Командировка домой

Командировка домой

- Господа-товарищи, просыпаемся! Мичуринск уже!
По вагону прошла проводница, трижды повторила про подъём и Мичуринск. Вначале туда – в сторону тамбура для курильщиков, потом – обратно, к своему купе, еще ведром пустым погремела. Видимо, чтоб доходчивей было. Максим не спал полночи, всегда в поездах мучился бессонницей, а тут к утру начал было подрёмывать, как под ухом закричали. Верхняя боковушка – не самое удобное место. Так и ждёшь, что тебе кто-нибудь прямо в лицо заглянет или, как сейчас, в ухо заорёт. Мог бы, конечно, и купе взять, тем более мест свободных хоть отбавляй, да и деньги не свои – командировочные. Но с чего-то вдруг захотелось вот так просто плацкартой проехать, вспомнить юность, как в Москву в своё время ездил, да и на народ посмотреть: изменились ли земляки-тамбовчане за те пять лет, что не был дома.
Земляки не изменились, это он понял ещё вечером, когда, покуривая, неспешно шагал вдоль перрона, отмеривая расстояние до своего тринадцатого плацкартного. Спешить было некуда, до отправления оставалось еще полчаса. А мимо, обгоняя, уже неслись навьюченные бабы, мужики с испуганно молчащими детьми, девицы в дорогих – не по тамбовским ценам – шмотках. «Ничего не меняется, - подумал тогда Максим. – Всё также ездят в Москву за товаром, только сейчас везут тряпки с вещевых оптовок, также настороженно поглядывают друг на друга, также гэкают и поют при разговоре». В вагоне эта тамбовская стабильность только подтвердилась. На откидных столиках – только сели – появились неизменная колбаса и курица, на этот раз, правда, в виде серых окорочков, купленных в привокзальном кафе. Да еще пиво добавилось, которое, впрочем, пьют сегодня все: от семиклассниц до пенсионеров.
Шесть утра – глянул Максим на часы. Ещё ехать и ехать, можно, как минимум, минут тридцать-сорок покемарить, но уже не дадут. По вагону пошла волна. Замелькали заспанные лица, понесли небрежно свёрнутое белье, полотенца – на плечах, зубные щётки, как сабельки, торчат из кулаков, зазвонили мобильные, и женские, в основном, голоса стали сообщать кому-то, что уже в Мичуринске, соскучились, конечно, через час увидимся. Максим протёр глаза, приоткрыл задёрнутую занавеску. Поезд стоял на первом пути. Мимо окон промчалась пара подростков с картонными ящиками: мороженое, наверное, понесли. Торопились явно не к тамбовскому. Тамбовчане не сумасшедшие, чтоб в восьмидесяти километрах от дома съестное покупать. Следом за мальчишками – тётка в спортивном костюме, бежит, сумкой клетчатой себя же подгоняет; бабка просеменила с ведром, обвязанным сверху марлечкой, сквозь которую просвечивают полосатые яблочные бока… «Яблоки первые пошли», - улыбнулся Максим. В своё время, тогда ещё, когда чаще ездил в обратном сегодняшнему направлении, он всегда набирал с собой мичуринских яблок. Настоящих: летом – грушовку, по осени – коричное полосатое, а ближе к заморозкам – антоновку. Где теперь эти яблоки? В магазинах – вечный целлулоид: ни вкуса, ни запаха. Разве что картинка одна, оболочка, как всё в новой московской жизни.
Максим спрыгнул с полки, стянул простыни, вытряхнул из наволочки подушку, пошёл сдавать проводнице.
- Полотенце потом отдам, - попытался улыбнуться. – Умоюсь.
Проводница запихивала бельё в серый мешок, кивнула, не оборачиваясь.
- Там вон бросишь! – также не глядя, ткнула пальцем в коридор.

