5th Crusade Глава 7 Нихонская дева

Военачальники прибыли в резиденцию регента с вопросами. Обычно в подобных обстоятельствах все договоры и сделки заключали через посредников, и каждая сторона оставляла себе лазейку на случай непредвиденных событий. Иными словами, каждый феодал был сам по себе, а законы чести и уважения к императорскому дому если открыто не нарушали, то соблюдали формально. Никакие традиции и договоры не мешали предательству, подкупу и прочим политическим приемам.
Тесть покойного сёгуна был столь же хитёр, сколь мудр и прозорлив, и главы кланов прибыли не по его приказу. Он лишь распространил нужные слухи, и феодалы прибыли сами.
Пока он оставался единственным, кто сохранял спокойствие и держал ситуацию под контролем. О том, что это - видимость, знал только он сам.
- Да, я подтверждаю, почтенные владыки, на нас напали, - сказал Ходзё Токимаса и посмотрел на военачальников с таким видом, словно ему давно известно, кто из высоких гостей несёт ответственность за вторжение. Он не боялся переиграть. Слухи о разветвлённой шпионской сети давно завоевали признание, и каждый феодал в душе боялся, а вдруг коварному регенту известно всё о его планах и расположении войск? Если так, то любая активность встретит точное противодействие. Пакт с любым другим кланом может изменить равновесие, но где гарантия, что регент тут же не создаст оппозиционный союз? Точно рассчитанный на основе агентурных данных.
- Я знаю, чьих это рук дело, и не стану никого обвинять, - регент шёл по острию клинка, но сейчас он мог себе позволить риск, - У всех возник вопрос – почему?
Молчаливые воины смотрели на регента с выжиданием. У каждого взгляда исподлобья был свой оттенок страха и злобы, но воины признали основную истину. В сложившейся ситуации лучше быть на стороне регента.
- Отвечу. Обстановка вышла из-под контроля. Кто скажет, что это не так? Если кто-то так скажет, значит, - регент ехидно улыбнулся, - Значит, признается в причастности. Не думаю, что виновник пойдёт на это. Возражения есть?
Они молчали. Ходзё не имел ни малейшего представления, кто виноват в появлении вражеского флота, да и сомнительно, что это кому-нибудь по силам. Разведчики продолжали сбор информации, но все нити расследований вели к новым вопросам. Ответов не было.
- Сейчас нам надо действовать сообща, и чем быстрее, тем лучше. Пока неприятельский флот всё ещё стоит у Камадзавы. Во-первых, надо обезглавить их командиров. А во-вторых…

Приказы – дело хорошее, да только кто их в жизни соблюдает? Где гарантии, что отдых и восстановление морали продлятся ровно два дня? Крестоносцы разбрелись по городу и окрестностям в поисках заслуженных радостей, а многие командиры махнули рукой на дисциплину.
И присоединились к общей массе рыцарства.
Зигфрид оказался одним из немногих, кто не поддался искушению. Сказать по правде, воины его отряда не были в восторге от жесткой дисциплины, навязанной абиссинцем. Кое-кто начал сомневаться, а хороший ли в отряде командир. Смотрели на сторону и видели Саймона. Вздыхали, унывали, но понимали. От добра добра не ищут. Зигфрид дал хотя бы два дня на развлечения, а этот чокнутый даже девку себе не взял. А всё потому, что связался с Персевалем.
Мало кому нравился странный тамплиер, рыцари его не понимали и считали чуть ли не заговорщиком.
Говорить о тамплиерах гадости привыкли давно, а Персеваль в отряде был единственным из ордена красных крестов. Вокруг него и созревали все сплетни.
- Народ недоволен, - озабоченно заметил Персеваль.
Саймон налил себе трофейного вина в походную чашу, хотел уже передать тамплиеру, но вспомнил, что тот не пьёт, и приложился сам.
- Ты только меру знай, не ровен час, опять беда нагрянет, - Персеваль похлопал Саймона по плечу и усмехнулся, - Знаешь, если бы ты не пил, тебя бы точно кто-нибудь прирезал.
Госпитальер нахмурился и облизал губы.
- Вот не поверишь, пью эту дрянь, а не пьянею. Проклятые сарацины совсем не умеют делать выпивку.
- Тебе виднее. Но так ты хотя бы издали похож на эту свору.
- А Зигфрид что, не похож?
- Сержантишко-то этот? Да он при Конраде тому в глотку смотрел, а сейчас прижал всех своей моралью да печалью. Потерял товарища, и вон сосвем озверел. Как думаешь, почему они до сих пор его терпят?
Госпитальер встал в полный рост, с наслаждением потянулся и оглядел прибрежный пейзаж. Повсюду стояли шатры-времянки, на кострах жарились овцы и козы, а воинство Пенталя превратилось в праздную толпу гуляк при оружии. Драккары и кнорры стояли на волнах у самого берега. Освобождённые из трюмов боевые кони, стреноженные и ошалелые, щипали траву на прибрежных лугах.
