Великий могучий

-- Глаза разуй, кошёлка старая!
Дарья Михайловна даже руку отдёрнула от удивления. Впрочем, за ухо она держала едва-едва, не дело подвергать детей физическому воздействию. И чернокожему пацанёнку, что срезал до пешеходного перехода по газону, не грозило ничего, кроме нравоучительной беседы с заключительным требованием больше никогда так не делать. Однако тот послушал только начало, до уважения гостей к хозяину – русскому народу, после чего и огорошил старушку. Дарья Михайловна осталась хлопать глазами, а пацан перебежал дорогу и нырнул во дворы.
Милицейский мобиль появился, когда старушка, повздыхав о некультурности современной молодёжи, перешла проезжую часть и продолжила путь к магазину. Конечно, заказать с доставкой было проще, но любила она выбирать вживую, а не тыкать картинки в виртуальном супермаркете. Да и послеобеденная прогулка приобретала некоторую осмысленность, это ведь молодым легко просто ходить по улице, у них времени ещё много.
Мобиль появился то ли очень кстати, то ли весьма некстати. Дарья Михайловна никак не могла решить: заявить о случившемся или не беспокоить милицию по пустякам. А тут вот, рядом, стоит только требовательно поднять руку, и можно будет побеседовать с офицером об ухудшающейся экологии, всеобщей дороговизне, редко навещающей дочери и наглых подростках. Но вдруг у того важное дело? И Дарья Михайловна решила, что бог с ним, мелочь, а поболтать можно и с продавцом-консультантом.
Мобиль остановился сам. Выскочивший офицер был симпатичен, подтянут и вежлив:
-- Здравия желаю, сударыня, лейтенант Данхофф. Сожалею, что отрываю вас от дел, но вынужден просить об оказании содействия.
-- Да, конечно, -- благосклонно кивнула Дарья Михайловна.
Ещё хотела добавить, что помощь в охране закона и порядка – дело каждого уважающего себя гражданина, но посчитала это излишим.
Лобовое стекло милицейского мобиля стало прозрачным.
-- Вы знаете этого молодого человека?
Маленький хулиган вжимался в кресло и, по глазам видно, был очень напуган. Дарье Михайловне стало его жалко. Офицер истолковал замешательство по-своему:
-- Не беспокойтесь, сударыня, задержанный не видит, что происходит снаружи.
-- Вот ещё, бояться в моём возрасте, -- фыркнула Дарья Михайловна. – А что натворил этот… молодой человек?
-- Возможно, ничего. Просто его поведение показалось мне подозрительным. А так как из прохожих на улице только вы… -- офицер виновато развёл руками. – Так что он сделал?
-- Ничего.
-- Мне кажется, -- строго заметил лейтенант Данхофф, -- вы что-то недоговариваете.
Дарье Михайловне проницательность современной милиции понравилась:
-- Ну, скажем так, ничего серьёзного. Несколько резковато ответил на моё замечание.
-- Оправданное замечание? – уточнил Данхофф.
-- Да. Но вы же сами понимаете: сложный возраст, чужая страна. Думаю, будет достаточно, если мальчик извинится.
-- И пусть потом бежит куда хочет. – Офицера, похоже, такой расклад устраивал.
Он улыбнулся, подошёл к мобилю, открыл пассажирскую дверь…
-- Если не секрет, что вам сказал этот малолетний правонарушитель?
Дарья Михайловна небрежно махнула рукой:
-- Назвал меня старой кошёлкой. Ещё что-то про разутые глаза. Я, честно говоря, не поняла. Наверное, молодёжный сленг.
Дверь захлопнулась, стекло потемнело, мобиль рванул с места.
-- Ой, что это, – Дарья Михайловна даже отпрыгнула.
Ей показалось, что мальчик, пользуясь беспечностью милиционера, совершил угон. Но лейтенант Данхофф остался спокоен:
-- Ничего страшного, сударыня, я отправил мобиль в отделение. Прошу извинить, но необходимо запротоколировать ваши показания.
Он открыл планшет, достал стило.
-- Мы же договорились, -- удивилась Дарья Михайловна.
-- Увы, имеется чёткая инструкция: в случае подобных высказываний малолетний правонарушитель должен быть в обязательном порядке препровождён в отделение для беседы с инспектором по делам несовершеннолетних.
Дарье Михайловне стало очень интересно, что ждёт за такое правонарушителей немалолетних, но спросила она другое:
-- А инспектор у вас хороший?
