Сказание о Бардым-Оше - Захар Македонский

К воссоединению Пермской области с
Коми-Пермяцким автономным округом

 СКАЗАНИЕ О БАРДЫМ-ОШЕ
Коми – татарский героический эпос




РОЖДЕНИЕ БАРДЫМ-ОША

Когда родился Бардым-Ош, то матерь его сильно обрадовалась, и по этому случаю сказала папе, дескать, не иначе, богатырём обзавелись. А папа ответил:
- Не факт! К тому же, я сам проголодавшийся, а тут ещё э т о выползло. Может, э т о и вовсе не понятно что. В общем, моё решение такое: лично я, лично вот э т о кормить не стану.
Матерь руками всплеснула, так сильно её поразил папа своим пессимизмом, и задала ему такой каверзный вопрос:
- А что если всё-таки богатырь?
- А что, если нет? – не менее каверзно парировал папа.
- А что, если да? – не унималась мама.
- А если нет?
- А если да?
- А нет?
- А да?
- А вдруг нет?
- А вдруг да?
- Нет!!! – урезонил, наконец, папа маму, сунув ей в пятак.
- Ну, - пожала плечами мама, - на нет, и суда нет! – Завернула Бардым-Оша в пелёнку, и понесла в лес. Принесла его в глухомань, положила на пенёк и, утерев скупую материнскую слезу, сказала:
- Прости, сынок, коли, что не так было, - и уже прочь побежала, да, видно, что-то ёкнуло в материнском сердце: вернулась она и пелёнку забрала - дескать, тебе, мальчик, это всё одно без надобности. И ушла.
А Бардым-Ош остался лежать на пеньке, глазками хлопать. Ведь он был маленький, и не догадывался, что матерь его в лес умирать принесла, а не свежим воздухом подышать. И, разумеется, не представлял, что в это самое время мамка его уже в домик прибежала и папке спинку массирует, а тот кряхтит, и приговаривает: «Ага, ага, вот здесь ещё, под лопаткой!».
Но тут проходила мимо пенька Великая Мать-медведица Харогош. Смотрит, детёныш человеческий лежит.
- Ишь! – думает. – Не отнести ли мне его в берлогу, и не вскормить ли своим медвежьим молоком, а то давно ничего такого не вскармливала.
Принесла Харогош Бардым-Оша в берлогу, а там медвежата скачут от радости, дескать, вот мамка-то наша молодец, человечины принесла, сейчас будем плоть его рвать, драть на куски и тёплой человеческой кровушкой умываться!
А Великая Мать-медведица им:
- А фигу видели? Я его вскормлю и через это прославлюсь! – И принялась кормить человеческого детёныша своим медвежьим молоком…

Жила в те времена под корнями Великой Ели одна Великая Мать-волчица Янесь-Еш. И вот спустя тридцать лун от описанной выше луны, Янесь-Еш отходила ко сну вместе с волчатами и вдруг услышала:
- Тук-тук-тук.
- Кто там? – спросила Янесь-Еш.
- Я, - ответил чей-то незнакомый болезненный голос.
Волчица выглянула из-под корней, и увидела какую-то исхудавшую собачку, напоминавшую афганскую борзую.
- Тебе, собачка, чего? – удивилась Янесь-Еш.
- Я не собачка, - прохрипела собачка, - я - Мать-медведица Харогош…
- Э, э, э, собачка! – испугалась Янесь-Еш. – Ты думай давай, чего говоришь! Услышит Харогош, так ни тебе, ни мне не сдобровать!
- Слушай, ты...! – оскалилась собачка. – Смотри в мою морду! Я – Харогош, блин… Ослепла, что ли?
У Янесь-Еш даже задние лапы отнялись, потому как действительно, по морде, это была медведица.
- Эвона! – выпучила глаза Мать-волчица, глядя на Мать-медведицу, а та сказала:
- У меня к тебе дело… Ты не обижайся… я с тобой лёжа разговаривать буду, а то чего-то ноги не держат…
- А что с тобой? – спросила Янесь-Еш.
- Катаракта глаза.… Но ты не перебивай. Хочешь ли, Мать-волчица, вскормить человеческого детёныша своим волчьим молоком и через это прославиться?
Янесь-Еш на месте подпрыгнула от радости.
- Конечно! – взвизгнула она. – Я очень-очень хочу вскормить человеческого детёныша своим волчьим молоком и через это прославиться!
Харогош проглотила слюну, нижняя губа её задрожала, а в глазах блеснули слёзки - из темноты, задней лапой достала она и двинула вперёд какой-то рыгающий бочонок.
- Это о н о и есть, - выдохнула Харогош, повернулась и, прихрамывая на все четыре лапы, но быстро-быстро, пошла прочь.
- А как э т о звать? – крикнула удаляющейся медведице Янесь-Еш.
- Зови э т о Бардым-Ош, - услышала она в ответ, а после истерический смех Матери-медведицы.

