Синица и вино

Какой тонкий человек нынче пошел. Чувствующий. Высоко сидит, далеко глядит. Рисоваться уж бесполезно, если знают тебя, кто ты такой есть по гороскопу. Нервные чувствительные натуры обречены предчувствовать все несчастья, какие только могут произойти в Торонто, к примеру. Именно в этот момент тысячи девушек, предчувствуя беду, умоляют любимых не садиться в самолет, а те их уверенно успокаивают, втайне серьезно напугавшись. А некоторые жены, предчувствуя предстоящую измену своих половинок, зашивают тайные нитки в их трусы. Не только французы теперь разбираются в винах. Раньше было немного не так, хуже было, люди были грубы и даже иногда использовали слова, значения которых не понимали. Волюнтаризм, например. Расскажу вам одну историю в подтверждение моих слов.

Однажды в некотором городе на некоторой улице в комнату с номером 508 дома 14, покрашенного в беспокойный желтый цвет и стоящего на балансе Новосибирского госуниверситета, через форточку влетела синичка. В комнате той общажной валялся на кровати я, изнуренный борьбой с необходимостью реализовывать свое конституционное право на образование.

Гонимая морозом и голодом, синичка влетела в комнату, зависла в полете, оценивая обстановку, какнула разок от страха и сомнений, и села на полку, на одну из умных книг. Там она еще раз бездумно какнула на источник знаний, просто от живости характера. А я прямо-таки не смог сразу поверить в свое счастье. Поняв, как мне подфартило, я засветился от радости, и самодовольная улыбка обезобразило мое лицо. Оказывается, я настолько хорош, что меня отныне не боятся даже трусливые птицы, доверяют мне, и в трудную минуту ищут у меня благодати. Представив, как это может поразить некоторых девушек, я рысью бросился к форточке и запер ее.

Дней десять синица жила у меня. К ее распоряжению всегда были крупа, хлеб, водка и кожаный чемодан, на котором она притворялась, что спала. Ах да! И по-прежнему весь окружающий мир был ее жизненным театром и туалетом. Я ласково разговаривал с ней, полагая слово “бедненькая” ласковым словом. Жестов старался не делать, не пугать. В ответ она добросердечно какала. Потом я стал открывать форточку, но она улетать не собиралась. Смысла не было, наверное.

Надо сказать, что когда бы где бы я не жил, везде был “проходной двор”. Хотя на момент случая с синичкой я как раз пытался убежать от неизбежно окружающего меня вертепа, и с этой целью переехал в маленькую комнатку, где стал жить один. Но друзья и подруги всегда были рядом. Хоть того, чего можно было сожрать, не было никогда, чего выпить, тоже было не всегда, то уж чай, сигареты, папиросы водились всегда. Я тогда притворялся, что разбираюсь в чае, хотя все мои познания сводились к завариванию в граненых стаканах индийского чая со слониками, который был в дефиците, или грузинского чая №36, который не был в дефиците в нашем относительно неплохо снабжаемом Академгородке. Привычная картина того времени - сидим, курим, пьем чай, беседуем беседы.

- Так вот просто и залетела синица? – спрашивает кто-нибудь.
- Ага. Прижилась мерзавка у дядьки Андрея, – вздыхаю так, как вздыхают привыкшие к ответственности люди. - Что с ней еще делать? Кормлю вот, жаль на мороз выгонять.
- Как она с тобой только живет? Стоит ли так рисковать? – деланно удивляется одна из подруг.
- …, - улыбаюсь с видом “это выбор женщины, тебе не понять”.
- Вкусный у тебя чай! Давай еще поставим.
- Давай. Вкусный этот 36№.

И вот так часами. Денег-то нет, чтоб в Париж поехать, бурлеск посмотреть. Как-то раз, вернувшись откуда-то, я не обнаружил синицы, пропала она куда-то, причем и форточка, и дверь были закрыты. Несколько часов я перерывал комнату, думал, может быть, заболела, поддельной крупой, например, траванулась. Сидит себе где-нибудь молчком, умирая, какает. Так и не нашел нигде, но, вы знаете, чувствовал, что еще увижу ее. Вот чувствовал. А беседы меж тем в другом русле потекли.

