1. Убитая бабушка и сногсшибательные пакеты

Бабушка лежала, прикатившись боком к железной стойке прилавка. Он посмотрел на нее, не веря глазам. Подошвы бабушкиных туфель, обращенные к нему, были слегка стоптаны. „Почти новые туфли“, подумал он зачем-то. Кто-то вскрикнул: женщина среднего возраста отшатнулась от прилавка. Засмотревшись на украшения на витрине, она наступила на край одежды лежавшей под прилавком бабушки.

       - Что с вами? - она присела и потрясла старушку за плечо, но тут же вскочила и, зажав рот рукой, посмотрела широко раскрытыми глазами на ее спину. Он проследил за ее взглядом: из середины спины торчала рукоятка отвертки. Он поднял глаза. Женщина отступила назад и, всплеснув руками, побежала, отталкивая всех, кто не успевал уступить дорогу. Продавщица, вытянув шею, проследила за ней и, обежав вокруг прилавка, уткнулась взглядом в старушку.

       - Отойдите, пожалуйста, отойдите, пожалуйста, - несколько мужчин в форме появились ниоткуда и оттеснили всех, привлеченных шумом. Он отошел.

       У кондитерского отдела он остановился. Пирожные, украшенные кисточками из разноцветной фольги, пробежали перед его взглядом, как поезд, с музыкой и весельем пробирающийся сквозь празднично освещенный туннель Диснейленда. Он обошел вокруг прилавка, выстроенного кольцом, и оказался у конфетных развалов. Здесь туннель прерывался вокзалом, ах, нет, кассой. Продавщица с кружевной коронкой в волосах набирала конфеты в бумажные конверты, взвешивала и, ловко закручивая верхний край конвертиков, подавала старушкам у прилавка.
 
       Одна из старушек в очереди посмотрела на него дружелюбно и улыбнулась улыбкой сообщницы. Бабушки всегда считали, что он любит сладкое. Бабушка, к которой он приходил раз в неделю, чтобы научить ее обращаться с компьютером, каждый раз вручала ему пакет шоколада и кексов. Отказываться было невежливо и, поблагодарив, он забирал пакет, раз уж дают.

       Собственных бабушек у него было две. Одна жила далеко, так что свидания с ней случались редко. Каждый раз приходилось заново привыкать к изменениям, произошедшим в них с момента прежней встречи. Особенно сильно менялся он и стал уже почти взрослым, так что бабушка, приехав прошлый раз в гости, посмотрела на него испуганно снизу вверх, когда он появился в дверях.

       Он вздернул подбородок и посмотрел сверху вниз на снующую вокруг него пестро одетую публику.

       Вторая его бабушка жила рядом, но никакого интереса к нему не проявляла. Затащенный иногда родителями к ней в дом, он садился в угол и терпеливо ждал, когда можно будет уйти. Иной раз бабушка спрашивала у него, как дела, на что он вежливо отвечал: „Хорошо.“ Иной раз она игнорировала его совершенно, как игнорируют собаку, случайно присутствующую при разговоре.

       Под потолком раздалась музыка и оборвалась оптимистичным аккордом. Мягкий голос пригласил уважаемых покупателей посетить парфюмерный отдел. Худенькая старушка просеменила мимо него, волоча за собой клетчатую сумку на колесиках. Скользнув по нему взглядом, она улыбнулась обрадованно, как знакомому, и, кивнув головой, засеменила дальше, все еще улыбаясь.

       Наверное, она охотно поговорила бы с ним, если бы была уверена, что он станет ее слушать.

       Вообще-то, он стал бы ее слушать, но бабушки не верили в это, как будто убедились много раз в обратном.