Когда Харогош вернулась в берлогу, полуобморочные медвежата, ростом с хомячков, только что перекусившие папоротником, заласились к мамке:
- Мамочка! Мамочка! А что, это чудовище больше не вернётся? О н о больше не будет пожирать нашу еду, бить нас каждый день перед сном палкой по голове и сосать тебя, будто соску, с утра и до утра?
Харогош вздрогнула.
- Дети, это вы…?

Ещё через тридцать лун, Великая Мать-лисица Ведень-Еш, прислонившись к дереву и бурча что-то невразумительное, поджидала не особенно великую Мать-белку Вотиш.
- Здравствуй! – вдруг услышала она звонкую Вотиш.
– Ага, - ответила.
– У меня для тебя хорошая новость…
- Знаю, знаю! – засуетилась белка. – Вижу, вижу! Ты привела ко мне Бардым-Оша, это чтобы я через него прославилась. Во-первых, что-то я не припомню, чтобы белки вскармливали человеческих детёнышей; во-вторых, этот боров ко мне в дупло не пролезет; в третьих, не нравится мне что-то твой внешний вид; а в-четвёртых… может, лучше к зайчихе его, а?
- Видишь ли, - Ведень-Еш отвела глаза в сторону, - а зайчиха-то… Я только отвернулась, хотела уйти, вдруг слышу, кто-то пискнул. Повернулась… а это Бардым-Ош случайно сел на зайчиху. Так, может, протиснется он к тебе в дупло как-нибудь?
И принялись Ведень-Еш и Вотиш запихивать Бардым-Оша в дупло. И запихнули! Но через восемь лун раздался страшный треск, возвестивший всему лесу о появлении несказанного богатыря, и расщепилась вековая сосна, и упал наземь великолепный здоровенный мужик, а на голову ему упала какая-то пушистая тряпочка. Это был Бардым-Ош (в смысле, мужик, а тряпочка, это белка )!
И отправился богатырь Бардым-Ош по миру совершать великие подвиги! А коль был он вскормлен молоком Матери-медведицы, Матери-волчицы, Матери-лисицы и, отчасти, Матери-белки, то понимал он язык зверей, птиц и рыб, и даже насекомых!
Всё по уму, настоящий богатырь!
 