-- Замечательный.
Лейтенант готов был стоять и записывать прямо на улице, но Дарье Михайловне такая ситуация показалась неудобной:
-- Может, зайдём ко мне? Здесь недалеко.
Офицер расслабился:
-- Не стоит ваших трудов, сударыня. Оформление протокола не займёт много времени.
-- Всё-таки мне не нравится стоять посреди улицы…
-- Хорошо, -- кивнул лейтенант.
Тут Дарья Михайловна спохватилась:
-- Ой, я же в магазин шла.
-- Вернёмся к первоначальному варианту? – предложил офицер.
-- Нет, нет. Ничего страшного, схожу ещё раз.
-- Знаете, есть предложение получше: я провожу вас, по дороге и расскажете, как было дело. А в магазине, думаю, какой-нибудь стол найдётся.

Дочь заскочила в гости очень удачно: Дарью Михайловну прямо распирало от впечатлений. Ещё бы: прийти в магазин в сопровождении представительного молодого человека, поставить подпись под официальным документом. Лейтенант Данхофф пообещал, что больше никаких неудобств не будет, показания столь уважаемого гражданина вряд ли кто-нибудь возьмётся оспаривать. А Лиин, похоже, положила на парня глаз, что Дарью Михайловну порадовало: именно этой продавщице она симпатизировала больше всего. Последнее было сказано с особым смыслом: мол, девочка, тебе уже за тридцать, пора подумать о более серьёзных, чем искусствоведение и карьера, вещах. Дочь легкомысленно отшучивалась, делилась своим. Что интерес к российской культуре необычайно возрос, у них в музее русские совершенно незаметны на фоне прочих экскурсантов, как будто и нет их почти. Что президент – душка, но и лидер оппозиции – хороший человек, прямо непонятно, за кого голосовать. Что надо бы съездить отдохнуть.
-- Куда? – живо заинтересовалась Дарья Михайловна. – Турция, Египет, Таиланд? Или по Золотому Кольцу?
Дочка вздохнула:
-- Надоело, если честно, это всё. Может, по Европе покататься?
Столь легкомысленное заявление привело Дарью Михайловну в трепет:
-- Да что там хорошего? Говорят, без гида шагу нельзя ступить: обязательно что-нибудь нарушишь, и в тюрьму.
-- Ну не знаю. Я по сети с некоторыми болтала, так вроде ничего. Странные, правда, какие-то. И скучные.
-- Это поначалу ничего… Что, папу уже забыла?
Супруга Дарьи Михайловны угораздило слишком плотно пообщаться с одним ценителем русской культуры из США. Неделю после этого он жил странной жизнью, а потом открыл окно своего кабинета и вышел с двадцатого этажа. Смерть можно было констатировать ещё до приезда скорой.
Коварного собеседника органы нашли и задержали, Дарье Михайловне сказали, что оказался тот агентом влияния. Дальнейшей его судьбой старушка не интересовалась: раз взяли, значит, дальше по справедливости. Похоронила мужа и окончательно уверилась, что от чужих только неприятности.
-- Так ведь американцем был, а не европейцем, -- заметила дочь. – И вообще шпионом.
-- Одного поля ягоды, -- строго ответствовала Дарья Михайловна. – Не отпущу.
-- Я уже не маленькая.
Дарья Михайловна в ответ разрыдалась.
-- Ой, мама, ну что ты так, -- сразу же забеспокоилась дочь. – Да не поеду я никуда, дома останусь.
-- Нет, отдыхать надо. – Дарья Михайловна тут же перестала всхлипывать.
Она являлась твёрдой сторонницей активного образа жизни. Где только не была: Турция, Египет, Таиланд, Санкт-Петербург, Соловки, Сочи, Золотое Кольцо, Русский Север. Правда, на Дальний Восток так и не выбралась, хотя очень хотела. И с Ташкентом не сложилось, с Иерусалимом. Но, если честно, не очень и тянуло.
-- Отдыхать надо, -- повторила Дарья Михайловна. – Вон, кстати, Финляндия к нам присоединяется. Чем тебе не Европа? Хотя по мне Карелия лучше.
-- Ты ж никогда там не была.
-- По телевизору видела.
-- Может, и остальные присоединятся? – мечтательно предположила дочь.
-- Похоже, -- согласилась Дарья Михайловна. – Уже сейчас народу понаехало, не город, а интернационал. Взять хотя бы того лейтенанта.
