Последняя Монета в 25 центов

Мы сидели на террасе, пили кофе, любовались невероятно погожим декабрьским днем и болтали. Разговор был ни о чем. Такая светская беседа в самый разгар межсезонья. Наши столики стояли поодаль друг от друга, но стулья находились настолько рядом, что мы могли разговаривать вполголоса, совсем как добрые друзья за одним столом.
В тот день я долго бродил по набережной, наслаждался океаном, невероятно теплым зимним днем, останавливался время от времени у какого-нибудь казино, а то и заходил в наиболее вычурное по стилю. Отобедав в небольшом итальянском ресторанчике, я присел на скамейку у океана. Совсем неподалеку на вечном приколе стоял громадный супермаркет в форме величавого океанского лайнера. Он был великолепен. Его нос, буквально, вонзался в набережную, а корма выдавалась далеко в океан, окруженная плеском и шумом волн. Все его палубы были усыпаны многоэтажными ярусами торговых рядов, магазинчиков и лавок. Такие мега-магазины американцы называют молл и я подумал, что в данном случае это наиболее точное слово, разве за исключением одной буквы, но это уже особенность языков. Не спеша пройдясь мимо витрин, и прикупив с полдюжины видовых открыток, я поднялся на второй этаж или палубу. Здесь находилось гастрономическое царство. Итальянские ресторанчики, перемежевывались с китайскими, то тут, то там, апологетом американского образа жизни стояли, закусочные с традиционном ассортиментом хот-догов, гамбургеров и жареного картофеля. Я попытался найти местечко, где варят настоящий кофе, но это оказалось не легче, чем искать в борделе истинные чувства. Наконец устав от бесконечного хождения я купил чашечку обыкновенного растворимого кофейного напитка и, прихватив с собой пару пакетиков с солеными орешками, нашел удобное местечко. Как я уже говорил, моим соседом оказался пожилых лет американец, уставший от одиночества и бессмысленного созерцания океана. Он долго присматривался ко мне, а потом непринужденно начал разговор, заговорив о каком-то пустяке.
- Почему вы не играете? – внезапно сменил он тему разговора.
- Потому что знаком со статистикой проигрыша, - ответил я. «Если он начнет разговор насчет своего опыта игорной жизни, я встану и уйду», - промелькнула мысль и утвердила меня в этом решении.
Но, судя по интонации, он не собирался хвастаться своими выигрышами. Это меня и озадачило.
- Вы правы, - продолжал он. – В этих играх нет победителей. И больше проигрывает тот, на чью ставку подает больший выигрыш.
Я вопросительно посмотрел на него. Было довольно странно встретить в самом сердце игорного бизнеса всего Восточного побережья человека, который отвергал сам смысл этого предприятия. Видимо он почувствовал в моем молчании деликатный вопрос, который я не смел задать, по сути дела, незнакомому человеку.
- Посудите сами, - сказал он, - чем больше вы выигрываете, тем
 больший аппетит на легкие деньги появляется у вас и тем больше он вас затягивает в круговерть игры. Вы убеждаете себя, что вот этот бросок, взятка или поворот рычага будут последними, но всякий раз вы повторяете все снова и снова до полного изнеможения или до абсолютного проигрыша.
Я подумал, что подобные рассуждения типичны только для неудачников, для тех несчастных игроков, для которых игра становится смыслом жизни, которые получают жизненную энергию только в этих огромных прокуренных залах, наполненными звоном монет, криками радости или отчаяния. Словно услышав мои выводы, незнакомец произнес:
- Вероятно, вы считаете меня неудачником, человеком проигравшимся
в пух и прах и от отчаяния пытающимся найти сочувствие и сожаление у более осмотрительных и разумных людей?
