой приезд, прошу тебя сесть на свой трон, царица Савы.
Мигрис некоторое время изучала глазами и руками трон, осторожно села в него, приподнимая немного свои одежды, чтобы поставить ноги на скамеечку, что была поставлена рядом, и открылись немного ноги царицы.
Взоры присутствующих устремились к ее ногам. Поговаривали, что у нее одна нога, а другая - гусиная лапа, другие говорили, что она косолапа, третьи, что ноги ее ужасно волосаты.
Но пред взорами всех предстали ровные красиво сложенные ноги, с небольшими ступнями, которыми можно было только восхищаться. И Соломон заметил их, улыбка скользнула по лицу его, а глаза вновь заблестели глубоким искрящимся светом. Царь был влюблен в свою очаровательную гостью.
Мигрис оперлась на подлокотники, выполненные из слоновой кости, они немного холодили, но под ее рукой быстро согрелись, и она чувствовала себя так, словно она у себя во дворце, готовая отдавать приказания, судить, обсуждать. Но рядом стояли не только ее вельможи и слуги, а было много израильтян. Царь их, прекраснее утра лицо его, слаще меда уста его, а взор таков, что невозможно от него спрятаться, скрыться, он все видит, все слышит, все понимает. И ей стало немного страшно, робость на мгновение сковала ее тело, но вот пальцы нащупали в троне кольцо, она дернула за него, и, вдруг, ее окружило легкое дуновение ароматного дыхания сада. Балдахин над нею раскрылся, и она увидела звездное небо, звезды покачивались и мерцали, но они были на ткани фиолетового цвета, и если бы ткань не колыхалась под легким дуновением ветерка, она бы верила, что видит звездное небо.
-Сколько еще загадок приготовил ты для меня, Соломон?
-Не загадки это, Мигрис, скорее возможность доставить удовольствие и себе и тебе и присутствующим.
-Благодарю тебя, царь. Твой дворец прекрасен, Соломон. А твой престол с причудливыми механизмами привел меня и моих друзей в явный восторг.
Позволь, Великий царь, внести моим людям для тебя дары, которые я привезла из своей страны. Прими их, Соломон, ты польстил моему самолюбию.
-Приятная речь – сотовый мед, сладка для души и целебна для костей. Буду рад принять дары твои, царица Савы.
Слуги царицы, молодые юноши, с бронзовой кожей, одетые в короткие желтые туники, вносили большие короба, уставленные множеством приправ и снадобий, потом внесли золото, столько, что глаза присутствовавших чуть не вышли из орбит. Самый молодой и красивый юноша поднес Соломону венец из больших кроваво-красных рубинов, настолько совершенной работы, что Соломон пришел в изумлении. Были подарены и одежды из тончайших шелковых и льняных тканей, большое количество кубков, чаш из меди, серебра и золота, было несколько статуэток из бронзы прекрасной работы, их Соломон распорядился поставить тут же среди колонн зала.
Затем гости, и свита царя направились в зал, где был готов праздничный стол. Пировали несколько дней и ночей.
Восседал царь рядом с Мигрис, рассказывая ей о своих судилищах, о своей песни, что сочинил Суламите. И просила царица Савская прочесть для нее несколько песен.
-Если слуху твоему приятно будет, я прочту тебе, слушай. Я прочту признание влюбленного юноши, - и царь, испив глоток вина, мелодичным голосом начал декламировать свое сочинение.
Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью!
Этот стан твой похож на пальму,
И груди твои – на виноградные кисти.
Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился за ветви ее;
И груди твои были бы вместо кистей винограда,
А запах от ноздрей твоих, как от яблоков.
Дальше девушка говорит о своем возлюбленном так:
Голова его – чистое золото;
Кудри его волнистые, черные, как ворон.
Глаза его, - как голуби
При потоках вод.
Губы его – лилии,
Источают текучую мирру;
Руки его – золотые кругляки, усаженные топазами.
Голени его – мраморные столбы,
Поставленные на золотых подножиях.
А теперь прочту о весне на горе Кармил:
Вот зима уже прошла; дождь миновал, перестал;
Цветы показались на земле,
Время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей;
Смоковницы распустили свои почки,
И виноградные лозы, расцветая,
Издают благовоние.
Встань, возлюбленная моя,
Прекрасная моя, выйди!
-О, Соломон, как чувственны речи твои. Прочти дальше, прошу тебя.
-Голубица моя в ущелии скалы под кровом утеса!
 Покажи мне лицо твое, дай мне услышать голос твой; потому что голос твой сладок и лице твое приятно.
 Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы, отвергнут с презрением.
-Соломон, любовь твоя не знает предела. Ты укрываешь ее светом утренней зари, ты устилаешь путь ей розами и лилиями, и сердце твое источает огонь желаний. В любви своей ты поднимаешься так высоко, как никто не поднимался до тебя. Скажи, кто та женщина, о которой ты поешь, и я склонюсь перед чистотой ее души, перед силой любви, что живет в ее сердце и так волнует твое. Но в такой час, как этот, мне бы хотелось пройти по садам твоим, царь, если можно?
Много слышала о твоих садах и прудах с золотыми рыбками, о вольерах со львами и тиграми, это так?
-Ты хочешь видеть мои сады, или диких зверей, Мигрис?
-Что предпочтешь, Соломон.
-Тогда идем в мои сады. Ты хочешь, чтобы тебя сопровождал этот красавец – юноша, твой слуга? Пусть сопровождает, я согласен.
Соломон шел немного впереди по тенистым аллеям, с благоухающими цветниками, с кипарисовыми деревьями, которые были высажены по предложению Хирама, и легко прижились в садах Соломона. Мигрис и ее слуга немного отставали от него, любуясь ухоженной растительностью. В тени деревьев сверкали водной гладью то тут, то там пруды. В одних водились золотые рыбки, в других ярко вспыхивали цветы распустившихся лилий и лотоса, третьи были глубоки. Края глубоких прудов были обрамлены красивым светлым камнем, в воду спускались лесенки, рядом находились беседки, укрытые виноградными лозами.
Они подошли к большому пруду, скорее похожему на озеро, спрятанное спускающимися кустами. Через небольшой ручей, заполнявший озеро водой, был, перекинут красивый деревянный мостик, к его перилам была протянута цепь от небольшой ладьи, что пряталась в листве кустов. Соломон легко спустился к ладье, протягивая руку Мигрис. Молодой слуга сел за весла, и они поплыли, огибая ветки кустарника. Солнечные лучи играли в легкой зыби волн, разбегаясь от весел радужными кругами.
