В какой-то точке мира

«В какой-то точке мира
Он ест, он спит, он любит,
Надеется, мечтает,
Поет, коль есть работа,
И пот со лба стирает,
И плачет, если грустен,
Короче - он живет».

Клод Серне


В середине ноября 200* года, проходя по бульвару Радищева, Слава Петров осознал свою гомосексуальность. Это не было случайным наплывом, - нет. Он давно это подозревал. Частенько думал, гадал. Иногда называл себя бисексуалом. Имитировал реальность, где он – гетеро. Врал себе, врал себе постоянно. Но, увы, правда, всей могучей силой откровения, бескомпромиссной жестокостью, а возможно и просто искренностью открыла Славе глаза. А он такой правде был не очень рад. Дело совсем не в том, что он мечтал о семье, о продолжении рода: как крик детей, распухшая жена-дура, слезоточивость материнских глаз от рождения очередного внука, когда она говорит о том, что будет с ним нянчиться, а на деле постоянно ноет том, что на нее все это навалили. Всего этого Петров не хотел. Он просто хотел счастья. Обыкновенного эпикурейского счастья.
Такого счастья, когда ты испытываешь удовольствие от всех родов деятельности. После полового акта – испытываешь оргазм – настоящий. Не представляешь себе кого-то, если кто-то безобразен как Квазимодо. Не врешь родителям, чтобы не шокировать их жестокостью и обреченностью на суицид своих будней. Врешь им, потому что правда им абсолютно не нужна. Имеешь настоящих друзей, с которыми ты не просто проводишь свободное время, а на которых можешь положиться в самые тяжелые моменты своей жизни. Увы, таких друзей у Петрова не было. Были ли у него друзья в принципе – уже большой вопрос, требующий тщательного исследования. Но он нас не интересует. Нас интересует Петров в момент осознания своей гомосексуальности.


* * *


Он точно помнит, что само осознание прошло на так называемом «пятачке» - пересечении Трехсвятской улицы и бульвара Радищева. Он шел, слыша скрежет своих кроссовок, пьяные рыки неформалов (альтернативы), прищуренные глазки милиционеров, истеричный смех нимфеток, пролет невидимой птицы, - и вдруг. Вдруг внутренний мир Петрова разрушился как песочный замок. Боль прошла молнией по венам и артериям. Голова немного кружилась. Петров купил в одном из ларьков банку пива, сел на лавочку, отглотнул, - бляаадь! Кажущийся ему до этого мир реальности перестал существовать в сознании. Он – сплошная ложь и лицемерие.

Петров много раз слышал о том, как нелегко людям ощущать рушение их реальности, но он и не мог представить, что это разрушение НАСТОЛЬКО БОЛЕЗНЕННО. Настолько неприятно, убивающее откровенно и насильственно безысходно в одном только слове – ПРАВДА.

Но, со временем, он свыкся, ибо если постоянно акцентировать внимание на своей проблеме, то быстро потеряешь адекватность, и Петров смирился. Смирился, а куда ему было деваться. Безвыходная ситуация.

Петров не стал выяснять причину возникновения гомосексуализма, а просто решил теорию проверить на практике.


* * *


В параллельной с ним группе учился некто Самойлов Денис, которого все за глаза называли «пидор». А если так называют, то значит не зря – неоднократно коснулось сознания Петрова. На перемене, когда все курили на крыльце корпуса, Петров подошел к вышеупомянутому, и попросил зажигалку, когда некто обернулось, то Петров понял, почему все некту называли «пидор». Перед его глазами предстало чудесное андрогинное существо, великолепный продукт генной инженерии, сам Самойлов Денис. С первого взгляда его можно было принять за уродливую девочку (хотя он трансвеститом не был), но было в нем что-то. Незримое и неуловимое – трансгендерное, то ли руки, то ли мужская одежда – Петров так и не понял.
«Нет!»: сказал сам себе Петров. С этим существом он не хотел вступать в мир однополых отношений, но других претендентов не было, и Петров решился:

- Слушай, а где вы знакомитесь?

