Дылда. Глава2. Физмат

       Выспавшись после бессонной ночи выпускного бала, я задумалась о дальнейшей судьбе. Никакими ярко выраженными талантами я не блистала, хотя неплохо пела и с успехом играла в школьных спектаклях. Как и многие девчонки, мечтала быть артисткой, но когда мне было 15 лет, режиссер местного драмтеатра, с семьей которого мы с мамой познакомились в круизе по Волге и Каме, очень не советовал идти по этой стезе из-за высокого роста. “Герои-любовники наших театров ”, - сказал он, - “как правило, низкорослы, и вам придется играть в лучшем случае старух”.
       Сочинения мои были лучшими в классе, но о журналистике я тогда и не думала, как-то в голову даже не приходило. Одно время хотела поступать в музыкальное училище на теоретическое отделение. Очень много слушала классической музыки, штудировала биографии композиторов и учебник гармонии, но с собственным исполнительским мастерством возникли неразрешимые проблемы, поэтому я оставила мечты о музыкальном поприще. Серьезно думала о медицине, но, пролистав какой-то красочный специальный журнал, навсегда прониклась отвращением ко всем этим ранам и опухолям. К технике тоже не тянуло. Что же мне оставалось?
       Жизнь решила за меня. Вскоре после выпускного, тяжело заболел папа - он поехал подлечить желудок в санаторий Усть-Качка, и его привезли оттуда на носилках с сердечным приступом. Он чудом остался жить, но здоров уж больше не был. После нескольких месяцев больницы его перевели на инвалидность. Мне все хором советовали никуда не уезжать, а учиться в единственном в городе институте - педагогическом. Я согласилась еще и потому, что очень сомневалась, что с моими комплексами и четверочным аттестатом смогу выдержать крутые конкурсы в престижные Вузы. А надо было бы рискнуть.
       Ближе к зиме тяжело заболела и мама, простыв на бесконечных работах в овощехранилищах, куда её чуть ли не ежедневно посылали с учащимися торгово-кулинарного училища, где она преподавала. Простуда перешла в астму. Почти два года с небольшими перерывами провела она в разных больницах. В день моего 19-летия у нее случилась клиническая смерть. С большим трудом ее удалось привести в более-менее сносное состояние, но здоровой она, как и папа, тоже уже больше не была. Так закончилось весьма относительное благополучие нашей семьи.
       По совету папиной знакомой, доцента пединститута, я поступила на физико-математический факультет, хотя ни физика, ни математика не были моими любимыми предметами. Пять лет я провела за изучением трудных для меня дисциплин. На удивление, я была далеко не последней по успеваемости и училась лучше многих, кто пошел на физмат по призванию. Некоторые предметы мне нравились, например, высшая алгебра, математический анализ и диалектический материализм, которые я сдала на пятерки. Аналитическая же геометрия, теоретическая механика и астрономия вызвали стойкое неприятие. Я до сих пор жалею, что напрасно потратила на них столько времени и нервов. Нелюбимые предметы я кое-как сдала со шпаргалками и окончила ВУЗ с довольно приличными оценками.
       Сердечные же дела мои за эти пять лет претерпели полный крах. Среди почти стопроцентно женского контингента физмата мало в кого можно было бы влюбиться. Однако были два факультета, где обитали шикарные юноши – инженерно-педагогический и художественно-графический. Но за мальчиков этих гремели такие битвы, что я даже и не пыталась в них участвовать. Я же никому из них не приглянулась. Увы, домашнее воспитание, нестандартная внешность и скромность, которую мои родители почитали превыше других добродетелей, сослужили мне плохую службу.
       Однажды весной, когда мы учились на первом курсе, очередная лекция была прервана. Из громкоговорителя бодрый голос диктора на весь институт возвестил миру о полете Юрия Гагарина. Все высыпали в коридор и вне себя от радости обнимали друг друга. Мне казалось, что этот полет предвосхищает скорое наступление коммунизма, о котором с утра до вечера вещали по радио. Я считала, что всем нам необыкновенно повезло, поскольку мы родились и живем в такой замечательной стране. Если б я знала тогда, через какие потери, унижения и жертвы прошла наша семья!
       Летом моя мама ездила лечиться в санаторий в районе Сочи, и ей посчастливилось увидеть там Юрия Гагарина. Как она была счастлива! Она взахлеб рассказывала нам, какой он красивый, молодой, обаятельный, приветливый, как скромно, но с достоинством он держался. Её, как и всех людей на земле, сразила его знаменитая лучезарная улыбка.
