Мой друг, мой враг

(В сокращении)



I ЧАСТЬ

Оливковый красавец-автомобиль сверкнул в заходящих лучах солнца зеленовато-золотой молнией. Стремительно приближаясь, он неожиданно резко вильнул из стороны в сторону по мокрому шоссе. Раздался резкий скрежет тормозов.
Машина двигалась юзом еще несколько метров, затем ее резко занесло, и, протаранив дорожное заграждение, она вылетела на косогор. Оставляя на припорошенной снегом почве черные полосы взрытой земли, она проехала еще несколько метров, замедляя ход, и тяжело перевернулась.
Создавая контраст с чистой, едва припорошенной землей, беспомощное разрушенное существо походило на поверженного исполина, ставшего, вдруг, жалким в своей беспомощности.
Белая Ауди затормозила напротив искореженного автомобиля, ныне представлявшего жалкий вид груды металла.
– О, боже, ты это видел?!
Бледная русоволосая женщина средних лет с ужасом смотрела на страшную картину, свидетелями которой они с мужем случайно оказались.
Коренастый мужчина, сидевший за рулем отцепил от пояса трубку сотового телефона и передал ее жене.
– Звони в скорую, может, хоть кто-то уцелел, …а я пойду, гляну.
Снежок на обочине быстро таял под тяжелыми ботинками. Потоптавшись на месте несколько секунд, человек двинулся в сторону чужой беды. Шагая по следам колес, стараясь не ступить в сторону, он еще издали отметил, что шансов спастись у тех, кто внутри немного.
Но кроме водителя в машине никого не оказалось, да и тот не подавал признаков жизни. Извлечь его из перевернутой машины не представлялось возможным: мужчина опасался, что у бедняги сломан позвоночник, и прошло немало времени, прежде чем он смог до него добраться.
– Э-э-й! – Женщина, стоя у края дороги, пыталась привлечь внимание мужа. – Они едут! Что там?
– Жив еще!

* * *
Лиза Александрова, девушка 18-ти лет от роду восседала на импровизированном живописном ложе царицы Клеопатры, сооруженном из кучи диванных подушек, набросанных на низкую софу. Волосы Лизы цвета опавшей листвы свободно ниспадали на плечи густыми волнами, челка на тон светлее прикрывала высокий точеный лоб. Черты лица Лизы не были классическими, но они обладали некоей притягательностью и обаянием, что позволяло ей быть если не красавицей, то довольно симпатичной девушкой. Большие малахитово-бархатные глаза доминировали на лице. Едва очерченные чувственные губы нетронутые помадой слегка приоткрывались, когда она читала книгу, лежащую у нее на коленях. Легкий сливочно-карамельный халатик с простеганными шелковыми отворотами не скрывал стройных миниатюрных ножек.
– Лиза, тебе звонят. Прошу тебя, недолго – я жду звонка.
В комнату вошел Даниил, брат Лизы, высокий молодой человек. В 27 лет он был довольно преуспевающим журналистом, штатным сотрудником местной газеты. И его очередная сенсация нередко вызывала бурные споры в самых видных и известных кругах неопровержимостью фактов при неизменной сдержанной корректности.
Причем, молодой гений ничуть не был избалован своей популярностью. Он пребывал в уверенности, что делает лишь то, что умеет. Он был хорош собой и излучал обаяние каждой клеточкой своей жизнеутверждающей наружности. Его темные средней длины волосы были зачесаны назад, острый взгляд карих глаз смягчало обрамление длинных густых ресниц, губы изогнулись в легкой полуулыбке, которую вызвала реакция сестры на его неожиданное появление.
Она вздрогнула, неловким движением запахнула халатик, книга упала, захлопнувшись, несколько подушек соскользнули на пол.
– Извини, не хотел нарушать твои занятия.
Мягкими шагами он подошел к сестре. Передав ей трубку телефона, он окинул насмешливым взглядом художественный беспорядок, возникший в результате переполоха, и вышел, оставив дверь приоткрытой.
Прижимая трубку к своему ушку изящным плечиком, Лиза принялась собирать разлетевшиеся от ее неловкости вещи.
Несколько секунд – и порядок был восстановлен.
– Да?
Телефонная трубка ожила:
– Лизка, привет! Что делаем, на ночь глядя?
Однокурсник, балагур, весельчак и лучший друг Владик Уваров звонил почти каждый вечер, чтобы лишний раз продемонстрировать свои безграничные симпатии. Обряд проявления заботы и внимания назывался «контрольный звонок».
Эта дружба была своеобразна: их объединял особый союз заговорщиков. Они, понимая друг друга с полуслова, были верны традиции не обременять ближнего своими каждодневными проблемами, но по первому зову прийти, если нужна помощь. А, если уж нужен был дружеский совет или жилетка, чтобы выплакаться, альтернативной замены друг другу просто не было.
– Готовлюсь к завтрашнему семинару, а ты?
– Когда это я был прилежным студентом? – Послышался довольный смешок. – Я не заурядный школяр, который может работать самостоятельно. Мне необходим персональный репетитор – симпатяшка-куколка, желательно одетая в то, что можно без проблем снять. Потянешь?
– Сомневаюсь, что ты способен по достоинству оценить все прелести такого репетиторства, – рассмеялась Лиза.
Трубка обиженно засопела:
– Я лучше о тебе думал, зубрилка.
– Сдается мне, что ты, изображая преданность бедной зубрилке, давно имеешь определенные планы на вечер, точнее уже на ночь.
– Я все еще остаюсь хорошим парнем.
Лиза улыбнулась, представив одетого с иголочки, надушенного Владика с улыбающейся физиономией, неотразимо яркого и манерного, который звонит ей уже стоя на пороге, беспокоясь о ее целомудренности, но, совершенно не заботясь о своей.
– Шел бы ты спать, а то завтра опять на семинаре уснешь.
– Мой эмоциональный голод требует утоления.
– Смотри, не переедай.
– Лучше переесть, чем недоспать, но мне не грозит ни то, ни другое. Целую пальчики, сладких снов тебе.
Небрежно бросив телефон между подушек, все еще улыбаясь, Лиза включила приглушенную музыку.
Хотелось раствориться в тихой мелодии и забыть о времени, опять забраться на свое ложе и, представив, себя египетской царицей, ждать своего Цезаря. В ее мозгу вперемешку с величественными, вспыхивали и гасли искорками слабые мысли о том, что надо бы стать самостоятельнее, и что лучший способ обрести подобие независимости – это найти работу. Первые шаги сделаны: она отправила свою анкету в лицей, который объявил об открывшейся вакансии, теперь нужно запастись терпением.
Решив, что заниматься самоанализом – занятие неблагодарное, Лиза попыталась снова сосредоточиться на учебнике.
И тут она вспомнила, что брату нужен телефон.
Власть брата над сестрой была совершенно незаметна постороннему глазу, но она явственно ощущалась внутри их собственного мира, в котором обитали две родственные души, безгранично преданные друг другу. Их жизнь, полная радостей и печалей, светлых дней и мгновений разочарования с каждым днем дарила им твердую уверенность: в целом мире не было более близких брата и сестры.
Семья была благополучной. Родители стремились дать детям все самое лучшее. В семье не было излишеств, но уверенный достаток чувствовался во всем. Сын – студент. Дочка – школьница-отличница. Бабушка – заботливый семейный ангел. Мир в семье долгое время был незыблем и неприкасаем. Идиллию нарушила смерть бабушки. Что-то надломилось во всех, как будто напоминание о бренности существа внесло путаницу в дела и мысли каждого. Родители переехали жить в старый бабушкин дом, оставив в большой квартире вполне взрослых и самостоятельных детей. Мир больше не казался столь абсолютным. Несокрушимость традиций подвергалась серьезным сомнениям.
Мимоходом заглянув в зеркало и удостоверившись, что придраться абсолютно не к чему, Лиза направилась по коридору к комнате брата, собираясь вручить ему вышеозначенное средство связи в доказательство ее послушания и как лишнее подтверждение тому, что болтливость – не ее черта.
Дверь в комнату брата оказалась закрыта, что было ново.
Девушка раздумывала, стоит ли стучать туда, куда она всегда входила беспрепятственно, когда услышала за дверью громкие голоса и уловила нотки спора. Лиза невольно замерла.
Брат был чем-то не на шутку возмущен и распекал своего друга.
– Ты не понимаешь, Никита, чем может обернуться твоя затея! Это чистой воды безумие!
Другой голос парировал:
– Пытаешься забить себе место в раю, или, в самом деле, безгрешен? Если не хочешь помогать, хотя бы не мешай.
– Ты хоть представляешь размеры того, во что вляпался?! – Злился Даня
– Я принесу больше пользы, работая внутри системы.
– Сам-то веришь в то, что говоришь?
– Ты хочешь отбить у меня вкус к работе!
– Да это для тебя только средство выдвинуться!
Даня глубоко перевел дух:
– Скажи только, как случилось, что ты стал интересен криминальным кругам?
– Возможно, это как раз те люди, которым крайне необходим хороший адвокат.
– У тебя нет ничего святого, вот и все!
– Послушать тебя, так выходит, что быть хорошим адвокатом – это оскорбительно. Скажи, пожалуйста, из-за чего мы воюем?
Лиза приоткрыла дверь. Даня стоял у окна спиной к двери и не заметил ее появления.
Атлетического сложения молодой брюнет расположился в глубоком кресле. Напряженный взгляд метнулся к девушке, их глаза на миг встретились. Строгие черты лица смягчились, и он улыбнулся. Даня обернулся по направлению его улыбки.
Они были как братья: Даниил Александров и Никита Вешнев. С детства, привыкнув к единству, они и теперь были образцом братской сплоченности. Делились всем, что можно было разделить. Это была традиция. Это было правило. Это был закон. Негласный закон негласного братства. Такая дружба дорогого стоит. И Лиза была горда тем, что является частью этого союза. Ей казалось, что они видят ее насквозь и знают все ее мысли наперед, но она никогда не была против их взрослого влияния и в шутку спрашивала: “Кто из вас моя мама, а кто папа?”
Никита на год старше Даниила, старался и в жизни подчеркнуть свое старшинство, оставляя за собой последнее слово. Мистер Адвокат, как иногда шутливо называла его Лиза, был действительно блестящим адвокатом, который умел не проигрывать трудных дел.
Одаренный журналист и талантливый адвокат часто работали вместе над одним материалом, делясь фактами и скрытыми от других глаз наблюдениями. Они были друг для друга не только дополнительным информационным источником, но и гарантом надежности полученной информации. Неплохие мозги, неординарность и волны обаяния открывали для них двери, закрытые для любого другого.
Говорят, кто не хочет, ищет причину, а кто хочет – средства. А сколько их еще, неиспользованных средств? Все еще только начинается! Этот многообещающий союз сулил большой успех в жизни каждого.
Лиза не могла не улыбнуться в ответ на благожелательный взгляд Никиты. Он подался вперед, его черные глаза насмешливо прищурились.
– Что за улыбка! – застонал Никита. – Ей-богу, ты меня сведешь с ума! До чего я люблю эту улыбку!
Он изобразил крайнюю заинтересованность:
– Кто это тебе так поздно названивает?
И не дожидаясь ответа, обратился к другу:
– Ты знаешь, кто звонил?
– А я должен знать? – легкая досада еще оставалась в Данькином голосе, или это была новая волна раздражения, которую он не посчитал нужным скрыть.
– Даже обязан! – Никита перешел на поучительный тон, игнорируя раздражение друга. – Каждый, кому перевалило за двенадцать, знает, что мальчики не просто так звонят девочкам, да еще после двадцати одного часа. У меня пропасть забот, неужели еще и тебя учить, что нельзя не замечать того, что творится у тебя под носом?
– А что такое, по-твоему, творится? – Даня машинально взял телефон из рук сестры. – Это однокурсник – Владька Уваров, нормальный парень.
– Смотри, старый ты носорог, не забывай, что я мечтаю отвести твою сестру к алтарю. Как заинтересованная сторона, я не могу закрывать глаза на всяких свободных художников. Признайся, может, ты обманываешь себя, не желая смотреть фактам в лицо?
– Это попахивает средневековьем, – Даня усмехнулся и поискал глазами пепельницу.
Лиза любовно посмотрела на брата и, искусственно не замечая притязаний Никиты, безмятежно удалилась.
Никита проводил ее наигранным возмущением:
– Чертовски неприятно, когда твоя кандидатура постоянно задвигается. Как ты на это смотришь? Неужели есть персоны достойнее меня?!
Даня открыл форточку и закурил.
– Она почти ребенок, – струйка дыма медленно поплыла вверх.
– Но все-таки... В конце концов, кто из нас ее брат?
– Сейчас я не стал бы утверждать это определенно.
Из-за двери послышалась музыка.
– Это так теперь готовятся к семинарам? – ухмыльнулся Никита.
– Это так теперь называется.
Даня противоречиво относился к ухаживаниям друга за своей сестрой, не высказываясь против, но и не одобряя их. Чем старше становилась девочка, тем настойчивее становился друг. В душе рождался протест. В такие мгновения на Даню находила меланхолия. Если бы не то обстоятельство, что Лиза приходилась ему младшей сестренкой, его состояние легко можно было бы назвать ревностью. Но когда в голове возникал подобный хаос, Даня предпочитал отгородиться от всех раздумий делами, благо их всегда было достаточно.
Лиза и вовсе не проявляла никакого интереса к романтическим свиданиям, и все ее общение с противоположным полом ограничивалось дружескими отношениями. Нельзя было не отдать должное такому благоразумию, хотя Даня понимал, что рано или поздно все изменится.
Никита питал самые искренние чувства к сестре друга. И эта любовь зачастую принимала самые разнообразные формы. Он мог морозным утром принести Лизе свежие цветы, или вырваться в середине рабочего дня, чтобы встретить ее из университета. Но мог также безжалостно подвергнуть критике, не стесняясь в выражениях, легкомысленный, по его мнению, поступок девушки или ее слишком откровенный наряд. С самого начала, утвердившись в мысли, что Лиза предназначена для него, он не терпел любых возражений по этому поводу и считал своим долгом вести предупредительно-воспитательную работу в ожидании своего часа.
Когда Никита ушел, Даня заглянул к сестре. Тихо играла музыка, Лиза спала. Юная Клеопатра улыбалась во сне, обнимая большого плюшевого мишку – Данькин подарок на тринадцатилетие. Данька выключил музыку, и Лиза тут же проснулась.
– Мистер Адвокат ушел?
– Давно. И я иду спать, уже поздно.
– Дань, а что у вас там случилось?
– Тебе что-то приснилось? – Данька стоял и мило улыбался, родной замечательный Данька, который казался в этот миг таким домашним, что напоминал этого плюшевого мишку с потертым носиком и косящим глазом.
– Да нет же, я случайно услышала ваш спор.
– Безделицы все, не принимай к сердцу.
– Мне показалось, что ты сердился, – продолжала настаивать Лиза.
– Никита иногда слишком холоден в расчетах, а я, может статься, погорячился.
– Дань, он что, нечестный адвокат?
– Ты, как всегда, неисправимая максималистка: хороший – плохой, честный – нечестный. Девочка моя, тебе совершенно не нужно забивать голову подобной дребеденью. Меньше знаешь, лучше спишь. Спокойной ночки.
Данька легонько щелкнул сестренку в носик и направился к двери.
Лиза, обидевшись, бросила мишку вслед уходящему брату.
Внезапно развернувшись, не глядя, Данька ловко поймал игрушку на лету и послал ее обратно.
От неожиданности Лиза не успела среагировать, и тяжелый медведь больно ударил ее в лоб.

* * *
Дым хорошей сигары висел в воздухе тяжелыми кольцами. Холеный толстый палец с перстнем любовно постукал по дорогой заморской штуке. Коротенький круглый человечек лет под шестьдесят кривил в улыбке маленький рот:
– Обожаю этот запах. Мне кажется, что с ним я вдыхаю такую силищу, – маленькие узкие глазки смеялись, глядя на собеседника с фамильярной благожелательностью.
Лев Раваев, известный в определенных кругах, как Кубинец, прозванный так за свою страсть к дорогим кубинским сигарам, был в превосходном настроении. Жизнь удалась. Не имея жены и детей, но, вполне успешно, заменяя их огромным неправедно нажитым состоянием, он чувствовал себя, если не королем мира, то королем мирка весьма небезосновательно. Его сфера влияния распространялась на многие-многие области. Его знали и с ним считались известные высокопоставленные люди, в чинах и без них.
Его собеседник, тощий сухопарый старик с плешью беззвучно пожевал губами. Старый хозяйский пес, он сохранил былое подобострастие в осанке, и, как полагается, служил только хозяину.
– Что там у нас с адвокатом, Иваныч?
– Адвокат – наш, Левушка. Много запросил, шельмец. Да, видно, и впрямь толковый парнишка.
– Толковый, Иваныч, хитрый бестия и толковый. Нам такой и нужен. Поглядим, как он оправдает наши ожидания.
– Клянусь богом, Левушка, он нам станет в копеечку, дьявол этакий. Глазами прямо душу вынул.
– Пусть будет дьяволом, чертом, сатаной – да кем угодно, лишь бы дело свое делал.
– Куда ему деваться, не на попятный же идти.
– Деваться ему некуда, это верно. Кто не с нами – тот против нас, – Кубинец, закинув голову, громко расхохотался чему-то своему.
Только благодаря привычке Иванычу удавалось сохранять понимающий вид.
– Хороша парочка, – продолжал со смехом Кубинец, – слепой да глухой. Журналисту подкинем парочку скандальных сенсаций, а адвокату – зеленых хрустящих бумажек.
В полном изнеможении от хохота Кубинец вытер прослезившиеся глаза тыльной стороной толстой ладони. Иваныч молча наблюдал за диким весельем хозяина.
– Приятно надеяться на миллиард долларов, но никто еще не нищенствовал, получая и двадцать процентов прибыли? А? Что скажешь Иваныч?
– Когда он осознает свое положение, он будет покладистее за гораздо меньшие деньги, – вкрадчиво подсказал Иваныч.
– Ну-ну, зачем же нам обижать нужных людей?
– Это конечно, – согласился Иваныч.
Кубинец довольно потер руки, приподнял бокал с красным вином:
– Ну, за наше с тобой здоровье!
Наслаждаясь безмятежным сознанием своей безопасности, Иваныч угодливо отпил из своего бокала.
– Все, голубчик Иваныч, убирайся. С богом. Мне отдыхать пора.
Иваныч подхватил поднос со своим недопитым бокалом и торопливо зашаркал к двери.

* * *
Солнечный зайчик карабкался по потолку, дрожа и бледнея на светлом фоне.
Лиза только что проснулась и лежала в постели, нежась под ласковыми лучами, которые беспрепятственно проникали в ее комнату сквозь легкую ткань занавесок.
Всполошился дверной звонок. Данькины ноги протопали мимо ее комнаты и через время – медленно обратно.
Лиза накинула халат и выглянула в коридор:
– Доброе утро, кто там был?
– Доброе? Может, ты мне объяснишь, что все это значит? – Данька держал в руках листок с почтовым штемпелем, в его взгляде застыл вопрос.
– А что там? – Лиза попыталась заглянуть через плечо брата.
– Тут сказано, что тебя приглашают на работу. Что за бред?
– Ой, я думала, они позвонят... Данька, как здорово! – Лиза захлопала в ладоши и запрыгала вокруг брата. – Я тебе потом все расскажу! Ура!
– Надеюсь, что у тебя есть разумное объяснение этому?
– Есть, конечно, и я его предъявлю за завтраком! Но как же все замечательно!
– Мне это не нравится. И, по-моему, восторг тут неуместен, – ворчливо заметил Даня.
Он глубоко вздохнул. К куче проблем добавилась еще одна: вероятно, сестрица вообразила, что ради собственной независимости можно забросить учебу. Хорошие манеры и воспитание не позволяли ему отдаться первому порыву и высказать все, что пришло ему на ум.
Лиза без дальнейших объяснений уже скрылась за дверью ванной комнаты.
– Зачем тебе это? – сдержанно спросил Данька у двери.
Дверь благоразумно воздержалась от ответа.
Лиза отчетливо сознавала, что предстоящее длительное объяснение с братом грозило затянуть завтрак и испортить настроение, как минимум, до обеда. Чудесный человек и лучший в мире брат бывал совсем несносен, когда дело касалось воспитания младшей сестренки. Полагая, что имеет неоспоримое право принимать участие в ее судьбе, он иногда бывал безнадежно упрям. Глупо было бы рассчитывать, что он тут же согласится с тем, что Лиза может совмещать учебу и работу. А уж рассчитывать на его благословение в это важное для Лизы утро и подавно не приходилось. Поэтому, тщательно накрасившись, одевшись и предусмотрительно захватив сумку, Лиза, вместо того, чтобы кротко сесть за стол в ожидании головомойки, сменив направление, незаметно выскользнула в коридор и, легонько притворив дверь, понеслась вниз по лестнице.

* * *
– Поздравляю, вы приняты! В анкете вы указали, что учитесь на филологическом. Молодые кадры нам нужны! И рекомендация вашего завкафедрой произвела на меня впечатление. Опыт и знания приходят с годами, а вот горение, знаете ли, энтузиазм – это преимущество молодых. Я вас представлю на ближайшем совещании, а вы постепенно вникайте. Чем могу – рад помочь. Лучшей практики вам не найти. Уверен, что мы сработаемся.
Директор лицея, Сечин Андрей Васильевич, молодой еще, по современным представлениям, человек, давно перешагнув сорокалетний рубеж, продолжал себя чувствовать молодым и любил, когда к нему на работу устраивались люди, не обремененные жизненным опытом. Девушка оказалась гораздо интереснее, чем он себе представлял. Пожалуй, слишком молода, но разве это порок? Справится.
Лиза постепенно поняла, что свершилось то, о чем она мечтала. И когда желаемое стало так близко, ноги, вдруг, предательски задрожали, по спине побежали мурашки. Она зачарованно смотрела на кончик блестящей ручки в руках у директора, которым он чертил по столу.
Андрей Васильевич спокойно и уверенно улыбался. А там, за дверью: бешеный темп, гвалт великовозрастных лоботрясов, взгляды и шуточки остряков местного масштаба, – только бы не спасовать!
– Жду вас завтра, Елизавета Николаевна. По вашей просьбе, мы пока задействовали вас только во второй смене. Удачи!
Шум в коридорах стих. Лиза поняла, что начался урок, хотя поглощенная своими мыслями, она не слышала звонка.
Живой человек со своими потребностями, страхами и надеждами, она попала в давно отлаженный агрегат. Непросто было соответствовать его меркам, но гораздо сложнее, влившись в темп его работы, остаться при своей ясности ума.
Она медленно пошла по коридору, машинально разглядывая стенды на стенах.
Навстречу ей быстро прошла молодая женщина в строгом костюме. Сурово поджатые губы и оценивающий взгляд, волосы собраны в тугой пучок на затылке.
 «Если здесь все такие», – с тоской подумала Лиза, – «то меня съедят и не подавятся».

* * *
Самая прекрасная пора в человеческой жизни – студенчество. Особенно, когда до сессии – куча времени. Никогда так свободно не дышится и дерзко не мечтается, как в студенческие годы.
Занятия тянулись черепашьими темпами, но, наконец-то, закончились. Самые нетерпеливые уже прошмыгнули за дверь в предвкушении охмеляющего духа санкционированной свободы.
Лиза медленно собирала в сумку конспекты.
– Лизка! Правда, что ты работу нашла? – громко крикнул с другого конца аудитории длинный Костя, любимчик куратора.
– Правда-правда, – отозвался шустрый Илья, – помните, конкурс в лицее? Лизку взяли, представляете?
Лиза улыбнулась, одновременно удивляясь такой осведомленности. А однокурсники с удовольствием уже обсуждали последнюю новость.
Откуда-то донеслись поздравления, кто-то одобрительно кивал в знак поддержки, но на правом фланге явственно обозначилась группа тех, кто занял иную позицию.
Подруга Лизы, Лера, великолепно накрашенная блондинка, потряхивая мелкими кудряшками, картинно вытащила пачку дамских сигарет и снова бросила ее в сумку. Безнадежно влюбленная в Даньку, она всеми силами стремилась не выглядеть серо, ее тяга подмочить себе репутацию становилась просто хронической, она постоянно влезала в разные истории, что не мешало ей сохранять трезвость рассудка в любых ситуациях. Ее яркие восхитительные губы улыбались сочувственно:
– Тебе что же, подружка, жить не на что? На втором курсе впрягаться!..
Лишенная необходимости зарабатывать на карманные расходы, дочь состоятельных родителей, она не понимала отчаянных попыток Лизы сократить бесшабашные студенческие годы: «Чего не хватает благополучной девочке, которая, несмотря на успехи в теории, все же имеет пока довольно отдаленные представления о практике?»
Донжуан местного масштаба Витек, развалившись на парте и подперев щеку рукой, окинул Лизу придирчивым взглядом.
– А я не понял, почему какой-то лицей, могла бы найти и покруче местечко.
Моделеподобная Ленка Скворцова в образе Елены Прекрасной язвительно усмехнулась:
– Скорее всего, ей братец урезал финансирование, да?
Рыжий маленький Игорек, вечно страдающий от недостатка женского внимания, поправив очки на носу привычным жестом, спросил:
– Это тебе для денег или для практики? Ты сама-то знаешь, чего хочешь?
Лиза попыталась сохранить невозмутимость. Оглядев всех миролюбиво и вздохнув, она изрекла в сторону Игорька:
– Тот, кто знает, чего хочет, или слишком мало хочет, или слишком много знает.
Под смешки ребят и шепотки девчонок, она вышла в узкий университетский коридор, который в этой части здания оставался темным в любое время суток. На какое-то время она утратила способность ориентироваться и замерла около двери.
Влад стоял в компании незнакомого парня у окна и наблюдал за ней. Он не сделал попытки тронуться с места, только переступил с ноги на ногу. Однако его взгляд был по-доброму мягок. Он послал Лизе ободряющую улыбку и сделал одной ей понятный знак: «Позвоню».
Лиза кивнула ему и вышла на улицу. Прозрачный мартовский воздух был необычайно свеж и казался хрустальным и осязаемым.
Дорога домой – средство от перепутанности мыслей: их можно извлекать по одной, отряхивая от лишних впечатлений, откладывать в дальние уголки, или вообще выбрасывать вон. Лиза настроилась навести порядок в своих мыслях, пройдя пешком до самого дома – совсем немаленькое расстояние, если ты спешишь.
– Девушка, я составляю городской телефонный справочник, можно узнать ваш телефончик? – Незнакомый молодой человек добродушно улыбался.
Лиза вздохнула. Планы были нарушены, но она обожала добрые улыбки. Улыбка и взгляд, полный острого ума, – это все, что нужно было для того, чтобы очаровать маленькую недотрогу. Ей захотелось ответить, и она остановилась.
– У меня строгий старший брат и монашеское воспитание. Но, полагаю, для телефонного справочника это лишняя информация?
– Вы правильно полагаете. Пропускаю мимо ушей попытку от меня отделаться. Меня зовут Михаил, можно Миша, наедине просто Минька. А вас?
Среднего роста блондин ловил ее взгляд, продолжая улыбаться. Голубые глаза насмешливо щурились.
Вышло легко и искренне. Что ж, разве знакомиться на улице – это преступление против морали?
– Елизавета, можно просто Лиза, и никаких фамильярностей наедине. В нашем «монастыре» с этим строго.
Михаил добродушно рассмеялся и кивнул.
Миша Пушков, в свое время студент строительного техникума, а ныне – безработный незадачливый романтик 23-х лет, перебивался временной работой и испытывал постоянные трудности на финансовом фронте. Будучи совершенно свободен после недавнего развода, он не стремился к новым романтическим отношениям. Но так случилось, что, бросив один только взгляд на незнакомку, он подумал, не внести ли кое-какие коррективы в свои планы.
Проводив девушку почти до самой квартиры и заполучив ее телефон, Миша понял, что потерял голову. Никогда особенно не прислушиваясь к сказкам о любви с первого взгляда, он был приятно ошеломлен и заинтригован. Дойдя до ближайшего таксофона и набрав только что полученный номер, он услышал нежный голосок. Аккуратно повесив трубку, он довольно рассмеялся.

