Мой двоюродный дядя

       Отрывок из повести "Моя родословная".
       
 Рассказ.

У  моего   прадеда   Минькина  Шмерла  (1850--1905г.г.)  и  его  жены  моей прабабушки            Циве - Райхел  (1854--1939г.г.) было  восемь  детей,шесть  сыновей  и  две  дочери,   жили   в  местечке Хиславичи,   Смоленской   губернии.               

Пятый ребёнок Моте (1881-1975 г.г.), который   пережил всех своих  братьев  и   сестёр,   живший,  после  войны  в местечке  Стодолище   Смоленской  области.  Мне посчастливилось, вместе с отцом несколько раз побывать у дяди отца Моты. Ему тогда было под 90 лет он обладал трезвым умом и хорошей памятью. Моте мне рассказывал, что в молодости обладал крепким здоровьем, участвовал в войне 1914 года,  был  тяжело  ранен,   как  он  говорил:  - Собирали  по  кусочкам.

  Два года Мота лежал в Москве в госпитале. Эстер медсестра, не   отходила от койки Моты и поставила его на ноги. После  выздоровления они поженились. Детей у них не  было, до войны  жили в Смоленске, воспитывали дочку двоюродного брата Фаню. После войны воспитывали двух сыновей Фанн. Воспитанники, окончив школу, уехали в учиться в военные училища, вначале редко писали письма, затем прекратили писать    и отвечать на письма стариков. Мота и Эстер очень переживали за своих воспитанников.

Именно  он  рассказывал  мне, о нашем роде и наших предках  и родственниках, он всё о них знал, и именно он заразил меня  интересом  о наших предках.  Мота мне рассказывал, что его дед рассказывал, и что передавалось от поколения к  поколению, откуда идёт наше родовое  фамилии Минькины, или  Минкины. Что наш род в России начался с одного из дальних предков, бежавших от  испанской инквизиции 1492 года. Когда после золотого века в Испании король Фердинанд  и королева  Изабелла под угрозой духовенства или  заставляли евреев креститься, или изгнали из страны, а кто не  хотел креститься, сжигали на кострах. Наш предок,  дигшаясь н восток по странам Европы, добрался  до России,  остановился в еврейской  деревне Дудено  под  Монастырщиной  Смоленской губернии, там он  женился, откуда  пошел род  Минькиных.

 Мой отец, (каким образом не знаю) знал всю родню своего деда Шмерла, и когда он узнал, что я еду в командировку в Белгород попросил мня навестить его двоюродного брата Шмерла (Сашу) и сестру Фаню,  детей его дядьки Лейбы, и дал мне его адрес.

Лейба был третьим ребёнком (1879 – 1941 г.г.)  с  женой   Хаей-Сорой,  проживавших в местечке Захарово  Смоленской  области, где их расстреляли немцы  в 1941 году.  У них  было   двое  детей  Фаня и Шмерл, после  войны они  жили  в городе  Белгороде.

                САША    МИНКИН

Шмерл или Саша Минкин  двоюродный  брат  моего  отца, с которым  мне посчастливилось познакомиться, когда я был в командировке в городе Белгороде. Я очень доволен,  по сей день,  что побывал у него  дома в гостях,  где меня хорошо приняли, не пустили  в гостиницу  и заставили  у них переночевать.  Он жил  в хрущёвке,  на втором этаже  в двухкомнатной квартире с женой и сыном десятиклассником. Саша был рад моему посещению  сказав, что он теперь, после войны,  дорожит  каждым родственником, и каждым евреем, потому, что то, что он видел  и пережил, сколько бед  принесла  войн  для наших близких,  и  нашего народа не воозможно ни рассказать, ни  пером  описать.

Оказалось,  что он знал  моего  отца и всю нашу  семью  по рассказам своих  родителей,  хотя   никогда  нас никого не видел.

  Саша  с первого взгляда мне сразу понравился: статный, высокий стройный, крепкого  телосложения, ростом около 1,85 м.  открытое приветливое лицо с добродушной улыбкой, ему    в то время было  около 55 лет. Ни  внешним  видом,  ни манерами не  был похож  на  еврея.            

 Он был кадровый военный, до войны окончил московское военное  училище,  играл  в  футбол в  команде  дублёров московского ЦДКА, и игрался двухпудовыми гирями.    

После училища получил направление в Киевский  военный округ.  Война  его  застала  на границе  Украины  с  Польшей   командиром   роты. Участвовал в боях с первых дней войны. Попал  в  плен, был свидетелем, как  немцы  на месте расстреливали пленных  солдат евреев. Боялся, что его  выдадут свои,  бежал  ночью из плена, закопал в землю партийный  билет  и все документы,  два  месяца пробирался  к  своим.