- Ну, Бог его знает. Может, боятся, а чего бы на месте Зигфрида я учудил.
- Тебя прибить – дело не хитрое, да и не велика потеря, - отмахнулся Персеваль.
- Но-но! – что бы там Саймон не говорил, а местное вино неплохо кружило голову. Госпитальер потянул меч из ножен, но задел рукой рукой жердь шатра и ойкнул от боли.
- Вот-вот, - улыбнулся Пресеваль, - Не кипятись, Саймон. Ты хороший, смелый воин, но вряд ли мог бы ими командовать. Зигфрид тоже не подарок, но он всю жизнь на войне. А сейчас затишье. Помяни моё слово, не к добру всё это. Дай Бог, пронесёт.
- Эй, вояки! – окликнул собеседников рыцарь, один из дюжины тевтонцев, телохранителей Зигфрида, - хватит языком чесать! Командир зовёт на разговор.
Саймон тихо выругался себе под нос, но без особого недовольства. Абиссинец ведёт себя как настоящий синьор на войне, вот-вот заставит присягать на вассальную верность. С одной стороны как-то неожиданно, а с другой – всё по правилам.
Саймон вышел из шатра вслед за тамплиером и побрёл к Зигфриду.

Очередной военный совет проходил по-деловому, без церемоний и застолья. Воины Пенталя пили и гуляли, а сюда силком не тащили, так что людей собралось немного.
- Всё советы да советы, - проворчал себе под нос Саймон, когда уселся на походной скамье.
Зигфрид услышал недовольство, но не обиделся, а пояснил:
- Ричард как-то сказал воякам вроде тебя, Саймон: «Лучше семь маневров и один бой, чем наоборот. Безрассудным ударом можно выиграть битву, но не войну».
Дальнейших пояснений Саймоне не дождался. Ещё бы, группа командиров, решительно настроенная против пьяного безделья, имела гораздо более важные темы разговора, им было не до увещевание госпитальера, пусть даже признанного героем за доброе дело.
Неужели признание – это и есть повод для его присутствия на совете?
За несколько последних дней Зигфрид окружил себя надежной охраной из братьев-тевтонцев, а им двоим, некогда названным советниками, отвел неприметное место в общей массе рыцарей. Спасибо вообще не убил, с тоской подумал Саймон. Сам бы он на месте Зигфрида не стал долго думать. Дикарку прирезать, это одно, тут тамплиер, похоже, прав, а что касается конкурентов или сподвижников на власть, дело давно известное. Даром не прошла учеба в Гластонберри, так что Саймон много знал из истории войн и правителей. Другой вопрос, когда и как случалось польза от обширного знания. И чем дальше, тем глубже начинал понимать Саймон: общество со всеми своими законами – вещь сложная и переменчивая. Мир устроен совсем не так просто, как Саймон думал раньше. Необычные, смелые, на грани ереси, мысли Персеваля лишь подгоняли волну, на гребне которой росли и множились вопросы без ответов.
На самом верху оказался насущный вопрос: с какой такой целью Зигфрид вызвал их на совет?
Абиссиснец прервал негромкую беседу в тесноте вокруг стола, где командиры рассуждали над недавно составленной картой. Условная граница побережья пополнилась росчерками линий, вдоль которых высаженное войско уязвимо для внезапных атак. Саймон не видел карты, но мог поспорить даже с Персевалем – карта получилась пёстрой.
- Я должен сказать спасибо отважному тамплиеру за помощь. Именно он убил первого самурая. Просто доказал нам, что их можно убить, а это на войне очень важно. Спасибо, Персеваль. Но более всего я благодарен Саймону де Ружу. Я сам в первую очередь обязан ему жизнью и глубоко уважаю за то, какое решение он принял. Он отказался быть командиром, а предложил эту должность мне.
Рыцари вокруг стола заулыбались.
- Ну да, я понимаю. Многие из вас с радостью сдадут полномочия и станут рядовыми. Если найдётся кто-то лучший. Командовать в принцпе не просто, а в бою тем более. Но раз так получилось, я воспользуюсь своей властью. Вот копия карты, изготовленная лично мною. Саймон, ты умеешь читать, но и писать умеешь, а это не каждому под силу. Тебе и карта в руки. А Персеваль - лучший разведчик из всех, кого я знаю. Мы обсудили и отметили самое важное направление, в котором, отступили остатки вражеского войска.
Задание простое – направиться туда и выяснить, что это за место. Планируйте переход на два-три дня туда, и столько же обратно. Каждый возьмет по три коня для смены.
Саймон чуть не потерял дар речи, а тамплиер тихо присвистнул.
- Весьма элегантный способ сохранить лицо, а от нас избавиться, - прошептал Персеваль тихо-тихо, Саймон едва его расслышал и ответил:
- По мне это лучше, чем внезапный удар стилетом.
