Дама с собачкой

I

Боже мой, Боже мой! Люблю, люблю, люблю! Тысячу раз люблю! Крошечный сладостно-болевой комочек движется по моим венам, растворяясь все более и более, к каждой клеточке моего тела, к каждой ее мембране, через нее, оставляя свой незабываемый сладостно-приторный след. Ах, кажется, не любил целую вечность, целую жизнь! Кажется, что так больно, мучительно отбивает сердце свои удары... Да нет же! - мучительная и такая сладостная боль! Я складываю ладошки домиком, сжимаю сильно-сильно: "Боже мой! Боже мой!.." Слезы катятся по щекам в каком-то исступлении... Да нет же! - в счастье! В счастье, в счастье, в счастье! Нервный трепет пробегает по моему телу, и душа готова выскочить в девственном порыве страсти. Ах, милая, любимая, родная, чудесная, единственная, ненаглядная, сказочная принцесса, золушка - да кто угодно! Любимая, тысячу раз любимая моя женщина, девушка... И все же больно и хочется реветь еще и еще... Даже имени Ее не знаю...

Часы бьют полночь, а за окном раскаты грома вторят им, дождь хлещет в окно. Я открываю его, и стихия врывается ко мне; и по рукам, по лицу - и не понять уж никому: то ли слезы, то ли дождь. Небо и ночь плачут вместе со мною, утешают, ласкают своей прохладой и ветерком. А за окном, во дворе, деревья гнутся и шумят от ветра, как в последнюю ночь мира, озаряемые то тут, то там вспыхивающими страшными венами молний - эпицентр грозы, даже слышу, как воздух потрескивает от них... А мне все нипочем! Весь промок. Скоро замерзну... О! Боль моего сердца! О! Боль моей души! Один лишь дождь знает, как свято горе моего сердца! Один лишь дождь...

Замерзаю... Дрожу. Медленно закрываю окно, как будто не спешу расстаться с непогодой-утешительницей, и бух на кровать - мокрый, измученный, обессиленный, как в тумане засыпаю я. В тумане любви. Завтра будет день, и будет пища, будет жизнь, обязательно найду Ее, что-нибудь придумаю...



II

А началось все вот как. В пятницу, часов в семь, шел я с работы домой с тем настроением, с каким летят навстречу друг другу страстные любовники. Но летел я навстречу миру, весне и выходным. С томительно-радостным чувством, с задорной улыбкой и тайным счастьем мечтаний; мечтаний, впрочем, совсем неясных, призрачных, как будто даже еще совсем детских. И странно – «детских» - ведь шел мне тогда двадцать первый год, и что, казалось бы, в такие-то лета может быть детским, невинным для молодого человека, познавшего все тяготы жизни и «прелести» отношений с противоположным полом. И все же... В тот вечер по дороге домой не существовало предмета моего счастья, ни о ком не думал я, не мечтал осознанно. И был счастлив! Беспричинно, непонятно, только - единожды от Бога. Ни один женский образ не волновал моей души. Прохлада и душистость мая наполняли ее своей теплотой! День был холодный, к вечеру прошел дождь, и еще больше похолодало. Дорога домой проходила через парк, и вся природа дышала сыростью и свежестью, грустные дождливо-тяжелые облака проглядывали сквозь новорожденную листву. Грустные - но только не для меня! Хотелось кричать от радости, смеяться, залезть на дерево, похлюпать по лужам, пуская брызги во все стороны... Словно душа моя исполнялась весной, новой жизнью, девственностью; в едином порыве с природой, с ее идеально-величественными ритмами, божественными и столь редкими в наших ничтожных жизнях...

Я вышел из парка, я летел, непонятно чему и загадочно улыбаясь. В парке в ненастный час я не встретил людей и только выйдя из него заметил вдалеке, метрах в пятидесяти, женский силуэт и собаку. Тогда я не обратил на них совершенно никакого внимания, упиваясь своим счастьем, своим чувством. Глаза мои искрились и улыбались, взглядом впитывая окружающий мир, все-все хотело вобрать в себя мое существо и отдать все - тоже.