       Он пошел следом и оказался у входа в парфюмерный отдел. Устроенный в романтичном закутке размером с теннисный корт, отдел парфюмерии благоухал всеми цветами радуги. «Так много запаха – это уже вонь,» подумал он и вознамерился обойти отдел стороной, но уткнулся в стенд Шанель. Он поискал „Шанель №5“, взял пробный флакон, повертел его и, неловко примерившись, брызнул духами на манжет куртки. „Шанель №5“ были первыми духами, в которых использовали синтетическое ароматическое вещество. Произошло это в 1921 году и вещество было альдегидом. С интересом принюхиваясь (альдегид был той самой частью духов, которая улетучивалась в первую очередь; самое первое впечатление о запахе „Шанель №5“ создавал как раз синтетический альдегид), он не заметил, как рядом появилась продавщица.

       - Выбираете подарок? - осведомилась она, учтиво улыбаясь и обращаясь к нему на вы.

       - Да, - ответил он несколько неожиданно для самого себя и поставил флакон на место. – Но я еще подумаю.

       Продавщица ретировалась. „Может, и в самом деле купить духи для Мам?“ подумал он. Приближались праздники, что-нибудь он будет все равно дарить ей, почему бы не духи? Посмотрев на цену, он покачал осуждающе головой. В состав духов, как он знал, входило множество составных частей. Многие из них были когда-то дорогими. Бергамот, лимон, жасмин, роза, ландыш, ваниль, сандаловое дерево, мускус... Восемьсот тысяч цветков жасмина, сорванных вручную, давали не больше, чем сто граммов драгоценного масла. Неудивительно, что раньше духи были дорогими. Теперь были открыты вещества, воспроизводящие запах как розы („гераниол и цитронеллол, если я не ошибаюсь“, подумал он), так и мускуса („галаксолид, тоналид и тразеолид“) а так же других натуральных масел. Цена, нанесенная на бок каждой упаковки духов, показалась ему неуместно высокой.

       Выходя из отдела, он поправил спадающие на лицо волосы, запустил пальцы в каштановый чуб и откинул его назад. Волосы и черты лица делали его похожим на юного Алена Делона, как охотно говорили ему бабушки. Осторожно выяснив, кто такой был этот Ален Делон, он перестал беспокоиться по этому поводу и откидывал волосы ото лба самоуверенным жестом.

       Продавщица, поправляя флаконы и коробочки на полках, проводила его неодобрительным взглядом, утратившим всякое почтение, как только он повернулся к ней спиной. Все эти подростки, шатающиеся по отделам с дорогими товарами и ничего не покупающие, мешали работать. Некоторые из них только дожидались момента, когда никто не наблюдал за ними, чтобы незаметно опустить флакон или упаковку дорогой косметики в карман. Товары из парфюмерного отдела, так же как и изо всех других отделов великолепного магазина, исчезали с завидным постоянством. Продавщица подошла к полке с „Шанель №5“ и, поджав губы, подвинула пробный флакон, подровняла его в ряд с другими.

       Он подумал, что стоило, пожалуй, в самом деле присмотреть какой-нибудь подарок для Мам, раз уж он забрел в такой роскошный магазин.

       Продавщица вздохнула и опустила глаза на стеклянный стол и на кассовый аппарат. Пацан стал неуправляемым. Больше всего ее пугали его руки, изодранные от локтей до кистей острием ножниц или просто ногтями. Когда царапины подживали, он наносил себе новые. Вчера она опять силой задрала рукава его пуловера и обнаружила свежие рваные царапины на запястьях. Сын вырвал кисти своих рук из ее и, отвернувшись, молча стянул рукава вниз.

       Она подняла голову и посмотрела с отвращением на стеллажи. Круто развернувшись, она скрылась в подсобке, села на ящик с товаром и расплакалась. Носовых платков она не обнаружила ни в кармане служебного халата, ни в собственной сумке, дожидающейся конца смены тут же, в подсобке. Наплакавшись, она высморкалась и вытерла слезы салфетками, которые оставила визажистка, приходящая по средам, чтобы в рекламных целях красить покупательниц. Засунув скомканные салфетки в карман, она посмотрелась в зеркало. Дорогая косметика не подвела, тушь на ресницах не смазалась, щеки слабо розовели румянами, но глаза было безнадежно красными. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоить дыхание, все еще душимое плачем, и, отвернув лицо от покупательницы, подошедшей к полке у входа в подсобку, вышла к кассе. Напарница уже выглядывала ее, вертя недоуменно головой.

