Приобщился

Tempora mutantur, et nos mutanur in illis.
       латынь

       Вёрст так это за сто от Москвы, в сторону Северной звезды, в дремучих кромовых лесах начала строится Христова обитель. По началу там когда-то хоронился от мирских дел лишь один, то ли монах, то ли юродивый. Его халупа ютилась не вдалеке от чистого родникового ключа. А когда прошёл слух о святости отшельника, тогда то и потянулась туда за Божьим словом и благословением жиденькая цепочка верующих в бога нашего, Христа–спасителя. И вокруг приюта святого отшельника стали появляться другие халупы адептов Христовой веры. Одна другой убоже. Время шло. И всё больше ищущих света истины, падших духом и обиженных шли на поклон к объявившемуся здесь святому старцу–анахорету. А так как над всей Святой Русью и Московией чёрным крылом ворона распростёрлась власть проклятой Золотой Орды, и укрепить веру в сердце своем многим потребно было, всё больше и больше русских людей шло искать правду в эту глухоманную обитель.

       *

       Километров так это за семьдесят от московской кольцевой автодороги, строго на север,
среди редких рощиц, стоит городишко Загорск. Ни чем не отличается от множества других городов, стоящих вокруг Москвы. Даже наличие рядом столицы мощнейшего государства не отразилось на течении в нём жизни. Перенеси его в понедельник в Ростовскую область и жители Загорска заметили бы этот перенос лишь в субботу. Именно в субботу все они, дружненько выезжали в Москву за колбасой. Той самой, дефицитной, в которую на мясокомбинатах втихоря впаривали вместе с дефицитным мясом, не менее дефицитную туалетную бумагу. А ближе к вечеру, все нагрузившиеся колбасами,, Докторской,, и ,,Любительской,, , с этой самой преславутой туалетной бумагой, жители Загорска возвращались из Москвы. И так до следующей субботы. И не будь в этом городе Троицко-Сергиевской лавры, этого распространителя опиума для народа, подрывную деятельность который Советская власть вроде бы прикрыла, о нём больше бы в этом повествовании и не вспомнили. А так как историко-художественный музей-заповедник в природе этого города существовал, то естественно к нему тянулись дремучие и несознательные элементы и разные убогие старушки. Как-то я, насквозь советский человек, оказий посетил Загорск. Проезжая по центральной улице, с правой стороны, за озерком или прудом, увидел мощные облупившиеся стены какого-то громадного монастыря. Их мощь меня сразу поразила. А так как я родился в Сталинграде, городе в годы второй мировой войны срытым фашистами до основания и потому в нём до сегодняшнего дня церквями и не пахло, то захотелось мне, насквозь советскому человеку, безбожнику, взглянуть на обитель религиозного дурмана и мракобесия.
       В мощных, чёрных и обшарпанных воротах имелась небольшая дверь, в которую и шастали всякие там забитые жизнью богомольцы и несознательные ротозеи. Меня в старом монастыре никто не остановил, лишь тщедушный монашек обратил моё внимание на, одетую на мою голову, фуражку. Мол, грех в божьей обители в головном уборе туда-сюда шляться. В чужой монастырь со своей фуражкой на голове не ходят. Так с ней в руках я и бродил по культовому сооружению. Разруха, уныние и запустение прочно поселились в этих древних стенах. Чувствующаяся мощь во всех его строениях подтачивалась временем и более чем полувековым отсутствием ремонтов. Многие храмы были закрыты. Купола храмов не избежали тлетворного влияния времени и были не золотыми, а чёрными, с белыми потёками голубиного помёта. Храм, где якобы лежали мощи Сергия Радонежского, иногда открывался для посетителей. Но редко и потому лично лицезреть главную святыню земли русской в этот раз мне не привелось. Набрав в подставленную горсть из ржавого крана воды святого источника, испил её и отметил про себя, что она разительно отличается от хлорированной воды в моём городе. Вкусна и холодна до ломоты в зубах. Кругом царила атмосфера уныния, убогости и разрухи. Уже уходя из монастыря, я наткнулся на монаха угощающего всех желающих монастырским квасом. Квас был отменным. По-моему, даже с мёдом. Я никогда такого не пробовал. И много позже, нигде я уже не встречал такого отменного вкуса. От посещения монастыря у меня осталось ощущение безысходности и уныния. И если бы не приятность халявного монастырского кваса, вообще полная и сплошная безнадёга.