Меж тем, фигуры приближались, и я уже не мог не обратить на них внимание. Та, что поменьше, убежала вперед от хозяйки и оказалась собакой „колли“. Хозяйка приблизилась и оказалась девушкой - высокая, с меня ростом, красивая, статная; грациозная походка, - да таких тысячи, сотни тысяч. Милая головка... и взгляд ее совсем уже вблизи. И мой - задорно-ликующий, а Её - спокойный, умиротворенный, добрый, открытый и до боли почему-то знакомый. Смотрели глаза в глаза меньше секунды, доли секунды. Разминулись - раз - и нет Её уж боле... Раз! - и оборвалось все мое счастье, мое чувство. Раз! - потеряна нить величественного ритма природы, весны и мая... В первые минуты чувство тихого ошеломления завладело мною: странность, удивление, магическая непонятливость и притягательность. Её образ, Её личико, Её взгляд запал в мое сознание, как фотографическая карточка. Удивительно спокойный, удивительно умиротворенный взгляд милых женских глаз, словно мы уже давно были знакомы и знали друг друга: «Ох, привет! А я вот сегодня решила пораньше погулять с Альмой. Ну что, как у тебя дела?» - казалось, такая простая и домашняя фраза могла бы быть логическим завершением Её взгляда... родного - да, да! - именно, родного! Только близкое и давно знакомое существо могло его излучать! Да и посмотрела Она на меня так, как будто знала и чувствовала мой восторг и восхищение, мой чудесный май, - тихо, по-женски, с тайной мечтой... Ведь совсем не ждал, не надеялся, не искал... и утонул в Её взгляде, в Её глазах... Первый лучик тоски лизнул мне сердце, и сжалось оно в печали. Я сиротливо и безнадежно оглянулся, словно что-то потерял, очень важное для жизни, без чего остаться мне, может быть, даже навсегда в прозябании и несчастье. Дошел до дома - только тогда понял, что влюбился! Кинулся обратно, искал и не нашел. Одно утешило меня – мысль о собаке, о том, что с ней гуляют каждый день, значит - обязательно найду!

Пришел домой разбитый, несчастный: а что, если не найду, что, если Она в этот вечер в нашем районе совершенно случайно... И все же каждая клеточка моего организма билась в унисон моему сердцу, его новой жизни, весне и маю. Я был счастлив! Весь вечер прошел, как в угаре, в огне моей любви. Казалось, горел сам я... и в дыму костра меркла и туманилась фотографическая карточка моей чудесной незнакомки, обугливались края... С каждым часом сознание мое терялось в реальности, растворяясь в дыму: черты Её блекли, забывались; губки, глазки, носик, прическа, даже походка - я уже не мог в точности вспомнить. Доли секунды… - что я мог запомнить, совсем не собираясь это сделать, да еще моя плохая зрительная память. И только ночной дождь - мой спаситель - охладил горе, весь сумбур чувств, вихрь счастья и тоски.





III


Утром я проснулся поздно, около десяти, спал просто как убитый. Сразу попытался напрячь память, но тщетны были попытки, лишь засвеченный негатив маячил пред глазами моей любви. Едва-едва что-то напоминало Её лицо, милое, доброе, лучезарное, родное. Один лишь силуэт, лишь милый образ, как маячок среди равнины моря для уставшего потрепанного корабля.

За утренним кофе я стал соображать, как быть, что делать, чтобы найти совершенно незнакомого человека среди нескольких десятков тысяч жителей моего района. Пока оставалось лишь одно - бродить в окрестностях того места, где я встретил чудесную незнакомку. Вспомнил, что, иногда читая газеты, я замечал объявления, с которых прямо-таки кричала любовь с первого взгляда. Тогда я мало обращал внимание на такого рода объявления, да и смутно верил в чувства, рожденные лишь мигом созерцания. Наверное, эти объявления - последняя надежда, последняя капля изможденного любовью сердца. Но кто их читает? Только - кто и пишет? Какова вероятность того, что прочтет его тот, кому оно предназначалось? Ничтожная. Ничтожная вероятность того, что любимый тобой человек, так же, как и ты, бросится на поиски. И если бы не собака, я был бы в полном отчаянии от таких мыслей. Выйдя из дому, я сразу направился в парк - где же еще можно гулять с собакой, ведь встретил парочку совсем недалеко от него.