Я неуверенно замотал головой. Убеждать его в правильности моих суждений не хотелось, в конце концов, каждый человек имеет право на ошибку. Это тот же элемент игры, ошибаются все, только одни срывают в итоге солидный куш, а другие теряют все. Признаться честно, уйди он немедленно в этот момент, я бы на следующий день ни за что не вспомнил его лица, его внешность. Он явился ко мне как продолжение океанского супермаркета, как данность декабрьскому дню, как звук прибоя, которым вы можете любоваться и восхищаться именно в эту минуту и именно в этом месте, но поворот головы – новый образ в твоем воображении и от былого объекта внимания не остается и следа. Я внимательно рассмотрел его, благо наше общение это позволяло.
Незнакомцу было немного за 50. Его лицо можно было бы назвать лицом человека избалованного жизнью, если не цепкий взгляд глубоко посаженных глаз. Они не бегали бесцельно и бессмысленно, но четко находили предмет для интереса, выхватывали его из толпы, пейзажа или нагромождения деталей и мертвой хваткой вцеплялись в него. Тонкий нос с широкими ноздрями казался несколько большим, но его слегка изогнутая линия дополнялась прямым ртом. Скулы были сжаты настолько отчетливо, что возникало впечатление его постоянной борьбы и напряжения. Легкая бежевая куртка отлично сочеталась с темно коричневым кашне, по которому был разбросан искусный орнамент рисунка. Он протянул мне визитную карточку. На ней было выгравировано только его имя и фамилия: Марк Смит.
- Вероятно, вы удивлены, что у меня нет не телефона, не адреса, не
указано должности или названия компании на чье благо я тружусь?
- Это право каждого.
- Это право каждого, если есть что указывать.
Марк замолчал и попытался раскурить свою давно потухшую сигару. Огонек ее жизни давно угас и, положив ее на краешек блюдца, он решил вернуться к едва не закрытой теме. И подтверждая свою решимость быть откровенным, он еще раз произнес свою последнюю фразу:
- Если есть что указывать.
Я ощутил себя ловцом человеческих судеб. Бывает такое, когда совершенно незнакомый человек вдруг начинает открывать свою душу, словно ты его лучший друг, и на тебя сыплются горести, радости, взлеты и падения. Что-то проносится мимо тебя, что-то тебя задевает. В итоге ты расстаешься обогащенный еще одной чужой судьбой, словно она лежит у тебя в сумке как бесценная жемчужина.
- Вы хотите сказать, что у вас нет ни дома, ни семьи, ни работы?
- Вы совершенно правы, хотя если на то пошло, мой дом – казино, моя
семья – деньги, моя работа - игра.
Марк достал зажигалку с искусной инкрустацией и принялся раскуривать сигару. Выпустив клубы ароматного дыма, он с прищуром посмотрел на меня, то ли проверяя мою реакцию на сказанное, то ли оттого, что дым попал ему в глаза.
- И вы говорите это после того, как только что разносили в пух и прах
весь смысл игры изначально?
- Если вы находите то, что я вам говорю элементарной дурью, блажью
человека сорвавшего джекпот или, наоборот, вконец проигравшегося, то вы ошибаетесь. Для меня вся жизнь игра. Я не счастливчик и судьба постоянно подмешивает мне изрядную долю хины в медовый напиток, но стоит мне попытаться уйти от игры, найти другой смысл жизни, как она, словно ревнивая женщина, начинает преследовать меня. Она разбивает все мои другие планы, она разрушает союзы, браки, дружбу. Для нее ничего не может быть ничего рядом. Это как та, богатая стерва, которая считает тебя частью своего поганого гардероба, собачкой на привязи. Случись у тебя нужда, так тебя выведут в свет. Хочешь вкусить дружбы, нет проблем! Все оплачено и дружба на десерт. Я пытался уйти от игры, заняться делом, но всякий раз я банкротился и вынужден был возвращаться в игорный зал.