       *

       С окрепшим влиянием святого старца крепла и община, собравшаяся вокруг несущего слово божье анахорета. Скоро кроме схимников, в маленьком поселении появился мастеровой люд и звонко застучали топоры. На месте халуп появились добротные срубы с кельями и клетями, Посреди всего этого, с благословения святого старца, начал строился храм. Появились при том храме монахи-иноки и молодые послушники.
       Старая дохристова вера, подорванная нашествием татар и последующими за этим бедами, не защищала от произвола захватчиков и не могла дать своим последователям ответа на их вопросы. Молчали языческие боги: Сворог и Перун, Ярило и Чернобог. Святой старец начал приобщать окрестных язычников, поклонявшихся сомну своих мерзких идолов, к вере святой, православной. Их капища силой разорялись, деревянные боги сжигались, а самих язычников силком окунали в святые воды Иордана, нарекая новыми христианскими именами. Новообращённые ходили в храм молиться новому, сурово смотрящему с креста на свою паству, богу и втихомолку приносили жертвы старым богам. Даже в быту продолжали откликаться на свои старые языческие имена.

       *

       С окрепшим влиянием Генерального секретаря КПСС Горбачёва, началась борьба с пьянством и грянула непонятая, придурошно радостно встреченная народом и не к ночи будет помянутая, перестройка. Церковь ужом выскользнула из-под железного каблука коммунистической идеологии и начала буйно расцветать на развалинах успешно рушащейся некогда могучей коммунистической империи. И религия стала заполнять образовавшийся идеологический вакуум. Но ничего в попыхах сделанное не бывает хорошим. Семьдесят лет коммунисты насаждали свою идеологию, и не одно поколение ярых атеистов выросло в рядах пионерии и комсомола. А теперь народу надо было менять ориентиры. Срочно перекрасившись в демократов, бывшие члены ЦК КПСС и прочие партократы помельче, стройными рядами, но, соблюдая привычную им иерархию, выстраивались в ночь на Пасху в столичных соборах. Для простого люда в бывших складах и казармах быстро открывались новые церкви и туда косяком попёрли желающие приобщиться к вере. Ну конечно, не за бесплатно. Патриарх Русской Православной церкви, под этот шумок, выклянчил у вечно пьяного Президента льготу на беспошлинный ввоз спиртного и сигарет из-за границы. Видимо без этой отравы, вера в бога у простого люда не так крепка. И пошла в церковную кассу не малая денежка от повального крещения, пожертвований и продажи спивающемуся российскому народу заморской палёной водки и сигарет. Тут московский мэр, подлил масла в огонь. Начал в Москве восстановление взорванного коммунистами храма Христу Спасителю.
       Вера, в спившемся православном люде, страшно укрепилась, храмы стали срочно ремонтироваться и заблестели золотыми куполами. Вот только народ жить лучше не стал. Что семь веков назад при татарах хреново ему жилось, что ныне при демократах не весело живётся. Что татарва к земле гнула, что очередной царь-государь, что коммунисты в бараний рог сворачивали, теперь демократы придурошные измываются. Все они одним миром мазаны. Как в народе говорят: ,,Хрен редьки не слаще,,