Ах, милая моя, милая, милая… Я всматривался в парк, в каждого прохожего, даже когда те подходили совсем близко и не оставляли мне хотя бы толику надежды на узнавание. Даже природа, ее всегдашняя близость и расположение ко мне, к моей душе, оставила меня. Лишь отражение своего одиночества видел я повсюду в то утро. Я задыхался от горя и тоски, сердце обливалось слезами, и в то же время какое-то совершенно потрясающее чувство находило место в сердце, с оттенком сладости, может нежности – маленький кусочек веры, веры в то, что обязательно найду свое счастье. Не может быть такого, чтобы не нашел. Даже может не так, просто мысль о том, что на свете есть светлые, чудесные, чистые девушки согревала сердце. Не может же быть такого, чтобы все были несчастливы, как я… О! Но сколь же мало мне было в этом утешения! Я не находил себе места, меня знобило. Почти весь день я шлялся по городу, как неприкаянный, жадно всматривался в лица девушек и женщин, но тщетно – ни один взгляд не говорил мне ничего о том, что так мне было нужно. Но сколько разных глаз увидел и ужаснулся: жующие, равнодушные, лукавые, презрительные, тщедушные, заносчивые, уставшие, тупые – сколько их было много. Были, конечно, и другие: солнечные, радостные, веселые, даже если и грустные, то с тем оттенком грусти, который, казалось, располагал к сочувствию и помощи, - но сколько их было мало. Плохие взгляды не привносили в мое горе ничего нового – да, так всегда было и будет, в большинстве случаев жизнь приносит совсем нехорошие минуты, да что минуты - месяцы и годы, я уже привык к этой ничтожной реальности. А как же солнечные милые девушки? Но что мне было в них толку! Как это и не парадоксально, хотя мысль об их существовании ласкала теплым крылышком, но каково же было ощущение действительного их созерцания. Оно лишь усугубляло горе, вливая в кровь сильнейшую долю горечи, от которой хотелось расплакаться – и ничего более! Как долго я ждал любви, любимую, счастья, и вот теперь все это совершенно не приблизилось, а вылилось в боль совершенно невообразимую, тоска и жажда любви хлынули через край… И угораздило же меня так влюбиться! Когда кругом столько хороших девчонок, казалось бы, только надо подойти и познакомиться, но нет, тебе оказывается это совершенно не нужно, и существо твое с ног до головы в плену у призрака, мелькнувшего перед глазами и сознанием, такого сладостного и сомнительного. И вот, уже ничего нельзя поделать с собой, убиваешься горем и безнадежностью: когда, когда все прекрасное воплотится, чтобы можно было потрогать? О! А эти солнечные взгляды, они напоминают тебе о прекрасном… как морковка на веревочке для голодного кролика. Просто невыносимо! Ну почему, почему? Столько боли… Единственное – понимаешь, что это жизнь, настоящая жизнь… ради которой и умереть не страшно…

К шести часам меня начало мутить, в глазах все замелькало, в чувствах и сердце, казалось, уже не осталось ничего – все испарилось и выгорело от тоски и горя. К тому же за целый день я не взял в рот ни крошки – пропало желание, забыл от боли души и тела. Приплелся домой, лег на кровать и забылся в голодном сне…

Здоровый и крепкий сон захватил меня на час. Проснувшись, я сварил себе кофе и, время от времени прихлебывая его, взялся за приготовление ужина. Я уж было решил окончить глупые поиски, отказаться от любви, но как я ни пытался сохранить спокойствие (так благотворно сошедшее на меня во время сна), как ни отвлекал я свои мысли на включенный телевизор и предвкушения гор вкусной еды, которая аппетитно пыхтела на плите, - тем не менее, с каждой минутой видимый покой и тишина улетучивались с души, я чаще поглядывал на часы, и нетерпение в отношении готовящегося ужина брало верх надо мною. Сил противостоять этому не было. Злой, циничный и всезнающий бог подбросил дровишек в костер любви, рвал мне сердце, изводил разум и тело… Наспех проглотив ужин, который при других обстоятельствах выглядел бы довольно вкусно и с животным блаженством поселился бы у меня в желудке, теперь же деревянными собачьими кусками отравил он пищеварение, ибо дрожал я уже от нетерпения…

Темнело, когда я снова с замиранием сердца очутился в парке. Но тщетно, я не встретил свою любовь. Побродив еще немного в окрестностях, я направился к речке, тихо, мирно, ни о чем больше не переживая. Совсем стемнело, полная луна висела на небе, такая большая, желтая и ясная, обволокла все вокруг мягким теплым светом… такая большая теплая и солнечная, родная… я расплакался, глядя на нее… а когда уже и слез не стало, в полной отрешенности поплелся домой.