-- Так может у него предки русские. Судя по фамилии. Вот и вернулся на историческую родину.
-- Почему бы и нет. Не зря же такой молодой, и лейтенант.
-- Просто наши в милицию не рвутся.
-- Значит, есть дела поважнее. Охрана порядка – труд, конечно, почётный, но нельзя сказать, что высокоинтеллектуальный.
Дочь согласилась: да, русский – это звучит гордо и с формой никак не вяжется. Впрочем, среди дворников или там продавцов соотечественников тоже не встретишь. Разговор тут же сполз на места работы и должности соответственно, слухи и сплетни, занятие пустое, но приятное. Где-то через час дочь засобиралась домой, Дарья Михайловна, проигнорировав все попытки вежливого отказа, проводила её, соответственно, зашла на чашечку кофе. Печально отметила, что спутником жизни даже не пахнет, но сетования на этот раз решила придержать. Ценя право дочери на личную жизнь, задерживаться надолго не стала. Погода стояла прекрасная, и чем просто возвращаться в квартиру, решила прогуляться.
Выйдя к очередному пешеходному переходу, Дарья Михайловна вдруг осознала, что давно уже не была на другой стороне. Честно говоря, и не помнила когда. С другой стороны, не особо и рвалась. Эта улица почему-то всегда была точкой возврата, местом, от которого обязательно следовало двигать домой. Дарья Михайловна замерла в нерешительности. Она уже была готова вернуться, но тут негритёнок, то ли тот, уже выпустили, то ли другой, подскочил к светофору, хлопнул по кнопке и побежал через проезжую часть.
“Гулять так гулять,” – решила Дарья Михайловна.

-- Фатима нарушителя оприходовала? – Лейтенант Данхофф плюхнулся в кресло, кинул на стол почти законченный отчёт.
-- Уже родителей вызвала, сейчас проводит с ними разъяснительно-воспитательную беседу.
Майор Вэй и так не любил сидеть у себя в кабинете, а уж когда в здании отделения всего два сотрудника, кроме него, тем более.
Данхофф хмыкнул:
-- Парень, наверное, мечтает попасть за решётку. Наши чернокожие друзья со своим подрастающим поколением, как правило, не церемонятся, с неделю нормально сидеть сможет.
-- А что там?
-- Попытался довести до одной милой русской старушки объективную реальность. По счастью, туманно и в сжатой форме.
Вэй сгрёб рапорт, пробежал глазами:
-- Что у них?
-- Ожидание гражданства. Затянется теперь надолго, если не навсегда.
Майор вернул рапорт, походил между столами, потом покачал головой и вышел. Появился минут через пятнадцать, отхлёбывая из большой кружки:
-- Похоже, единственное, что в России не меняется к лучшему, -- растворимый кофе.
-- Ну как там? – спросил Данхофф.
-- Фатима пообещала оформить на пять суток. А то действительно, отобьют родители в порыве праведного испуга какие-нибудь жизненно важные органы своему чаду, нам же потом разбираться.
-- А не следовало ли задержать их по подозрению в склонности к неоправданной агрессии по отношению к сыну?
-- Не такая уж она и неоправданная.
-- А угроза физического воздействия?
-- Слушай, что тебе в Гамбурге своём не сиделось?
-- Не знаю, скучно там. Всеобъемлющая защита гражданских прав и свобод превратила Европу в тюрьму для своих граждан. Хотя многим нравится: тепло, сухо, кормят хорошо. А ты, если не секрет, откуда перебрался?
-- Я – потомственный россиянин. Мой дед перешёл Амур, чтобы обосноваться на северных землях и способствовать присоединению их к Поднебесной. В час решительной битвы он встал на сторону противника, о чём никогда не жалел: неподкупно-продажные российские чиновники оказались куда проще и доступнее китайских. Да и генеральная линия партии над головой не висит.
-- Что-то все сюда едут.
-- Не все. Если бы ты знал, сколько в своё время отсюда уехало: кто вперёд в капитализм, кто назад в социализм, как больше нравится. А навстречу им двигались желающие жить на свой страх и риск. Чтобы законы были несколько расплывчатыми, а их соблюдение – не особо строгим. Теперь на Дальнем Востоке – мы и корейцы, свежеприсоединившаяся Финляндия мало чем отличается от заселённой финнами Карелии, на юге – вечно грызущиеся между собой кавказцы, а в Смоленске непонятно кого больше: поляков и белорусов. При этом все считают себя россиянами и объединяют силы для укрепления могущества великой страны. Хотя в свободное время не прочь подраться, выясняя, кто из них более гражданин. После русских, конечно, в их первенстве нет никаких сомнений.