       В первые месяцы учебы я подружилась с нашим отличником Валей Пантелеевым. Это был кудрявый юноша невысокого роста атлетического сложения с красивыми длинными ресницами, которым позавидовала бы любая девушка. Он окончил школу с золотой медалью, был классным гимнастом и эрудитом. Его родители жили в каком-то небольшом городке под Курском. Было очень странно, что такой способный юноша уехал так далеко, чтоб поступить в наш совсем не престижный ВУЗ. Сам же Валя на все вопросы о причинах столь, на мой взгляд, неразумного поступка, упорно отмалчивался. Тут скрывалась какая-то тайна.
       С Валей было очень интересно общаться. Именно он открыл мне глаза на красоту поэзии Сергея Есенина. Я и раньше читала его стихи и даже знала кое-что наизусть, но считала его музу слишком примитивной. Валя же был другого мнения и убедил меня в этом, выразительно читая и комментируя бесчисленное множество прекрасных Есенинских стихов. По-моему, Валя и сам писал стихи, но никому их не показывал.
       Однажды Валя сочинил шарж на нашего однокурсника, с которым жил вместе в общежитии. Начинался он так: ”Уж очень Туев наш романтик. Он любит всех, его – никто. И смерть его я вижу раньше, чем сам он думает о том ”… Валера Туев неважно учился, был безалаберным чудаком, однако отличался добротой, бескорыстием и простодушием. Он влюблялся чуть ли не во всех хорошеньких девчонок института, но его ухаживания никто всерьез не принимал. В то время я посмеялась над этими шуточными строчками и забыла их, но когда через несколько лет узнала о безвременной гибели Валеры, вспомнила это пророчество.
       Мы с Валей часто оставались после занятий и болтали о всякой всячине. Мне только-только исполнилось 17 лет, я была полна романтики и девичьих грез, и мне показалось, что он ко мне не равнодушен, да и мое сердце при встрече с ним подозрительно замирало. Как-то вечером мы пошли вместе из института, и оба увидели себя в зеркале, стоящем у раздевалки. Парочка наша смотрелась нелепо - я была почти на голову выше его ростом. С тех пор он стал избегать встреч со мной.
       Вскоре Валя написал стихотворное признание в любви моей институтской подруге Гале Грачевой. Галя эта была одной из самых привлекательных девушек нашего курса: чуть выше среднего роста, тоненькая, с огромными голубыми глазами и симпатичным курносым носиком. Она хорошо училась и знала себе цену. Прочитав Валины излияния, она жутко загордилась и похвасталась своим подругам, в том числе и мне. Еще бы - из огромного числа студенток самый стоящий парень выбрал именно ее. Но их роман по неизвестной мне причине затух, так и не начавшись, однако Галя еще долго считала, что Валентин однолюб, и сердце его принадлежит только ей.
       Для меня же известие о Валином признании было сильным ударом. Я так остро и болезненно переживала, что небо долго казалось мне черным, а наступающая весна лишь усилила депрессию. Огромных усилий стоило не показывать свое отчаяние окружающим и взять себя в руки перед сложной весенней сессией.
       Летом после успешно сданных экзаменов мама отправила меня вместе с двумя молодыми своими коллегами на экскурсию в Ленинград. В то время туристических путевок почти не было. Заранее списались с комендантом общежития какого-то техникума близ Невского проспекта, самостоятельно ходили по музеям и ездили в знаменитые пригородные парки. После созерцания всех этих легендарных красот мои сердечные раны быстро зарубцевались.
       Когда я перешла на 3-й курс, мы поехали с мамой отдохнуть на местный курорт. Путевок у нас не было. Сняли частный дачный домик, больше похожий на скворечник, и договорились с питанием. Погода была прекрасная, все дни мы проводили на пляже. Там и случилась еще одна моя большая влюбленность. Тоже неудачная, тоже кончившаяся ничем. Его звали Миша. Он проводил там отпуск вместе с родственниками у отца, директора санатория. Я очень нравилась ему, но он был женат. После одного-единственного поцелуя в темной аллее близ танцевальной веранды, он уехал, а я осталась одна, не представляя, как буду жить всю оставшуюся жизнь без него. В тот же вечер у мамы случился очередной приступ удушья, и моя жизнь надолго превратилась в кошмар.
       На 4-м курсе у нас образовалась небольшая компания из девочек нашего курса и мальчиков на два курса младше. Там учился Володя, брат нашей сокурсницы Тани Горкиной. Вот с его то друзьями мы и подружились. Встречались на квартире у Тани. Слушали музыку, пели, танцевали. Отношения были добрые, непринужденные, чисто дружеские.
