В Москву за мясом

       Это история, рассказанная мне в середине 80-х гг. одной моей
       знакомой Натальей К., которая была родом из Московской
       области, Зарайского района.

       В 70-е – 80-е гг. в Подмосковье в магазинах было совсем пусто. Чуть отъедешь от Москвы, как уже будто в другом государстве окажешься. В каких-нибудь Мытищах или Реутове нет и половины товаров по сравнению с Москвой.
       В деревне Семеновке и с продуктами, и с промышленными товарами было туго. От Семеновки до Москвы - сто пятьдесят километров или больше. Цивилизация сюда и не заглядывала. В этой небольшой деревеньке в магазине ассортимент товаров все уменьшался. Правда, в Семеновку привозили хлеб, не каждый день, но все же привозили. Ясно, что колхозники не могли выпекать хлеб у себя дома. Но ведь и буренок не держали на мясо. Что это была за программа партии, неизвестно. С голода, правда, никто не умирал. Как-то все выкручивались. Свинью можно было держать.
       Одна молодая женщина Нина из деревни Семеновка решила поехать в Москву за покупками, и в первую очередь за мясом. Если удастся и очередь за мясом быстро пройдет, то можно посмотреть и новые ботинки для сына и какую-нибудь теплую кофту для самой хозяйки. Старые вещи давно негодны. Так как сама Нина была не очень решительной, то уговорила поехать вместе с ней в Москву голосистую тетю Клаву. Та не ощущала недостатка в решительности и смелости, с ней можно было легко найти нужный товар. Она уже неоднократно ездила за покупками в первопрестольную. Тетя Клава знала, где что продают и как это купить.
       Они встали рано утром, засветло, и отправились в столицу. Сначала они ехали на автобусе, потом мерзли в электричке. Наконец, они добрались до Казанского вокзала, а там и на метро приехали в самый центр, на Красную площадь. Но если иностранцы приезжали на Красную площадь для осмотра исторических мест первопрестольной, то наши героини были настроены весьма прозаически. У ГУМа уже выстроилась огромнейшая очередь в отдел за мясом. Одна женщина ходила вдоль очереди и составляла списки. Номера, которые обнаружились у тети Клавы и Нины, были соответственно 256 и 257. Тетя Клава помнила номера и побольше. Когда она со снохой ездила года три назад в Москву за ковром, то у нее был номер 498. Хотя ковра тогда они так и не купили. Ковры закончились у них перед носом.

       На улице было довольно прохладно, как-никак конец сентября. Вроде бы стояло бабье лето. Солнышко уже не такое теплое, но довольно яркое, будто хочет сказать: «Еще немного, и я буду далеко от вашего края. Может быть, сегодня последний день мы вместе. Попрощаемся до весны!» По утрам около 0 градусов. Ночью было – 3. Нина видела, что в бочке вода замерзла тоненькой корочкой, а весь огород был белым, словно кто-то разворошил подушку и разбросал и тут, и там куриный пух и перья. Да и в электричке было очень холодно, топить начнут нескоро.
       Когда наши путешественницы приехали в Москву, то ощущали холод еще очень долго, хотя уже немного потеплело. Толпа ежилась, и каждый грелся по-своему. Мужчины часто отходили курить. Женщины переминались с ноги на ногу. Народ был одет не слишком роскошно. Хотя у многих были довольно толстые пальто или куртки, но вид их оставлял желать лучшего. У некоторых же была довольно легкая одежда не по сезону, но в тех же тусклых тонах. Очередь производила мрачное впечатление. Люди стояли серой массой плотными рядами: так теплее, и не чувствовали от этого неудобств. Разговаривали мало. Постепенно погода стала налаживаться. Потеплело и в очереди. Нина думала о том, что у нее вряд ли хватит денег на все задуманные покупки. А где все купить? Еще более неясно. В Москве она бывала нечасто, не знала толком, как добраться до какой-то станции в метро. Она очень стеснялась спрашивать у москвичей, как добраться до нужного магазина. В деревне все знали, что москвичи всегда недовольны приезжими. Нине казалось, да это и было на самом деле так, что она одета совсем не по-городскому. Интуитивно она чувствовала, что что-то не так, но объяснить ничего не смогла бы. Поэтому все свои надежды она связывала только с тетей Клавой.
       Тетя Клава была женщиной смелой, ее мало интересовало мнение о ней окружающих. При этом тетя Клава могла любого городского за пояс заткнуть своей осведомленностью в делах житейских. Она не собиралась никого стесняться и тем более бояться.
       Возле Нины и тети Клавы стояли люди в основном приезжие. Постепенно начались разговоры о том, что волновало каждого. Люди беспокоились о самом насущном. Разговорились о собранном урожае, о слишком дождливом лете, о том, что помидоры рано начали чернеть, а неожиданные заморозки сгубили все кабачки и патиссоны. Картошка в этом году уродилась, но кто не выкопал до сентября, очень много сгнившей. Капусту уже вовсю заготавливают. Постепенно разговорились и о новом учебном годе.