       *

       Великий князь московский и владимирский, Дмитрий, со святым старцем водил дружбу и частенько наезжал погостевать. Долго они сидели во беседе, великий князь Дмитрий, сын Иванов, и святой старец Сергий, когда предстояло отразить очередной набег неугомонных татаровей во главе с темником, главой тумена, Мамаем, который хотел истребить веру православную, дабы заменить её магаметанской. Ему в этом взялся помогать католик, князь литовский Ягайло. Злой ордынец вознамерился изничтожить Русь под корень. И беспокоило святого Сергия, то, что вместе с татарами шёл сатанинский сын и перебег иеромонах Даниил. Тихо наставлял в вере и укреплял смущённый дух князя святой старец. Двумя годами ранее, после таких вот наставлений старца, великий князь не дал поганым пересечь речку Вожу и в великой сече отогнал набежников - злых ордынцев во главе с мурзой Бегичем. Вот и ныне в сомнении и великой кручине пришёл великий князь к Сергию за добрым советом и святым благословением. Мятежная Тверь отбежала от руки Дмитрия. И вольный город Новгород, кичащийся своей независимостью и вечевым колоколом, с помощью к Дмитрию не спешил. Зато малоросские, белоросские и литовские ратники пришли с подмогой. Даже разбойный люд во главе со своим атаманом - Фомой Кацибеем, на рать явились.
       После беседы, укрепившийся в вере своей, князь собрался на битву с погаными. Тогда то ему в помощь и призвал старец Сергий к себе двух монахов. Каждый под потолок, косая сажень в плечах, двумя пальцами подкову ломают, брата Александра и брата Родиона. И дал им Сергий строгий наказ, святой молитвой и грудью своей беречь великого князя от чёрной порчи и стрелы вражьей. Уже много позже Дмитрий узнал их языческие имена. Пересвет и Ослябя.

