Кранты приходят сами. Отрывок

Случаются такие годы, под завязку забитые юбилеями и памятными датами. И к текущему это относилось в полной мере, хотя загружен он оказался неравномерно. Собственно, до сентября отмечалось одно-единственное событие: десятая годовщина свадьбы Петровича и Галки. Десять лет… С ума сойти!
       И Галка уже почти два из них практически безвылазно сидела дома, занимаясь детьми, а особенно – младшей дочерью, и совершенно озверела от домашних дел. Некоторое время назад она сочла, что наконец-то видит в зеркале то, что хотела бы: фигура, не без помощи Гасана, вернулась к норме после Машки. Все, решила она, это были последние роды. Любой семье достаточно четверых детей.
       А если кто не согласен, пусть дальше рожает сам! Галка показала язык фотографии мужа на туалетном столике. Он, улыбаясь во все 32 зуба, молча согласился. Вот то-то же, и не пытайся спорить, голубчик. И так слишком хорошо устроился: жена, понимаешь ли, по хозяйству колотится, как последняя Изаура, в Город лишний раз не съездит. А господин Каширин – весь в приятных вояжах! Вот усвистал две недели назад к Стефану на сафари, и с концами. Общаемся через джинна.
       Между прочим, она бы и сама не отказалась погонять по саванне. Хотя, кажется, там сейчас лето, - слишком жарко. Петрович продолжал скалиться с фотографии: знает, собака, что жена не умеет долго на него сердиться.
       - Госпожа, - нарисовался легкий на помин Гасан, - наш господин и его милость герцог шлют тебе огромный привет.
       - Горячий?
       - Кто?
       - Привет.
       - Нет, - растерялся джинн, - просто огромный.
       - Отправь на конюшню, там места много. Ладно, проехали. Кроме привета – ничего?
       - Еще фрукты, я оставил их на кухне.
       - Спасибо, друг мой. Когда господин изволит вернуться?
       - Сказал, что еще дня два-три поохотится.
       - Напомни ему, что через неделю – годовщина свадьбы.
       - Слушаюсь, госпожа. Передать что-нибудь еще?
       - Возьми с конюшни привет, подогрей его хорошенько и передай обратно, пока не остыл. Много они там настреляли?
       - Порядочно, госпожа. Бизоны, носороги, черные львы…
       - Значит, опять натащит шкур, - вздохнула Галка, - оно конечно: в пещере-то холодно. Охо-хошеньки! Динозавры не доены, а он охрой мажется. Ступай, Гасан, рада была тебя повидать.
       В своей комнате проснулась и забубнила годовалая Машка. Что-то долго она сегодня спала после обеда; сколько время-то?
       - Гасан, ты еще здесь? – взглянув на часы, переполошилась засидевшаяся перед зеркалом мамаша.
       - Да, госпожа, - опять возник джинн, - я еще не успел разогреть привет.
       - Будь другом, слетай в Университет за двойней. У них вот-вот закончится последняя пара.
       Ребятам пока не разрешали ездить на учебу самостоятельно, - не доросли. Обычно Вера или Крауз отвозили их утром, а она забирала после занятий. Когда Гасан испарился, Галка, снова повернувшись к зеркалу, погрозила своему отражению пальцем: ты слишком много думаешь о себе, дорогуша. Непростительно много. Отражение сделало невинные глаза: разве? Быть того не может! Эгоистка ты, девушка. Допустим, и что из этого? Да ничего; на тебя я и вовсе не умею сердиться. Зеркальная эгоистка подмигнула в ответ: и правильно делаешь.
       Выгнав из Машкиной комнаты попугая, который сам не понял, как туда залетел, и весь извелся, поскольку, пока дитя спит, он не имел права разевать клюв, Галка с дочерью на руках спустилась в зал. Вера как раз вносила в него из кухни поднос, полный экзотических фруктов.
       - Ты почему еще дома? А за детьми ехать?
       - Представляешь, забыла! Только не говори никому, хорошо? Сейчас их Гасан доставит.
       - Так это Игорь фрукты прислал? А я понять не могла, откуда они взялись. Как у него там дела?
       - Как в сказке, дорогая: стреляет львов и бизонов. А от жены, оставленной без гормональной поддержки, откупается витаминами.
       - Галя, прекрати! Вон мальчики идут.
       - А что я такого сказала?
       - Ты неисправима.
       - Ты тоже такого мнения? – грустно обратилась Галка к Краузу, сидящему, как водится, в углу за стойкой.
       - Само собой, - кивнул тот, - но зачем тебя исправлять?