Шел через парк и вдруг, совершенно не осознанно, инстинктивно свернул с дорожки, заметив кого-то вдалеке…


IV

Ах! Неужели! Неужели сама ночь, сама луна приоткрыли свои сказочные завесы! В глубине парка по его дорожке бесшумно плыли две фигурки... Бог мой! Сердце ушло у меня в пятки, тоска, печаль и несчастье улетучились мгновенно, время остановилось, сжалось в единую точку пространства и запульсировало, задыхаясь, моим сердцем, пространство вокруг меня хлопнуло, словно хлопнули крышкой старого сундука со сказками, сложилось в плоскость, в линию нервных импульсов любви... Фигуры плыли под сказочным лунным дождем, под серебристым снегопадом света сквозь листву; фигуры: маленькая и большая; суетная, бегающая - собака! и почти застывшая, плывущая - женская! Да, да - женская, - я уже почувствовал, увидел, разглядел. По силуэту узнал собаку! Неужели! Мой бог! Я ликовал и, казалось, взлетел над землей, на пару сантиметров, не чувствовал ног, не чувствовал ничего. Ведь разве в точке пространства и времени что-либо чувствуют, кроме бессмертия, любви и вечности? - хрустальный храм, и тело мое звенело, словно хрустальное, запело на сотни голосов любви и тайной страсти, заискрилось, переливаясь нежными оттенками, затуманилось в серебристом дожде, замелькало в серебряном вихре из звезд, в их холодном, вечном свете, в ураганном сиянии небесного смерча, и понеслось кометой навстречу своей любви. Поначалу было холодно, белым, искрящемся звездами облачком резало оно пространство, но все более и более приближаясь к солнышку, плавилось оно и рассыпалось на мириады маленьких сердец любви, чтобы слиться наконец с одним большим сердцем вселенной... Я застыл на месте, не в силах двинуться. А Она приближалась. Приближалась, как богиня в лунном золоте венца, с верным слугой, готовым в секунду прыгнуть и порвать любого, кто хотя бы осмелится нарушить тишину и величие момента. Богиня луны, богиня ночи, богиня того далекого и такого близкого солнечного света, который будто специально прилетел вместе с ней за миллионы километров только лишь для того, чтобы тихо и величественно струиться, озаряя изумрудами дорогу Её спуска на Землю.

Когда между нами оставалось метров двадцать, страж насторожил свои острые уши в мою сторону и почти вплотную приблизился к хозяйке, но остался впереди Неё.
- Ты что, Федя? Что такое там интересное? А-а? - отчетливо услышал я голос хозяйки, сказанный шутливым тоном, может даже с улыбкой.

Дело в том, что лица Её я не мог рассмотреть совершенно: как ни медленно плыла Она под серебристым дождем, лицо Её мерцало под сенью дождя, его серебряных струй, перемежающихся с ночной вуалью - точно как звезда на небосводе мерцает в тишине ночной! И хотя фотокарточка давно сгорела в моем сердце, не узнать Её - я бы не мог. Последняя капля сомнения - ох! как тяжела она была для меня! Чтобы отвергнуть меня, чтобы моя маленькая комета любви ошиблась и попала совсем не в то солнышко, о котором так мечтала, а залетела к какому-нибудь другому, ложному, злому и дьявольскому - но нет, только не сейчас! Сейчас, когда так близко, так ужасающе близко, что может быть потом только смерть, безвременная кончина, потому как не подходят так близко дважды в человеческой жизни к самому первому естеству и началу, подходят же только единожды, чтобы после уже не вернуться никогда. Не вернуться назад до конца никогда. Ах, только не сейчас...