       *

       В километрах этак ста от Москвы на восток в сторону города Владимира, в леске у озера, прячется военно-туристическая база ,,Боровое,,. Там Ваш покорный слуга и оказался в сезон затишья от наезда военных туристов. В конце сентября дело было. Всех прибывших сразу же охватили культурной программой. В том числе и экскурсиями по историческим местам Москвы и Подмосковья. Сидеть в удобном ,,Икарусе,, и лениво разглядывать всякие разные достопримечательности столицы, дело абсолютно не обременительное.
       Одной из экскурсий планировалось посещение Троицко-Сергиевской лавры. Вся наша, новообращённая в истинно верующих, тусовка, серьёзно отнеслась к этому мероприятию. То есть, набрала с собой пустых бутылок из под ,,Пепси-Колы,, под святую воду, И ранним утром, загрузившись в туристический автобус ,,Икарус,, , мы отправились на заливку этих бутылок святой водой.
       Небольшой городок Загорск, встретил нас хмуро. Солнышка за всю экскурсию мы так и не увидели. И над всем городком сияли золотом монастырские купола. Его могучие стены были приведены в порядок и по всей территории велись реставрационные работы. А сколько народу в нем было. Одних иностранцев, не перечесть. И каждый желал увидеть что-то сокровенное, присущее загадочной русской душе. Перед его толстыми стенами, и в самом монастыре стояла масса киосков и лавчонок продающая на потребу желающим всякую оккультивную дребедень. Вроде камешков со святой горы Афон. При темпе их продажи, эта самая гора давно уже должна была сравняться с землёй, ан нет, камешки то не кончались. Да, щедры на святые камни со святых заграничных гор подмосковные каменоломни и карьеры. Все храмы были открыты, но стояли в строительных лесах. Народу в них было набито видимо-невидимо. И каждый жаждал припасть и приобщиться. Большая часть даже не представляла к чему бы припасть, но всей душой жаждала. По незнанию даже элементарных церковных правил и потому глядя, что делают другие, особенно местные монахи, повторяли всё вослед за ними. Одним словом, как говаривала моя крёстная мать, старая бабка-матершинница: ,,Как христиане, так и обезьяне,,. Все эти обезьяне охотились с фотоаппаратами за редкими кадрами и с пустыми бутылками из-под ,,Пепси-Кола,, за святой водой. А она текла из кранов, устроенных в нескольких местах. Наливай, не хочу. Слава богу, хоть святой водой попы ещё не начали торговать. Если мне не изменяет память, то по Библии именно сам Иисус Христос сурово осуждал любую торговлю на территории храмов. И сказано в Новом Завете от святого Матфея:
 ,,И вошёл Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей,, (12)
,, И говорил им: написано: «дом Мой домом молитвы наречётся»; а вы сделали его вертепом разбойников,,. (13)
       Но наших попов Библией не пронять и нашу православную веру этот запрет вроде как бы обошёл стороной. Нашим попам Иисус Навин не указ. Если им что-то не выгодно, значит, не про них это в святом Писании было сказано сыном божьим. Притворно заботясь о духовном здоровье паствы, они одной рукой осеняли крестом, а другой – толкали прихожанам ввозимую ими в дурных количествах импортную водку. Сопьёшься, ну и хрен с тобой. За то, подыхая от запоя, прихожанин будет крепок в своей вере. Ну не люблю я почему-то этих попов-крохоборов. Сам крещён и верую. И когда жизнь крепко наступает на хвост, то взываю к богу: ,,Господи, помоги и сохрани!,,. Помоги