Марк затушил сигару, отхлебнул свой кофе и начал долгий рассказ:
«Первый раз я попытал счастье, когда еще юношей я поступал в
университет. Наутро у меня должен был быть экзамен и я решил дать покой мыслям и немного прогуляться. Вечер был замечательным, погода настраивала на романтический лад и в поисках приключений, вернее острых ощущений я забрел в казино. Вначале я наблюдал за игрой. Мне казались смешными люди, которых страсть к легкой наживе, к деньгам, сгибала в три погибели над столами, заставляла их забывать все кроме победного возгласа крупье, называющего именно вашу ставку выигрышной, звука монет, водопадом, срывающимся в ваш карман, в вашу пользу. Я подошел к одному столу и принялся рассматривать лица игроков. Тех атлантов, чьи лица были бесстрастными, словно высеченные из мрамора, я отбрасывал сразу. Они стояли за столами, словно возвышаясь над игрой: самодовольные, удачливые, уверенные в себе и никогда не позволяющими эмоциям брать контроль над разумом. В сущности, выигрыш их не интересовал. Они настолько были состоятельными, что победа или поражение сказывались на их состоянии не больше чем воспоминания о детской игре. Это было обычное времяпрепровождение с небольшим впрыском адреналина в кровь. Не интересовали меня и те, кто, изначально выделив себе определенную сумму, с упоением проматывал, всякий раз, убеждая себя в не подвластности азарту, а только тому здравому смыслу, определившему предел его доверию слепой удаче. Единственный кто мне бросился в глаза, был старик с удивительно живой мимикой. Его лицо напоминало скорее лицо ребенка, настолько каждое чувство отражалось на нем. Будь он в другом месте, его ужимки можно было бы принять за гримасы и рожи, но в этом котле алчности все было в рамках правил приличия. Всякий раз, когда судьба улыбалась старику, его лицо озарял такой восторг, что, казалось, сбывается самая сокровенная мечта, выписывается карт-бланш на любые деяния, отпускаются грехи на веки вечные и даруется бесконечная молодость. Он подпрыгивал, ожесточенно вращал ручками, перебегал от одного места стола к другому, складывал ладоши лодочкой и шептал в них какие-то заклинания. Но едва его ставка попадала на цифровое сукно стола, как он превращался в мумию. В нем жили только одни глаза. Они вцеплялись во вращающееся колесо, старались пригвоздить шарик на заветное ложе, вбирали в себя всю силу дряхлеющего организма и концентрировали ее во взгляде. И если ему выпадал проигрыш, то он на несколько секунд обмякал, словно совершенно обессиленный человек, потом жизнь возвращалась к нему, он осторожно поворачивал голову, будто опасаясь, не отвалится ли она из-за напрасных переживаний. Он вставал на цыпочки, протирал запястья рук и, через минуту – другую, вновь становился тем живчиком, который весь был в движениях, в эмоциях и переживаниях. Я стоял и любовался им. Это было такое же произведение природы, как Ниагарский водопад, такое же буйство стихии как торнадо или ураган, в нем была такая же магическая сила как во взгляде кобры или в заклинаниях шамана. Время застыло. Люди приходили и уходили, но мы вдвоем были настолько поглощены каждый своим зрелищем, что, казалось, ничто не могло отвлечь наше внимание. Но всякое ясное небо в подобных случаях требует раската грома и он грянул: старик сгреб все свои фишки и поставил их на номер 17. Это был апогей, кульминация, высшая точка, сверхнапряжение. Все вокруг замерло. Даже невозмутимый крупье удивленно вскинул брови и на долю секунды задержал руку с шариком. Но только на долю и в следующее мгновение шарик уже прыгал наперекор движению круга, цветам и цифрам. Старик закрыл лицо руками и медленно опустился на корточки. Воздух вокруг стола сгустился настолько, что ничего другое, кроме вращающегося колеса и прыгающего шарика не существовало. Колесо и шарик, колесо и шарик, словно