Через десять метров верный страж остановился, преградив дорогу своей королеве, все также, не отрываясь, смотря на меня.
- Ну, ты что, трусище? Э-э, испугался? - Девушка присела, обняв пса за шею. - Ну что ты там увидел? Я ничего не вижу. Небось, какой-нибудь пень или ветка ожила, дурила.
О! Теперь я мог разглядеть Её личико! Мой бог! Это была Она! Моя принцесса, моя любовь, мое солнышко!
- Девушка! Вы так волшебно выглядите! Просто чудо! - воскликнул я, но не громко.
- Ох... боже мой... - охнула Она и опрокинулась с корточек. Верный страж не шевельнулся, а удивленно повернул голову так, как делают это только собаки.
- Боже мой! Вы кто? - прошептала Она, все также продолжая сидеть, ухватившись за слугу.
- Я - сказочный принц, - сказал я и шагнул в сторону от ствола клена, где все это время скрывался.
- Не может быть! - с детской наивностью в голосе произнесла Она, немного растягивая слова, наверное от удивления.
- Может-может, все может быть, - я больше не шевелился, ведь неизвестно, что ждать от грозного стража без поводка. - После я очень удивлялся своему трезвому поведению в ту ночь, когда собака могла бы наброситься на меня. - Я прилетел с далекой планеты любви и счастья. Боги вселенной направляли меня на пути к славной и пока несчастной девушке. Летел я к Вам, чтобы забрать с собой, в сказочную страну любви.
- Ко мне? Не может быть! - не переставая удивляться, прошептала Она, и легкий ветерок передал мне Её слова, шурша по листьям деревьев.
Я понял - Она поверила, самым детским и простодушным образом. О господи! Что же мне было делать, где взять крылья, чтобы действительно воспарить вместе с нею?!
- Да, именно к Вам. Что же тут такого удивительного. Как зовут нашу избранницу? - продолжал глаголеть я самым спокойным и невозмутимым тоном.
- Валя, - прошептала Она еле слышно. - Валентина! - повторила Она уже громко и увереннее.
- А меня - Егор. Да, как это ни странно, но в наш современный век принц носит совсем не величественное имя. Ну можно, наверное, так - Егорий. Но тоже не ахти, - последнее предложение я произнес с улыбкой и она, конечно, отразилась на моей интонации голоса.
- Егор... А я вас уже разглядела, у вас такого странного цвета штаны и футболка: серебристо-голубого - надо же! Никогда такого не видела.
- Правильно, я же - принц. У нас все необычное.
- А вы научите меня летать? Я знаю, принц и золушка летали... там, в мультфильме.
Бог мой, Она была просто чудо - маленькое, "пушистое" чудо!
- Конечно научу! Но не сейчас, позже. К сожалению, не все сразу. Но мы же ведь теперь навсегда - ты и я, правда?
- О, да-а! Просто не вериться! Боже мой! Вы настоящий? Можно Вас потрогать? - А Она все также сидела, меж тем как пес подошел ближе ко мне.
- Можно. Я бы Вам помог встать, вот только не знаю, как Ваш верный страж к этому отнесется.
- Это Федя. Фу, фу, фу, - Валя зафукала и замахала на собаку, продолжая сидеть на дорожке. - Он добрый, если сразу не зарычал, то все в порядке, не тронет.
Я осторожно подошел к Вале и протянул руку, которую Она боязливо потрогала. А потом я помог Ей подняться – медленно встала, как будто совсем и не собиралась Она это сделать. Теперь мы были совсем рядом друг напротив друга. Я отчетливо видел Её лицо, лицо моей богини, чудное, милое, хорошенькое.
- Ну вот, трогайте - я настоящий.
- Не может быть! - Прошептала Она и еле-еле коснулась обоими руками моих плеч, потом осторожно потрогала грудь. - Ох!