 БАРДЫМ-ОШ И ВОЛШЕБНАЯ РЫБА ЧУВА

Вырос богатырь Бардым-Ош, возмужал, и тут же проголодался. И решил поймать большую рыбу, запечь в глине и насытиться. Встал он на карачки пред рекой и на рыбьем языке начал подзывать к себе какую-нибудь рыбу, дескать, плыви сюда, покажу чего. И подплыла к нему одна очень большая рыба, а Бардым-Ош изловчился и схватил её руками, да так сильно, что всю икру из неё выдавил. А рыба по-рыбьи заплакала:
- Ай, Бардым-Ош, ай! Погубил ты моих деточек!
- Подожди, - облизнулся Бардым-Ош, - я и тебя сейчас губить начну!
- Ай, Бардым-Ош, ай! – продолжала подвывать рыба. – Не делай мне плохо, а лучше отпусти! Ты будешь смеяться, но я – волшебная рыба Чува!
- Не проведёшь меня, щеклея солитёрная, - засмеялся по-рыбьи Бардым-Ош.
Тут Чува сделала строгим своё рыбье маломальское лицо, и даже чуть бровки нахмурила и сказала:
- Дурака-то не валяй! Отпустишь меня, так я тебя из любой беды выручу. Позовёшь, так я тут как тут, и всё сделаю! Ловко я придумала?
- Ловко, - согласился Бардым-Ош. – Буду и дальше голодным гулять, мы это привычные. – Отпустил он волшебную рыбу Чуву, затянул поясок потуже и пошёл гулять.
А в ту пору явилось невесть откуда злобное чудовище, виду мерзкого: с туловищем медведя на шести куриных лапах, вместо хвоста – швабра, с тремя шеями, на которые была посажена одна голова, стриженная под «канадку», без ушей и с двумя рядами зубов. Чудовище это сильно пугало людей – оно пряталось в кустах и, дождавшись путников, неожиданно выскакивало и начинало дико кричать, играя языком, при этом махало четырьмя куриными лапами и двигало бёдрами, после чего быстро-быстро убегало. Это было очень страшно.
Наконец, Бардым-Ош пришёл в одну деревню, где все поголовно, даже дети, были совершенно седые, и заикались. Жители сильно обрадовались появлению богатыря, и отвели его к старейшине, и тот ему сказал так:
- Молодец, Бардым-Ош, что пришёл. Тут у нас беда. Явилось к нам чудовище и всех пугает, так и звать его - Пугало. Не знаем, куда и деваться, на двор ночью не выйдешь – боязно! Так ты, раз ты такой у нас богатырь, пойди и голову ему оторви!
- Хорошо, - сказал Бардым-Ош. – Только я поем чего-нибудь сперва…
Но старейшина только руками замахал.
- Слушай, ты чего, не ел никогда, что ли? Не до того сейчас, иди давай, делом займись!
Вздохнул Бардым-Ош, ещё туже подвязал поясок и пошёл. А поскольку знал он язык всех зверей, птиц, рыб и даже насекомых, то ему очень скоро наябедничали про чудовище и среду его обитания. Пришёл Бардым-Ош на полянку, огляделся, а птички ему по-птичьи: «Вона, вона, Бардым-ош, в кустиках он сидит», - и муравьи по-муравьиному: «Ага, ага, тама он, тама»! Тогда Бардым-Ош взял дубину стоеросовую и, как бы между делом, сказал:
- А вот-ка сейчас просто так начну по кустам дубасить. И пока все кусты не передубасю, не успокоюсь!
- Не получилась засада, - выходя из кустов, вздохнул Пугало.
- Это потому что, я хитрый, - почёсывая за ухом, улыбнулся Бардым-Ош. – А пришёл я вот чего, пришёл я, силою с тобою мерятся.