* * *
В небе тонули облака. Неторопливо и величаво они всё уплывали и уплывали вниз по течению. Лиза считала их, угадывая очертания знакомых предметов: большой корабль со сломанными мачтами, увядшие цветы в разбитой вазе, растаявшее мороженое... Есть ли что-то целое, находящееся в гармонии с полнотой ее чувств? Само небо! Бескрайнее, глубокое, вечное.
Лиза отошла от открытого окна, постепенно возвращаясь к реальности. Никита вот уже минуту, как изучал ее отсутствующий вид.
Он снова пытается влиять на нее! Последнее время, когда они оказывались наедине, она часто испытывала ощущение, близкое к панике. Этот горячий пристальный взгляд и вечное кипение: то восторгом, то негодованием. Как всегда, немного позерства и чересчур серьезные притязания. Немедленно взять себя в руки!
Когда-то они хохотали вместе над одними шутками, переживали общие неприятности. Подружки завидовали ей, встречая в обществе высокого невозмутимого красавца. Она гордилась Данькой и Никитой одинаково, словно они оба были ее братьями. В то время Лизе казалось, что такой красивый, взрослый мужчина, как Никита, уверенный в себе и твердо знающий, чего хочет от жизни, выбрал ее, закомплексованную дурочку, в качестве дамы своего сердца по какой-то непостижимой ошибке. Но все успокоилось... не сразу, постепенно. Теперь она чувствовала себя гораздо увереннее, и Никита уже не казался ей принцем на белом коне.
– Ты мне ответишь или нет, черт побери?! – Никита, испытывая смешанные чувства то нежности, то горечи, легко выходил из себя, когда ему казалось, что девочка слишком далеко заходит в своей неприступности.
– Я не выношу, когда ты кричишь.
– Я делаю тебе предложение, а ты ведешь себя так, будто ты не слышишь.
В ответ на его раздражение, Лиза неожиданно улыбнулась:
– Я действительно задумалась.
– Это немыслимо! Ты издеваешься?!
– Я очень хорошо к тебе отношусь, Кит.
– Я заметил... Это да, или нет?
– Боюсь, что это нет.
– Девчонка!
– Мужчина.
– Глупая девчонка!
– Самонадеянный мужчина.
– Маленькая стерва!
– Мистер Адвокат.
Никита вздохнул, отводя взгляд:
– В тебе так успешно сочетаются вздорность и прелесть, что это удручает.
– Практикуешься в изощренной любезности?
– Куда там, всего лишь констатирую факт.
Даня заглянул на кухню:
– Вы долго собираетесь секретничать? Будет сегодня чай или нет?
– Я в очередной раз сделал твоей сестре предложение...
– Что?! – Даня бросил быстрый взгляд в сторону сестры.
– ... и она меня в очередной раз послала, как мальчишку. Чему ты улыбаешься?
– Кажется, она умеет постоять за себя. Я пока не нужен?
– Чем дальше в лес, тем третий лишний.
Данька весело козырнул двумя пальцами, парируя:
– Пришел, увидел и ушел…
Никита закурил без разрешения, демонстрируя потерю интереса к теме. Его внимание переключилось на сигарету.
Лиза почувствовала легкий укор совести.
– Никит, ты такой чудесный друг! Может, ты слишком торопишься?
Никита возмущенно фыркнул, и с досадой пробормотал:
– Это черт знает, что такое... тебе еще в куклы играть...
Опять нарисовался веселый Данька.
– Лизок, там Владька звонит. У него что-то срочное.
Никита нервно стряхнул пепел и опять глубоко затянулся.
– Я подойду, – Лиза улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой. – Мальчики, пейте чай без меня, а я поболтаю, хорошо?
Данька сосредоточенно принялся сооружать бутерброды.
Никита потушил сигарету, со злостью вдавливая ее в дно пепельницы.
– Как ты ее ненавидишь, – заметил Даня, разливая дымящийся чай. – Тебе покрепче?
– Кого ненавижу?! – Никита удивленно уставился на друга.
– Не кого, а что. Сигарету.
– Какого черта, можешь мне объяснить?
– Вижу, как ты с ней расправляешься. Вложи ты в этот жест чуть больше экспрессии, ты бы непременно расковырял пепельницу и стол под ней.
– Хватит измываться! Я все равно добьюсь своего, и к ней никого не подпущу!
– Наверное, я бы поддержал твой пыл, если бы речь не шла о моей сестре.
– Ты знаешь, как я ее люблю.
– Мне казалось, любовь проявляется иначе.
– Брось молоть чепуху, мы с тобой вышли из романтического возраста.
– А Лиза?
– Если позволить ей своевольничать, добром это не кончится.
– Я не собираюсь ей указывать, кого любить, – Даня удовлетворенно оглядел щедрые бутерброды, – ты предпочитаешь с ветчиной или с икрой?
– Ты имеешь что-то против меня?
– Лично против тебя у меня возражений нет, но, руководствуясь собственными пристрастиями, я возьму с ветчиной.
– Хорошо, тогда мы решим это без Лизы на правах старших: она выходит замуж за меня – чем скорее, тем лучше. Для чего ее приучать к неограниченной свободе? Она может прийти к мысли, что замужество – необязательное состояние для девушки с таким... телом.
Никита прекрасно знал, что если дело касалось сестры, у Даньки напрочь отсутствовало чувство юмора. Но ему очень хотелось разрушить ту беспечную веселость, которая сопровождала Даньку всякий раз, когда Лиза показывала зубки. Его язвительное замечание зацепило друга. Данькино лицо исказила свирепая гримаса, и он прошипел сквозь зубы:
– Не вынуждай меня! Если я сочту, что твои действия в отношении Лизы отвратительны, ты ее больше не увидишь.
– Что за припадочная философия? – Нарочито приветливо удивился Никита.
Теперь на него в свою очередь накатила радостная беззаботность.
Они продолжали пикироваться друг с другом, словно их обоих развлекала возможность пощекотать друг другу нервы.
Предмет их спора стремительно появился в дверях с элегантной сумочкой через плечо.
Оживленность Никиты моментально увяла.
– Куда это ты? – Насторожился он, уловив в воздухе аромат любимых духов.
– Мне с человеком встретиться нужно, я ненадолго, – на одном дыхании бросила Лиза, и в следующую секунду в прихожей хлопнула дверь.
Никита осуждающе посмотрел на Даньку, тот равнодушно мешал ложечкой остывающий чай.
Они оба приложили немало сил к воспитанию Лизы в своем духе, начиняя ее теми качествами, которые сами ценили, ограждая от тех влияний, которые были им чужды. Она была частью их обоих, если не творением их рук, то воплощением их принципов, идеалов и понятий о нравственности. Она всецело подчинялась их влиянию, с благодарностью впитывая их науку. Благоговея перед их авторитетом и уважая их обоих, в детстве она была влюблена в Никиту. Братство сдерживало ее душевные порывы, а, подрастая, она и сама научилась прятать свои чувства и поворачивать их в мирное русло. И, когда свершилось становление личности, на корабле, вдруг, случился бунт. Влияние братского союза утратило свою силу: потускнели символы, развенчались идеалы. Данька отнесся к этому философски, Никита разозлился.

* * *
Кафе «Мелисса» в этот час было оживленным. Свободных мест почти не было. Между столиками сновали официанты с пивом и чипсами, с шашлыком и салатами, с лимонадом и мороженым.
Влад, сидевший за четырехместным столиком, стойко держал свои позиции, не сдаваясь тем, кто посягал на свободные стулья. Увидев Лизу, молодой человек призывно замахал рукой и поднялся ей навстречу.
– Где же ты ходишь? Я уж опасался, что ребята-вышибалы решат, что я их потенциальный клиент, – пошутил он.
Влад одобрительно оглядел Лизу, галантно пододвинув ей стул.
– Разве я опоздала? – Девушка попыталась скрыть интерес к неожиданному свиданию. – Как назло, у меня нет оправданий.
– Ты смотришься просто красавицей! – Сделал восторженный комплимент Влад. – А красавицы имеют безоговорочное право потомить ожиданием.
Он протянул ей меню приглашающим жестом.
– Давай обойдемся без комплиментов? – Лиза отодвинула меню. – Закажи что-нибудь на свой вкус.
Влад озадаченно развел руками:
– Честное слово, не знаю, чем таких красавиц кормят.
– Ты меня очень порадуешь молочным коктейлем.
Влад был до отказа набит шутливыми пререканиями, а его неутомимая способность из всякой темы развернуть полемику изумляла, но на этот раз он легко уступил и поспешил перейти к волнующей его проблеме.
– Позволь напомнить о нашем соглашении: ты моя барышня, а я – твой кавалер.
– Не забываю об этом ни на минуту, хотя и нахожу это нелепым.
Влад сделал заказ и подождал пока официант отойдет от их столика.
– Я так не считаю. Ну, в самом деле, тебе трудно побыть моей девушкой полчаса? И не вздумай увильнуть, сейчас я тебя познакомлю с моим отцом.
– Ты не предупредил, что это будет твой папа! – воскликнула Лиза в отчаянии. – Ты сжульничал!
– А ты думала, что мне нужна девушка, чтобы представить ее моему стоматологу? – хмыкнул Влад.
– Надеюсь, ты не собираешься пользоваться моим расположением к тебе сверх меры? Я не хочу быть причастна к твоим, мягко говоря, чудачествам.
– Какая ты неуступчивая, Лизка, хотя я и преклоняюсь перед твоей правдивостью. Не переживай попусту, старикан давно не живет с нами. У меня даже фамилия мамина. Но мне нужна его благосклонность в одном деле: он давно обещал мне помочь с квартирой. Старику кто-то наябедничал обо мне лишнее. Вот я и хочу развеять его сомнения, чтобы попросить финансовой помощи. Он настолько верит зрительным фактам, что не станет проверять никаких принципиальных положений.
Влад переключился на входящую пару – мужчину с молодой высокой шатенкой:
– А теперь поприветствуем публику.
Сердитый взгляд Лизы тут же сменился изумлением.
Прямо к ним в сопровождении спутницы шел директор лицея, Андрей Васильевич Сечин, собственной персоной. Их взгляды встретились, и Лизе показалось, что ее сунули в раскаленную печь.
Прежде чем она пришла в себя после взаимных приветствий, Влад заявил:
– Разрешите представить вас друг другу. Папа, Вика! Это Лиза – моя невеста (Лиза изо всех сил сердито пнула Влада под столом). Лиза, это мой отец и его супруга Вика.
Андрей Васильевич широко улыбнулся.
– Очень рад, что моим оболтусом теперь займется такая ответственная девушка.
В Вике Лиза узнала ту преподавательницу из лицея, которая, по представлениям Лизы, могла съесть неопытную студентку. Правда, на работе она выглядела чрезмерно суровой. Но сейчас она тоже улыбалась. Лиза сквозь завесу эпитетов, которыми она мысленно наградила шустрого Влада, подумала, что такие роскошные волосы преступно прятать в убогую дульку, даже будучи строгой училкой.
Влад, совершенно не представляя истинного положения вещей, продолжал болтать о всякой чепухе.
Лиза с похолодевшими пальцами ожидала дальнейшего развития действа под названием «одурачить папашу-старика».
Влад, взглянув на враз онемевшую Лизу, усмехнулся и неожиданно поцеловал ее прямо в полураскрытые губы со словами:
– Расслабься, солнышко, ты, кажется, понравилась моему папе.
Лиза второй раз дала пинка беззащитной ноге Влада, сопровождая это телодвижение очаровательной улыбкой.
Влад хрюкнул от неожиданности и нахмурил брови.
Андрей Васильевич одобрительно рассмеялся:
– Конечно, понравилась – без личной симпатии я не беру людей на работу. Но меня никто в этом не может упрекнуть, ведь так?
Влад переводил взгляд с Лизы на отца, постепенно постигая свою непричастность к чему-то значимому.
– Разве вы знакомы?.. Ты не говорила мне, – пробормотал он.
– Думаю, она сама не знала. Но я искренне рад, что теперь мы будем поддерживать не только деловые, но и родственные отношения... Надеюсь, скоро? – Андрей Васильевич вопросительно посмотрел на Лизу.
Огромная подошва припечатала Лизин туфелек к земле, и Влад нахально улыбнулся ей в лицо:
– Очень скоро, папа. Мы поженимся, как только ты поможешь мне купить квартиру.
Надо было крайне недооценивать темперамент девушки, чтобы разбрасываться подобными заявлениями. Но Влад был твердо уверен, что силой своего обаяния и неутомимой веселостью, он непременно уговорит Лизу внести существенные поправки в их соглашение. Его уже не тревожило, что сценарий менялся по ходу дела. Весь вечер Влад демонстрировал отцу свое внимание к девушке и был неотразим на пространстве радиусом в километр.
Лиза, понимая полную безвыходность положения, смирилась со своей ролью, не разделяя энтузиазм своего друга.
Из кафе вышли все вместе, оживленно переговариваясь.
Сумерки мягко стелились по вечерним улицам. Кафе вспыхнуло неоновой рекламой.
Андрей Васильевич подошел к своему автомобилю и громко спросил:
– Куда подвезти невесту моего сына?
Лиза выдернула свою руку из руки Влада и страдальчески пролепетала ему на ухо:
– Я не сяду в машину, мои актерские способности иссякли...
В этот момент она заметила Никиту. Неизвестно откуда взявшись, он стоял по другую сторону тротуара, пожирая взглядом Лизу, и этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Без сомнения, он мог слышать слова Андрея Васильевича.
Дрогнув, Лиза передумала:
– Пожалуйста, подбросьте нас с Владиком к центру!
Влад поспешил использовать внезапную благосклонность девушки, облегченно вздохнул, и, обняв ее за плечи, повел к машине. Фантастика – эта барышня еще отрицает наличие у нее такого качества, как самопожертвование ради ближнего!

* * *
Данька спешно собирал сумку. Очередная командировка. Всякий раз при мысли, что он оставляет Лизу одну, пусть даже на день, в душе поднималась волна беспокойства и неясного опасения. Он гнал темные мысли, чтобы не навлечь беду. Но против воли перед глазами вставали сцены из криминальных хроник.
– Лизок, ты обещаешь быть умницей без меня?
Лиза осуждающе покачала головой:
– Когда же ты поверишь, что я и так умница?
– Верю, милая, но я забочусь о тебе.
Они обнялись со всей нежностью, на какую способны любящие брат и сестра. Данька поцеловал Лизу в висок, она его – в небритую щеку.
– Ой!
– Извини, малыш, иду бриться.
– Давно бы так.
– Видишь, какой я сговорчивый.
– Завидую я, Данька, твоей будущей жене. Что за сокровище кто-то получит! – Лиза довольно рассмеялась, любуясь своим братом.
– Вот еще глупости. Кто собирается жениться? – Даня поспешил скрыться в ванной.
Лиза решила пойти в наступление. Чуть повышая голос, она изрекла:
– Да вот представь, есть такие. Друг твой собрался.
– Никита? – Даня навострил уши.
– Кто же еще? А ты когда подумаешь об уютном семейном гнездышке?
Даня замер с намыленной физиономией:
– Надеюсь, ты не спешишь окунуться в семейный быт?
– А что такое, по-твоему, семейный быт? – Она приводила в порядок комнату брата после торопливых сборов и, обведя глазами весь фронт работы, замерла с его рубашкой в руках, дожидаясь ответа.
– Плита, пеленки, детские сопли, чужой человек в твоей постели.
Лиза расцвела улыбкой:
– А чем моя жизнь сегодня отличается от твоего быта? Та же плита, стирка-уборка. С той лишь разницей, что любимого брата заменит любимый муж.
Данькино сердце болезненно сжалось:
– Ты серьезно?
– Да нет, я не собираюсь замуж в ближайшем будущем.
– Я не про то... Брата заменит муж?
– Нет... ну, в определенном смысле. Ты же понимаешь, что брат и сестра – есть брат и сестра. Но когда-нибудь у тебя будет жена, а у меня – муж.
Данька принялся орудовать бритвой, предоставляя Лизе свободу слова. Лиза заканчивала священнодействие с Данькиными вещами, не переставая болтать:
– Я была бы счастлива от перспективы прожить с любимым братом всю жизнь. И, честное слово, Данька, если я влюблюсь до умопомрачения, то только в такого замечательного человека, как ты!
– Черт!
– Что не так?
– Порезался.

* * *
Никита привычным движением ослабил узел галстука.
Пламенная речь с горящими глазами и искренняя вера в клиента – вот то, что было для него самым тривиальным.
Десять минут назад судья огласила приговор. Огромный лысый верзила отделался условным сроком. Это была заслуга адвоката. От него ждали чуда, и он выполнил свою миссию блестяще.
Сухонький старикашка в дорогом костюме ящеркой проскользнул в дверь.
– А вы, батенька, прямо Плевако. Лев Сергеич будут довольны. Тут ваш гонорар, как и договаривались.
Иваныч ловким движением сунул в карман адвоката длинный голубой конверт.
Никита поморщился, но тут же совладал с собой и понимающе кивнул.
Старик, потирая руки, суетился:
– А что, батенька, не надо ли и вам чего от нас?
– Что же мне может понадобиться? – сверкнул глазами Никита, считая дальнейшую беседу излишней.
– Да мало ли дел, до которых руки не доходят.
Никита покачал головой, оттесняя докучливого старика к двери.
– Да ты погоди головой-то крутить, – Иваныч не сдавался, – тут я человека привел.
Никита недоуменно взглянул на Иваныча, полагая, что старик выжил из ума, но тот приоткрыл дверь, зазывая незнакомца.
– Заходи, Гарик, знакомьтесь.
Вошел огромный черноволосый мужчина, меньше всего соответствующий этому имени. Серый костюм свободного покроя не скрывал мощного торса. Густые темные брови, сросшиеся на переносице, придавали ему грозный вид. Он исподлобья взглянул на адвоката и едва заметно ухмыльнулся одним уголком рта.
Никита принужденно пожал протянутую ему руку и, стараясь быстрее закончить встречу, выразительно посмотрел на часы.
Гарик протянул адвокату визитку:
– Мой телефончик. Исполнение любых желаний.
Никита нахмурился:
– Что значит любых?
– А ты, шеф, звякни и узнаешь, – Гарик довольно осклабился.
– Хорошо, если понадобится золотая рыбка, обязательно позвоню.
– Вот-вот, не стесняйся, а там сочтемся. Ты мне, я тебе – мы все одной веревочкой повязаны.
Никита мысленно послал своих посетителей очень далеко и картинно раскланялся.

* * *
После занятий в университете Лиза пришла на свой первый урок в 10 А.
Она немного тревожилась, но проигрывание беспокоящих сцен лишило их, в конце концов, смысла.
Одолев свой внутренний страх, она торопливо сосчитала до десяти, прежде чем открыть дверь класса. Шум не стихал. Её не заметили!
– Здравствуйте, я ваш новый преподаватель. Буду вести у вас русский язык и литературу. Меня зовут Елизавета Николаевна.
Восторженный гвалт не позволил вставить больше ни единого слова. Двадцать пар любопытных глаз смотрели, разглядывали, раздевали, сопровождая процесс шуточками.
– Ничего себе!
– Моя постарше будет!
– Можно вас называть просто Лизой?
– Клевая штучка!
Лиза вонзила ноготки в ладошку и почувствовала как к ней, вдруг, пришла уверенность и нахлынула злость:
– Только очень невоспитанные люди могут вести себя подобным образом. К сожалению, у меня нет времени на выявление умельцев говорить непристойности. Единственное, что я могу для вас сделать – это оценить ваши интеллектуальные способности по пятибалльной шкале в рамках темы урока. Если вам нечего больше сказать, попрошу свои ценные наблюдения приберечь для более подходящего случая.
Это было сказано без позы и игры. Глаза Лизы начали пламенеть праведным гневом, и в голосе послышались стальные нотки. Казалось, вот-вот разразится гроза.
Волна одобрительного гула и наступившая за ним нестойкая тишина, словно давали Лизе шанс показать, кто здесь хозяин.
«Что за прелесть это осиное гнездышко!» – подумала она.
Первые рубежи были завоеваны. Постепенно Лиза начала выделять самых нахальных и ярких среди учеников, с которыми необходимо было держать ухо востро. Общее настроение класса зависело от настроения отдельно взятого Иванова или Сидорова. Класс внимал их шуточкам, их колкостям и снисходил вместе с ними к отсутствию юмора у учителя.
Лиза поняла, что на данном этапе ее задача – нейтрализовать излишнюю резвость и фривольность некоторых своих подопечных. Необходимо было включиться в игру, рискуя потерпеть поражение, что вопиюще противоречило ее представлению о собственном назначении в этом суетном мире. Был сделан маленький шаг, еще совсем нетвердый и робкий, но воображение рисовало Лизе, как удачливо и уверенно продолжается ее путь.
Несколько раз на перемене она сталкивалась с Викой. Невозмутимая и устрашающе-грозная в классическом английском костюме, похожем на непробиваемую броню, та всегда подмигивала Лизе и отворачивалась. Эта тактика забавляла Лизу. Вика при всей своей строгости теперь казалась ей озорной девчонкой.
В конце уроков, когда Лиза уже мечтала оказаться дома, Андрей Васильевич вызвал ее в свой кабинет.
Сидя в приемной, она рассеянно наблюдала через открытую дверь, как другие уходили домой.
Возглас удивления вывел ее из задумчивости. Вика подошла к ней, улыбаясь.
– А ты еще не ушла! Ну, как тебе у нас?
– Нормально, – кисло протянула Лиза.
– Я же вижу, что ты не в восторге. Наверное, думаешь, что это ад кромешный? Привыкнешь, обещаю. Я тоже сначала ревела, думала, долго не выдержу.
– Слушай, Вик, можно спросить? Ты вчера и ты сегодня – такой контраст. Будто бы два разных человека.
– Это мой имидж, – Вика весело рассмеялась. – Моему мужу не понравится, если на урок к этим акселератам будет приходить смазливая бабенка, а вот мегера в строгом облачении – это самое то.
Одежда Вики напоминала о далеких временах благородных девиц, но ее оживленная мимика и обаятельная улыбка говорили, насколько обманчив этот облик.
– Неужели не хочется быть красавицей везде? – Лиза искренне недоумевала.
– Если у тебя будет ревнивый «муж-объелся-груш», ты тоже выщипаешь себе все брови и выбросишь косметичку.
– Никогда! – с жаром пообещала Лиза.
Директор пригласил ее зайти.
Неумолимо накатывалась непривычная усталость. Но Лиза надеялась, что разговор будет недолгим.
Андрей Васильевич, поинтересовавшись мнением Лизы о первом рабочем дне, сел рядом с ней, готовя ее к более важному для него разговору.
– После вчерашнего знакомства, я могу продолжать обращаться на «ты»?
– Да, конечно, – улыбка получилась вымученной, но он этого не заметил.
– Прекрасно.
Он замолчал, раздумывая с чего начать.
Лиза принялась считать квадратики на обоях.
– Лиза, это правда, что вы с Владом, хм... собираетесь пожениться?
Лизе хотелось откровенно признаться: «Этот чудак Владик попросту придумал забавную шутку!» Но вместо этого она зачем-то спросила:
– А вы считаете, что я ему не подхожу?
– Упаси Бог Вас... тебя, Лизонька! – В голосе директора послышались жалобные нотки. – Но ты не ответила.
Лиза не умела лгать, глядя в глаза, поэтому она перевела свой ясный взор на огромный отполированный фикус в углу кабинета. Почувствовав где-то в глубине души мерзкую тряпичность характера, Лиза начала выпутываться из липкой паутины обмана:
– Конечно, рано еще говорить о браке... возможно, обстоятельства изменятся... но мы надеемся, что наши отношения со временем... только окрепнут.
Лиза почувствовала, как трудно ей дается, навязанная Владиком роль. Взрослый человек задавал ей серьезный вопрос, на который она не могла ответить в силу своих душевных противоречий, и не ответить – в силу верности обязательствам дружбы.
– Какие обстоятельства? – Андрей Васильевич пытался поймать ее взгляд.
– Разные. Например, Владик полюбит... другую девушку. Разве так не бывает?
Андрей Васильевич в нерешительности побарабанил пальцами по столу:
– А ты его любишь?
Лиза нашла в себе силы улыбнуться и пролепетать:
– Конечно.
– Вы были близки?
Девушка вспыхнула до корней волос и вскочила. Внутренние переживания полностью затмило негодование:
– Ну, знаете ли!..
Андрей Васильевич потянув Лизу за руку, заставил ее сесть на место:
– Ради Бога прости меня, Лизонька! Можешь не отвечать... Что-то нашло, сам не знаю... Но, уверяю тебя, это не досужее любопытство! У меня и в мыслях не было...
Лизе была так знакома эта просительная интонация. Как иногда удивительно похожи отцы и дети! Ей привиделись распахнутые умоляющие глаза Владика, и она проглотила неловкость.
– Все нормально, Андрей Васильевич. Отец, наверное, имеет право знать о сыне даже это, – Лиза с улыбкой приняла на свою голову и этот удар. – Мы были близки. Вы считаете это аморальным?
«Ну, держись, Владище, этого я тебе никогда не прощу! Только благодаря твоим стараниям я стою здесь, как последняя дура. Да еще и компрометирую себя самым гнусным образом! Чувство такое, что едешь по городу в кабриолете с плакатом: Я сплю с Владом Уваровым».
Но Андрей Васильевич неожиданно успокоился:
– Как я могу осуждать вас! Если честно, я мог только мечтать, чтобы мой охламон встретил такую девушку, как ты. Надеюсь, никакие «обстоятельства» все-таки не изменятся. Я же, со своей стороны, от души желаю вам счастья и благословляю вас.
Чувствуя себя премерзко, Лиза вышла в приемную и на глазах у изумленного секретаря, заплакала.

* * *
Так приятно после трудового дня почувствовать пьянящую свободу улицы! Сцена в кабинете директора издевательски всплывала в гудящей голове Лизы, но мысли об ароматном кофе и булочке с хрустящей корочкой придавали ей сил. Только бы никто не посягнул на ее законное право отдохнуть! Еще предстоит разговор с Владом... Нет, лучше завтра она ему скажет все, что о нем думает. А, может, когда она успокоится, они вместе посмеются над ее напрасными тревогами.
До дома оставалось несколько метров, когда впереди возник знакомый силуэт.
Миша, очевидно, долгое время томился в ожидании, не покидая своего поста. Лиза обреченно вздохнула. Его ссутулившаяся фигура выглядела так жалобно на фоне тоскливого вечера, что Лиза решила отказаться от идеи быть суровой.
Если любовь – это великое благо, то безответная любовь – это тяжкий недуг. Михаил заболел с первого взгляда. Лиза, увы, обладала более стойким иммунитетом. Обычно упиваясь общением с интересным человеком и причисляя его к когорте друзей-приятелей, Лиза не могла представить нечто большее между ними.
На кого-то влюбленность действует позитивно, а кто-то, погружаясь с головой в новые переживания, теряет прежний задор и чахнет. Так происходило с Михаилом. Всегда веселый и бесшабашный в свободном парении, он становился озабоченным и грустным, находя очередной объект для сердечных излияний. И только твердая уверенность во взаимности, подкрепляемая заверениями в безграничной преданности могли его исцелить.
– Миша, привет!
Он встрепенулся, словно отгоняя пасмурные мысли:
– Привет!
– Поздравь меня с первым рабочим днем!
– Поздравляю! – Он облегченно рассмеялся, – а я ждал тебя и гадал, где ты можешь быть так поздно.
 Лиза улыбнулась той умопомрачительной улыбкой, которая тревожила воображение Михаила.
– Конечно, с одной стороны неплохо. Но с другой, раз ты теперь будешь занята по вечерам – я не смогу тебя видеть так часто, как мне бы этого хотелось.
– Разве мы не сможем встречаться иногда по выходным? – Лиза заглянула Мише в глаза.
Он покачал головой:
– Если бы ты только знала: мне тебя уже не хватает. Я влюбился с первого взгляда, Лиза! И я хочу тебя женой!
Повисло молчание.
Как тепло, когда кто-то думает о тебе с нежностью, когда тебя кто-то любит! На Лизу накатила волна признательности за эти слова. Но неразделенная любовь, как чужой костер: ты с благодарностью греешься, а взамен дать нечего. После этого становится неловко оттого, что ты пользовался чужой сердечностью даром. И Лиза неожиданно снова почувствовала усталость. Она ощутила страшную неуютность от разговора на улице. Стали, вдруг, различимы любопытные взгляды прохожих, опять застучало болью в висках, и пустой желудок напомнил о себе. Вспомнив, что Даньки нет, и темная квартира встретит ее мраком по углам и тишиной, Лиза поежилась, как от холода:
– Миш, разве для того, чтобы пожениться достаточно пару дней знакомства? И вообще... я не хочу замуж... сейчас уж точно.
– Я тебе не нравлюсь?
Миша не был утомительно назойлив, в нем чувствовалась солидность и сдержанное ожидание. Лиза заглянула в его глаза:
– Ты мне очень нравишься, Мишка... и я бы хотела, чтобы ты был моим другом.
Он горько усмехнулся, пытаясь неуклюже острить:
– Дружба дружбой, но куда же деть либидо?
Лиза участливо улыбнулась.
– Хочешь знать, какой я вижу свою жизнь? – Миша мечтательно посмотрел в небо. – У меня большой дом, который я построю сам, умница-жена, которая великолепно готовит и два сына. Я прихожу домой с работы, жена встречает меня на пороге нежным поцелуем, а пацаны виснут на шее. В доме никогда не смолкает детский галдеж. И нет большего счастья на свете, чем вернуться туда, где тебя любят и ждут!.. Обещаю, что ты не пожалеешь о своем выборе! Тебе хватит месяца на раздумья?
Лиза почувствовала себя мученицей и тяжко вздохнула.
Вновь повисла долгая пауза.
– Ну что ж, – наконец выдохнул Миша, – Будь спокойна, торопить я тебя не буду.
Он медленно повернулся и пошел прочь, став даже, как будто, меньше ростом.
Лиза молча смотрела ему вслед. Нахлынула жалость. Но, кроме этого чувства, в душе больше ничего не пискнуло. Лиза мысленно отругала себя за сердечную холодность, и с досадой топнула ножкой.

* * *
Улицы зажглись огнями рекламы. Жизнь замерла в спальных районах города, а в центре она только оживала. То и дело где-то слышался смех, громкие разговоры, девичий визг. Необычайно теплый для начала апреля воздух замер над асфальтом, а сверху постепенно сходила прохлада.
Трое молодых людей оккупировали скамейку напротив бара, откуда доносилась громкая музыка.
Невдалеке бесшумно остановилась вишневая блестящая Альфа-Ромео с тонированными стеклами. Из машины никто не выходил.
Прошло около двух часов, когда из бара показался симпатичный парень в джинсах и черной куртке с золотым вензелем. Спустившись на пару ступенек вниз, он закурил.
Молодые люди поспешно встали и нетерпеливо приблизились к нему в предвкушении скорой развязки.
– Прикурить не найдется?
Парень протянул им зажигалку, но она вмиг отлетела в сторону, выбитая сильным ударом. Молодой человек даже не успел понять нелепость происходящего. Второй удар был в лицо, затем удары посыпались один за другим, не разбирая цели. Сопротивление запоздало, а в следующую секунду стало невозможным.
Били молча, парень тоже не кричал, не звал на помощь. Его лицо залила кровь. Он, скорчившись, упал, последовало несколько ударов ногами, звякнул отброшенный нож, и все было кончено.
Злоумышленники быстро разбежались в разные стороны.
Прошло несколько минут. Избитый парень не шевелился.
Включив ближний свет, Альфа-Ромео неспешно тронулась с места и скрылась в одной из боковых улочек.

* * *
Второй рабочий день прошел гораздо спокойнее. Больше не было страха перед бесцеремонными «троглодитами», которые смотрели на учителя свысока, как на паяца, призванного осуществлять над ними учебно-воспитательный процесс с переменным успехом.
Мальчики заняли выжидательную позицию.
Девочки вели себя безучастно, но их томные взгляды были полны лени и презрения ко всему существующему вокруг них.
Вспоминая это, Лиза рассмеялась, представив, как забавна была ее вчерашняя растерянность. Слава богу, что у нее хватило сил взять себя в руки и не удрать. Ребятки-ученички заставили ее поволноваться и угробили несколько сотен драгоценных нервных клеточек, но сегодня она полностью контролировала ситуацию.
Думать о работе больше не хотелось.
Жаль, что с Владом поговорить не удалось. Вечером он не позвонил, понимая, наверное, что ей нужно отдохнуть. А на занятиях его почему-то не было. Но он не может не позвонить сегодня вечером. Вот тогда Лиза припомнит ему каждый пунктик их «соглашения».
Лиза чувствовала себя выжатым лимоном. Клонило в сон.
Резко зазвонил телефон, вырывая из прострации. Лиза вздрогнула и взяла холодную трубку. На том конце плакала Вика:
– Лиза! Господи, Лизонька!
– Что случилось?!
Вика выла в голос.
– Вик, если ты не успокоишься, я ничего не пойму. Ты дома?
– Нет...
– А где? Прекрати рыдать и объясни толком.
– Мы с Андреем в больнице...
– Что с ним?!
– Не с ним...
– С тобой?! – обеспокоенная стенаниями молодой женщины, Лиза не могла представить, что могло стать их причиной. – Ты скажешь мне, наконец, что случилось?
– Можешь приехать к нам? – Викин голос срывался, и проходило время, пока она начинала говорить снова. – Ты знаешь... адрес... приезжай...
– Конечно, я приеду! Скажи, что случилось?
– Мы будем дома через полчаса... Лизонька, пожалуйста...
– Я приеду!
Лиза положила трубку, в беспокойстве пытаясь догадаться, какое несчастье свалилось на головы ее друзей, что в ее участии так отчаянно нуждались. В подсознании промелькнула мысль о Владе, но такая зыбкая и туманная, что Лиза даже не поняла, почему ей вдруг стало страшно.
Хлопнула дверь.
– Лиза, я дома!
Даня бросил сумку в прихожей и снова позвал сестру. Настроение у него было приподнятым, и он рассчитывал на вкусный ужин и крепкий сон.
Лиза выбежала ему навстречу, обняла его, ощутив в его объятии уверенность и надежность. Сбивчиво рассказала ему о тревожном звонке, и снова у нее появилось чувство, что произошло нечто непоправимое и связано это с Владом.
Даня ни за что не хотел отпускать ее одну, обещая отвезти, куда она пожелает. Но не раньше, чем он примет душ, переоденется и приобретет человеческий вид.
Лиза нервно ходила по комнате, пытаясь умерить свое волнение. Телефон Влада не отвечал. В смятенном ожидании прошло полчаса. Неизвестность была мучительна. Когда Лиза, потеряв всякую выдержку, в изнеможении упала в кресло, Данька сообщил, что он готов.
Показался знакомый дом. Лиза, не дожидаясь, пока Данька закроет машину, побежала в подъезд.
Дверь открыла Вика. Без макияжа, с распухшими от слез глазами и губами, в темном платье, с пресловутой дулькой вместо копны волос, – она казалась намного старше своих лет.
 – Лизонька! Владьку избили... неизвестно кто... и ножом... о, боже... – Вика безутешно всхлипнула, и слезы снова потекли по ее щекам.
Опять мелькнула неотвязная мысль, что жизнь вполне могла выкинуть с ним такую штуку. Что-то незримо вело его по этой дорожке.
– Что с ним? – упавшим голосом спросила Лиза.
 – Владик умер в больнице три часа назад...