Озеро раскрыло большой обзор сада, от него аллеи шли в разные стороны ровными лентами. Просматривался хорошо и весь дворец с пристройками, дом Астис, а в стороне дворец, созданный еще Давидом, в котором теперь поселились Ависага с Даной и прислугой. Сказочно красив был вид храма и дворца среди зелени молодых деревьев. Мигрис любовалась богатством постройки, садом, но больше любовалась царем. Соломон склонился к воде, омыл лицо, на его ресницах засветилось множество капель, настолько густы и длинны были его ресницы. С завитка волос, который упал на высокий лоб, тоже стекали капли, стараясь найти свой путь по лицу царя, но лицо его было без морщин, и капли падали произвольно, которая куда. Соломон не смахивал их, ему была приятна их прохлада. Одежда царя и Мигрис была сегодня легкой, без лишнего лоска, хотя идея о прогулке пришла сама по себе, не договариваясь заранее. Женщина тоже опустила обе руки в воду, затем влажными руками коснулась щек, шеи, провела по волосам, и закрыла от удовольствия глаза. Чистота воды, присутствие желанного человека, и почти полное единение, приводило Мигрис в непонятный восторг. Но восторг был скрыт от постороннего взгляда, она и сама ему противилась, не зная, как воспримет его царь, перед которым она хотела казаться величественной и таинственной женщиной.
Ладья развернулась в самый отдаленный уголок озера, отошли из вида постройки, только стена густой зелени оставалась видимой по всему берегу. А впереди возвышался теперь известняковый утес, озеро, огибая его, уводило дальше к скалистому берегу. В одном месте берег был образован ровной платформой, на которую плескалась вода, к ней и направил царь ладью. Только не высадился на нее, а попросил слугу обогнуть платформу и завезти ладью немного правее, под навес.
Ладья вошла легко в грот, с влажными стенами, со слабым освещением со стороны входа, и остановилась.
-Мигрис, хочу оказать тебе честь, раскрыв перед глазами твоими, свою маленькую тайну. Подай мне руку и отпусти на время слугу, чтобы он не оставался в сыром гроте.
-Благодарю тебя, царь, за оказанную милость, я отпускаю слугу плавать по озеру, смогу позвать его, когда будет нужно, для этого у меня на поясе тростниковая свирель.
-Тогда не будем терять времени, идем.
Царь повел свою гостью по небольшому уступу возле каменной стены, держа ее руку в своей руке, чтобы она не упала, рядом плескалась вода, вдали показался свет, к нему они направили сой путь.
Вскоре царь ввел ее в просторное помещение внутри скалы, вокруг было сухо, в верхнем левом углу была небольшая расщелина, через которую пробивался поток солнечного света. Соломон подошел к ничем не отличающейся от других глыбе, прикоснулся к ней обеими руками, и глыба стала скользить в сторону, раскрывая новое пространство.
Несколько хорошо обтесанных колонн стояли в два ряда поодаль друг от друга. Пол был устлан деревянными досками, крытыми коврами. Соломон снял свою обувь, Мигрис последовала его примеру. Они ступили на ковры, и ноги их погрузились в шелковистую основу ковра, которая делала движения неслышными, а ноги ощутили невесомость и теплоту.
За колоннами на разных уровнях стояло большое количество предметов из золота, здесь были слитки, кубки, венцы, диадемы, украшения с сияющими камнями, много дорогих тканей, шкур животных, ковров, изделий из дерева и слоновой кости, огромное количество драгоценностей.
-Соломон, почему все это здесь, а не во дворце?
-Разве мало ты видела всего богатства во дворце моем, царица?
Скажи мне, вечен ли покой среди народов наших? Долгое ли время мы не воюем меж собой? Первые Богом созданные люди, изгнанные из рая, уже посягнули на добро друг друга, а в наши дни не может один народ смотреть на благо другого народа, хочется все подчинить себе, завоевать, не дать народу процветающему произрастать, его будут душить. Но останутся живые, когда-то возродятся они, им нужны, будут средства для возрождения – вот они, возьмите их, скажу я, оставив тайные знаки нахождения этого места.
Мигрис ходила между несметными богатствами Соломона, размышляя, что и у нее имеется такое сокровенное место, может быть не столь хорошо замаскированное, но оно есть. Ее мудрость не умаляется перед мудростью Соломона. И красота ее также заметна, как и его красота. Сила их характеров сближала их. Ей нравилось все сотворенное этим человеком. Нравился и он сам, очень нравился. Она остановилась возле раскрытого ларца с жемчугами. Царь подошел к нему с другой стороны.
-Выбирай, что пожелаешь, царица Савы!
Ее рука погрузилась в жемчужные россыпи, нанизанные на крепкие нити, рядом сверкали рубины, аметисты, сапфиры, встроенные в золото и серебро, то в подвесках, то в браслетах. Но ничего не выбрала царица, на ее руку легла рука царя, и дрогнули тонкие пальцы Мигрис, и застыла она в ожидании. Соломон обошел ларец, направляясь ближе к освещенному месту, ведя за собой женщину. За колонной он откинул тяжелый занавес, перед ними оказалась небольшая комната. На ложе, покрытом белыми коврами, были разбросаны лепестки ярких цветов, они были еще свежи: « Значит, царь уже был здесь до их прихода, или посылал кого-нибудь из слуг», - думала Мигрис, - но нет, слуги не должны знать этого места, царь сам был здесь. Он хотел этого уединения».
Возле ложа стояло несколько столиков с едой, вином и сладостями, в вазах свежие цветы, и странное дело, звучала музыка. Откуда она, здесь никого больше не было, но тихая музыка была слышима во всех уголках комнаты.
-Соломон, откуда музыка?
-Из твоей груди, дорогая, разве ты не поешь сейчас гимн любви?
-Царь Израиля возвеличивает царицу Савы своей любовью, о, небо! – Мигрис запрокинула голову, обращая взгляд к облакам и солнцу, - не предаю ли я в эти минуты свой народ?
-Царь Израиля смотрит на тебя, прекраснейшую из женщин, протягивает к тебе свои руки, влечет тебя в свои объятия. Иди ко мне, твой народ и мой народ не могут быть против любви. Мы живем на земле во имя любви.
Прими бокал искрящегося вина, это легкое вино, не помутнит твой разум, вот сладкий шербет, он приятно радует душу. Это инжир, насладись его соком и ароматом.
-Соломон, ты угощаешь меня, но к еде сам не притрагиваешься, почему?
-Я наслаждаюсь твоим присутствием, вдыхаю твой неповторимый запах пряностей и пустыни. Слушаю твою тихую речь, твою мелодию. Ты моя сказка, мое блаженство, моя мечта!
-Соломон, помолчи, твои слова сводят меня с ума, я рассыпаюсь на тысячи маленьких сердец, каждое из которых мчится к твоему сердцу. Какую стену воздвигнуть, чтобы противостоять твоим ласкам, нет, не нужна стена, я хочу твоих ласк, боясь твоего огня – и готова сгореть в нем. Что со мной? Я готова бежать за тобой через огромные миры, только бы насладиться твоими объятиями, только бы быть с тобой рядом. Ты царь Израиля, царь, дающий мудрость многим народам и властелин моего сердца.