Пока стоял в очереди в туалет, пока наспех чистил зубы, пытаясь при этом удержать равновесие и сдержать порывы щётки, норовившей воткнуться в щёку и оцарапать дёсны, Максим нарисовал себе план действий на эти два, точнее бы полтора командировочных дня. Основа была составлена ещё вчера, сразу после того, как начальник отдела сообщил ему о предстоящей поездке. Сейчас, на относительно свежую после сна голову, всё придуманное накануне казалось Максиму пустяковым и зряшным. Не для того он ехал на историческую родину, чтобы потратить всё время на обучение птенцов от бизнеса маркетингу и основам командной игры. Ну, полдня-то можно убить на все эти учебные процессы, а вечер и половину второго дня – до поезда – только на себя, - решил Максим.
В дверь стали тихо, но настойчиво постукивать, когда Максим мысленно проговаривал, как формулу успеха: остановиться в гостинице, помыться, перекусить быстренько, к девяти - на объект, там – семинар семичасовой, с перерывом на обед. Надо будет учёбу подсократить на пару часиков, чтобы успеть и обанкетиться, наверняка, стол накроют, а еще друзей обзвонить, договориться на вечер. Потом рвануть – к отцу в деревню. Благо, недалеко, всего десять километров от города. Можно будет и тачку взять, всё быстрей. Хотя, наверняка, кто-нибудь из приятелей уже и машиной обзавёлся, подбросит по-дружески. Тогда времени будет не только на заскочить поздороваться, но и посидеть, а то и по родственникам пройтись. С отцом-то все пять лет – только редкие созвоны, уже и забыл, как батяня выглядит, про дядьёв и тёток и говорить не приходится. Постарели, наверное. Отцу уж за шестьдесят точно.
- Вы скоро там?! – ручка задёргалась.
Максим зло сплюнул, наскоро сполоснул рот и попытался выдавить улыбку своему отражению. Не начинать же день со скандала. На выходе он извинился перед рвавшейся в туалет заспанной теткой в домашнем цветастом халате, та от растерянности вслед за ним эхом повторила: «Извините!», ждала, видимо, хамства.
«Из деревни успеть вернуться в Тамбов, - домысливал Максим, усевшись за раскладной столик и тупо уставившись в окно, - рвануть с друзьями куда-нибудь в кабак, обмыть встречу. На ночь, может, девицу снять? Ну, посмотрим, как дело пойдет. Ну, а завтра отоспаться, к зубному заглянуть. Всё ж дешевле будет, чем в Москве. Ну и водки набрать, сувениров каких-нибудь. Народ просил волков тамбовских привезти».
Поезд с каждой минутой ехал всё медленней, бесчисленные поля и перелески остались позади, и вот уже показались нескладные домишки пригорода, потом дома побогаче, за ними – вдалеке – коренными зубами выстроились девятиэтажки. Окраина Тамбова. Максим снял с верхней полки сумку, бросил ее в ноги. Езды оставалось не больше пяти-семи минут.
В Тамбове пару месяцев назад открыли представительство их конторы. Дела всё как-то не ладились, торговля шла ни шатко, ни валко, в общем, не так, как хотела Москва, потому-то и отправили Максима на историческую родину.
- Менталитет местный ты знаешь, - напутствовал начальник отдела. – Разберёшься что к чему. Сделаешь внушение, а нам отчёт подготовишь: в чём причина. Там, может, руководство ни к чёрту, а мы на людей грешим.
Психологического образования у Максима не было, психолога обещали найти на месте. Максиму же, как разведчику, предстояло посмотреть, что за народ подобрался в филиале, рассказать о технологиях продаж, а заодно и с каждым отдельно побеседовать. Только так можно было нарыть информации.

Начало дня выдалось таким, словно в небесной канцелярии планы Максима записали под диктовку. Солнце жарило с утра, привокзальная площадь, на несколько мгновений взбаламученная пассажирами московского поезда, снова притихла. Даже ветерок не трогал искалеченные весенней обрезкой, но уже выбросившие новые побеги, тополя.
«В небесной канцелярии! - ухмыльнулся Максим. – Сплошные штампы! Ну и Бог с ними! Главное – день хороший».
Когда-то Максим писал стихи, пару раз его напечатали в областной газете. Потом жизнь закружила, стало не до стихов, но поэтический взгляд на мир, как считал сам Максим, у него остался. Он и попытался найти более оригинальный образ для раннего солнечного утра, впрочем, ничего толкового в голову не приходило. Максим закурил, прищурил правый глаз от попавшего дыма и направился к стоянке такси.