* * *
Лиза не подходила к телефону и ни с кем не говорила второй день после похорон Влада. Начинающаяся лихорадка сменилась, вдруг, сном. Она проспала почти сутки. А, проснувшись, узнала, что наступил понедельник, но сил продолжать жизнь все еще не было. Сердце упрямо не хотело верить, что случилось непоправимое: не будет больше доверительных разговоров, телефонных звонков, не будет занята первая парта в третьем ряду, не будет веселого Владьки – человека не будет!
Необратимость бессмысленной утраты снова и снова занимала все мысли и чувства. Слез больше не было, был лишь холод и пустота. Говорят, что каждый получает то, что заслуживает. Но как убедить себя, что безобидный Владька заслужил такую участь?
Никита вошел без стука. Лиза не обратила на него внимания. Он закрыл за собой дверь и прошелся по комнате. Девушка рассеянно взглянула в его сторону и равнодушно отвернулась к стене.
Он присел на край софы, пожирая взглядом всю ее фигурку. Его рука коснулась ее плеча, сжимая и поглаживая, скользя ниже. Будто бы случайно он коснулся ее груди.
Лиза невольно отстранилась.
– Хочешь, сварю тебе кофе?
Никита ощутил еле заметное напряжение там, где лежала его рука. Глубоко несчастное существо, потерявшись в скорби, тихо возвращалось к жизни.
– Не нужно ничего.
– Ты себя совсем не жалеешь. Тебе надо успокоиться. Жизнь продолжается, как это ни банально звучит.
– Я ничего не хочу, – Лиза провела по лицу, словно снимая с глаз пелену кошмарных сновидений, – дай мне побыть одной.
– Конечно, милая, все, что хочешь.
Никита встал и подошел к окну.
Лиза тут же забыла о его присутствии, погружаясь в свои размышления.
Понимая, что может сейчас занимать ее мысли, он тихо спросил:
– Он был тебе очень дорог?
– Да, – Лизе показалось, что она говорит сама с собой.
Вдруг, нахлынули воспоминания. Она начала рассказывать, как весело было с Владькой, как его любили в компаниях. Ее сбивчивые фразы были полны нежности и тоски, а в глазах светилась грустная благодарность за то, что Никита вернул ее в безоблачное прошлое.
Никита слушал вполуха, готовясь спросить то, что его интересовало.
– Скажи, а чем он привлекал тебя как мужчина?
Лиза улыбнулась нелепости этого вопроса, продолжая задумчиво откровенничать со своей памятью:
– Он привлекал меня, как необыкновенный человек. Он был очень надежный друг. Даже, можно сказать, подружка, потому что его самого привлекали мужчины.
Никита попытался осмыслить слова Лизы. Откровение Лизы его ошеломило, он повернулся и пристально посмотрел на нее.
– Ты шутишь?
– И не думаю, – ответила она, удивленная, что в такой момент ее заподозрили в неискренности.
– Ты хочешь сказать, что он был голубой?
Лиза перевела взгляд на Никиту, не понимая, зачем так разоткровенничалась, но тут же безразлично согласилась:
– Ну, называй так, если хочешь.
Никита помолчал несколько секунд.
– И что, Даня это тоже знал?
– Не знал, а какое это имеет значение?
– Никакого, конечно.
Он коснулся виска рукой, стараясь связать нечто разрозненное в единое целое:
 – Однажды я слышал, как один тип назвал тебя его невестой...
Не обращая внимания на смятение Никиты, Лиза покачала головой:
– Это был спектакль для его отца. Владька попросил меня сыграть роль его девушки, чтобы тот убедился, что Владик... не такой... ну, ты понимаешь...
– Бред какой! – Никита разозлился. – Впрочем, чего еще можно было ожидать?
Лиза непонимающе посмотрела на него. Но он уже покидал ее комнату:
– Пожалуй, хватит с меня открытий на сегодня! Я иду варить кофе, а ты, будь добра, выйди из своей кельи и приготовь ужин, или совсем уморишь Даньку голодом.

* * *
Огромный мужчина крепко спал после недавней вечеринки. Навязчивый звук сотового не пробудил его. Зато проснулась миниатюрная крашеная блондинка рядом с ним. Высвободившись из его объятий, не раскрывая глаз, она протопала в ванную. Сообразив, что разбудивший ее звук не приснился ей, она вернулась, отыскала под ворохом одежды надрывающийся сотовый телефон и, подложив его под ухо мужчине, снова скрылась за дверью.
Гарик сжал телефон в кулаке и машинально ответил на вызов, продолжая спать. Сквозь сон до него дошло, кто звонит.
– Я же просил без самодеятельности! – Говорил раздраженно голос в трубке. – Только преподать урок.
Гарик перевернулся на спину и вздохнул.
– Тут выяснилось кое-что. – Ответил он через пару секунд. – Мои ребята разнюхали, что наш мальчик – гей. А их не остановить, когда дело касается извращенцев.
– Мой тебе совет: найди парней с хорошими тормозами.
– В следующий раз накладок не будет.
– Следующего раза тоже не будет.
– Поверь моему опыту – аппетит приходит во время еды.
– Не надо было бессмысленного варварства.
– Ну, нет у нас в арсенале хлороформа, мышьяка, и батистовых платочков с кружевами не имеется.
– Мне нужен был не спектакль, а четкое выполнение моих указаний. На что сдались неуправляемые головорезы?
– Есть, шеф. Понял.
Трубка дала отбой и Гарик, ухмыльнувшись, бросил ее на подушки.
– Головорезы ему мои не нравятся! Чистоплюй хренов!

* * *
Прошел месяц с того дня, как Лиза не видела Мишу. Вся ее печаль сконцентрировалась на недавней боли. Она не чувствовала ничего, кроме этой потери и забыла думать о бедном влюбленном.
Он пришел нежданно, робко позвонил в дверь, не зная, как Лиза воспримет его появление.
– Мишка! Здравствуй, пропажа! – Лиза легко выпорхнула из квартиры навстречу молодому человеку, ожидающему ее появления с видимой тревогой влюбленного.
– Доброе утро, Лиза!
– Входи скорее, я рада тебя видеть! – выразительная улыбка придавала девушке оживленный вид.
– Я хотел поговорить с тобой, но теперь уж сомневаюсь, стоит ли, – оробел Миша.
– Что такое? Разве так навещают друзей? Только затем, чтобы сказать доброе утро и проститься на пороге? – Лиза лукаво улыбнулась, схватила молодого человека за руку и потянула в квартиру.
Он, отчего-то смутившись, задержался на мгновение, но тут же решительно последовал за ней.
Хозяйские интересы в квартире представлял новый обитатель – маленький рыжий котенок, готовый приютиться у кого-нибудь на руках.
Миша, умиляясь рыжим облачком, посадил его на свою большую ладонь.
Бедное создание выказало бесцельный запоздалый протест слабым мяуканьем.
– Садись и рассказывай мне все-все-все! Что ты делаешь? Чем живешь? – Лиза намеревалась сгладить сковывающую Мишу неловкость демонстрацией доброжелательности.
Его же, напротив, сильно смущало открытое гостеприимство, будто он посягнул на нечто запретное, что обычно скрывают от посторонних глаз. Он гладил махонькое существо на своей ладони, которое, вцепившись в его руку хрупкими коготками, пыталось не свалиться вниз.
– Ты сиди, Миш, а я поставлю чай. Мы будем пить чай с вареньем и с разговорами. Помнишь, Алису в Стране чудес?
Миша схватил Лизу за руку:
– Постой! Мне просто хотелось тебя увидеть... узнать, что ты решила. Соскучился я...
Миша не выпускал ее руку, стараясь привлечь Лизу к себе. Котенок тем временем вскарабкался Мише на плечо.
– Ты думала обо мне?
– Отчасти.
Лиза избавила мяукающего бедолагу от необходимости штурмовать высоты, ссадив его свободной рукой на пол. Пушистый комок тут же юркнул за штору.
– Только отчасти?
– Да.
– А о чем же в основном?
– Кажется, я просто-напросто мечтала и старалась припомнить что-нибудь хорошее, чтобы не хандрить. Примерно так.
– О чем же ты мечтала?
– Неясные мечты, которые нельзя свести к конкретному образу, выражающему их сущность.
– Наконец-то я понял.
– Что же?
– Что ты мечтательница, – иронически ласково сказал Миша.
Лиза слегка дотронулась до его плеча, словно этим прикосновением хотела выразить дружеское расположение.
Но ему хотелось большего. Он не знал, как убедить Лизу в своей любви, если у него нет иного довода, кроме того, что ему очень хочется, чтобы она была с ним рядом.
– Мне очень не хватало тебя, и я так мечтал услышать твой ответ!
Лиза высвободила руку и отступила на шаг. Ей этот разговор казался преждевременным. Палец накручивал конец блестящего локона. Любой ее ответ заключал бы в себе некое обязательство, от которого уже нельзя будет отказаться.
Штора подозрительно шевельнулась. Мелкий разбойник, выжидал, не торопясь начинать атаку на объект своего интереса.
– Мишка, дорогой, зачем же ты на меня давишь?
– Не умею я теряться в догадках, измучился совсем. Таков уж мой характер – мне нужна определенность, – признался Миша.
– Не хотелось бы, чтобы мой ответ прекратил нашу дружбу, но я не выйду за тебя.
Он смотрел умоляюще, предвидя такое, но втайне надеясь на чудо:
– Но почему?! Думаешь, я спешу? Да, мы мало друг друга знаем, и мечты твои для меня пока загадка, но мне кажется, что у меня есть шанс. Скажи, что мне нужно сделать? Только не заставляй ждать слишком долго!
Что-то возникло между ними, незримо грозя в мгновение ока превратить духовную близость в отчуждение. Они оба это понимали. Лиза готова была отгородиться стеной дежурной вежливости.
Внезапно с победным прыжком вверх и в сторону выскочил из своего укрытия изрядно истомившийся в ожидании котенок. Он передними лапками обхватил непомерно большую для него ногу Миши и с вожделением выпустил чесавшиеся коготки.
Дверной звонок возвестил о приходе нового гостя.
Лиза сделала усилие, чтобы сдержать вздох облегчения.
На пороге, как всегда элегантен и неподражаем, возник Никита.
Лиза подумала, что скандала не миновать, но, к своему удивлению, восприняла Никиту, как спасителя.
– Привет, Малыш. Подозревал, что меня не ждали, но твое выражение лица – это удар ниже пояса.
– Привет, Кит. Никогда не знаешь, где у тебя шутка, а где колкость.
Никита вдруг увидел Мишу. Он мгновенно оценил ситуацию, затем резко повернулся к Лизе и, сосредоточив на ней все свое внимание, спросил:
– Почему мне все утро казалось, что я обязательно должен зайти к тебе?
 Лиза остро почувствовала его досаду.
Бесстрастное лицо Никиты обратилось к Мише с таким видом, будто особа королевской крови вынуждена была общаться с простолюдином.
– Мы не знакомы, не так ли? – Он хотел задеть их обоих. – Трудно запоминать новые лица, когда они так часто меняются.
Лиза поняла, что Никита расценивает ее общение с лицом противоположного пола, как личное оскорбление и попыталась смягчить ситуацию, торопливо представив молодых людей друг другу.
Михаил решил, что тот, кто так яростно буравит его взглядом, никогда не подаст руки, и, в свою очередь, сам демонстративно засунул руки в карманы. Несмотря на невеселое расположение духа, Мише не составило труда быть учтивым и не откликнуться на призыв Никиты сцепиться в словесной перепалке.
Намерения противника были столь очевидны, что Миша позволил себе дерзость обнять Лизу на прощание и поцеловать в нежную гладкую щечку. Наклонившись к ее ушку, едва касаясь его губами, он шепнул:
– Я позвоню вечером.
Затем церемонно отвесил поклон Никите и ушел.
Никита с негодованием воззрился на Лизу. В одно мгновение молодой человек пришел в ярость, и его глаза загорелись дьявольским огнем, словно он готовился извергнуть огненную лаву:
– Это еще что за цирк?!
– Что ты имеешь в виду?
Голос Лизы был настолько мягким, что Никита на мгновение усомнился, не привиделась ли ему сцена с поцелуем. Но тут он увидел, что верхняя пуговка ее халатика кокетливо расстегнута, и почувствовал, как подозрения вновь возвращаются к нему. Он с неохотой отвел свой взгляд от ее пуговки и решительно прошел мимо.
Лиза покорно пошла вслед за Никитой.
– Мне совершенно не понравился твой кавалер! – Адвокат вошел в роль судьи и цепким, но совсем не дружеским взглядом рассматривал девушку, находя, что она слишком хороша для подобных знакомых, и слишком неподходяще одета для приема мужчин.
– У него типично уголовная внешность, где ты его нашла?
– Я не собираюсь с тобой ругаться, Никита, это мое дело.
– Ах, так?! Может быть, ты уже и обжиматься по углам научилась? Судя по его хозяйским ухваткам, так и есть!
– Не смей говорить мне гадости!
Лиза сделала отчаянное движение, гордо вскинув голову и глядя Никите прямо в глаза.
– А принимать в таком виде какого-то проходимца – не гадость?
В это время, тоскующий от невнимания котенок, найдя новый объект для упражнений в лазании, прыгнул и повис на Никите. Тот в раздражении грубо отшвырнул беззащитное существо:
– Убери к чертям свою игрушку!
Лиза схватила и прижала к себе котенка, только что испытавшего нервное потрясение:
– Как ты можешь быть таким злым?! А Мишка, между прочим, добрый!.. И мне с ним интересно!
– Конечно, интерес-то вполне определенного свойства. Чего же еще можно было ожидать – девочка созрела!
– Перестань, Никита!
Но он, казалось, вошел во вкус:
– Может, ты скажешь, что это очередной голубой, который воспользовался твоим радушием, прослышав, какие услуги ты оказываешь лицам нетрадиционной ориентации?
– Зачем ты обижаешь меня? Неужели ты не понимаешь, что не имеешь права так разговаривать со мной?
Лиза была задета его жестокостью. По еще свежей ране, грубо царапнули гвоздем.
Никита понял, что пересолил и вздохнул, ворча себе под нос:
– Когда только ты поумнеешь? Куда смотрит Данька?
– Милый Кит, ты знаешь, как я к тебе отношусь. Все равно, как к Даньке. Но даже Данька не разговаривает со мной так!
Лиза отправилась на кухню кормить котенка. Никита последовал за ней.
– О, это же легко объяснить! Данька закрывает глаза на твое легкомыслие в силу родственной принадлежности, а я, если позволишь напомнить, имею иные намерения. У тебя, бесспорно, есть здравый смысл, и я не сомневаюсь, что рано или поздно ты захочешь им воспользоваться. Уверяю тебя, мое сокровище, что твоему будущему мужу не все равно, кто имеет доступ к твоему телу.
– Никто не имеет! Это унизительно выслушивать твой вздор, – Лиза вспыхнула. – Ты говоришь обо мне гадости и указываешь мне, как себя вести! Кто тебе внушил, в конце концов, что я горю желанием выйти за тебя замуж?
– Уж, не за этого ли разгильдяя ты собралась? – Никита пренебрежительно усмехнулся.
– Он сделал мне предложение, – тихо сказала Лиза.
Никита сел и замолчал, затянувшись сигаретой, как всегда, не спрашивая разрешения в минуты, когда он выходил из себя. Уязвленное самолюбие заставило его вспылить, и вот теперь вспышка злости сменилась яростным раздражением против себя самого. Никита мысленно сжал Лизу в своих объятиях, чувствуя каждый изгиб ее тела, и вкрадчиво прошептал ей в ушко: «Ты мне за это дорого заплатишь, малышка!» Он украдкой взглянул на ее злосчастную пуговицу, и ему остро захотелось расстегнуть все остальные.
Котенок насытился молоком и попытался умыться, но неуклюже завалился на бок. Тогда он принялся вылизывать себя, не делая попыток сесть.
Лизе показалось, что лицо Никиты постепенно принимало спокойное выражение, как будто у него в голове складывался определенный порядок действий, которому нужно следовать.
– Как, ты сказала, его зовут? – небрежным тоном спросил он.
– Когда сказала?
– Ты нас представила, но мне было не до формальностей.
Лиза тщетно попыталась вспомнить тот момент.
– Михаил Пушков. А что?
– Он живет не в нашем районе?
– Он живет где-то около цирка, но ты же не собираешься идти к нему в гости?
– А я что говорил?! Самый настоящий цирк! Вот что, я прощупаю этого парня по своим каналам.
– По каким еще каналам?!
– Очень напоминает мне его физиономия тех, которые висят у нас на стенде «Разыскиваются», – поняв, что перегнул палку, полушутя оправдался Никита.
– Брось, Кит, не трать время на глупости.
– О тебе же забочусь. Если за ним ничего нет, возьму свои слова обратно.
Не веря, что Никита способен так быстро уступить, Лиза только вздохнула:
– Хорошо, как хочешь.
– Но это не значит, что ты можешь делать, что тебе вздумается, – добавил он.
– Еще бы, я и не сомневалась, что ты так быстро сдашься.
Его взгляд прояснился, отчего он стал казаться добрее. Он негромко рассмеялся и встал с ленивой грацией высокого человека:
– Твоя безопасность – моя главная забота.
– Ты считаешь, что последнее слово всегда должно оставаться за тобой?
– Что ты, милая, уступаю его тебе.
В Никите как будто уживались два совершенно разных человека: первый – строгий, жесткий, хладнокровно действующий в любых ситуациях, с необыкновенно живым изворотливым умом, второй – мягкий, не лишенный юмора, с удивительно проникновенным обаянием. Иногда Никита сам ловил себя на том, что полностью отдается чужому человеку, живущему в его оболочке, цинично и нагло, использующему его природное обаяние и гибкость ума. Но если второй часто заставлял его страдать, то первый безошибочно вел по жизни, не давая сентиментальности вторгаться между ним и его целью.

* * *
Никита заглянул к Дане в редакцию в самый разгар рабочего дня.
Шумная суета деловых людей, перемещающихся в противоположных направлениях, напоминала броуновское движение, ставшее привычным в будничной жизни.
Никита увидел идущего по коридору Даньку и решительно направился к нему.
Даня приветливо махнул рукой другу, но, заметив его угрюмый взгляд, весело спросил:
– Надеюсь, с футболистом всё в порядке, хотя его и унесли с поля вперёд ногами?
– Брось свои шуточки, нам нужно поговорить.
Лицо Дани мгновенно стало непроницаемым, и он сухо ответил:
– Сейчас я занят, вечером заходи.
– Плевать мне на твои занятия.
Даня помедлил мгновение:
– Что у тебя, горит что ли?
– Есть вещи, о которых тебе полезно знать.
– Хорошо, подожди внизу. Я занесу бумаги шефу и приду.
Даня предположил, что дело опять в Лизином нежелании принимать Никиту в качестве будущего мужа, но это обстоятельство его нисколько не тревожило. Приложив в свое время немало усилий к тому, чтобы девочка не тешила себя напрасными мечтами, он был полностью удовлетворен результатом: Лиза не только оставила свою детскую влюбленность, но и приобрела редкостное благоразумие. Поэтому, не торопясь спускаться к другу, он пытался подыскать слова утешения, которые принято говорить в таких случаях в знак дружеской солидарности.
Никита, сидел в своей машине и курил. Его пальцы нервно подрагивали, когда он стряхивал пепел, что говорило о крайней степени раздражения.
Даня распахнул дверцу, и устало сел на переднее сиденье.
– Что там случилось, о чем мне непременно нужно знать?
– Ты в курсе, с кем гуляет твоя сестра? – Никите важно было увидеть, какое впечатление произвел его вопрос.
– Ради этого ты срываешь меня с работы?
– Твое дело отвечать, – потребовал Никита.
– Не возражаешь, если я попрошу тебя сменить тон?
– Черт с тобой, спрошу иначе: не знаешь типа, который в девять утра целует твою сестру в вашей квартире, одетую почти в ничего?
Даня дрогнул, но не сдал позиций:
– А что ты делал в девять утра в нашей квартире?
– Да что вы за народ! Я так и знал, что ты все знаешь и будешь ее покрывать! – раздражение угрожало вылиться в очередную драму.
Выразительные Данины глаза усмехнулись:
– Любые дела проходят пять стадий: шумиха, неразбериха, поиск виновных, наказание невиновных, награждение тех, кто не имеет к этому никакого отношения... На какой стадии мы сейчас?
– Иди ты к чертям собачьим со своими остротами!
– Я тебя тоже уважаю. И ни мне, ни Лизе перед тобой не в чем оправдываться.
Даня считал разговор законченным, но, обладая глубокой чуткой духовной организацией, давал возможность другу выйти из этого навязчивого состояния достойно.
– Мне бы не хотелось занудствовать, но, если ты не станешь говорить о моей сестре с уважением, я вынужден буду защищать ее по-другому.
– Вот это действительно забавно! Ты предлагаешь мне делать вид, что ничего не происходит или вступить в схватку?
– Я не объявлял тебе войну, я только предупредил.
– Ты станешь кусать локти, когда твоя сестренка будет расплачиваться за твою безответственность.
– Послушай, ты! – Вдруг взорвался Даня, словно его самообладание не могло вытерпеть большего. – Чего ты от меня хочешь?
– Поговори с Лизой! – Почти взмолился Никита.
– Чего ради? Ты ведь всегда всем командуешь сам. Вот и говори с ней сам, – твердо заявил Даня.
– Разве ты не видишь, что я в отчаянии? – тихо спросил Никита.
Эти внезапные переходы от ярости к мягкости свершались как по взмаху волшебной палочки.
– У тебя взвинчены нервы.
– Я призываю на помощь всю свою выдержку, но когда она так равнодушно отворачивается, я не вижу ничего, кроме той огромной пропасти между нами. Невесть откуда она взялась, черт ее побери!
Стиснув кулаки, Никита с бессильным гневом взглянул на Даню:
– Я убил бы всякого, кто к ней притронется!
– Ты слеп, глух и... туп в отношении всего, что касается Лизы. Она давно уже не влюблена в тебя. Все прошло. Это может случиться со всяким.
– И ты этому рад?
– А разве она не имеет права выбирать?
– А разве она умеет выбирать? – Порывисто воскликнул Никита. – Ты бы только видел этого типа! Наглый авантюрист! И так по-хамски поцеловал ее при мне, будто предъявил на нее права!
Данька отвернулся, почувствовав себя отстраненным от личной жизни сестры, подглядывающим за ней украдкой, и ему стало неловко.
– Ты видишь только то, что хочешь, – упорствовал Никита. – Когда-нибудь тебе придется расплачиваться за самонадеянную слепоту. Ты думаешь, чего я здесь торчу?
– А я знаю?
– Да брось ты, – поморщился Никита. – Лиза еще такая доверчивая. Если ты позволишь этому негодяю воспользоваться этим, то я не позволю.
– Я знаю Лизу и могу поручиться за нее головой. Давай не будем передергивать. Во всем должна быть мера. Знаешь старый принцип оптимизма: «Кто ищет, тот всегда найдет»?
– Видал я таких оптимистов.
Даня собрался с мыслями. Перед его глазами возник образ маленькой девочки с косичками. Улыбка озарила его лицо мягким обаянием. Благоговея перед воспоминаниями, он внутренне сам поразился своим словам:
– Помнишь, когда-то ты вскружил ей голову? А мне хотелось, чтобы она была спокойна и безмятежна. Ты бы удивился, если бы кто-нибудь сказал тебе, что выражение вскружить голову – чересчур мягкое для твоего способа добиваться симпатий. На свете нет ничего такого, чего бы я ни сделал для вас обоих, но сначала все должно было быть благополучно. Она ведь была ребенком!
Никита пожал плечами:
– Я помню. Я нарушал какие-то правила?
– Ты их не нарушал, для тебя их вообще не существовало.
– Конечно, существует только то, что имеет смысл.
– Будто я сам не знаю!
– Разве мы не решили, что Лиза подрастет, и тогда мы вернемся к запретной теме?
– Да, но…
– Решили или нет?
– Ну, хорошо, решили.
– Так как теперь я должен поступить, по-твоему?
– Никак, в том-то и дело!
– Ты все испортил! Если бы ты не вмешивался тогда...
– Ты бы соблазнил девчонку, а там, как бог на душу положит.
– Мы оба правы, – спокойно заявил Никита. – Но теперь я ее люблю.
– Я в восторге от твоих соображений, – мрачно заметил Даня.
– Скажи, – задумчиво спросил Никита, – а у нее тогда бывали моменты внутренней пустоты, как у меня сейчас?
– Она была ребенком, – повторил Даня.
– Значит, ты мне снова не союзник?
– Как Лиза решит – это ее дело.
– Не знаю. Просто не знаю. Ты ее ревнуешь, что ли?
– Ты спятил?
– Иногда мне так кажется, пропади ты пропадом!
– Сделавший из мухи слона пускай сам его и кормит!
Даня вышел из машины и быстро пошел вверх по ступенькам редакции.
Никита ощутил глухую злобу.
«А ну все к черту», – с глухим раздражением подумал он. – «Если чему-то суждено случится, то чем скорее, тем лучше».

* * *
Вечером Никита снова был у друзей. Демонстрируя незлопамятность, он с готовностью предложил свою помощь на кухне. Ни словом не обмолвившись об утреннем эпизоде, он был особенно терпелив и мягок.
Даня пытливо смотрел, с каким исступленным упоением Никита нарезает хлеб, будто мечтал заняться этим всю жизнь.
«Конечно», – подумал Даня, – «если ты пообещал убить каждого, кто притронется к Лизе, так лучше попрактиковаться заранее».
Ужин также проходил в молчании. Каждый думал о своем.
Никита решил, что если знаешь наверняка, что твоя мечта исполнится, и это только вопрос времени, то не так уж трудно набраться терпения. Он припомнил, как Лиза замирала при его появлении, когда была еще подростком. Он сам не был уверен, что окажись доверчивая девочка тогда в его объятиях, ему достало бы выдержки. Но он решил, что теперь за свое самообладание он заслуживает вознаграждения.
Даня вспомнил, как Лиза – святая невинность в свои десять лет, вспыхнула и зарделась, когда Никита, взглянув на нее по-особенному, сладко сказал ей:
– Вот увидишь, прелесть моя, что я женюсь только на тебе.
Даня тогда не придал значения шутке друга, расценив ее как своеобразный комплимент сестренке. Но той ночью Лиза прибежала к брату, не в силах больше сдерживать свои чувства. Она растолкала сонного Даньку, который никак не мог взять в толк, что стряслось. Сбивчиво рисуя картину их идеальной жизни, она говорила, что будет счастлива, если Никита, такой красивый, умный, добрый, непременно сдержит свое слово и женится на ней, переедет к ним, будет жить в одной комнате с Данькой. Даня долго соображал, о чем речь, а, поняв, вдруг, расхохотался. Она обиженно хлопала глазами, готовая расплакаться в ту же минуту.
– Солнышко, – сказал, окончательно проснувшись, Даня, – во-первых, тебе рано еще забивать голову подобными мечтами, а во-вторых, уверен, что если это и произойдет в далеком будущем, то Никита будет жить в твоей комнате, а уж никак не в моей.
Сдерживая смех, он наблюдал за ее обескураженным личиком.
– Но... Как же в моей? – не понимала безгрешная простота. – Там негде поставить вторую кровать и это, кажется, неприлично. Лучше я ему уступлю свою комнату, а с тобой мы как-нибудь поладим.
– Что действительно неприлично, – заверил ее брат, – так это внушать тебе подобную ерунду. Завтра же я поговорю с Никитой!
– Нет! – Испуганно воскликнула она. – Вдруг он передумает!
– Да, это будет действительно печально, – снова заряжаясь весельем, кивнул Даня.
Он опустил голову, стараясь скрыть смех, давящий его изнутри. Недоумевая, что смешного будет, если великолепный Никита передумает, Лиза в отчаянии отправилась в свою комнату. А Даня еще долго не мог уснуть, не зная радоваться или печалиться подобной неосведомленности и впечатлительности сестренки.
Даня уже тогда понимал, что неотвратимое вероломство молодого ловеласа грозило вылиться, в лучшем случае, в бессонные ночи чувствительной девочки. Но сейчас его красавица-сестра могла бы и сама пришпилить каблучком не одно влюбленное сердце, не обладай она такой чистой и по-детски распахнутой душой.
Погрузившись в задумчивость, Даня не заметил, что размешивает чай, забыв положить в него сахар.
Лиза негромко рассмеялась над братом:
– Тебе положить сахар?
– Нет, – пробурчал Даня, – сойдет и так.
Когда вечерняя трапеза подошла к концу, Лиза неторопливо начала убирать со стола посуду.
Даня и Никита, словно сговорившись о чем-то за ее спиной, помалкивали. И это безмолвие действовало угнетающе, напоминая затишье перед бурей.
Раздался телефонный звонок, и Лиза обрадовалась возможности вырваться из этого молчаливого круга.
Звонил Миша. Он осторожно поинтересовался:
– Как там твой Отелло?
Девушка улыбнулась сравнению, но тут же напряглась, уловив непривычные для него хрипловатые нотки.
– Он не мой.
– Немой? А мне показалось, что он говорящий. – В голосе слышалась легкая ирония. – Он так тебя ревнует, что если это взаимно, трудно не догадаться о причине твоего отказа мне.
– Это только друг моего брата.
– Значит, мавр вхож к вам в дом на правах друга? Как ему повезло, этому красавчику! А тут заявляешься с такой «редькой», да еще и рискуешь быть спущенным с лестницы! Мне так хотелось подергать его за нервы, но я подумал, что тебе будет неприятно, если он твой...
– Мишка, мне кажется или ты пьян? – перебила его Лиза.
– Ты удивительно проницательная девушка, Лизонька. Но позволь тебе заметить, что каждый индивидуум имеет право утопить свое горе в вине.
Он тут же принялся рассказывать о своих чувствах и переживаниях, занимавших его ум. Оценив себя с точки зрения социально-человеческой ценности, он пришел к неутешительному выводу и перешел к жесточайшей самокритике.
Лиза, терпеливо выслушав путаные излияния, попыталась его унять:
– Мне бы очень хотелось поговорить с тобой, но только когда ты будешь трезв. Иди, поспи, а завтра я сама тебе перезвоню, договорились?
– Неужели?! Принцесса сама наберет мой номер и осчастливит бедного шута своим участием?
– Обещаю позвонить завтра, а сейчас – спать!
– Слушаюсь, мэм, – Миша икнул и уронил трубку.
Неподходящая компания. Так бывает, когда люди находятся на разных ступеньках лестницы: возрастной ли, социальной – неважно, но принято считать, что любая разница является убедительным аргументом. Кто-то умело закрывает глаза на подобную чепуху, а кто-то строго следует принятым до него нормам.
Лиза понимала, что с точки зрения ее ближайшего окружения, Миша для нее – неподходящая компания. Принуждая себя отстраниться, она все же не могла сдержать свой интерес к тому далекому для нее миру, в который ее приглашали заглянуть. И это было не просто утоление любопытства, это было великое притяжение человечности.