в безнадёжной ситуации, сохрани семью и дело, в которые вложено столько сил и средств. В детстве все мольбы были обращены к конкретному человеку – своей матери. Теперь в зрелости к матери не воззвать, ибо мой сыновний долг уже ей помочь дожить последние дни счастливо и без забот. И потому обращаясь к богу, вижу не каноническое иконописное лицо Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамова, а что-то неосязаемое, олицетворяющее для меня надежду и не дающее погаснуть огоньку этой надежды. Человек без надежды – живой труп. А попы, нарушая вторую заповедь себе на потребу, сотворили для народа из Иисуса Христа кумира, помогающего им обогащаться.
       Взять хотя бы наш город - Благовест. Надумали местные попы восстановить православный храм, на месте ранее разрушенного большевиками-безбожниками. Киньте же Вы, культовые служители, клич, соберите ярых приверженцев веры, всю свою паству и на их пожертвования стройте храм себе на здоровье. Но это же надо верующих призывать, какую-то разъяснительную работу проводить, к совести взывать и от себя поповский кусок отрывать. Жалко стало себя заботой морить, своё чрево тощать. С просьбой о помощи и жалобой на местные светские власти они в Москву к Патриарху обратились. Мол, оскудела земля русская людом верующим, а храм иметь, ой как хочется. Ну, духовники сверху и надавили на московскую и нашу местную власть. Московские боссы только одну нашу организацию ,,Амурйлпродакшен,, в добровольно-принудительном порядке обезжирили в пользу церкви на пять миллионов рублей. Это вся наша квартальная премия как в прорву ухнула. При этом, истинно верующих у нас на производстве днём с огнём не сыскать. На сколько попы обули другие городские организации, остаётся только догадываться. Теперь новая церковь получается не всем миром, а государством и предпринимателями построена. Как какой-нибудь пивзавод. Только этот завод продукцию народу и прибыль инвесторам и акционерам даёт. А в вновь построенной церкви только попы деньгу будут собирать, да свою мошну набивать. И насчёт их продукции, я имею в виду рост духовности народа, меня большие сомнения берут. Народ у нас властью постоянно развращаем, обижаем и приучен к её обманам, потому-то он никому уже не верит. В том числе и попам. На людях одно, а дома на кухне совсем другое говорит. И причём, всё матом. А все, за последние годы новообращённые в веру, они ведь Библию в глаза не видели и хорошо если ,,Отче наш…, каждый десятый знает. Про более глубокие знания постулатов христианской веры и говорить не приходиться. Какие уж это, к чертям собачим, верующие. Так себе, прохожие. А все святые праздники для них, как и Новый год или Первое мая, просто повод до поросячьего визга водки накушаться. Не по божески всё это.

       *

       В верстах этак, в двухстах от Москвы, у речушки Непрядвы собралась великая рать. Уже схлестнулись и замертво попадали с коней славные поединщики. Не стало богатырей, русского инока Александра, до крещения - Пересвета, и татарина Темир–мурзы- Челубея. И попёрли злые полчища татаровья на русские дружины. И случилась сеча великая и страшная. И стало от крови пролитой красным красно поле Куликово. Князь Дмитрий на могучем коне впереди войска русского поганых иноверцев мечом разил. И разбили полки русские дикую кочевую орду. И пошли вдогон за бегущим басурманом. А побитые татары стали вороньей и волчьей сытью.