Представительство их фирмы находилось в старинном купеческом особняке, на центральной улице. Пятиэтажное здание, неведомо кому принадлежавшее сегодня, было под завязку набито офисами разнообразных контор. «Федеральное бюро продаж», представителем которого Максим и являлся, находилось, судя по списку, висевшему в вестибюле первого этажа, на самой верхотуре. Лестницу Максим одолел с трудом. Отвык уже ходить пешком. В Москве вся ходьба укладывалась в стометровый отрезок до автобуса, потом – гораздо короче до метро, и еще метров пятьсот от метро до офиса. Если не брать в расчёт переходы на станциях, то, считай, и не ходил вовсе. В кабинете всё больше сидел. Гиподинамия, мать твою. Оттого и стал обрастать уже заметным жирком, чего пока ещё стыдился. Успокаивало одно: в роду толстых не было, вон и отец к своим шестидесяти с чем-то, оставался в той же весовой категории, что и лет десять назад, значит, ожирение не грозило.
Втянув пару раз воздух поглубже, чтобы не задыхаться перед коллегами, Максим без стука открыл дверь, на которой висела вывеска «Федеральное бюро продаж. Тамбовский филиал». В двух небольших комнатах с высокими потолками было пусто. Лишь у окна сидела девушка и что-то рассматривала на улице.
- Гостей ждёте? – вместо приветствия спросил Максим.
Девушка оглянулась, посмотрела заинтересованно.
- Вы по поводу?
- Я из Москвы, - подсказал Максим.
Девушка тут же оторвалась от подоконника, выдавила подобие улыбки.
- Я сейчас Вадиму Петровичу позвоню.
Пока девушка объясняла Вадиму Петровичу, что приехал проверяющий из Москвы, Максим разглядывал апартаменты. По углам комнаты – приветом из далёкого прошлого – выпирала потрескавшаяся и кое-где обвалившаяся лепнина. Пухлощёкие амуры держали в толстых ручонках гроздья винограда и яблоки.
- Сейчас подъедет, - девушка положила трубку и, прежде чем вновь уставиться в окно, успела добавить: - Задерживается.
Появившийся минут через двадцать Вадим Петрович оказался молодым до неприличия. В кабинет вошел вальяжно, слегка покачиваясь из стороны в сторону, по-начальственному. Пиджак, купленный явно на вырост, на его худых плечах болтался, как на вешалке, не успевая попадать в такт движению. Вадим Петрович протянул костлявую руку, вяло пожал Максиму ладонь, представился.
- Семинар, вроде, на девять назначен, - Максим попытался напустить на себя суровости.
- Мы по Москве работаем, - пожал плечами Вадим Петрович и уселся напротив. – Чай будете? – спросил после паузы.
- Может быть, начнём? – разозлился Максим.
- Я же сказал: мы по Москве работаем, - невозмутимо ответил Вадим Петрович. – Сейчас народ соберётся.
Остальные работники: потёртый жизнью мужчина, представившийся Родионом Семёновичем, и четыре девушки, явно прошлогодние выпускницы школы, - появились около десяти.
- Теперь-то начинаем? – Максим начинал кипеть. – Психолог, я так понимаю, подойдёт попозже? По Москве?
- Какой психолог? – напрягся Вадим Петрович. – Нас не предупреждали.
- Хорошо, обойдёмся без психолога, - успокоил себя Максим. – Я расскажу вам, дорогие мои, - Максим надавил на это «дорогие мои», рассчитывая хоть немного смутить публику, но впечатления не произвёл, - о технологии продаж.
Пока Максим говорил, он всё больше и больше понимал, что приехал сюда напрасно. Этим людям с мёртвым взглядом не объяснить, что в торговле главное – быть всегда на коне, нужна активность, шило в заднице, чтобы конкуренты плелись далеко в хвосте. Нужно даже самый захудалый чайник нести в массы как некое послание и свято верить в то, что делаешь благое дело, и азарт необходим не меньший, чем у миссионеров в Африке. Чем дальше, тем больше Максим распалялся, настороженная тишина заставляла говорить без умолку, чтобы, не дай Бог, не зависла неловкая пауза. Он уже и сам начал верить своим словам, хотя давно понимал, что время такого бизнеса - уличного, рассчитанного на удачу и ораторский дар продавца, уже подходит к концу. Но пока это была и его работа, поэтому он не один битый час рассказывал невозмутимо сонной аудитории, как нужно грамотно впарить потребителю не нужный ему товар.
- Вопросы есть?
Народ безмолвствовал. Максим попытался заглянуть в глаза каждому и, не встретив ни единого взгляда, вдруг почувствовал себя старым удавом, которому так и не удалось загипнотизировать кролика. Ему отчаянно захотелось обратно в Москву, в свой уютный офис, где, по крайней мере, с компьютером он говорит на одном языке. Максим посмотрел на часы. Было только начало второго.
«Никаких собеседований! - сказал он сам себе. – Иначе я орать начну. Сразу же, как только останусь в кабинете с кем-нибудь из этих один на один».
- Ну, если вопросов нет, всем спасибо.
- Спасибо и вам, Максим! – поднялся Вадим Петрович. – А вы, - обратился он к подчиненным, - по точкам.
- А обед? – возмутилась одна из бывших школьниц.
- Да, - поддержал её Родион Семёнович, - я без обеда не могу. У меня язва.
- Идите обедайте, - отмахнулся Вадим Петрович.