       Дети появились сразу со всех сторон и в большом количестве: столько никто не ожидал. Из парка в зал довольно тихо проникли Ванька и Петька, гулявшие там с собаками. А в парадную дверь, почти опередив звон колокольчика, ворвалась бандитская двойня в сопровождении полудюжины одноклассников.
       - Мам! – заорали они хором, - как здорово, что ты за нами Гасана прислала! Ребята давно хотели наших единорогов посмотреть.
       «Да, это я здорово придумала, - похвалила себя Галка. - Теперь можно забыть о тишине до самого вечера».
       - Кто-нибудь есть хочет?
       - Не, мы обедали.
       - Все равно мойте руки и угощайтесь пока фруктами, это папа прислал. Сейчас я накормлю Машу, и сходим на конюшню.
       - Да ну, мы прямо сейчас пойдем.
       - Куда?! Забыли, что единороги чужих не любят? Не настолько отец их выучил, чтобы можно было без взрослых экскурсии устраивать. Хотите, чтобы кого-то из ваших друзей задело рогом? Марш наверх: тащите туда ранцы и вымойте руки.
       Металла в голосе матушки оказалось достаточно, чтобы старшие вспомнили о дисциплине, и они во главе своей орды ускакали приводить себя в порядок. Нет худа без добра: ближе к вечеру она отвезет ребятишек в Город, а на обратном пути можно будет не торопиться. Наконец-то она наведается в несколько ресторанчиков, которые держала на примете, чтобы сделать окончательный выбор: в каком из них заказать банкет.

       Блудный муж не обманул, - вернулся вечером через два дня, уже довольно поздно. Галка читала перед сном в постели и не слышала снизу никаких звуков, намекающих на появление в доме главы семьи. Но вот прямо за дверью спальни раздались торопливые шаги, она приоткрылась, и в щель просунулась радостная физиономия Петровича. Значит, и папу тоже джинн принес.
       - А-а, - промурлыкала она, откладывая книгу, - к нам приехал массовик во-от с таким затейником!
       - Приятно видеть, что по тебе скучают, - как был, в походной амуниции, супруг просочился в комнату, потирая руки, - лежите-лежите, мадам, не вставайте.
       Моментально очутившись у кровати, Петрович не нашел ничего лучше, как рухнуть на жену всем прикладом с высоты своего роста. Тут из нее и дух вон: хорошо, что кроме воздуха, ничего не выдавил.
       - Что ж ты делаешь, бродяга, - просипела Галка, - хоть бы лыжи снял…
       - Летишь к ней, летишь на крыльях любви, а тебя раз – и мордой о стол. Пожалуйся еще, что от мужа псиной воняет.
       Галка принюхалась, насколько это позволило ее подавленное центнером супруга состояние:
       - Не только. Еще лошадиным потом, табаком и красным вином, вчерашним. А это что: уж не кабацкой ли дочерью?
       - Все обидеть норовишь; я ниже графинь не опускаюсь, особенно – в саваннах.
       - И как оно, на графиньей диете?
       - Оголодал, - признался муж.
       - Жаль, что не отощал. Хватит меня прессовать, катись в душ. Петрович, слезай! Ты что, выспаться на мне прилег?
       - Злая ты, неласковая. Да не рыпайся, мать: за ушко укушу и пойду. Только свет не гаси, я давненько тебя не видел во всей красе.
       - Слезь, изверг, - взмолилась она, чувствуя себя полузадушенной камбалой, - тяжело же!
       - А с чего ты взяла, что замужем должно быть легко? – поинтересовался Петрович, опершись, наконец-то, на локти, - надо же хотя бы через десять лет познать тяготы супружеского секса.
       - Чего вы там обкурились?
       - Дурочка ты, - Игорь чмокнул жену в чудом не расплющенный нос, - угадай, какой я тебе привез подарочек.
       - Череп носорога с гривой черного льва.
       - Холодно.
       - Тогда – что-нибудь неприличное.
       Теперь, когда супруг не давил на нее всей массой, Галке стало весело. В принципе, не так уж и обязательно Петровичу идти под душ прямо сейчас…
       - Эй, девушка, вы что вытворяете? Я, чтоб вы знали, человек очень семейный, у меня четверо детей.
       - Знаю-знаю: трое в Пензе и один – на Камчатке.
       - Масик, от меня псиной несет…
       - Так не козлом же.
       - Где тут ближайший центр помощи пострадавшим от насилия? Люди, кто-нибудь, помогите! Помогите хоть лыжи снять!..
