Jedem das seine

       Боль была невыносимой. Казалось, сотни острых гвоздей одновременно вонзились в переносицу, и вошли туда полностью, до самых шляпок. На секунду свет померк, руки хаотично пытались ухватиться за воздух, чтобы удержаться от падения, но ноги словно перерезало стальными колесами трамваев. Спица рухнул на мокрый, охлаждающий раскаленную кожу асфальт.
       - “Вставай, сука! Что ты бля как баба!” – и глухой удар тупым никелированным носком гриндеров врезался прям в область и так уже на ладан дышащей печени. Из легких Спицы вырвался удивленный, и в то же время полный мычащей боли вздох. Попытавшись открыть глаза, он сразу же отказался от этой глупой идеи – ручьи ярко бордовой крови заливали все лицо, попадая на воспаленные глазные яблоки.
       - “Хоть бы не ослепнуть...” - первое, что пришло ему в голову после нескольких секунд забвения. Пытаясь приподняться он тут же получил удар по спине, уже не такой болезненный и сильный как предыдущий ( видимо били в тряпичных кедах), и с тяжестью рухнул на землю.
       - “Мелкий харош, ато прибьешь еще. А он нам еще живым нужен, правда Гром?” – и из десятка бритых голов вырвалось одобрительное: “Гыыыы...” Поправив ярко-зеленый бомбер, Лучистый, присев на корточки наклонился к окровавленному лицу Спицы.
       - “Ну че, неверный, ты еще не передумал?” – и смачно харкнув на отражающую солнечные лучи макушку предателя, он уставился на поверженного.
       - “Отвечай, тварь!”. Спица лежал без сознания, и казалось, даже не дышал.
       - “Поднять его!” – выкрикнул команду двадцатидвух-летний фюрер, свято веровавший в идеалы, провозглашенные больше полувека назад фашистской Германией, знающий наизусть весь “Mein Kampf”, и уверенный до мозга своих крепких костей в превосходстве Белой Расы. Трое карланов кинулись подымать поверженного бойца, который еще вчера был для них неоспоримым лидером и правой рукой их самобытного Адольфа - Лучистого. Они с трудом удерживали обмякшее тело почти двухметрового Спицы, который все еще не пришел в сознание.
       - “Фриц дай пиво” – Лучистый не дожидаясь, пока тот протянет ему полупустую бутылку, выхватил ее из руки стоящего рядом парня и вылил все содержимое на окровавленную голову иуды. После пары отрезвляющих пощечин эффект был достигнут, Спица недовольно замычал.
       - “Итак, наш белый брат, ты ничего не хочешь нам сказать? Мы все внимательно тебя слушаем” – в заброшенном дворике спального района воцарилась выжидающая тишина. Все знали, что именно в эти секунды решается судьба их пока еще товарища по идее. Знал это и Спица:
       - “Ребята...Братья, это все утопия... Неужели вы не понимаете...Бля ну нахуя...?!” – вместе с кровавой кашей он сплюнул на асфальт осколки зубов. - “Мы все равно ничего не добьемся. Нас тупо используют, вы что не понимаете? Мы ведем себя как стадо тупых баранов, мне надоело, не могу я больше...” – и он с хрипом закашлялся.
       - “Оба- на! Кого я перед собой вижу? Братья, да это же ниггер!” – вокруг раздался какой-то не смелый, и даже испуганный смех. Но отступать было уже некуда, и Лучистый это понимал. Он был обязан держать тех, кто стоял ниже рангом в страхе, иначе сам бы уже давно оказался на Спицином месте.
       - “А что мы делаем с ниггерами? ” – и вместо ответа, в грудь врага вонзился кулак, “закованный” в кастет.
       - “Бля, Луч...может хватит с него?” – как-то с опаской, почти шепотом сказал Гром, один из немногих в мобе, кто имел право перечить лидеру.
       - “Заткнись, мразь! Или может быть ты хочешь отсосать у ниггера?” – в глазах Лучистого уже не было того рассудительного и чуть надменного выражения, в них осталась только ненависть и жажда крови. Он всегда был немного ебнутым, но в такие моменты все знали, что его лучше не трогать.
       - “Снимите с этого черножопого бомбер!” - приказ был адресован карланам держащим Спицу и они незамедлительно его исполнили. На голом, почти моментально покрывшимся кровью теле красовалась свастика. Подкурив сигарету, Лучистый сделал пару затяжек и раскаленным, как в кузнице меч наконечником прижег самую ее середину. Спица завопил. Казалось он моментально пришел в сознание, и обрел силы. Сделав несколько рывков, он даже успел отбросить назад одного из державших, но тут же его место заняли еще двое.
       - “Крепче держите. Нужно убрать этот священный символ с черной кожи ниггера. Все равно ее на нем не видно. Гыггыы...” – и он еще несколько раз прижег место, где была набита свастика. Спица истошно вопил, и было не понятно, от чего он кричит: от ярости или от боли. Из окна на втором этаже выглянула женщина но, сообразив, что здесь происходит, тут же задернула шторы. В этом городе все знали кто такие скинхеды, и связываться с ними никто желания не имел.
       - “Отпустите его, я хочу дать ему последний шанс!” – молодой фюрер с ухмылкой и даже некоторым уважением следил за тем как неуверенно, но все же стоит, слегка пошатываясь его бывший друг и соратник по идее, который теперь ее так нагло и непростительно предал. Он был хорошим бойцом, таких сейчас мало. И Лучистый решил дать ему еще один шанс.
       - “Sieg Heil!” – в небольшом дворике, окруженном полуразрушенными, бетонными домами, эта фраза прозвучала как приговор. Лучистый стоял со вскинутой вверх правой рукой, и в упор смотрел на Спицу. Все словно застыли, и в немом ожидании смотрели на двух людей, которые когда-то все это начинали, и на которых они готовы были молиться. Они еще неосознавали, что вся их мифическая идеология рушиться на глазах. Никакого боя не было. Весь бой, вся война происходила в глазах этих двух смелых и бесстрашных бойцов, и каждый из них считал, что вот она, главная война всей их жизни, в которой во что бы то ни стало нужно победить. Иначе все. Конец. Тебя спишут на свалку как ненужный, лишний строительный материал. Поэтому никто не думал сдаваться. Лучистый понял, что он проиграл эту войну, Спица не ответит ему на салют, и не попросит прощения. Он оказался сильнее. Но признавать это было нельзя. Поэтому быстрым рывком он достал из под бомбера новенький, еще пахнувший заводской краской кольт, и выстрелил куда-то в Спицу. Куда - он видеть не мог, так как на секунду закрыл глаза. В тот момент, когда тело мертвого, но не побежденного Спицы рухнуло на пол, Лучистый дрожащим голосом выкрикнул: “Разбегаемся!”, и первый скрылся в арке, понимая, что это был его последний, но самый настоящий бой.