Когда народ разошёлся, Вадим Петрович достал из ящика стола бутылку коньяка.
- Видел, с кем приходится работать?! – неожиданно перейдя на ты, сказал он и разлил коньяк по пластиковым стаканам. – Мёртвые души.
- Может, коллектив обновить? – усмехнулся Максим.
- Третий состав. Им бы сидеть целый день в офисе, ничего не делать, а деньги получать. На Москву ориентируются.
Так ли работают в Москве – Максим спорить не стал. В своё время ему тоже казалось, что москвичи даром получают огромные деньги. Только с переездом понял, что в столице, если не выжимать всего себя, долго не протянешь.
- А ты нас закрывать приехал? – покряхтев после выпитого залпом полстакана коньяка, спросил Вадим Петрович.
Максим внимательно посмотрел вглубь стакана. Рука заметно дрожала. «Надо же, как довели», - подумал Максим, но вслух вполне спокойно произнёс:
- А вы как думаете?
- Понятно. Опять работу искать, - вздохнул Вадим Петрович. – Устал уже. Может, у вас в столице что есть? Для меня. И, кстати, не говори мне вы, мы ж на равных.
Максим от такой наглости чуть не поперхнулся коньяком.

После выпитого захотелось курить, но в офисе, вслед за москвичами, курить было запрещено, и Максим, воспользовавшись поводом, попрощался совсем. Вадим Петрович попытался было остановить: «А коньячку на дорожку?!», но Максим только сухо кивнул: нет, мол, спасибо, до свидания.
- А с нами-то что будет? – крикнул вслед Вадим Петрович.
Максиму захотелось громко, на весь лестничный пролёт, послать Вадима Петровича куда подальше, чтоб и в соседних кабинетах адрес расслышали, но что-то его сдержало. Возможно, остававшееся еще глубоко внутри чувство землячества. Хотя про себя Максим всё-таки решил, что представительство закрыть придётся.
«Так, первая часть плана провалилась, - бредя в сторону Коммунальной, ущербного аналога московского Арбата, думал Максим. – Вариант один: действовать по обстоятельствам».
Он прошёлся по магазинам, где подолгу останавливался и разглядывал ценники, поражаясь тому, как быстро Тамбов догнал и перегнал Москву: цены если и отличались друг от друга, то только в большую сторону. От количества цифр захватывало дух. «Неужели это покупают?» - недоумевал Максим.
Устав удивляться на двадцать каком-то магазине, он вернулся до парка Петрова и решил перекусить в ближайшем кафе. Здесь цены поразили его приятным спокойствием. То, что он съел на триста рублей, в родной столице обошлось бы, как минимум, в тысячу. Перекурить единственный за весь день радостный момент Максим уселся в парке, где вновь работали фонтаны (в период безденежья их засыпали землёй и разбили клумбы). Время приближалось к шести, рабочий день закончился, а, значит, постановил для себя Максим, пора начинать искать своих бывших. Он порылся в сумке, вытащил записную книжку, пролистал её до буквы О. Когда-то всех одноклассников, с которыми пусть и перестал общаться с переездом в Москву, но астральной связи не прерывал, вписал на одну страницу. Появлялись новые знакомые, а с ними и новые номера. Не хотелось, чтобы дорогие памяти люди болтались вместе со случайными.
«Хворова, Климова, Ермолаев, - беззвучно, одними губами, шептал Максим. – Кому бы позвонить, чтобы наверняка? Поздняковой?»
С Леной Поздняковой, у которой сейчас была другая фамилия, какая – Максим никогда не интересовался, у него когда-то намечался роман. Именно - намечался. Они несколько раз сходили в кино, на школьной дискотеке поприжимались в медленном танце, даже целовались где-то на задворках, а потом перестали встречаться. Поругались до смешного глупо, особенно по нынешним меркам. На комсомольском собрании. В перестроечную пору споры были горячи. Что тогда не поделили – Максим сейчас и вспомнить не мог. Возможно, обсуждали Зою Космодемьянскую. Подвиг это или нет – молчать на допросе? Да, так оно, скорей всего, и было. Ленка, принципиальная, сказала, что Зоя – герой, а Максим, одним из первых в классе уловивший ветер времени, начал доказывать обратное. К концу собрания и разругались. Хотя завуч и сказала, что дискуссия получилась интересная, Ленка после нее даже подходить к Максиму перестала. Но после школы и это забылось. При встречах болтали как хорошие старые знакомые. Чувства куда-то ушли, и ни Максим, ни Лена ни разу даже не намекнули друг другу, что когда-то что-то было или могло бы быть. Но сейчас, пока набирал номер, в животе неприятно заныло, как будто дёрнули за верёвочку, и развязалась старая рана.
«Хоть бы не изменился», - прошептал Максим, слушая короткие гудки.
- Алё, - протянул тонкий девичий голосок на том конце провода.
- Здравствуйте, - Максим проглотил скопившуюся слюну. - Я могу Лену услышать?
- А кто её спрашивает?
Максим на мгновение растерялся. Представиться одноклассником было несколько нелепо в его возрасте, назваться другом тоже как-то странновато.
- Знакомый, - определился он, наконец, со званием. – Максим Владимирович.
- А ее дома нет, Максим Владимирович, - пропел голосок. Максиму показалось: не без доли иронии. – Она на даче.
- Огурцы сажает? – Максим решил поддержать этот иронично-игривый тон, но девушка мгновенно посерьезнела и резко отрубила:
- Гуляет. Ей передать что-нибудь?
- Нет, спасибо. Я перезвоню.
 