- Молодец! - обрадовался Пугало. – Давай так: кто кого шибче напугает, тот и победил, и может безнаказанно и дальше всех пугать, а проигравший, завидев людей, обязан дрожать, и повторять при этом: «Ой, боюсь, боюсь, боюсь!».
- Нет! – отрезал Бардым-Ош, - Станем по-честному, по-богатырски махаться, и кто кого по шею в землю вгонит, тот и достоин, чтобы ему руки лизали!
Согласился Пугало, и встали они в борцовскую стойку, и начали кругами ходить. Только один на противника бросится, а другой этого будто и ждал, и тут же увернётся. Но Бардым-Ош-то ходил да всё мысленно волшебную рыбу звал, дескать, выручай, а то худо мне будет. Наконец Пугало изловчился, обхватил Бардым-Оша, и так ударил его об землю, что по колени вогнал. А Бардым-Ош освободился от чудовищных объятий, да сам Пугало хватил о землю – и по пояс его вогнал. Но тут и Пугало опять изловчился, схватил богатыря за пояс, и только хотел ещё глубже его в землю вогнать, как Бардым-Ош понял, что рыба, кажется, не придёт, и без хитрости ему – абзец. Вот он и взял, да такую страшную рожу скривил, что Пугало от неожиданности икнул, и лапки свои куриные ослабил. А Бардым-Ош выбрался из земли, подобрал свою дубину, да так ею Пугало по голове припечатал, что тот по все свои три шеи в земле оказался, сидит там, икает, и двумя рядами зубов скалится.
- Что, - отряхивая коленки, смеялся богатырь, - перехитрил я тебя?
- Ништо, - продолжал икать Пугало, - то ли ещё будет! Обожди, язычок-то твой лживый к нёбу присохнет!
- А вот чтобы не грозил понапрасну, - нахмурился Бардым-Ош, - вот тебе ещё один урок! – И с этими словами он встал на колени, посмотрел в глаза чудовищу и, пуще прежней, рожу скорчил.
Заорал Пугало дико:
- Помогите!
- Это ещё чё! – захихикал Бардым-Ош. – Я теперь тебя часто навещать буду, и такие хари стану корчить, что мало не покажется!
Склонил лысую головку набок Пугало, и слюнку пустил, и правая бровка его задрожала, а Бардым-Ош, довольный-придовольный, пошёл с волшебной рыбой поговорить. Пришёл он к реке, встал на карачки и говорит по-рыбьи:
- Чува, а Чува, жива ещё, аль нет?
- А чего со мной будет! – высунулась из воды волшебная рыба Чува, и в этот же момент оказалась в руках Бардым-Оша, который сжал её крепко-крепко, и из Чувы опять вся икра выдавилась, и заплакала она. – Ай, Бардым-Ош, ай! В который раз ты деток моих погубил.
-Слушай, Чува, - удивился Бардым-Ош, - чего это из тебя вечно икра, как из крана течёт – ты когда всё это успеваешь?
А Чува ему в ответ высокомерно:
- Так я же волшебная!
- Ты вот что, - ухмыльнулся по-рыбьи Бардым-Ош, - ты лучше скажи, если ты такая вся из себя волшебная, так чего ж на помощь не пришла, когда я тебя звал?
- Вовсе ты уо, что ли? – покрутила плавником у своего рыбьего виска Чува. – Я же рыба, как я должна была к тебе на поляну придти и помочь? К водоёму надо было двигать, там и махаться с этим уродом! И заруби себе на носу на будущее, что я хоть и волшебная…
- Понял я, понял, - перебил её богатырь. – Посуху ты не ползаешь, а значит, на кой ляд ты мне нужна!
Потом треснул богатырь волшебную рыбу Чуву башкой об камень, развёл костёр, запёк её в глине и съел, а насытившись, побежал далее подвиги совершать.