А Зигфрид между тем продолжал:
- Выступайте немедленно. Через три дня поворачивайте обратно, но не сюда, а на юг. Драккары будут ждать у побережья на расстоянии двухдневного пути.
Он закончил и передал госпитальеру карту.
- Кони готовы, поспешите.
Персеваль даже не посмотрел в сторону абиссинца, просто встал и пошёл к выходу.
- Эй?
- Я спешу выполнить приказ, капитан Штайнмюллер, - Персеваль даже не обернулся к абиссинцу. Встал, вышел и с силой задёрнул позади себя полог шатра. Саймон отправился следом.
Не прошло и минуты, как Зигфрид тоже появился на улице.
- Подождите, братья, - окликнул он рыцарей.
Без нарочитого пафоса, достойно и искренне.
Так мог бы сказать Конрад фон Эшенбах.
Саймон был в растерянности. Он не понимал реакции Персеваля, но привык доверять опыту бывалого воина. Если тамплиер считает затею гибельной, так оно и есть.
- Ждём.
Тамплиер либо не замечает, либо осмысленно делает вид. Зигфрид не приказывает, а просит, или только Саймону со стороны виднее? Просит не кого-нибудь, а именно его, Персеваля. Многих ли абиссинец ставит себе вровень, чтобы вот так искренне назвать братом? Вот Саймона он точно братом не назовет.
Есть Пенталь, есть рыцари единоверцы, но в слово «брат» по отношению к Персевалю абиссинец вложил особый смысл.
- Вижу, что ждёте. Брат тамплиер, это не то, что ты думаешь, поверь мне. Точно так же поступил бы Конрад. В разведку посылают тех, кем можно разменяться, верно. Но на этот раз, в твоем случае, это не так.
- Конечно, капитан Штайнмюллер.
Абиссинец злобно сплюнул под ноги.
- Да если бы я хотел, - начал было Зигфрид, но не успел.
Раздались крики и топот часового. Подбежал госпитальер в запылённом сюрко, остановился перед Зигфридом и в страхе замахал рукой в сторону холмов на западе.
- Там… разведчик только что примчался. Сарацины. Много.
Он едва перевел дух, а в глазах мелькнул такой страх, словно воин видел вблизи, как дерутся самураи. Саймон решил, что вряд ли. Таких счастливчиков осталось совсем немного. А вот слухи разлетаются действительно быстро. Но рыцарь испугался не на шутку и едва ворочал языком.
- Далеко?
- Полчаса, синьор капитан. Идут очень быстро, так что полчаса в лучшем случае. Есть всадники.
- Много это сколько?
- Сотни три, четыре. Я сам видел издали, с того холма.
Саймон и Персеваль переглянулись.
- Быстро они, молодцы, - со злобным задором сказал Зигфрид.
Саймон решился и сказал:
- Если займём круговую оборону, перестреляем из луков. Лошадей бы успеть увести.
Госпитальер замолчал в ожидании. Сейчас Зигфрид скажет, что идея глупа и безумна, мол, там, в Палестине король Британии Ричард «то да се, не то что вы тут, бездари».
- Хорошая мысль, - Зигфрид почти не изменил тон голоса, но Саймон заметил перемну, - Ты умеешь думать, когда всё висит на волоске, брат Саймон, - в этот раз «брат» прозвучало аккуратной издевкой, - Конрад в тебе не ошибся. Но мы успели подготовиться к атаке. Сейчас ты увидишь то, чего не многим довелось видеть. Лучшие воины Франции и гвардия Папы сметут этих недоумков, да так сметут, что даже пыли не останется. Очень хорошо, что они идут с холма.
Госпитальер посмотрел по сторонам. Воины в голубых сюрко с орифламмой и рыцари в черных мантиях быстро, но без суеты готовились к бою. Тяжёлые латники франков облачались в доспехи, а сервы седлали приземистых боевых коней. Храмовники напротив, не хватались за щиты, мечи и копья. На расстояние в триста- четыреста шагов от видимой вершины холма рыцари выкатили на большие котлы на повозках. Внутри сосудов темнела странная густая жижа. Рядом с котлами поставили машины, похожие на баллисты, только раза в три поменьше, и с высоким подъемом боевой части. Управляли машинами по двое или по трое. Механизм метателя легко приводился в действие одним или двумя воинами, а третий воин держал связку небольших глиняных трубок.
- Пристреляем? – расслышал Саймон голоса храмовников.
- Да, пару раз.
Трубки залили жижей, положили на баллисты и запустили. Летели снаряды недалеко, медленно и неровно, слишком высоко для обычных баллист. Саймон разбирался в осадных машинах только по свиткам и понаслышке, и мог многого не знать, но это точно были какие-то особые машины.
Трубки нелепо шлепнулись на холме, не на вершине, а чуть ниже.