* * *
Ученики Лизы были всего лишь на несколько лет младше нее. Фамильярность не могла привести ни к чему хорошему, но нарочитое уважение тоже было бы своеобразным вызовом ее самолюбию. Поэтому когда Рома Кузнецов предложил ее проводить, она, ни минуты не раздумывая, согласилась.
Самый упрямый и самый строптивый из всех ее учеников, он, к тому же, обладал всеми задатками настоящего лидера. Долговязый, нахальный и всегда усмехающийся, он неожиданно возник на узкой школьной аллейке.
– А что если нам по пути? – Осведомился он, заглядывая Лизе в глаза.
– Что ж, это прекрасный повод для обсуждения плана твоего домашнего сочинения. – Лиза спряталась под маской скептического дружелюбия.
– Ну-у, нет, школа осталась там, – с ленивой иронией и безмятежной уверенностью в себе протянул он, махнув рукой в сторону, – и сейчас вы для меня... просто женщина.
Лиза рассмеялась над бравадой молодого повесы.
– Что ж, если твоя разбойничья сущность готова немного пострадать, я бы с удовольствием поговорила с тобой не как учитель.
– Меня мучают смутные сомнения, что где-то стоит ушат с холодной водой, но ради Вас готов побыть паинькой.
– Вот слова, достойные ученика.
– Ну, уж... – Рома улыбнулся польщенный.
Они медленно шли по тихим улочкам, обходя многолюдные места, и говорили. Говорили обо всем, что приходило в голову.
Лизу поразили начитанность и эрудированность ученика, которую он умышленно не выставлял напоказ. Не тратя энергии на анализ бытия, он все же очень точно разбирался в мелочах. Его живой ум не раз заставлял Лизу смеяться над образными сравнениями. И напоследок, не вызывая учительницу на откровенность, он так живописал ей ее собственный психологический портрет, что она пришла в восторг и забыла смутиться от наличия некоторых двусмысленных выражений.
Лиза не заметила, как они очутились перед ее домом.
Тяжело шлепнулись первые дождевые капли, и мальчик с сожалением начал прощаться.
Он всегда подозревал, что понимающего благодарного слушателя нужно искать не среди сверстников и знал, что завтра в классе очарование не исчезнет. Но можно ли будет еще хоть раз повторить такую прогулку?
Лиза махнула ему рукой на прощание.
– Рома! – Вдруг крикнула она.
– Да, – обернулся он заинтригованный, готовый бежать обратно.
– Не забудь о своем сочинении!
– Я так и знал! – закричал он, смеясь. – Если в первом акте на сцене стоит ушат с водой, то в последнем, его выливают герою на голову!

* * *
Кубинец возлежал на атласном одеяле необъятной кровати, раскуривая любимую сигару. Повернувшись, он грузным телом подмял под себя свежую газету.
– Что, Иваныч, опять этот журналист статейку за нас двинул?
Иваныч подобострастно подтянулся, ловя взгляд хозяина:
– Проморгали, Левушка! Давно он нашего брата не трогал, вот и успокоились, расслабились. Бес его знает, где он матерьяльчик свой накопал. Может, у нас крыса завелась? Как гром среди ясного неба! И чего им не живется спокойно, журналистам этим...
– Ты знаешь, Иваныч, мне его статья – тьфу! Но предел надо знать! Он разной рыбешке нервы попортил, но зачем же людей волновать? Покамест он нас не трогал, и мы ему жить не мешали, так? На нашем пути не стой, мигом отобьем желание смуту сеять. Ишь, правдолюб нашелся!
– Не изволь беспокоиться, Левушка, поговорим по-хорошему.
– Да уж, поговорите, сделайте милость! И чем быстрее, тем лучше. Время не тяните, время нынче дорого. Подумать только, иногда приходится платить за какие-то паршивые минуты, а мир существует столько миллионов лет совершенно бесплатно!
Иваныч понимающе кивал со страдальческим выражением лица.
– А что, голубчик, Гарик дожидается еще? – Вдруг спросил Кубинец.
– Дожидается, Левушка, как ты велел.
– Ну, пусть заходит, хватит томить его.
Иваныч засеменил к двери.
Огромный детина занял четверть комнаты, закрыв собой окно.
Кубинец навел непроницаемые глаза на внушительную фигуру Гарика и кивнул ему на стул.
– Ну, что скажешь? Я ведь все жду, жду, что ты мне принесешь хорошие вести. Мы только что говорили с Иванычем, как дорого нам обходится ожидание. Меня это не может не заботить.
– Дело понемногу движется, – Гарик опасливо опустился на мягкий стул, который предупредительно скрипнул под ним.
– Что, орешек попался крепче, чем казался?
– Да он вообще никаких понятий не признает!
– Ну-ну... Деньги он берет, дело свое делает, значит, все встало на нужные рельсы?
– Встать-то, оно встало, Лев Сергеич...
– Ну что еще? – Кубинец нетерпеливо приподнялся. – Бери сигару, Гарик.
– Не дает он нам дружка своего, журналиста, говорит, не тот случай...
– А вот это уже интересно!.. Спичку надо подносить снизу, Гарик, снизу!
– Работает он как черт заведенный! В каком дерьме Проныра наш увяз. Он его отмазал так, что прямо в зале суда выпустили. А теперь, говорит, делайте, как я сказал. Услуга за услугу.
– Гарик, так же пропадет весь вкус сигары! Она горит у тебя только с одной стороны! Ты втягиваешь воздух, а не хороший табак, поверни ее! – еле сдерживая негодование, закричал Кубинец.
Гарик повернул сигару, скосив глаза на ее кончик:
– Так что, Лев Сергеич, как быть?
– Побойся бога, Гарик, ты испортил сигару!
Гарик растерянно вынул дымящуюся сигару изо рта. Кубинец пристально поглядел на него:
– Большие деньги требуют сноровки, особого окружения, а главное – стимула. Слушайтесь его, пока дело того стоит. А там посмотрим.
Гарик протиснулся сквозь дверной проем, тяжело ступая к выходу. Уже на крыльце громила обнаружил в руках сигару, одним движением сломал ее, и, отшвырнув, прочь, рявкнул:
– Чертова сосулька!

* * *
Даня, глядя в зеркало заднего обзора, пытался поймать взгляд Лизы. Она была чем-то озабочена, и это выводило его из равновесия. Он сбросил газ и припарковался на обочине, не доезжая до университета.
Лиза выглянула в окно:
– Почему мы остановились здесь?
Данька повернулся к ней:
– Наверное, это не самое подходящее место для разговора, но мне кажется, что с тобой что-то происходит. Старший брат уже не годится для откровений?
Лиза прижалась щекой к Данькиному плечу и нежно обняла его.
– Мне немного грустно, вот и все. Не стоит придавать большого значения смене моего настроения. Дань, а ты влюблялся когда-нибудь?
– Бог миловал, – сознался Даня. – А ты часом, не влюбилась ли?
– К сожалению, нет.
– Почему к сожалению?
– Меня любит хороший человек, а мне его жаль, и я чувствую себя стервозной. Понимаешь, как обидно?
– Ну, какая же ты стервозная, глупенькая? Если твое сердечко молчит, то с ним трудно спорить. Ты хочешь заставить себя чувствовать то, чего нет?
– Я не знаю. Наверное, что-то я все же должна чувствовать?
– Этот твой хороший человек – Никита?
– Никита?! – Лиза рассмеялась. – Ну, конечно, он тоже хороший человек. Но я не о нем.
Ей показалось, что Даня облегченно вздохнул.
– У тебя все хорошие, – печально улыбнулся он.
– А что, это плохо?
– Не в этом дело. Наверное, твое время любить еще не пришло – вот и все.
– А оно придет? – Ее как ореолом окружила легкая грусть.
– Обязательно! И тебе не придется кривить душой, поверь мне. Твое сердечко скажет тебе, что ты любишь, и ты уже не сможешь потеряться в сомнениях, потому что ощущения переполнят тебя через край!
– Когда? – с сомнением в голосе спросила Лиза.
– Какие твои годы? – Брат повернулся и поцеловал сестру в носик. – А пока, если хочешь большого и чистого – помой слона!
И они оба рассмеялись, довольные безграничным взаимопониманием.
 
* * *
Уроки закончились. Лиза выставляла в журнал оценки. Ребята спешно выходили из класса, прощаясь и обсуждая свое. За гомоном голосов постепенно наступила тишина. Только захлопнув журнал, Лиза обнаружила, что она не одна.
– Рома! А ты, почему не ушел?
– Почему? Я ушел... А потом вернулся.
– Да? – Лиза с сомнением улыбнулась. – Забыл что-то?
– Елизавета Николаевна, сколько вам лет?
– Это еще зачем? – удивилась Лиза.
– Скажите, что вам сложно?
– Да тебе что за дело?
– Мне надо, – настырничал Рома.
– Если никому не проболтаешься, тебе скажу, – заговорщицки прошептала Лиза.
– Честное слово, век Интернета не видать!
– Внимательно прочитай домашнее упражнение, задание может скрывать ответ и на твой вопрос.
– Да ладно... – разочарованно протянул мальчик, – я как человек...
– А я как женщина, – рассмеялась Лиза. – Возраст женщины – страшная тайна!
Ромка хмыкнул и откровенно осмотрел Лизу с ног до головы:
– Женщина!
– Кузнецов! – строго сказала Лиза. – Как ты разговариваешь с учителем?
– Как-как?.. Как попало! – развеселился Ромка.
– Марш домой, пока я не вызвала в школу родителей! – Лиза, сдерживая смех, наигранно строго потянулась к указке.
Ромка мигом оказался у двери и, придерживая ее рукой, поинтересовался:
– А, может, вечером на дискотеку сходим?
Лиза сдвинула брови и сжала губы. Дверь захлопнулась. Лиза широко улыбнулась, не в силах больше сдерживаться.
Дверь приоткрылась:
– А в кино?
Лиза охнула, застигнутая врасплох и встала с указкой в руке.
Ромка заговорил торопливо, все еще придерживая дверь, перечисляя наудачу:
– А на концерт?.. А погулять?.. Ну, просто проводить?
Лиза медленно двинулась на Ромку, постукивая указкой по открытой ладони. Озорной взгляд мальчишки метнулся, ища ходы к отступлению:
– Так, может, мне и завтра не приходить?
Интуиция подсказывала Лизе, что сдаваться нельзя. Понимая, что настойчивость может обернуться не в его пользу, Рома закрыл дверь, и его шаги затопали по коридору.
Лиза беззвучно смеялась.

* * *
День едва начался, а Даня уже устал. Работы было по горло, усталость проникала до мозга костей. Страстно захотелось устроить себе какую-нибудь бурную разрядку. У него мелькнула тоскливая мысль, что такое с ним уже случалось прежде и что, как правило, это было дурное предзнаменование, но его трагическое значение выяснится потом.
Постепенно работа над новым материалом увлекла его, и он даже не сразу понял, что звонит телефон. Даня поднял трубку, все еще захваченный работой, машинально сунул палец в другое ухо, стараясь через шум в комнате расслышать то, что говорили на том конце провода.
– Советуем не козырять информированностью без нашего согласия.
– Кто это? Вы ошиблись номером.
– Да нет, дорогой, не ошиблись. Попридержи пыл! Пока по-хорошему предупреждаем. Сестренку любишь?
Трубка запикала, словно ставя много-много точек.
Даня на миг перестал слышать шум вокруг себя. Признаком его внутреннего смятения была отрешенность от всех, кто суетился вокруг. Он сосредоточенно нарисовал на лежащем перед ним листе острый длинный меч и задумался. Проходившая мимо сотрудница, весело рассмеялась:
– Александров, не спи!
Даня вздрогнул, приходя в себя.
– Вот так всегда: только начнешь работать, кто-нибудь обязательно разбудит, – улыбнулся он, размашисто зачеркнул свой рисунок и снова углубился в бумаги.
Для всех рабочий день давно закончился, а Даня все сидел перед своим ноутбуком, растягивая время и не понимая, какая сила не пускает его домой.
Когда уже зажглись фонари, он набрал номер Леры.
– Я посмотрел расписание кинотеатров, – сказал он так, будто продолжал прерванный накануне разговор, – если ты сможешь собраться за час, то на последний сеанс мы успеем.
Лере захотелось радостно броситься собираться, но она постаралась овладеть собой.
– Как же так, взять и пойти? – Весело спросила она.
– Но я же взял и позвонил тебе, – возразил он.
Лера понимала, что, уступив, она потеряет в его глазах нечто, но в последний момент все доводы вылетели у нее из головы, и она согласилась.

* * *
– Чем бы мы ни занимались, мы должны удовлетворять главные человеческие потребности, будь то развлечения, любовь, пища или даже агрессия. И не следует забывать об этом.
Кубинец вальяжно развалился в кресле с неизменной сигарой в зубах. За столом сидели только «нужные» люди.
Обед подходил к концу, разговор перешел на свободные темы. Каждый из присутствующих рассчитывал со временем подсидеть другого, захватив его сферу влияния, но им все равно было далеко до Кубинца. Кроме одного, высокого лысоватого мужчины, который на протяжении всего обеда разглядывал Кубинца через стол. Его надменный и властный взгляд говорил сам за себя: он не нуждался ни в ком из них, но был нужен им всем. Промышленный магнат, держатель большого пакета акций компании, имеющей громкое имя, пребывающий на короткой ноге с высокими должностными лицами, он имел определенный интерес в поддержке более слабых и менее влиятельных. Когда Кубинец говорил, обращаясь ко всем, на самом деле он разговаривал только с высоким мужчиной:
– Есть люди, которые делают своей профессией скрытую тягу к убийству, к воровству, к другим порокам. Они намекают, что если бы они имели средства, то завертели бы свое дело. Порой страшно смотреть, на что расходуются народные таланты. Честные коммерсанты раскошеливаются, чтобы снабдить их этими средствами. И, конечно, собрав средства, люди эти смываются, и это сходит им с рук. Почему бы нам не помочь им удовлетворить свои потребности? От клиентов не было бы отбоя, и мы бы не оставались в накладе. Угадайте тайную человеческую страсть – и вы будете купаться в золоте!
Высокий мужчина заговорил не сразу, словно взвешивая каждое свое слово, имеющее определенную ценность:
– Вот я сижу и слушаю вас, и никак не могу понять, в чем же ваше ноу-хау. Иными словами, набирать подлецов, платить им хорошие деньги. Что в этом нового?
Кубинец довольно крякнул, приподнимаясь в своем кресле, на его лице играла еле заметная ироническая усмешка:
– А то, что мои люди – это не те подлецы, о которых говорите вы, уважаемый. Каждый из них – лучший в своем деле и свято верит в свою честность. Мне тоже сначала не верилось, что порядочность можно купить за деньги. Где уж мне спорить с вами! Но я знаю одно: унизить человека деньгами нельзя, если знать его цену и слегка ее завысить. Я смотрю на человека и думаю: «Ага, вот где твоя слабая струнка!» И крепко-накрепко зажимаю ее в кулак.
Кубинец торжествующе оглядел всех присутствующих:
– Как вы считаете?
Высокий смотрел угрюмо и серьезно:
– Прямой вопрос заслуживает прямого ответа. Ладно, если только я признаю ваши кандидатуры достаточно авторитетными, вы получите мою поддержку.
Кубинец одобрительно подмигнул ему:
– Поверьте в мою идею, а я вам представлю деловые расчеты. Иными словами, вы вкладываете деньги в верное дело: в вербовку самых достойных людей нашего времени.
Высокий поморщился:
– Только не надо этих шпионских страстей! Мне нужна информация и верные люди, – вот за что я вам плачу. А вы, к тому же, до сих пор не поставили меня в известность, как работает эта парочка: журналист Александров и адвокат Вешнев.
Кубинец стряхнул пепел:
– Дьявольски любопытно работают. Точнее, с нами пока работает только адвокат. И притом весьма и весьма успешно! А его дружок... пока мы не давим на него.
– Так не пойдет. Я сам приму меры защиты от его нападок, если он не угомонится. Кто поручится, что завтра ему не удастся докопаться до более серьезных вещей?
– Давайте не будем торопиться. Это не нам нужны меры защиты, а ему. Мне кажется, с ним вполне можно столковаться. По правде сказать, мы ничем не рискуем: он мечется по поверхности. Да и дружок хлопочет о нем. Дадим ему время одуматься, а там посмотрим.

* * *
Никита принадлежал к числу тех людей, которые любят нравиться. Иногда со стороны могло показаться, что вся его жизнь подчиняется строгому условию: производить впечатление на любого, кто, в силу обстоятельств, оказывался в поле его зрения. И если одним из высших удовольствий жизни считать бурную активность, то он жил в полное свое удовольствие. Следуя порывам и не оглядываясь назад, он вполне способен был достигнуть определенных высот, что и было подоплекой его жизни. Он был убежден, что контролировать можно любую ситуацию, и был горд тем, что имеет влияние не только на людей, но и на события.
Они с Даней сидели в придорожном кафе, куря сигареты одну за другой и ожидая заказ.
– Что ты об этом думаешь, Кит? – Немного погодя спросил Даня, продолжая начатый в машине разговор.
– Мне это все не по душе, как и тебе, но для себя я все решил. Знаешь, что он делает с людьми, которые идут против него? Он не просто злопамятен, он вообразил себя господом богом. Погладить его против шерсти – значит совершить смертный грех. И, уж будь спокоен, он отплатит, не пожалеет ни времени, ни средств.
– А знаешь, что я тебе скажу, – медленно произнес Даня, – я готов принять его вызов. Только как уберечь от этого Лизу?
Никита ощутил грызущую тревогу, но постарался внушить себе, что это только злость:
– Меня восхищает твоя выдержка, но ты уже у них на крючке. Пошли к черту свои амбиции! Это никакой не вызов. Если они упомянули Лизу, значит, они уже знают твои слабые стороны. Тебя предупредили.
– Так и есть, Кит, я не склонен к самообольщению. Ты же знаешь: ради того, чтобы эти мерзавцы забыли о Лизе, я готов на все. Но как мне уважать себя по-прежнему, если я отступлю?
– Тогда зачем тебе мои советы? Давай, рискуй! – С негодованием воскликнул Никита. – Тебе что, больше не о чем строчить?
– Слишком легко у них все получается, – с досадой сказал Даня.
– А ты надеялся, что они будут молить о твоем снисхождении и пообещают не шалить больше?
– Мирок, построенный на преступлениях, рухнет рано или поздно.
– Как по-детски рассуждает опытный журналист! Это не просто мирок – это мир с мегаполисами и роскошной жизнью. Если он рухнет, пострадают не только, и не столько те, кто этим правит, сколько те, кто является простым созерцателем. И ты это знаешь не хуже меня.
– Так давай способствовать процветанию криминала?
– Криминал был, есть и будет. Со временем он приобретет цивилизованный вид, и будет иначе называться. Это все закладывалось давно, и не нам с тобой что-то менять.
– У меня сейчас такое чувство, что я бесцельно прошел ту часть пути, которая осталась за спиной, – убитым голосом проговорил Даня.
– А тебе не приходило в голову, что необязательно бежать с боевым кличем по дороге, ведущей в тупик, Дон Кихот ты наш?
Даня неожиданно рассмеялся:
– А я все равно буду победителем великанов! И въеду в твой мегаполис на белом коне, а на голове у меня будет шляпа с перьями!
– Право слово, как неразумное дитя, – покачал головой Никита.
Они уже прикончили свой обед и, потягивая кофе, Никита снова потянулся к сигарете.
– Знаешь, Дань, я бы мог, пожалуй, предложить тебе свою помощь в этом деле. И это не удовлетворение личных стремлений, это преданность дружбе.
– Теряюсь в догадках, что ты можешь для меня сделать.
– Ты ведь печешься, главным образом, о безопасности Лизы?
– Ты сам знаешь.
– Впрочем, как и я...
Никита замолчал, продолжая курить.
– Ну, хорошо, ты уже составил себе репутацию человека с железными нервами и железной хваткой. Давай, выкладывай свои соображения.
– Лиза выходит за меня замуж. Жену адвоката Вешнева трогать никто не будет. Даю тебе гарантию.
Разглядывая, как тлеет его сигарета, Никита был холоден, убийственно холоден. Подавление в себе человеческих чувств постепенно привело к тому, что он превратился в машину для демонстрации силы и неуязвимости. Сейчас, как никогда, намерения его были явны.
Даня тщательно скрывал досаду. Спокойный и выдержанный, он не отвел глаз, допивая остатки кофе. Именно в эту минуту возможность скоропалительного решения щекотала ему нервы, несмотря на привычную обстоятельность и тактичность. «Теперь понятно, почему ты поладил с этим чудовищем Кубинцем: рыбак рыбака видит издалека», – подумал он зло.
– А тебе не приходило в голову, что Лиза тоже имеет право решать?
– Одному Богу известно, кто и на что имеет право. Ты не можешь не думать об исходе этого дела, когда на карте стоит не только твоя жизнь.
– Я пытаюсь понять, насколько здравы твои рассуждения и не перестаю поражаться холодному цинизму и глубокому презрению к чувствам других людей.
– Отчего же презрению? Я люблю твою сестру. И ты знаешь, что это не мимолетное увлечение. Разве желать любимую женщину противоестественно? Какими бы ни были мои мысли – они составляют важную часть того, что делает мужчину мужчиной. Разве нет?
– Я знаю, что большинство своих дел ты выигрываешь натиском и агрессией, но к Лизе эта тактика неприменима.
– Несговорчивость в твоем положении меня удивляет, – сказал Никита ледяным тоном.
Внезапно Даня понял, что к его недовольству самоуверенностью Никиты примешиваются новые чувства: ненависть за отсутствие моральных принципов и зависть к вызывающей наглости.
Даня приклеил к лицу улыбку:
– Как неизмеримо возросли цены на дружбу.
– Вот-вот, и, как говорится, торг здесь неуместен.

* * *
Миша смотрел на Лизу с восхищением и обожанием. Она позвонила сама! Согласилась встретиться! И хотя она намекнула, что не стоит придавать их свиданию романтический смысл, он втайне надеялся, что это лишь девичье кокетство.
Скамья, на которой они расположились, стояла в густой тени раскидистой ивы. Казалось, они сидят под роскошным зеленым балдахином.
Лиза полностью растворилась в спокойствии и безмятежности летнего вечера.
Миша старался не дышать, очарованный согласием природы с его собственными ощущениями. Но не удержался и придвинулся вплотную к девушке, охваченный приятным трепетом.
У Лизы от близости мужчины побежали мурашки по коже.
Он взял ее руку в свою, перевернул вверх ладонью и коснулся губами голубоватой жилки на запястье. Жилка ожила и запульсировала.
Лиза негромко рассмеялась, но он посмотрел на нее таким долгим пронизывающим взглядом, что неясное томление зародилось в ней. Внезапно ее тело охватила дрожь, и она испугалась.
Он нежно провел пальцами по внутренней стороне ее руки, окинул взглядом ее всю, чтобы запомнить каждую черточку и насладиться ее образом в памяти перед сном. Приблизившись к ней так, что она даже ощущала его дыхание на своей щеке, он, как будто нарочно сдерживал свою силу. В его глазах бушевала страсть, а движения руки по ее предплечью были полны нежности и трепета. Губы были так близко, что можно было легко потерять рассудок.
Лиза слабо попыталась отнять у него свою руку.
Он тут же уступил ей, опустив глаза, в которых, она готова была поклясться, танцевали язычки пламени.
Она пришла в изнеможение от новых впечатлений, которые посетили ее лишь на миг, но до глубины испепелили ее еще почти детское мироощущение. С трудом вспоминая, зачем она здесь, Лиза доверчиво взглянула на Мишу. В ее глазах сейчас он был необыкновенно хорош тем, что чувствовал то же, что и она. В другом состоянии он был бы куда менее великолепен.
Миша вошел во вкус утонченного джентльменства и не торопился пользоваться ситуацией.
Глубже воспринимая скрытые от нее до этого момента ощущения, Лиза с другой стороны взглянула на свою недавнюю гордость и неприступность. Какой-то червячок сомнения грыз ее прежние устои, и ей было необъяснимо приятно чувствовать, как глухие стены рушатся.
Миша, улыбаясь, наблюдал за тем, как она прислушивается к себе. У него, вдруг, пропало стремление к активной деятельности, он почувствовал, как глубоко его удовлетворяет эта малость: смена ее настроения, открытая улыбка, мягкий взгляд, легкое дрожание ресниц, покорность его руке... – все вызывало в нем новое ощущение чудесной интимности. Он вдохнул запах ее волос, прикрыв глаза и замирая от блаженства.
– Что? – спросила Лиза.
– Счастье! – выдохнул он.

* * *
Пять недель пролетели для Дани и Никиты однообразной вереницей дней, заполненных беспрерывной работой. Даня в душе не смирился с поставленными ему условиями, но здравый смысл подсказывал ему единственно правильный выход: ждать.
Трехсотый Мерседес припарковался на свободной площадке возле здания городского суда. Даня подвез Никиту.
До процесса оставался еще час, но Никита привык погружаться в дело обстоятельно, постепенно, не размениваясь на суету и спешку. По дороге он был целиком поглощен своей речью в суде, делая пометки в бумагах.
Наконец, углубленный в свое дело адвокат, составляющий часть существа Никиты, закончил чтение и сбросил с себя серьезность.
Даня сосредоточенно смотрел вперед, стараясь не выдать своего беспокойства: вчера Лиза познакомила его с Мишей, туманно намекнув, что это потенциальный кандидат в спутники жизни. Молодой человек Даньке не понравился, но рассказывать Никите о своих выводах он не думал. Величайшей глупостью было бы пасовать, пока исход дела еще неясен. Он небрежно покрутил на пальце легкий брелок, пытаясь заставить себя проявить интерес к очередному делу своего друга:
– Что-нибудь интересное?
– Так, ерунда.
– С каких пор адвокат Вешнев занимается ерундой? – Допытывался Даня, скорее по профессиональной привычке, нежели имея живой интерес.
– Если ерунды слишком много, ею приходится заниматься. Как думаешь, чем отличается адвокат от хорошего адвоката? – Самодовольно усмехнувшись, спросил Никита.
– Качеством работы? Усердием? Интеллектом?
– Темпераментом!
– А что лучше: когда его больше или меньше?
Данька закурил.
Никита пристально посмотрел на друга.
– Ну, что еще стряслось?
Данька пожал плечами, но Никиту нелегко было обмануть.
– Я забегу вечерком, и ты мне все расскажешь. – Он захлопнул папку. – Благодарю покорно, что подбросил.
Никита вдруг улыбнулся с такой непосредственностью, словно хотел придать своей благосклонности другой смысл. Он предвкушал близкий успех, который был предсказуем до последней мелочи. Но именно эта предсказуемость, делавшая победу неизбежной, придавала иную окраску его сдержанности.
Данька уловил нарастающую волну азарта.
– Удачи.
– К черту!
Никита хлопнул дверцей и, стараясь не запылить блеск своей личности, не спеша, пошел к зданию суда. Он знал себе цену и был убежден, что когда-нибудь его будут провожать восхищенными взглядами и думать: «Вот человек!»
– Вот сукин сын! – сказал Даня.
Согласиться с тем, что Лиза не умеет выбирать себе близких друзей, значило пойти на уступку Никите. Даня опасался, что ловкий Никита сумеет и из этой ситуации извлечь для себя выгоду. Успокоившись в очередной раз тем, что Лиза не завтра выходит замуж, брат решил вмешиваться в личную жизнь сестры только в случае крайней необходимости.
 