 БАРДЫМ-ОШ И ЧУДЕСНЫЙ КОЛОДЕЦ

Однажды шёл Бардым-Ош через одну лесостепную полосу, и видит Чудесный колодец. И решил богатырь испить водички холодненькой (жара стояла в ту пору неимоверная). Подошёл он к Чудесному колодцу, а ему громко так, с самого дна:
- А ну сдристни отсюда!
Испугался Бардым-Ош и сдристнул с пересохшим горлом.
И нечего было свою харю чумазую совать куда не звали!



БАРДЫМ-ОШ И ПЕЩЕРНЫЙ ДУХ ОКУМ-ЭШ

Спешил однажды Бардым-Ош по своим делам богатырским и, пробегая мимо пещеры, подумал, что пора бы и отдохнуть, а то шибко бегать надоело. Думает, полежу-ка в тенёчке, по-ничего-по-не-поделаю!
А в пещере той жил зловредный пещерный дух Окум-Эш. И до того он был зловредный, что никого к себе не пускал, а камнями кидался… То есть, в эту пещеру никто и не ходил, но если бы люди захотели войти в неё, то зловредный пещерный дух Окум-Эш никого бы туда не пустил.
И вот собрался, было, Бардым-Ош полежать там немножко, но только чуть подошёл к пещере, а оттуда – бац, камнем по башке. Бардым-Ош постоял немного, лобик почесал, и только опять захотел войти, как ему снова камнем засветили.
-Эге, - подумал Бардым-Ош, - это неспроста! А ну-ка вот ещё раз попробую войти! Коли булыжник в морду прилетит, значит, это кто-то специально так делает! – Шагнул вперёд Бардым-Ош, и тут же ему в переносицу каменюка впечатался. – Ну, всё! – разозлился Бардым-Ош. – Это уже слишком! – И крикнул:
- Эй, это ещё почему это в меня кидаются?!
- Сначала, - послышался эхом из пещеры кашель, - следует спросить – кто?
- Ну, и кто? – утирая под носом кровь, спросил Бардым-Ош.
- Это я кидаюсь, зловредный пещерный дух Окум-Эш!
- Это мне плевать, - начал раздражаться Бардым-Ош. – А почему?
Задумавшись на минуту, Окум-Эш прокашлял:
- Очевидно потому, что я зловредный пещерный дух Окум-Эш!
- Послушай, зловредный пещерный дух Окум-Эш, - добродушно сказал Бардым-Ош, - не кидайся, пожалуйста, в меня камешками. Ты не пробовал не кидаться?
- Давай проверим, - донеслось из пещеры после паузы.
Довольный Бардым-Ош сделал шаг, и тут же получил камнем по зубам.
- Не получилось, не кидаться, - захихикал Окум-Эш.
- Ну, всё! – заскрипел зубами Бардым-Ош, и сжал кулаки. – Ты меня так разозлил, что я не знаю, что я сейчас с тобой сделаю! – Бросился в пещеру, но получил такой силы удар в челюсть камнем, что застонал от боли и отступил, и ещё крепче сжав кулаки, крикнул:
- Вот теперь-то уж ты меня окончательно разозлил, бесповоротно! Вот теперь-то уж точно я не знаю, что я сейчас с тобой сделаю!
Тут что-то свистнуло, и обожгло ему ухо – Бардым-Ош отскочил в сторону, и стал думать, как бы ему перехитрить зловредного пещерного духа. И придумал такую хитрость: тоже взял камень и, что было силы, бросил в пещеру.
-Уй-я, уй-я! – послышалось из пещеры после глухого удара.
А Бардым-Ош постоял с часок, и повторил свою хитрость с камнем – в пещере заплакали.
- Почему ты в меня кидаешься? – наконец проплакавшись, спросил зловредный пещерный дух Окум-Эш.
