Страсть

 СТРАСТЬ.

 Он был вором – не профессионалом, а из тех, которые воруют все, что плохо лежит. Даже у себя дома, натыкаясь на кошелек жены или на какое-нибудь ее украшение, он испытывал неудержимое желание выпотрошить, припрятать, - и это было тем более нелепо, что жена его не работала и все, что имела в последние годы, получала от него.
 Деятельность его распространялась везде. В метро, видя уснувшего пассажира, он безотчетно подсаживался, - понервничав, переборов неизменное в таких случаях сердцебиение, в итоге прибирал шапку, портфель, авоську, - короче все, что можно было прибрать, не опасаясь быть разоблаченным. В учреждении сумка, без присмотра оставленная в коридоре посетителем или чьи-то вещи в незакрытом кабинете – такое сразу приводило его в состояние алчного безумия, и он, улучив момент, крал, суетливо запихивал в большой пакет, всегда носимый им для этих целей. По вечерам, под покровом темноты, он часто выходил из дому, как бы подышать свежим воздухом или якобы на деловую встречу. В действительности уезжал в соседний район Москвы и там рыскал по дворам, осматривая оставленное сушиться на ночь белье – запихивал в свой пакет, если было что-то приличное – или обыскивал спящих на улице пьяных. Однажды он вытащил пухлый кошелек из-за пазухи у человека, лежавшего в луже крови на ступеньках крутой и скользкой лестницы. Он отчетливо запомнил тот случай, не потому, что это было столь драматично, но потому что в тот раз он взял самый большой свой куш – чуть не приплясывал, чуть не пел – так хорошо было на сердце. Но всегда он верил, что самое удачное «дело» у него впереди.
 Все это Краилов начал проделывать очень давно – еще со школьной скамьи. Сначала в ужасе, сотни раз умирая от страха, со временем все более и более входя во вкус и приноравливаясь. То ли врожденный инстинкт, то ли изъян, развившийся в нем когда-то, в незапамятном детстве, толкали его воровать, и однажды подчинившись этому желанию, он уже не мог противиться ему, как зверь, отведавший крови, как игрок, вкусивший отравы крупного выигрыша.
 Самое интересное, что об этой его страсти не знали ни родители, ни друзья, ни жена, ни дочь, которой в этом году уже исполнялось семь лет. Даже не подозревал никто. А как такого заподозришь? Ясноглазый, веселый, компанейский. Об одолжении попросишь – не откажет. Что называется, свой парень. Но, главное, - все в семью. Принося домой украденную вещь, Краилов всегда находил, что объяснить. То он не мог не купить по случаю, «почти задаром». То брал за долги у выдуманного им знакомого, у которого денег никогда не бывало, а вот такие недешевые вещи, наоборот, всегда водились - на любой вкус, на любой размер, женские, мужские и детские. Жена доверчиво улыбалась, рассматривая обнову, дочка пронзительно ликовала, если что-то доставалось ей.
 Официально Краилов работал продавцом в магазине – работа не пыльная, 15 штук в месяц имел железно. Зато, подсчитывая доходы, он часто с гордостью отмечал, что его тайные похождения приносят даже больше, чем зарплата. Это только укрепляло его в собственных глазах и разгоняло всякие опасения. Это позволяло не работать его жене, занимаясь исключительно дочкой. Краилов считал себя «средним классом» и верил всерьез и даже с оттенком мистики в природное свое чутье на добычу. Он был уверен, что если оставаться осторожным и не зарываться, никогда не попадешься. К своим воровским способностям Краилов со временем стал относиться как к божьему дару, не видя разницы между ними и, скажем, поэтическим талантом. Моральных угрызений он не ведал, ограничиваясь животным страхом в момент «взятия» и непродолжительным неврозом после «дела». Вообще, он считал, что грех - это когда убивают, предают близких, а если и воруют – то уж так, что после этого во всей стране цены подскакивают как минимум вдвое. Так как он никогда не убивал, не изменял жене и не ездил на шикарной иномарке под охраной узколобых упырей, а только «потихоньку учил лохов, чтоб впредь не зевали», - то считал он себя человеком вполне нравственным. И каждое воскресение ходил в церковь с семьей, чтобы поставить свечки за упокой и за здравие. Так и жил Краилов в ладах с совестью или, вернее, с отсутствием таковой. Только тревога порою терзала его – но тревога скоротечна – поволнуешься часок, и будто бы и не было этого вовсе.