- Аааууээаа, кто мы?

- Ну, вы как вас?

- Даэ!

- Голубые?

- Голыбыеа?! Привеат! Меня Денис зовут! – Самойлов протянул Петрову руку, и Петров узнал, чем эта особь занималась совсем недавно. Такой странный и сладковатый запах.

- Прям так на улице знакомитесь?

- А что этаа тебя так интересуиетэ?

- Просто так!

- Просто так даже чири на жопе не вскакивают! – ликовал Самойлов и громко, немного истерично засмеялся. – Дай прикурить?

- На.

- Место такое есть. Плешка называется.

- И где оно находится?

Самойлов впритык приставил свои, намазанные гигиенической помадой губы, к уху Петрова и сказал о местонахождении плешки, пришептывая и временами заигрывающе смеясь.

Звонок на пару сдул весь народ, как бумажный пепел.

- Ты что, Слав, в пидоры записался? – подошла к нему одногруппница.

- Нет.

- Да ладно, не парься. Будем вместе по магазинам ходить, шмотки выбирать! – ха-хе-хэ-хо: засмеялась одногруппница Петрова, так, что затряслись ее желеобразные груди.

- Ты че, сука, сказала?

Она продолжала смеяться. Постепенно ее издевательский смех переходил в первую стадию истерики. Она схватилась за живот, вытирала слезы. Она смеялась громко, травмируя свою нервную систему, опускалась на колени и никак не могла остановиться.

Петров смотрел на нее и недоумевал. Его это так раздражало. Раздражение прошло по всему телу и оформилось в кулаках. Петров подошел к ней впритык, взял ее за волосы и со всего размаху врезал по ее смеющейся физиономии. Удар его оказался таким сильным, что Петров выбил ей два, а то и три зуба. По ее подбородку потекла кровь. Но ЭТОГО Петрову было мало, и он продолжал ее бить по лицу, пока его рука не устала. А когда он совсем обессилел, то рухнул всей массой на нее. Склизкий хруст издался из ее еще смеющееся телесности.

Петров ликовал. Он совершал это насилие сначала из-за обиды, но постепенно оно перетекло в акт возмездия за всю женскую тупость, периодические издевательства, и собственно женскую претенциозность.

Петров харкнул на нее, и пошел по своим делам.

* * *

Плешка находилась в небольшом сквере перед Путевым дворцом. Народ стекался сюда после десяти вечера, в основном по пятницам и субботам – факт, не требующий объяснения.

Петрову было немного не по себе. Он ужаснулся: «Неужели здесь одни клоны Самойлова? Неужели нет нормальных геев?» Выбрал свободную скамейку, сел, открыл банку с пивом.

Словно читая его мысли, подошел клон Самойлова, лет сорока, и, положив ногу на ногу, псеводоизысканно закурив, сел рядом.

- Здравствуй заинька, что-то я тебя раньше здесь не видел!

«Еб твою мать»: подумал Петров и не ответил ни слова.

- Меня Костя зовут, привеат!

Петров продолжал молчать.

Спустя несколько минут к ним подошел второй клон Самойлова, но помоложе, почти родственник Петрова.

- А это у нас кто?

- Она не отвечает, королева видать! - пояснил первый клон Самойлова второму.

- Понятно.

- Вам самим от себя не мерзко?!- раздражение Петрова вырвалось наружу.

Клоны Самойлова молчали, вероятно, обдумывая ответ.

- А мы – пидоры, и нам нечего стыдится!

- Да ну вас нахуй! – Петров, негодуя, ушел.

Дойдя до памятника Калинина, Петров заметил, что число клонов растет с неимоверной скоростью. Да здравствует российская генетика! Вечерний ветер доносил:

- Ну что, ты у него отсосала!

- Канечнаа, да так отменно! *** у него просто божественный!

