Глава 1 Шклярский, Харон и маслята

Глава 1

Шклярский, Харон и маслята

Переступив границу зрелых лет,
Я в тёмный лес забрёл и заблудился.
И понял, что назад дороги нет…

       Семнадцать лет пролетели, как таз с мыльной водой, оброненный нерадивым мойщиком стёкол. Пена этого времени плескалась в пивной кружке, из которой я в данный момент тщательно прихлёбывал.
       Вот уж 3 дня кряду мы сидели с Эдмондом на заброшенной коммунальной кухне и давились «Жигулём». Чтобы хоть как-то скрасить однообразие пьянки, мы изредка дремали на раздраконенной кушетке. Вернее, дремал там Шклярский, а я, пользуясь привилегиями привычного студенческого организма, спал либо на тумбочке, либо на убитой в хлам раскладушке. Похмелье, прикинувшись симпатичной нимфой, по очереди жалось то ко мне, то к Эду, но не могло разрушить вековых холостяцких устоев. По пробуждении мы снова глотали выветрившееся пиво и философствовали о препонах сурового быта.
       - Сюда мы влезли поздно ночью, сидим уж третий день, - напевал Эдмонд, намазывая жирный слой майонеза на апельсин. Я поморщился и глотнул пивка.
       - Слушай, Эд, откуда ты столько фруктов урвал? – я разглядывал цитрусовые, разбросанные по всему полу.
       - Дак это… Можно ещё, - Шклярский закатил глаза, наморщил лоб – и из коридора со скоростью ракеты «земля – земля» вылетела авоська с апельсинами.
       Прошло пять минут, прежде чем Эдмонд, шокированный моим невежеством, прекратил поливать своим черничным взглядом мои прибалдевшие глазные блюдца. Я основательно проморгался и выдавил:
       - Как? Откуда?, - алюминиевая вилка, сжимаемая моей рукой, лихорадочно стучала по краям стакана с пивом. Присутствие сего столового прибора в несколько неожиданном месте являло второй риторический вопрос на повестке дня.
       Эд сидел на подоконнике и уныло жевал апельсин.
       - Майонез закончился, - кисло произнёс он.
       - Как?!
       - Ну, закончился просто…
       - Да нет, я про апельсины, - вместо ответа в меня полетел оранжевый цитрус. Порядка минуты я изучал мельчайшие трещинки и выпуклости этой шарообразной идиллии вкуса, цвета и запаха, а потом швырнул фрукт в ржавую шайку, заменявшую нам мусорное ведро. Замороженный было диалог продолжился.
       - Нет, я про другие.
       - В смысле?
       - Про те, которые в авоське. Нет-нет, погодь! (Эд потянулся было к плетёнке) Откуда они?
       - Не знаю… Марокканские вроде
       - Да не в том вопрос. Как ты их тут авторизовал?
       Шклярский затянулся сигаретой и усмехнулся над моим невежеством.
       - Как откуда? Мы ж с тобой в Её подсознании.
       - «Её»? Кто это – «она»?
       Эдмонд не ответил. Он меланхолично тушил сигарету о мягкого ёжика – нашу пепельницу в стиле модерн. Ёж молчаливо терпел унижение во благо русского народа.
       - Слушай, Эд, ты бы ещё майонезу заказал, - я попытался хоть как-то подбодрить депрессировавшего соратника.
       - А всё, - сплюнул тот, - на сегодня резерв исчерпан.
       - То есть?
       - В Её мыслях больше нет майонеза, - авторитетно выдал Эдмонд, и тут же секундная самодовольная ухмылка на его лице сменилась горечью всех гонимых нацизмом еврейских народов.
Повисло ставшее уже системным скорбное молчание.
       - Может, в «Лимбер» сходим? – нарушенная тишина выпорхнула из комнаты, оскорблённая моим эгоизмом. Шклярский поднял на меня глаза, полные наивной щенячьей надежды.
       - Там есть майонез?
       - Едва ль. Но не думаю, что старина Харон откажет нам в хорошей выпивке. А то хлебаем эту кошачью мочу…
       Из коридора обиженно мяукнул кот Вергилий, пытаясь доказать свою непричастность к качеству пива.
       - Ну ладно, - Эдмонд великодушно дохрумкивал цитрус, одновременно засовывая недовольного кошака в цилиндр.

