4. Школа

 Уже не часто и мысленно удаётся пообщаться со своими учителями,
хотя нуждаемся в их добром напутствии не меньше прежнего. Кто ещё, кроме них да родителей знал нас больше, чем мы сами?
       
       Мою первую учительницу, добрейшую Раису Степановну запомнила скорее от  непроходимого страха перед её по-мужски крупной фигурой, сиплым голосом, и ещё тем, что у неё из-за меня случится инфаркт. С каким страдальческим выражением хваталась она за грудь, раскрывая мою тетрадь с очередными кляксами на полстраницы.
       И ещё сама слышала. Каким-то осенним вечером, заметив с веранды, как Раиса Степановна  громоздко выстукивает по нашим ступенькам, я еле успела спрыгнуть вниз и пробраться к пункту наблюдения под окном гостиной. Сердце так стучало, и я всячески зажимала его ладонью, чтобы не услыхали в открытое окно. Лишь, когда успокоилось, смогла подняться и прислушаться к обрывкам фраз учительницы:

"... красивые образные... кляксы... до инфаркта..." Вот оно!!!

От клякс я избавиться не могла в течение двух лет, и они щедро сопровождали меня из школы не только в тетрадках, но и на щеках, и  ежедневно застирываемом бабушкой кружевном воротничке.
Поэтому я очень старалась вызвать расположение учительницы выразительным пересказом текстов учебника с творческим добавлением от себя. 
      
     Уже на выпускном четвертых классов, вся в белых бантах, старательно читаю со школьной сцены прощальное Раисе Степановне и, о, ужас, замечаю этот её такой знакомый жест, а на щеке ещё и свежую бороздку слез! Нет, улыбнулась мне... наверное, руку к сердцу подняла по привычке...

       Вот в седьмом классе, уложив на стол необъятную грудь, Людмила Николаевна комментирует наши собственные варианты окончания повести «Дубровский». Я, зажмурясь, стараюсь забыть свою фамилию, чтобы не назвала. Сдала, ведь, совсем исхудавшую тетрадь, а то что ещё не было вырвано, в сплошных исправлениях (к черновикам прибегала редко).

Так и есть, просит подойти и суёт в руки в руки моё сочинение: "Читай громко!" 
Не слыша себя, читаю, еле удерживаясь на ватных ногах перед учительским столом. Затем, как в гипнозе наблюдаю за мерными движениями её энергичного кулачка по столу, словно вколачивающего туда каждую фразу.
      
      "Писала ты это несомненно, сама! Взрослый не умудрился бы сыграть свадьбу
после похорон! (тук-тук)...
Вот выучишь русский ( одиннадцать ошибок - это много) и станешь у нас писателем! (тук-тук).
Ничего, Николай Островский тоже не сразу освоил правила грамматики... (тук-тук)."
      
      Каково мгновенное преображение недостатков в достоинства – поощрение творчества! До сих пор ощущаю ту необычную лёгкость! Казалось, ещё немного и вылечу прямо в искрящуюся зелень открытого окна...

       Выходила же через три года из школы далеко не с теми воздушными чувствами.
Также манила цветущая акация за окном. Боком к нему всё ещё прижимался старый учительский стол, но за ним уже тронно восседает другая, чья-то неприкосновенная протеже. (К тому времени уже был подправлен мой русский, позволивший даже занять первое место на городской олимпиаде за сочинение «Город будущего»). Она не подзывает к себе, а как бы сбрасывает сверху своё безапелляционное: «Полная отсебятина, читай критику!»
      
      После былых творческих сочинений в классе воцарилась немая передирка критических текстов, прерываемая лишь шуршанием шоколадной обёртки или ароматной волны от мандариновой корочки со стороны учительского стола. Не буду рассказывать, как я со всем этим  боролась, то храня молчание глухонемой вместо ответа, то начиная отвечать на громком немецком. Начиная, поскольку окончить я не успевала, молниеносно оказываясь за дверью, чтобы не достал какой-нибудь фрукт со стола учительницы.
      
По счастливой временной случайности (могла, ведь, занять это место и раньше), уроки литературы в десятом унесли лишь моё страстное желание поступать на литературный, но сочинять всё же не перестала.

ВЕРА ПЕТРОВНА ПЕРЕЛЕШИНА

       Госуниверситет. Подготовительное отделение гуманитариев, куда как и я, пришли уже
уже вкусившие работы, чтобы пополнить утерянные знания. В аудиторию влетает маленькая светлая женщина и спрашивает, знаем ли мы… лешего? Выдержав паузу и,
разумеется, не дождавшись чего-то вразумительного, представляется: «Так вот, будем знакомы, я ещё и ПЕРЕ-ЛЕШИНА! Вера Петровна! Ваш преподаватель по русской литературе...
       Фамилия себя оправдывала. Никто, ни декан, ни сам ректор университета не могли
повлиять на ее решение выставить слушателю ту или иную оценку, от которой зависело его дальнейшее обучение. С нами учился будущий юрист, близкий роственник первого должностного лица в Республике. И мы тогда не раз с удовольствием подслушивали из коридора все оттенки - от нежного до явной грозы - тщетного уговаривания её руководством за своих протеже.
       Зато, как предупредительно бывала доцент Перелешина к стоящим ниже её по служебной лестнице: учителям, лаборанткам, техничкам! Как великодушно помогала
она студентам, если это отвечало ее понятию справедливости - достоинство русского интеллигента! Это её независимое поведение в сочетании с разящим остроумием коренной одесситки вызывало у окружающих только сильные чувства, пусть и с полярными знаками.

       Мы с Раечкой, подружкой по всем открытиям и шалостям были и одинаково влюблены в "нашу Веру". Только на её необыкновенных лекциях - ничего из учебника, с пропусками программных писателей ("сами почитаете")и чтением лекций о других обойдённых - ничего не рассказывали, не играли, и старались не ради истинных знаний, но из страха пасть в ее глазах. И вдруг, когда уже доброй половине группы было Верой Петровной рекомендовано, «пока не поздно, выбрать какую-то техническую профессию», получаю её следующий комментарий к своему сочинению: «Серо как самый серый воробей, сидящий на сером-пресером заборе в серый ненастный день!»

       Мысленно прощаясь с жизнью, срываюсь к преподавателю: «Думаю, что и мне не
стоит занимать здесь чужого места!
- Вот и я думаю, - перебивает Вера Петровна эти излияния, - почему Вы со своей подругой до сих пор не на литературном кружке? Вас, кажется, интересует творчество? Или я в чём-то ошиблась?.."

И началась учеба…