Мы были совсем рядом... Я почувствовал Её запах: что-то совсем мягкое и еле уловимое, приятно-пряное. Звездочки Её восторженных глаз, близость Её губ, открытость лица, милой восторженной улыбки... Не знаю, сколько стояли мы в тишине ночной и смотрели друг на друга... А потом я Её обнял, с тихой покорностью отдалась Она мне, может быть, граничащей с полубезумным счастьем. Мы даже не целовались... Мое юное тело не было в то время переполнено взрослыми хотениями. И все же, я чувствовал Её ножки, грудь, животик, но тогда все это было для меня сродни чему-то запредельному, даже святому, просто не верилось... Легких робких объятий хватало, чтобы поймать все звезды мира, нектар солнечных лучей наполнял мои вены. Ангелы спустились с неба и запорхали вокруг нас, как мотыльки, обдувая нас теплым ветерком счастья. Пропало, исчезло, стерлось все, что нас окружало: Федя, парк, деревья, город. Остались лишь луна и звезды. Земля исчезла у нас под ногами. Все это я отчетливо помню и то ощущение, словно глотнул ты воды в бурных плесканиях с друзьями в воде, но глотнул не воды, а счастья. Врата бессмертия открылись нам, и повеяло оттуда такими наслаждениями, что трудно описать, трудно устоять. Не знаю, как устояли мы и не грохнулись на дорожку, потеряв всякий контроль над происходящим и временем. Казалось, все звезды ринулись к нам, наперегонки предлагая свои изысканные удовольствия... а я лишь изредка в пьяном угаре исступления тихонько гладил свою любимую... Лесные гномы водили вокруг нас веселый хоровод, осыпая золотым дождем любви, от которого перехватывало дыхание и туманился разум. Даже страшно было немного от той лавины ощущений, что обрушилась на меня, от их реальной нереальности, ирреальности, и в то же время чувством восхищения и благодарности исполнялось сердце перед невидимым божеством, царством чистого духа. Сколько лет прошло, а я все не перестаю удивляться тому сказочному, бездонному тоннелю, в который в ту ночь засасывало меня с моею возлюбленной. После во мне сохранилась та удивительная способность, позволяющая мне заглядывать в призрачные тоннели любви, вечности и бессмертия, но никогда так сильно не ощущал его, как в ту сказочную ночь... И уж воистину, никакие земные радости и наслаждения не могут сравниться с теми, неземными, волшебными. Они, может быть, - всего лишь мостик, по которому можно перебраться на другую сторону в райский сад... по хлипким дощечкам добродетели, веры и святости для хрупких человеческих душ. И, мой бог! - никогда не видел я счастливее и чудеснее девичьего лица, как в ту ночь! Оно было вылито из небесного камня, на котором свою милую печать поставили безвременность, любовь и вечность счастья. Лучистость его обжигала мне сердце в легкой истоме судорог. Лицо благодарности и счастья, лицо нежности, лицо сердечного переживания, лицо страсти и будущих бархатных ночей... А улыбка! - так солнышко озаряет озябшим утром еще до конца не проснувшуюся землю в середине июля, так иволга одиноко и печально посвистывает в лесу, так звенит роща пением птиц июньским днем в дожде из теплых слез неба и солнечных лучей, так поют соловьи в мае у реки... А мы опять сжимаемся в объятьях, я чувствую, как Она обнимает меня своими ручонками, и, кажется, нет на свете более приятных ласк, чем эти простые объятия. Меня любят, меня хотят, меня боготворят! Как это прекрасно, когда тебя кто-то любит! Боже мой, как прекрасно! Мною будут бредить, мною мечтать, хотеть меня, любить, любить, тысячу раз любить! От мыслей таких я схожу с ума. Как долго о них я мечтал. Как долго мечтал о любви! Хмельна теперь моя голова. Ведь счастье свое повстречал!

Потерянные во времени стояли мы, нежась в робких объятьях друг друга, как внезапно идиллия наша прервалась отчаянными криками из глубин парка: "Валя! Ва-аля!".
- Ой, это мама! - содрогнувшись всем телом, воскликнула Валя.
Мы отстранились, но продолжали стоять близко друг к другу. Она не встревожилась по поводу криков, а так просто и мило улыбнулась мне, что только одного захотелось мне - прижать Её обратно.
- Егорушка, мне надо идти.
- О да, конечно, - только и смог вымолвить я, не веря своим глазам и думая, что все происходящее - лишь сон.
- Прилетай завтра в десять вечера на это же место, увидимся, - сказала Она, а потом поцеловала меня в нос и зашептала на ухо: Я давно тебя ждала и любила, и сейчас очень-очень люблю! Пока!
И побежала, а я опять хотел было схватить Её, но поймал лишь ветерок и оступился. За принцессой бросился и верный страж Её, весело и оглушительно залаял на темный тихий парк.