- На ладонь влево, потом на ладонь вправо.
Ещё два выстрела.
Девять трубок упал где-то там, в траве, а толку-то? Саймон смотрел во все глаза и думал, кто же умалишенный? Он или они? Разве так можно остановить врага?
- Боже праведный, я понял, - в ужасе зашептал Персеваль, - они…
- Кто?
- Саймон, это гебры. Так называют сирийских огнепоклонников.
В это время Зигфрид обсуждал с командиром храмовников угол атаки конницы. Двое шателенов в офифламме, предводители конницы, указали, где именно надо оставить пространство для конного маневра. Два узких коридора по склонам холма - как раз хватит для конных рыцарей. На возглас тамплиера воины обернулись.
- Как ты сказал, гебры? – переспросил храмовник Персеваля.
- Да.
- Тогда скорее ал-гебры, вроде ал-химиков, - добавил Зигфрид, - это ромейская наука, и нет в ней никакой магии. Греческий огонь. Слышал о таком, брат?
Персеваль смотрел на вершину холма и подножье, и медленно бледнел от ужаса. Саймон никак не мог взять в толк, чего так испугался тамплиер. Подумаешь, закидали трубками склон. Это совсем не страшно, более того, бессмысленно.
- Зажженные трубы запустят один раз, может два, - деловито заметил храмовник, - А потом враги дойдут. Капитан Зигфрид, вы уверены, что этой пехоты хватит для защиты метательных машин?
Тевтонские воины, числом в полсотни, встали строем подле ал-гебров.
- Я не просто видел, как они стреляют, брат храмовник. Я видел, что потом бывает с врагом. Поверьте, конной контратаки будет достаточно, - абиссинец говорил с храмовником на равных, и того это немного задело.
- Может, у него спросим? – ледяным тоном добавил шетелен, и указал на Саймона.
Зигфрид стушевался, но достоинства не потерял.
- Пока я командую в своём отряде, мне решать, у кого из моих рыцарей о чём надо спрашивать. Я знаю своих людей лучше вас, - пояснил абиссинец.
Шетелены и храмовник недовольно переглянулись, но для споров и распрей времени не было. С минуты на минуту неприятель взойдёт на холм и устремится в атаку.
Крестоносцы с факелами встали у баллист, и воинство Пенталя замерло в ожидании.
- Они иду-у-у-т! – закричали откуда-то сбоку.
И воздух над холмом загудел первыми стрелами.
- Поднять щиты, - Зигфрид мог бы и не командовать. Рыцари и так сжались под прикрытием металла и дерева.
- Зажигай, - скомандовал храмовник, и почти тут же в небо рванули три пламенных росчерка.

Саймон увидел.
Сердце застыло от удивления и трепета, когда линия холма ощетинилась железом сарацинских воинов. Но не это повергло госпитальера в ужас.
Земля под ногами врага вспыхнула белым, жгучим пламенем, и первые жертвы не успели даже закричать. Тела, объятые огнем, попадали и забились в конвульсиях, Брызги жгучего белого пламени полетели во все стороны, а с неба посыпались новые.
- Заряжай, - и по команде ал-гебры выпустили в неба новое пламя.
Гул огня и крики воинов с вершины холма смешались в единый, нечеловеческий рев. Так может реветь адская бездна, где за пороки у грешников одна расплата – вечные огненные муки. Но на земле, в обычной жизни, это выглядело страшно. Саймон потерял дар речи и движения, замер так, словно сам попал под огненные волны с холма, объятого смертью. И не он один. Десятки и сотни рыцарей Пенталя в священном страхе попадали на колени, а кто-то начал молиться.
Храмовник с презрением взглянул на испуганных рыцарей и недовольно посмотрел на абиссинца. Зигфрид выглядел так, словно не впечатлен видом жестокого огня. Папский гвардеец хмыкнул, но промолчал.
Между тем крики на холме постепенно утихли.
Пламя успокоилось, и тогда раздался протяжный голос горна.
Земля дрогнула от удара копыт.
Кони под латниками рванули вперёд быстрой рысью, гул металла и громогласный крик «Виктори, А Ма Руа!» перекрыл рев огня и крики на склонах. Пыль взвилась в воздух, и стальная смерть рванулась навстречу обречённым. Конные латники пронеслись по двум узким полосам земли, не объятым огнём, и новые крики от боли и отчаянья донеслись из-за холма.
- Тяжелая конница, гордость Франции, - хмыкнул Зигфрид. Не то с почтением, не то с презрением, - Пойдём, посмотрим. Персеваль, Саймон. Эй, рыцари! – прикрикнул он на пехотинцинцев, - Обходим холм!
И добавил гораздо тише:
- Впрочем, там и без нас обойдутся.