       - Извини, что исчезла без предупреждения, - сказала она.

       - Что с тобой? - спросила напарница испуганно.

       - Меня рвало.

       - Вызвать врача? - спросила та озабоченно, с жалостью глядя на нее.

       - Нет, мне уже лучше. Наверное, я съела за завтраком несвежий йогурт. Меня стошнило, и теперь мне лучше.

       - Может, пойдешь домой? Я одна справлюсь.

       - Нет, спасибо, - ответила та и подумала с неожиданной злобой: „Что я дома делать-то буду?“ Дома было пусто.

       - Ну, тогда я возьму на себя покупателей, а ты займись товаром, - предложила напарница деловито.

       Обслуживать покупателей, когда у нее были такие красные, заплаканные глаза, было нельзя. Молча кивнув, она отправилась инспектировать наличие духов на полках. Сорта, реклама которых только что прошла по телевидению, раскупались так быстро, что пополнять их запасы в торговом зале приходилось несколько раз в день.

       ***

       Книжный отдел простирался необозримым архипелагом. Дальние его острова уходили за горизонт. Он подплыл к первому острову, который возвышался хмурым утесом над штормящей поверхностью пола цвета морской волны, принял на правый борт и причалил к скалистому берегу, сплошь облепленному книжками, как птичьими гнездами. Книжки были про любовь. Страстные заглавия и дико романтичные обложки напрочь отбивали желание познакомиться с их содержанием. Он огляделся. Две старушки, явно подруги, а может быть, даже сестры, потрошили колонию на соседнем острове, оживленно щебеча. Книжки, засиженные белыми пятнышками наклеек с ценами, жалобно хрустели в их руках целлулоидными обертками, как яичной скорлупой. Нерешительно потоптавшись на месте, он повертелся, выглядывая отдел фантастики, и пошел наудачу сквозь лабиринт проливов, бухт и встречных течений. Уклонившись от столкновения с покупателями, он оказался у книг с фотографиями дальних стран и цветущих тропических ландшафтов. Невольно он вспомнил песню бунтующих матросов:

       „Куда ехать, куда плыти?
На Таити, на Таити!“

       Вздохнув, он отвернул от Таити и уперся в книги о вкусной и здоровой пище. Он опять подумал о Мам. Может, это был подходящий подарок для нее? Или стоило вернуться и купить все-таки духи? „Духи, в конце концов, я могу смешать ей и сам“, подумал он благоразумно и, утвердительно кивнув головой сам себе, протянул руку к первой попавшейся кулинарной книге, раскрыл ее наугад. Поверх раскрытых страниц он увидел вдруг вертлявого пацана, толкающегося явно без дела на книжном базаре. С сумкой через плечо, в модно изжеванном пуловере неопределенного цвета и в широченных штанах с мотней, залихватски спущенной до колен, тот делал вид, что смотрит куда-то под ноги, а сам косился на обложку его книги. „Судя по времени, пацан должен быть в школе“, подумал он. „Может, он тоже приехал в Берлин на экскурсию?“ Он посмотрел на его тяжелую сумку, оттягивающую рукав пуловера, так что один рукав казался длиннее другого, и отбросил эту мысль. Сумка была набита учебниками. Пацан просто прогуливал школу. Погода была плохой, с утра шел дождь, поэтому он и болтался в магазине.

