Смех и Слёзы

Зимний вечер зажигает звёзды…
И в этот миг встречаются Слёзы и Смех.
Смех говорит:
- Люди готовятся отдохнуть от трудов. Я приду к ним, завоюю их внимание и сердца. Они придут в радость от доброй шутки, засмеются над собой и своими проблемами, забудут их. А завтра поутру вернутся к повседневным заботам с новыми силами…
- То-то и оно! – отвечают Слёзы. – Этот странный ритм: Делай – Отдыхай – Делай – Отдыхай – словно и не человек вовсе, а маятник. Так же мается, не понимая зачем. А в какой-то миг всё ломается, и вот – больше нет человека.
- Зачем же так, - негодует Смех. – Есть жизнь – живи, есть силы – работай, есть время и повод – радуйся. Вы говорите - жизнь кончится! Но останутся дела, память. Выросшие дети встанут на место родителей.
- Дорогой наш Смех, - возразят Слёзы. – Действительно, что-то приходит, что-то уходит. Этот принцип работает вернее любого механизма. А отчего?
- Глупые! – воскликнет Смех. – Если же ничего не будет меняться, то Земля переполнится. А этого не должно быть!
- И всё равно не понимаем, зачем всему меняться? Увядает цветок, ломается вещь, умирает человек, - людям больно, и приходим мы…
- Вот видите! Для этого вы и нужны – сопровождать потерю. Я же встречаю приобретение.
- Если бы только так, - вздыхают Слёзы, - сколько раз мы приходили во время радости, а ты измывался над чьим-то горем. Сколькие старались нести другим улыбку и смех, а сами становились посмешищем. Наконец, когда люди плачут, они поневоле мыслят, когда смеются – обо всём забывают.
- Велика потеря! Забыть значит освободиться, отбросить ненужное…
- Скорее не ненужное, а часть себя. В конце концов, кто установил, что смешно, а что нет, что требует слёз, а что – ликования?
- Странный вопрос. Может быть всё просто: люди смеются, когда им хорошо, а плачут во время горя.
- Но ещё они нередко смеются во время чужого горя и плачут в мгновения чужой радости!..
- Не понимаю, - удивляется Смех. – Чего вы пытаетесь добиться?! Есть порядок, а мы в нём – элементы. Важнее всего гармония и равновесие. Выйдешь за пределы дороги – свалишься в сточную канаву…
- …прекратишь копошиться в земле – впервые увидишь небо, не так ли?
- Чушь! А есть ли вообще что-либо, кроме того, что вы назвали копошением в земле? Не важно ли то, что сейчас перед вами? Наверняка невидимого, неслышимого и неосязаемого и нет вовсе!
- Прости, но если человек глух, значит ли это, что звуки перестали существовать?!
- Конечно нет. Другие-то по-прежнему слышат!
- Да, слышат… А глухой плачет. Мы приходим, и он говорит нам: «Вот, все слышат. Отчего я этого не могу?». Мы не знаем ответа, но понимаем, что мир, в котором мы живём, одинаково вмещает слышащих и глухих, слепых и зрячих, больных и здоровых. А ты говоришь «равновесие»! Не равновесие, а разнообразие, в котором каждый не заменимая деталь, а необходимый штрих. Исчезнет – и картина перестаёт быть полной, ведь подобного ему нет, и не будет. А раз не будет, значит, он не должен исчезать, а жить, во что бы то ни стало.
- Простите, однако, если каждый столь нужен, то почему все не появились одновременно? Да, разнообразие необходимо. Но есть же правильное и неправильное, должное и недолжное. Истина всё-таки одна!
- Да, одна - в Том, Кто Един. Мир же разделён, в нём у каждого личная правда. В нём много путей, но у каждого свой. Тесные врата, наверное, оттого тесны, что входить в них нужно по одному, и каждому – в свои. Ты пытаешься вывести всех на широкую дорогу, где, на первый взгляд, просторно, но она, видимо и ведёт в никуда. Оттого и мы с тобой существуем, что радость и печаль не просто переплетены, но спаяны, ведь жизнь – чудовищная трагикомедия, написанная рукой толпы. Радует только, что она – всего лишь один акт из великой пьесы, у которой такой чудесный Автор и Режиссёр