- У меня сын в пятый класс пошел, старая школьная форма ему совсем мала стала, - обратилась к тете Клаве миловидная женщина. Она так молодо выглядела, что больше двадцати пяти лет ей никто бы не дал.
- Ты, милка, выглядишь, как девка, - сказала тетя Клава. – по тябе и не скажешь, что у тябе пацан большой.
- Я никак не могла купить на него форму. Размер не могли подобрать, – продолжала молодая женщина. – Парень высокий да худой, как спичка. Целую неделю ездили в Детский мир. Я потом неделю отходила от этих поездок. А теперь вот за мясом приехала. Делать нечего. У нас в Орехо-Зуеве не купишь ни формы, ни мяса хорошего.
- А я портфель дочери так и не купила, поддержала разговор другая молодая женщина, – со старым будет ходить. «Не хочу, - говорит мне моя Валя, - черный портфель носить. Купи мне, мама, какой-нибудь желтый или голубой.» Где же я ей такой портфель возьму? Дети ничего не понимают, как выдумают что-нибудь!
- А чяво ж девке-то с черным потфелем ходить?- развела руки тетя Клава и мотнула головой. – Детям хочется чяво-нибудь разноцветного. Как будто трудно на фабрике вместо черной краски взять желтую или голубую, да и покрасить портфеля в другия цвята?
- Какие там краски! – мужчина в куртке неопределенного цвета вышел из своей очереди и обратился почему-то к тете Клаве, как будто она была председательстующей на собрании. - Я живу совсем близко от Москвы, да у нас в Балашихе в этом году можно было купить перед школой только тетради в линейку, а в клетку – нет. И дневники совсем исчезли. Тоже в Москву ездили.

       В очереди начали возмущаться те, кто имел детей школьного возраста: купить товары детям к школе в новом сезоне оказалось совсем непросто.

- Это што жа за порядки такия?! У нас в дяревне в магазине уже давно все, как мятлой повымяло, - голос у тети Клавы был грубый, почти мужской, но, однако звонкий. Концы каждого слова она интонацией опускала вниз. Отрывистые звуки так и врезались в толпу.- Окромя водки ничаво ня купишь.
       Тетя Клава активно жестикулировала и четко произносила каждое слово, как будто она была на сцене, и все должны были ее услышать. У нее так получалось не нарочно. Просто терпению ее, видимо, пришел конец, а дама она была энергичная.

- Верно. Ни для школьников, ни для взрослых ничего нет в наших магазинах! – сказал кто-то в толпе.
- Правильно! Совсем ничего! - подтвердили другие.
- И у нас только водка в продаже, - выкрикнула какая-то женщина издалека.
       «И у нас», «И у нас», - слышалось отовсюду.
       Все немного помолчали. Каждый думал о своем, но большинство мнений сходилось к одному. Ведь везде одно и то же. В небольших городах Подмосковья многие отечественные товары были не очень высокого качества, а импортные вещи расходились моментально, большинство из них – по блату. А в деревнях поменьше и того хуже. Ничего не было, никаких хороших вещей и почти никакого продовольствия, будто при развитом социализме в сельской местности было натуральное хозяйство. Странно, что во многих деревнях уже давно в магазинах продавали лишь консервы да водку. Мужики хлебали эту водку и в стужу, и в страду, в самую посевную или во время уборки. Бывало, запьют все механизаторы. И стоят поля невспаханными и неубранными, пока ребятки слегка не протрезвеют, до следующего запоя. А кроме водки в магазинах купить было нечего, пусто на полках. Все ездили за покупками в города. Из Подмосковья часто ездили за основательными покупками в столицу.