Не сходя с места, долго еще вслушивался я в тишину парка, как затихнет последнее эхо шагов принцессы, лай собаки, и наконец наступила тишина. Тишина такая, что услышал я, как там в дали, у речки, пели соловьи. Ветерок, мой миленький, обласкал меня. Ах Валюня, Валенька! Прелесть ты моя! Я осторожно сделал два шага, из любопытства, из неверия, что все произошедшее - реальность, дотянулся до ветки, потрогал листья, глубоко вздохнул... и рванув с места так, будто ужалила меня большая оса или же долбануло электрическим током, побежал по дорожкам парка, словно весь адреналин мира и еще черт знает что впрыснули мне в кровь. Как никогда чувствовал я свое тело, его энергию и силу; руки, ноги работали так, что, бьюсь об заклад, ни один бы выдающийся спринтер не догнал бы меня в тот миг. Я был счастлив! Казалось, счастья было так много, что хотело разорвать оно меня. Я закричал. Пробежав километра полтора, выбежал к речке, побежал вдоль нее до знакомого обрыва и, собрав все свои силы, прыгнул с него. Вода сразу же отрезвила меня, сняла с меня нервное напряжение и такое опасное, но сладостное счастье. Я выбрался на берег и зашагал домой. Все утопало в лунном свете, звездочки мерцали на небе, о! и уже таком светлом. Который же час? Посмотрел на часы - половина шестого! Не может быть! От силы час я дал бы на все свершившееся. Как же так! Как же так. Наверное, я сплю... да нет же! Не может быть! Теперь Она моя! Моя вся - с головы до ног. Моя любимая, ненаглядная Валенька…

 То тут, то там соловьи разливали свои трели. Тихое счастье осенило меня, сердце утонуло в бархате покрывал любви, помню, в детстве было у меня ощущение сродни тому, что испытывал я тогда, мокрый, озябший, но безмерно счастливый. Детское мое существо исполнялось невиданным восприятием, когда в чем-либо расстроенного утешали меня взрослые, гладя меня по голове. Теперь я понимаю, как будто сама добродетель, ее утешение и святость спускались ко мне через прикосновения взрослых и наполняли мой организм только всем хорошим и солнечным. Целебная сила любви, ее аура высушивала мне слезы, и я опять смеялся и радовался. И, когда я шел домой, счастье сродни святому, божественному нектару наполнило тело. Каждая клеточка нежилась в мысли о возлюбленной. Перебирая в памяти воспоминания о ней, волны наслаждения пробегали по моему телу, и ныло оно в трансе. Казалось в ванну из пуха и облаков погрузили меня, дали хорошего вина, обдували опахалом... Дошел до дома, поднялся в уют и тепло и только здесь почувствовал, как устал, как звенело тело истомой и усталостью. Разделся и лег спать, счастливый, самый счастливый на Земле...



V

Утром, во сне я почувствовал что-то горячее и согревающее в теле, проснулся, и оказалось, что давно взошедшее солнышко нагрело меня, мою кровать, покрывала сквозь оконное стекло. О, чудесное пробуждение! Я откинул покрывала и предоставил солнышку ласкать меня. Я улыбался, мы улыбались друг другу. Но что это было за солнышко!? Моя милая, ненаглядная Валенька. Мысли мои были только о ней. Представил, что может быть Она также, как я, нежится сейчас в постели, или уже встала, или же все еще спит, и единственно, кто мог передать ей привет, любовь и всю стихию моих чувств, переживаний и счастья в тот момент - это солнышко, его робкие теплые лучи. Я лежал и чувствовал, как тело мое источает невидимую энергию всего самого хорошего, и солнышко, наш друг, как посредник, передает ее моей Валеньке.

Весь день ожидания первого моего свидания с возлюбленной я провел в радости, я искрился. За что бы я не брался, что бы я не делал, - все получалось само собой, с улыбкой, с радостью. Я не чувствовал своей всегдашней лени, я отдраил всю свою квартиру, выбросил весь хлам: ненужные, нелюбимые и старые вещи. Зачем-то схватил своего кота и вымыл его шампунем, приговаривая: «Будешь шляться по помойкам и ходить грязным - хорошие кошки любить тебя не будут», - а он стоял, округлив глаза и жалобно мяукая, пока я его намыливал. А потом я смеялся и над котом, и над собой, - собственно, и без моих усилий он сам прекрасно разберется со своей чистотой и кошками, - подбрасывал его до потолка, прижимал и гладил... Ох, даже не верится! Что буду теперь я прижимать и гладить совсем другое - родное, милое, любимое - навсегда! Теперь навсегда!
 