 В среду у Краилова был выходной, поэтому после завтрака он отправился в центр на промысел. Часа два он безуспешно блуждал – по магазинам, в учреждениях, в людской толчее. Чистого шанса пока не представлялось. Прилип было к рассеянной женщине в очереди за колбасой, у которой из открытой сумки торчал соблазнительный кошелек, - да вовремя перехватил внимательный взгляд неприметного мужчины, стоявшего за колонной. «Лучше не рисковать! Не рисковать из-за этого дерьма», - Краилов быстро вышел из гастронома и перебежал перекресток. Отсутствие какой бы то ни было добычи всегда угнетало его – нещадно. Часам к трем, устав, изголодавшись, он был взведен на полную катушку. По опыту он знал, что именно в таких ситуациях, «на втором дыхании», у него может получиться нечто из ряда вон, поэтому продолжал промысел. Он увидел солидное многоэтажное учреждение, к которому в нормальном состоянии не решился бы и приблизиться, а теперь зашел туда.
 - Вы куда? – очнулся испитой вахтер, дыхнув ароматами бормроты и чесночной закуски.
 - Свои, - Краилов чванливо скривился на старика – тот осекся, и Краилов быстро прошел мимо него на лестничную клетку.
 - Откуда видно, что свои? – проворчал ему вслед вахтер. – Надо пропуск показывать.
 Сердце Краилова билось учащенно, гулко отдаваясь в висках. Чтобы подхлестнуть себя, Краилов мысленно обматерил старика и стал подниматься по лестнице. Перевел дыхание он на третьем этаже. Прислушался - все было тихо. «Отсюда начну», - решил он и в течение часа обшарил заведение с третьего по последний, десятый этаж. Ничего, ни малейшего намека на добычу. Отчаявшись и обессилев, он подумал, что, видно, день сегодня такой – невезучий – и лучше ехать домой. Но, спускаясь, он вдруг вспомнил, что пропустил второй этаж. Он шагнул в тихий сумеречный коридор (тишина всегда была для него хорошим признаком). Напряг все свои слуховые способности, перебегая от одной двери к другой. В конце коридора он увидел приоткрытую дверь в кабинет, под которой расплывалась маленькая желтая лужица света.. Краилов осторожно двинулся вперед – паркет предательски скрипел, к груди подступил привычный холодок предвкушения, а в сознании роились неясные мысли об опасности. Как можно более беззвучно шагая, Краилов ступил на пятачок света и заглянул в кабинет. Так и есть – внутри никого, а под включенной конторской лампой на письменном столе лежит дорогой кожаный кейс. Сердце бешено заколотилось, дым в голове рассеялся, обнажив единственную мысль, - взять его! Осторожность, прежде всего осторожность, - напомнил себе Краилов и посмотрел на дверную табличку. «Генеральный директор», - прочитал он, оглянулся, мучительно вслушиваясь по направлению к соседним кабинетам и к лестничной клетке, но услышал только удары своего сердца. И наконец он решился…
 Уже с кейсом в руке он едва ли не бежал по коридору, а потом по лестнице.
 - До свидания! – на ходу крикнул он вахтеру.
 - Всего доброго, - изумленный от такого бешенного крика, ответил тот.
 Выскочив из здания, Краилов жадно глотнул прохладу уличного простора. Но опасность, опасность еще подстерегала его, - он это отчетливо ощущал каждым мускулом, каждой клеткой напружиненного волнением тела. Сгорбившись, словно ожидая внезапного удара, Краилов заплутал переулками и проходными дворами, беспорядочно, как диффундирующая в растворе чужеродная частица, пока через полчаса не набрел на станцию метро.
 Трясясь в вагоне, он нетерпеливо поглаживал кейс – нежную кожу, добротные стальные замки, изящную ручку. Его подмывало открыть - увидеть, потрогать, оценить содержимое. С трудом борясь с искушением, Краилов исподлобья посматривал на других пассажиров, в каждом серьезном мужчине видя тайного агента, посланного в погоню за ним. Он все еще находился во власти острого страха («послеоперационного мандража» - так он сам называл это состояние).