* * *
Никита с пристрастием выбирал букет. Он знал, что Лизе нравятся белые лилии. Каждый цветок служил воплощением целомудрия и являлся тонким намеком на те качества, которые так ценил Никита в своей избраннице.
Дверь открыл Данька, поразившись пышному великолепию, сопровождавшему Никиту.
– Это все мне?
– Обойдешься.
Данька отступил, позволяя букету переместиться в пространстве.
По особой атмосфере принужденной безмятежности, царящей вокруг, Никита ощутил отсутствие той, кому предназначалась эта пышность. Он прошел за другом, вслушиваясь в тишину.
– Где же твоя сестра?
– Ее нет.
– Это я заметил. Я спросил, где она, – в его голосе послышались резкие нотки.
– У подруги, – солгал Данька.
– Слушай, я не собираюсь устраивать допрос с пристрастием, если все так невинно, но ты врать не умеешь. Советую подумать, прежде чем ответить.
Даня взял вазу:
– Нечего стоять с таким видом, будто жизнь уже кончена. Давай сюда цветы.
Никита взглянул на Даньку, раздумывая доли секунд:
– Подругу зовут Миша Пушков?
Данька удивленно поднял бровь, и эта смена выражения лица не укрылась от его друга. Ни один мускул не дрогнул на лице Никиты, но он ощутил болезненное разочарование. Он подошел к открытому окну и бросил цветы вниз.
– Это что, акция протеста? – усмехнулся Даня.
Никита закрыл окно и сел. Раздосадованный тем, что не удалось унять свою мелочную злость, он импульсивно тронул пачку сигарет в кармане.
– А что Лиза говорит?
Данька смотрел на Никиту сверху вниз:
– Что именно тебя интересует?
– Меня интересует, насколько все серьезно.
– Кажется, он сделал ей предложение...
– Это я знаю, – совсем просто сказал Никита, скрывая боль за бесстрастным выражением лица.
– Вот как?! Что же ты хочешь услышать от меня?
– Она тебя с ним познакомила?
Данька сдержанно серьезно кивнул.
– Даже не подозреваю, какое впечатление он мог на тебя произвести, – вопросительным тоном проговорил Никита.
– Он слоняется за ней по пятам, чтобы убедиться, что все идет так, как он хочет. Кажется, она к нему привыкает.
– Ты и не собирался мне рассказать об этом?
– Именно собирался... – Даня глядел на Никиту с высоты своего роста, исполненный холодной силы и упорства.
– Ладно, не стой над душой, не наводи тоску – сядь! Она его любит?
Данька сел напротив Никиты, нарочито небрежно пожав плечами:
– Иногда мне кажется, что Лиза вообще не способна влюбиться.
– Это ты говоришь как несостоявшийся психолог?
– Ты сам спросил.
– А все-таки, что он из себя представляет?
– Мне было бы спокойнее, если бы я знал, что это пустое.
– Ага, значит – не пустое?
– Он явно неглуп, хотя внешне и прост. В нем чувствуется азарт и какая-то скрытая дерзость во всем его поведении.
– Понятно. Это делается назло мне?
– Причем здесь ты?
– Ты хочешь сказать, что Лиза не дает себе труда даже из скуки подумать над моим предложением и увлекается первым встречным? Скажи, положа руку на сердце, я даже не обижусь, что во мне ее не устраивает?
Данька улыбнулся про себя, сохраняя молчание из своих соображений.
Никита, все больше распаляясь, продолжал настаивать:
– Какие преимущества у этого мальчишки? Что может быть у него такого, чего я лишен? Когда я взглянул на него, мне показалось, что я вижу его насквозь...
– Возьми себя в руки! Заносит тебя иногда, – Данька сочувствующе вздохнул.
Внезапно Никиту посетила шальная мысль, которая заняла весь его разум и вырвалась наружу бесцеремонно и открыто:
– Секс! Данька, она пробовала с ним секс?!
Даня на минуту окаменел от такого циничного предположения, а потом пришел в глубоко оскорбленное состояние:
– Жми на тормоз, Кит!
Но Никита уже был захвачен новой волной ревности, которая со страшной силой уносила его в открытое море заблуждений. Ему показалось, что в глубине его воспаленного воображения никогда уже не воцарится мир. Он тяжело поднялся и вышел не прощаясь.

* * *
Безлунный вечер радовал теплом. Сумрак стремительно превращался в ночную темень. Уличные фонари не горели. Казалось, что небо спустилось на землю, придавив мглой все, что должно было быть видимым, но осталось лишь осязаемым и угадываемым.
Миша проводил Лизу до подъезда. Они постояли, прислушиваясь к тишине. Прощание было коротким. Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Их полуоткрытые губы встретились. Лизе показалось, что она летит в глубокий колодец. Но Миша оберегал свое сокровище: поцелуй был недолгим. Он коснулся губами ее щеки, шеи и чуть пониже ключицы, – и все. Затем его губы едва притронулись до внутренней стороны ее запястья. Это было их тайным знаком. На этом они расстались.
Лиза побежала вверх по лестнице, Миша постоял еще какое-то время, глядя ей вслед.
Никто из них не заметил ни горящего взгляда, ни разгорающегося огонька сигареты поодаль. Никита, не видя в темноте припозднившуюся пару, с тоской угадывал то, что могло происходить при прощании. Соблазняющий демон уже завладел его помыслами.
Данька встретил Лизу у двери, выразительно поглядывая на часы:
– Моя сестренка думает, что она стала взрослой?
Она протянула ему лепесток белой лилии:
– Маленькое перышко из хвоста госпожи Судьбы! Припрятать его на счастье?
Данька рассмеялся:
– Фантазерка! Тогда твою судьбу наверняка зовут Никита.
Лиза вспомнила Мишины губы, целовавшие ее, и покраснела.
Данька истолковал это по-своему:
– Что ж, никто тебя не просит держать судьбу за хвост. Легкое перышко в руке – подуй, и улетит.

* * *
Андрей Васильевич после смерти сына не изменил своего отношения к Лизе. Стал даже внимательнее, часто приглашал ее в гости. Для него Лиза была тонкой ниточкой, связывающей отца с сыном, которого он почти не знал.
Лиза очень сблизилась с Викой. В тесном домашнем кругу: Андрей Васильевич – Вика – Лиза, – часто вспоминали Влада.
Лизе не приходилось больше лгать об их совместных планах, но на душе скребли кошки, когда Андрей Васильевич начинал сокрушаться о том, что никогда не будет нянчить их детей – своих внуков. И такая бесконечная горечь звучала в его голосе, когда он сожалел о том, что могло было быть, что Лиза чувствовала себя предательницей по отношению к этим несбывшимся мечтам. Но истина уже никому не помогла бы.
Осень выдалась особенной. Каждый день был полон золотого света, струящегося сквозь рыжие кроны огромных деревьев. Дорожки в парках утопали в мягких коврах из цветных листьев. Пролетали белесые паутинки, похожие на седые волосинки из прически осени. В воздухе витал жаркий запах спелых фруктов.
В один из таких дней Андрей Васильевич попросил Лизу дождаться его после работы. Такое бывало частенько, когда требовалось ее участие в обсуждении организационных мероприятий, учебной работы, или когда он приглашал Лизу на семейный ужин, поэтому Лиза не удивилась.
Они шли парком, ворошили ногами листья, вдыхали запах земли. Андрей Васильевич предложил присесть на лавочку. Долго наслаждаясь восхитительной осенней картиной, они молчали. Молчание связывало их теснее, чем могли бы связать любые слова.
Наконец, он заговорил:
– Прости меня, Лизонька. Долго думал, нужно ли тебе говорить об этом. Я знаю, что ты все еще верна моему сыну...
Лиза вспыхнула и опустила глаза. Снова болью отозвалась в душе ложь. В ней опять происходила ожесточенная внутренняя борьба. Она чувствовала стыд перед этим скорбящим человеком.
– Никогда бы я не завел этого разговора. Мне и сейчас неловко. Сто раз говорил себе: «Не лезь в чужую жизнь». Но я вижу, девочка, как ты страдаешь. Сам знаю, что это тяжело. Вот и хочу тебя попросить: не хорони себя, у тебя-то еще все впереди. Живи, радуйся, смейся. Влюбись! Выйди замуж, нарожай себе детишек...
Его голос стал хриплым от нахлынувшей тоски, на глаза навернулись слезы. Лиза не решалась ответить.
– Я буду рад, если ты когда-нибудь приведешь к нам в гости своего парня. Не терзай себя – Владьку не вернуть.
Они помолчали, и он, откашлявшись, медленно произнес:
– Я когда-то сказал тебе: благословляю. Так вот и сейчас я хотел это повторить. Благословляю тебя, девочка! Ты мне как дочь, я тебя очень люблю. Послушай меня, открой свое сердце новому чувству. Вот увидишь, к тебе еще придет большая любовь. Обязательно!
Он был величественен в своем благородстве. Она безмолвно мучилась оттого, что ей приписывали качества, которых у нее не было.
Он взял ее руку и заглянул ей в глаза. Она, вдруг, поняла, что он ее отпускает. Отпускает свои мечты, воспоминания и надежды. Она пожала в ответ его сухую горячую ладонь и, как эхо, тихо повторила:
– Спасибо.

* * *
Прошло около месяца с тех пор, как Никита перестал заходить к друзьям на вечерний огонек. Даня никогда не начинал по своей инициативе разговоров о Никите, а Лиза о нем не спрашивала. После работы она находила время для коротких встреч с Мишей. Даня не знал, или не желал знать об этом. Лизе хотелось, как прежде, пооткровенничать с братом, спросить его совета, но она не решалась, подозревая, что беседы о Мише неприятны ему.
В один из последних вечеров бабьего лета брат и сестра сидели на террасе в доме родителей. Из окна лил приятный теплый свет. Под этим светом Данька разгадывал старый кроссворд из случайно найденной газеты:
– Как называлась роль Петы Уилсон?
Лиза погладила старую собаку, свернувшуюся калачиком у ее ног:
– Никита.
– Никита? – Переспросил он.
– Ударение на последнем слоге, – улыбнулась Лиза.
– Не смотрел.
– Деревня, – ласково подтрунила сестра.
Даня опять с головой ушел в кроссворд. Становилось темнее, но обоим не хотелось уходить в дом. Лиза ласково посмотрела на брата, щурившегося в тщетном стремлении разглядеть буквы.
– Спроси у меня еще что-нибудь.
Даня хмыкнул и свернул газету.
– Я не нахожу это занятие интересным, когда ты умничаешь, – пошутил он.
– Дань, почему тебе не нравится Миша? – Неожиданно в карьер взяла Лиза и тут же пожалела об этом.
Он ответил сразу и резко, словно ждал этого разговора:
– Твой выбор не выдерживает никакого сравнения!
– Сравнения с кем?
– Ни с кем, и ни с чем – это вообще черт знает что!
Данька встал и нервно зашагал по террасе.
Лиза пыталась понять мотивы его переживания, – и не могла. Она давно намекала ему, что намеревается выйти замуж за Мишу, но ей казалось, что брат взял обет молчания на эту тему. Но вот одно ее слово, и он разразился гневной тирадой в адрес ее избранника.
Лиза растерянно смотрела на совершенно незнакомого Даньку, который мерил шагами террасу и запальчиво говорил, говорил, говорил. Смысл его слов не всегда доходил до нее. Было понятно одно: худшего выбора сделать невозможно.
– Данечка, милый, но почему? Чем он тебе не нравится? Разве ты был против наших встреч?
– Всегда был против! Но ты не принимала в расчет мое мнение о нем, а я не догадывался, что все закончится так плохо!
– Для кого плохо?
– Для тебя, глупенькая! Этот... он совсем заморочил тебе голову! Я тебя хорошо знаю – ты не любишь его! Разве не так?
– Ты не можешь этого знать!
– К сожалению, ты и сама этого не знаешь! Но это было бы не так страшно, если бы твой избранник был, по меньшей мере, достоин тебя!
– О, конечно, меня достоин великолепный Никита! Но это было бы не так страшно, если бы я, по меньшей мере, любила его! – В тон брату вспылила Лиза.
– Причем тут Никита? – Удивился Даня, останавливаясь.
– Как же! Разве не «за ради дружка» ты так разошелся?
– О Никите и речи не было. Я тебя не принуждаю, просто будь разумнее, – упрямо возразил Данька.
– Я совершеннолетняя!
– Самый негодный аргумент.
– Миша – хороший человек!
– А кто у тебя плохой?
– Он цельная и открытая натура.
– Рождённый ползать летит недолго.
– Да ты, оказывается, сноб! – Глаза Лизы широко распахнулись от неожиданного открытия, которому она, впрочем, не поверила.
– Это обвинение или комплимент?
– Это одна из темных сторон твоей личности, о которой я и не догадывалась!
– Аминь.
– Давай ты присмотришься к нему получше?..
– Давай ты не будешь навязывать мне общество подобных людей?
– Дань...
– Я сказал нет!
Данька ушел в дом, оставив ее одну на темной ночной террасе.
В небе зажигались новые звезды. Лиза, завороженная их блеском, представила себя частью огромной вселенной, крупицей воздуха, частицей звездочки, дуновением ветерка, шелестом листвы. Необыкновенное чувство разлилось по всему телу и хотелось раствориться в этом безмолвии вселенского покоя. Она не сердилась на брата. Ей казалось, что в чем-то он прав. Она и сама знала, что привязанность нельзя сравнивать с любовью. У нее появилась внутренняя тяга к Мише, но особой радости это не принесло. Ей не принесло удовлетворения ни его признание в любви, ни его нежность, ни его обещания сделать ее счастливой. Почему же она выбрала его, а не Никиту? Никите давалось все легко, а Миша никак не мог определиться в жизни. Неужели, это только жалость? Она превосходно владела собой, а так хотелось потерять голову! Глухое беспокойство в душе, словно от осознания, что она совершает вероломство, растаяло в ночи.
Присмиревшая и задумчивая Лиза вошла следом за братом в дом.
Данька посмотрел на нее ласковым взглядом. Он понял, что выиграл, доказав в очередной раз, что Лиза в его глазах находилась на положении английской королевы: царствовала, но не правила.

* * *
Тяжесть на сердце мешала Никите радоваться погожему дню и отзывалась в груди тупой болью. Первый раз он решил встретить Лизу с работы. Он не видел ее больше месяца и умирал от тоски.
Он вынес себе приговор: «Если я не увижу ее сегодня, мне уже ничто не поможет!» – перенес все дела на завтра, приехав на полчаса раньше, и с жадной тоской не спускал глаз с дверей.
И все равно она умудрилась выйти незаметно. Никита увидел ее, когда она была совсем близко. Доли секунд он любовался легкой походкой, а потом стремительно вышел из машины и окликнул ее.
Она вздрогнула, раздосадованная тем, что не увидела его первой.
– Шпионишь?
– Ничего подобного, – спокойно ответил он. – Здравствуй.
– Привет-привет. Может, ты здесь случайно проезжал?
– А как же! Совершенно случайно, – отозвался Никита, глядя ей прямо в глаза с полным презрением к расставленной ловушке.
– Разве у тебя есть время торчать здесь? – Не могла угомониться Лиза.
– Времени, может, и нет, но куда мне девать тоску по тебе?
Никита облокотился на дверцу машины.
– У меня бездна работы, на самом деле, – в его голосе послышалась нежность уставшего от одиночества человека, – и если тебе меня жаль, поужинай со мной.
Она нерешительно посмотрела на часы. Втайне польщенная приглашением, она понимала, что даже простую вежливость он воспримет как проявление особой симпатии. Но он все еще не потерял интереса в ее глазах. Украдкой окинув свой наряд, Лиза осталась довольна и поблагодарила себя за предусмотрительность, когда утром выбрала этот скромный, но изящный костюм под цвет глаз, выгодно подчеркивающий ее фигуру.
Никита повел Лизу в небольшой, но очень уютный ресторан. Он считал само собой разумеющимся, что девушка не откажется от романтического вечера, и заранее заказал столик на двоих.
На улице еще не стемнело, но здесь царил приятный полумрак. Головки цветов плавали в широких сосудах с водой. Свечи отражались в зеркалах. Негромкая музыка предлагала расслабиться в мире покоя и благополучия.
Лиза предоставила Никите возможность сделать заказ, сославшись на его безупречный вкус. Она была немного смущена тем, что ей приходилось делать усилие, чтобы не крутить головой, то и дело отвлекаясь. Всё было любопытно: живая музыка, приглушенный свет, тени в полумраке великолепия, украшения, отливающие блеском, аристократичная публика, запах живых цветов, почти заглушенный дорогими духами.
Подали какой-то экзотический фруктовый салат с великолепным вкусом в хрустальных вазах на длинных ножках. Лиза была достаточно голодна, чтобы по достоинству оценить его нежный вкус.
Затем принесли сырых моллюсков на блюде, наполненном мелко колотым льдом. Сверху – четверть лимона и розетки с красным соусом. Две порции нежного окуня. Белое вино Ромболу.
Лизе показалось на минуту, что она оказалась в другой жизни, где-то в далекой стране, может быть, даже в другом времени. Она была благодарна Никите за этот чудесный вечер, но старалась не думать о предстоящем разговоре.
Ужин проходил почти в молчании, они смотрели друг на друга и улыбались. Свечи дрожали в зрачках Никиты, отчего он казался загадочным и незнакомым. Сама себе Лиза казалась необыкновенно красивой. Она совсем забыла, что не так давно у нее закончился урок, и она, усталая, мечтала поскорее оказаться дома.
На десерт принесли прелестный горячий Irish Coffee с кремом в высоком стеклянном бокале с соломкой.
Лиза попробовала напиток и блаженно закрыла глаза.
– У тебя есть невинная способность доводить меня до мучительного отчаяния, – улыбаясь, сказал Никита.
– Это не кофе, а счастье, – прошептала Лиза.
– Печально, что твой болван добился большего, чем я.
– Никогда не пила ничего подобного!.. Какой же ты злой, Кит.
– Это злость, близкая к помешательству.
– Ты вовсе не такой, каким хочешь казаться, я знаю.
– Не смотри на меня так, ты все равно не угадаешь, о чем я подумал.
– О чем же?
– Я подумал, что недаром говорят, будто у каждого человека есть вторая половинка. Мы созданы друг для друга. Это же ясно! Ты нарочно закрываешь на это глаза и меня бесит, когда я не нахожу объяснений твоему упрямству.
Лиза осторожно потрогала лепестки цветка, словно желая удостовериться, что он настоящий.
Никита почувствовал, как она опять ускользает от него.
– Обещай мне, что ты очень хорошо подумаешь, прежде чем сделаешь шаг навстречу самой большой ошибке в твоей жизни, – мягко попросил Никита. – Окажи мне эту услугу, иначе я буду думать о тебе плохо.
Лиза молчала, давая понять, что не намерена продолжать этот разговор.
– Тебе что-то мешает разобраться в своих чувствах, – медленно произнес Никита, – ты сильно изменилась.
Он склонился ближе к Лизе, положил руку на ее запястье, и чуть было не сжал властным движением, но глубоко укоренившаяся в его душе хладнокровность, заставила его убрать руку.
– Ты стараешься избежать будущего. Живешь какими-то туманными мечтами, строишь призрачные замки. Но, в конце концов, останешься одна, потому что нет на свете того идеала, который ты сотворила в своих грезах.
– Может быть, одиночество соответствует моей внутренней сущности? – Грустно улыбнулась Лиза.
Ему вдруг стало не по себе из-за того, что он угадал в ее упрямстве скрытую ранимость и из-за того, что у него появилось безнадежное ощущение. Ощущение, что она прошла мимо и не оглянулась. Болезненно сознавая свою одержимость этой девчонкой, он, вдруг, разозлился на нее. Еще пара фраз и он не поручится уже за то, что сможет скрыть эту злость.
– Какое к черту одиночество, если ты собираешься замуж! Я говорю не о том. Ты можешь остаться одна, даже выйдя замуж за него, понимаешь? Вы никогда не будете так близки... как мы с тобой!
– Хочешь сказать, что между нами существует глубокая внутренняя связь? – Усмехнулась Лиза.
Никита проигнорировал усмешку:
– Вспомни, как часто мы понимали друг друга без слов! Вспомни, как ты отгораживалась от подлинных чувств, думая, что я ничего не вижу. Ты ведь любила меня?
– Не так уж сильно, – попыталась отшутиться Лиза.
– Ты лжешь! – Тусклым голосом сказал он. – Ты всегда любила меня!
– И из-за этого ты намерен идти напролом?.. Дай, я догадаюсь по твоим глазам.
В его бездонных глазах блеснула молния. Она вгляделась, не в силах оторвать взгляд от страстного притяжения его черных расширенных зрачков.
Он опустил глаза:
– Страшно?
Она кивнула:
– Убийственно.

* * *
Лежа в постели, Никита ощутил слабый запах духов Лизы, словно она в темноте незримо находилась рядом. Наваждение мучило его до тех пор, пока он не обнаружил, что духами пахла его ладонь, лежавшая сегодня на ее руке.
Иногда ему казалось, что он любит ее так сильно, что даже воздух, окружавший его, был не воздухом, а желанием всегда быть с ней. Он понимал, что пока она не станет ему безразличной, он не обретет душевной свободы.
«Это пройдет», – мысленно уговаривал он себя. – «Безболезненно пройдет».
Не слушая свой внутренний голос протеста, он по косточкам разбирал ее, стараясь безжалостно развенчать свой идеал. Он заставлял себя удивляться тому, что имел глупость считать ее образцом женского совершенства и пришел к тайному убеждению, что он человек увлекающийся. Излишнюю эмоциональность он причислил к своим достоинствам, считая ее признаком неуемной энергии.
Внезапно Никита понял, что, даже солгав себе, он не потерял ощущение ее близости. В течение нескольких секунд он понял, как обманывался в себе. Он был влюблен и смиренно сознавал это. Ошибки не было.
Оставшись наедине со своими мрачными выводами, он стал похож на игрока. Но его игра не возместила бы возможных потерь. Он не учитывал своих шансов. В глазах его затаилась глубокая, тоскливая тревога, когда он сжимал мобильный телефон, напряженно дожидаясь ответа, словно это не гудки вызова пищали ему в ухо, а аппарат искусственного дыхания.
– Да.
– Это я.
– Нужна золотая рыбка?
– Так и есть.
Пояснений не требовалось. Собеседники понимали друг друга с полуслова. Жаркое дыхание в трубку с одной стороны и понимающее молчание с другой.
– Я приеду, и мы все обговорим.
– Жду!
Чужую судьбу решили глухие и слепые судьи.
Он слышал удары своего сердца и будто со стороны видел, как предпринимает какие-то действия сквозь завесу, отделявшую его внутреннее «я» от человека, сидевшего в полной темноте с трубкой телефона. До сих пор он чувствовал себя бесстрастным организатором событий, но, вдруг, осознал, что стал их активным участником. Он ощутил в себе желание, чтобы этот ненавистный день, этот год и вообще весь этот период в его жизни были уже далеко позади, потому что в своих глазах он уже приобрел то величие, которым наделила его одержимость уверенностью в собственной исключительности. Это было величие победителя, отмеченного судьбой, стоящего на пьедестале, небрежно протянувшего ладонь, в которую победы сыплются одна за другой.

* * *
Лера сначала хотела пойти на вечеринку однокурсников, но все ее планы померкли, когда объявился Даня. Целую неделю она не получала от него никаких вестей, и вот он позвонил в субботу вечером.
– Хорошо проводишь время? – Спросил он.
– Скучаю по тебе, – созналась Лера.
– Ладно, – сдался он, – я приеду через час.
Даня положил трубку и оглянулся на Лизу.
Она ободряюще улыбнулась:
– Это хороший признак – ты занялся своей личной жизнью.
Он уселся на край стола.
– Не все ли равно, чем заниматься, когда делать абсолютно нечего?
– Что тебя гложет? Что тебе нужно такое, чего ты не можешь получить? – Тихо спросила Лиза.
Он мягко улыбнулся. На свою работу он смотрел теперь как на томительный ежедневный антракт между вечерами, заполненными всепоглощающей неудовлетворенностью. Но как признаться в том, что главной проблемой его бездействия была безопасность сестры? Ему оставалось либо бросить к черту все, чего он достиг, либо перепоручить Лизу заботам Никиты. Третьего выхода он не видел.
Словно прочитав часть его мыслей, Лиза осторожно поинтересовалась:
– Ты за что-то сердишься на Никиту?
Даня расхохотался:
– Можно ли сердиться на этого типа? Ему удалось сделать то, на чем некоторые обжигаются. При этом ему не пришлось менять свои принципы, он просто свернул на другую дорожку. Можешь не сомневаться, скоро многие пойдут за ним, как крысы в море. Он будет чувствовать насущную необходимость поступать так, как он поступает, делать то, что он делает. И он будет убирать тех, кто становится ему поперек пути.
– Ты тоже многого добился в жизни, – отозвалась Лиза.
– Черта с два я добился, – горько сказал он.
Лиза грустно покачала головой.
– Ты ничего не говорил мне об этом.
– Мы обычно говорим о другом.
– Неужели я такая глупая?
– Нет, мне всегда хотелось рассказать тебе очень многое, но когда мы оставались одни, у меня пропадало желание откровенничать. Ты последнее время всерьез увлеклась своим Мишей. Если бы в это время мир раскалывался на куски, тебе было бы все равно.
– Ты несправедлив ко мне. Хотя... да, последнее время нас с тобой почему-то перестало волновать одно и то же.
Даня окинул сестру долгим внимательным взглядом.
– Никогда я не просил тебя так настойчиво... Оставь этого парня. Ты упорствуешь в своем непослушании, но ведь ты его не любишь.
– Сегодня ты не отличаешься оригинальностью. Ты уже говорил мне это, – беззаботным тоном проговорила Лиза.
– Загляни в себя с предельной честностью. Если не увидишь в своем сердце любви, перестань морочить всем голову.
Лиза уже открыла рот, чтобы возразить, но в это время зазвонил телефон. Даня машинально снял трубку и через пару секунд протянул ее сестре.
– Тебя.
Миша звонил Лизе сообщить, что нашел очень выгодную и престижную работу и сегодня днем с успехом прошел собеседование.
– Я горжусь тобой! – Улыбнулась Лиза.
– Ты скажешь ему, что я тоже горжусь им? – Безобидно осведомился Даня.
Лиза умоляюще посмотрела на него, быстро прикрыв трубку ладонью. Даня пожал плечами и, секунду помедлив, вышел из комнаты.

* * *
Они никак не могли решить, как им провести этот вечер. Даня был не против похода в любое место, Лера предлагала остаться дома. Наконец, они решили немного погулять по парку и остаток вечера провести у Леры.
После первого снега, который растаял очень быстро, вечер был прохладный и тихий.
– Даня, – вдруг сказала Лера, – у меня сердце разрывается, когда я смотрю на тебя: ты последнее время так плохо выглядишь.
Даня удивленно взглянул на девушку, и улыбнулся:
– Спасибо за комплимент.
– Нет, правда, – настаивала она. – И идешь ты так, что можно подумать, будто ты тащишь мертвое тело.
– Даже не подозревал, что тебя это может волновать.
Лера остановилась, Даня по инерции прошел несколько шагов вперед. За его спиной наступило молчание, и он остановился терпеливо дожидаться, когда она догонит его.
Лера все еще колебалась, но чувства взяли верх над ней.
– Разве ты виноват, что я тебя люблю? – С ласковой иронией спросила она.
Она медленно подошла к нему и погладила его щеку.
Прикоснувшись к ее губам, он забыл о своем намерении только едва обнять ее и прижал к себе с такой безысходной страстью, что она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Это накапливалось давно, – сказал он, – мне хотелось так поцеловать тебя еще в прошлый раз.
– А мне хотелось скорее увидеть тебя, – призналась Лера, – но, сказать по правде, я не очень-то верю, что ты меня тоже любишь. Твои глаза говорят, что ты и сам это знаешь.
– Лера! – Воскликнул он, невольно рассмеявшись.
– Чему быть, того не миновать, но пусть все идет своим чередом, – ее голос упал почти до шепота.
Он снова начал целовать ее, мысленно приказывая себе остановиться, пока еще не поздно. Но в настоящий момент Лера вносила в его жизнь нечто хрупкое и прекрасное, чего ему катастрофически не хватало, и отказаться от этого дара было выше его сил.
Квартира встретила их домашним теплом и уютом. Они даже не включили свет, чтобы не нарушать гармонию нежности и страсти.
Позже, лежа на чужой постели, Даня вспомнил тот день, когда впервые увидел Леру, и свое необъяснимое внутреннее сопротивление ее чарам. Чутье тогда подсказывало ему, что дело тут не кончится обычной связью, но у него не хватило рассудка прислушаться к внутреннему голосу.
– Я так люблю тебя! – Сказала Лера, чертя пальцем знаки на его груди.
– Это не любовь, – с печальной уверенностью возразил Даня. – Мы не успели полюбить друг друга, мы просто обезумели.
– У меня свихнулись мозги, а ты говоришь, не любовь, – обиженно вздохнула Лера. – Не смотри на меня так! Все время я была влюблена в тебя до такой степени, что видеть тебя было для меня пыткой. Так что не старайся объяснить мне, что такое любовь, и чем она отличается от безумия. Я сама большой специалист в этой области.
– Но ведь это только временно. Вот увидишь, немного погодя...
– Ничего я не увижу! Либо ты веришь мне, либо нет! – взорвалась она. – И я должна все это выслушивать!
– Не беспокойся, – засмеялся Даня, – верю!
Заинтригованная многообещающим смехом, Лера мгновенно успокоилась, и, еще не простив его, машинально улыбнулась ему в ответ.
Он поцеловал ее и подтянулся, чтобы достать телефон.
– Лиз! – Проворковал он в трубку, – я сегодня не приду ночевать, хорошо?

* * *
Тот день Лиза запомнила на всю жизнь. С того дня, а вовсе не со дня смерти Владика она почувствовала, что стала центром сосредоточения чужих бед. Они начали притягиваться к ней с непонятной регулярностью, и уже не были похожи на случайные совпадения. Лиза тогда вышла на работу в первую смену заменить заболевшего коллегу. Увлеченная азартом творчества и жаждой деятельности, она пришла задолго до начала уроков. Зайдя за ключом от кабинета к вахтеру, она увидела сцену поглощения завтрака в виде чашки лапши быстрого приготовления толстым мужиком с обветренным лицом.
– Доброе утро, а где тетя Валя?
Мужик судорожно глотнул и утер рот рукавом.
– Здрасьте. А я вот тут это...
Лиза взглядом отыскала нужный ключ на щитке и кивнула:
– Мне нужен этот ключ.
Мужик незадачливо крякнул, оправдываясь:
– С ночной я. Вот жена поесть сообразила.
– Сама-то она где? – Зачем-то поинтересовалась Лиза.
– К Лидке побежала, к соседке нашей. Сын у ней этой ночью убился на стройке, – словоохотливый мужик решил поделиться новостью, – а, может, помогли ему убиться. Чего ради понесло бы его на верхотуру... Милиция приехала, разбираются. Я там сторож, но, вот вам крест, ничего не слышал, не видел. Только утром, когда в обход пошел… Вот Валентина и махнула к Лидке, чтоб, значит, подготовить ее. Один ведь он у них был, сынок ихний.
– Ужасно, конечно.
– А если Пушков пьяный валяется, то Валентине Лидку по соседям искать придется, как пить дать. Для того я тут ее и замещаю. Так всегда: если он напьется, ей хоть из дому беги...
Лиза замерла с ключом в руке:
– Как вы сказали?
– Пьет, говорю, Иван Сергеич. А когда-то был человек...
Лизу словно оглушили. В глазах померк свет, и зазвенело в ушах. Она прислонилась к стене и, уповая на последнюю надежду, спросила:
– А сына вашей Лидки как зовут?
– Дык, Мишка, – мужик вздохнул, – и на что, говорю, непутевой семье такой молодец, как Мишка. Бог дал, бог взял, – теперь и Лидка сопьется. О-хо-хо...
Непричастные к праздникам, не каждому заметные в сутолоке будней, приходят эти страшные странники – черные дни. Там, где люди живут безмятежно, где царит уверенный покой, где их меньше всего ждут, раскидывают они свои сети. Нежданно-негаданно, круша чьи-то планы и надежды, они находят свою жертву. И вот уже кто-то, не простившись в этом мире, уходит с ними в мир иной. Кого мы жалеем больше в такие минуты: тех, кто ушел, или себя, любимых и несчастных, несправедливо покинутых?
Лиза, пошатываясь, побрела по коридору. Земля уходила из-под ног. Мужик придирчиво поглядел ей вслед:
– И на что молодежь никудышная, с утра барышня на ногах не стоит. А еще училка.

