Чашка с двумя ложками

Чашка с двумя ложками

“
Можно ещё чаю - попросил я, готовый всё отдать, лишь бы не видеть больше этот крепкий, бодрящий напиток, снабженный сахаром и ложкой.
Да, конечно, сейчас заварю ещё - отвечаешь ты, всё так же непринужденно, как и прежде. Я пью чай уже так давно и упорно, что в моей чашке успела образоваться толстая серая пленка - след от выпитого, предостережение от необходимости продолжать. Впрочем, я давно уже не замечал её, не чувствовал отвращения, да и саму пленку своими онемевшими от кипятка губами и языком.
Тебе с сахаром или без? - наивный, глупый вопрос не требующий ответа. Он был рожден в спертом воздухе маленькой кухни лишь для того, чтобы создать видимость живого разговора, может даже людей.
Две ложки - механический ответ. Я даже не заметил, как дал его. Лишь что-то подвинулось в воздухе ещё дальше от меня, чем было, вот и всё.
Кружка вновь наполнена до краев, внутри ложка и сахар. По рассеянности я кладу ещё одну ложку, которую успел сохранить с предыдущей порции смертельного для моего сознания яда.
“Мне не о чем с тобой говорить больше, я всё тебе открыл. Ну что ты смотришь на меня? Чего ты ждешь? Сиди и ешь свои печенья, оставь меня недоумок!”
Бессонница и галоны выпитого отдаются гудением в голове и лишенных движения ногах. Моя правая рука дрожит, впрочем, может как и левая, но та предусмотрительно улеглась на заземленном столе. Как больной, перенесший сердечный приступ, хватается за перила, поднимаясь по лестнице, так я берусь за ложку, думая смазать немного свой силуэт в полумраке тусклой лампы стуком столового прибора о стенки кружки. На удивление звук куда звонче прежнего, он приобрел несколько грамов металла в свою партитуру.
У тебя две ложки в чашке - рапортует безучастный голос собеседника, больше занятого сохранностью своих ногтей, нежеле нелепостью лишних элементов в замкнутом пространстве, залитом кипятком.
“Что ты мне вечно в нос суешь по несколько раз одно и то же, что я и сам уже знаю, недоносок!”
Я знаю - говорю монотонно, хотя сам был удивлен, поставленный перед фактом.
За неимением нужного разговора, да и просто из-за гордого упрямства, чтобы уничтожить наплывшее время, я продолжаю мешать сахар в чашке с двумя ложками.
“Как в моей чашке очутилось две ложки? Я не мог положить, зачем мне? А этому зачем?”
Я подозрительно смотрю на человека, сидящего напротив меня, устремившего взгляд в потолок.
Ты и сам не заметил, как положил - он говорит и улыбается, по мере сил, будто читая мои мысли.
Эта улыбка могла показаться таковой, пожалуй, только мне, так как вместе с её владельцем я пропустил ровно одинаковое количество счастливых случайностей упасть на кровать. В самом же деле, эта мимика напоминала скорее судорогу, нарочно зацепившую кончики рта бессильного человека.
Я не спал и не говорил ничего действительно значимого с самого начале. По сути я сидел, не двигаясь, изредка поднося кружка к отверстию на своем лице, чуть ниже носа. Сейчас, другое. Мышцы спины встрепенулись, чтобы передернуть меня, как плохого одетого прохожего в мороз на дороге. Я поражен. Наличие шестого пальца на ноге не может поразить меня больше. Мой разум отключен на неопределенный срок, и тело подыскало ему какой-то субститут. Именно он заставляет меня верить в экстрасенсорные способности моего более чем прозрачного недруга, занимающего целый стул из одного на кухне.
Чай снова кончился. Я выпил его разом.
С чего это ты взял? - боясь ответа, спрашиваю я. Готовлюсь ждать, пока не получу должных разъяснений.
Я знаю - он вдруг направляет направляет свой взгляд на меня. Видимо проснулся интерес, хотя скорее мне только кажется - ну что ты смотришь на меня теперь? Чего ты ждешь? - отвечает он моими же словами.
”

С какой гордостью, неприкрытой порочной любовью мы порой уподобляемся бессмертному Нарциссу, но с каким ужасом, подкрепленным любопытством, мы замечаем себя в других. Он появляется из ниоткуда, прячется за восторгами от относительного сходства выбранных действующих лиц, но затем обильно смачивает холодным потом спину и вгоняет в стопор. Как только придет осознание, что этот персонаж, не претендовавший когда-то и на портрет, оказался даже большим мной, чем я есть. Будто бы являлся прототипом для моих анархично настроенных генетических клеток. Я померк перед человеком, более чем прозрачным, не имеющим формы, побледнел и расплавился, утеряв форму сам.
Заметил это... Обычно просто проходил мимо, рисуя из себя что-то ещё.
“ - Можно ещё чаю - попросил я.
Да, конечно, сейчас заварю ещё.
Ещё одна бессонная ночь, снова с ним, всё так же. Я теперь становлюсь плодом своих фантазий, а он, в свою очередь, становится мной.
Разума нет, есть его заменитель, требующий немедленного выхода из игры, но ноги так сильно ноют и... хочется ещё немного этого отвратительного чая.”
Перепутать где право, где лево, значит клиническая смерть. Слишком важны понятия, разделяющие хрупкой переносицей всё на два. Пусть и будет подобная условная чушь разрушена, чтобы позже восстановиться, может даже оказавшись поставленной на голову.
Бледнеет кожа юной девушки, перед тем, что не подвластно единицам измерения СИ, хотя ей глубоко плевать на возможность от них отказаться, даже не выходя из сознания.
Кома - просветительская курилка, посвященная одной лишь вещи - урне для билютеней. Выбор состоит из двух шагов.
Является ли воображение не существующей по сути картинкой? Ответ нет, как я выяснил у спящих давно соседей звучит просто смехотворно. Они так и смеются, не просыпаясь. Тем не менее я не жалуюсь на состояние здоровья и слышу: “Тебе с сахаром или без?”.
Разума нет, есть субститут. Чашка с двумя ложками.