Прошло немало времени, прежде чем заиграла свирель, призывая слугу, и юноша, уставший от ожидания, поспешил к своей госпоже.
Соломон часто покидал застолье, отдаваясь делам и отдыху, поэтому отсутствие его не озадачило никого. Мигрис вернулась на свое место среди гостей, а царь какое-то время еще отсутствовал.
На другой день Соломон принимал делегацию от Савы в тронном зале. Обсуждались вопросы торговли, безопасности следования по торговым путям. Царица не могла узнать в человеке на троне, того Соломона, который был с нею в гроте. Был настолько близок, что чрево ее понесло новую жизнь. Соломон был скуп в словах, решителен в поступках и с большой деловитостью принимал гостей. Не осталось и следа от восторженных взглядов его.
Мигрис слушала речь царя, не понимая слов. Но вот царь предложил совместное путешествие на своем корабле к новым землям, и она оживилась. Он говорил о великом богатстве этих земель. А она слышала; « Все дары для тебя, царица, за любовь твою».
Мигрис задумалась, склонив голову в знак согласия.
-Что я хочу, путешествий в чужие земли, я жажду мудрости после встречи с Соломоном, и сердце мое ищет знания; так меня поразила любовь к Соломону и его мудрости, и потянули за собой нити познания. Столько дара познания раскрыл предо мною царь Израиля
Мудрость хранительница радости в сердце, источник света для глаз, крылья для ног, панцирь для груди, шлем для головы, ожерелье для шеи, пояс для бедер, глашатай для ушей, советчик для сердца. Царство не может быть без мудрости и богатство не придет без нее. Мое богатство – дар Соломона, его сын, которого я подарю своему народу, и о котором, он не узнает.
Осенила мысль царицу Савскую, загадать ему три загадки, чтобы все узнали о великой мудрости Соломона. И сказала она: « Мудрый царь, ответь на три мои загадки, угадаешь, слава мудрости твоей».
«Колодезь деревянный, ведро железное, черпает камни, поит водою. Что это?»
-Сурьмило (вещество для подкрашивания бровей), - ответил Соломон.
«Из земли исходит, землею питается, льется, как вода, а разливает свет. Что это?»
-Нефть.
«Буря ходит по верхушкам его. Стонет, и вопит горестно. И как тростник, сгибает их; почет для мертвых (саван), позор для живых (веревка), радость для воробьев, горе для рыб (сети). Что это?»
-Лен
Предстали Соломону еще отроки и девушки – все одинакового облика и роста и одетые одинаково.
-Отличи, - сказала она, - кто отрок, кто девица.
Велел царь принести сладкие угощения и стал угощать всех. Отроки, не стесняясь, поднимали подолы одежд своих и насыпали туда угощения; девушки же краснели и клали угощения в чадры свои.
-Ну, что же, все понятно, где девушки, где отроки, - и царь указал на тех и других.
Мигрис была довольна таким испытанием царя: «Он мудр, как никто другой. Но вот не сможет он узнать тайну, сокрытую в чреве моем».
И задает еще несколько загадок.
-Назови решительных женщин из истории твоего народа, о которых умалчивалось, но которые понесли от своего отца.
-Дочери Лота, они сделали это, чтобы продолжить род свой.
-Скажи, кто переоделся проституткой, чтобы лечь со свекром своим?
-Это была Фомарь, велико было ее желание иметь потомство.
Через какое-то время принесли ковры, на них были живые цветы и вытканные, но так искусно, что отличить глазом было невозможно.
-Укажи, где, какие цветы?
-Принесите пчел, - подумав, сказал Соломон.
Пчелы сели на живые цветы, он и указал их. Ковры были так совершенны, тонки и пушисты, что все залюбовались ими.
-Это тебе, Соломон, дар мой, - сказала Мигрис.
-Благодарю тебя, Мигрис. Внесите и мои дары царице Савской.
И в зал внесли те самые ковры, которые были в гроте, - Так не забыл о ней Соломон, - поняла царица, - помнит счастливые часы, проведенные в тишине грота.
По коврам царь рассыпал драгоценности, одарил роскошными дарами царицу и свиту ее.
Смотрела Мигрис на дары его, и видела среди всех этих даров ребенка, как две капли воды, похожего на Соломона. Ее взгляд был настолько устремлен к этому месту, что и царь направил туда свой взгляд, и ему привиделось дитя, радостное, сильное, похожее на него.
-Наваждение, - подумал Соломон.
Но, когда провожал гостей в обратный путь, обнял Мигрис, и сказал ей на ухо, - сына назови Навуходоносор, будет великим царем. А я всегда буду помнить тебя, Мигрис.



ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Вражда
Как быстро летит время. Вот и Ровоам, сын Соломона и Астис давно бегает от слуг, которые пытаются научать его послушанию, но мальчик строптив. Не похож он на отца своего, скорее на мать. Много в нем неоправданной гордыни, частые слезы по пустякам, и строгое послушание только по отношению матери. Царь занят делами государства, ему нет времени на обучение своего сына. Нафан стар, теперь его обучает молодой служитель храма, левит Иоанн.
Астис все чаще уходит в небольшой храм, который построил для ее богов Амона и Осириса Соломон. Она молит, чтобы Соломон забыл свою Суламиту, и других жен и любил только ее, Астис. Она приносит дорогие жертвенные дары, расспрашивает придворных об израильтянке Суламите. Но никто, кроме царя, да темнокожей служанки Ависаги, не знает, кто скрывается под именем Суламита.
Дочь Соломона Дана была отдана в обучение ремеслам в Финикию, Ависага жила тихой, неприметной жизнью, как и многие жены гарема царя.
Соломон же приходил к ней всякий раз, как была свободная минута, но Астис не могла их видеть. Она чувствовала, что Соломон понемногу отходит от нее, и ничего не могла поделать.
-Кто, Суламита? Кто эта женщина, которая отнимает у нее Соломона? – и Астис начала следить за мужем, чтобы разгадать его загадку.
У нее было много слуг из Египта, которым она доверяла и на которых могла положиться в любую минуту. Она просила следить за путями мужа во дворце. Это поручение было не из легких. Царь знал свои пути, которые непосвященные люди не могли знать, и ходил ими, а следящие ни с чем возвращались к своей госпоже.
Но вот однажды, когда корабль Соломона вернулся из путешествия, и Иерусалим ликовал по этому поводу, во дворе собралось много гостей, и жены царя были приглашены на празднование такого важного события.
В Иерусалим на больших повозках перевозили дары далекой страны, возвращались и сами путешественники. Похудевшие, обветренные, какими-то незнакомцами казались они родственникам, встречавшим их.
Вот и Захария, брат Ависаги вернулся, бежала ему навстречу жена его, неторопливо шла старенькая мать, и Ависага подбежала к нему, чтобы обнять брата.
Астис невольно наблюдала за этой сценой.