* * *
Этот период длиной в год был нестерпимой пыткой. Лизу все время не покидала безумная надежда, что Миша жив. Она была потрясена, растеряна. И, хотя официальной была признана версия самоубийства, Лиза не понимала, какие мотивы могли быть у человека, в жизни которого все хорошее только начиналось. Тяжело и горестно было ей смириться со смертью того, чьи поцелуи еще помнили губы, тепло чьей руки еще не забыла маленькая жилка на запястье.
И вот снова она пришла к его последнему приюту с цветами. Она осталась наедине со своими раздумьями, на душе было удивительно безмятежно. Скорбь затихла в нежных лепестках и осталась с ними. Проникаясь согласием тишины и покоя безлюдного кладбища, Лиза заговорила:
– Ты пропустил эту осень, Минька... Целый год без тебя – как один день... Мне трудно понять, почему твое отчаяние оказалось так глубоко, что ты предпочел погрузиться в него, а не выплыть наверх. Но я хочу верить, что это не из-за меня. Моя любовь не сохранила тебя, потому что ее не было... Но мне искренне верилось, что нам на двоих хватит твоей любви. За это ты меня и прости!.. Если ты нашел там покой, то я тоже буду спокойна за тебя...
Лиза погладила рукой тонкий ствол вишни, заботливо посаженной Мишиной матерью. Оказавшись во власти теплого воздуха, неба, безмолвного погоста и воспоминаний, Лиза беззвучно заплакала.
Ветерок колыхнул цветы, осушил слезы и подул на руку, поднявшуюся поправить непослушный локон. Ей показалось, что это Миша, коснувшись ее их тайным знаком, отпускает ее.

* * *
В день презентации программы по развитию рынка инвестиций, была организована пресс-конференция, на которую получили приглашение и Даня, и Никита.
Журналистам был представлен влиятельный бизнесмен, готовый инвестировать новое общественно-политическое печатное издание. Маленький толстый человечек благожелательно улыбался и щурился от вспышек фотокамер. Из всех присутствующих только «свои люди» знали Кубинца в лицо. Он посмотрел прямо перед собой, в микрофон:
– Я понимаю необходимость создания нового острого общественно-политического издания. Пусть это будет журнал, с современными новостями, дискуссиями, обращенный к социально-активным слоям населения. С достоверностью и компетентностью в вопросах политики, общественной жизни, культуры и искусства. А также  источник правовой и финансовой информации. Это будет объединение единомышленников, если хотите. Мы будем действовать с таким размахом, что наш журнал станет одним из самых влиятельных средств массовой информации.
Никита заметил, как Кубинцу передали записку. Лицо у читающего Кубинца стало напряженным, и у Никиты мелькнула мысль, что он сейчас посмотрит на него. Кубинец, действительно, нашел Никиту глазами, едва заметно кивнул, но перевел взгляд на сидящего рядом Даню. Минуту изучал его, потом что-то черкнул в записке и передал ее обратно.
Никита вырвал лист из ежедневника.
«Будь разумнее!» – Написал он. – «Замужество Лизы в твоих интересах! Соображай быстрее! Дурак!»
Он сунул листок Дане. Тот прочел и вернул.
– Ты подписался, а число поставить забыл, – прошептал Даня.
Никита сделал страшные глаза.
«От тебя требуется усилие рассказать ей все, как есть! Она примет правильное решение!» – Дописал он.
Даня прочитал, сложил лист и сунул в нагрудный карман.
– Нет, вы только посмотрите на него,  – пробормотал Никита, – кладет голову на плаху с таким видом, будто завоевал весь мир!
На выходе их оттеснили друг от друга. Даня не стал ждать Никиту, пробиваясь сквозь толпу к двери. Что-то подсказывало ему, что уходить нужно немедленно. Но вопреки внутреннему голосу, он остановился у окна.
 Его явно намеренно толкнули в спину, он обернулся. В руку с другой стороны кто-то вложил рекламный проспект. Даня машинально развернул его, повинуясь какому-то тревожному чувству. Внутри была вложена фотография Лизы: она смеется, глядя на кого-то рядом. Собеседник в кадр не вошел. Профессиональный взгляд отметил место съемки, одежду, прическу, – все указывало на то, что фото было сделано недавно. Сердце его замерло. Черт его дернул задержаться. Хотя, что изменилось бы, если бы он тотчас ушел? Фото ему все равно передали бы, неважно каким способом.
Когда подошел Никита, Даня уже вполне справился со своими чувствами. Никита листал такой же рекламный проспект:
– На таких мероприятиях можно встретить любопытнейшие предложения.
– На них можно встретить любопытнейших мерзавцев, – заявил Даня.

* * *
Лиза сгребла в стирку Данькины рубашки. Рука что-то ощутила через ткань. Лиза достала сложенный лист из кармана рубашки. Она, скорее машинально, чем из любопытства, развернула бумагу. С удивлением отметила, что писали о ней. Не понимая, Лиза перечитала несколько раз. Речь шла о ее замужестве. Причем, как она поняла из записки, выбора у нее, по какой-то загадочной причине, не было.
Если у Дани были какие-то планы относительно ее будущего, то почему он не ставил ее об этом в известность?
Она раздумывала, сказать ли Даньке, что она сунула нос в его карман. Или оставить записку на видном месте, предоставив ему гадать, читала ли она ее.
Пришла Лера, и Лиза машинально сунула записку в книгу на своем столе.
Даньку назначили главным редактором нового журнала. Презентация первого выпуска и празднование должны были состояться на днях. Подготовка к этому событию шла полным ходом.
Лиза еще не выбрала себе наряд, но в предвкушении успеха, который ожидал ее брата, ей хотелось ему соответствовать и выглядеть сногсшибательно.
Лера принесла журналы мод, разложила их на софе, любовно перелистывая глянцевые страницы. Одно платье особенно ее впечатлило:
– Посмотри, Лиз, какая прелесть! Ты бы хотела такое?
Лиза спокойно посмотрела на предмет восторга подруги:
– Я лучше куплю что-нибудь готовое.
Лера недоверчиво переспросила:
– Неужели не нравится?
Лиза рассмеялась:
– К нему не хватает шляпки и веера.
– Все и должно быть высший класс! – Подтвердила Лера. – Никакой дешевки!
Она перевернула страницу:
– А мне бы подошло вот это, с отделкой жемчугом.
Поймав на себе взгляд подруги, она поспешила добавить:
– Это если бы я туда пошла.
Лиза улыбнулась:
– Что тебе мешает пойти?
Лера, продолжая листать журнал, сосредоточилась в одной точке, затаив дыхание, словно боялась сказать что-нибудь невпопад. На самом деле, она боролась с желанием пожаловаться подруге на ее брата:
– Понимаешь, мне бы хотелось, чтобы Даня сам меня пригласил, тогда был бы шанс провести с ним вечер и, может быть… ночь. Это возможно?
– Почему тебе не спросить у него самого? – Предложила Лиза.
– Он работает, как черт, ты же знаешь! – Не сдержалась Лера. – Я его почти не вижу. Как же, не возбудив в нем подозрений, напроситься на это мероприятие?
Лиза давно знала об их отношениях, ей хотелось сделать приятное подруге, и она без раздумий сказала:
– Я приглашаю тебя от его имени, и сама скажу ему об этом. Только не доставай его слишком. Мужчинам это не по душе.
– Ой-ой-ой, откуда ты знаешь, что по душе мужчинам? – Лера фыркнула, внутренне ликуя. Она получила вожделенное приглашение и готова была прыгать от радости.
– Любой растеряется, если его ошеломить признанием в любви, – рассмеялась Лиза.
– Он говорил с тобой об этом? – Насторожилась Лера.
– Я догадалась сама по твоей возбужденности и его молчаливости. Он не умеет откровенничать о своих чувствах, ты же знаешь.
– Слушай, Лизка, клянусь тебе, что я не вешалась на него!
– Верю.
– Но он стал избегать меня последнее время, – справедливо заключила Лера.
– А кто тебя тянул за язык, скажи на милость?
– Мне хотелось, чтобы он знал о моих чувствах. Честное слово, все было хорошо! А теперь он смотрит на меня так, будто видит в первый раз!
– Все образуется.
Лиза снисходительно относилась к ним обоим, зная, что Даньку не так-то легко охмурить, но и Лера не так наивна, как кажется.
Лера источала обаяние каждой клеточкой, рассчитывая на содействие Лизы в своих сердечных делах. Ей казалось, что именно на этой презентации должно произойти что-то выдающееся, что разрушит стену учтивого равнодушия, воздвигнутую молодым человеком посреди периода бурной страсти.
Лера снова взяла журнал, прикоснувшись к прохладной глянцевой бумаге тонкими холеными пальчиками.
– Лиз, хочешь, помогу тебе подобрать самое обалденное платье?
– Нет, спасибо. Я предпочитаю сама.
– Самое лучшее платье для королевы Елизаветы! – Заряжаясь энтузиазмом, воскликнула Лера, ткнув ноготком наугад в первый попавшийся шикарный наряд и подсовывая картинку подруге.
– Прекрасно обойдусь без тебя, отвяжись, – шутливо огрызнулась Лиза.
Лера кинулась к подруге с объятиями и в порыве чувств повалила ее на софу, доводя до отчаяния своей бурной нежностью.
Лиза, отбиваясь, недовольно кричала:
– Совсем с ума сошла, уймись!
Лера вытащила из волос Лизы заколку, и длинные волосы рассыпались по подушке.
– Не смей! Сейчас, кстати, Данька придет!
– Но ведь еще не пришел! Рискнем, вдруг, он задержится? – Хохотала Лера.
Она щекотала Лизу, ловко преодолевая ее сопротивление. В полном изнемо-жении, не пылая больше воодушевлением освободиться от безумной подруги, Лиза покорилась судьбе.
Даня с Никитой вошли, остановившись на пороге, переглядываясь и улыбаясь, с интересом наблюдая за возней ничего не подозревающих девушек.
Лиза их заметила первой. Мысленно воскликнув: «Только не это!» – она ущипнула подругу, привлекая ее внимание к новым обстоятельствам, возникшим на пороге.
Мужские взгляды выхватывали соблазнительные детали девичьего сумасбродства: раскрасневшиеся лица, растрепанные локоны, учащенное дыхание, смущенные взгляды...
Лера кокетливо одернула юбку. Лиза нервно поправила лиф платья.
Никита с усмешкой отступил:
– Продолжайте, девочки, мы не будем мешать.
Лера возмущенно развела руки:
– Это никуда не годится, могли бы из вежливости подать знак, когда зашли.
Никита виновато кашлянул.
Лера хихикнула:
– Поздно.
Лиза и Данька смотрели друг на друга, не принимая участия в шуточках. Даньку неожиданно затронула сцена, свидетелем которой он невольно оказался, и он вглядывался в лицо сестры, пытаясь понять, почему ему так не по себе. Лизу же привело в замешательство слишком откровенное любопытство. Она ответила Даньке долгим взглядом, не решаясь отвести глаза первой.

* * *
Никита последние дни был настолько занят работой, что иным мыслям места не оставалось. Он ощущал только бег времени, который лишал его всяких человеческих чувств и отделял от людей. В двадцать три часа, взглянув на часы, он, вдруг, подумал, что давно не видел Лизу. И ему, как глотка свежего воздуха, именно ее сейчас не хватает. Они никогда не ложились так рано, поэтому Никита набрал знакомый номер без угрызений совести и приготовился ждать. Трубку взяли сразу, будто ожидали звонка.
– Да! – Почти выкрикнул Даня.
Никита еще раз взглянул на часы, удостоверившись, что они идут верно.
– Это я. Привет.
– Привет, Кит.
– У меня есть немного свободного времени, я бы хотел поговорить с Лизой.
– Я, пожалуй, мог бы ее разбудить, – помедлив, ответил Даня, – но она сегодня очень устала.
– Ты уверен, что она уже спит?
– Завтра, Кит.
Каким-то внутренним чутьем Никита уловил, что друг что-то недоговаривает.
– Я не могу ждать до завтра. Если ты ее не позовешь, я приеду.
– Приезжай, – легко согласился Даня.
– Ее нет дома! – Вдруг сообразил Никита.
– Она спит, – упрямо, но неуверенно повторил Данькин голос.
– Ее нет дома, и это ее звонка ты сейчас ждал!
– У нас уже не принято доверять друг другу?
Никита хмыкнул: «Доверять? Этим двоим?»
– Я приеду, – отрезал он и положил трубку.
Лиза чувствовала страшную усталость. Она ходила в театр с Викой и Андреем Васильевичем. После спектакля, вопреки возражениям Лизы, они уговорили ее поехать к ним домой. Смотрели старые фотографии, пили чай и, как обычно, вспоминали Влада. Вечер был приятным, но, оказавшись дома, Лиза поняла, что сейчас ей больше всего хочется добраться до подушки.
Даня гремел на кухне чайником.
– Сейчас придет Никита.
Лиза в недоумении посмотрела на часы:
– А что случилось?
– Хочет поговорить. С тобой.
Лиза с беспокойством уточнила:
– Неужели я знала, что он придет, и забыла об этом?
– Нет, – рассмеялся Даня, – думаю, он сам не знал, когда позвонил, что ему потребуется тебя увидеть. Последнее время он сам не свой.
– Не собираюсь его ждать, – Лиза направилась в ванную, снимая по дороге серьги и тонкие колечки, – я хочу отдохнуть.
– Я так и сказал ему, – улыбнулся Даня.
Никита приехал через пять минут после того, как Лиза легла, и нервно ходил по комнате, не зная, что с собой делать. Даня молча следил за его метаниями.
– Какой раз я узнаю, что она приходит домой так поздно?
– Я твои разы не считал, – ровным голосом ответил Даня. – Ты собираешься сразить меня сценой ревности? Я не мучаюсь бессонницей, предупреждаю.
– Меня меньше всего тревожит, – медленно произнес Никита, – что она хочет развлечься. Это-то я, как раз, понять могу. Но я знаю, и ты знаешь, чем заканчиваются такие развлечения. С этим пора кончать!
Даня не пытался сдержать зевок и удобнее умостился в своем кресле.
– Ловко ты это обставил. Ты всегда ее выручаешь, – раздраженно сказал Никита.
– Стараюсь, – слегка улыбнулся Даня.
– А она тоже так старается для тебя?
– Если бы понадобилось, постаралась бы, – неопределенно пожал плечами Даня.
– Значит, еще не было случая? Неужели ты не понимаешь... – в голосе Никиты проскользнула нотка обиды.
– Спать очень хочется, – виновато признался Даня.
– Ну что ж, топай спать, а у меня еще встреча с клиентом.
– Не один ты такой сумасшедший, – изумился Данька.
Без особой надежды, просто на всякий случай, Никита остановился у двери в Лизину комнату. Ему страстно захотелось войти. Но за спиной был Данька, а по натянутым нервам барабанили часы на стене. Здесь его не ждало ничего кроме очередного непонимания. Чувство неминуемой потери болезненно резануло в груди, и он ступил за порог, спиной чувствуя, какое облегчение доставил другу его уход.

* * *
Лиза остановила свой выбор на нежно-абрикосовом изящном платье, облегающем фигуру и выгодно оттеняющем блестящие тугие локоны. Лиф был открыт ровно настолько, чтобы достаточно оставалось для воображения, а вырез сзади приоткрывал половину спины. Низ был отделан прозрачным косым воланом. Запястье охватывали тонкие золотые, нежно позвякивающие браслеты. Туфли на высоком каблуке с узкими золотыми ремешками удлиняли линию грациозных ног. Безупречный макияж, едва тронувший лицо и ослепительная улыбка довершали образ.
– Тебе удивительно идет этот цвет! Какая ты нарядная! – Никита восторженно оглядел Лизу.
– Спасибо, – Лиза улыбнулась. – Ты ужасно милый.
– Надеюсь, этот вечер будет наш?
– Наш? – Недоумевая, переспросила Лиза.
– А почему нет?
– Мне казалось, что это Данькин вечер.
– Хорошо, тогда нашей будет ночь, – согласился Никита.
Лиза взглянула на Никиту, пытаясь разглядеть выражение его лица и обратить все в шутку. Но его взор был даже суров. А строгая линия губ никак не напоминала улыбку, и она, не найдя вовремя ответа, смущенно отвела взгляд.
Вечер удался. Презентация нового журнала прошла с шиком. Первый номер получили все присутствующие. На глянцевой обложке весело смеялась маленькая девочка – символ молодости, искренности и многообещающего будущего.
После поздравлений и речей шампанское полилось рекой. Внимание к молодому редактору не ослабевало ни на минуту, лица сменялись с удивительной быстротой. Он давно уже потерял из вида свою сестру, а рядом с ним неотступно находилась Лера. Грянула музыка и девушка завлекла его в центр сливающихся в танце пар. Для Дани в эти минуты произошел резкий перелом, который оборвал его связь даже с близким прошлым: впереди ожидало блестящее будущее.
Никита весь вечер не сводил глаз с Лизы, вдыхая тонкий аромат ее духов. Но девушка была поглощена тем, что творится вокруг брата. Она немного нервничала, но Данька держался уверенно. Никита же явно томился, наблюдая за суетой и пышностью чужого успеха. Лиза мало кого знала из присутствующих, поэтому была даже благодарна Никите за внимательность.
Никита пригласил Лизу на медленный танец и обнял ее с такой проникновенной нежностью, какой он еще в себе не знал. Он был так переполнен чувством, что не смог бы выразить словами. Он прижимал Лизу к себе, ощущая полное внутреннее умиротворение. Его дыхание почти замерло. Он даже не сразу сообразил, что в эти минуты, пока они танцевали, ее мысли были далеко. Его стало раздражать, что она все время глазами пытается найти брата.
– Разве нам не хорошо? – Спросил он, пытаясь поймать ее взгляд.
– Чудесно, – улыбнулась она.
– И разве не глупо, что ты от этого отказываешься?
Она проговорила что-то, он не расслышал, но ему показалось, что это было какое-то колкое замечание. Он впился в нее глазами, боясь найти признаки, подтверждающие его подозрения.
Танец закончился. Никита отвел Лизу к окну и растворился в толпе, пообещав принести что-нибудь выпить. Ему нужно было мгновение одиночества на то, чтобы справиться с новым чувством, которое надо было подавить в самом разгаре, – с бешеным нетерпением страсти, которое вытеснило в нем все другие чувства.
Снова грянула музыка. Никита пробрался к Даньке и сообщил ему, почти крича в ухо, что сам отвезет Лизу домой. Данька не успел ответить, Никиту тут же оттеснили, и он затерялся в толпе. Даньке было бы спокойнее, будь сестра в поле его зрения, но несокрушимая вера в то, что друг обладает доброкачественными тормозами, притупила сомнение. Молодой человек снова погрузился в глубины всеобщего внимания, где царили успех и признание.

* * *
Лиза то и дело поглядывала на сосредоточенное лицо Никиты. Он стал отчего-то молчалив и угрюм. Решив, что у него неприятности на работе, которыми он не имеет привычки делиться, Лиза перенесла свое внимание на мелькавшие за окном виды.
Фары выхватили из мрака знакомый подъезд, Никита выключил зажигание.
– Спасибо, что подвез.
– Я могу от вас позвонить?
– Да, конечно.
Они вышли из машины, и вошли в подъезд. Лиза пожалела, что не нашла ключи раньше, еще в машине. Теперь же в темноте лестничного пролета она тщетно шарила по дну сумочки.
– Никит, я понимаю как это глупо, но я, кажется, потеряла ключи, – Лиза жалобно улыбнулась очертаниям Никиты в темном подъезде.
В его руках звякнула связка ключей, и блеснул желтый диск знакомого брелка.
– Кит! Где ты взял мои ключи?!
– Ты уронила в машине, – невозмутимо солгал он.
– Неужели? – Лиза с сомнением пыталась припомнить, как такое могло случиться.
Между тем Никита отстранил ее от двери и легко открыл замок. Он пропустил девушку вперед и положил ключи на полочку в прихожей.
Лиза устало прислонилась к стене, бросив Никите:
– Ты знаешь, где телефон.
Минуту она терзалась сомнениями, предложить ли Никите кофе, но, бросив взгляд на часы, решила, что церемонность будет излишней. Туфли неохотно отпустили ее слегка уставшие ноги. Бросив сумочку на стул и поправив перед зеркалом прическу, она выждала пару минут в своей комнате, снимая украшения – время, достаточное, по ее мнению, чтобы он успел позвонить.
Никита сидел в кресле, но при ее появлении быстро встал. Он подошел к ней настолько близко, что она в недоумении попятилась назад. Он провел рукой по ее волосам, большим пальцем дотронулся до гладкой щеки.
Лиза замерла от его прикосновений, ошеломленная внезапной нежностью. Воздуха, вдруг, стало мало и, задохнувшись, она едва слышно спросила:
– А... ты уже позвонил?
Никита ясно видел перед собой ее распахнутые зеленые глаза, устремленные прямо на него, ее приоткрывшиеся губы, шелковистые волосы. Вдруг, он резко наклонился, силой запрокинул ее голову, крепко удерживая между пальцев густую копну длинных волос.
Лиза ощутила вкус его губ: дерзких, настойчивых, горячих. Он крепко прижал ее к себе, и она всем телом почувствовала его силу и желание. Жаркая волна прошла по ее телу: каждая клеточка неожиданно отозвалась на пылкий призыв. Его страсть рвалась наружу. Лиза попыталась отстраниться, но ее руки уперлись в его широкую грудь, как в стену.
Неторопливо он отпустил ее губы, все еще крепко сжимая маленькую фигурку в своих руках. Каждым нервом он впитывал ее тепло, ее запах, ее слабость. Все это рождало в нем безумие.
Она принялась отчаянно сопротивляться, и его объятия нехотя разжались. Она прижала ладонь к губам, стирая вкус поцелуя и глядя на него с беспокойством.
Он был спокоен и хладнокровен, словно ничего не произошло. И только в его глазах вспыхивали дьявольские искры.
– Я люблю тебя, – его бархатный баритон мягко проникал во все частички ее ошеломленного сознания, – и прошу тебя выйти за меня замуж. Ни одна женщина никогда не значила для меня того, что значишь ты. Каждую ночь засыпаю и просыпаюсь с твоим именем! Каждую ночь обладаю той, которая так недоступна! Твоя улыбка, твой смех, твое тело... боже, Лиза, ты сводишь меня с ума! Как же я хочу тебя! Ты нужна мне, как воздух!
Никита сжал зубы и яростно стиснул ее плечи:
– Как же мне хочется просто взять тебя! Ты меня совсем извела! Скажи сейчас, что ты согласна!
Лиза, испуганная, не могла ничего ответить. Ее будто сковало оцепенение, сквозь которое она почувствовала, как его рука провела по шее, коснулась груди. Сама не сознавая, она оказалась в ловушке, отступив.
Лиза не узнала своего голоса:
– Никита, прошу тебя!
Его мягкий голос уговаривал, завораживал и проникал в ее рассудок:
– Я люблю тебя! Люблю! Позволь мне только прикасаться к тебе... Тебе не нужно меня бояться.
Собрав все силы, Лиза оттолкнула его и бросилась прочь. Ее комната все еще была ее крепостью.
Лиза закрыла дверь, сердце выскакивало из груди. Она ждала, что он уйдет, и молилась, чтобы Данька в это время поднимался по лестнице. Сейчас все было неправдой! Тот человек, там за дверью, не мог быть Никитой!
Он толкнул дверь. Его глаза сверкали бешеным блеском.
Лиза почувствовала, как ее парализует страх. Она не могла кричать, не могла просить, она только следила за каждым его движением глазами загнанной дичи.
Подходя к ней, он снял галстук и рубашку.
Когда она с ужасом увидела, что он коснулся ремня своих брюк, у нее похолодели руки, и закружилась голова.
Ее страх только распалил его. Он подошел совсем близко, наклонился над ней и коснулся губами ее уха:
– Я все равно возьму тебя, потому что ты моя! Всегда была и будешь моей! Я тебя никогда никому не отдам!
Его слова гипнотизировали, но Лиза отшатнулась, стараясь собрать остатки мужества. Ей казалось, что она сгорит заживо, если позволит ему прикоснуться к ней еще раз.
– Прошу тебя, Никита, перестань!
Слабое подобие улыбки тронуло его губы. Его ладони еще сохранили тепло ее шелковистой кожи, и он снова хотел испытать это.
– Скажи мне... – потребовал он.
– Прошу тебя, уходи! – Умоляла она.
– Не так, любовь моя! – Выдохнул он. – Скажи, что тоже хочешь меня.
– Никита, остановись... пожалуйста!
– Девочка моя!
Он подступил к ней еще ближе, так что она почувствовала исходящий от него жар. Сквозь пелену ужаса ей в голову пришла мысль, что кто-то из них двоих сошел с ума. Лиза сорвалась на полувздохе, близкая к истерике:
– Уходи! Не смей меня трогать! Ненавижу тебя! Ненавижу!
Ее крик, срывающийся и отчаянный замер в глухих стенах.
Сопротивление, вдруг, стало раздражать его.
– Ты маленькая ведьма, я заставлю тебя слушаться!
Он ударил ее, взбешенный ее непокорностью.
Она потеряла равновесие и упала, ударившись головой о край софы. Ей казалось, что сейчас она лишится чувств. Прежде, чем она поняла, что произошло, он поднял ее, как перышко и бросил на широкую софу. У нее под руками оказалась куча диванных подушек, которые она в панике начала бросать в него, не сразу сообразив, что не наносит ему этим ни малейшего вреда.
Он в один короткий бросок навалился на нее всем своим телом.
Она продолжала сопротивляться.
Грубым движением он рванул вниз лиф ее легкого платья. Раздался треск материи, и он с исступлением разорвал платье полностью.
Она вскрикнула, когда почувствовала его бесцеремонную руку на своей груди и вцепилась зубами в его плечо.
Он только сжал зубы и машинально дернулся, но не выпустил ее.
Она ощутила вкус крови и снова чуть не лишилась чувств. Он накрыл ее рот своим, терзая ее губы, кусая и делая ей невообразимо больно.
Ее ногти вонзились в его тело, она яростно царапала его, пытаясь достать до лица.
Он только сильнее прижимал ее, не давая дышать и двигаться.
От продолжающегося безумия она на какие-то доли секунд впадала в транс. Он срывал остатки одежды, она всюду чувствовала его цепкие настойчивые пальцы. Она тщетно пыталась пошевелиться под ним, раздирая ногтями в кровь его тело.
Ему надоело сопротивление, и он, подняв ей руки, стиснул ее запястья одной рукой.
Она снова вскрикнула от боли и стыда, а он опять впился губами в ее рот. Он был намного сильнее, она совсем выдохлась и хотела только умереть... или, чтобы умер он.
Ее рассудок, вдруг, затмила дикая всепоглощающая боль. Последним ее чувством, перед тем, как отключиться было чувство, что она навсегда погребена под этой массой мускулов, которая терзает и разрывает ее на части, проникая во все уголки ее существа.
Она пришла в себя, когда по ее телу пробежал прохладный ветерок – Никита открыл окно. Она глотнула свежего воздуха. Воспоминания и боль вернулись к ней, перекрыв разом все ощущения.
Его пальцы провели линию от шеи до груди и нежно тронули сосок.
На какое-то время она лишилась способности понимать происходящее. Пронзительная боль опять и опять вторгалась в нее. Тело было словно все еще зажато в тиски. Она машинально приподнялась, натягивая на себя все, что попадалось под руку.
Он сел рядом с ней. Она попыталась отодвинуться, но он крепко держал ее и не отпускал. Она не чувствовала, что по лицу давно текут слезы, она испытывала только огромное непреодолимое желание выброситься в окно, чтобы ее бесчестье разбилось на тысячи мелких осколков, чтобы от памяти не осталось следа, чтобы было разбито это истерзанное, предавшее ее тело.
Он начал покрывать поцелуями ее ноги, говоря что-то ласково и нежно.
До нее доходили обрывки фраз, мольбы о прощении, но она не понимала и не слышала их.
Лиза снова провалилась в полузабытье, теряя остатки сознания. Ее преследовало видение огненного шара, в котором сконцентрировались ее боль, горе и отчаяние, он все разрастался и разрастался, сжигая собой все пространство вокруг.
Никита оглядел запекшиеся полоски крови на своем теле. Надел рубашку – все скрылось от посторонних глаз. Подойдя к зеркалу, он заметил тонкую царапину на шее. Он оглянулся на Лизу. Ее состояние начинало его беспокоить: она стонала и вздрагивала, словно находясь в полубреду. Опасаясь за ее рассудок, он поискал аптечку. Нашел валерьянку и снотворное. Помедлив, он взял и то, и другое. Принес стакан, на четверть наполненный водой и накапал туда лекарство. Приподняв девушке голову, он влил ей в рот жидкость из стакана. Она судорожно глотнула и по ее телу снова прошла дрожь.
Окинув профессиональным взглядом комнату, он хладнокровно принялся за уборку. Разорванную одежду со следами крови он решил унести с собой. Другим вещам было возвращено их прежнее место.
Через некоторое время уже нельзя было заметить следов отчаянной борьбы. Он закрыл окно, поцеловал Лизу в губы. Она беспокойно спала, всхлипывая и содрогаясь.
Он долго смотрел на нее, потом тихо вышел, прикрыв дверь в ее комнату. На полочке взял ключи и запер за собой входную дверь. Ключи сунул в карман и, постояв на площадке, пошел вниз.

