Последний из Петрикан

Последний из Петрикан.



1) Все началось с того, что мы с Леной сели пить чай. Я пил чай в Ахене,
году эдак в 2004ом, Леночка - в Одессе, шесть лет назад, в том доме, что на
Коблевской. Еще Мурка просилась домой, Лена отлучалась ее впустить - и та
немедленно оказалась у меня на столе, опрокинув вазочку с печеньем. Мы
сидели, говорили о болячках, потом о чем-то по-английски, читали друг другу
стихи, я показывал новые фотографии. И вдруг появился Последний из Петрикан.

Надо сказать, мы давно привыкли, что на наши чаепития заявляется кто-то:
Шквара из Питера где-то 2005 года, еще одна Лена из Одессы разных лет, даже
Оля из Тирасполя. А иногда с нами чаевничают совсем незнакомые люди: из
Пырлицы, например.

Откуда взялся Последний из Петрикан? Не могу сказать. Он странно говорил:
вроде как сам с собой, вроде как с посторонними людьми. Он был на правом
берегу островка и вокруг цвели магнолии. Вас не раздражает запах магнолий?
Меня - слегка, Лену - вроде, нет. А еще был левый берег Иртыша, многоэтажки
и пустыри, заросшие полынью. Дул сильный ветер, нес пыль в чашки, а собаки
пугали Мурку. Мы извинились, просили Последнего из Петрикан удалиться, что
он и сделал, нисколько не обидевшись. Левый берег немного побыл и исчез, а
Мурка вернулась с Наиной - и тут же ушла с нею же. Разговор заглох, мы
просто сидели, обнявшись, целовались, гладили друг друга по волосам, Лена
прижималась ко мне. Чай остывал.


2) На левом берегу островка живет Пресвитер, звать его Шеремет. Ни то, ни
другое ему совершенно не идет, о чем он и сам знает. А еще он может
находиться все время в одном и том же месте, что неудивительно, и
одновременно во многих местах - а это чудо. Пресвитер Шеремет объяснял это
тем, что время и пространство выталкивает его подобно пробке. А так как он
все-таки есть, находиться нигде и никогда не может, потому, как это ни
грустно времени с пространством, пребывает всегда и везде. Последний из
Петрикан пил чай вместе с Пресвитером Шереметом вблизи синих кустов.

- "Я пойду". - сказала Лена - "мне завтра на работу".

- "Пожалуй" - вздохнул Шеремет Пресвитер, заглянув в завтра, - "мы продолжим
в этих кустах. Там темно и страшно, и дядьки в галстуках: они ходят по
воздуху, а ты бояка. Я с тобой не играю, и вообще с девчонками". И дальше
что-то нечленораздельное.
- "Что с ним?" - спросил я.

- "Он в кустах".

Назавтра мы пошли в кусты с Леной и увидели там Пресвитера Шеремета. Он
лежал и улыбался. Ему было полтора месяца.

- "Лен, может нам уйти побыстрее?"

- "Почему? Я не боюсь. Если кто-то появится, выйдем быстро - и никто не
заметит".
- "А мы станем маленькими. Я и ты. Ты девчонка - и я не смогу тебя любить. А
я тебя люблю".

- "И я тебя люблю. Давай поцелуемся".

- "Я буду жених, а ты - невеста".

- "А потом мы справим свадьбу".

- "А мой папа нас распишет, как в ЗАГСе!"

- "А мой дедушка нас нарисует".

- "Я скажу: Мама, это Лена, она мне нравится".

- "Надо сказать, чтобы нам подарили кошку. У нас будет наша кошка".

- "И еще большого попугая".

- "Нет, его кошка съест".

- "Кошки не едят попугаев".

Было солнечно, в кустах все шире разливались песочница и паски. А нам с
Ленкой-пенкой было года четыре. Хорошо, что мы вышли из кустов. Не нарочно,
просто так вышли, держась за руки. В кустах стоял мой 1980, ленкин 1982 год.
Ленка была в Одессе, я в Кишиневе.

Последний из Петрикан говорил с Пресвитером Шереметом о времени. Они всегда
говорят только о времени, плетут время в хитроумные морские узлы, чтоб дать
друг другу их расплести. Я тоже попробовал, но без толку.

3) Странно, но я ни разу не пил чай с Леночкой в Лондоне, зато неоднократно
где-то в непонятном месте, причем и я был старше, и Ленка тоже, и чай был
непривычного, отстраненного вкуса. Последний из Петрикан редко появлялся
тогда, а если был, приносил грусть снаружи, извинялся и уходил. Он выглядел
постаревшим и осунувшимся. И только Пресвитер Шеремет неизменно весел. С ним
менялось все: и погода, и стены комнаты, и даже вкус чая, а мы с Леной
замечали, что молодеем - и пропадаем. Тогда Пресвитер Шеремет заглядывал
куда-то в сторону, вздыхал легко и уходил. Почему он уходит, спрашивали мы.
"Это врачебная тайна, ее разглашать нельзя" - отвечал он. Вот ведь манера
говорить загадками. А все равно от Шеремета Пресвитера теплей.


4) Как-то в нашем кругу появился Большой Ребенок, причем не один, а сразу с
кучей своих друзей: из Германии, Франции, Англии. Странно, но Большого
Ребенка заметил я, а Ленка едва различила. Казалось, что и Большой Ребенок
Лены не видит: все говорит с друзьями, а если и со мной - то со мной одним.
Странные его друзья Леночку не видели совсем, и мне приходилось все ее слова
передавать им. Пресвитер Шеремет сидел рядом, усмехался и говорил
о времени в литературе. Ребенок с друзьями говорили о чем-то своем, а
выглядело все как приятная беседа. Потом за стол подсел Политик и рассказал
анекдот. Последний из Петрикан смеялся, спрашивал, что нового в жизни.
Политик рассказал о своих планах, об интересном вокруг себя, о кровопролитии
и чуть-чуть о жизни. Появился Большой Ребенок, и речь зашла о книгах.
Мы с Леночкой после спрашивали Пресвитера Шеремета: "Неужели у политиков не
болит душа?"

- "Конечно, нет. Это их работа. Если душа будет болеть каждый раз, политика
просто не хватит".

Последний из Петрикан говорил, что Политик живет не в жизни, ему легко не
болеть душой. И Ребенок - он тоже не в жизни.

Пришли Мурка с Наей, уселись у нас на коленях, топтались и мурлыкали. А мы с
Леной говорили о Ребенке: ведь у него свой уютный мир, и у Политика тоже. И
оттуда Лена незаметна. "Лен", - сказал я - "тебе надо стать Последней из
Петрикан, чтобы тебя все замечали".

- "А зачем? Мы видим друг друга, нас видят друзья. Что еще нам нужно?"

- "Давай заведем Ребенка Маленького".

- "Давай, и пусть он будет с нами в жизни".

- "И болеть душой?"

- "Пускай".