       Пацан покосился на одежду долговязого типа с дурацкой книжкой в руках. Одет был долговязый как последний олух - в черные старые джинсы и в тошнотворно скучную застиранную куртку тоже из черной джинсы. Из-под куртки выглядывала – ой, умора – самая настоящая рубашка, какие носят старые мужики. С другой стороны, мелкнуло в голове у пацана, кто знает, не появилась ли в Берлине новая клика, имеющая униформой как раз такой прикольный прикид.

       „Возьму,“ подумал он, полистав книгу, и отправился к кассе книжного отдела. Вытянув шею, пацан проводил его взглядом. „Вот эту, пожалуйста“, сказал он, протягивая продавщице книгу. Продавщица оторвалась от наведения порядка на кассовом столе и, мельком глянув на протянутую ей книгу, неожиданно улыбнулась. Черты ее лица, напряженные, замкнутые, смягчились.

       - Наверное, в подарок? - спросила она, добро усмехаясь. – Подружке или маме?

       - Маме, - ответил он, несколько смутившись.

       - Тогда завернуть, может быть, как подарок? - спросила она с симпатией и, не дожидаясь ответа, вытянула из-под стола лист упаковочной бумаги с красными и белыми розами и ловко обернула книгу. Придерживая одной рукой бумагу, норовящую развернуться, другой рукой она отщипнула с катушки кусочек липучки и прилепила на отстающий край бумажной обертки. Усмехнувшись своим мыслям, она отмотала кусок золотой ленты и тщательно перевязала пакет.

       - Пожалуйста, - она протянула ему пакет.

       - Спасибо, - сказал он обрадованно. Пакет выглядел сногсшибательно. Расплатившись, он забрал пакет и едва не столкнулся с пацаном, который жадно прислушивался к происходящему.

       Проводив долговязого взглядом, пацан повертелся и, сам толком не зная, почему, взял точно такую же книгу.

       - Мне тоже... как подарок...- сказал он, вызывающе посмотрев продавщице в глаза. Весело вскинув брови, та достала бумагу и, улыбаясь теперь уже непрерывно, быстро завернула книжку. Взяв деньги и отсчитав сдачу, она повернулась спиной к кассе и, все еще улыбаясь, скрестив руки на груди, посмотрела благожелательно на бесконечные книжные просторы перед ней. Сзади кашлянули. Она обернулась и взяла стопку любовных романов у двух старушек, охотно улыбнувшихся ей в ответ. „Сегодня позвоню матери“, подумала продавщица, засовывая книжки в пластиковый пакет. „Клянусь! Сразу же после работы и позвоню!“
       
       Пацан спрятал пакет под пуловер так, чтобы его не было видно, и решительно направился к парфюмерному отделу.

       - Здравствуйте, а мама где? - спросил он у напарницы матери, сурово хмурясь.

       - В подсобке, заказ на поступление заполняет, - ответила та, с любопытством посмотрев на него.

       Он прошел в подсобку и застал мать сидящей за компьютером.

       - Ты? Случилось что-нибудь? - она вскинулась испуганно.

       - Ничего не случилось.

       - Почему ты тогда не в школе? - спросила она робко.

       - У нас математики нет, учитель заболел, - солгал он развязно. - Я, это... Вот... – он вытащил сверток из-под пуловера. – Это тебе... Подарок.

       Она взяла сверток, все еще испуганно глядя на него.

       - Ну ладно, - сказал он. - Я пошел, а то на историю опоздаю. В общем, пока... Я пошел.