       Однако через некоторое время, как и следовало ожидать, начались влюбленности и романы. Компания стала распадаться на пары. Мне нравился Володин друг Женя, но неожиданно для себя волна влюбленности в Володю просто захлестнула меня. Я не могла себе объяснить, почему это произошло. Но было поздно, Володя был без памяти влюблен в мою сокурсницу Лору, очаровательную девушку, на которой впоследствии он и женился. Неудачи на любовном фронте начали принимать угрожающие размеры.
       Летом, когда я перешла на 5-й курс, с флота демобилизовался сын маминой приятельницы Наум. Мы когда-то с ним недолгое время посещали один детский садик. Это был красивый парень, а морская форма с бескозыркой делала его совершенно неотразимым. Он хотел учиться, но упустил время приемных экзаменов в политехнический институт. В нашем же пединституте экзамены еще не закончились. Его мама попросила меня помочь ему, поскольку за время пребывания на флоте он многое перезабыл. Я помогла ему с химией и сочинением. Его приняли, но учиться в Тагиле он передумал, переехав вскоре в Свердловск. Вопреки моим надеждам, романтические отношения между нами не возникли. Я еще раз убедилась в том, что не имею успеха у противоположного пола, и это не прибавило мне уверенности в себе.
       На 5-м курсе у нас полгода была практика. Я работала в вечерней школе, и за мной стал настойчиво ухаживать один великовозрастный ученик. Он не очень мне нравился, но все же привлекал ярко выраженным мужским обаянием. Пару раз я прогулялась с ним по осенним улицам под луной, но что-то меня останавливало отнестись к нему серьезно. Оказалось, что он недавно вышел из мест заключения. Это известие повергло меня в ужас, и я прекратила с ним всякое общение, благо, что к тому времени практика подошла к концу.
       За время этой практики произошли глобальные перемены. Во-первых, институт переехал из центра города в новое здание на окраине. Труднее стало добираться, транспорт в то время туда почти не ходил. В новых аудиториях было просторно, но неуютно.
Во-вторых, в стране сменилось руководство. На смену романтику Хрущеву пришел прагматик Брежнев. Я не сразу поняла, что наступила другая эпоха. При Хрущеве я, слушая бесконечные призывы поднимать целину и покорять Сибирские реки, чувствовала угрызения совести, потому что живу с папой и мамой в благоустроенной квартире, вместо того, чтобы ехать “за туманом и за запахом тайги” в палаточные городки строителей светлого будущего.
       При Брежневе песни о туманах и палатках перестали звучать, пока значительно позже не начали строить пресловутый БАМ, зато стали цениться такие качества, как “умение жить” и заводить полезные знакомства. Увы, я и здесь не преуспела.
       Третьей новостью, повергнувшей многих в шок, была женитьба Вали Пантелеева на Тане Горкиной. Ни с его, ни с её стороны никогда никто не замечал взаимной симпатии. Таня была очень интересной девушкой старше нас года на три, но отличалась скрытным, тяжелым характером. И влюблена она была совсем не в Валю. Брак этот оказался на редкость неудачным. С самого начала новобрачные не производили впечатления счастливой пары. В последствии до меня не раз доходили слухи о феерических Валиных похождениях, и я всякий раз поражалась, куда же девался тот чистый и наивный мальчик, с которым мы когда-то упоенно читали стихи. Увы, жизнь нас всех меняет.
       Кроме Вали и Тани, на последних курсах вступили в законный брак добрая половина нашего курса. Во - первых, годы подошли, как – никак перевалило за двадцать, во вторых, многие хотели остаться в городе, вместо того, чтобы по распределению ехать в глухие деревни.
       Сдав последний государственный экзамен, я в тот же день поехала в сад, который мои родители купили год назад. Я жила там несколько дней одна, отдыхая от угара последней сессии. Так устала и переволновалась, что никого не хотелось видеть. Целыми днями бродила по лесу, слушала пение птиц. В день, когда надо было получать диплом, я поехала в институт, одетая по дачному. Оказалось, что в мое отсутствие наши активисты организовали выпускной бал. Я не слышала разговоров о предстоящем торжестве, ранее предполагалось, что дипломы выдадут без излишней помпы в деканате. В затрапезном костюмчике и потрепанных босоножках, я так и танцевала, чувствуя некоторую неловкость среди нарядных однокурсниц. Впрочем, особо красоваться там было не перед кем.