- А в жопу дала?

- Спрашиваессее?! Канешнэа!

Еще одна особенность присущая клонам – это выражение лица. Оно особенное. Прикрытые глаза, губки бантиком, самозакручивающиеся реснички, и иногда (не у всех) – желто-розовые полоски тонального крема. Этакая пошло проникающая женственность сквозь физиономию. И еще одно – занос бедер, выкрики: «мущщинаа». Клоны, скорее всего по причине латентного, а возможно и открытого женоненавистничества культивируют в себе ужасно, пошло черты пола Ж.

Петров негодовал, внутренне рыдал. Он не хотел быть клоном. Он хотел оставаться тем, кто он есть, но при этом не трансформироваться в пошлую версию femme. Он хотел быть мужиком, жарящим мужика, возможно, даже в грубой, садомазохистской форме. Но вот ЭТИМ он точно не хотел быть…

Допив свое пиво, Петров, было, собрался уходить, как увидел человека, который не был клоном Самойлова. Не то, чтобы это был красавец-powerful, но брутальность в нем определенно присутствовала. Неизвестно каким ветром его сюда занесло, но Петров решил попытать счастья:

- Сигаретки не будет?

- Бери.

- Я тебя знаю?

- Нет.

- Меня Сергей зовут.

- Слава.

- Как тебя в этот гадючник занесло?

- Попутным ветром.

- Понятно. А в теме ты давно?

- В какой теме?

- В гомосексуалистской?

- Да нет. Да, я еще не определился, чего хочу.

- Понятно. Может, посидим где-нибудь. Выпьем в более интимной обстановке.

- В ебливой что ли?

- Нет, в тихой. Не здесь. В кафе.

- Пошли… конечно.


А направились они в кафе «Рыба», ибо это заведение нельзя назвать гадючным, но и элитным, и тем более псевдоэлитным – тоже. Таким middle что ли. А еще там подавали суши, которые так модно есть в наше скрупулезно стилизованное время.

- Значит ты, Слава, хочешь попробовать, чтобы понять гей ты или нет?

- Да, а как иначе?

Подошла официантка.

- Два угря и два Туборга, пожалуйста.

- Все?

- Угу.

- Я могу забрать меню?

- Нет, пожалуй, оставьте. Может, мы еще что-нибудь закажем.

- Хорошо.

Официантка ушла, робко виляя своим бесформенным задом, втиснутым в ярко-синие джинсы.

- А что, есть какие-то другие способы?

- Конечно.

- Какие.

- Тесты разные, методики различные.

- Например?

- Ну, например. Есть один тестик. Если ты его заполнять будешь, то 100% посчитаешь его дурацким. Однако, именно дурацкие вопросы, как бы «вопросы ни о чем» сделаны так, чтобы выявить наше подсознательное.

- Как это?

- Ну, скажем, вопрос – как ты завязываешь пояс на халате – поверх пупка, или под ним?

- Никогда не думал об этом.

- Вот так, а это определенно влияет на то, с кем и как ты трахаешься.

- Да ну.

- Угу, есть даже вопрос со спичками – как зажигаешь – на, или от себя.

- А я зажигалкой прикуриваю, - сказал это Петров и закурил.

- Даже то, как ты куришь, тоже выявляет твое подсознательное. Держишь большим и указательным, или указательным и средним пальцами сигарету. Вот так.

- Очень интересно.

Подошла официантка, и принесла их заказ. На квадратненьких тарелочках поставила роллы, рядом с которыми было положено зеленое дерьмо и слои свежей кожи, а также гиперсоленая жидкость в миниатюрных заварочных чайничках.

Они ели. Молча ели, временами перемешивая это все перекуром и умеренно-большими глотками пива.