* * *
Данька чувствовал себя виновато. Он даже не позвонил, чтобы поинтересоваться, как Лиза добралась домой, но, доверяя Никите, как самому себе, он не допускал иной мысли, что Лиза давно спит. Голова гудела от выпитого шампанского, но он чувствовал в себе неукротимую силу, которая нисходит на человека, когда оправдываются усилия всей его жизни.
После полуночи Лера затащила его в ночной клуб, чтобы продолжить вечеринку. Они почти все время целовались. Даню восхищала способность Леры без смущения целоваться на людях. Нынешний вечер знаменовал собой начало бесконечного праздника жизни.
Веселье, граничащее с неистовством, утомило обоих за пару часов. Они вышли в полутемное фойе, куда почти не проникали звуки из зала.
Лера долго боролась с собой, но, наконец, не выдержала и, прильнув к Даньке, спросила в упор:
– Ты меня любишь?
Не выпуская девушку из объятий, чтобы, даже солгав ей, не утратить наслаждение моментом, он нежно прошептал:
– Люблю.
– Так она все-таки существует? – Лера бросила на него благодарный взгляд.
– Кто?
– Твоя любовь.
– Почему бы ей ни быть?
– Когда я заговариваю о своих чувствах, ты каменеешь.
– Лучше не надо копаться в моей душе, – взмолился Даня.
– Если ты сам не хочешь заглянуть в свою душу, значит, это должен сделать кто-то другой, – проговорила Лера с внезапным отчаянием.
Даня понял, что этот вечер был для него только паузой среди напряженной работы, глотком обжигающего воздуха перед тем, как снова погрузиться в пучину. В эту ночь щедрость давалась ему легко – он чувствовал себя всемогущим и готов был любить весь мир. Но завтра, уже сегодня, он пожалеет, если позволит себе нечто большее.
– Людям не дано любить все время. Если они делают вид, что это не так, они лгут, – спокойно сказал он.
– Неостроумно.
– А я и не думаю острить.
– Как ты можешь говорить такие вещи! – Произнесла она так, словно умоляла его остановиться. – Ведь я тебя так люблю!
– Мало я тебе доставил неприятностей?
– Что ты, одно сплошное удовольствие!
Он вздохнул и, отстранившись от нее, закурил.
– Значит все неправда? – Резко спросила она.
– Правда – это то, во что люди верят, – назидательно сказал он. – Ты веришь в то, что у тебя разбито сердце, хотя лучший в мире врач не найдет на нем и царапинки.
Ей никогда не приходило в голову, какими скудными крохами довольствовалась ее любовь. Но когда ее вежливо отстранял любимый человек, это было самое тоскливое чувство, какое она когда-либо знала. Ей было проще умереть, чем вынести это тяжкое бремя.
– Когда вы, молодой человек, хотите развязаться с тем, кто вам надоел, вы делаете это с блеском! – Она очень старалась не расплакаться, и ей это удалось. – Давай вернемся в зал и будем танцевать до одурения.
Под утро Даня отвез Леру домой на такси. Изображая то оживление, то ласковую покорность, она все пыталась завлечь его к себе, надеясь на чудо, и, взглядом умоляя его доказать, что он считает ее частью своей жизни. Чувствуя, что выпил не настолько много, чтобы поддаться на ее уловки, Данька схитрил и улизнул. Он оправдывал себя тем, что дико устал.
В ванной шумела вода, Данька побарабанил пальцами по двери:
– Я дома!
Ответом была резко наступившая тишина. Через пару минут Лиза открыла дверь. Она была мокрая, взъерошенная, похожая на маленького воробышка. В руках она держала полотенце, но струйки воды беспрепятственно стекали по ее волосам.
Данька опешил. Сестра никогда не появлялась перед ним в подобном виде. Остро пронзило осознание того, что с ней что-то случилось.
Лиза бросилась к брату, прижавшись к нему с немой мольбой о помощи.
Он ласково обнял ее, погладив по голове.
И от этой нежности, от участия, от его неведения, что она пережила этой ночью, она разрыдалась горько и безутешно.


II ЧАСТЬ (Безбожно сокращаю для повышения "удобоваримости" и посвящаю моей любимой читательнице Маше Г.: не всё сразу - постепенно, собираясь с силами)


Они стояли на лестнице. Дверь за Данькиной спиной была приоткрыта, но там царила мертвая тишина. Никита молча протянул ключи, Данька так же молча сунул их в карман. Никита угадывал скрытое страдание в непринужденности Данькиных движений. Ему было бы понятнее, если бы Данька ударил его, выплеснул на него свою боль и ярость, заставил оправдываться и вымаливать прощение. Но он молчал. Это скорбное молчание сокрушало, ибо выражало не только готовность противостоять, но и презрение к предательству. Нерушимому братству пришел конец.
Никита смотрел в пространство лестничного пролета.
– Я был у ваших родителей. Они не против, чтобы мы с Лизой поженились.
– Что за бред! Мне даже неинтересно, что ты им наплел, – беззаботным тоном, рассчитанным на то, чтобы взбесить его, сказал Даня.
Никита сжал кулаки, превозмогая желание двинуть Даньку.
– Я люблю Лизу и намерен жениться на ней. Не тебе решать ее судьбу.
– И не тебе, это уж точно!
– Слушай! – С горячностью прошептал Никита. – Ты прекрасно знаешь, как я к ней отношусь. И я не собираюсь оправдываться, что не сознавал, что делал. Сознавал! Я хотел этого больше жизни! А теперь не стой у меня на пути, черт тебя дери! Она выйдет за меня! И иди ты к дьяволу со своей моралью!
– Ты поступил, как последняя сволочь, – отчетливо выговаривая слова, тихо ответил Даня.
Никита изо всей силы стукнул кулаком по перилам. Гулкий звук разрядил тишину.
– Ты забыл, что она меня тоже любит!
– Это в прошлом, – в Данькиных глазах блеснула ярость, – и ты знаешь это не хуже меня.
– Дай мне поговорить с ней.
Данька снова замолчал. Он будто надеялся, что Никита скажет или сделает что-то такое, что он сможет, если не уважать его по-прежнему, то хотя бы поверить в существование неких оправдательных мотивов. Его душа разрывалась между безграничной любовью к сестре и братской близостью к другу.
Никита неожиданно оттолкнул его и вошел.
Данька бросился удержать его, но Никита успел распахнуть дверь в комнату Лизы. Он остановился на пороге, потрясенный произошедшей в ней переменой. Его уверенность на миг исчезла. Он увидел в ее глазах глубокую молчаливую тоску, словно ее вырвали из жизни и насильно сделали обитательницей страшной страны смятения. Она выглядела бледной, осунувшейся и усталой. Губы плотно сжаты, лицо застыло, живыми казались только глаза, полные тоскливого раздумья.
Она сидела на своей софе, закутавшись в плед, и вздрогнула от звука решительных шагов, но не сразу осознала, что в дверном проеме возникла фигура Никиты.
Данька резко схватил Никиту за плечо:
– Проваливай, тебе здесь нечего делать!
Никита стряхнул его руку:
– Я все равно не уйду.
Данька встревожено вопросительно посмотрел на сестру. Лиза вздохнула и едва слышно спросила, обращаясь к Никите:
– Разве ты еще не все получил, чего хотел?
Никита покорно опустился перед ней на колени:
– Прости меня!
Ее глаза стали ледяными. Она не могла избавиться от ощущения, что все это уже однажды с ней было. До этого момента она сама не сознавала, как ей хотелось умереть, думая о прошедшей ночи.
– Я стараюсь поверить, что это только сон. Страшный сон.
Никита склонил голову, ни на минуту не забывая о своей цели:
– Прощение – сила, а месть – слабость. Я прошу снисхождения и милосердия! Прими решение, о котором, клянусь тебе, ты не пожалеешь. Выходи за меня замуж!
Лиза горько усмехнулась и обратилась к Дане, ища в его взгляде поддержку:
– Это шутка?! Ведь я по его лицу вижу, что он не раскаивается, и не за прощением пришел!
Никита коснулся ее, но она мгновенно дернулась, отстраняясь.
– Ты хочешь посмотреть, не умерла ли я от боли? Придет время, эта беда успокоится! Но я никогда, слышишь никогда, не забуду, как мерзко ты поступил!..
Никита спиной почувствовал напряжение, исходящее от Даньки и поднялся.
 – Прошу тебя, выходи за меня замуж. Я очень люблю тебя! Клянусь, что никогда больше не притронусь к тебе... против твоей воли. Давай попробуем начать все сначала.
Лиза поежилась под пледом, будто от холода. Она снова посмотрела на Даньку и, вдруг, спросила:
– А что потом?
– Когда? – Не понял Никита.
– Как жить дальше?
– Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы мы были счастливы.
– Не давай пустых обещаний.
– У меня и сомнения нет на этот счет!
– Я тебя не люблю! И не смогу полюбить. Упиваться ненавистью к собственному мужу – это так трагично, – Лиза усмехнулась. – Ты поклялся не прикасаться ко мне без моего согласия? Ты согласен быть формальным мужем? Чтобы скрыть позор и спасти репутацию, я должна благодарить тебя за этот подарок? Какой рыцарский поступок!
– А мне всегда казалось, что ты держишь в руках мое сердце, – грустно сказал Никита.
– Оно выпало у меня из рук, когда я обманулась в своих ожиданиях. И под ним проломился пол – вместо сердца был каменный булыжник!
Даня изнемогал от тщетного желания помочь сестренке хоть чем-нибудь. Он жадно прислушивался, оценивая каждое слово, готовый разразиться гневом при малейшем намеке на пошлые оправдания.
Никита был наделен проницательностью и, не уловив в воздухе запаха битвы, почувствовал себя надежно защищенным от единственного, имеющегося против него оружия.
– Как часто я находил свою мечту воплощенной в шальных снах! Я умирал от бессилия изменить что-то в реальности! Знаешь, что самое ужасное в кошмарах? Совершенная беспомощность! Когда подступает ледяной страх, надвигается катастрофа, и нет сил, чтобы сдвинуться с места. Это ли не сущность безумия? А я испытывал это наяву каждый раз, когда ты отгораживалась стеной безразличия! Мне необходимо было знать, что ты где-то рядом... и все еще любишь меня...
Тревога и настороженность в Данькиных глазах сменились презрением. Он был уверен, что Мистер Адвокат произносит очередную речь. Он не знал, хватит ли у Лизы способности разглядеть правду через его маневры. Никита всегда был человеком двух стилей: при необходимости мог быть очень убедительным, но, в сущности, всегда был осторожным и хитрым дипломатом.
Страшная, как сама смерть, мысль, вдруг, посетила Лизу. Она вспомнила злополучную записку из Данькиного кармана! Все встало на свои места, но жизнь, вместе с тем, потеряла смысл. Данька все знал! Как легко теперь объяснить его отсутствие в ту жуткую ночь. Лизу словно оглушили: на миг исчезли краски и звуки, перед глазами стало темно, в висках гулко застучало. Открылся совершенно иной, неожиданный смысл их пребывания здесь и сейчас, стоящих над нею в ожидании, когда девочка станет послушной. Как иначе объяснить то, что Данька не спустил с лестницы ее обидчика? И как объяснить вообще все, что не поддается объяснению? И как не сойти с ума, почувствовав сейчас такую сильную ненависть к тем, кого недавно любила всей душой?
– Я согласна.
Данька вздрогнул в прежнем смятении. Никита ощутил, как душу охватило нечестивое ликование.
Лиза подняла голову, в ее глазах горели торжество и отчаяние одновременно:
– Я согласна стать для тебя той, кого ты так хотел заполучить – формальной женой.
«Какая разница, если вы все решили…» – подумала она обреченно.
Никита наклонился и поцеловал Лизу, удивляясь про себя, что ее ранимость оказалась настолько обманчивой: она равнодушно снесла это прикосновение. Он все еще сомневался, что услышал именно то, что хотел услышать. Когда надежды разгораются, ожидание превращается в пытку, а он не мог больше ждать.
Данька тщетно пытался унять боль:
– Лиза, что ты говоришь?! Он же циник! Только осязаемый результат имеет для него смысл! Он получит тебя полностью и сгубит твою жизнь окончательно.
– А разве он уже не получил меня полностью? – Лиза горько усмехнулась. – Он никогда не был ординарен, ни в словах, ни в делах. От него всегда ждали чего-то незаурядного. Разве он обманул наши ожидания?
Никита слушал, не вмешиваясь. На какое-то мгновение он заколебался, почувствовав в ее словах невыразимую горесть и безнадежность, будто она наудачу, от отчаяния, делала шаг в бездну. Его необузданная энергия смягчилась от ее невыплаканных слез. Но он уже сам поверил в свою невиновность и понял, что действительность превзошла его давнюю мечту.
Даню разозлило его молчание:
– Вот черт! Создать себе репутацию выдающегося адвоката и так банально врать! Не верь ему, Лиза! Он только искал подтверждения своей теории, что первая любовь не проходит, и ты все еще любишь его!
Лиза равнодушно отвернулась:
– Наверное, в теории он гений...  А на практике – варвар.   
Никита ушел, а брат все не решался войти в комнату сестры, опасаясь, что найдет ее безвозвратно изменившейся. Наконец, он решился. Она не сменила позы, и ему показалось, что она замерла в отчаянии от необдуманных решений. Перед ней лежала кучка мелко разорванного бумажного листа, в которой Данька, даже постаравшись, не узнал бы листок из ежедневника Никиты. Данька опустился рядом с ней. Ее голова легла на его плечо. Он начал ласково перебирать ее локоны, сплетая и расплетая пряди волос.
– Ты же не собираешься выходить за него, так?
– А у меня есть выбор?
– Девочка моя, ты заблуждаешься сейчас! Поверь, тебе необязательно идти на это. Да и кому ты сделаешь хуже?
Лиза поняла, что не перестанет любить брата, даже если он причастен к ее страданиям. Слишком велика была ее любовь к нему. И если не ему доверять в этой жизни, то кому? И если его участие и забота о благополучии – это любовь, то она сделает так, как он хочет.
Лиза легонько погладила брата по шершавой небритой щеке:
– Тут кто-то нервничает?
– Никто, кроме одного типа, – ответил он и потерся щекой о ее руку.
Она обрадовалась нежности в его глазах, но по лицу поняла, что он ищет оправдание ее спешной покорности и не находит.
– А если моя детская влюбленность вернулась? – Спросила она, заглянув в его глаза.
– Неправда! – Вырвалось у него. – Ты только что это придумала!
– А что тут плохого?
– Твоя мечта выйти за него замуж давно растаяла, вместе с твоим детством.
– Помнишь, с какой одержимостью я хотела добиться его благосклонности? Как важно было для меня его внимание и отношение, – в ее голосе послышалась ирония над собственными грезами. – И вот мои мечты разом потеряли всякую ценность, а я сижу и думаю, кто же в этом виноват: я из-за того, что разлюбила его, или он – из-за того, что полюбил меня.
– Надо жить сегодняшним днем, – глухим голосом сказал он, осторожно убирая руку с ее волос. – Зачем тебе ворошить старые чувства?
– Я нечаянно, – прошептала она.
Он взглянул на нее с тревогой, но она улыбнулась.
– Так я и думал, – проговорил он.

* * *
Через три недели Лиза прошла тест на беременность. Он оказался положительным. Больше всего на свете она хотела бы радоваться этой новой жизни в новом мире. Она чувствовала, что ей это дано! Но она вознамерилась испортить жизнь Никите, а беременность лишала ее этого «удовольствия». Мимолетное сомнение тотчас же угасло, она поняла, что ни за что на свете не позволит своему малышу участвовать в ее войне. Это значило, что нужно объявить перемирие. Она ласково погладила свой животик, прислушиваясь к тем изменениям, которые неизбежно должны были происходить внутри нее. Она будет вознаграждена за пережитые мучения!
После дождя утро сверкало всеми переливами мокрых красок. Все казалось резким и чистым. Свежий воздух смягчался сыростью, и хотелось вдыхать этот особенный запах.
Лиза чуть не вскрикнула от неожиданности, когда машина остановилась прямо перед нею, и Никита, нагнувшись, открыл дверцу. Вид у него был самоуверенный и, как всегда, безупречный. В нем чувствовался задор человека, решившего идти напролом. Помедлив, она села в машину, пытаясь унять откуда-то взявшуюся дрожь.
– Ты очаровательна! – Никита разглядывал девушку, повернувшись к ней вполоборота.
– И погода сегодня хорошая...
Он посмотрел сочувственно и приветливо.
– Согласен. Разве эта мысль не наполняет тебя радостью?
– Какая?
– Ты очаровательна в любую погоду.
Лиза сидела неподвижно, напряженно глядя перед собой.
– Я был занят вчера, не смог позвонить. Как прошел день?
– Прекрасно прошел.
– Как на работе?
– Прекрасно.
– А настроение сегодня с утра?
– Прекрасное. Говорю: все прекрасно.
– Чуть не забыл! – Он вытащил из кармана глянцевые визитки.
– Что это? – Равнодушно спросила она, не взглянув.
– Ты можешь заказать самое лучшее свадебное платье, какое твоя душа пожелает. И, пожалуйста, не думай о деньгах, ты можешь выбрать самое дорогое.
– Никакой свадьбы не будет, – медленно сказала Лиза.
Никита ощутил ленивое желание подразнить ее:
– Тебя не пугает собственная смелость?
– Ты мне угрожаешь?
– Ничуть. Но удивлен твоей строптивостью. Мне казалось, что я тебя немного укротил. Нет?
Лиза вспыхнула от напоминания.
– Свадьбы не будет, – упрямо повторила она. – И белого платья не будет, и фаты. Зачем эта комедия?
Он увидел, как порозовели ее щеки. Он пристально смотрел на девушку, угадывая ее мысли, которые она и не стремилась скрыть. Так явно было ее страдание.
– Согласен, – не сразу ответил он, – это не самое главное.
Лиза, наконец, повернула к нему голову. Ему давно уже хотелось, чтобы она сделала это. Лицо ее оказалось так близко, что он мог поцеловать ее. Она смотрела на него, раздумывая, сказать ли ему нечто, что является важным для нее. Он мгновенно понял, что она готова поделиться с ним чем-то заветным, что светится в глубине ее глаз и тревожит ее. Он ждал, не сводя с нее взгляда.
– У меня будет ребенок, – тихо сказала Лиза.
У него на секунду перехватило дыхание, так поразило и тронуло его это известие. Он был растроган. Его захлестнул порыв благодарности за это откровение и за этот бесценный подарок, но эти глаза умоляли его не трогать ее. Он с трудом взял себя в руки и сделал вид, что не понимает ценности этого дара.
– Я рад, – улыбнулся он.
Ее беспомощный взгляд скользнул по его улыбке, она поняла, что он не собирается к ней прикасаться, и снова отвернулась.
– Я первый узнал об этом, так ведь? – Спросил он.
Она кивнула.
– Я знаю, что ты чувствуешь сейчас, – продолжал он почти шепотом, – и знаю, что это для тебя значит. Я этого никогда не забуду.

* * *
Очертя голову бросившись в эту битву, Никита ее выиграл. А победителей, как известно, не судят. Его одолевала настоятельная потребность действовать и доказать всем, что судьба выбирает достойных.
Лиза и слышать ничего не хотела не только о свадьбе, но и о том, чтобы переехать к Никите. Ее страшила сама мысль о том, что она останется с ним наедине в его стенах. Между ними пропало ощущение близости, которое возникало прежде, когда они были лишь друзьями – им больше нечего было сказать друг другу. Лелея в сердце планы о мщении, и тысячи раз мысленно рассчитывая каждый свой шаг, она внутренне содрогалась от своего собственного бессилия и сознавала, что не способна стать безжалостной даже на мгновение.
Никита, по каким-то известным ему каналам, добыл свидетельство о браке. Он принес и торжественно вручил его Лизе.
– Ну, вот, родная, теперь ты моя жена, и все у нас будет так, как и должно было быть.
Бессмысленная бумажка жгла ей руки, и она не могла заставить себя взглянуть на то, что казалось фальшивым. Что-то болело внутри, застилало влагой глаза, и она не хотела признаваться самой себе, что не замечает нелепости своего положения. «Ну и пусть», – думала она, – «все равно все будет хорошо, ведь теперь у меня будет малыш».
– Мне это ни к чему.
– Перестань ребячиться. Неужели ты думаешь, что упрямство на каждом шагу – целесообразное вложение молодой энергии?
– Это не упрямство – это мое отношение к тебе и к твоим способам получения желаемого.
– Конечно, я только и делаю, что насилую безобидных овечек, у которых девственность – самая величайшая драгоценность!
– Ты чудовище!
– А ты красавица! Вместе мы составляем идеальную пару, правда?
За его небрежностью скрывалась насмешка, но он в силах был снести еще один акт неповиновения. Он делал вид, что все идет так, как он запланировал. Он говорил себе, что со временем все станет на свои места, и она, отомстив ему за его неуемную страсть пренебрежением, сменит гнев на милость. И если он прежде срывался от ее равнодушия, то теперь его выводила из себя ее спокойная сдержанность.
Перешагнув через собственное самолюбие, Никита согласился переехать к Лизе и Даньке. Но его снова ожидал бунт: Лиза ни за что не соглашалась разделить с ним свою комнату. За нескрываемым неприятием проглядывала нарочитая дерзость. Лиза выставила из своей комнаты прежде любимую софу. Отныне это был лишь предмет, лишивший ее сна и напоминающий о пережитом кошмаре. И вообще, сменив обстановку спальни, которая больше походила теперь на рабочий кабинет, она ясно дала понять, что ни с кем не желает делить его.
На протест Никиты и иронический выпад Даньки, что, будучи ребенком, она сама напророчила подобную ситуацию, она ответила, что ее беременность протекает не настолько легко, чтобы она могла позволить себе брачное ложе. Несмотря на притянутую за уши причину, ее оставили в покое. Никита большего не требовал. Даже в минуты, когда его распирала неуемная жажда изменения своего положения, он придерживался учтиво-вежливого тона. Хуже всего было Дане: ему не давало покоя предательство друга и его вторжение в жизнь самого дорогого человека. Крайне озабоченный внутренним состоянием Лизы, Даня изо всех сил старался сохранить видимость мира, хотя это и не имело ничего общего с тем, что царило в его душе. Рушились все причинно-следственные связи, ничто не подчинялось уже законам логики. Двое самых близких для него людей, стали портить жизнь друг другу с видимым усердием.

* * *
Никита, вопреки желаниям Лизы, решил отметить начало их совместной жизни. Он обещал устроить все в лучшем виде, и Лиза сочла разумным не спорить.
Не участвуя в подготовке торжества, Лиза с изумлением наблюдала, как чужие люди украшали ее дом, переставляли мебель, доставляли еду, сервировали стол. Возмущенная до глубины души посягательством на ее право быть хозяйкой в своем доме, она чувствовала себя бессильной что-либо изменить.
Даня, специально ли, намеренно ли, отговорился срочной однодневной командировкой, уехав еще до рассвета, и Лизе некому было выплеснуть свою обиду и разочарование.
Никита явился в середине дня возбужденный и радостный, с яркой шикарно упакованной коробкой. Уведя Лизу в ее комнату, он заставил ее распаковать свой сюрприз, и с удовольствием наблюдал, как ее глаза загораются восхищением. Это было очень дорогое и изящное платье. Лиза никогда не имела подобных вещей, и искушение примерить это великолепие было сильно, но она увидела выражение лица Никиты и отложила подарок.
– Тебе не нравится?
– Красиво.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Ты ждешь благодарности?
– Я жду, что ты наденешь его сегодня вечером.
– А если нет?
– Разве тебе не хочется выглядеть роскошно перед гостями?
– Мне безразлично, что подумают обо мне твои гости.
– Вот как? Даже если они узнают предысторию нашего брака?
– О, это будет так пикантно, – зло сказала Лиза.
Никита сунул ей платье в руки:
– Ты будешь в нем, даже если мне придется силой натянуть его на тебя!
Лиза понимала, что ее самолюбие пострадает, если она позволит понять другим, что с ней произошло. Ее передернуло от мысли, что детали ее позора будут передаваться из уст в уста, обрастая новыми домыслами. Никто и никогда не узнает о подробностях ее замужества!
Дрожащими руками она взяла великолепное платье и, боясь, что сейчас разрыдается, натянуто улыбнулась:
– Хорошо, если ты хочешь возместить мне то платье, с которым расправился, как дикарь.
Его взгляд с откровенностью скользнул по ее губам, плечам, груди. Он усмехнулся:
– Это довольно близко к правде.

* * *
На балконе было очень холодно. Но Лиза не замечала холода, погруженная в свои раздумья. Сердечный дружеский союз, объединявший всех троих, распался, будто его и не было. Да его и в самом деле не было. Она сейчас осознала это. В короткое быстро промелькнувшее мгновение, она поняла, как опасен Никита, когда нет никакой возможности предугадать его намерения. Ничто на свете не остановит его, вот почему неясная тревога, сжимавшая ее сердце, превращалась в панику, когда они оказывались наедине. Она возненавидела себя за свою запоздалую проницательность.
– Какое легкомыслие – стоять на холоде в этом наряде! – Голос Никиты вывел ее из задумчивости.
Он окинул ее одобрительным взглядом:
– Ты так женственна и... беззащитна в этом платье! Ты заметила, что мужчины не сводят с тебя глаз? Давай вернемся, пока ты совсем не замерзла.
Он открыл перед ней дверь и проводил ее восхищенным взглядом.
По общему мнению, праздник удался. Никита сиял, его переполняло ликующее возбуждение. Лиза казалась спокойной, но молчала потому, что была ошеломлена. Столько незнакомых людей, обволакивающие взгляды, сдержанные разговоры за ее спиной. Она чувствовала себя чужой в собственном доме. Где-то нарастала боль, быстро перешедшая в леденящую скуку. Хотелось закрыться в своей комнате, и там дождаться ухода этих посторонних людей, которые просто не имели права на вторжение в ее мир. Им безразличны ее переживания, так пусть убираются поскорее!
Никита пригласил Лизу на танец, точнее заставил ее подчиниться, вытащив на середину комнаты и обняв при всех так, что прояви она свое несогласие, ее тонкое маленькое платье непременно осталось бы в его сильных руках.
Лиза горько усмехнулась про себя, когда поняла, что многие из девушек ей завидуют. Никита улыбался им направо и налево, щедро расточая свое сексуальное обаяние, но влюбленными глазами смотрел только на жену.
– Разве ты не чувствуешь приятного возбуждения?
– Тебе неплохо удается втирать очки всем без исключения, – еле слышно прошептала Лиза, злясь на собственное бессилие.
– Небольшая затрата времени окупится с лихвой, – Никита бросил на нее гордый, окончательно взбесивший ее взгляд.
– Ты можешь себе это позволить, тебе это кажется невинной шуткой!
– Ты хочешь поставить меня на место?
– Великий дар – счастье, за которое не придется расплачиваться.
– Терпеть не могу этот твой многозначительный тон, – насмешливо сказал он, – у меня от него начинают мурашки бегать.
Его глаза потемнели от ликующего торжества, когда раздались возгласы, перешедшие в дружный крик: «Горько!»
Лиза побледнела, глаза ее смотрели сурово и сосредоточенно, когда он наклонился к ней и коснулся губами ее губ. Раздались ободряющие выкрики и хлопки, кто-то выстрелил шампанским. Никита провел кончиком языка по ее губам. Лиза дернулась и высвободилась.
– За что мне это все? – Произнесла она с такой горечью, что голос ее дрогнул.
Он ничего не ответил, повернулся к гостям и перестал обращать на нее внимание. К нему подскочила какая-то девушка и пригласила на следующий танец, лишив Лизу «приятной» компании.
– Ваш муж наделен не только твердым характером, но и огромным обаянием! Давайте за него выпьем!
Лиза удивленно оглянулась. Рядом стояла элегантная дама лет тридцати пяти, держа в руках бокалы с шампанским. Один она протянула Лизе.
Лиза приняла бокал, улыбкой поблагодарила за внимательность.
– У него такие чувственные губы.
Лиза с трудом сдержала нервный смех, ей никогда бы не пришло в голову обсуждать Никиту с этой стороны. Дама протянула ей тонкую руку в кольцах:
– Нас не представили. Алина. Я недавно работаю с вашим мужем, но уже покорена его талантом: он прирожденный адвокат.
Лиза пожала протянутую руку и склонила голову, наблюдая, как пузырьки шампанского устремляются вверх.
– Человек, так щедро одаренный матерью-природой обязан сделать блестящую карьеру! Вы тоже так думаете?
Лиза неопределенно кивнула, продолжая смотреть в бокал.
«Бедная девочка!» – подумала Алина. – «Чем же она сразила такого мужчину? Должно быть, красота возмещает недостаток мозгов». Алина повертела головой в поисках более достойного собеседника. И хорошо бы собеседником был мужчина, утонченный, но не слишком, с дерзким взглядом и крепкими мышцами.
«Боже!» – Меланхолично подумала она. – «Везет же дурочкам!»
– Давно вы знакомы с Никитой? – Спросила она, продолжая стрелять глазами.
– Всю жизнь, – Лиза оторвала взгляд от своего шампанского. Она так и не сделала ни одного глотка.
«Крайне досадно!» – Думала Алина. – «Непонятно, как он терпит эту скукоту». Внезапно ее озарило: «В постели не нужен особый интеллект! Вот в чем тут все дело!»
– Никита, как мне кажется, избалован женским вниманием, как вам удалось переплюнуть всех?
Лиза пожала плечами.
«Можно посчитать сколько раз в день она открывает рот!»
– Интересно, ваш брак по расчету или по любви? – В грубой прямоте чувствовалось надменное презрение здравомыслящего человека, который старается добиться толку от прирожденного глупца.
– Никита не так богат, чтобы нельзя было послать его к черту.
Алина томно прикрыла глаза: виновник их беседы направлялся прямо к ним, будто угадав, о ком идет разговор.
Никита бросил беглый взгляд на Лизу и улыбнулся Алине в полной уверенности, что она сражена его чарами:
– Надеюсь, ты хорошо проводишь время?
– Конечно! Я познакомилась с твоей женой.
– Прекрасно.
– Она много хорошего рассказала о тебе, – с такой неподдельной искренностью заверила Алина, что Лиза чуть не задохнулась от изумления.
– Вот как? – Усмехнулся он, снова взглянув на жену.
Он взял под руку Алину и повел танцевать. Они не оглянулись на Лизу.
– Фантазии – вещь неплохая, – пробормотала Лиза.
Постепенно гости начали расходиться.
Рыжая девица, которую Лиза видела первый раз, поцеловала ее в щеку и жарко шепнула на ухо:
– Ты выиграла Джек-пот, подружка.
Общий знакомый Дани и Никиты, хлопнув Никиту по плечу, одобрительно заключил:
– Вам обоим несказанно повезло! Какая пара!
Он дружески пожал руку Никите и с нескрываемым удовольствием поцеловал руку Лизе. Его спутница, экзальтированная особа, церемонно обняла Лизу, касаясь своей щекой ее щеки:
– Все было великолепно! Никита – потрясающий муж! Вы потрясающая пара!
Лиза стиснула зубы, удерживая на лице улыбку.
Вереница незнакомых лиц, повторяющиеся поздравления, шутки относительно того, что молодых пора оставить наедине.
С уходом последнего гостя, Лиза перестала сдерживаться и, опустившись в кресло, закрыла лицо руками.
– Тебе нездоровится? – Участливо поинтересовался Никита.
– Да, мне очень плохо, – глухо сказала Лиза.
Он сделал вид, что не понимает истинную причину ее подавленности. Он нахмурился, испытующе посмотрел на ее страдающую фигурку и, стараясь говорить спокойно, сказал:
– Тебе нужна расслабляющая ванна и хороший сон. Подожди немного, я все устрою.
Он переоделся в потертые джинсы и футболку. Через десять минут тоном, не терпящим возражений, он велел ей идти в ванную.
Лиза хотела только одного: не видеть его, – и сразу же повиновалась, радуясь возможности хоть где-то побыть одной.
Вода была такой температуры, как надо, густая пена благоухала запахом розы, сандала, шафрана и, как ей показалось, была нотка валерианы. Но разбираться в составляющих этого блаженства ей хотелось меньше всего. Она с наслаждением погрузила руку в теплую ласку мягкой пены и дернула пробку. Дождавшись, когда стекут последние капли воды, она встала под душ.
Когда она вышла из ванной, закутанная в длинный халат, Никита уже ждал ее с бокалом красного вина в руке:
– Выпей это, чтобы хорошо выспаться.
Спорить было бессмысленно, Лиза сделала маленький глоток. Она попыталась унять непроизвольную дрожь, когда его пальцы скользнули за ворот ее халата. Истолковав ее нерешительность по-своему, Никита холодно скомандовал:
– Выпей все, это не повредит ребенку!
При упоминании о ребенке, Лиза попятилась, и бокал выскользнул из ее руки.
На ковре образовалось кроваво-красное пятно, от которого Лиза не решалась отвести испуганного взгляда.
Никита вдруг взорвался и, стиснув жену за плечи, в глухой злобе тряхнул ее. Он силой усадил ее в кресло и, нависая над ней, безжалостный, как тень, закричал:
– Хватит изображать поруганную невинность! Ты давно уже моя жена! Если упрямство нужно вытрясти из тебя силой, я сделаю это, так и знай!
Он грубо рванул халат на ее груди. Она содрогнулась от ужаса, пытаясь сопротивляться, из глаз брызнули слезы бессилия. Он, продолжая сжимать ее в своих руках, ощутил боль и страх, скрывающийся за ее напряженными мышцами.
– Иди ты к черту! – Вдруг в сердцах сказал он, отпустил ее и вышел, громко хлопнув дверью.
Не веря в свое освобождение, она еще сильнее вжалась в кресло и побелевшими губами едва слышно прошептала:
– Я уже давно там...
Холодный комок где-то в желудке начал постепенно таять, сердце стало биться ровнее, воспоминание о железной хватке отдавалось болью в плече.
Подойдя к зеркалу и спустив халат с ноющего плеча, Лиза увидела большой кровоподтек, который грозил со временем превратиться в страшный синяк.
Она  рассеянно провела рукой по пылающему плечу.
Когда вошел Даня? Что он увидел? О чем думал, стоя в исступленном молчании у порога? Лиза слишком поздно заметила его и, спешно поправляя халат, не могла поручиться, что он ничего не понял.
– Привет!
– Он что, бьет тебя? – Глухо спросил Даня.
– Что ты! – Искренне возразила она. – Я ударилась в ванной, такая неловкая.
Даня прищурился, стараясь по ее ускользающему взгляду угадать правду, но не обнаружил ничего, кроме жизнерадостной приветливости.
– А где Никита? – Поинтересовался он.
– Пошел провожать гостей.
Взгляд Дани вдруг наткнулся на винное пятно:
– Боже, а это что?!
– Всего лишь вино, – улыбнулась Лиза, – мы пока не поубивали друг друга.
– Но, по-видимому, дело к тому идет, – мрачно заключил Даня.
Лиза пожала плечами, не сомневаясь, что ее умный брат догадывается обо всем. Он отличался умением читать ее мысли и предугадывать ее поступки, так отчего же ему не разобраться в ее чувствах?
Лиза отвернулась к окну, наблюдая за игрой детей во дворе. На какой-то миг ей удалось отвлечься от своих мыслей, и она поймала себя на том, что улыбается, глядя на детские шалости. Она подумала, что брат – единственный, кто может посоветовать, как ей жить дальше. Но, повернувшись, она увидела, что комната пуста.