       Он мотнул рукой и вышел. Она посмотрела недоуменно на сверток. Пакет был красиво упакован. Такая же бумага была и у них на кассе. Она взяла ножницы со стола и надрезала упаковку. Достав книгу, она повертела ее в руках и почувствовала, как к глазам подступили слезы. „Что это я сегодня, в самом деле?“ рассмеялась она, рассматривая обложку, и, не сдержавшись, рассмеялась снова, вытирая глупые слезы, градом покатившие из глаз. Ее напарница услышала, кажется, смех, да и вообще вертелась нетерпеливо возле кассы, снедаемая любопытством по поводу молниеносного визита пацана, собираясь, очевидно, заглянуть к ней в подсобку, так что она подхватилась и, быстро пройдя по коридору, закрылась в туалете. В огромном зеркале она увидела себя и улыбнулась своему раскрасневшемуся лицу. Книжку, как она увидела в отражении, она безотчетно крепко-накрепко прижимала к груди. Она с усилием разжала судорожно сцепленные руки и положила книжку на туалетный столик. Улыбаясь сама себе, она тщательно поправила прическу и одернула форменный халатик. Снова взяв книгу и бережно прижав ее к себе, она щелкнула замком и вышла. Вид напарницы, разочарованно разглядывающей пустой стул и остатки обертки на столе в подсобке, рассмешил ее до слез.

*** ***

       В кармане зазвонил мобильник. Он запнулся, хлопнул себя рукой по боку, потом по другому. Мобильник продолжал противно верещать писклявым голосом избалованной девчонки. Он хлопнул рукой по груди и обнаружил мобильник в нагрудном кармане куртки.

       - Алло?

       - Это я, - отозвался капризный голос избалованной девчонки. Это была Мам. - Ты обо мне сейчас думал?

       Вопрос поставил его в тупик, что не было редкостью в случае, когда собеседником была Мам.

       - Ну, ты обо мне с кем-нибудь сейчас разговаривал?

       - Нет, - ответил он, все еще недоумевая.

       - Странно, - сказала Мам с неудовольствием. – Покоя мне кто-то не дает. Когда обо мне говорят, я это определенно чувствую. Причем неприятно чувствую. Как будто кости мне перемывают.

       - Э-э, - прервал он ее, покосившись на пакет, перевязанный золотой лентой. – Вообще-то я тебе только что что-то купил. Может, из-за этого..?

       - Ах, вот оно что! И что ты купил?

       - Подарок, - ответил он уклончиво.

       - Подарок? - она удивилась. – И что это я такая чувствительная? Уже полчаса, как места себе не нахожу. Оказывается, мне подарок выбирают. И что ты выбрал? - спросила она с любопытством.

       - Да так, кое-что, - ответил он снова уклончиво.

       - А где ты сейчас вообще?

       - В КаДеВе.

       - Где? - изумилась она. – У вас же сегодня экскурсия. Вы, что, по магазинам экскурсии делаете?

       - Мы уже были в музее, нас отпустили гулять по городу.

       - Ага, и ты гуляешь по КаДеВе?

       - Да! – ответил он, пожимая плечами и голосом, потому что видеть его Мам не могла, могла только слышать.

       - Ну ладно, - Мам тоже пожала голосом. – И что там хорошего, в КаДеВе?

       - Здесь бабушку убили, - ответил он, вспомнив.

       - Что? Какую бабушку?

       - Не знаю. Я на нее чуть не наступил. Смотрю, бабушка лежит под прилавком. В серой кофте, - уточнил он зачем-то.

       - Боже мой, - сказала Мам изумленно. – А почему ты думаешь, что ее убили? Может, ей плохо стало и она упала?

       - Нет, - сказал он. – Ее кто-то убил. Кто-то воткнул ей отвертку в спину. Я видел рукоятку, из спины торчала.

       Мам молчала, очевидно, совершенно растерявшись, что случалось с ней редко.

       - Там, конечно, всех сразу разогнали. Ее спрятали, чтобы людей не пугать. Но я все видел. Я на нее чуть не наступил, - повторил он.

       - В КаДеВе? - проговорила Мам неуверенно. - Отвертку в спину, старушке... Не может быть. Это же у стольких людей на глазах... Хотя кто на них смотрит, на старушек...

       - Я смотрю, - сказал он.

       - Ну и куда же ты смотрел, парень? - спросила Мам.