       Солнце присело за сараем в позе несчастливца, страдающего поносом. Светилу никто не сочувствовал, ибо в памяти обывателей ещё свежи были картины солнечного трудоголизма во время энергокризиса.
       Лучезарный день и апельсины иссякли одновременно. Что поделаешь, женское подсознание испокон веков было непредсказуемым.

       Харон, содержатель слабоаппетитной забегаловки «Лимбер», являл собой оптимистичного еврея средних лет с длинными пейсами, пивным пузиком и большими планами на будущее. Бывший вояка, депортированный из вооружённых сил за чрезмерное потребление сала, теперь коротал жизнь за барной стойкой пивнушки, писал мемуары и рассказывал разномастным посетителям про свои похождения в воинской части «Мозжечок» В данный момент он наводил марафет и насвистывал какой-то из эсесовских маршей.
       - Дядя Харон, выпил бы с нами! Что как бедный родственник, - Шклярский восседал на одной из насквозь прогнивших мозговых извилин, заменявших лавочки, и путём самопожертвования уничтожал уже третий литр портвейна.
       Хозяин заведения воровато оглянулся, тихой сапой подкатил к нашему столику и тяпнул стопочку.
       - Что вы всё погтвешком да водкою-то балуетесь? Таки некультугно, - обиженно произнёс он, занюхивая градус рукавом.
       - Да вот, в мыслях у Неё сегодня отнюдь не фонтан разнообразия. Лакаем этот перегной, а печёнка-то не казённая, - Шклярский вздохнул и захрустел призванными из сознания леденцами. Вергилий презрительно чихнул под столом и продолжил налегать на бейлис с селёдкой.
       - Ой, ви таки взгослый человек, не смешите таки старика! – Харон немного пошаманил, и на столе материализовалась бутыль со светлой жидкость и маслята кислотно-зеленого цвета. Содержатель «Лимбера» с видом знатока сорвал пробку. По воздуху поплыл такой ароматец, что портрет Алигьери Данте, висевший при входе, с неподдельным ужасом в слегка окосевших глазах стал глотать ртом остатки репрессированного кислорода.
       - Я это пить не буду, - констатировал Эдмонд, усиленно дыша в цилиндр. Харон проигнорировал это высказывание и разлил каждому по 200, вследствие чего Эд вспомнил о чём-то срочном и по-английски просочился в форточку, по пути наступив на Вергилия. Кот был настолько увлечён бейлисом, что не заметил, как кусок его хвоста невежливо удалился, прилипнув к подошве одного из ботфорт Шклярского.
       Харон хмыкнул и всучил мне стакан.
       - Ну, я тоже вроде не особый фанат…
       - Да мне таки пагаллельно, - вкрадчиво объяснил мой собутыльник.
       - Параллельные линии не пересекаются! В этом соль мира и суть истины! Это же формула существования! – раздались патриотичные вопли Эвклида, восседавшего на соседней с нами извилине сознания. Геометра быстро успокоили, вручив ему плюшевый макет земного шара.
       - И всё-таки я пас, - стопка была царственно отвергнута. В воздухе запахло керосином – во дворе заправляли случайный вертолёт. Харон смотрел на меня взглядом обиженного ребёнка.
       - А мы тут таки не в префеганс гежемся, судагь!
       А ведь действительно. К чему обижать старину… Пожалуй…
       - Ну, дай Бог не последняя, - оптимистично выдал я и заглотил жидкость залпом. Хм, а вроде ничего, на вермут похоже, креплёный…
       - Вот так! – Харон лицезрел мой пустой стопарь и излучал плохо скрываемый позитив. – Теперь шхуна твоего внутреннего мира распустит паруса свободы, и попутный ветер понесёт её навстречу чарующей реаль…Эй, ты куда?
       Вместо попутного бриза шхуну рванул мощный шквал, и она, увлекая за собой меня, в свою очередь вцепившегося в скатерть, закружилась в водовороте красок. В итоге мы бесформенной кучей грохнулись на пол, в усмерть перепугав Вергилия и отправив блюдце с бейлисом по баллистической траектории на соседний столик.
       - Грибочком, грибочком закуси! – раздался свыше голос Харона, вслед за которым градом посыпались маслята. Я поймал грибок зубами и быстро прожевал, после чего попытался вскочить и сделать пейсатого драг-дилера льготником. Однако по пути мне встретилась крышка стола. Кот снова в ужасе заорал, увидев падающего меня, и спешно ретировался, зачем-то прихватив с собой скатерть. Посадка была жёсткой до потери сознания.
       Похоже, леденцы оказались просроченными.