-Кто же его жена? Та, что подошла первая, или вторая? Вторая очень красивая, богато одетая, стройная женщина, не похожа на жену Захарии, она уступила место первой женщине. Да, жена, первая женщина, но, кто эта?
Астис следила за каждым жестом богатой женщины. Раньше она не замечала ее присутствия ни во дворце, не в гареме, кто же она?
Слуги Астис были поблизости, и готовы исполнить любое ее желание. А желание было одно, узнать, не эта ли женщина Суламита?
Когда Соломон вошел приветствовать прибывших моряков из Елафа, вокруг него собрались мужчины и женщины, стояла рядом и Ависага. Царь посмотрел на нее таким искренним, таким теплым взглядом, что у Астис не было больше сомнений, только эта женщина могла быть Суламитой.
-Ну что же посмотрим, кто сильнее. Я – царица и дочь фараона, или эта простая израильтянка? – И Астис пошла в свой храм. Там за диском Амона был спрятан тайник, в котором хранила она тайные дары жрецов египетских. Был там ядовитый порошок, лежал небольшой кинжал, был, и диск для заклинаний с синим глазом посередине. Глаз, словно, проникал в далекое неведомое пространство, он притягивал к себе, и, казалось, не отпускал, раз, взглянувшего на него человека.
Долго молилась царица, прижимая диск, с синим глазом к груди своей. После молений спрятала в складках одежды кинжал и порошок с ядом и тихо покинула свой дом.
Она сама выследила покои Ависаги. Не заходя к ней, хотела для начала узнать, точно ли к ней все время наведывается Соломон. И стала ждать, когда он придет туда. В этот день царь освободился от дел очень поздно и не смог навестить Суламиту, боясь разбудить дочь, и Астис вернулась к себе, ничего точно не узнав. Но она высмотрела, что Ависага со своей служанкой каждый вечер ходит к большой медной купальне, и купается там, когда звезды зажигаются на небе. Купальня рядом со стеной Давыдова дома, среди цветов, скрытая от глаз тяжелыми завесами, и только сверху воду прогревало хорошо солнце. Астис прошла скрытым путем около купальни, решив в следующий раз посмотреть на купание своей соперницы.
Вечера следующего дня она с трудом дождалась, ей не терпелось пройти к купальне. Выждав появления звезд, одевшись во все темное, она тихо прокралась к заветному месту. Женщины были возле воды.
Служанка зажигает светильник, ставит его на край широкой купальни, льет душистое масло в теплую воду, бросает лепестки цветов, и после этого помогает Ависаге войти в воду. Они подолгу о чем-то беседуют друг с другом, но Астис не могла слышать о чем.
Она наблюдала за ними, спрятавшись среди кустарника. Ей и самой хотелось присоединиться к ним, искупаться в воде, сбросить рой подозрений, и быть женщиной, такой же, как они.
-Что заставляет женщин ревновать, почему возникает это ранящее душу терзание? – Астис задает себе множество раз за последнее время этот вопрос, но не находит ответа. - Неужели сапфир, что на груди у Соломона обладает таинственной силой притяжения, когда смотрю на него, вижу синеву моря, в которой перемещаются какие-то силы. Я не могу оторвать взгляда от этого камня, как и от глаз Соломона. Ставлю заслоны от действия этих чар, но никакие заслоны не действуют. Мои заклинания бессильны. Кто ты, Соломон? От Бога ли ты, или ты и в самом деле от Асмадея? Не заставляй меня страдать! Страдающая женщина бывает страшнее разъяренной тигрицы, знай это, царь, - так причитала Астис о своих страданиях.
Но нет, она не уступит Соломона никому. Как страдала она, когда царица Савы гостила во дворце. Тогда Астис не удалось уследить за их прогулками, но она видела, как Соломона притягивала к себе эта смуглянка, про которую говорят, что и ноги-то у нее ослиные, поэтому она и рядится только во все длинное.
Да, она была красива, да, царица, но может ли она сравниться с нею, Астис? Нет. Ни одна женщина не может сравниться с нею. Но тише, чьи-то шаги, сюда идут.
Это, Соломон в другом наряде, как он красив в малиновом хитоне, подходит в купальне, склоняется к лицу купающейся женщины, целует ее, поднимает обнаженную из воды и прижимает к себе. Служанка подает ему покрывало, он подхватывает его, накидывает на волосы и плечи ночной красавицы и уносит ее в дом, сопровождаемый служанкой. Но тут же Астис замечает, что его охрана рядом с ним. Как ей увернуться от всевидящих охранников. Она стоит в своем укрытии, укутанная черным покрывалом и не шелохнется. Но вот шаги охраны затихли перед покоями в доме, и теперь Астис могла покинуть свое укрытие. Сердце ее бешено колотилось, ноги не слушали ее. Слезы и злоба томили ее душу.
-Дорого ты заплатишь мне за это, Суламита! Очень дорого. Женщины моего рода не знают пощады. Мы горды потому, что нас возвеличила сама земля египетская. Роскошные храмы на берегах великой реки, тысячи слуг, возводящих дворцы фараону, его женам и детям. Бесконечная вереница наемников, работающих на плодородных землях наших, выращивая зерно, плоды. По зеленым холмам не счесть наши стада. Мы осели на этих землях и владеем ими тысячелетия. Фараон - сын Бога, властелин неба и земли. Я – дочь фараона, часть этой власти. Нет, Соломон – твоя сила небезгранична. Ты еще будешь сожалеть о своей любви к этой простолюдинке.
Ей хотелось броситься в спальню, схватить за волосы эту женщину и тащить ее к вольере льва, чтобы тот расправился с нею, но лев для Астис находился в эти минуты в спальне Суламиты, она помнила об этом.
-Нужно все обдумать, - решила Астис, ночь ей показалась нестерпимо долгой, полной ужасов и кошмаров. Она ждала прихода Соломона, но никто не позвал ее, ничьи шаги не прозвучали возле ее покоев. Царь с некоторых пор сторонился встреч с нею. Ей казалось, что виновата Суламита, но истина была не известна никому, кроме самого царя. Ее охватил страх, а страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка. Чем меньше надежды внутри, тем больше представляется неизвестность причины, производящей мучение.
Астис вышла в легком хитоне на крышу дома, и молилась восходящему солнцу, чтобы оно возвратило ей любовь мужа, ласки его. Она опускалась на колени, заламывала руки, волосы ее растрепались на ветру, но она ничего не замечала, кроме своих переживаний.
В таком виде она предстала перед Ровоамом, который разыскивал мать, чтобы пойти с нею в храм. Мать прижала к себе сына, и хотя ее вид несколько испугал его, он не отстранился от нее, а смотрел с глубоким пониманием в глаза матери.
-Мама, суетны люди по природе своей, у которых не было ведения о Боге, которые из видимых совершенств не могли познать Сущего. Ты ведаешь о Боге, но молишься солнцу, почему?