Большой отряд ниххонских воинов, посланный для атаки крестоносцев, состоял из пятисот буси и двух десятков самураев. Не прошло и получаса с начала атаки, как сметённые огнём, растоптанные воины полегли на холме и у его подножья. В живых осталось не больше полусотни, и те в страхе разбежались по окрестностям. На всём свете теперь не было силы, способной заставить их снова пойти против неведомых демонов, повелителей огня и стальных лошадей.
В тот же день Персеваль и Саймон отбыли в разведку по направлению к неизвестной крепости, куда отступили остатки городского гарнизона.
Быстрая победа на побережье вернула боевой дух рыцарям Пенталя, но самое главное, она снова подстегнула веру в командиров и побудила к дисциплине. Зигфрид Штайнмюллер, автор тактического решения выигранной битвы, был окончательно признан равным среди высших командиров войска и утвердился на месте покойного фон Эшенбаха.
Отряды Пенталя прошли переформирование, и в распоряжение абиссинца поступили лучшие воины из Великих орденов, ал-гебры храмовники и несколько конных латников.
Согласно разработанной стратегии, войска начали спешную погрузку на корабли. Капитаны приняли решение плыть вдоль берега до конечной цели, хоть до самого Константинополя. По пути корабли будут причаливать к берегу для отправки и встречи конной разведки.

- Что? – регент побледнел от негодования и порывисто поднялся навстречу вестнику.
- Феодал из прибрежной провинции предпринял самостоятельную атаку. Мы допросили его прихвостней. Сам он поступил, как подобает воину.
- Да уж. Для такого идиота сеппуку – лучший выход. Правильно ли я понял, пришельцы опять грузятся на корабли?
- Это последнее донесение разведки, оно было получено три дня назад.
- Слишком медленно, - недовольно скривился Ходзё.
- Мой сиккэн, гонцы и так скачут сутками, только меняют лошадей. Когда сами валятся без сил, мы находим им смену. Службы почты и разведки работают со скоростью, доступной по законам природы. Мы же не Боги…
- Ладно, Итиро, я тебя не виню. Иди, передай армии приказ выступать в сторону столицы. До нас эти демоны теперь не скоро доберутся.
Самурай почтительно поклонился и попятился к выходу.
- Стой. Так и сказали, с неба падал жидкий огонь?
- Да, так говорили, - Итиро побледнел и вновь склонил голову. - Они обезумели от страха, вот и всё. Я бы не стал им верить. Там действительно что-то горело, но огонь с неба это выдумки.
- Ладно, ступай.
Когда двери покоев закрылись, Ходзё Токимаса повернулся в сторону гостя, скрытого от глаз посетителей. Пожилой монах монах-буддист из Киото сидел за столом в глубине затененной нише. Убеленный сединой, настороженный и вдумчивый, длиннобородый мудрец в просторном зелёном одеянии не притронулся к обильным угощениям, лишь выпил несколько глотков зелёного чая. Во время беседы регента и самурая он смотрел куда-то в сторону и вбок, безучастный к новостям.
- Что думаете, святой человек?
- Моя память меня никогда не подводила, регент, - монах сознательно употребил формальный титул Ходзё. В столице Ходзё Токимаса обладал политической силой, но на храмы Аматэрасу Омиками, Красной Астры, и на буддистов власть регента не распространялась. Ходзё почтительно молчал и ждал продолжения.
- И никогда не слышал воинах с круглыми глазами на кораблях-драконах. Ни здесь, ни в Империи Цинь, ни где-либо ещё. Но одна деталь, о которой упомянул Итиро, навела меня на мысль, откуда могли прийти эти демоны, и кто они такие.
- Прошу вас, расскажите.
- Они из тех мест, где звёзды на небе слагают имена других богов, - пояснил монах и замолчал с таким видом, будто объяснение более чем полное.
Регент нахмурился в недоумении.
Монах тихо рассмеялся и погладил свою длинную бороду.
- Вы не верите, что на небе начертано имя Будды? Придёт время, регент, и вы поверите не только в это. Но я вижу ваше замешательство. Поясню. Далеко на западе почти тысячу лет назад некая народность, именуемая эллинами, спалила жидким огнём вражеский флот. С тех пор легенду пересказывают многие народы, в том числе наши соседи из Империи Цинь. Я прочитал эту легенду в циньских книгах много лет назад. Не думал, что это правда.
- И это ваши так называемые эллины?
- Сомневаюсь, - вздохнул монах, - Они приплыли с северо-востока, а там суровые холодные земли. Неведомо, кто они и откуда. Они могут быть обычными людьми, может и эллинами, откуда нам знать? А если они обычные люди, значит, их можно остановить.
- Спасибо, святой человек.
- Пожалуйста, регент. А теперь, если позволите, я пойду вздремну перед дальней дорогой.
- Конечно, как скажите, достопочтенный Хирохито, - регент проводил старца глубоким поклоном, - Мои воины проводят вас до Киото, и вы ни в чём не будете знать нужды.