       *

       Слушал я экскурсовода и удивлялся тому, как в угоду всем царям, вождям и для ублажения национальной гордости, корёжат и перелицовывают историю. Мамай был не ханом, а всего лишь простым темником, то есть, тысячником. По Батыевам порядкам ему доверяли лишь десять тысяч монголов-воинов. Ну, пусть ещё десять тысяч инородцев пригнал. Откуда сто тысяч взялись? Непонятно. И два года назад татары уже от русских дружин знатно получили по мордасам в битве на речушке Воже. Ныне шли татары не на битву, а в свой очередной традиционный набег. В крови у них кого-то пограбить, вот они так каждые два года набегали. Сергий Радонежский сначала уговаривал Дмитрия покориться татарам, мол, не выгодно биться, лучше данью отгородиться. Себе дороже будет, народу много снищают-побьют. И уже много позже, видя козлиное упрямство великого князя, дал своё благословение на битву. Да и битва какая-то странная была. Сам великий князь и его храбрецы командиры, вместо того чтобы вести за собой дружины на правый бой, переоделись в одежду простых ратников, отдав свои раззолочённые доспехи малознатным боярам и, якобы, махали мечами за спинами простых воинов.
       А Мамай тоже не дурак. Зачем ему своих татар гробить? Собрав всякий сброд: аланов, осетинов, русичей-перебегов, половцев, ясов, печенегов, фрягов, генуэзских наёмников и прочую рвань и погнал всех их первыми в битву. Для бодрости их подгоняли плетьми и остриями копий. Вольных и невольных союзничков татар, было не менее чем войска русичей. Вот они и уничтожали друг друга в кровавой мясорубке, а главные зачинщики в стороне наблюдали за битвой. Князь Дмитрий, из-за спин гибнущих руссов. Темник Мамай, на холме за чашкой кумыса. Когда мамаевский сброд уже перемолол на фарш большой полк, полки левой и правой руки, порубал на колбасу конный полк и взялся трамбовать резервы русских, засадный полк, у Мамая свеженькими стояли (если верить любящим прибрехнуть летописцам) семьдесят тысяч отборных чистокровных татарских головорезов. Путь на Москву, устланный более чем ста тысячами трупов (опять летописная брехня), был открыт.
       Да не повезло Мамаю и очень подфартило Дмитрию. К этой поре прискакал, загнав в дороге не одну лошадь, скорый гонец из Орды и сообщил, что потомок хана Джучи – Тохтамыш со своим войском напал на столицу Орды - Каракарум и напаскудил там. Пограбил всю казну, ссильничал всех Мамаевских жён и с награбленным добром побёг в сторону Польши. Не до грабежа Москвы стало Мамаю. Бросив все свои юрты с обозами, налегке ударился в догон за напаскудившим нахалом. А русские историки-летописцы радостно записали в летописях, что от русской погони Мамай позорно бежал и добычу русским победителям оставил. Да некому было в погоню за Мамаем бежать. Отбегались родимые и теперь, в лапшу покрошенные, лежали на залитом кровью поле Куликовом.
       Двумя годами позже нахальный татарин Тохтамыш легко взял обезлюдевшую Москву. И ни святые молитвы, ни анафема на голову татарского наглеца и насильника, не спасли белокаменную от разоров, грабежей и пожаров. Некому защитить её было, всех защитников два года назад упрямый Дмитрий на Куликовом поле положил. И лишь через многие годы Железный Хромец – Тимур сломал становой хребёт татарской Орде. А битва на Куликовом поле, ни какой особой роли в освобождении Руси от ига иноверцев не сыграла. Оказывается, прав и дальновиден был Сергий Радонежский, отговаривающий Дмитрия от битвы с татарами. От их набега жертв и разору во сто крат менее было бы. А так, более ста тысяч православных душ упрямый князь за зря угробил и героем стал. Только у нас на Руси за дурость и причисляют к лику святых. Чем дурней, тем святей. Этим качеством наших вождей пронизана вся наша история. А чтобы всё выглядело красиво борзописцы-летописцы всякие небылицы в историю пишут. Один Нестор со своей ,,Повестью временных лет,, чего стоит. Например, историки ломают копья и объясняют появление современного Вавилона, столицы России - Москвы, многими серьёзными причинами. Особенно к юбилею столицы корячились со своими архивными доказательствами. А правду сказать стеснялись. Это как с матерной речью на Руси. Все кругом матерятся, но громко в этом не сознаться не желают. Или со словом ,,жопа,,. В словарях его нет, а в миру навалом. Так и о появлении Москвы. А ларчик просто открывается. Она появилась и расцвела лишь благодаря похоти и распутству. А дело было примерно так.
       На заросшим кромовыми соснами берегу Москва-реки, в маленькой крепосце, за низким заросшим кустами земляным тыном, жил поживал с молодой женой безвестный боярин Степан Кучка. Пил хмельной мёд, мял по ночам жену и как бы между делом справлял поручение великого князя по сбору дани со всех окрестных шести сёл и прочих поселений. С данников дань собирал, не взирая на их вероисповедание, себе на прокорм чуток оставлял. Жил потихоньку, горя не зная. Из-за лесной дремучести и буреломной непролазности, гости прошенные и не прошенные редко сюда наведывались. В лесах дичи, грибов, ягоды видимо-невидимо. Бортники мёд туесами таскали. Охотники - соболиные и лисьи меха. И были у Кучки округ лужники сочны, орань всхожлива, стада дичины тучны. Не жизнь, а разлюли-люли малина.