- Не почему, а – кто! – усмехнулся Бардым-Ош.
- Ладно – и кто?
- Бардым-Ош!
- А почему?
- Бардым-Ош! – ответил Бардым-Ош.
- А ты хитрый, - чихнул Окум-Эш. – Но не достаточно хитрый, чтобы победить меня!
- Правда? – удивился Бардым-Ош, и запустил в пещеру камнем.
- Да хитрый, хитрый! – заревел Окум-Эш. – Чего пристал-то, иди давай отсюда… на мне уже живого места нет…
Тогда Бардым-Ош встал в полный рост и сказал:
- Вот попробуй, кинь в меня.
- Не буду, уйди только, - пробурчал Окум-Эш.
-Тогда, - подбоченился богатырь, - пусти меня в пещеру отдохнуть. Я и прежде уставший был, а теперь ещё больше полежать хочу.
Заупрямился Окум-Эш.
- Ничего не выйдет. Если в пещеру войдёт человек, то мне придётся выйти, а сие неприемлемо!
Тут Бардым-Ош придумал новую хитрость.
- Ты выйди оттуда, я отдохну, а ты и полезай обратно в пещеру, и сиди там сколько угодно, камнями бросайся.
- Ши-и-ишу! – прошептал зловредный пещерный дух.
Тогда Бардым-Ош стал подбирать камешек поувесистей.
- Всё, всё, всё, - застонал Окум-Эш, и выполз на белый свет.
А Бардым-Ош вошёл в пещеру и принялся там отдыхать. Час отдыхает, три, на пятом даже спина уже заболела от камней, а он всё одно лежит, не выходит.
- Эй, Бардым-Ош! – не вытерпел, наконец, зловредный пещерный дух. – У тебя там пролежни ещё не образовались? Выходи давай, как уговор был.
- А не выйду, - закряхтел, разминая спину, Бардым-Ош.
- Выходи – уговор был!
- Не выйду.
- Выходи!
- Сбрызни!
- Но так не честно, не честно, не честно, - растерянно повторял Окум-Эш.
А Бардым-Ош довольно руки потирал, и приговаривал.
- А я тебя перехитрил, перехитрил, потому что я хитрый!
- Крыса ты саблезубая! – обиделся Окум-Эш, и тут же получил камнем в лоб. – Ну, всё! – заскрипел он от злости. – Я просто не знаю, что я сейчас с тобою сделаю… Чего тебе надо, зловредный пещерный богатырь!?
Бардым-Ош сказал:
- Дай мне твою силу, чтобы я мог превращаться в любого зверя, птицу, рыбу и даже насекомого!
- Не могу, - развёл руками Окум-Эш. – Ведь тогда я сделаюсь слабеньким, и меня любой сможет обидеть!
А Бардым-Ош ему:
- Но когда взойдёт солнце, а ты ещё не будешь в своей пещере, то навсегда исчезнешь. Лучше уж сидеть слабеньким и пусть тебя все обижают, чем вовсе испариться!
- Не поступай так со мною! – взмолился Окум-Эш.
Всю ночь зловредный пещерный дух Окум-Эш плакал, угрожал, сулил золото, но богатырь оставался непреклонен. И когда появились первые лучики солнца, дух сдался. Он дал Бардым-Ошу свою силу превращаться в любого зверя, птицу, рыбу и даже насекомого. Тогда богатырь впустил Окум-Эша в пещеру, а сам зашагал прочь, довольный тем, что совершил подвиг, и избавил людей от зловредного духа пещеры, в которую никто не ходил и впредь не собирался.
А Окум-Эш посидел в доме, который дала ему природа, погоревал, поматерился в адрес Бардым-Оша, вздохнул тяжело в последний раз и сам вышел из пещеры под солнце…