- У нас совсем магазин закрыли, так как нечего продавать, даже и водки нет. Вот и пухнем с голоду. Одну картошку едим, - нарушила тишину полная тетка как бы в оправдание своей внешности.
- А у нас только консервы продают: килька в томате и «Завтрак туриста», а больше ничего нет. – сказала та женщина, которая говорила о портфеле для дочери.
- Только в Москве и есть все, - вторили в очереди.
- Да и в Москве ничего не купишь, что нужно, - заметила одна женщина, по всей видимости, москвичка. – Покупаешь только случайно. Идешь по улице – сгущенку выбросили на углу. Становишься в очередь. Зайдешь в магазин, смотришь, тоже очередь собирается в одном каком-нибудь отделе. Оказывается, порошок стиральный появился. Опять стоишь в очереди.
- В Москве все-таки хоть иногда можно что-то приобрести, - возразили ей. – А то вообще товар в магазинах практически отсутствует. Разве что по блату можно купить что-нибудь, если знакомый продавец или директор магазина.
       Люди зашумели, заохали. Все считали, что несправедливо, когда в столице есть товар, а на периферии – нет. Один грузный мужчина ростом под два метра сказал:
- Да, блат всегда был и будет выше Совнархоза!
       Хотя Совнархозы давно померли, все поняли намек. Некоторые засмеялись.
- Чшо толку от ентава блату! У нас хотя и знакомыя все, да ня больна-та разгуляешься. Ничаго на дяревню не дають. Властям до нас дела нету! – изрекла тетя Клава громко, уверенно и подбоченилась, как будто бы подводила черту под сказанное.

       Почему-то опять все замолчали. Стало совсем тихо. Никто ничего не говорил. Казалось, что все чего-то ждут. От такого поворота рассуждений тетя Клава вдохновилась окончательно. Она приняла ожидания на свой счет. Ее слушали, ее поддерживали.
- Считають, што акрамя водки нам ничаво и ня нада! – тетя Клава выпучила глаза и победоносно огляделась по сторонам.
- Ну, водка тоже нужный продукт, – вдруг изрек стоящий рядом с тетей Клавой мужчина.
- Да пропади ета водка! - от возмущения тетя Клава стала пунцовой.
- А куда без нее? – спросил тот же мужчина, обреченно улыбаясь. Он не был уверен, что с тетей Клавой нужно непременно во всем соглашаться. В то же время он как будто побаивался грозную женщину.
- Да и без нея прожить можно, - тетя Клава не сдавалась. Она никогда не уступала и настаивала на своем до последнего. Ее так поддерживали все, а тут какой-то блажной вздумал ей возражать. Она сейчас ему покажет по чем фунт лиха! - Вы, мужики, о своих семьях совсем не думаетя. Все деньги пропиваетя. А на что жить, нязвестно. Посмотритя, сколько мужиков в очереди за мясом стоить? Раз-два – и обчелся. Одни бабы. А пожрать, так вы первыя!
- Что же мы – женщины, чтобы только о мясе заботиться? Ну, приходится иногда и женские дела делать: ездить в Москву за покупками, – ответил тот же мужчина, потирая руку об руку. – А водка нужна для сугреву.
- Почемуй-то мясо покупать – женские дела? А водку жрать- мужския? Ишь, выискался! - тетя Клава с пренебрежением махнула в сторону говорящего. – Ирод! Да всех вас, мужиков, к стенке надо ставить!

       Что тут началось? Женщины в один голос стали поносить мужчин за то, что водка их всех «одолела», что они все – «ненасытные твари». Мужчины отбивались, как могли. Говорили, что жизнь такая плохая: дом да работа, что никакого просвета не видно… Их, действительно, в очереди было мало, и противостоять женской половине они были не в состоянии. Женщины начали жаловаться на свою несправедливую долю. И больше всего звучал тот же мотив: купить, кроме водки, ничего нельзя!

       Толпа гудела уже вовсю. Как вдруг двери огромного магазина распахнулись. Магазин открылся. Крупная тетка в белом халате (наверное, продавщица или кассирша), снимая замок, отошла от двери, и громко воскликнула:
- Что же вы, как ненормальные разорались! Во поскакали, как с цепи сорвались.
       Никто даже не обратил внимания на реплику дамы в белом халате, никто ее попросту не услышал. Заветная цель была теперь так близка, что спорить с кем-то уже никто не собирался. Толпа, сменив эмоции недовольства на эмоции побеждать рванула к прилавкам, не соблюдая никакой очереди. Люди побежали, толкаясь и сбивая друг друга. Некоторые изрядно работали руками, как боксеры, только вместо кулаков в перчатках использовали локти. Достигнув нужного отдела, все становились уже спокойнее. Никакого толку в суете и беготне не было, потому что тут же всем пришлось перестроиться по списку. Толпа ненадолго успокоилась, казалось, что страсти улеглись.