 Наконец поезд подошел к его станции, и Краилов вышел на улицу. Он решил осмотреть кейс в укромном уголке парка, неподалеку от автобусных остановок. Прижимая к бедру портфель, затравленно озираясь, Краилов готов был в случае малейшего намека на опасность, выбросить заветную добычу, бежать, во весь дух бежать куда глаза глядят. «Кейсов еще валом будет, а жизнь у меня одна…»
 Расположился он за густым кустом сирени, огляделся еще раз - в обозримом пространстве лишь старушка на скамейке под раскидистым каштаном качала коляску с младенцем и что-то то ли рассказывала , то ли напевала. – на таком расстоянии трудно было разобрать. Краилов нажал на кнопки замка; кейс не открывался, - и сколько он ни давил, ни дергал защелки в разные стороны, все было тщетно. Тогда он, вытерев с бровей пот, стал шарить бессмысленным взглядом по земле, надеясь найти какую-нибудь железку, чтобы с ее помощью взломать. «Ломать придется – это плохо. Почему я такой невезучий?» Ничего не найдя, он еще раз попытался вскрыть замок вручную – непонятно как, но от легкого нажатия пальцем он вдруг щелкнул, кнопка утопилась внутрь, и кейс открылся. «Проклятые нервы, - подумал Краилов. – Когда же я научусь хладнокровию?»
 Дрожащей рукой он стал вынимать из портфеля содержимое и перекладывать в свой объемный пакет - документы, записные книжки, какие-то бумаги. «Порвать! Порвать и выбросить. Так, чтобы никаких, ни малейших улик…» Паркер с золотым пером – «неплохо», - отмечал он про себя – мобильник с видеокамерой – «класс!» - пачка презервативов, ароматизированных, с усиками – «попользуемся…»
 Краилов резко обернулся на тихий шорох. «Ничего, просто птица, просто глупая и безопасная птица. А это что?» - он достал со дна бумажный пакет, развернул его. В глаза ударила пачка стодолларовых банкнот. – огонь и дым, дым и огонь, и молот, грохочущий из сердца прямо в темя, как по наковальне - бум-бум, бум-бум…
 Несколько раз Краилов часто и со свистом выдохнул, словно йог во время своей гимнастики, и опять порозовел, ожил. «Главное, тихо и не суетиться»,- Краилов, не пересчитывая, сунул пачку в боковой карман болоневой куртки. « Всё нормально, всё хорошо. Главное, тихо…», - он принялся судорожно рвать документы и бумаги и утрамбовывать их в своем большом кульке: «Это мы себе возьмем, это себе», - он погладил кейс и вприпрыжку заспешил к автобусной остановке. Бумаги он вытряхнул в мусорный контейнер, засунул кейс в большой пакет, еще раз оглянулся на парк и, убедившись в том, что остался никем не замеченным, сломя голову понесся к отходящему автобусу. «Береженного бог бережет», – самодовольно подумал он, вскакивая на подножку… и-и-иех!


 Краилов зашел в квартиру порывистый, лучезарный, звонко и мокро поцеловал встретившую его жену Лену; закружил, подняв над головой, хохочущую дочку.
 - Осторожно, - придерживая девочку, беспокойно заметила Лена. – Обувь сначала сними. Вижу, удачно сегодня с делами?
 - Отлично, - Краилов вытащил из пакета кейс. – Смотри! Класс,да?
 - Ого! Дорогой, наверное, - Лена покачала головой.
 - Нет, совсем не дорогой..
 - Но я же вижу, что импортный, кожаный. – Лена открыла кейс, обнюхивая, осматривая его. – Сколько отдал?
 - Сто рублей.
 - Всего-то?! – она недоверчиво улыбнулась.
 - Честное слово. По случаю у алкаша взял. Не отказываться же было от подарка судьбы, а?
- Д-а-а-а-а, - восхищенно протянула Лена. – Умеешь ты по дешевке дорогие вещи доставать. Талант! – она обняла ласково мужа и чмокнула его в щеку, он зарделся, то ли польщенный, то ли от стыда за свою ложь.
 Переодевшись в домашнее (наполовину «трофейное»), умывшись, Краилов прошел в спальню. Он крикнул возившейся на кухне жене, чтобы пока не входила к нему, - мол, очень устал и желает отдохнуть, - а сам вытащил из-под майки пачку долларов и, шурша по-тараканьи, принялся пересчитывать их.