ГИБЕЛЬ БАРДЫМ-ОША

Ходил Бардым-Ош по лесам и всё искал случая, чтобы подвиг какой-никакой совершить, но случая всё не представлялось. А для богатыря и вообще эпического героя, сие забвению подобно! Что делать прикажете!
Вот он от печали и стал по-тихоничку пакостить. Сперва так, нерешительно, ради эксперимента – возьмёт веточку еловую, и давай в муравейнике ковыряться. Муравьи гоношатся, кричат:
- Э, Бардым-Ош, бросай такие дела!
Бардым-Ош лыбится сидит, ещё пуще ворошит муравейник, отвечает:
- Я это лучше знаю, когда бросать, когда – нет. Я, может, благо великое вам тут организую в данную минуту, а вы, дурни, ни черта не понимаете!
- Это, конечно, очень интересно, - стонут муравьи, - только жизнь нашу глупую, муравьиную, уклад наш архаичный, оставь в покое, а то, не ровён час, передохнем все через твоё благо!
- Учить меня! – вскипел богатырь, взял дубину, да и раскидал весь муравейник к чертям собачьим.
А то ещё, проголодается если, так нет чтобы ягодой спелой насытиться, нет – залезет на дерево, и давай яйца из гнёзд таскать за пазуху. Натаскает три девятилитровых эмалированных ведра, сядет на поляне, и ну трескать яйца. Выпьет содержимое, а скорлупу обратно в гнездо пытается забросить. Попадёт – смеётся, нет – всё равно хохочет. Птички суетятся над ним, умоляют:
- Зачем, Бардым-Ош, ты плохо нашим детушкам делаешь? То есть даже, не плохо, а капец натуральный!
- Это, - отвечает богатырь, - я таким образом вашу рождаемость контролирую. Потому как, по утрам, никакого покою от вас не стало. Фьють, да фьють, чить-чирить – вовсе спать невозможно! – И какие яйца не доест, те об дерево разобьёт.
Или возьмёт, залезет в дупло к белке, все орехи сворует и давай ими в самих же белок кидаться. А был он меткий очень, и потому большинство белок по лесу скакало одноглазых.
 В общем, жизнь – не сахар. И вот однажды, видит Бардым-Ош, сидит на горе великан Потя, про которого говорили, что великан-то он, конечно, великан, да слабоумный. Все кому не лень потешались над ним, но беззлобно, по-человечески - как и принято смеяться над больными.
И пришла в голову Бардым-Ошу идейка как в очередной раз прославится подвигом.
Подошёл он к великану, говорит, как бы за между прочим:
- Вот сидишь ты, Потя, а проку от тебя – ноль!
- Отчего же, - удивился тот, - проку от меня большое количество. Потому что сижу, и ничего не делаю!
- А пора бы, - зевнул богатырь.
- Нету, не буду, - решительно тряхнул головой Потя. – Вдруг, чего не то сделаю?
- Так я научу тебя.
- Это как же ты научишь, я же глупый – так все говорят.
- Через свою хитрость! – хлопнул великана по плечу дружески Бардым-Ош. – Ты вот что сделай, пойди и луну у людей укради! – Прищурился хитро богатырь, а сам думает: - Вот дурак украдёт, а я как возьму, да как освобожу луну и всё, молодец опять!
- Нету, не буду! – нахмурился Потя.
- Укради, укради, - подзуживает Бардым-Ош.
- Всё одно, нету, не буду.
- Кради, говорю, балбес финно-угорский!
- Отстань.
Тут не выдержал Бардым-Ош и пнул великана по коленке, и прямо в нерв попал.
- Так ты драться! – скривился от боли Потя. – Ну, я тебе сейчас покажу кое-чего! – Встал он и ладони развёл, чтобы, хлоп, и всмятку бузотёра.
А хитрый богатырь, хоть и неожидал такого развития событий, успел отскочить. Отскочил, и думает: «Надо сматываться, пока не поздно». И, благодаря дару Окум-Эша, превратился в белку, чтобы по деревьям ускакать. Но он даже не подозревал, что превращаться в зверя, птицу, рыбу и даже насекомого, умел и великан Потя. И глазом моргнуть не успел Бардым-Ош, как и тот обернулся белкой, только росточком поболе.
- А ты, - говорит, - какого пещерного духа извёл, что такие фортеля умеешь выкидывать.
- Никакого, - осклабился великан, - просто так умею. – И бросился за Бардым-Ошем.
Но богатырь-то был мелкой белкой, он: прыг-прыг, шасть, и нету. И вот скачет он с ветки на ветку, скачет, решил отдышаться. Вдруг слышит, кто-то недобро так:
- Здрасьте, давно не виделись!
Мордочку вверх приподнял, а кругом белки одноглазые сидят.
- Ну что, - говорят, - побежали, что ли? – Да к тому же слышит: белка покрупнее ломится где-то рядом.
Ну, Бардым-Ош, не будь дураком, оп, и муравьём обернулся, и вниз по дереву засеменил.
- Хе-хе, - думает, - скорлупу вам от гнилого ореха, а не богатыря!
Сидит на травинке, лапки разминает, только слышит опять, шевеление какое-то нехорошее вокруг, глянул: святые угодники! Муравьи со всех сторон окружают, а сверху и вовсе нечто огромное, муравьиноподобное сползает. Да ну вас, думает, в болото! И, слегка поразмыслив, кому он ещё гадостей не делал, обернулся мокрицей.
Законопатился в щель какую-то, сидит, пережидает, когда сыр-бор уляжется.
И действительно, поискал его Потя, поискал, да и плюнул на эту затею – обернулся обратно великаном и пошёл на свою любимую гору сидеть, никому ничего плохого не делать.
А довольный Бардым-Ош посидел так ещё чуток, и думает:
- Это они меня, хитрого эпического героя хотели в оборот взять - рылом не вышли! Я вот сейчас как стану вновь человеком, так все муравейники переворошу, белок переловлю и в анатомический театр сдам.
И вот стал он тужится, чтобы превратится в человека, а никак! Тужится, тужится – и ничего! Совсем уже глаза из орбит вылезли, а не выходит из него человек.
Всё потому, что пещерный дух Окум-Эш был зловредным, и не научил, как в обрат человеком становится. А великан Потя это запросто делал – от природы имел талант.
Так и помер богатырь Бардым-Ош мокрицей.