Почитать за Бога, правящего миром огонь или ветер, или движущийся воздух, или звездный круг, или бурную воду, или небесные светила и не познать, сколько лучше их Господь, ибо Он Виновник красоты, создал их. А если удивляться силе и действию их, то нужно знать, сколько могущественнее Тот, кто сотворил их. Не заблуждайся, мама, ища Бога и, желая найти Его. Идем в храм, который построил для израильтян отец мой Соломон.
-Кто научил тебя такому рассуждению, Ровоам? Ты обличаешь меня своими познаниями. Я – египтянка.
-Отец мой учил меня, старый Нафан и теперь учит молодой Иоанн.
-Но мои боги – Амон, Осирис, Исида, - возражала Астис.
-А мой Бог – тот же, что и отца моего, Бог Авраама. Идем же, приведи себя в порядок, чтобы отец не увидел слез твоих, и растрепанных волос на голове твоей.
-Да, да, идем, Ровоам.
Войдя в храм, Астис и Ровоам услышали слова проповеди, которые как бы продолжили речь мальчика на крыше.
-Жалки те, и надежды их – на бездушных, которые называют богами дела рук человеческих, золото и серебро, изделия художества, изображения животных или негодный камень, дело давней руки.
Или какой – либо древодел, вырубив годное дерево, искусно снял с него всю кору и, обделав красиво, устроил из него сосуд, полезный к употреблению в жизни, а обрезки от работы употребил на приготовление пищи и насытился;
Один же из обрезков, ни к чему негодный, дерево кривое и сучковатое, взяв, старательно округлил на досуге и, с опытностью знатока обделав его, уподобил его образу человека. Или сделал подобным, какому – нибудь низкому животному. Закрасил его суриком, и, устроив для него достойное место, повесил на стене, укрепив железом. И чтобы произведение его не упало, он наперед озаботился, зная, что оно само себе помочь не может, ибо кумир и имеет нужду в помощи.
Молясь же перед ним о своих стяжаниях, о браке и о детях, он не стыдится говорить бездушному и о здоровье. Взывает к немощному, о жизни просит мертвое, о помощи умоляет совершенно неспособное, о путешествии – не могущее ступить, о прибытке, о ремесле и об успехе рук – совсем не могущее делать руками, о силе просит самое бессильное.
-Ровоам, я не могу больше это слушать, уйдем отсюда в мой храм, молиться моим богам.
-Нет, мама, ты можешь идти, а я останусь здесь.
Астис покинула богато убранное здание и направилась в свой небольшой храм Осириса и Исиды, египетским богам, брату и сестре, которые были соединены браком еще в чреве матери и зачали там бога Гора. Это были ее боги, которые ей помогали, и которым она верила.
Она шла никого, не замечая, ее слуги едва поспевали за ней. Но вдруг знакомый шелест атласной ткани, Астис повернулась в его сторону и поразилась, такая милая красота сияла на лице соперницы, как красиво убраны тонкими кружевами ее волосы и так приветливо смотрели глаза. Поравнявшись, она попыталась улыбнуться Суламите, но получилась не улыбка, а глубокая сердечная боль пронзила ее лицо.
Ависага шла в храм со своей верной служанкой. Сегодня она выглядела так хорошо, что люди оборачивались ей вслед, радуясь тому душевному спокойствию, которое исходило от нее. Ависаге было радостно, оттого что утро было такое дивное, Соломон долго не выпускал ее из своих объятий, пленительных, заботливых, страстных. Сколько сил у ее повелителя, совсем недавно вернулся с северных городов, где пришлось ему усмирять недовольных возмутителей порядка. Пошел на некоторые уступки, снизил пошлины, но народ там неспокойный, и Соломона раздражало их непонимание. Вернувшись в Иерусалим, царь поспешил к ней, Ависаге, когда она была в купальне, он не отходил от нее ни на минуту. В его покоях звучала прекрасная музыка, придворные танцовщицы исполняли восточные танцы в полупрозрачных костюмах, их распущенные волосы скользили по обнаженным плечам, обвивая талии, словно тканью, изгибаясь, как змеи, женщины касались руками хитона царя, но не трогали одежды Ависаги. Ей и самой хотелось танцевать вместе с ними, но она сидела на коленях у Соломона, обняв его. Ей казалось, что часть забот этого дня она своими ласками снимает с него. В его темных кудрях проглядывала редкая седина, но он красив и юн, как и раньше, и также сильно любит она его, и знает, что и он ее любит.
-Почему Астис так мрачно смотрит всегда на меня, - спросила Ависага у своей служанки. Но верная женщина промолчала чем-то озабоченная.
В храме было много народа, пришел туда и Соломон. Его окружало много слуг и небольшой отряд его охраны, который стоял небольшим полукругом. Ависага знала, что подойти к царю без его приглашения не может ни одна женщина, и она стояла со своей служанкой в небольшой нише во дворе храма, в то время как мужчины заходили внутрь.
Она просила Господа только об одном, даровать своему царю, спокойствие и силу, чтобы все сумел преодолеть ее Соломон.
После обеда обещал царь поехать с нею в виноградники, где она жила когда-то затворницей. Ей очень хотелось вновь увидеть те места, но главное, быть вместе с Соломоном.
Как утомительно ожидание, Ависага несколько раз сменила одежды, все казалось ей, что не подходит что-то. Вот голубой цвет немного бледнит лицо, а раньше так ласкал взгляд своей холодной нежностью. Коричневый с золотыми переливами - как красиво сияние его. Лицо приобретает теплый оттенок, хочется дотронуться до щек руками, да останется на ней коричневый, и царю понравиться, и в дороге не будет видно пыли. Волосы убрать накидкой более светлой, вот ту, что белыми полосками, неброско, но так играет цвет. Она готова, ждет прихода царя, но он задерживается. Возле окна стоят на столике кубки с вином, его принесли ей в подарок утром, но она в ожидании Соломона совсем забыла о них. Так искрится вино в лучах солнца, аромат дивного букета исходит от него. Ависага берет в руки один кубок, рассматривает его в руках, тяжел и красив золотой кубок. На внешней стороне его теснятся искусно выведенные птицы, ветви роняют капли росы, и они, стекая, образуют подставку, какой замечательный мастер способен был изготовить такую вещь.
Она подносит кубок к губам, но в покои входит ее служанка, и Ависага отстраняет от уст вино, и переспрашивает вошедшую, потому что не слышала, что ей сказала та. Служанка сообщила, что прислали свежие фрукты к вину и сладости, которые она просила.
-Но я ничего не просила, кто прислал? Соломон? - Настороженно спросила она.
-Нет не от него, это слуги из двора Астис.
-Какая щедрая царица, поставь на стол, подождем Соломона, ему понравятся такие красивые фрукты.
Служанка поставила большой поднос на стол ближе к кубкам и отошла в сторону, любуясь зрелыми аппетитными плодами.
Ависага потянулась к яркому верхнему персику, погладила его бархатистую кожицу и поднесла к губам. Вкус был изумительный, сладкий сок приятно освежил рот, наполнив его солнечным вкусом и ароматом. Губы увлажнились, на них выступили капли сока и…пена.