 - Тридцать три, тридцать четыре, - упоенно шептал он, как молитву.
 Вдруг в комнату заглянуло улыбающееся личико дочки Вики. Она кривлялась, высунув язык и мигая белесыми бровями, но когда увидела зеленые купюры, спросила удивленно:
 - Что это, папа? Доллары?
 Он мгновенно прикрыл деньги газетой и завизжал истерично:
 - Я же сказал никому не входить! Вон отсюда!
 Вика скрылась, и было слышно, как на кухне она обиженно жалуется матери:
 - Он кричал на меня, мам. Папа злой.
 - Нет, папа просто устал, - попыталась успокоить ее Лена. – Дай отдохнуть ему. Он сегодня наработался, бедненький.
 - Нет, он злой! Он мне доллары нарисованные не показывает!
 - Ну-ка тихо!
 Размышляя о своей шаловливой дочери, Краилов всякий раз утверждался в старой истине: «Человек, даже самый незаурядный, наиболее уязвим в своих детях».Злобно выдохнув, он взял себя в руки и принялся пересчитывать по новому.
 Оказалась сумма немалая: девятнадцать тысяч шестьсот долларов. Краилов, в изумлении раскрыв рот, долго смотрел на купюры. Наконец он упаковал деньги и спрятал под трюмо. Лег на кровать и расслабился, поигрывая пальцами ног. Да, день сегодня выдался выдающийся. А ведь он всегда верил, что с ним случится что-нибудь в этом роде. Поэтому и был всегда таким настойчивым, хотя и боялся до смерти. «Эх, вот и взошла моя звезда. Звезда очей», - перешел он на тихое пение романса.
 В спальню постучалась жена и позвала его ужинать.
 - Пойдем, - сладко зевнув, согласился Краилов – он почувствовал приятный голод, заслуженный голод.
 - Слушай, что это Вика говорит, что какие-то доллары ты пересчитывал? – спросила его за столом Лена.
 - Да, это доллары, - просто и сдержанно объяснил ей Краилов. – «А че скрывать? Все равно рано или поздно пришлось бы объяснять».
 - Ой, господи! Откуда? Вика говорит: пачка у тебя, - испуганно произнесла Лена.
 - Не боись, все законно. Одного бизнесмена свел с нужным чиновником. Уверяю тебя, мое дело сторона.
 - А сколько?
 - Десять тысяч, - неосмысленно, по привычке, соврал он.
 - Ой, как много!
 - Да, мать, теперь живем. Мы богаты, - тихо пояснил он ситуацию.
 - Ой.
 - Да не ойкай ты. Радоваться должна, - попытался успокоить жену Краилов.
 - Мы богаты! Мы богаты! Мы богаты! – запрыгала по кухне на одной ноге Вика.
 - Тише ты. Орешь, как дебилка, - грубо осек ее отец.
 Вика оттопырила нижнюю губу и, заплакав, убежала оскорбленная в зал.
 - Зачем ты так сурово с девочкой? Она ведь еще маленькая, - с укоризной заметила ему Лена.
 - Ничего. Пусть не распускается. Давай еще мяса, милая. Всю сковородку готов съесть.
 - А может, налить по такому случаю?
 - Можно, - он игриво погладил ее зад, вспомнил про экзотические презервативы из кейса и почувствовал прилив редкой мужской силы. – Давненько мы с тобой не миловались.
 - Так ведь забываешь обо мне за делами.
 - Все! Больше никаких дел!
 Она обняла его начавшую уже лысеть голову и робко спросила:
 - А доллары мне покажешь перед сном?
 - Конечно, потом, - он ласково терся щекой о ее ладонь и при этом думал, что нужно не забыть незаметно пересчитать деньги в туалете еще раз и припрятать отдельно девяносто шесть купюр (у него не было тайных трат от семьи, но раз солгал – держись, - таков был его жизненный принцип).
 - Я тоже с тобой выпью, - шепнула ему на ухо Лена…


В пятницу вечером Краилов вместе с женой, радостно возбужденные от сделанных покупок, возились в зале с новым японским DVD проигрывателем, возможности которого они пытались освоить. Около них резвилась неугомонная Вика – она была счастлива, потому что папа подарил ей большую поющую разными голосами экзотическую куклу – индианку (теперь он мог позволить себе покупать дорогие вещи самостоятельно, а не через посредничество алкашей). Вика наряжала куклу в свои старые платьица, из которых уже выросла, подбегала к родителям и показывала.