       Они не опасались поднять на ноги весь дом: благодаря незаменимому Гасану, организовавшему очень хитрую звукоизоляцию, какие-либо звуки покидали родительскую спальню, только если они сами желали быть услышанными. Например, переговариваясь с кем-нибудь из домочадцев через дверь. И звуки извне тоже проникали внутрь очень избирательно. Из детских комнат – в первую очередь. Но только, если там случилась какая-нибудь неприятность; особенно - с младшими. А все остальное может подождать.
       - Женщина, отпусти меня в душ, пожалуйста.
       - Мужчина, хватит вываливать дурака и болтать глупостями. Ну-ну, не плачь, потом вместе сходим в душик. Тетя тебе спинку потрет.
       - Нет! Если еще и спинку, я не вынесу!
       - Так что же вы там все-таки курили со Стефаном?
       - Герцог не курит.
       - Только не рассказывай мне, что вы нюхали цветочки.
       - Ничего такого мы не нюхали. Как родная жена пахнет, забывать стал. Жара, пылища, носороги…
       - А вот этого не надо, молодой человек! У меня, между прочим, тоже четверо детей. Совесть-то поимейте!
       - Да, совесть я сегодня еще не имел. Это как?
       - Правильной дорогой идете, товарищ.
       И этого балбеса не было дома целых две с половиной недели! Этого тяжеленного лохматого чудовища, с которым даже подушками подраться – одно удовольствие. Не говоря уже о том, чтобы совесть поиметь. Занятный такой финт ушами получился, кстати; надо запомнить.
       - Эй, ты чего, спать собрался? А подарочек?
       - Какие же вы, девушки, все корыстные…
       - А ты не обобщай. Давай конкретно: кто, где, почем?
       - Я сам по себе – божий дар.
       - Тьфу. Катись в душ отсюда.
       - Шутка.
       Петрович наполовину (переднюю) свешивается с кровати и начинает перетряхивать валяющееся на полу барахло:
       - Ай-яй-яй… где-то было. Неужели потерял? Такое хорошенькое, красивенькое. Я думал, масику так понравится…
       Получив пяткой в голый зад, ныряет, но продолжает причитать, вражина, уползая все глубже под кровать:
       - Ну, где же оно, где же? Ведь берег, как зеницу… при дамах и не выскажешь, чего.
       - Еще минута, и я вызываю артиллерию!
       - О! Нашел!
       Из-под кровати, но не с той стороны, где Галка устроила засаду с подушкой, высовывается его рука с лежащей на ладони огромной, неправдоподобно красивой морской раковиной. Величиной с добрый кокосовый орех, она вся состояла из плавных линий и имела множество отростков разной длины, изогнутых, как лепестки лилии. Такая полупрозрачная и розовато-бирюзовая.
       Галка моментально забывает о плане карательной операции, и подушка шлепается на пол.
       - Дай сюда!
       - Сударыня, вы полегче: вещь хрупкая, ее и раздавить недолго. Нет-нет, только из моих рук.
       Взобравшись на постель, Петрович усаживается по-турецки и гасит лампу, а раковина, согревшись в его ладонях, начинает светиться и петь. В этой песне без слов есть все: свист ветра, шум волн, шорох трав; звон серебряных колокольчиков, похожий на смех, звуки флейты и альта, - тихие, нежные и прозрачные. Ее хочется слушать и слушать, и песня звучит, сопровождаемая мягкими переливами света.
       Игорь кладет раковину на одеяло, и ее сияние нехотя бледнеет, а песня становится все тише и печальнее, пока не умолкает совсем.
       - Что это? – шепчет потрясенная Галка.
       - Это – морской цветок, он живой. Такие растут в море, на берегу которого находится метрополия, в стране Стефана. Помнишь, он тогда рассказывал? Эти цветы очень редки. Когда их срывают, они не умирают совсем. Но цветок продолжает петь, только если держишь его в руках. Стефан поведал очень красивую легенду о несчастной, но вечной любви, благодаря которой цветы научились петь.
       - Расскажи.
       - У меня не получится так хорошо, как она того требует, Стефан тебе сам расскажет. Он обещал приехать, но может не успеть на праздник. Поэтому и прислал подарок со мной; сказал, на счастье.
       Галка взяла морской цветок в руки; он был тяжелее, чем казался на вид, но в ладони лег удобно и снова запел, мерцая неярким светом. Такое небольшое, теплое полярное сияние. Уставшие пальцы разжались, и цветок, соскользнув на простыню, затих.
       Надо же, как просто: пока есть силы, наслаждаешься прекрасной песней. А не смог удержать в руках… остается просто ракушка. К ней можно, конечно, приложиться ухом, пытаясь уловить отголоски былой мелодии.
       - Вот. А ты говоришь: чего обкурились? Мы обслушались; его, знаешь ли, очень вредно слушать в одиночку.