ставкой была не стариковская удача, а судьба человечества. Скорость вращения колеса сбавилась и шарик неуверенно перекатывался между числами 18 и 31. Все замерли в последнем напряжении. На долю секунды шарик завис на ребре между этими числами, потом, словно одержимый сорвался через весь круг, и точно угодив в черную лунку цифры 17, замер теперь окончательно. Крупье невозмутимо объявил победный номер, - в конце концов, это были не его деньги, сгреб лопаткой фишки и сдвинул их старику. Старик разглядывал их с абсолютным безразличием: его звездный час прошел, судьбоносная комета уже промелькнула по небосклону, ее свет, вспышка, магическое притяжение остались позади и больше не было дел, как собирать пепел и тлен погасшей звезды. Здесь старик заметил меня и, улыбнувшись, подмигнул. Видимо он оценил во мне зрителя, который последние полчаса наблюдал театр одного актера и воздал должное тем аплодисментам, которыми я в душе наградил его. Потом он ушел, сгорбившись, по стариковски шаркая ногами, никому не интересный реликт уходящей жизни. Вечером того же дня я случайно встретил его в баре. Он сидел за стойкой, медленно цедил виски, время от времени рассматривая стекло на просвет. Я был не один. Днем совершенно случайно познакомился с одной милой хохотушкой и теперь мы прожигали время, переходя из бара в бар, от одной стойки к другой. Случайно мы оказались рядом и, когда моя спутница куда-то отлучилась, старик повернулся ко мне и спросил:
- Я видел, как вы наблюдали за моей игрой.
Я кивнул. То ли после выпитого, то ли после удачи, но старика потянуло на разговор и кроме меня он, видимо не нашел более достойного собеседника. Старик продолжал.
- Вас интересовала не столько рулетка, сколько моя игра.
- Я считал, что все ваше внимание было отдано игре.
Старик прихлебнул из стаканчика.
- Раньше меня интересовали деньги, выигрыш, но теперь меня
привлекает исключительно азарт и…, - тут он сделал паузу и внимательно посмотрел в мои глаза, как бы желая убедить себя в правильности своего откровения, - …и возможность проигрыша.
- Проигрыша, - переспросил я.
- Только проигрыша.
Возникла пауза. Я начал сомневаться, а не принял ли старик чуточку лишнего, как он, словно перебивая мои мысли, продолжил.
- Моя беда заключается в том, что я никогда не проигрываю. Каждый
раз когда я начинаю игру у меня одно желания, - продуться в пух и прах, но, в конце концов, мне все равно везет и я ухожу из казино с полным кошельком, но абсолютно пустою душою. У меня уже нет никаких желаний, все что можно купить за деньги я давно испробовал и теперь мне стало удивительно скучно и неинтересно жить.
Я молчал. Поддакивать ему не хотелось, а встречать Креза, который проклинал бы свое богатство мне еще не доводилось. Старик смекнул, что продолжи он в таком духе – не миновать ему лавров лунатика рулеточных полей. Он одним глотком допил остатки виски, крякнул, и, достал из кармана монету в 25 центов. Он подержал ее на ладони и с размаха опустил на стойку. Бармен удивленно поднял взгляд, но, уловив отсутствие интереса к нему, продолжил протирать свое хрустальное царство.
- Вы можете мне не верить, вы можете считать меня последним
идиотом, но то, что я вам скажу, составляло мою тайну и мой успех.
Старик указательным пальцем медленно продвинул монету ко мне, так что она оказалась между нами, - Это монета не просто амулет, она абсолютный амулет, приносящий удачу в любой игре. Пока она со мной - я выигрываю и не было случая, чтобы она меня подвела.
- Вот как, - сказал я просто, чтобы не сидеть молча, как истукан с
острова Пасхи.
- Эта монета приносит удачу в игре и несчастье в жизни.
Я усмехнулся. Старик нахмурился.
- Не думайте, что за деньги можно купить что-то истинное. Ты берешь
только позолоту, а смысл остается внутри и он недоступен тебе.
- А вы не пробовали расстаться с ней, - спросил я.