* * *
– Как насчет кофе? Я очень спешу.
Даня поднял глаза. Лениво, словно обдумывая ответ, он проследил глазами, как Лиза впорхнула на кухню и остановилась перед ним с забавным просительным выражением.
– А тебе можно пить кофе?
– А тебе можно есть сыр? – Лиза кивнула на его бутерброд.
Данька усмехнулся, терпеливо разъясняя, словно втолковывая очевидную истину:
– В твоем положении нельзя пить много кофе, а ты за неделю прикончила целую банку.
Лиза уловила только последнюю часть фразы:
– Так что, кофе нет?
– Уже нет.
Она обиженно надула губки:
– А сам ты что пьешь?
– Чай, – безобидно солгал Данька.
Лиза устремила пристально подозрительный взгляд в Данькину чашку, улавливая аромат кофе, потом негромко рассмеялась, капитулируя:
– Хорошо, тогда поделись этим своим «чаем».
В углах ее рта еще трепетала лукавая улыбка, когда появился Никита. Гладко выбрит и тщательно одет, он легонько провел рукой по Лизиному плечу в знак приветствия. Ее улыбка исчезла. Никита с плохо скрытым удовольствием, словно демонстрируя свои права, притянул девушку к себе и поцеловал.
Даня сидел с ничего не выражающим лицом.
Никита вдруг подумал, что при своей страстной любви, не использовал еще всех возможностей для ее выражения. Он поспешил исправить свое упущение, начав готовить для Лизы чай. Именно такой, как она любила, по английскому рецепту: средней крепости с ложкой сахара, влитый в молоко, а ни в коем случае не наоборот.
Лиза невозмутимо следила за этой процедурой, отмечая ловкость и хорошую память Никиты. Чай уже стоял перед ней, искусно приготовленный и заботливо поданный, но она нетерпеливо вздохнула:
– Как жаль, что у меня нет возможности оценить этот великолепный напиток, я действительно опаздываю. Пожалуй, я перекушу на работе.
Когда за ней захлопнулась дверь, молчание длилось недолго.
– Сколько еще ты собираешься ее мучить?
– Мне казалось, что это она мучает меня, – парировал Никита, аккуратно переставляя Лизину чашку чая к себе.
– Насколько мне известно, она тебя не любит, – сухо произнес Даня.
– Насколько мне известно, она вообще не способна любить – не твои ли это слова? – Желая утвердить свою позицию на случай разногласий, ответил Никита.
Мгновенно согнав с себя беспристрастность, Даня почувствовал, что теряет самообладание:
– Ты исковеркал ей жизнь!
– Да что ты! – С иронией отозвался Никита.
– Неужели тебя устраивает это положение вещей?
– Надо думать, нет.
– Так оставь ее в покое!
– Ни за что!
– Это из-за того, что она беременна?
– Это из-за того, что я люблю ее.
– Черта с два ты ее любишь!
– Если и существует нечто, на что дается пожизненная гарантия, так это моя любовь к Лизе, – серьезно  сказал Никита, – но мое терпение не рассчитано на такую безбожную эксплуатацию, если оно лопнет, о последствиях даже я не догадываюсь.
– И ты еще говоришь о терпении! – Гневно упрекнул Данька.
– Конечно, – невозмутимо кивнул Никита, – если б оно могло говорить, то сказало бы о себе то же самое.

* * *
Лиза пришла домой раньше обычного. Резкая слабость и головокружение давали понять ей, что в ней происходят особенные процессы, которыми она управлять не в силах. Казалось, жизненная энергия иссякла, все стало постылым и раздражало. Все радости жизни были забыты. Хотелось только провалиться в сон.
Даня оказался дома, он работал за компьютером, что немного разочаровало ее. Она рассчитывала побыть в одиночестве.
Даня по выражению ее лица понял, что должен каким-то образом нейтрализоваться. Он оставил свою работу и отправился собираться. Лиза дала себе слово глубже прятать свои чувства и держаться приветливо, даже когда раздражение переливается через край. При первом же взгляде на его поспешные сборы, ей стало еще тоскливее. Он всегда был оживлен и светился внутренней радостью при ее появлении, теперь же его молчаливая сосредоточенность выражала лишь напряженное состояние ожидания.
– Дань, почему ты уходишь? – Попыталась спасти положение Лиза.
– Звонила Лера, мы договорились встретиться.
– Разве тебе не нужно закончить статью?
– Нужно! – Ему становилось все сложнее удерживать на лице маску безразличия. – Но что касается Леры, так это из-за тебя я должен тратить на нее время. Это ты поощряешь ее к тому, чтобы она доставала меня.
– Нечего сваливать на меня!
– Слушай, я твой старший брат?
– Ну?
– Я должен подавать пример?
– Что ты называешь подавать пример?
– Я должен, как старший брат, подавать пример, – твердо сказал Даня. – Разве я хоть раз выказал тебе недовольство твоим, мягко говоря, странным поведением в последнее время? А между тем, мне совершенно не доставляет удовольствия наблюдать за твоим самоистязанием и делать вид, что все прекрасно.
– Дань, – мягко отозвалась Лиза, – у тебя все перепуталось в голове.
– Да нет, – возразил он, – это у тебя все перепуталось! Если ты любишь Никиту, так нечего делать вид, что тебя мутит от его вида, а если ты, действительно, не выносишь его, то хватит делать из себя мученицу, ты сама обрекаешь себя на страдания. Ты разрываешься между тем, что чувствуешь, и тем, что по твоему мнению, должна чувствовать.
Ее лицо побледнело и странно изменилось, словно она смотрела внутрь себя, не слыша брата. Он рванулся к ней, поддержать. Она отстранила его и попыталась улыбнуться:
– Все не так, – с расстановкой сказала она, – все не так. Я подумаю над твоими словами, но все совсем не так.
– Этот болван совсем измучил мою сестренку, – вздохнул Данька.
Исполненная тайной печалью, она легла и закрыла глаза.
Дневной свет начинал меркнуть, на западе лиловым светом отливали облака. Даня ушел, а Лиза все думала над его словами. Откуда-то из глубин памяти возникали давние образы, переживания, надежды. Лиза вспомнила день своего рождения, когда ей исполнилось шестнадцать. Тогда каждый день казался солнечным, а в душе царила безмятежность. Лиза проснулась оттого, что лучик, пробравшись по подушке, забавлялся с ее ресницами. Она открыла глаза и тут же снова зажмурилась от яркого света, не сразу сообразив, что сон уже закончился. Вскочив, она онемела от восторга: вся комната была заполнена воздушными шарами. Она как будто вернулась в детство – шарики были повсюду: громоздились друг на друге, толпились в углах, на столе, на подоконнике. Но особенно она пришла в восторг от нескольких шаров, зависнувших под потолком. Казалось, что воздушное великолепие расцвело в маленьком пространстве, грозя взорваться оглушительным салютом и заполнить комнату до краев мешаниной красок. Лиза выглянула за дверь и замерла от неожиданного продолжения сказки: из страны детства она попала в романтическую страну грез. Всюду в банках и вазах стояли букеты цветов. Огромные яркие и скромные нежные, ослепительно роскошные и доверчиво простые, – все комнаты напоминали цветочные поляны. Любуясь совершенно невероятным видом, Лиза дошла до Данькиной комнаты и, заглянув в нее, поняла, что эта комната – единственная не подверглась дизайну сумасшедшего художника: все краски в ней соответствовали приличествующему порядку вещей. Хлопнула входная дверь. Лиза с опозданием поняла, что разгуливает по квартире в тонкой сорочке, а ходы к отступлению безнадежно отрезаны. Опасаясь, что Данька пришел не один, она стянула с вешалки его рубашку и накинула ее на плечи, надеясь прошмыгнуть к себе с наименьшими потерями для собственного достоинства. Но Даня был один. Улыбнувшись сестренке, он раскрыл ей свои объятия, и она полетела к нему, как в детстве, замирая от восторга в предвкушении полета к потолку.
Даня схватил ее на руки и закружил в порыве опьяняющей нежности. Его рубашка соскользнула с ее плеч, а он все кружил ее, не в силах остановиться. Она смеялась, пытаясь безрезультатно извернуться, чтобы пощекотать его. Его крепкие объятия слегка ослабли, он с восхищением посмотрел на ее розовые щечки и расцеловал их с особенным смыслом:
– С Днем рождения, родная!
Смеясь вместе с ней, он, наконец-то отпустил ее, предоставляя ей возможность высказать свои впечатления. Придерживая на груди сорочку, она восхищенно выдохнула:
– Данька, спасибо! Это так... это так чудесно! Сначала я боялась наступить на шарики: мне показалось, что я утону в них, но потом... я увидела настоящее море... море цветов! Данька, это было так потрясающе! Жаль только, что все эти цветы скоро погибнут. Это такая красота!
– Умеешь же ты найти ложку дегтя, – рассмеялся Даня, – успокойся, они не погибнут, они уснут, и мы сделаем гербарий.
– Спасибо за эту радость!
Даньке пришлось наклониться, чтобы Лиза смогла дотянуться до его щеки своими губами. А когда она подняла руки, чтобы обнять его, он обвил ее талию своими ладонями и сделал вид, что опять хочет ее закружить. Охнув от перспективы снова оказаться в воздухе, Лиза ловко увернулась и поспешила скрыться в своей комнате.
Никита в тот день появился к полудню. Оглядев цветочное буйство, он удивленно протянул:
– Это что же, Лизу поздравил гусарский полк?
– Нет, – скромно сказал Даня, – только я.
– Боюсь, посреди этого цветопреставления, любой букет покажется жалким, – заключил Никита.
Даня пожал плечами, но Никита продолжал, как бы раздумывая:
– Букет – может быть, но корзина, думаю, – нет.
Никита вернулся к двери и внес огромную корзину с белоснежными лилиями. Даня хмыкнул, находя, что цветочный бум уже походит на фарс, но промолчал.
– Пойду, поздравлю Лизу.    
– Я позову ее.
– Не надо, мне хочется сделать ей сюрприз.
Данька нахмурился, но возражать не стал.
Никита осторожно открыл дверь в комнату Лизы и остолбенел от увиденного. Комната напомнила ему бассейн с шарами, а Лиза, стоя на столе и пытаясь привязать несколько шариков к карнизу, напомнила ему маленькую нимфу: солнечные лучи, пронизав легкое платье, очертили ее изящную фигурку. Она обернулась, услышав знакомый смешок.
– Кит, привет!
– С днем рождения, красавица! – Он поставил корзину на стол у ее ног.
– Спасибо! – Она кивнула на шары, – смотри, как здорово!
– Не ожидал, что попаду в детский сад, – весело проговорил Никита, продолжая разглядывать девушку, стоящую напротив света.
Она попыталась найти место, куда могла бы сделать шаг. Вдруг Никита протянул руки к ней и подхватил ее, обняв за бедра. Лиза вскрикнула от неожиданности, но он держал ее крепко и нежно, слегка ослабевая объятия и позволяя ей соскальзывать вниз по его телу. Платье собралось, открывая ее ноги. Когда ее лицо оказалось на уровне его лица, он поцеловал ее в губы. Ей показалось, что мир переворачивается, и голова закружилась от сладкой истомы. Она поняла, что происходит нечто запретное, когда язык Никиты дерзко проник в ее рот. И с запозданием осознала, что даже не пыталась сопротивляться. Он отпустил ее, она покачнулась, беспомощно хватаясь за воздух. Никита улыбнулся, находя ее слабость восхитительной. Лиза спохватилась и одернула чересчур игриво завернувшийся подол платья. Вошел Данька. С подозрением, глядя на довольного друга и смущенную сестру, он строго осведомился:
– Что у вас происходит?
– А что может происходить? – Невинно спросил Никита, взглянув на заливающуюся краской Лизу
Повисло молчание, которое нарушил сам виновник смятения. Он протянул Лизе неведомо откуда взявшуюся коробочку. На его ладони она казалась игрушечной. Импульсивно подчиняясь его воле, Лиза открыла коробочку и ахнула от восхищения. В ней было изящное золотое колечко с чистым изумрудом. Невероятно красивое. Словно угадав ее мысли, Никита сказал с нежностью:
– Это цвет твоих глаз! С днем рождения!
Лиза все еще любовалась подарком, когда ее пальцы сами захлопнули коробочку.
– Что же ты? Надень его, – попросил Никита.
Лиза покачала головой:
– Никит, это слишком... дорогой подарок.
Он улыбнулся, взял кольцо и требовательно протянул ей ладонь:
– Пожалуйста!
Лиза нерешительно вскинула глаза на брата, но тот сохранял абсолютно непроницаемый вид. Она подчинилась Никите, протянув ему правую руку. Он надел на ее безымянный пальчик свой подарок. Даня недовольно проворчал:
– Это напоминает обручение.
– Так и есть, – просветлел Никита. – Лиза, предлагаю тебе твердую руку и надежное сердце.
Он улыбнулся широкой ослепительной улыбкой, радуясь ее молчанию и расценивая его, как согласие.
– Я очень люблю тебя! Но могу чуть-чуть подождать, пока ты еще подрастешь! – Его рука скользнула по ее талии, он наклонился и поцеловал горящую щеку.
Лиза беспомощно переводила взгляд с Никиты на Даньку и на кольцо, оказавшееся для нее ловушкой. Польщенная до глубины души и обрадованная, она все-таки чувствовала страшную неловкость и не знала, может ли она теперь, уже почти упустив момент, отступить.
Даня выжидающе смотрел на сестру, понимая какое смятение царит в ее душе. Он не верил, что она до конца понимает происходящее. Он угрюмо перевел взгляд  на Никиту. «Куда ты спешишь?» – Было написано на его лице. – «Она же еще ребенок!»
Глядя на Никиту чистыми, полными обожания глазами, Лиза неожиданно уточнила:
– Это что-то вроде помолвки, да?
– Да, – ответил он, не понимая, куда она клонит.
– Значит, еще можно передумать?
Его сердце упало и он, не надеясь получить вразумительный ответ, мрачно спросил:
– Зачем же тебе передумывать?
– Затем, что у меня не было времени подумать, как следует, – легко ответила она. – Я тебя очень люблю, Кит! Как Даньку! Поэтому не знаю, как это...
– Что как? – В нетерпении спросил он.
– Как это – выходить замуж почти за брата?
Данька подивился ее дипломатии и, чувствуя, что стал лишним, поспешил удалиться.
Никита терпеливо возразил:
– Я тебе не брат и люблю тебя иначе, понимаешь?
– Понимаю, Кит. Поэтому мне нужно подумать.
Ему на какое-то мгновение показалось, что девочка кокетничает, и он хмуро спросил:
– Как долго ты намерена думать?
– Не знаю. Но пусть это пока побудет у тебя, – она протянула ему кольцо.
Он покачал головой:
– Это подарок ко дню рождения.
– Но я не смогу его носить, если у него такое значение.
– Хорошо, – согласился он, и голос его смягчился, – наденешь его, когда захочешь сказать мне да.
Лиза с сомнением взглянула на Никиту, но он был тверд и непреклонен в своем решении:
– Я уверен, что тебе очень скоро захочется его надеть, – добавил он.
Той ночью Лиза снова и снова вспоминала объятия Никиты. Ее бросало в жар от мысли, что он обнимал ее так крепко, что при его желании, ее платье могло остаться у него в руках. А его губы! Страстные и нежные, они не могли лгать. Он так целовал ее! Конечно, он любит ее! Но что-то неопределенное мешало ей сосредоточиться на своих чувствах. Любила ли она его по-прежнему детской доверчивой любовью, или это было иное незнакомое чувство? И было ли то смятение, которое она неизменно испытывала при его приближении, любовью?
И сейчас, много времени спустя, Лиза пыталась сравнить свои детские переживания с теми мучениями, на которые, как уверял ее брат, она обрекала себя добровольно.
Перед ней возник образ нахмуренного Даньки, задумчиво всматривающегося в свою маленькую сестричку, пытающегося оправдать ее необъяснимые поступки. «Все в порядке», – поспешила успокоить его Лиза, – «можешь не беспокоиться, я знаю, что чувствую. Вот только не знаю, что с этими чувствами делать».
В ее комнату тихо вошел Никита. В конце дня безукоризненно свежий, идеально выбритый и полный сил:
– Ты не представляешь, мне удалось вытащить совершенно безнадежного клиента! Так виртуозно играть еще не приходилось! Я – Моцарт! Завтра ты прочитаешь об этом в газете!
– Там напишут, что ты – Моцарт?
Лиза сделала такую скептическую гримасу, что Никита рассмеялся.
– Сегодня я хотела уйти с работы, – вдруг сказала Лиза.
– Это хорошо, – небрежным тоном отозвался Никита, – тебе и не следовало работать, а особенно теперь.
Его тон заставил ее привстать и, сдерживая негодование, спросить:
– Почему не следовало и почему именно теперь?
Он решил, что в ее положении любая прихоть рассматривается, как обычное явление. Медленно подошел и наклонился к ее лицу.
– Потому что ты жена человека, который вполне может обеспечить не только тебя, но и детей, которые у него будут. Сейчас ты должна думать не только о себе.
Лиза почувствовала запах его туалетной воды. Она смотрела некоторое время на его довольную физиономию.
– Но потом я решила, – с расстановкой сказала она, – что все-таки буду продолжать работать. Это дает мне уверенность в будущем.
– А разве со мной у тебя нет уверенности в будущем? – Уточнил он.
В его лице что-то изменилось, проницательные глаза хищно прищурились. Он приподнял ее лицо за подбородок и долго смотрел на нее.
– Время покажет, – уклончиво ответила она.
– Время – это единственное, чего у нас много, – с горечью сказал он, – рано или поздно ты все равно поймешь, что так, как люблю тебя я, не будет любить никто. Подумать только, завоевать мир легче, чем сердце одной единственной женщины. Скажи, что мне сделать, чтобы ты посмотрела на меня иначе?
Он большим пальцем провел по ее губам, по щеке...
– Иногда я чувствую, что мог бы убить тебя, – хрипло сказал он, –  чтобы ты не досталась никому. Но если не будет тебя, моя жизнь тоже потеряет смысл.
Лиза отчаянно всхлипнула, слезы полились из ее глаз. Он опустился на колени, прижимаясь лбом к ее груди.
– Ради бога, не плачь, – бормотал он. – Прости меня! Делай, что хочешь, только не плачь.
Он приподнял ее голову и вытер ей глаза своим чистым носовым платком. Дождался, когда она успокоится, предоставляя ей, возможность выплеснуть из своей души скопившуюся горечь. И молча вышел.

* * *
В новом году Данька с головой ушел в дела, заставляя себя не вникать в то, что происходит между его сестрой и другом. «Они муж и жена», – убеждал он себя, – «и с этим нужно считаться». Он с молчаливой яростью заканчивал одну работу и хватался за другую, словно подвергая себя наказанию. Рабочий день его заканчивался тогда, когда Лиза уже спала. Но если они все же сталкивались случайно, он делал вид, что не замечает ее растерянного выражения. Лиза нежным взглядом провожала похудевшего и помрачневшего брата, и ей казалось, что целую вечность она не слышала, как звучит его смех. Ничего нового не вынесла она для себя из того промежутка времени длиной в несколько месяцев, который, в ее понимании, должен был прояснить ситуацию. Никита не делал больше попыток сблизиться с нею. А вот с Даней у него, как будто, установились, если не прежние дружеские взаимоотношения, то вполне миролюбивые. Как часто бывало ранее, они интересовались одними и теми же делами и вынуждены были доверять друг другу. Жизнь каждого из них замкнулась в круге, и каждый круг был связан с двумя другими, и это создавало иллюзию сплоченности.
Никита уехал по делам на пару дней. Лиза вздохнула свободно и с прежней легкостью парила по комнатам, выполняя привычную домашнюю работу, это притом, что она стала немного круглее, и ее живот представительно увеличился в объеме.
Данька, специально придя с работы пораньше, с нескрываемым удовольствием наблюдал, как сестренка оживленно накрывает стол к ужину.
– Ты это видела? – Весело спросил он, кивая в сторону окна. – Там навалило столько снега, сколько мне не доводилось еще видеть. Честное слово, такого никогда не было!
– Теперь он выглядит иначе, чем в детстве, – согласилась Лиза. – Мне тогда казалось, что, нырнув в снег, можно поплыть между сугробами, как в волнах.
– В чем же дело? – спросил он. – Тебе расхотелось поплавать?
– Нет, еще больше хочется! – Восторженно воскликнула Лиза.
– Тогда собирайся, мы идем! Надень купальник, то есть, шубка и шапка, как нельзя лучше подойдут.
Лиза восхищенно ахнула и побежала одеваться.
Когда они вышли из подъезда, было уже темно. Данька бережно повел сестру по дорожке, наблюдая, как огромные хлопья медленно пролетают в свете фонарей. Было не так холодно, как это показалось ему сначала. Они все бродили и бродили по занесенным нетронутым снегом тротуарам, вдыхая свежий воздух и радуясь возможности вернуться в счастливое время своего детства. Лиза, оглянувшись, заметила, насколько ее шаги короче Данькиных и попыталась приноровиться к его шагу, одновременно сдерживая его скорость. Он заметил ее хитрость и оттеснил ее на край тротуара. Обнаружив себя по колено в снегу, она возмущенно слепила снежок и запустила его с притворной обидой. Данька не замедлил с ответом, и вскоре они уже засыпанные снегом с головы до ног изнемогали от приступов смеха. Данька в порыве нежности устремился обнять сестренку, похожую на круглую снежную бабу, она бросилась в сторону и, оступившись, погрузилась в глубокий сугроб, из которого ни за что не смогла бы встать без его помощи. Обрадованный неожиданным поворотом, он вовсе не спешил исправлять положение. Любуясь ее беспомощным барахтаньем, он радостно смеялся и делал вид, что безукоризненно честно тащит ее из снежного плена. А когда, наконец, она была водружена на твердую поверхность и с видимым усердием отряхнута от снега, Даня сделал то, что ему больше всего хотелось сделать: он бережно приподнял ее и засунул обратно в сугроб.

* * *
Андрей Васильевич и Вика не понимали, почему у Лизы не было свадьбы или, хотя бы, торжественной церемонии. Они пытались добиться от Лизы вразумительного ответа, но Лиза не могла объяснить этим святым людям, что ее замужество не вписывалось в рамки того, что обычно именуют торжеством. И знакомить их с Никитой она тоже не собиралась. Все получилось случайно.
Он освободился раньше обычного, и ему пришло в голову заехать за женой.
Школа встретила его оглушительным звонком, и навстречу хлынула река учеников.
Он выделил взглядом строгую учительницу, которая несла стопку тетрадей на классном журнале, и спросил у нее о Лизе.
– Вы найдете ее в кабинете русского языка. Это в конце коридора. – Она указала направление. – Если коридорное течение будет благоприятствовать, вы доберетесь туда минуты за две.
Вика, а это была именно она, оценивающим взглядом окинула Никиту. В ее глазах читалось восхищение. Он был хорош, элегантен, и его мужественная красота сразу бросалась в глаза.
Он усмехнулся про себя, когда догадался, что она думает о нем.
Вика решила, что Андрей должен, узнать, какой красавец пришел к Лизе. Но, зная деликатность мужа, она решила не раскрывать свои замыслы сразу. Она пришла к нему в кабинет, взяла его за руку и решительно повела за собой.
– Идем-идем, ты должен это увидеть.
– Что случилось?
– Просто идем со мной.
Никита заглянул в класс. Ученики разошлись, Лиза была одна. Она обернулась на звук открываемой двери и, увидев мужа, изменилась в лице, словно надела маску.
– Зачем ты пришел?
– Я соскучился.
Лиза смотрела настороженно, готовясь услышать колкость, но он устало сел перед ней за парту.
– Сейчас я отчаянно нуждаюсь в твоем понимании, – в его голосе послышались тоскливые нотки.
– Что ты сказал?
– Ты слышала.
– С каких это пор?
– Ты всегда была нужна мне.
– Ты живешь по другим законам.
– Я мог бы поспорить с тобой, но скажу только, что я все-таки не робот, я люблю тебя. Ты знаешь, чего я жду от тебя, но ты всегда уходишь.
– Ну, вот, я сижу здесь, никуда не ухожу.
– О, у тебя есть много способов ускользнуть. Например, отгородиться холодным безразличием.
– Тебе напомнить, с чего все началось?
– Да брось ты, это только зацепка для тебя. Тебе удобно вести от чего-то отсчет. Так почему бы не от того момента, когда моя страсть достигла критической точки?
– Так вот как ты это называешь! Критическая точка! Точка кипения? Кипение страсти! Звучит красиво – проявляется ужасно!
В этот момент дверь снова открылась, и вошли Вика и Андрей Васильевич.
Лиза была вынуждена познакомить их. Мужчины пожали друг другу руки.
Андрей Васильевич с укором посмотрел на Лизу:
– Что же ты прятала от нас своего мужа? Давайте отметим наше знакомство!
Никита не мог отказать себе в удовольствии произвести впечатление на знакомых жены и пригласил всех в ресторан.
Лиза молча согласилась. Меньше всего на свете ей хотелось бы остаться сейчас с ним наедине.
Сквозь завесу кружащихся снежинок тускло мерцали огни. Никита вел машину очень ловко, чем заслужил одобрение Андрея Васильевича, сидевшего на переднем сиденье. Никита умело разговорил его, и их беседа приняла оживленный характер.
Вика бросала удивленные взгляды на Лизу. Ей очень любопытно было получить объяснение, почему та держалась с мужем так отчужденно. Вика дернула Лизу за рукав и прошептала в ухо:
– Мне кажется, счастливые жены выглядят иначе.
Лиза едва заметно улыбнулась ей.
Свет ночных фонарей, глаза нахальных автомобилей, яркая реклама – улица перед рестораном была освещена так ярко, что Лизе захотелось зажмуриться и взять кого-то за руку.
Никита, мистическим образом угадывая ее настроение, поддержал ее под локоть, и вполголоса сказал:
– Можешь на меня рассчитывать.
Волшебство не свершилось, Лиза взяла себя в руки и насмешливо пробормотала:
– А как же иначе...
В ресторане в середине недели было немноголюдно.
Вика умирала от желания прояснить хоть что-то и обратилась к мужчинам:
– Нам нужно попудрить носики, сделайте заказ сами. Что-нибудь легкое.
Андрей Васильевич рассмеялся:
– Идите уж, посплетничайте.
Никита благожелательно улыбнулся.
Вика отвела Лизу в укромный уголок, нетерпеливо закурила:
– Ну?
– Что?
– Восхитительная упаковка всех мыслимых добродетелей.
Лиза рассмеялась:
– Это ты о Никите?
– Конечно.
– Так он тебе понравился?
– Очень! Это меня и настораживает.
Лиза стала серьезной:
– Что именно?
– Когда он подошел ко мне там, в коридоре, у меня перехватило дыхание, и голова закружилась. И я подумала, будь он моим мужем, я бы всех заставила мне завидовать...
Лиза покачала головой.
– ...а потом увидела твои глаза.
– И что в них?
– Тоска смертная.
Лиза молчала, не зная, что ответить. Вика потушила сигарету.
– У меня два предположения. Либо ты тоскуешь по Владу, чему я, прости, не верю – не вчера родилась. Либо тут что-то в нем самом... страшное.
Лиза заинтересованно уточнила:
– Ты думаешь, он маньяк или садист?
Вика испуганно охнула:
– Я этого не говорила!
Лиза снова рассмеялась.
Когда они вернулись, стол был уставлен блюдами. Лизе не хотелось оценивать кухню, ей хотелось незаметно уйти, раствориться, исчезнуть, и, чтобы все вдруг разом забыли о ней, хотя бы на этот вечер.
Никита покорил новых знакомых галантностью и чувством юмора. Он, как всегда, отличался уверенностью и непринужденностью в общении.
Лиза отметила, что после смерти Влада, она не видела Андрея Васильевича таким оживленным и улыбающимся.
Лизу, вдруг, посетило воспоминание о таком же вечере знакомств, когда на месте Никиты сидел Влад. Лиза так отчетливо увидела веселого разговорчивого  Владика, что у нее защемило сердце.
Никита, продолжая что-то рассказывать, положил свою ладонь на ее руку.
Лиза в который раз удивилась его проницательности, но дала себе слово не верить ничему, что исходит от Никиты.