- Прежде всего, я не знаю нужды в ваших псах, регент. Пусть лучше они готовятся к бою с пришельцами. А я и так дойду. Благодарю за угощение.
Ходзё сдержался, и с силой ударил кулаком в стену лишь тогда, когда монах удалился.
Он долго и с чувством ругал пройдоху феодала, который решил выслужиться перед ним, а там как знать, может и занять его место. Надо было спугнуть врага, чтобы теперь ждать удар неизвестно откуда?
Трудно придумать затею глупее.

На утро регент созвал военный совет и объявил:
- Предатель сам себя выдал. Он повздорил с наемниками, и сейчас они перегруппируются, а сам покончил с собой. Туда ему и дорога. Наш план остаётся в силе. Основная армия на марше в сторону столицы, а здесь останусь я со своей гвардией.
Конец предателя никого не удивил, более того, все вздохнули с облегчением. По крайней мере, регент знал имя предателя с самого начала, и дал тому с честью покончить жизнь. Может, он сам отдал ему приказ пойти в бой. С него станется, этот Ходзё Токимаса непрост и не предсказуем. Но почему он оставляет Камакуру? Большинство считает это решение верным. Но не сам ли Ходзё настаивал на защите обоих столиц?
Вопрос прозвучал, и регент дал ответ:
- Я контролирую ход войны. Прежде всего, мы должны защитить Главную Столицу.
Если кто-то из воинов на совете и мечтал предать регента, после этих слов даже он передумал. Феодалы поняли и оценили. Этот правитель мудр и готов принести в жертву собственные желания ради народа и традиций.
Регент не сказал ни слова о том, что флот вторжения отплывает, и этим гарантирует безопасность Камакуры в ближайшее время. Куда бы они теперь не поплыли, армия подоспеет к сроку. Если флот продолжит путь на юг, а затем на юго-восток, то скоро окажется вблизи Киото.
Теперь регент и сам начал думать, что контролирует ситуацию.
Остался ещё один ход, который он не успел сделать. Надо обезглавить войско неприятеля. Убийцы готовы, но задача усложнилась, так как попасть на корабль в открытом море почти невозможно. Есть шанс, что флот причалит для атаки на какой-то другой прибрежный город или для пополнения запасов. Тогда-то они и нанесут неотвратимый удар.

Саймон и Персеваль добросовестно следовали указанному маршруту и дополняли карту. Уже пора было в обратный путь, а они так и не успели найти столицу. Есть шанс, что другим повезёт больше.
Командование Пенталя ежедневно посылало в на поиски пару-тройку конных, для чего корабли и причаливали к берегу раз в сутки. Если какая-то группа опаздывала, её ждали пол дня, а потом плыли дальше. Честно и по-военному разумно.
- Знаешь, а ведь если мы схватим языка, денег отвалят кучу, - сказал Саймон просто затем, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
- И что ты с ними будешь делать?
Природа чужого края чем-то была похожа на родную Францию, и в то же время сильно отличалась. Тёплый, влажный воздух наполняли незнакомые запахи.
Несколько раз путники видели вдали высокие многоярусные крыши с загнутыми краями, замечали крепостные сооружения, но такие жалкие, что даже Саймон понимал – это не может быть столицей.
- Ну, не знаю пока. Главное сдержаться и в кости не проиграть, - рассудил госпитальер и провёл рукой по хвое на странном изогнутом дереве. Здесь повсюду росли, кривые, приземистые сосны. Из таких драккара не построишь.
- Послушай совета, Саймон. Я, конечно просто воин, а не банкир, как многие мои братья. Но вот что думаю, ты не бери деньгами. Лучше попроси какой-нибудь расписки, а ещё лучше пусть расписку даст рыцарь моего ордена. Их намного, но найдёшь.
- А ты?
- Я? – вздрогнул Саймон, - А что я? Меня там в ордене терпят, а за что я сам не понимаю. Ты вот, небось думаешь, зачем я не иду навстречу Зигфриду, а? Сам бы пошёл? Может, ты и пошёл бы. Потому-то Конрад тебя и ценил. Мне иногда кажется, ты такой же, как я, не в стае. Зато умеешь в ней жить. Тебя люди слушаются, когда беда. А я не такой. Хорошо, или плохо, Бог знает. Знаешь, я бы и рад так же как ты, быть на них похожим. Хотя бы казаться таким, как все, а вот не могу. Что-то изнутри меня гложет, словно лихорадка.
Саймон и замолчал. Про лихорадку тамплиер сказал очень образно. В чужом климате раны заживали долго и плохо, и войско день за днём теряло братьев мертвыми из-за пустячных с виду царапин. Саймон подумал, что сама природа ведёт войну с крестоносцам. Впрочем, так всегда и было, например, в Палестине. В песках намного хуже, чем здесь. А ведь и там воевали.