 За чистосердечное  признание, что  попал в плен, уничтожил партийный билет, и что как офицер Красной Армии  и коммунист  не организовал сопротивление   немцам, затаился, пробираясь «спасая свою шкуру», исключили из партии, разжаловали до рядового.

Военный трибунал, осудил его в штрафную роту (существовал  сталинский закон, сам погибай, но в плен не сдавайся).               

  В   штрафной роте, где было больше ста человек, не подготовленных солдат, разных возрастов с винтовками и пятью патронами.  Это была не боевая рота, а толпа сброда, кроме небольшого количества осуждённых солдат.  Приказали штурмом захватить укреплённый населённый пункт, против немецких пулемётов и автоматов. В первой атаке  так и не захватив населённый  пункт,  полегла  вся   рота, Кто пытался спастись, побежали назад, попали под огонь своих. Осталось в живых несколько человек. Саша в этом бою был ранен, но благодаря своему богатырскому здоровью и военной подготовке сумел с поля боя приползти к своим. После штрафной роты, как искупившего свою вину, Сашу определили в роту разведки, присвоили звание сержанта, где он и прошёл все четыре года войны.   

 Неоднократно  командиром   группы   разведчиков  ходил  за   линию  фронта,  много  раз привадил  языка. Когда после освобождения  местечка  Захарово, узнал, что немцы расстреляли  отца   и  мать, своя  жизнь  стала  безразличной, появилось желание  мстить, мстить,  ещё  раз  мстить.   Саша мстил немцам,  убивал, ненависть  была  настолько велика,  что убивал, где только мог, если приходилось  конвоировать пленного, то  он мог его  расстрелять по дороге, как  попытке к  бегству. Каждый немец  был для него злейший враг.               

Несмотря на директивы Верховного Главнокомандования, об лояльном  отношения к немецким военнопленным и немецкому населению на оккупированных территориях, врываясь в Германии в немецкие населённые пункты и города не мог видеть немцев, Саша говорил, что немцев ненавидел звериной ненавистью,  и считал, что эту страну нужно стереть с лица земли за их злодеяния.               

  Саша рассказывал, что в марте  1944  года стояли на  реке  Буг, снег ещё лежал, но  река  уже  очистилась  ото  льда. Ночью  его разведгруппу,  переправили  через   реку,  они   углубились  на  десять километров, выполнили  задание,  возвращались, и  уже около реки напоролись на немцев. Завязался  бой, Саше  с радистом  прорвались  к  реке,  спрятались  в   камышах,          немцы преследовали их, окружили. Был  убит  радист, остался он один, деваться  было  некуда.    Саша  увидел   воронку   от  снаряда,   а   дальше   подо   льдом воздушный мешок.  Он прыгнул в ледяную  воду  и ушёл под  лёд к  воздушному мешку, он слышал,  голоса немцев,  как  бегали немцы, разыскивая его. Саша  просидел подо  льдом, пока не убедился, что немцы  ушли,  вылез из по до  льда. Начинало темнеть. Саша  пробрался по  камышам до открытой воды, когда совсем стемнело, в темноте, переплыл реку Буг на противоположный берег к своим. Спасло   его  ещё  то, что  у  него  была фляга  со  спиртом.               

  Прибыв в часть,  переоделся,  доложил  командиру,  выпил  два  стакана  водки, и  проспал   двое суток.  Но   самое   интересное   то, что после такой процедуры, у  него  не   было  даже  насморка.  Саша говорил, что по-видимому от  страх  человек не чувствует, что находится в ледяной воде. Саша  рассказывал, что  он   убежден,  что  у  него   есть   свой   ангел   хранитель. Он пробыл  на  передовой  с  первого  до  последнего  дня  войны, он побывал  в  таких         тяжелых  боях,   и  всевозможных  переплетах,  что  живыми   оставалось   единицы,  а он  ни   разу  не  был даже  тяжело  ранен. Все  четыре  года  войны  он  даже  не  думал,  что   останется   жить, надежда   появилась,   когда  взяли  Берлин,  и  нашел  живой  свою сестру  Фаню.   

Саша рассказывал, что война здорово подорвала его здоровье, и сейчас он чувствует, как барахлит мотор, и  всё-таки сила у меня ещё есть. Он нагнулся, взялся за низ передней ножки большого, деревянного стула, и на вытянутой руке поднял стул к потолку, за что жена его стала ругать. Я тоже попытался так же поднять стул, но силёнок  у меня не хватило.

На следующий день, решив все вопросы на заводе, уехал домой с гордостью за то, что имею такого  достойного родственника, которые на мой взгляд  может  защитить себя, своих близких, свой народ, имея богатый военный опыт  и патриотизм.