Служанка отбросила из рук Ависаги персик, он упал с таким оглушительным шлепком, что обе женщины уставились на него, ожидая, что он закричит. Но закричал не персик, а служанка. Теряя равновесие, как-то неловко опускалась Ависага на пол, и в этот момент в дверях появился Соломон.
Он увидел падающую Суламиту, подхватил ее, приподнял голову, но женщина опускалась еще сильнее.
-Нет! – Закричал Соломон, - нет Суламита, не покидай меня. Не оставляй мне жизнь без надежды видеть тебя, прижимать тебя к своей груди, слушать твой голос, очнись, моя Суламита! Что с тобой?
Он наклонился над ее лицом, оно было бледно, словно вся кровь отхлынула от него. Холодный пот проступил по ее щекам. Соломон ладонью стирал осторожно пот, прижимая ослабленное тело женщины к себе.
-Что здесь произошло? - Спросил он служанку.
-Персик, она ела принесенный персик, вон он отброшен в сторону.
Соломон поднял на руки Ависагу, перенес ее на софу, служанка подложила под ее голову валик, отерла губы Ависаги платком, и поднесла к ним небольшую скляночку. Резкий запах заставил Соломона отстраниться, но служанка спокойно перенесла его, а Ависага открыла глаза.
-Соломон, прошептали ее губы, мой, царь, я умираю, мой дорогой.
-Нет, ты не умрешь, Суламита, ты не можешь умереть, родная моя. Сейчас тебе станет легче,- Соломон вспомнил о своей гемме, с помощью которой излечивались при ее прикосновении многие больные. Он бережно прикоснулся к лицу любимой женщины геммой, держал руку над ее лицом и шептал самые дивные слова, какие только мог он говорить, а он мог находить их в тайниках своего сердца. И Ависаге стало действительно лучше, но она не могла встать, как прежде, она лежала, немного приподняв голову на подушке, с бледными щеками, и побледневшими губами.
-Откуда эти фрукты, кто их принес? – Строго спросил царь служанку.
-Принесли слуги Астис, она хотела за что-то поблагодарить Ависагу, вот и принесли целый поднос прекрасных персиков.
-Слуги Астис? Быстро привести сюда Астис? – приказал царь.
Несколько воинов его охраны побежали во дворец к Астис. Она ходила из угла в угол по комнате, где принимала гостей, телохранители стояли возле дверей, а один самый молодой и красивый сидел возле окна, записывая что-то на папирусе. Никто не ожидал прихода царских посланников, и все были расслаблены по-домашнему.
Два охранника, хорошо вооруженные вошли в комнату царицы и приказали следовать за ними. Телохранители пытались преградить им путь, но царские посланники заявили: «Повелел царь привести к нему жену».
Астис сначала даже обрадовалась, муж призвал, но когда ее проводили к дому Давида, к Суламите, встревожилась. Фрукты для Ависаги она просила отнести ближе к вечеру. То, что ее слуги отнесли их почему-то к обеду, она не знала. Тревога была по другой причине. В складках ее одежды был спрятан флакончик с ядом, который она не смогла при охранниках царя спрятать. А, если Соломон обнаружит его, может случиться беда. Для кого беда? Яд такой же в персиках для Ависаги, в одном персике.
Дверь была раскрыта. Царь сидел подле лежащей Суламиты, когда вошла Астис. Он выпрямился, попросил служанку подать ему персик, который откусила Ависага, и когда та протянула его царю, он подошел к Астис: «Откуси и ты то, что подала Суламите, немедленно, я приказываю!» – Соломон держал фрукт возле рта Астис, но она не раскрыла рта, отвернула голову в сторону.
Соломон грубо повернул ее лицо к себе и вновь приказал пробовать персик.
-Не проси меня об этом, Соломон, - сказала гордо Астис, я ненавижу эту женщину, она отняла тебя у меня. Ты забыл про свою Астис, - она говорила, и слезы текли по ее щекам, но это были слезы по потерянной любви, но не слезы раскаяния, - ты растоптал мою любовь, мой царь.
-С этого дня ты не жена мне, можешь возвращаться к своему отцу. Я не желаю больше видеть тебя здесь.
-Не спеши, Соломон, твоя Суламита обречена, яд, которым я воспользовалась, не имеет противоядия. Ей осталось несколько часов жизни, ты забыл, что отчаявшиеся женщины способны на любые злодейства.
-Ты способна на них, но не она. Ты ранила мое сердце и моей Суламиты, и нет тебе больше места рядом со мной. Уведите ее, и пусть собирается в путь.
Астис поняла, что спорить и оправдываться не имеет смысла, она еще раз взглянула на лежащую женщину, и нервно улыбнувшись, вышла.
-Как можно помочь Ависаге, что использовать из трав, скажи мне? – Обратился Соломон к служанке.
-Я приготовлю свое снадобье, вот это питье, позволь мне дать ей выпить его, она ослабла, а силы ей так необходимы. Но мы еще поборемся с тобой, моя девочка. Астис подарила из милости нам несколько часов, посмотрим, кто сильнее?
Ловко действуя своими быстрыми руками, служанка приподняла с помощью Соломона свою любимицу, маленькими глотками заставляя ее выпить приготовленное лекарство. Ависага пила, с усилием проглатывая влагу. Потом склонила больную к глиняному сосуду, и ту буквально « вывернуло наизнанку». Совсем обессиленная женщина чуть было не упала в сосуд, но крепкие руки удержали ее, прижали к себе и согревали, похолодевшее тело.
-Соломон, теперь я займусь ею, иди, у тебя много дел, все будет хорошо, верь мне.
-Верить, я очень хотел бы поверить, но пальцы ее становятся холоднее, разве не признак это дурного действия?
-Нет, господин мой, теперь все позади, Боги смиловались над тобой и над нею, она будет жить.
-Господь мой, Бог Саваофа, оставь со мной эту женщину, Ты знаешь, как дорога она сердцу моему, прошу Тебя, сегодня воздам в храме жертвоприношения во славу Твою, - молился Соломон.
Он оглядел еще раз Суламиту, ее распластанное тело так и покоилось на софе, но служанка улыбнулась ему: «Не бойся, господин, иди, я буду при ней.
Царь вышел, прикрыв за собой дверь. Сегодня его ждали в совете и судейские дела, но как он сможет найти в себе силы быть там?
Он посмотрел в сторону вольеры льва, она пустовала, зверя выпустили, как и обещал ему Соломон. Молчаливого слушателя, равного по силе, так недоставало сейчас царю.
По примеру других царей Соломон увеличил свой гарем. Женщины из разных стран и разных религий были там. Они верили своим богам, приносили жертвоприношения в храмах, построенных для них. Египтянки, моавитянки, аммонитянки, сидонянки, хеттеянки и другие женщины предавались своим богам; Астарте, Ваалу, Молоху и божеству моавитян Хамосу, и царь не оспаривал их желания. Может быть, Яхве разгневался на него, думал о случившемся событии царь.