       Через некоторое время люди опять вернулись к разговорам. Благо, что стоять в очереди нужно было еще довольно много времени. Отпустили только три человека. Нина подумала, что если так долго будут отпускать покупателей, то они и до вечера не сумеют купить мяса. Она все это время молчала. Хотя ей было что сказать. Но какой из нее выступающий! Нина не знала, как это она начнет говорить, а все будут на нее смотреть. Да у нее язык застрянет во рту. Еще не то что-нибудь скажет! Нина думала про себя, что у них в колхозе, действительно, все несут подарки председателю. Кто яйца, кто курицу, кто вишню, кто самогонку. У того дома всего в достатке. Нина не могла сказать, что они с мужем и детьми голодают. Картошка всегда была. И морковка, и свекла, и яблоки. А вот помидоры, огурцы могли и не уродиться. Ладно, с неурожаем овощей еще как-то можно было смириться. В один год не уродилось одно, так уродится другое. А вот других жизненно важных продуктов и вещей им не хватало: одежды, мебели, некоторых продуктов, особенно – мяса, рыбы. Нина почему-то очень любила рыбу. А никакой рыбы, кроме селедки, скумбрии и хека, не ела. Где же взять другую рыбу? В их деревенский магазин уже давно никакую рыбу не завозили. В город никто специально за таким провиантом не ездил. Рыбу часто покупали в Москве заодно с другими товарами. В их райцентре иногда выбрасывали хорошую селедку и копченую скумбрию. Кефаль или осетрина – такой рыбы никто и в глаза не видел. Разве что слышали о таких названиях. Нина хотела бы попробовать какие-нибудь дороги продукты реки или моря, но денег даже на самую простую рыбу обычно не хватало, какие уж там деликатесы! Но больше всего Нина думала даже не о хлебе насущном, а об одной вещи, которую она, наверное, никогда и не купит. Ведь дети быстро растут. Все время нужно то одно, то другое. Некогда и думать о себе. И все-таки заветной мечтой Нины, о чем она и не заикалась мужу, было зимнее пальто с меховым воротником. Она не знала, как этот мех называется, но видела похожее пальто у своей золовки. Та всегда одевалась, как городская. Антонина жила гораздо ближе к Москве, и Нина считала ее почти москвичкой. И пуговицы на пальто такие блестящие. Она никогда не видела таких красивых пуговиц. Вот бы купить такое пальто. Но это лишь мечты. Хоть бы мяса сегодня купить. Вон как все расшумелись.

- Я только одного не пойму, - сказал дед, стоящий далеко от тети Клавы и Нины, но говорящий довольно громко, - куда все отсылают? В этом году собрали большой урожай и зерновых, и бахчевых, и хлопка. Да много чего.
- Чего тут понимать! В Конго отправили твои и зерновые, и хлопок, - тихо сказал молодой мужчина, который до сих пор не проронил ни слова.
- Той-то и оно, что все кудой-то дявается, - тетя Клава, видя поддержку толпы, снова выступила вперед. – Ездиим у Маскву, чтоб ей пусто было, то за тем, то за другим, потому што наши власти про нас ня думають! Им до нас дела нету!

       В толпе в очередной раз затихли. Многие уже понимали, что об этом вслух говорить не принято, да еще у стен Кремля. Это не кухня, где такие разговоры поощрялись. Но тетя Клава была не из тех, кому можно рот заткнуть.
- Нельзя над людями так издяваться! В нашей дяревне кругом одна босота. Ни жрать нечяго нет, ни кормов для скотины, ни одежи никакой. Хотять, наверно, чтобы мы все тама перядохли.
- Да мы все скоро вымрем, как динозавры! – тут же поддержали тетю Клаву.
       Люди снова стали выражать недовольство своим незавидным положением. Только почему-то все стали говорить тише. Одна тетя Клава выступала, не снижая голоса. Видно было, что она в своей стихии. Народ возмущался, проклиная существующие порядки в стране. Тетя Клава была в центре всех разговоров.

