Сивый мерин на велосипеде

Про то, что ему пора на колбасу, говорилось в деревне без особых сожалений. Мало ли коней было в колхозном дворе. Подошла пора, так не дожидаться же, когда сам копыта отбросит. Все тогда держалось у нас на живности, и ни одну не оплакивали.Да и мне не приходило в голову, плакать о поросенке ли,теленке, овце, которых забивал отец в своем подворье. А тут, из-за колхозного, старого, белого мерина, расхлюпался, ведь был уже большой, и до школы оставался один год.  Так стыдно мне было в тот день. Плакать же случалось в ту пору, но уж не при матери.  Влетало мне от Юрки, чуть не каждый день, и плакал, но так вот ни с чего, казалось бы, это уж никак было мне не перенести.
 
  Люкса я вообще не выделял из прочего конского стада. Отец работал на других лошадях, сажал меня не раз на их спину и я имел счастье ездить на мясе с самых незапамятных лет. Этого же я видел редко, не поил, не кормил, не катался даже в упряжи.
 
 Как он попал в наш бедный край? После войны прошло к тому времени тринадцать лет. Власти помогли колхозу, освободившимися к тому времени от военных нужд лошадьми, возможно даже трофейными, и в наших двух Глиненцах появились эти крупные сильные красивые животные с неслыханными кличками. Сарта, Рута, Франтик, ну и этот Люкс. 
 Конечно, молва о нем была: "И выносливый, и умный, что воз с дровами в болоте не оставит, вытянет, сколько ни грузи". Но и со смехом тоже упоминали.

 
 Чуть раньше, старший мой брат Саша, будучи допризывником, на нем работал какое-то непродолжительное время в бригаде по наряду.
  Однажды летней ночью, возвращался он с гулянья из соседней деревни на старом, неизвестно, как доставшемся ему, велосипеде. Велик, было, не пойдешь в магазин, да не купишь.
Конь пасся в поле на привязи. Надо было его перегнать на конюшню.
 Братца моего не зря отец с малых лет поколачивал и, даже в подвал сажал, но озорником он остался и к совершеннолетию своему.
 Длинную веревку от кола он отвязал, и прикрепил ее к рулю. Люкса подстегнул, вскочил на колесного друга, и с удовольствием покатил при помощи конской тяги.
  Асфальта тогда еще не бывало и в помине, но по укатанной телегами дороге, велосипед успевал за Люксом. А надо знать, как лошадь идет в сторону дома. Ее хоть в галоп пусти, она бежит, и тут скорость он набрал солидную, но впереди были ворота.

 В то время во всех деревнях бывали ворота в любое поле, даже, на той дороге, что проходила из дальних селений в город. Если бы они были закрыты, тогда бы беды не было, лошадь бы остановилась, Сашка бы отворил их, ввел бы велик, и когда прошел бы конь, снова бы их закрыл, мог снова сесть на велосипед, или бы пешком довел до места своего кормильца, и поставил в стойло.
 Но ворота оказались приоткрыты так, что лошадь замедлила ход, но продолжила бег.

  Пролетел и велосипед, а седок остался. Как это произошло, был ли удар о ворота, или брат заранее соскочил, никто не видел, а видели, как конь понес пустой велосипед, привязанный за руль, со звоном и грохотом.
 
 Ох и было потехи для деревни. Утром, мать моего приятеля Сереги, всем рассказала, что видела несущегося Люкса с вздыбленным хвостом и Сашкиным велосипедом.

В деревне с ограниченным количеством событий, люди рады всякому происшествию.

 Ну и тут было смеху и пересказов,  Кто-то из Фоминых, особенно острых на язык,   перед домом которых мерин замедлил бег и свернул ко дворам придумали даже формулировку, "Люкс ехал на велосипеде".
 
 В начале дня, назначенного для отправки коня в город, я сидел у окошка на кухне и глядел на дорогу. Отца и сестры не было дома. Мать, как обычно, возилась с горшками и котлами у печки. Надо признать, что и она тем утром была несколько грустна но, разве что, слегка. Во всяком случае не скандалила с отцом, и не кидала сковородник, и в данный момент была тиха. Тоже видела, как ведут лошадь из края деревни, в нашу сторону. Что-то молвила мне про коня, на котором  и сама отвезла не одно бревно из леса, не один воз сена и дров, не один гектар пашни вспахала. Глянула из глубины кухни, спросила, кто его ведет. А кому было вести, конечно же это был дядька Ваня, из за реки, кто был там конюхом и прочим скотником, кто держал колхозный перевоз, и доставлял молоко на наш берег для отправки в город.
 Дом наш стоит у самой дороги боком, в котором нет ни одного окна, так что улица видна только с фасада. Возле углового окна, что на кухне, откуда виден участок пути, до самой Бобрихи я сидел и видел высокую кособокую фигуру дядьки Вани, за ним белый силуэт коня. Было ли что печальное в этой паре? Ведь конюх в личном общении был весьма доброжелательным и смешливым, сам старался сказать что-то остроумно и с лаской в голосе. На расстоянии,  он всегда представлялся усталым и слегка грустным. А на Люкса-то я особенно и не смотрел. 

 О чем я думал тогда, даже не могу сказать. День был ясный, не холодный, надо бы мне выйти на улицу, поглядеть, как будут грузить лошадь, на машину. Ведь к тому времени у нас грузовики были редкостью, а легковых и вовсе не видывал никогда. Но я дождался, когда они пройдут мимо нашего огорода  ощутил, что плачу. А надо было как-то проскочить мимо матери, которая все топталась возле шестка, а не выбегала на двор.

Пошел мимо, заметила, смолчала, как и потом никому не сказала, как и всегда умалчивала о других моих постыдных промахах. 
 Я прошел в чистую половину избы, сел у окна, с видом на реку, стал смотреть на воду. Это меня быстро развлекло, и я удержался от рыданий.

 Про Люкса и думать перестал. Такова жизнь все мы тленны, и люди и животные.