-Вот и в Идумее народ восстал. Адер потерпел поражение на этот раз и бежал в Египет, где фараон дал ему убежище и даже отдал в жены ему свою дочь. Фараон начал опасаться могущества моей страны и решил ослабить его, поддерживая моих врагов. Но надолго ли воцарилось спокойствие в этих племенах? Где еще скрывается враг, кто он? Один оказался рядом со мной, Астис, как поступить с нею? Погибели предшествует гордость, и падению надменность. Горда и надменна моя царица. Я не забыл ее, как не забыл и других своих жен. Но я видел, как рука ее ласкала шею и плечи молодого телохранителя. Она не противилась его ласкам, и он не отходил от нее. Тогда я подумал, может быть, я стар для моей Астис, что предпочла меня этому юнцу. Я нашел свое утешение у Суламиты, с ней я вновь молод, любим, пылок. Мой гнев на Астис тогда прошел. Царский гнев – вестник смерти, в светлом взоре царя – жизнь, и благоволение его – как облако с поздним дождем.
Мерзость для царей – дело беззаконное, потому что правдою утверждается престол. Отогнать надо всякую мерзость. А сейчас предстоит судейство, надо уклониться от зла.
Вот пришли три брата, которые ссорятся из-за отцовского наследства. Мудрый сын слушает наставление отца, эти сыны не услышали его наставления. Теперь я буду их наставлять вместо отца

 
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Утрата.
Только поздно вечером освободился царь от решения государственных задач. Не успели навести порядок в Идумее, как Разон, который был военачальником царя сувского Адраазара, напал на Дамаск и разгромил там израильский гарнизон, объявив себя царем. Сирия отошла Разону. Соломон понимал, чем грозит это северным границам Израиля. В чем совершил он просчет, почему северные племена выражают свое недовольство, Соломон понимал, что это из-за непосильных налогов, но как ему расплачиваться с Хирамом, долг слишком велик, а те сокровища, о которых он поведал Мигрис, должны остаться для будущих поколений израильтян, чтобы помнили царя Соломона.
-Прав был Садок, предупреждая о недовольстве народов северных, работать в ливийских лесах посылали с их племен. Иудеев не трогали. Подати брали со всех, минуя последних. Вот теперь приходит расплата за неосторожные шаги. Но я укрепил города, я снабдил армию колесницами, новым оружием, построил дороги для передвижения на колесницах. Теперь враг боится нас, думал я, но вот ошибся. Превосходство же страны в целом есть царь, заботящийся о стране. Я забочусь о своей стране, но, видно, кто любит серебро, тот не насытится серебром; и кто любит богатство, тому нет пользы от того. Все – суета!
Самый мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владельцем во вред ему. Но ничего не могу поделать, запечатал вход в сокровищницу после последнего посещения с царицей Савской.
Трудный был день, болит сердце мое о Суламите моей, как она, жива ли? Пойду к ней.
Царь шел по переходу из нового дворца к старому, а навстречу ему шел сын Ровоам с Иоанном. Они так увлеченно обсуждали свои дела, что, поравнявшись с Соломоном и его охраной, остановились не сразу. Поклонившись отцу, сын порадовал его своими успехами в обучении. Он пользуется описаниями растений и животных, которые сделал отец и очень доволен ими. Соломон одобрительно посмотрел на него и, обняв сына, пошел дальше.
В покоях, которые он оставил утром, у окна сидели две женщины Ависага и служанка. Сердце царя от радости так взволновалось, что ему показалось, покинет оно пределы тела. Его Суламита жива, лицо очень осунулось, глаза стали еще крупнее, что-то новое появилось в ее облике, новое, но прекрасное. Как необходима ему эта женщина. Пусть в гареме не счесть его жен, но это скорее для славы, чем для души, одна Суламита всегда была самой желанной и любимой женщиной.
-Суламита! Как ты? - Бросился к ней царь, - моя красавица, ты радуешь меня своим видом.
-Да, царь, жива Суламита, но только оттого, что за тебя она болеет больше, чем за себя, вот сила любви и продлила жизнь ее.
-Ты говоришь, продлила? – настороженно произнес Соломон.
-Так это, мой царь, всему свое время. Ты ведь сам говорил мне об этом, - тихо проговорила Ависага.
-Всему свое время, и время всякой вещи под небом, – произнес царь. - Время рождаться, и время умирать; время насаждать, время вырывать посаженное. Время плакать, и время смесятся; время сетовать, и время плясать. Так какое сейчас у нас с тобой время? Скажи, дорогая.
-У нас с тобой время утраты.
-Но мы еще ничего не утратили?
-Посмотри на меня, разве такой ты меня увидел впервые? Видишь, как много я утратила сил, красоты, стройности, пылкости. И ты, мой царь, утратил лучезарный блеск своих глаз, волосы твои озарились серебром, ты прекрасен, Соломон, но понес свои утраты.
Мой царь, прошу тебя, продолжи свою песнь о Суламифи, в этот вечер хочу слушать твой голос, он также волнует меня, как и многие годы назад. Присядь рядом, склони свою голову на мои колени, я окуну свои руки в твои волосы, словно в быстрые воды Иордана, и буду слушать тебя.
-С чего начать, Суламита?
-С того места, когда возлюбленный вошел в сад.
-Хорошо.
Мой возлюбленный пошел в сад, в цветники ароматные, чтобы пасти в садах и собирать лилии.
Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне; он пасет между лилиями.
Прекрасна ты, возлюбленная моя, как Фирца, любезна, как Иерусалим, грозна, как полки со знаменами.
Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня. Волосы твои, как стадо коз, сходящих с Галаада; зубы твои, как стадо овец, выходящих из купальни.
Но единственная – она, голубица моя; единственная она у матери своей, отличенная у родительницы своей. Увидели ее девицы, и превознесли ее, царицы и наложницы, и – восхвалили ее.
Кто эта блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами?
Я сошла в ореховый сад посмотреть на зелень доли ны, поглядеть, распустилась ли виноградная лоза, расцвели ли гранатовые яблоки. Не знаю, как душа моя влекла меня к колесницам знатных народа моего.
-Подожди, Соломон, дай передохнуть, немного устала я.
-Хочешь, я перенесу тебя в сад, там приятная прохлада, ты подремлешь на моем плече, и я продолжу петь свою песнь тебе.
-Да, хочу видеть сад, звездное небо, отражение луны в нашей купальне, я всегда наблюдала за ними. Я сама хочу идти, только придержи меня.
Они вышли в сад, сияла полная луна, кочевали по небу созвездия, так высоко и так далеко, а здесь рядом были ветви темных деревьев, кое- где слетали по веткам птицы, густел воздух.
-Как хорошо на земле, Соломон!
