Лебедь

Мы много раз с замиранием сердца следили за великой Галиной Улановой, а потом и за блистательной Майей Плисецкой, когда они в финале известного танца "Умирающий лебедь" медленно опускались на помост сцены, складывали свои руки над низко опущенной головой и вытягивались в последнем движении к залу. Так необыкновенно умирал белый лебедь, уходя в неизвестность.

В память какой же конкретной птицы была написана музыка Камила Сен-Санса, придумана хореография к ней, сверкали своим талантом известные всему миру балерины? Была ли вообще эта птица, жила ли она на белом свете? Послушайте удивительную историю и решите сами.

Однажды осенью, а случилось это в середине XIX века, один вполне настоящий лебедь вместе с другими себе подобными летел из-за Онеги от наступающей зимы к теплым морям. По преданиям древних греков, когда-то точно таким же путем из Гипербореи на юг, а потом обратно, на своей воздушной колеснице, запряженной лебедями, много раз летал и бог Аполлон.

По библейским преданиям, именно где-то здесь было видение архангела Михаила, а его самого и других архангелов люди всегда изображали с лебедиными крыльями. И вот наш лебедь, то ли наследник Аполлона и гиперборейцев, то ли вестник архангела, не долетел до теплых морей и остановился на середине пути, чтобы передохнуть. Вокруг были свои, похожие на него. Тоже собратья. Все вместе они о чем-то молчали словно безмолвные хранители чьих-то дум. Чуть поодаль от них копошились гуси, утки и другие перелетные птицы, которые тоже стремились на юг, но, в отличие от лебедей, много гоготали, крякали, словно люди на рынке. Верно сказал кто-то: устроили птичий базар.

И устремились к этому скопищу пера и пуха бывалые охотники. Таковых тогда много знали старые петербуржцы. Среди них и некто Александр Евстафьевич. Высокого роста, худощавый. В фуражке с козырьком в нем тоже было что-то от лебедя.

Как известно, настоящие охотники не стреляют в лебедей. Больно уж красивая птица. Куда там какому-то павлину с его веером-хвостом. Ведь белый цвет - это цвет искренности и чистоты. Поэтому стрелять в хрупко белое - большой грех. Палили в тот раз в гусей да в уток. Но зазевался наш лебедь, замешкался, крылья то вон какие огромные, и произошло непоправимое. Дробь случайно попала в него, и закричал он жалобно от боли, заломив свои руки-крылья.

Что тут делать? Охотники советовали разное, но Александр Евстафьевич пожалел лебедя: ведь скоро зима и погибнет красивая птица. Не спасут её ни камыши, ни берег еловый. И понес он её домой, в стольный град Питер.

По прибытии на место, лебедя враз обступили дети охотника. А их было много: пять дочерей и двое сыновей. Дочери все были в белых платьицах и белых гольфах и чувствовали своё родство с лебедем, на котором всё тоже было белое, но запачканное кровью.

Дети начали хлопотать вокруг него, готовить ему место для отдыха, необходимого после стольких переживаний. И отвели ему уголок на кухне. Тут и тепло и разной снеди много, поэтому лучшего места и не сыскать. Опять же и строгая хозяйка квартиры не будет укоризненно смотреть на все его проделки за долгую зиму, которую ему придется прожить вместе с ней и её детьми. Так и начался новый этап в жизни лебедя в самом центре столицы Российской империи.

- Эка невидаль, птица на кухне, - скажет кто-то, но ведь кухня та была не совсем обычная, поэтому не будем спешить с выводами.

Александр Евстафьевич служил в Дирекции императорских театров, играл в симфоническом оркестре и жил со своей семьей на первом этаже дирекции в большой квартире. Само здание располагалось в центре города возле Императорского театра, хореографического училища и консерватории. Если смотреть с Невского проспекта, то как раз за театром. Ныне в этом здании музей театрального искусства. Именно сюда и попал наш горемыка. Он стал невольным свидетелем того, как многочисленное семейство Александра Евстафьевича по порядку, строго заведенному им и его супругой, внучкой известного шотландского историка и писателя, уже с самого утра начинало заниматься музыкой, пением, танцами и рисованием. Иногда лебедю удавалось не только слышать красивые звуки, доносящиеся из комнат, но и краем глаза наблюдать за всем в них происходящим.