- Все, Саймон, пора обратно. Мы уже третий час тут кругами ходим. Проехал купец в ту сторону, а даже если обратно кто поедет, кто знает, куда развилка ведёт? Ничего там не видать, дорога извилистая. Поехали к берегу.
Разведчики быстро собрались, развязали коней, и пустились в обратный путь.

Две холодные ночи провели в седле, и вот туманное утро встретило их на берегу. Вдалеке стоял флот Пенталя, до него было не больше получаса. Рыцари пересели на свежих скакунов и поспешили к месту встречи.
Вскоре часовые с драккаров увидели разведчиков, спустили на воду шлюпки, и Саймон пришпорил коня.
Он не заметил, как Персеваль отстал.
Раздался звук удара и хруст ломаемых веток.
- Стрела! Проклятье, в коня. Беги, Саймон, я задержу их! - тамплиер кое-как выбрался из-под скакуна, но каждый шаг ему давался с трудом.
Заросли затрещали, и на берег вышли воины в пластинчатых доспехах. Самураи или нет, не разобрать.
Пять, десять, может больше.
- Беги! – завопил Персеваль и с остервенением отбросил сломанный лук.
С ближайшего драккара уже спустили вторую шлюпку, на других кораблях тоже готовили десант.
Саймон оценил шансы. Даже вдвоем им не одолеть эту толпу.
- Пожалуйста, Саймон, уходи! Я справлюсь! - прохрипел тамплиер, и в следующий миг зазвенели клинки.
Он дрался двумя: саблей и новым, странным изогнутым клинком самураев. Саймон оглянулся в последний раз и ударил коня хлыстом.
Когда он оглянулся второй раз, на земле лежали два тела. Персеваль опять занёс клинок вверх.
И пропустил удар.
Потом второй.
От крика тамплиера Саймон вздрогнул, как будто его самого проткнули мечом. «Да что же я делаю, Боже правый!» - прошептал госпитальер и остановил коня. Увидел копья в руках сарацинов и спешился. Перевесил щит со спины вперёд, надвинул шлем и побежал.
А сзади уже звенела сталь, и топот ног выбивал из моря брызги. Подмога бежала следом.

Он почти не помнил этот бой. Взгляд застилал горячий туман, глазам было больно от слез, но Саймон наносил удары направо и налево, мечом, щитом, острием шлема. Когда клинок застрял в теле врага, схватил обломок копья, и продолжал бой.
Зигфрид с телохранителями врезались в неровный вражеский строй, и через считанные минуты всё было кончено.
Саймон в изнеможении упал на колени рядом с Пресевалем. На вспоротое до внутренностей тело он старался не смотреть. Одна рука тамплиера была горячей, другая холодной как у трупа. Он ещё дышал, но каждый новый вдох отнимал по капле последние силы.
- Саймон… - он улыбнулся, и сквозь кровь мелькнули белые зубы, - Никогда не бери… клинок, если не… Пусть…
- Хорошо, хорошо, - зашептал Саймон. Он видел лицо тамплиера, расплывчато из-за слез, и слава Богу. Не так-то просто смотреть в лицо, обезображенное болью. Саймон всхлипнул и решительно стёр слёзы.
- Ты береги… Ту, что спасёт… Душу…
После долгого вдоха, веки тамплиера вздрогнули в последний раз.
Саймон встал с колен и поплелся в сторону моря. Едва не толкнул плечом Зигфрида, тот посторонился, а Саймон этого даже не заметил.
- Брат, - прошептал абиссинец, - Ты ничего не мог сделать, брат.
Саймон стоял в прибое и как будто не слышал слов Зигфрида. Стоял так минут пять, а потом вернулся и наклонился над телом Персеваля. Расшнуровал рубаху, перепачканную кровью, и снял простой деревянный крестик. Повесил себе на шею.
- Уходим, - сказал он таким тоном, что даже Зигфрид не стал возражать., - Нет времени его хоронить. Не дай Бог, снова нападут сарацины.
Рыцари вернулись к лодкам, и вскоре флот возобновил путь к югу.

Несколько дней он ни с кем на разговаривал, и его и не трогали. Карту, заляпанную кровью, Саймон передал Зигфриду. Невнятно ответил на благодарность и вернулся к молчаливому одиночеству.
К ночи братья-рыцари принесли из трюма бормотухи, и дали напиться до полного забвения.
Как не странно, именно пьяный сон оказался очень кстати.
Это случилось во время одной остановки для встречи разведки. Задержалась не одна, а целых две группы, вот флот и застрял у берега до темноты.
Госпитальер проснулся глубокой ночью, в серый час перед самым рассветом, когда сон особенно крепок. Потянулся, зевнул и длинно выругался от боли в голове.
- Пьянь монастырская, - прошамкал пересохшим ртом Саймон, обругал сам себя и пошёл на корму по нужде.