 - Отстань, - огрызнулся на неё Краилов, он никак не мог состыковать DVD со старым телевизором, не понимая что тот вообще не предназначен для DVD , нервничал из-за этого.
 - Слушай, - пыталась помочь ему Лена, - может, этот шнур вон в ту дырочку засунуть? А?
 - В свою дырочку засунь и не мешай.
 - Какой ты грубый стал, - обиделась Лена. – Деньги тебя портят.
 - Причем тут деньги?
 - Но я же вижу – на глазах изменился человек. И на дочь бросаешься, и на меня…
 - Ерунда. Я злюсь из-за того, что все по инструкции делаю, а он, гад, не состыковывается. Лучше не лезь без понятия.
 - Но я ведь…
 - Погоди! – Краилов вновь углубился в изучение инструкции к DVD проигрывателю – благо, японцы напечатали вариант по-русски.
 В этот момент в дверь позвонили.
 - Звонят! Звонят. Это гости! – воскликнула Вика.
 - Тише ты! Тише, дурила! – побледневший, Краилов спрятал DVD под диван, коробку от него поставил за занавеску. Кивком головы он разрешил Лене подойти к двери.
 - Кто там? – спросила Лена, которой непроизвольно передался страх мужа.
 - Это квартира Краиловых?
 - Да, - вслушиваясь в звуки за дверью, ответила она.
 - Откройте – к вам милиция, - донеслось ласково.
 Лена открыла дверь – на пороге стоял высокий полный мужчина в форме майора милиции.
 - Здравствуйте, - сказал майор, пригладив седоватые усы.
 Лена кивнула настороженно.
 Краилов пошатнулся, в груди его что-то оборвалось, перед глазами запрыгали радужные шарики, он тяжело опустился на стул.
 - Дядя Сережа, добрый вечер! – в коридор выбежала Вика и, ухватив милиционера за руку, повисла на ней.
 - Добрый вечер, шалунья, - улыбнулся тот, поглаживая ее по растрепанной головке.
 Из-за спины майора вышла маленькая хрупкая девочка, она поздоровалась с Викой, которая сразу же обняла ее, о чем-то шепча ей на ухо. Девочка улыбнулась и тоже что-то тихо сказала Вике - обе прыснули.
 - Мы тут по поводу дня рождения нашей Галочки, - сказал майор. – Она ждет Вику в субботу. Придете? – обратился он к Лене.
 - Ах, да конечно! – воскликнула она облегченно. – Вы же Галочкин папа! Как же я вас сразу не признала?
 - Неудачно пошутил на счет милиции, - с виноватым выражением на широкой физиономии попытался оправдаться майор.
 - Да все нормально. Даже смешно, - успокоила его Лена.
 - Мы с Галочкой по магазинам ходили. Она сказала, что тут Вика живет. Предложила зайти – пригласить Вику, так сказать, официально. И вы с мужем тоже приходите. Там все дети с родителями будут.
 - Спасибо, - весело улыбнулась Лена, - Непременно зайдем. Вы, насколько я помню, в последнем подъезде живете.
 - Так точно, - подтвердил майор. – Квартира 233.
 - Я знаю, - сказала Вика.
 - Верно, - умилился майор, - Ваша дочь к нам частенько заходит.
 - Непременно придем. Счастливо, - Лена закрывала за гостями входную дверь.
 - Я в гости пойду! Я в гости пойду! – радостно голосила Вика, прыгая на одной ноге по коридору.
 Когда дверь за майором закрылась, Лена поспешила к мужу:
 - Ха-ха-ха! А я, дура, чего-то испугалась, как форму-то увидела…
 Она резко осеклась, увидев серое, болезненно искаженное лицо мужа.
 - Ты что!?
 - Скорую, - сдавленно попросил Краилов.
 Схватившись за грудь и задыхаясь, он упал со стула на ковер – беспомощно забарахтался, как полураздавленное насекомое.
 Лена бросилась на кухню к телефону, тогда как Вика продолжала прыгать с закрытыми от упоения глазами, голося:
 - А я в гости пойду! А я в гости пойду!...