- Так вот просто и исчезла?
- Ага. Как Копрофильд. Какашками обернулась.
- Помянем чаем?
- А как же! Чай-то вкусный, – дальше разговор копирует диалог Ильченко с Карцевым, - Вкусный, вот чувствуешь?
- Да! Чувствую!
- Вот чувствуешь, да?
- Вот… чувствую!
- Вот … чувствуешь? – почти шепотом.
- Вот сейчас почувствовал! Почувствовал! – на лице озарение.

Еще дня три прошло. Просыпаюсь, ощущая какой-то дискомфорт. Как будто я опять ребенок и подглядываю в окна городского морга. Слегка тянет мертвечинкой. Следую за носом, который следует за запахом. Из чайника! Открываю, ну конечно, там спит мертвым сном та, которой “кольца и браслеты” воровал. Взгляд глупый, глазницы пусты, необута, голова непокрыта, перья прилизаны. Видимо, пролезла через достаточно широкий носик чайника, а вылезти не смогла. Может, там кипяток был, когда пролезла внутрь. Пришлось ее похоронить в воздухе за окном, как и пристало птицам. А воду я в этот чайник всегда через носик наливал, размеры носика как раз подходили размеру крана, потому и не заметил синицу сразу.

Как же это мы, любители хорошего чая, не заметили-то запаха или привкуса отварной синицы в чае? И ведь наверняка ловкая птица успела не раз покакать перед смертью. Про то, где я нашел синицу, я мало кому из своих гостей рассказал, пожалел свое и их самолюбие и не стал проверять их желудки на крепость. А та девушка, которая удивлялась безумному решению синицы пожить пока у меня, еще и ехидничала:

- Неудивительно, что она утопилась от жизни рядом с тобой!

Так обрадовалась поводу пощипать меня, что и не подумала, какой чай сама пила последнее время. Дитё. Хотя факт есть факт, синица погибла в воде, а предсмертной записки не оставила.

Это было так давно, что можно считать, что и не было, а сейчас, всю последнюю неделю, вокруг меня идет толкование вин. Как раньше Библию толковали, так сейчас вино толкуют. Сомелье в подсобках пинают от злости бетон, ибо клиенты вызывают, чтоб поучать и поправлять. Как же сильно изменились такие же в сущности люди, которые всего-то пятнадцать лет раньше синицу в чае не заметили. А как глубоки суждения их. Вот некоторые из услышанных за неделю.

Шампанское “Российское” и туманное свежее утро – это явления одного Родителя.
Вот с этого вина станешь озорничать при любом неблагоприятном контексте. Смерти ли, предательстве ли. Нельзя пить перед похоронами, оскандалишься.
Длительность послевкусия измеряется в каудалях. Один каудаль равен одной секунде. В секундах мерить нельзя. А мерить надо, если знатоком себя называешь.
In vino veritas. Сия важная мысль по-русски звучит как “истина в вине”.

И подобными знаниями обладают люди, воспитанные двором, комсомолом и серьезной литературой, практически не интересовавшейся темой вина. А что будет, когда подрастет новое поколение, воспитанное в духе следующей выдуманной историйки?

Мама встречает ребенка из лицея.
- Что ты невесел, Николя, медвежонок мой? Небось, двойку получил?
- Ах, если бы, маман, ах, если бы! Аннета Абрамовна поставила мне кол по архитектуре Нерюнгри.
- Ну не печалься сам, и маму не огорчай. Ты должен ее понять, ведь у нее рак!
- Конечно, конечно.
- Спустись в погребок и налей себе немного вина из третьей бочки слева во втором ряду. Оно хорошо лечит несправедливые обиды и стимулирует область мозга, ответственную за фазу итоговой концептуализации рефлексий. Тебе это нужно сегодня.
Мальчик с надеждой на излечение топает в винный погреб. Топ-топ.

Во всем этом мне нравится вот что. Меняются объекты пафоса. Мировая революция на вино, масштабное кино Сергея Бондарчука на странное кино Отара Иосселиани, цельность натуры на полноту имиджа, Достоевский на Акунина и т.д. и т.п. Но теряется, как мне кажется, яркость явлений. Как было бы, если бы некогда яркий живой человек стал немножечко менее ярким, когда стал мертвым. Можно даже так выразиться, что бледным бы стал. Это нормальный ход вещей, и ему надо радоваться. Я и радуюсь.