- Все ети порядки идуть от Крямля. Что же, вы думаяте, тама жрать нечаво? Так я и поверила! У Крямле кто сидить? Супостаты сидять там в ентом Крямле. Зажратыя морды! Их бы в нашу дяревню посадить на сухой паек. Тут же наладили бы продовольствию.
       Ее снова поддержали. Кто-то даже сказал, что министра продовольствия надо заставить ездить по стране, чтобы увидел, где чего не хватает.
- А то он ня знаеть! – тетя Клава ехидно заулыбалась. Она, видно, была тут самой сведущей. – Яго в тюрьму нада посадить, а не по стране катать!

       Опять накал страстей дошел до предела. Кто-выкрикивал :
- Правильно! Пока мы здесь стоим, они народные деньги разбазаривают.
- Что это за жисть? Называется Советска власть! – тетя Клава совсем разошлась. Может быть, она хотела, чтобы ее услышали в Кремле? – Эта Советска власть вместа того, чтобы заботиться о своем народе, о другом думаеть: как бы сябе брюхо набить. У Кремлю нада итить и гнать нада такия власти, кто людям житья не даеть, в три шеи, сволочей етих!

       Так народ гудел, проклиная существующие порядки в стране. Тетя Клава верховодила вовсю. Ее очередь уже подходила, но она не унималась и пела свою песню про того же белого бычка из Кремля.
       Когда очередь до тети Клавы почти дошла (осталось всего два человека), она уже выбрала себе мясо и замолчала: боялась, что понравившийся ей кусок заберут впереди стоящие. И тут с двух сторон к ней подошли двое молодых мужчин в штатском с выправкой военных. Один из них взял ее за локоть, просто вцепился мертвой хваткой в ее рукав и сказал:
- Пройдемте с нами!
- Куда пройдемте? – тетя Клава выпучила глаза. – Да моя очередь подошла!
- Ничего, очередь подождет! – сказал второй мужчина и не менее цепко взял ее под руку.
       Тетя Клава машинально было рванула руку, но ее попытки оказались совершенно напрасными. Так крепко ее не обнимал даже Степан!
- Ребята! Да вы што? – взмолилась тетя Клава. – Я только мясо возьму, а потом…
- Гражданка, Вы что, не понимаете? – строго сказал тот, который был справа от нее. – Вам предлагают пройти с нами!