Дачу Лены Максим хорошо знал. Именно там, ещё в девятом классе, они первый раз и поцеловались. Там же – небольшим кругом - отмечали свой последний звонок, хотя Зоя Космодемьянская Максима с Леной в ту пору уже рассорила, и чуть позже - уже всем классом - сбежали туда с выпускного бала. Был разгар сухого закона. В школе им позволили выпить по бокалу шампанского, да и то маскировали в чайных чашках. А на даче в это время их дожидался целый ящик водки и несколько бутылок портвейна. Отец достал по большому блату и с большой переплатой. Максим тогда вообще не пил. Всю ночь он растаскивал пьяных одноклассников по дачным закоулкам, присматривал за особо перебравшими, чтоб, не дай Бог, не захлебнулись в собственной рвоте, и к утру, устав от наведения порядка и домогательств одной из не хмелевших, но немало выпивших, соучениц, тихой сапой выбрался с участка и побрёл к остановке. Отец тогда только покачал головой, увидев его помятый и грязный костюм, купленный за безумные сто рублей в столичном магазине «Польская мода».
Максим и сам не понимал, что это такое ему взбрело в голову, зачем он едет туда. Освежить давно забытые чувства? Встретиться с юностью? Вряд ли вид тридцати-с-лишним-летней женщины способен напомнить о юности. А вдруг она с мужем или любовником? Что и о чём говорить? Пока таксист вёз его в дачный посёлок, Максим решил, что план остаётся прежний: действовать по обстоятельствам.

К дачному домику, спрятавшемуся в кустах вишни и сливы, Максим подходил с осторожностью: на участке раздавались голоса. Надо было бы осмотреться, прислушаться, чтобы понять, кто там и чем занят, но Максиму было уже всё равно. Он устал после семинара и долгих переходов по городу, а в таком состоянии у него пробуждалась странная безразличная решительность.
- Дома кто есть? – крикнул Максим от калитки в глубину двора.
Голоса притихли, и через какое-то время из-за домика вышла женщина в ярко-голубом спортивном костюме. Максим даже голову ломать не стал: кто бы это мог быть. Лену он узнал сразу. Она почти не изменилась, ну, может, набрала немного лишних килограммов.
Лена шла навстречу, щурила глаза и, уже будучи в нескольких метрах от Максима, неожиданно закричала:
- Максим! Народ! Макс! Макс здесь!
На дорожку тутже вывалилась толпа, и Максим понял, что ехал не зря. Он попал к своим. Серёга, Саня, Димон, Ольга, Наташа – его встречала вся их тёплая компания.
- Как ты, где ты, Макс… неужели, - сыпалось со всех сторон.
Максим глупо улыбался. От растерянности слова разбежались, он только кивал и успевал хлопать по плечам и целовать щёки.
- Отстаньте от него пока, - повысила голос Лена. – Пойдёмте к столу.
Галдёж не смолк и за столом. Говорили наперебой: каждому хотелось узнать, что произошло с Максимом за те несколько лет, что не виделись. Максим коротко обозначил, как говорили у них в отделе, переговорные пункты, выдал, что он в Москве (в ответ от язвительной Ольги получил: «Знаем-знаем, москвич ты наш!»), занимается организацией торговли («Сети плетёте?» - вставила Ольга), в Тамбов приехал в командировку и до завтра абсолютно свободен.
- А как с личной свободой? – хитро прищурилась Ольга.
- Неженат, - подмигнул ей Максим. – Так что шанс есть.
Ольга отчего-то сразу нахмурилась, но Максим этого не заметил: Лена отвлекла.
- Держи тарелку, - сказала она. – Накладывай себе салатиков. Скоро шашлыки парни поставят.
- А мы, представляешь, только что тебя вспоминали, - смущённо улыбнулась Наташа. – Ольга говорит, Макса не хватает для полноты картины, и тут ты.
- А я думаю, дай с ребятами встречусь. Не каждый день на родину-то попадаешь. Звоню Лене, хорошо хоть телефон не изменился, а там девушка…
- Дочь моя, - вставила гордо Лена. – Ей почти пятнадцать.
- …девушка говорит, мама на даче. И меня как будто дёрнуло: а не съездить ли?!
- А ты помнишь, какой сегодня день? – перебила его Ольга.
- Четверг, - ответил Максим.
- А число какое? – Ольга не унималась.
- Оль, хватит уже, - покраснела Лена. – Ну, чего пристала к человеку. Какой день, какой день! Ребята, давайте выпьем.
- Ну, за именинницу! – подняла пластиковый стаканчик Ольга.
- Точно! – хлопнул себя по лбу Максим. – Лен, за тебя! Восьмое июля. Точно.