- Для этого у меня не хватало храбрости, хотя…, - старик сделал паузу
и выпалил, - Берите ее себе, берите и уходите, чтобы я не сомневался больше. Заплатите за выпивку и, считайте, что я дал вам сдачи в 25 центов. Вот возвращается ваша спутница, Идите!
Последнее слово он произнес надрывно, словно команду. Я встал из-за стойки, положил монету в карман, бросил бармену купюру и, схватив свою девушку за руку, вышел из бара. Во мне не было и тени сомнения, что у старика что-то не в порядке с головой, но во-первых я считал себя чем-то должным перед ним, за тот спектакль, который он мне показал утром, а во-вторых, мне совсем не хотелось слушать его бред дальше, тем более вовлекать в него мою спутницу. Потом мы долго танцевали, а где-то глубокой ночью на нас напал азарт. Мы сорвали банк в казино и забылись в номере отеля счастливые и пьяные. Весь следующий день мы не выходили из номера, а только заказывали шампанское и деликатесы к нему. Только под вечер я вспомнил, что этим утром у меня должен был быть экзамен, что меня возможно уже сутки как ищут знакомые. Я будто бы вернулся из летаргического сна. Осторожно, чтобы не разбудить мою подругу я оделся. Все деньги выигранные накануне в казино я оставил ей, мне не хотелось расставаться оставив в ее воспоминаниях образ скупердяя. Спустившись вниз и заплатив по счету, я побежал на автобусную станцию. До моего рейса оставалось добрых полчаса и я решил купить бутылочку воды. Рядом пожилой, толстый негр торговал газетами и я совершенно случайно бросил взгляд на свежие номера. В нескольких из них была фотография старика и одно слово, объединяющее заголовки: «самоубийство». Я купил газету. Статья была короткая и изобиловала фотографиями, на которых размозженное тело лежало в луже крови. «Сегодня, ранним утром из своего номера на 20 этаже выбросился из окна господин Н. Смерть наступила мгновенно. В крови погибшего было обнаружено значительное содержание алкоголя. Мотивом самоубийства может быть большой проигрыш в рулетку, в результате чего в состоянии депрессии неудачник и выбросился из окна. Это первый случай в нашем городе за последние три года».
Я скомкал газету и бросил ее в урну. Впервые за то время, что я расстался со стариком я вспомнил про монету. Она так же и лежала в заднем кармане джинсов. У меня оставалось чуть больше ста долларов. Я достал билет на автобус, порвал его и отправился в казино. И, разумеется, в тот вечер мне повезло еще больше чем накануне».
Закончив рассказ Марк откинулся на стуле и принялся наблюдать за мной, словно желая увидеть эффект его истории в моих глазах.
- Вы хотите сказать, что эта монета и сейчас с вами, - спросил я.
- Да, - ответил он. – И вы не поверите, но я так же сейчас желаю от нее
избавиться.
- А вы не боитесь повторить судьбу старика?
- Я достаточно богат и одного проигрыша недостаточно, чтобы
разорить меня, а сказать по правде, я давно не помню вкус победы, потому что выигрыши достаются мне без усилий, без боли, без борьбы, следовательно, поражение может быть гораздо слаще победы.
Он достал бумажник, открыл какое-то потаенное отделение и достал оттуда монетку. Подержав ее на ладони, он бросил ее мне. Я машинально подхватил ее на лету.
- Значит, я могу делать с ней что угодно, - спросил я.
- Абсолютно, она полностью ваша.
Я посмотрел на нее, размахнулся, и, что есть силы, бросил ее в океан. Секунду она мелькала в воздухе, подхватывая на свои грани последние лучи заката, и, маленьким всплеском, навсегда исчезла под водой. Мой собеседник сидел как вкопанный. Казалось, это был не он, а экспонат музея мадам Тюссо. Его взгляд был прикован к месту, где монетка упала в воду. Он буравил океан, словно пытался поставить здесь отметку. Я молча встал, кивнул ему на прощание и быстро удалился. Мне очень не хотелось услышать у себя за спиной шум от падения тела в воду.