Вокруг храпело бравое воинство Пенталя, даже часовые клевали носом. Саймон зябко поёжился и встал у края борта.
Услышал тихий плеск и от удивления протрезвел окончательно.
Он вжался спиной в пристройку к мачте, и осторожно выглянул за борт. Там фигура пловца щупала борт, словно в поисках опоры для рук. Цепкие пальцы отыскали выступы досок, и неизвестный лазутчик в темно-сером одеянии полез наверх прямо из воды.
Оружия при нем не было, даже ножа в зубах не держал, и Саймон замешкался.
Между тем пловец уже забрался на борт и стал осматриваться.
- Святая, Мария, это же девка! – прошептал Саймон и едва не хихикнул.
Море пригладило ткань одеяния и на суше, вода стекала по форме фигуры.
А лазутчица обнаружила часового и быстро поднесла руку к голове.
Длинный тонкий нож тускло свернул, и часовой упал замертво.
Саймон решил не кричать и не будить людей сразу. От страха спросонья запросто друг друга порежут. Убийца ищет кого-то одного. Иначе на борт забрались бы несколько человек, чтобы перерезать всех сонными.
Незваная гостья опять осмотрела ладью и пошла в сторону капитанской.
Госпитальер медленно двинулся следом. Мокрые шаги лазутчицы заглушали его перемещение, и Саймон подобрался совсем близко.
Он уже представил, как схватит её и выбросит за борт, чтобы потом пристрелить из лука, как вдруг на соседнем драккаре раздались крики и свист.
Убийца дернулась от неожиданности, и тут Саймон нанёс удар.
Выбил нож, схватил за волосы и перехватил удар на взмахе.
Второй нож убийцы выпал из руки, обессиленной болью.
Он заглянул в немые, перепуганные глаза лазутчицы, и усмехнулся. Она поняла, что проиграла, и теперь просто хотела жить. А Саймон вспомнил, как убил дикарку на севере, и решил, что больше так не поступит.
Слова Переваля крепко угнездились в душе.
Саймон заломил пленнице руки, быстро связал по запястьям и лодыжкам, и только тогда проорал во всю глотку.
- Эй, лежебоки, подъем! У нас гости!
На других кораблях в отдалении тоже раздались крики, и люди забили в тревожные колокола.

За ночь воинство Пенталя потеряло дюжину командиров, и несколько десятков часовых, сонных и вялых в тяжёлый рассветный час.
Когда кутерьма поутихла, Саймона окружили воины. Он сидел на скамье гребца и, как ни в чем не бывало, правил камнем клинок.
- Саймон!
- Да, капитан Штайнмюллер!
Зигфрид подошел вплотную и заглянул прямо в лицо госпитальеру.
- Это она? – капитан кивнул на связанную пленницу.
- Да.
- Хочешь поразвлечься, иди на берег, вернёшься через три часа. Или тебе двух хватит? – тихо сказал абиссинец.
- Капитан, я взял в плен вражеского воина! – в полный голос заявил госпитальер.
- И?
- Я попробую узнать, где столица. Попробую с ним договориться. Естественно за награду.
Капитан снова наклонился к самому уху Саймона:
- А я пошлю воинов следить, и если ты затеешь разврат на корабле, заживо сдеру с тебя кожу.
- Я тоже сдеру кожу с любого, если тронет её хоть пальцем.
От неожиданности абиссинец отпрянул.
- Саймон де Руж взял пленного. Пусть допрашивает и добывает признание. А с теми, кто учиняет разврат на пути служения Господу, какой разговор?
Он-то рассчитывал на дружный голос «Смерть»!
Рыцари отозвались нестройно и не очень громко.
- Клянусь Иисусом, ни один крестоносец не причинит ей зла.
- Она убила Карла…
- Она – моя добыча, - рявкнул Саймон в ответ на чей-то возглас.
Абиссинец тихо выругался в пространство и махнул рукой.
- Я тебя предупредил, - бросил он Саймону и пошел отдавать приказы.
Остановился.
Обернулся.
- Спасибо что снова спас мне жизнь.
Госпитальер сдержанно улыбнулся в ответ.

Саймон сел рядом и встряхнул девку за плечо.
- Эй.
Она дернулась, словно ждала удара.
- Не бойся, не бойся, - тихо заговорил госпитальер, - Ты не знаешь, а мой друг сказал, что я должен беречь свою душу. Или ту, что спасёт. В голове вообще полная каша. А всё из-за этой бормотухи. Послушай!
Он говорил.
Жесты и слова, слова и жесты. Он менял их без всякой системы, и без надежды на понимание. Те, они тебя никогда, ни за что ни так, он показал руками скрученную глотку; и так ни за что, он ударил ребром ладони свою шею.
- Я не дам. Они не посмеют. Я… Я – Саймон, - он ткнул рукой себя в грудь, - Ты?
- Кибоко, - робко отозвалась пленница.
В её голосе звучала надежда.