Водка сняла остатки напряжения. Максиму стало хорошо, он даже уселся поудобней.
- Макс, помнишь, как мы на этой даче зажигали? – толкнул его в бок Саня. – Выпускной никогда не забуду. Как я тогда нажрался!
- Что-нибудь путное вспомнил бы! – усмехнулась Ольга. – Нажрался! – передразнила она. – А Макс вас потом, пьянь, растаскивал.
- Ладно, пьянь, - оскорбился Саня. – Много тогда надо было?!
- По-вашему сегодняшнему, конечно, немного, - вставила Лена. – Ты вспомни, сколько тебе лет было, каким ты был тощим и сколько водки запасли. Это сейчас ты раскабанел. Ведро выпьешь и ничего.
- Ну, вы тоже девушки не худенькие, - парировал Саня.
- Успокойтесь, наконец! – одёрнула их Лена. – Шашлыки пора ставить.

Под мясо разговор пошёл ещё бодрей, да и водка потекла стремительней. Москва, наконец-то, перестала быть центром всех разговоров, и Максим расслабился окончательно. Говорить о своей жизни в столице – суматошной и непредсказуемой – он не хотел. Хвастать особо нечем, поэтому он больше слушал. Слушал и понимал, что друзья стали другими. Не хуже и не лучше – просто другими. Но с ними было хорошо и просто. Максим, не задумываясь, и что важнее, абсолютно не напрягаясь, стал шутить и рассказывать офисные байки. Лишь однажды сработала мысль, что перестал себя контролировать. «Ладно, не в офисе, чтоб постоянно себя в узде держать», - решил он. И больше про Москву не вспоминал.

- Макс, может, сыграешь? - попросила Лена, когда была съедена вторая порция шашлыков, а опьянение ещё не перешло критическую черту.
- А что, гитара есть? – встрепенулся Максим.
- Наташ, гитару! – скомандовала Лена. – Макс петь будет.
- Я мигом! – подскочила Наташа. – В комнате?
- Ага, - сказала Лена.
- Да я сто лет уже гитару не держал, - пошёл напопятную Максим.
- Да хватит! Не ломайся! – погрозил кулаком Димка.
- Держи! – примчалась Наташа, и народ напрягся в ожидании.
Максим подкрутил колки, проверил струны, взял первый аккорд:
- Что петь будем?
- Помнишь, в походе? – робко произнесла Ольга.
- «Милая моя»? Ты что? – встрепенулся Димон. – Сейчас обрыдаетесь.
- Давай её, - тихо сказала Лена и, подперев рукой щёку, приготовилась слушать.
«Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…» - затянул Максим, изредка поглядывая на слушающих. Ольга отвернулась и смотрела в сад, Димон, обнявшись с Наташей, раскачивались в такт музыки, Серёга с Саней стояли в сторонке, курили, и только Лена пристально смотрела в глаза.
- Где, в каких краях встретимся с тобою, – допел Максим.
Ольга захлопала в ладоши, и Максим смущённо улыбнулся. Лена смахнула пьяную слезу.
- Можешь ещё! – она ткнулась влажными губами ему в щёку. – Спасибо!
- А наш комсомольский актив помните? – взбодрился Максим. – После девятого класса – в лагере «Дружный». Сейчас попробую вспомнить, что мы там вечерами пели.
Максим пошевелил пальцами, постучал по гитаре, отбивая ритм, и негромко напел: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…»
Ольга всхлипнула раз, другой и вдруг разрыдалась и выскочила из-за стола. Максим оборвал песню.
- Что случилось? – испугался он. – Что-то не так?
- У Ольги муж погиб в прошлом году, - сухо сказала Лена. – Сиди, - остановила она вставшего Серёгу. – Пойду её успокою.
- Видишь как, - развёл руками Серёга. – Уже вдова.
- Ребята, давайте без этого! – Наташа подняла стакан. – В кои-то веки собрались. Давайте о весёлом чём-нибудь. Поплакать мы всегда успеем.
Ольга вернулась за стол, вытирая глаза краем майки.
- Пьём-пьём-пьём! – скомандовала Лена.