       Он так посмотрел на тетю Клаву, что та безропотно вышла из очереди. Никто не вступился за несчастную женщину. Стало так тихо, что слышно было, как продавщица разговаривает с покупателем. Все вжались в свои пальто, как будто под одеждой хотели спрятать даже голову. По мере того, как тетя Клава и ее конвой проходили к дверям, люди расступались перед ними и молча провожали их настороженными взглядами. Некоторые боялись, что их сейчас тоже обступят люди в штатском. Но увели только тетю Клаву. Молодые люди не отпустили ее, даже когда они вышли на улицу. Не оглянувшись на Нину, о существовании которой тетя Клава давно забыла, она пошла с ними, как арестованная. Хотя ей никто этого не говорил. Не совсем понимая, что происходит, тетя Клава вслед за молодыми людьми подошла к какой-то машине. Они все сели в нее и поехали. Ехали очень недолго. Тетя Клава ничего не видела. В голове у нее зашумело. Они вышли у высокого железного забора, беспрепятственно прошли чугунные двери и вошли в большущее здание. Далее следовали коридор за коридором. Тетя Клава ничего не понимала. Только что она рассуждала весьма здраво, как ей казалось, но теперь она ничего не могла сообразить. Единственное, что она чувствовала: живой отсюда ей не выйти. У нее засосало под ложечкой. Ноги ее не слушались.
       Молодые люди ввели тетю Клаву в какую-то дверь и посадили на стул. Кабинет был довольно освещен, но тете Клаве показалось, что в комнате кромешная тьма. Она плохо видела и различала только тень человека впереди себя. Он что-то спросил у тети Клавы, но она ничего не поняла. Вопрос повторили. Тетя Клава готова была разрыдаться, но каменное лицо перед ней сдерживало ее эмоции. К тете Клаве подошел другой человек и предложил отвечать на вопрос. Она вздохнула так громко, что испугалась своего голоса. Наконец, она поняла вопрос и ответила:
- Клавдия Николаевна Потапова.
- Год рождения!
- 1912.
       Вопросы следовали один за другим, она отвечала на них, как будто не совсем понимая, что говорит. Ее голос, только что звонкий и сильный, превратился в какое-то слабое жужжание мухи, запутавшейся в паутине. Вопросов было так много, что тетя Клава путалась в словах.
- Где Вы родились?
- Как часто бываете в Москве?
- Где Вы живете в настоящее время?
- Есть ли у Вас родственники за границей?
- Как зовут Вашего мужа?
- Куда Вы собирались пойти после магазина?
- Передавали ли Вы за границу сведения об СССР? Где и когда?
- Дети у Вас есть?
- Как зовут Ваших детей?
- Какие еще родственники у Вас есть?
- Были ли Вы за границей?
- Где живут Ваши родственники по материнской линии?
- Как Вы относитесь к Советской власти?
- Как зовут Ваших внуков?
- Встречались ли Вы в Москве с иностранными гражданами?
- В чем состоят Ваши претензии к Советскому строю?
- Что Вы делали вчера вечером?
 Откуда-то взялся еще один человек, который сидел с другой стороны и тоже задавал вопросы. Тетя Клава, не успев ответить на один вопрос, слышала уже другой. Она совсем выбилась из сил. В глазах у нее все летало и покачивалось. Воздуху не хватало. Ей казалось, что она вот-вот грохнется в обморок.
       Наконец, ее подняли и повели в другую комнату. Там началось то же самое, причем опять с самого начала.
- Ваше имя!
- Год рождения!
- Где Вы работаете? Вы на пенсии?
       Она только начинала отвечать, как уже с другой стороны сыпались новые вопросы. Тетя Клава терялась. И опять вопросы то оттуда, то отсюда.
       «Вот это и есть светопреставление!» – воскликнула про себя тетя Клава. Но думать о чем-либо было некогда. Вопросы, вопросы… Когда ей предложили расписаться под бумагами, тетя Клава, как неграмотная, поставила какую-то заковыку. Руки выделывали такие кренделя, что она не смогла бы написать и пару слов. Ее снова подняли и повели. Оказалось, что к выходу. Если бы тетю Клаву снова заставили отвечать на те же вопросы, она вряд ли бы смогла вообще говорить.
       Ничего не понимая, тетя Клава оказалась на улице. Она сначала стояла, не соображая, что ее отпустили. Наконец до нее дошло, что она свободна. «Петровка», - прочитала тетя Клава надпись на здании напротив. Вот название улицы, которое она запомнит на всю оставшуюся жизнь. Только бы не видеть этого здания и высокого забора, за которым только что ее сурово предупредили, что если она осмелиться публично высказывать свое недовольство, агитировать против Советской власти и т.д., то…