-Познал я, что все, что делает Бог, пребывает вовек; к тому нечего прибавить и от того нечего убавить. Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах.
-И мы туда возвратимся, - ласково касаясь руками лица Соломона, говорила Ависага.
-Да, но еще не скоро.
-Каждому свое.
-Надо наслаждаться жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, потому что это доля твоя в жизни и трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем. Мой труд – забота о народе моем, а наслаждение истинное я получаю только с тобой, моя Суламита.
-Мудрый ты мой царь, ко всему у тебя своя мудрость. Так бы и слушала тебя, не переставая, ты дал свои названия многим растениям, птицам, деревьям. Описал их строение, развитие, после тебя многое останется на века.
-Не перестаю удивляться твоим знаниям, Суламита. Редко кому из своих жен я открываю тайны дел государственных, да и тебе не открывал их, но ты всегда знаешь самые важные события, почему так?
-Потому что я, как и ты болею за свой народ, за его благополучие, я разделяю с тобой горечи поражений и радости удач. По твоим глазам понимаю, когда тебе хорошо, как бы ты не скрывал от меня своих переживаний, я все понимаю.
Вот только не могу понять, почему ты разрешил своим женам поклоняться богам их отцов, а не нашему Богу? Финикийские жены поклоняются Астарте, и ты посещаешь ее храм, не противишься ее женской природы. Наш Бог – мужчина, Астарта – женщина, кому же надо поклоняться? Другие жены поклоняются Милхому, Хамосу и Молоху – «мерзким истуканам», правильно ли это?
-Ты поправляешься, моя радость! Если волнуют тебя другие жены и другие боги, а не твое здоровье, ты будешь жить, а это главное. Я не знаю путей Бога, не могу постигнуть всего, созданного на земле, поклоняюсь Богу Саваофу, другие народы поклоняются своим богам.
Человек не знает своего времени, не дано ему видеть Бога, могу ли я повелевать богами других народов, нет, не дано мне такое право. Всяк выберет свое, что ему сердце подскажет. Бог входит в сердца людей, верящих в Его могущество, любовь и доброту. Он есть – любовь. Что несут другие боги, я не знаю.
-Отведи меня в покои, Соломон, хочу немного подремать, твоя речь успокоила меня, она как музыка волнует душу.
-Ты хочешь слышать музыку, Суламита, она сейчас будет, - царь сделал знак своим слугам, и тотчас заиграли нежные флейты, зазвучал чистый высокий женский голос. Музыке тесно было в пределах покоев, она рвалась в синеву неба, волнуя грудь и увлекая за собой.
-О чем поет она? Ее голос живой ручеек, светлая вода журчит в нем, наполняя сиянием и легким рокотом, прекрасна песнь, чуден голос, - восторженно произнесла Ависага.
-Твой голос звучал также торжественно и прекрасно, помнишь, когда ты пела о любви простого пастуха.
Мне нравится слушать твой голос, ты мне еще споешь, моя единственная, неповторимая любовь.
-Нет, мой государь, и здесь утрата. Мой голос пропал сегодня окончательно, я пробовала петь, но нет звучания, которое было раньше. Астис позаботилась не только о времени моей жизни, но и звоне моего голоса.
-Астис больше не будет во дворце, она покинула его сегодня под вечер, так я приказал. А отнять у тебя жизнь она не смогла, Всевышний распоряжается нашими жизнями. Он распорядился, чтобы ты жила, я счастлив быть с тобою до конца дней моих и благодарен за это Богу своему.
-Соломон, при зажженном светильнике, так сияет твой сапфир на груди, словно его освещает солнце. Но иногда и при солнечном свете он темнее, чем сегодня и меньше сияет, странный камень.
-Отец говорил мне, что сапфир этот чувствует доброго человека и хорошие перемены, а при намерениях человека плохих, сапфир угасает. Думаю, что теперь все у нас с тобой будет хорошо, Суламита.
-Я рада такой перемене, мой царь, но скажи мне, что же самое главное на земле, Соломон? В чем секрет нашего пребывания? Ты знаешь ответ?
-Знаю! Главное – любовь. Она заставляет жить, трудится, рождать, восхвалять, гореть. Все от нее, что рядом с нами.
-А небо, звезды, светило, они далеки от нас, как судить о них?
-Небо и звезды, солнце и луна созданы, чтобы мы ощутили себя и маленькой частичкой и самым ценным творением Вечного.
-Соломон, ты излечил меня геммой, что на твоем пальце? Помнишь, ты прочел на ней надпись: «Все проходит». А когда твоя рука прикасалась ко мне во время хвори моей, вдруг, почувствовала я прилив сил.
-Может быть, и она помогла, та сила, что передалась тебе от моей руки, скорее была моя глубокая вера в тебя, моя Суламита. Она и дала мне силы, чтобы вернуть тебя.
Соглашусь с тобой, мы многое утратили, но, сколько мы приобрели! Мы стали мудрее, добрее, поняли, что все богатство, которым располагаем, находится внутри нас самих. А весь блеск, все сияние дорогих камней, шуршание шелков, величие дворцов - все утрачивает свою силу, если нет любви.
Утратили немного свою красоту, вот и гемма поизносилась, посмотри, - Соломон снял кольцо и передал его Суламите.
-Мой царь, смотри внутри еще одна надпись.
-Я знаю: «И это пройдет» сказано там. Многое дано испытать человеку за его век, но все проходит.
-Но что-то же остается? – склонилась Ависага к Соломону, произнося свой вопрос.
-Да! Вечна – любовь, потому что Бог – есть любовь. А Он – вечен.

 
ОГЛАВЛЕНИЕ
ГЛАВА 1. Сородичи 5 - 54
ГЛАВА 2. Ависага 54 - 57
ГЛАВА 3. Законы 58 – 64
ГЛАВА 4. Уделы 65 - 75
ГЛАВА 5. Встреча 76 - 96
ГЛАВА 6. Песнь песней 96 - 107
ГЛАВА 7. Храм 107 -115
ГЛАВА 8. Астис 116-126
ГЛАВА 9.Пир 126-138
ГЛАВА 10. Свадьба 138-150
ГЛАВА 11. Строительство 152-174
ГЛАВА 12. Освещение 174-185
ГЛАВА 13. Дана 185-199
ГЛАВА 14.Совет 199-206
ГЛАВА 15. Путешествие в Офир 207-229
ГЛАВА 16. Царица Савская 229-273
ГЛАВА 17. Вражда 274-298
ГЛАВА 18 Утрата 299-310



Притчи Соломона, сына Давидова, царя Израиля.
Слушай, сын мой, наставления отца твоего, и не отвергай завета матери твоей. Потому что это прекрасный венок для головы твоей и украшение для шеи твоей.


Не замышляй против ближнего твоего зла, когда он без опасения живет с тобою.
Не ссорься с человеком без причины, когда он не сделал зла тебе.
Мудрые наследуют славу, а глупые - бесславие.