Ночь пролетела незаметно. Максиму казалось, что они только сели, а уже начало светать. Наташа уже, не стесняясь, зевала, Саня с Серёгой ушли покурить и не вернулись, Димон дремал. И только Лена с Ольгой смотрели на него жадными глазами и всё еще ловили каждое слово. После очередной песни Лена подливала в стакан водки, и Максим, жалко улыбаясь, отказаться он не мог, проталкивал внутрь себя тёплый тошнотворный комок. Руки слушались всё меньше, он понял, что сбивается с ритма, язык отказывается подчиняться, а голову обволакивает паутиной.
- Я больше не могу, - Максим попытался было остановить Лену.
- Ну, по последней – за здоровье! – решительно протянула она стакан.
Что было потом, Максим воспринимал сквозь густую пелену. Он еще помнил, как спросил у Лены, где ему можно лечь, как встал, но не удержался на ногах, и Лена с Ольгой засмеялись, а потом взяли его под руки и повели в домик. И вроде бы даже прилегли рядом и стали целовать. Максим, правда, в этом сомневался: в самом ли деле он чувствовал чьи-то горячие губы на своих щеках или это пригрело солнышком? Во всяком случае, когда он проснулся – солнце уже стояло высоко, брюки и рубашка аккуратно висели на спинке стула.
Максим натянул брюки и, пошатываясь, вышел во двор. Лена сидела возле крыльца на скамеечке и чистила картошку.
- Где все? – спросил Максим, смущенно отворачиваясь.
- Уехали, - не глядя на него, ответила Лена. – Сегодня ж пятница – день рабочий. Один Димка спит в сарае. Он же у нас бизнесмен. Когда хочет – тогда и работает.
- А ты? – поинтересовался Максим.
- А у меня отгул. Умывальник вон там, - кивнула в сторону Лена. – Я сейчас картошку пожарю.
В саду к старой яблоне был прибит алюминиевый рукомойник, почерневший от времени. Максим про такие уже и забыл. Он огляделся в поисках мыла, увидел желтый обмылок на маленькой самодельной скамеечке под яблоней, провёл по нему ладонью. Затем поддел рычажок, вода потекла тонкой струйкой. Плеснул в лицо, растёр, смывая сон. Из сарая вышел Димон.
- Макс! – закричал он. – Башка болит?
- Да есть немного, - отозвался Максим.
- Ленок, есть чем поправить?
Лена махнула в сторону домика.
- В холодильнике глянь.
Димка вынес два полуторалитровых баллона.
- Там ещё есть, - радостно сказал. - Давайте понемногу. Для поправки здоровья.
Разговор с утра не клеился. Лена как-то странно поглядывала на Максима. Ему показалось – зло. Димон всё больше налегал на пиво, забрасывая в пасть горячую картошку и оставшиеся со вчерашнего дня куски мяса.
- Чего реветь-то? – неожиданно сказал Димон. – То же мне.
- Ты о чём? – Лена посмотрела на него с удивлением.
- Да Ольку сейчас вспомнил, - Димон слегка растерялся. – Год прошёл с лишним, она никак успокоиться не может. Ладно, если б ещё жили как люди, а то… - Димон махнул вилкой и с неё слетел кусок мяса.
- Размахался тут, - с чего-то вдруг разозлилась Лена. – На себя посмотри, прежде чем о мёртвых говорить.
- А я чо? – Димон сразу стушевался. – Ничего личного.
- Ты-то чего не женат? – Лена переключилась на Максима.
- А зачем? - Максим пожал плечами. – Лишний геморрой. Угла нет, не в съёмной же моей плодиться. Да и молод я пока, погуляю ещё годик.
- Конечно, детей корми, жену одевай! – неожиданно вскипела Лена. – Молодёжь вы наша! Кому ж охота груз на себя вешать, когда можно только для себя пожить. А на девок деньги всегда найдутся. Так, что ли? И мой такой же. Сбежал. Гуляет сейчас где-то. Все вы хороши. Кобели!
Чем дальше Лена говорила, тем больше распалялась. Ей уже и самой было неприятно от того, что она вдруг сорвалась на этот обличающий тон, но именно сейчас ей хотелось выговориться. Пока есть слушатели, пока есть кому сказать всю правду. Первым не выдержал Максим:
- Я подремлю немного, - извиняющимся тоном сказал он и пошёл в домик.
- Чего ты? – испуганно спросил Димон Лену, когда Максим ушёл.
- Как вы все надоели, - огрызнулась Лена и нанизала на вилку кусок мяса из тарелки.