       И надо же такому горю случиться, что проездом со своей охотой наехал к нему сам великий князь Георгий-1, он же Юрий Долгорукий со товарищами, шпаной суздальской. Никогда не наведывался в этот медвежий угол, а тут нелёгкая принесла. Видать заполёванный зверь в эту сторону сбёг. Быстр на подъём был княже. Как его родные братья с княжения в Киеве пинками наладили, так и мечется по всей Руси. То в Рязань град съедет, то из Ростова в Суздаль своё княжество перенесёт. И всё ему неймётся, не сидится на одном месте.
       Не успел отослать глупый боярин свою молодую жену на дальнюю заимку и углядел её по случаю князь Юрий. А та нечаянно, а может и нет, вроде как о гостях дорогих слыхом не слыхивала и не ведала, простоволосой на крыльцо в посконной рубахе выбегла. Лепа была боярыня, ох лепа. Лицо холёное. Брови чёрными соболями лежат. Ланиты румянить не надо было, и так на них как отсвет зари лежал. Выя, как у лебёдушки. Власы до колена волной бегут. Персты тонки. Станом стройна и выступает, что твоя пава. По девичьи высокая грудь боярыни, кровь княжескую взволновала. Ох, как уж берёг от чужого глаза свою ладу боярин, как берёг голубицу свою. Да не сберёг. Как снег на голову, великий князь со дружиною явился. Ох, охальник, ох злодей! Привык брать чужое, как своё. Глаза по-волчьи голодные на чужое добро косит, в усмерть ненасытные. Так и пялится на чужую жену - боярыню, так и пялится масляным оком. Не им в людях найдённую, на сладких хлебах и мягких перинах, боярином взлелеянную. Дружине своей верной станом у стен крепости великий князь приказал стать. А сам в терем взошёл.
       А боярыня как завидела рядом великого князя, статного да нарядного, супротив которого маленький и великий брюхом боярин, что твой порося супротив мово лося, так вся и сомлела. Грудь высокая под алым сарафаном заволновалась. Зарделись кумачом ланиты, да очами из под брови собольей блудливо в князя зачала стрелять. Рюрикович наш тоже взыграл удой, что твой стоялый жеребец.
       Ну, а дальше всё как у людей водится. Юрий Владимирович тут же мимоходом, за малую провинность, приказал боярину топором башку снесть и в тот же самый день, а точнее ночь, шасть в тёплую постельку к образовавшейся в одночасье молодой вдове. Уминать своими княжьими боками убиенного боярина лебяжьи пуховики, а заодно голубить и брюхатить его, всю печальную из себя, вдовушку. Надо ведь кому-то тоску-печаль её вдовью разогнать-развеять. И не на один день задержался в первый раз великий князь на перинах у безутешной вдовушки, а по боле седьмицы. И стали люди приказные, посольские и торговые шатры вокруг ставить. А что делать? Из Суздаля дорога не короткая. Весь зад о седло в кровь изобьёшь, пока доскачешь. Подорожная княжескому послу сегодня нужна? Уже нужна. Деньги на прокорм дружины не задержишь? Не задержишь. А теперь суд княжеский, когда и где править? Послы через порог к руке князя рвутся, облобызать и поручение сполнить норовят. А те послы, чьи грамоты с Царьграду писаны, без спросу в светлицу прутся. Тут же, кормить да обстирывать всю эту вечно голодную ораву надобно. Не одна сотня служивых вокруг боярской крепостцы сгрудилась. На реке бабы уже портомою для приезжих учинили. И кабак для питухов у обочины притулился, как тут и был.
       А как увидели, что крепенько присох-прикипел к вдовушке наш князюшка, там и времяночки зачали рубить. Князь вроде бы и уедет на день-другой в Суздаль, так опять на неделю к вдове прилабунится. Видать по всему, вкуснюща и сладка была боярыня, как ягодка малина. Да и князюшка наш, до этого ходок хороший был, ни одной юбки не пропускал, но подолгу не задерживался. А тут присох крепенько. Вокруг боярской крепостцы город уже вырос с домами-теремами, клетями и службами. И такой ладный получился, городок-то. Не для простого люда, не для смердов строился, а для людей богатых, да сановитых. Вокруг зачали ставить себе избы купчишки, да ремесленники. И попы тут как тут. В новьград греховодный понаехали, но не осудить блуд, но боясь выгоды свои великие упустить. Так потихонечку и строилась сама Москва, из-за великокняжеской присухи, боярской вдовушки. А её самою, боярыню, как святую Юдифь, хоть в Библейские сказания вписывай за город этот.
       И ни какой политики, и ни какого корыстного расчёту туточки не было. Гольное распутство. Не попадись великому князю лепая боярыня, да не взыграй князь удой, не бывать Москве стольным градом. Чем не новая вавилонская блудница? Зато, какой теперь город многоязычный на реке Москва стоит? Почище библейского Вавилона будет.
       