Незадолго до этих событий в Париже, другой культурной столице Европы, уже начал блистать Шарль Гуно, композитор, автор духовной музыки и создатель французской лирической оперы. Среди его произведений хорошо известны "Ромео и Джульетта", "Фауст" и другие. Новые веяния, новая музыка... Но вот случилась беда: тяжело заболел и вскоре неожиданно для всех скончался Журбен, брат Шарля, талантливый французский архитектор. Произошло это весной, в апреле. Ш.Гуно в глубокой скорби и тоске, свято веря, что душа брата вознеслась в поднебесье, написал проникновенный романс, посвященный лебедю.

Иван Тургенев, молодой писатель из России и верный друг Шарля, находился тогда в Париже. Он встречался с Гуно почти каждый день и, как только мог, помогал ему ухаживать за братом, поддерживал его. После кончины Журбена Иван Сергеевич ещё некоторое время приезжал к Шарлю, а потом был вынужден покинуть Францию и отправиться в Россию. Через год из Парижа ему пришла посылка, а в ней ноты. Иван Сергеевич сразу же пошел с ними к Александру Евстафьевичу, с которым был давно знаком по совместной охоте ещё в Орловском имении.

Всё получилось случайно: Иван Сергеевич раскрыл ноты, Александр Евстафьевич стал петь своим сиплым тенором, а его старшая дочь - играть на рояле. Младшие дети вместе с матерью сидели вокруг и внимательно слушали. На стенах горели свечи. Их пламя отражалось в глазах всех присутствующих. Тяжелые белые шторы на окнах опускались до самого пола. Дверь в комнату была открыта. Звуки печальной музыки и пения разносились по всей квартире, проникая во все её уголки.

Вероятно, дошли они и до кухни, потому что вдруг на пороге в комнату показался наш лебедь. Он постоял немного в дверях и после некоторого колебания медленно направился прямо к роялю. Музыка продолжала звучать, а певец - петь. Лебедь же осторожно опустился возле него и стал слушать романс вместе со всеми. Его голова вначале задумчиво коснулась ножки рояля, а затем опустилась на белую грудь. Все замерли от изумления и не знали: то ли им продолжать слушать романс, то ли смотреть на лебедя. А он в это время, словно сам Журбен, с глубокой грустью слушал романс, сочиненный его братом, вспоминая весёлый Париж и своих друзей.

По окончании романса Иван Тургенев, волнуясь, лишь с большим трудом смог вымолвить:
- Такая музыка! Столько детей! И даже дикий лебедь слушает Вас!..

Возбужденный писатель стал раскланиваться, и все пошли его провожать, а лебедь так и остался сидеть возле рояля. Никто тогда не заметил, что он остался там навсегда...

Казалось, что это не совсем обычное событие никак не отразилось на жизни его участников, и жизнь после кончины лебедя продолжалась своим чередом. Александр Евстафьевич каждый день ходил на службу в Дирекцию императорских театров и на репетиции симфонического оркестра, но рядом с ним в консерватории учился Петр Ильич Чайковский, который через некоторое время написал музыку к балету "Лебединое озеро". По первоначальному замыслу композитора, его главная героиня - дева-лебедь, в финале покидает своего возлюбленного и уходит в мир иной.

Писатель Иван Тургенев вскоре опять возвратился в Париж. Каждую неделю на четвергах у Полины Виардо он встречался с композитором Камилом Сен-Сансом, а тот, как всем известно, стал автором музыки к танцу "Умирающий лебедь"...

Шли годы. Уже не стало Александра Евстафьевича и Ивана Тургенева. Потом в один год почили Шарль Гуно и Петр Ильич Чайковский, но тогда же родился один из правнуков Александра Евстафьевича. То был мой дед. Он стал очевидцем балета "Лебединое озеро" в постановке Льва Иванова и Мариуса Петипа и танца "Умирающий лебедь" в исполнении Анны Павловой.

Получается, что она, а за ней и другие известные балерины в своем танце всегда невольно принимали образ вполне конкретного лебедя, который когда-то жил в нашей семье. Он сумел непостижимым образом объединить творчество Журбена и Шарля Гуно, Ивана Тургенева и Полины Виардо, Петра Чайковского и Камила Сен-Санса, Льва Иванова и Мариуса Петипа, Майи Плисецкой и Анны Павловой. Сам же он превратился во что-то очень тонкое и неуловимое, до сих пор витающее над нашими головами. Не будь его, не было бы, верно, балета, танца, моего деда, меня и этого рассказа.

       (из цикла Homo Tourgeneus. На фото - Александр Евстафьевич Берс)