       Теперь он промолчал. Послушно дожидаясь, пока Мам на другом конце невидимой нити, соединяющей их телефоны, соберется с мыслями, он переложил пакет поудобней подмышкой.

       - Прямо в магазине, средь бела дня... Надо его найти, - сказала Мам.

       - Кого найти?

       - Убийцу. Вот ведь подлец, - сказала она. - Он, что, думает, он нам будет бабушек убивать, и мы его не найдем?

       - Да как же его найдешь? - спросил он благоразумно.

       - Если оглядеться, как следут, то все найдешь, - ответила она авторитетно. – Ну ладно. Пока. Давай там... – добавила она неопределенно и бросила трубку.

       Вздохнув, он сунул телефон в карман. Что творилось сейчас наверху, у ювелирной витрины? Постояв немного в сомнении, он развернулся и побрел назад. Телефон запиликал снова. Он выудил его из кармана.

       - Да?

       - А где ее убили? - это была, как и следовало ожидать, снова Мам.

       - В ювелирном отделе.

       - В ювелирном? - Мам явно задумалась. – Золото или серебро.. Молчание или слово..

       Он поднял брови, затрудняясь ответить.

       - Почему отверткой? - спросила она, раздумывая.

       - Отвертка какая-то особенная была. Я таких раньше не видел, - доложил он, добросовестно вспоминая.

       - А что особенного?

       - Ручка литая из стекла, разноцветная.

       - Хм, - Мам удивилась сдержанно. – Пойдешь в ювелирный отдел, посмотри для меня, есть ли там серебряные серьги с гранеными гранатами. Гранаты не меньше десяти миллиметров. Мне такие нужны.

       Он уже шел в ювелирный отдел.

       - Что делать, если есть?

       - Ничего. Я потом сама посмотрю. Может, они мне еще не понравятся.

       - Ты поедешь в Берлин из-за серег? - удивился он.

       - Да, а что? - удивилась она в ответ.

       - Ничего, - ответил он. В самом деле, от Мам можно было ожидать чего угодно. Кому-кому, а ему следовало знать это.

       Он посмотрел на роллекс. Времени оставалось - четыре часа. Роллекс достался ему случайно. Выходя из машины на заправке, он наступил на что-то гладкое и, посмотрев под ноги, обнаружил к своему удивлению часы системы роллекс. Особых примет роллекс не имел и, повертев его в руках, он решил оставить его себе. Найти владельца потерянных часов на магистрали, по которой проходили ежедневно тысячи машин, было невозможно. „Хотя, если как следует оглядеться, можно найти что угодно“ подумал он. „Роллекс. Или труп. Или серьги с гранатами.“

       ***
 
       Серьги с гранатами отсутствовали совершенно. От старушки, час назад лежавшей на полу, привалившись к металлической стойке витрины, тоже не осталось и следа. „ В кино контур убитого обрисовывают мелом на полу. И не пускают никого на место преступления, пока... Пока что?“ подумал он. „Пока все следы не зафиксируют. И пока не придет Господин Главный Инспектор, Очень Симпатичный, и не осмотрит все лично.“ Господин инспектор, наверное, уже был здесь. В конце концов, прошел уже целый час. Место, на котором раньше лежала старушка, было вообще никак не отмечено. „Наверное, сфотографировали, да и все,“ подумал он. „Кстати, сфотографировали...“ Он поднял голову и огляделся. „Здесь же полно видеокамер. Где-то должны быть видеокамеры. Это значит, убийца не побоялся не только того, что кто-нибудь из людей, находящихся в торговом зале, увидит его, но и того, что он будет снят на пленку.“ Он качнул, изумившись, головой и посмотрел на людей, толкающихся вокруг. „Ну, конечно,“ подумал он. Люди в магазине не смотрели друг на друга. Их взгляды скользили по прилавкам, витринам. Друг друга они замечали как препятствия, столкновения с которыми следовало избегать. Маневрируя в людских потоках, они смотрели мимо друг друга, куда-то насквозь. „А продавцы?“ подумал он. В двух шагах от него продавец отомкнула ключом крышку стеклянной витрины, подняла ее и достала покупательнице, даме пожилых лет, благожелательно скользившей взглядом по бледным россыпям драгоценностей, нитку крупного жемчуга. Крышку она тут же опустила и оперлась о нее рукой.