* * *

Петров ехал на такси домой, вклеившись своим лицом в стекло. Первый его выход прошел не так плохо, как он того ожидал. Петров познакомился с хорошим, интересным человеком. Но… была одна загвоздка. Слава воспринимал Сергея как друга, и только. Нельзя было сказать, что Сергей был редкостным уродом, и при виде него не только у Петрова, но и у всех клонов Самойлова либидо сходило на нет. Было в Сергее много возбуждающего, однако ничто в нем не возбуждало Петрова. Петров и сам не знал – почему? Может быть, при первоначальном предоставлении себя как приятного собеседника, как друга, но не как сексуального объекта. Все дело в первичном контакте – только он формирует функцию одного человека для другого.

Дома никого не было. Это обычное состояние. Родители постоянно в разъездах. Папа – по своим делам, то в Германию, то в Швецию. Мама – по своим делам, точно неизвестно куда, но Петров надеялся, что так же далеко. Сестра трясла жопой в клубе, или что-то подобное, что было так неинтересно Петрову, что он даже не думал об этом, а если подобные мысли и возникали – то сразу же их пресекал.

Внутри Петрова был какой-то непонятый, волнующий безгранично, осадок. Первый выход в лунный свет его несколько потряс…


* * *

Что такое приготовление к Новому Году? Правильно, приготовление к Новому Году - это массовый психоз, нескончаемая истерия по поводу выбора подарков любимым и близким, обертывание этих подарков в блестяще-красные обертки, бесконечные улыбки, механические Деды Морозы (Санта Клаусы) за витринами магазинов. Постоянное псевдосчастье всех по поводу приближающегося праздника. А главное – в новогоднюю ночь совершенно нечего смотреть по телевизору. Одни и те же лица. Одно и тоже по всем каналам. Мрак!

Петров шел по пересечению бульвара Радищева и Трехсвятской улицы, и вспоминал то, как он одним ноябрьским днем именно здесь осознал свою гомосексуальность. Прошло не так много времени, но дело не пошло в ход – Петров так ни с кем не решился войти в контакт. В любой контакт. Духовный. Физический. Не зная почему, Петров мешкал, стоял на одном месте, смотря в свое расплывчатое отражение в блестящей витрине магазина. Немного стонал. Неожиданно зазвонил мобильный телефон. Это был Сергей:

- Привет, как дела?

- Нормально, а у тебя?

- Да так, хожу, скучаю!

- У меня тут у друга день рождения, не хочешь прийти?

- Хм, праздник в преддверии большого праздника? Но у меня и подарка нет.

- Не волнуйся, тут все ужратые. Никто даже твоего прибытия не заметит.

- Ладно.

- Слушай адрес….

- Скоро буду.

- Спасибо, котик!

Сергей повесил трубку. В смысле «гильотина».


Квартира, в которой отмечали день рождения, была исполнена в эстетике «травести-lights». Несколько мужчин в возрасте отплясывали канкан под Edith Piaf. Одна парочка целомудренно целовалась. Другая –развратно. В центре этой экспозиции стоял Сергей, датый и оттого более добрый.

- А вот и наш мальчик!

Зрители захлопали. Захлопали как после хорошего спектакля, не уставая рукоплескать, будто бы они все прониклись всеми страстями и перипетиями, творящимися на сцене.
Петрову стало не по себе, но он продолжал сматывать с себя шарф, будто бы вокруг его шеи обосновалась теплая змея. Он пожалел о том, что пришел, но было уже поздно, интерес будоражил сильно, и Петров решил рискнуть.

- Давай пойдем на кухню, там спокойней, - предложил слегка пошатывающийся Сергей.

 Петров повиновался.

 На кухне, обняв одной рукой батарею, лежал некто и тихо похрапывал. От него не отходило никаких жизнеспособных импульсов, и Петров успокоился.

- Ну, как жизнь, пить будешь?

- Немножко, а что есть?

- Осталась, к сожалению, только водка… кола есть еще. Можно сделать чпоки!

- Чпоки?

- Угу, ща покажу. Наливаешь сначала водку, потом колу, немного лимона, чпокаешь и пьешь!