После Ленкиных слов Максиму казалось, что он не уснёт, но сон сморил его сразу. В голове даже мысли не шевельнулось. И вроде только закрыл глаза, как рядом, почти в самое ухо, отчётливо произнесли:
- Максим!
Он вздрогнул. На мгновение показалось, что это во сне его позвали.
- Максим! – потрясли за плечо. – У тебя когда поезд?
- Сегодня, - протирая глаза, ответил Максим. – Около девяти.
- Вставай тогда. Пора.
Лена сидела рядом, на краешке кровати, вытирала руки о передник и виновато улыбалась.
- А сколько времени? – улыбнулся ей в ответ Максим.
- Шесть уже.
- Бля! – Максим соскочил с кровати, задев ногой Лену, она поморщилась.
- Ты это, извини, что я так сорвалась.
Максим непонимающе посмотрел на неё.
- Чего ты раньше не разбудила. Я ж к отцу ещё хотел. И в гостиницу, за вещами. Бля! Опоздаю ведь!
Лена стёрла с лица улыбку, глядела уже снисходительно.
- Димка отвезёт. Чего переживаешь? Тут езды-то! Не Москва тебе! – ухмыльнулась она и вышла из комнаты.

Отец сидел на лавочке возле дома и о чём-то разговаривал с соседом. Максим ещё на подъезде стал разглядывать его.
- Похудел как! – сказал он вслух.
Димон деликатно промолчал. Выходя из машины, Максим не удержался и крикнул:
- Пап!
Отец, встав с лавочки, прикрыл ладонью, словно козырьком, глаза:
- Максим, ты?
- Папа! - обнял его Максим.
- Сынок, приехал-таки! – уткнулся ему в плечо отец.
- Я на минуту, пап!
- Чего ж ты так?! – растерялся отец.
- Да, я в командировке. Вот утром приехал, - соврал он, - и сразу обратно. Поезд в девять.
- Ну как же это?! – у отца выступили слёзы. Он потёр кулаком глаз. – Что, даже в дом не зайдешь?
- Пап, правда некогда. Видишь как… Командировка такая. День всего.
- Макс, поезд! – крикнул, высунувшись в окно, Димон. – Закругляйся!
- Пап, ну я помчался!
- Подожди, - засуетился отец. – Я сейчас. Стой, не уходи.
Он сорвался с места и побежал к калитке.
- Куда ты? – крикнул вслед Максим.
- Яблок тебе быстренько нарву, - на бегу ответил отец. – Когда ты ещё в Москве таких поешь. Свои.
- Пап, да стой ты! Какие яблоки?! У меня – поезд. Я опоздаю.
- Я сейчас, сынок! Быстренько.
- Ну что, поехали? - снова высунулся Димон.
- Да подожди ты! – отмахнулся от него Максим.
Отец, подвернув низ майки, нёс целую охапку полосатой грушовки, сорванной вместе с листьями и ветками.
- Пакет есть какой-нибудь? – крикнул от калитки.
- Найдём, - вместо Максима ответил Димон.
Он вышел из машины, порылся в багажнике, нашёл там относительно чистый пакет, передал его Максиму.
Отец ссыпал яблоки, обтёр сырые руки о майку.
- Ну вот, хоть гостинец какой. Всё память будет.
- Какая память? О чём ты, па?
- Да вот так видеться, раз в пять лет-то… Не знаю, может...
- Так, пап, хватит! – Максим разозлился. – Эту песню я уже не первый раз слышу. Живи, пока живётся. Увидимся ещё. Ну всё, я помчался.
- Ты, сынок, не обижайся только, ладно? А на похороны приезжай. И скажи тут, чтоб меня с матерью твоей похоронили. Я так хочу.
Максу стало не по себе. Захотелось обнять отца, прижаться к высохшему, но такому родному телу, успокоить и его, и самое главное – себя. Надо было что-то сказать, но в горле перехватило, и чтобы не разрыдаться, Максим сжал крепче губы и просто похлопал отца по худому плечу.
- Всё будет нормально, пап! – сказал Максим и побежал к машине, откуда уже нетерпеливо поглядывал Димон.
«Всё будет нормально!» - шепнул Максим ещё раз, но так тихо, чтобы его никто не услышал.

 
25 марта – 5 июля 2007 г., Югорск – Санкт-Петербург