-- Тем более, их мало, и идея подраться повергнет бедняг в шок, -- усмехнулся Данхофф.
-- Да, русских надо беречь от внешних воздействий. Как столетнего прадедушку. По счастью, они мало что замечают, а немногое увиденное благополучно игнорируют. Иначе… Собственно, передай-ка рапорт. – Майор Вэй вновь изучил записи. – Точно.
-- Знакомая фамилия?
-- Было недавно дело. Один американский профессор, наивная душа, решил просветить своего русского друга.
-- И что?
-- Как обычно: выставили в два часа без возможности вернуться обратно.
-- А русский друг?
-- Тоже как обычно.
-- Понятно, -- вздохнул Данхофф.
-- Что поделать, -- кивнул Вэй, -- на воле они долго не живут. И, похоже, понимают это. На подсознательном уровне. Выбирают работу с минимумом ответственности, отдыхают в одних и тех же местах, не выходят за пределы своих кварталов, даже не видят, что, кроме президента, только министр культуры – русский. И потому благополучно верят в величие и могущество своего народа, опоры России.
-- Ляо, ты не слишком ударился? – осторожно поинтересовался Данхофф.
-- Так ведь и правда великий народ был. Да вот не выдержал эпохи ещё более великих потрясений: кто спился, кто сбежал, кого убили. А оставшиеся настолько беззащитны, что приходится беречь их от всего и вся. Хорошо хоть, от самих себя спасаться научились.
Майор Вэй резким движением закинул остатки кофе в рот.
-- Аминь, -- пробормотал лейтенант Данхофф.

Идти почему-то было тяжело. Вроде и небо голубое, и асфальт ровный, а будто продираешься сквозь кашу. Кашу из мириад снующих людей и мириад мириадов удивлённых взглядов. Словно являешься чем-то невероятным, коего здесь быть не должно, но есть.
“Бред,” – Дарья Михайловна остановилась и затрясла головой.
А людей на улице действительно было много, куда больше, чем на вечерних прогулках в парке. К таким столпотворениям она не привыкла.
-- Вы не заблудились, сударыня? – спросил кто-то. – Русский квартал в другой стороне.
-- Что? – не поняла Дарья Михайловна.
Молодой человек почему-то побледнел, развернулся и торопливо пошёл прочь, испуганно оглядываясь через плечо.
Дарья Михайловна совсем растерялась. Она стояла столбом, не понимая, каким образом так далеко зашла, как возвращаться и, вообще, что происходит. Людской поток обтекал её, удивлённо притормаживая, а затем вновь набирая ход.
Кто-то осторожно тронул Дарью Михайловну за локоть. Старушка обернулась.
-- Вы не устали? – поинтересовался пожилой мужчина арабской наружности. – Может, вызвать вам такси?
Дарья Михайловна, уже приготовившаяся ответить, что вполне себе дееспособна и имеет право гулять где хочется, замялась. Действительно, день выдался насыщенный, сил потрачено много.
-- Да, пожалуй, -- кивнула она. – Здесь так много людей.
-- У них дела.
-- Ах, конечно, деловой центр, как я сразу не догадалась. У нас ведь район тихий, не бывает такого. Старость – не радость.
-- Ну почему же. Просто надо беречь силы, не замечать изменений в окружающем мире, и можно жить долго и счастливо.
Такси подъехало, мужчина усадил Дарью Михайловну, захлопнул дверцу.
-- Простите, -- только сейчас она сообразила, что даже не спросила имя.
Увы, мужчина уже удалялся.
-- Куда изволите? – спросил таксист.
Дарья Михайловна подумала, решила, что домой всё равно не хочется:
-- В парк.
Мобиль тронулся.
По радио кто-то нудно критиковал госсекретаря США Майкла Безрукоффа за его призывы ограничить экспансию России.
-- Вы бы не могли переключить? – попросила Дарья Михайловна.
Таксист кивнул, ткнул кнопку…
-- Великий могучий русский народ! – пророкотал президент.
Слова потонули в овациях.
-- Ох, извините, – водитель опять потянулся к пульту.
-- Не надо, оставьте.
Президент успокаивал.
Дарья Михайловна закрыла глаза и задремала.