После нескольких чпоки Петров догнал Сергея, и решился на откровенный разговор. Когда Петров хотел говорить откровенно, у него немного тряслось ухо, и излишне играл румянец на щеках.

- А каково это?

- Что это?

- Анальный секс, - Петров подавился.

- Когда тебя трахают?

- Не знаю. Хочешь?

- Не знаю.

- Смотри, а то изнасилую тебя!

- Давай, - Петров сам ошалел от того, что сказал.

- Ну, смотри, - Сергей стал угрожающе приближаться, смотреть масляными глазами, сжимать его хрупкие руки своими лапищами и безнаказанно засовывать свой язык в ухо Петрова…

Петров оцепенел. Петров весь сжался. Превратился в безжизненную куклу, неспособную на какую-либо деятельность.

- Нет! – вскрикнул Петров, - я не могу!

- Отчего ж так? – удивился Сергей, вынув член Петрова из своего рта.

Петров вскочил, попятился на несколько шагов назад, и раскрыл свои глаза как герой манги.

- Малыш, ты что?

- Я тебе никакой нахуй не малыш! И вообще я сматываю удочки! – Петров выбежал с кухни. Быстро оделся и вышел на улицу.

- ****утый мальчик, - сказал Сергей, взял завалявшийся порно журнал, и пошел в туалет выпускать на волю свою застоявшеюся сперму.

Петров бежал по улице. Леденящий кожу страх проходил по всему его телу. Сверхсильно билось сердце и неконтролируемо бегал по организму невроз. Хруст снега в ночной теми – истеричный крик.

* * *

В переполненной разного сорта людьми маршрутке, ехали две молоденькие девочки. Болтали черт знает о чем. Старухи сидели (две) медленно засыпали и их глаза монотонно слипались. У толстых людей (один) лица стекались за шиворот, и оставляли влажные капли на резиновом днище транспорта. Кто-то скучающе смотрел в окно, глазами сопровождая бетонные поля домов; играла музыка, дешевая музыка; каждый второй ее ненавидел, но все они поддавались ритму и представляли себе приятное.


Ты подтолкни меня, и я упаду.

Петров вышел из маршрутки. Путь его был не очень далек. Он шел не спеша, временами поворачивая голову в разные стороны. Страшно – позор и отвращение к самому себе сжигают его кожу. Особенно сейчас, в холодный зимний вечер, когда он уставший идет к себе домой, и единственное, о чем он сейчас мечтает, так это окунуть свое тело в горячую ванну, где он растворится в блаженной кислоте. Отключится усталость, убегут в небытие страхи, грезы, повседневная суматоха, родители, желающие его перекраивать постоянно, сверстники не так воспринимающие его.

Но, за углом его ждут. Ждут неизвестные люди. Они хотят напасть на него. Дело в том, что, когда он побил одну девочку, это не осталось безнаказанным. Петров это понимает, и начинает быстро бежать. Очень быстро бежать. Но, его настигают. И дюжина кулаков быстро бьет его по всему телу, совершенно не жалея. Петров кричит: «Я пидор!» и тогда репрессивная сила только набирает обороты, прибавляя силу и ненависть с каждым ударом. Петров пытается плакать, но сдерживается. Неизвестные люди уже прыгают на нем. Истошно-кисло хрустит его грудная клетка, из глотки – протяжный стон. Глаза залиты кровью. Неизвестные люди устают его бить. Один из них расстегивает ширинку и начинает изливать мочу в лицо Петрова. Петров в отключке.
Неизвестные люди уходят с чувством исполненного долга.

Утром баба Настя находит его тело, выгуливая свою собачку Матильду.
Папа Петрова в Швеции. Мать – неизвестно где. Сестра танцует с двумя накаченными мальчиками на автопатти.

Слава Петров умер девятнадцати лет от роду, абсолютным девственником, так и не осознав своей сексуальной принадлежности.


Декабрь 2007 г.