       На ее глаза наворачивались слезы, но она их не вытирала. Нужно быстрее отсюда уходить, не останавливаться. Куда ей нужно-то идти? Она потихоньку глотала свежий воздух, ей стало немного лучше, но сильная слабость в ногах не давала ей шевелиться. День выдался какой-то неласковый, серый. Надо срочно куда-то идти. А то еще заметит ее замешательство какой-нибудь постовой милиционер и отведет ее в участок для выяснения обстоятельств. Только этого ей не хватало! Тетя Клава поплелась прочь от этого треклятого места. Время-то уже позднее! Вот это да! Уже начинает темнеть! Про мясо она совсем забыла! Но до мяса ли сейчас! Да и что теперь об этом думать! Скорее домой, не до покупок уж. А вдруг за ней кто-нибудь следит? Тетя Клава оглянулась по сторонам. Вроде бы никого подозрительного нет. Да и пусть следят, теперь она будет вести себя тихо, тише самой маленькой мышки. Не потащат же они ее снова на допрос! Тетя Клава немного успокоилась. Она кое-как передвигалась. Желудок, видимо, требовал своего: у нее заурчало в животе. Она вдруг ощутила такой нестерпимый голод, какого никогда не испытывала. Ведь с утра во рту и ломтя хлеба не было!
       «Сначала поем, потома уж на вокзал поеду! - подумала про себя тетя Клава. – Мамочки мои! Всю поднаготную выпытали! Хорошо хоть жива осталася!».
       Она свернула в какой-то переулок и пошла, читая вывески. «Кафе», «Пельменная»… Нет, туда она не пойдет. Вот «Столовая». Тетя Клава перевела дух и вошла в просторный зал. У стойки стояло человек десять, не больше. Обеденное время давно прошло. Можно было спокойно поесть. Тетя Клава заняла очередь. Продвигаясь вперед, она выбрала себе компот, котлеты с картошкой и суп. Заплатила 1 рубль, взяла сдачу, поднос и вышла из-за стойки. Она все еще находилась в каком-то полуобморочном состоянии. Тетя Клава выбрала себе для обеда стол в углу. Две пустых сумки она опустила под стул, расставила свои тарелки и села. Но от волнения и пережитого страха она совсем забыла взять себе вилку и ложки. Тетя Клава отправилась на поиски столовых приборов, которые находились в самом начале стойки. Она взяла две мокрые алюминиевые ложки (маленькую и большую), одну такую же вилку и отправилась к своему столу.
       Подходя к своему месту, тетя Клава от удивления аж присела. Час от часу не легче! Пока она ходила за ложками-вилками, за ее столик уже усаживался темнокожий молодой человек. Он спокойно расположился на ее стуле и стал придвигать к себе ее суп. Ничего себе! Вооружившись ложкой, молодой человек начал есть как ни в чем не бывало. Это что ж! Не успела она отойти на одну минуту, как ее обед наполовину уже съеден товарищем из дружественной Африки! Да что же это за порядки такие в Москве? То ее ни за что ни про что пропесочили по первое число! А теперь еще при всем честном народе из-под носа забирают ее тарелки! Да кто бы Вы думали? Какой-то мальчишка, да еще к тому же и черный, как головешка! Сейчас узнает все его негритянское племя, как это у белой женщины отнимать ее потом заработанный обед! До чего же молодые люди обнаглели! Тетя Клава не находила слов. Она вся напружинилась, но вот произнести тираду о новом неблагополучном поколении и о молодых людях без совести и чести не смогла. Рот у тети Клавы не открывался. Если бы ее с утра не перепугали до полусмерти, она показала бы этому наглому негру, где раки зимуют! Но не теперь. Не то что отчитывать кого-нибудь, но даже просто что-либо сказать она была не в силах.
       Тогда тетя Клава решила ответить вызовом на выходку молодого человека. Молча подошла она к своему столу, села напротив молодого человека и демонстративно придвинула к себе тарелку с котлетами и картошкой. Чернокожий продолжал хлебать суп и таращился на тетю Клаву. В его глазах она не заметила ни доли робости или смущения. Как будто он ничего не понимает! Ишь, мерзавец! Прикинулся иностранцем! Мол, я по-русски ни бельмеса. Знаем мы таких! Тетя Клава подчеркнуто неприязненно поглядывала на африканского товарища, орудуя вилкой. Молодой человек продолжал уплетать суп, вращая и поблескивая белками, как перламутровыми раковинами на фоне ночной реки. Тетя Клава впервые так близко видела чернокожего человека. Какая же кожа у него сумрачная, прямо будто не мылся никогда! Но разглядывать его нет времени! Каков наглец! А еще в газетах пишут о дружбе Советского Союза с Африкой! Вот они каковы, африканские друзья!
       Молодой человек добывал последние ложки супа из тарелки, когда тетя Клава, давясь, проглатывала последние куски котлеты и картошки. Не успел чернокожий положить ложку, как тетя Клава схватила компот. Она отхлебнула из стакана мутной жидкости и подняла на своего недруга глаза, полные презрения и некоторого триумфа. Уж теперь-то компота ему не достанется! Молодой человек, видя, что компот надежно зажат в руках дамы, не стал возражать. Не говоря ни слова, он вытер салфеткой губы, взял свою папку, встал и направился к выходу.
       Тетя Клава осталась одна. Молодой человек ушел. Тетя Клава, уже не торопясь, допила свой компот и собралась было вставать и отправляться на вокзал, как вдруг она вспомнила про свои сумки. Батюшки, а сумок-то и нет! Неужели этот африканец и ее сумки унес? Мамочки, это что же такое?
       Тетя Клава в недоумении огляделась по сторонам. На соседнем столике она увидела тарелку с супом, котлеты с картошкой и стакан компота, а под стулом в самом углу стояли ее две пустые сумки.