День пролетел быстро, надеждой на встречу жил я, упивался ею, и без пяти десять был на месте. Валя не заставила меня долго ждать. Уже стемнело, луна взошла на небосвод, и королева моя со своим верным стражем быстро шла мне навстречу из глубин парка. О! Сердце мое дрогнуло и бешено застучало, волной нежности окатило меня. Я побежал... Объятья, слезы, поцелуй... Федя отчаянно залаял...
- Неужели... Ты пришел. Скажи, что это не сказка, что это взаправду.
- Да, это я... Милая моя, Валенька... Это сказка наяву.
- Милый мой, любимый. Я так тебя давно ждала... Ты меня правда любишь?
- Конечно люблю, ангел мой... Очень-очень... Мне кажется, что каждый мой атом принадлежит тебе и хочет тебя.
Я осторожно обнимал Её, гладил, целовал в губы, глаза, носик, глазки, щечки, боясь не уловить малейшее Её желание. А Она отвечала мне тем же и улыбалась неземной еле уловимой улыбкой богини.

Теперь я уже гладил Её по попе, ножкам... Она была тогда в коротеньком сарафанчике белого цвета с большими зелено-розовыми цветами - о, после этот сарафан стал самым любимым для меня из всех Её нарядов, символом нашей первой ночи...

Я дотронулся до груди, через платье, а Она вздрогнула, я испугался и опустил руки... Она направила их обратно... Скоро все пуговицы были расстегнуты, мы кое-как доковыляли до ближайшего дерева, прислонились... Я осыпал Её грудь поцелуями...

Вот странно, может быть покажется смешно, но и тогда еще я до конца не верил, что все происходящее - реальность. Конечно, все чувствовал, все ощущал, но вот разум - разум отказывался понимать...

Она медленно сползала по стволу к земле, уже, кажется, просто не в силах ни сдерживать себя, ни находиться на седьмом небе от счастья или двадцать первом - не знаю, я не считал...

Я поднял Её и понес в траву, в кусты...

Счастье ни на секунду не отпускало меня, постоянно приобретая новые формы, ощущения, мысли и чувства. Каждую секунду хотелось поделиться им со всеми, с миром и, конечно, с Валей. Может ли быть счастлив человек на Земле столь длительное время, как был счастлив я? Конечно, нет, скажут многие из вас; конечно, нет, скажет слепой, услыхав восторженный разговор зрячих, нет никакого солнца. Я бы и сам до конца не верил, кабы не обрушилось на меня вся громада его. Две недели дни летели, как страницы древней книги волшебства, словно их перелистывал магический старец, служитель и мудрый учитель в искусстве любви и бессмертия, который научит всему сокровенному, не забыв и не упустив ничего, предостерегая, что могло бы как-нибудь омрачить или опечалить нашу с Валей любовь. Даже, если что и было неуютного, то оно как-то само испарялось и исчезало незримо в нашей гармонии чувств, любви. Даже начало рабочей недели мало повлияло на нашу любовь. Все внешние причины, проявления мира пребывали в какой-то дымке, в чем-то потустороннем и нереальном, реальным же было одно: Валя, я и наша любовь. Мир превратился в иллюзию, игру света и тени на экране кинотеатра по причине бодрого жужжания моторчика кинопроектора. Раньше мир был реален, любовь же прибывала в мечтах, теперь все поменялось местами… При ходьбе слабо ощущалось присутствие земли под ногами… «Влюбился…», – расплывался в улыбке начальник и не загружал меня работой. Даже любовное недосыпание не старалось накинуть оковы сна на мое тело и разум. Со всех ног бежал вечером к объятьям и ласкам любимой…

* * *


Почему именно две недели? Не знаю, так сложились обстоятельства. Жизнь продолжалась и требовала свое: деловая командировка украла Валю на целую неделю…
Ну, а что было потом, - это тема уже совсем иного повествования. Скажу только одно: через год родила мне Валя двух малышей-близнецов. Счастье принесло свои земные плоды…




Май, июль 2001г.