       *

       Я ротозейничал на это вавилонское, с ярмарочным уклоном, столпотворение. Сумел даже пробиться и прикоснуться к раке с мощами святого Сергия Радонежского. Но ничего с небес на меня не снизошло. Ни какой благодати. Видимо, сильно грешен и плохо верую. Набрал в металлическую фляжку, в которой вчера вечером коньяк кончился, святой водицы. Отметил про себя то, что монастырский квас стал уже не халявным, а приобрёл за литр твёрдую цену. И вкус у него совсем уже не тот, не тянул он на те деньги, что я за него заплатил. На стенах многих зданий были приклеены рукописные прокламации. В надежде, что это что-то интересное, прочёл одну из них. ,,Кормить голубей не благословляется!,, гласили корявые строки. Видимо здорово допекли монахов летающие и роняющие везде свои приветы божьи птахи, коль пишут о том, чтобы птиц морили голодом. Ай да святые люди, не обижающие божьих тварей, ай да попы! Не чтут, ироды, законов божьих.
       Из дверей местной семинарии группкой вышли семинаристы все в чёрном. Но не благие беседы вели будущие попы, а мирской разговор о том какою нагрузку надо давать мышцам, когда занимаешься на тренажёрах. Ага, это тебе не забитый и зачморённый гоголевский Хома из бурсы. Этих Вием не запугать. Жизнь берёт своё, и семинаристы живут теми же заботами и интересами, что и их сверстники вне стен святой обители. Ну и слава тебе Господи !
       А за стенами монастыря раскинулся стихийный рынок народных умельцев, лихо перекладывающих все свои цены на конвертируемую валюту. Расписные пасхальные яйца и деревянные ложки, псевдохохлома и псевдопалех, над керосинкой под старину копчённые иконы и просто старая рухлядь, впаривалась иностранцам за доллары, как первосортный антиквариат. Тут же шлялись явные побирушки и, замаскированные под них, карманники. И кругом, любопытствующий люд. Истинно верующих было мало. Они, боясь быть раздавленными толпой новообращённых и жаждущих припасть ко всем святыням сразу, робко жались к стенкам монастыря.
       Найдя своих туристов, я незаметно присоединился к нашей экскурсии. Экскурсовод, небольшая пышных форм женщина, в захлёб и в превосходных степенях рассказывала о скромном быте местных монахов. Это тех самых, красномордых, что постоянно встречались мне в моих хождениях по монастырю? Что-то скромным бытом от них и не пахло. Скорее скоромными щами в изрядных количествах и с чесночком, солёным свиным салом и, конечно же, сладкой водочкой, принимаемой ими в день стаканами и не единожды. Потом, все мы вышли из ворот и направились к нашему ,,Икарусу,,. Многие тащили в пакетах собственноручно забутылированную святую воду. И тут я обратил внимание, что на всех золочёных маковках храмов стоят золотые кресты, а на одной башне, ближней к нам, сидит какой-то белённый извёсткой гусь лапчатый. Что это за птица такая? Я с этим дурацким вопросом и пристал к нашему экскурсоводу. А так, как я говорю всегда громко, моим вопросом о пернатом насекомом насаженном на шпиль озаботилась вся наша тусовка. С, посетившим после приобщения к святым местам и спиртному просветлением, все воззрились на вознёсшегося гуся лапчатого и затем на экскурсовода. Она не смутилась и бойко отрапортовала о побеленном извёсткой предмете моего вопроса.
       Оказывается, Пётр Алексеевич в юношестве, ещё не приобретя славы царствующего дуралома с уклоном в кабацкую кружку, в ожидании, когда его поименуют Петром Первым, из-за скуки постреливал из этой башни уточек, плавающих на пруду. Вся экскурсия вытянула шеи и убедилась в наличии перед башней старого пруда и плавающих в нём двух лебедей с подрезанными крыльями. И после этого, попы эту башню назвали ,,Утиной,, и сохранили её в первозданном виде. Все проглотили эту совсем не нужную им информацию, как и кучу прежней. А я про себя восхитился. Ну, святоши, ну, хитрожопые попы! Как лихо они прогнули спину перед сопливым венценосцем. Видно денег не мало с него вытянули, поминая ему эту утиную охоту и вознося хвалу целкости юного Робин Гуда. Не важно, из пищали или из американской рогатки, за сто баксов, укокошивал Петя водоплавающих птичек. Важно, что башню назвали и царю напоминали о его удальстве. Тут я подумал о том, что если бы Петруха справил свою нужду в этой башне, а он всю жизнь был с придурью, то стали бы длинногривые на шпиль башни корячиться тащить унитаз с последующей его побелкой. И про себя же решил. Наши попы, стали бы. Эти даже из сортирного пшика деньги выжмут. Я взял да и озвучил свой вопрос об унитазе. Экскурсовод вся смутилась, а толпа причащённых и просветлённых осуждающе на меня зашикала. Ну, ничего. Эта святость у них до первого гастронома. А через неделю они и думать забудут о боге, святости и станут потакать своим семи грехам смертным. И ещё как станут.

       *

       С начала слобода, затем посад, и в конце концов, Троицко-Сергиевская лавра с Московской духовной академией и духовной семинарией на своей территории она, будучи забитой и угнетаемой Советской властью, ныне приобрела в государстве Российском мощь и силу. Ныне бум на крещение и приобщение к религии стал спадать, церковные доходы от этого не уменьшились. Дураков на Руси всегда хватало. Попы это тонко чувствовали и стригли свою паству под нуль, а может даже и под ноль.
       Сергия Радонежского, как инициатора введения общежитийного устава в русских монастырях и проводника национально-освободительной политики на Руси, причислили к лику святых. В центре России почитают его и сильно верят в его святость. Да на здоровье. На всякий случай его маленькая иконка, приобретённая в Троицко-Сергиевской лавре, как покровителя всех учащихся, висит на стене комнаты моего сына пятиклассника. Может и снизойдёт на него божья благодать и учиться будет, а то всё лоботрясничает. Чай, крещённый он.
       *
       И ещё. Если оказией придётся побывать в Сергиев Посаде, обязательно наберу святой воды. Той маленькой фляжки набранной воды из источника хватило на ряд экспериментов, которые неожиданно дали потрясающие результаты, чем очень обескуражили меня. И сильно поколебали моё житейское безверие в чудотворность святых вещей и поубавили скепсис. Есть какое-то чудо в вере, есть. Литра три той водицы наберу, это точно, и поэкспериментирую. Но об экспериментах и чудесах в другой раз.