       - Не желаете ли приложить к себе? - исключительно почтительно осведомилась она и повернула другой рукой зеркало, стоящее на прилавке, так, чтобы женщина могла посмотреться в него. Взяв бусы, дама оглядела их со знанием дела, пропустила жемчужины одну за другой сквозь пальцы, и, удовлетворенно кивнув, приложила их к кофточке на груди, посмотрелась в зеркало, слегка поворачиваясь из стороны в сторону. Не спуская с нее цепкого взгляда, продавщица улыбнулась заученно, как только дама обернулась к ней, и сказала, учтиво понизив голос:

       - Очень, очень красиво. Это жемчуг высшего качества.

       - Беру, - сказала дама. Она положила бусы на витрину. Продавец тут же положила на них руку, другой молниеносно замкнула витрину и, взяв бусы, прошла к кассе.

       - Восемь тысяч девятьсот девяносто пять, - сказала продавец, отбивая цену и опуская жемчуг в бархатный мешочек с золотым вензелем. Она взяла протянутую ей кредитную карту, провела ее сквозь щель кассового компьютера и, придерживая мешочек, дождалась, пока касса защелкала, подтверждая, что денежная сумма с карты снята. Учтиво улыбаясь, она ловко вытянула из кассового аппарата чек и протянула его даме, подхватив по пути ручку со стола.

       - Здесь, будьте добры, распишитесь.

       Взяв ручку, покупательница примерилась и медленно, отчетливо расписалась. Полюбовавшись своей росписью, она отдала ручку назад. Все так же улыбаясь, продавец быстро, незаметно сверила роспись с той, что стояла на кредитной карте, и, убедившись, что все в порядке, протянула даме мешочек и карту с чеком.

       - Большое спасибо за покупку! Всего хорошего! Досвидание!

       Он вздохнул. „Если бы я сейчас свалился прямо перед ними на пол, они бы этого не заметили,“ подумал он.

       Чей-то взгляд пробуравил ему затылок. Он оглянулся и встретился взглядом с высоким бледнолицым мужчиной в сером костюме, на лацкане которого болталась фирменная карточка магазина. Высокий, бледный у стены торгового зала смотрел на него сдержанно, хмуро, заложив руки за спину, стоя без движения лицом к залу.

       „Фирменный детектив“, подумал он. „Смотрит, не ходит ли тут кто подозрительный. Говорят, убийца возвращается на место преступления. А я вернулся бы?“ Он поразмыслил и покачал мысленно головой. „Только если забыл что-то и хочу подобрать.“

       Он покосился на пол у прилавка. Пол был чисто выметен. Детектив сделал едва уловимое движение в его сторону. Он заметил это и смутился. Скорей неосознанно, чем из трусости, высокий, атлетично сложенный мужчина стоял так, чтобы держать спину под прикрытием стены.

       - Да, все так дорого! – послышалось рядом с ним. Он обернулся ошеломленно. Маленькая седая старушка прицепилась рукой к его локтю безо всяких церемоний, как если бы он был ее внуком.

       – А мы вот тут посмотрим! – она потянула его за локоть и повела к другой витрине. Он покосился на детектива. Тот потерял к нему всякий интерес и отвернулся. С благодарностью он прислушался к словам старушки:

       - Здесь все дешевле, здесь скупка! Вы что ищете? - она посмотрела, хитро улыбаясь, на подарок у него под мышкой.

       - Гранаты, - сказал он.

       - Ах, гранаты! Я тоже очень люблю гранаты!

       Очевидно, ей очень хотелось спросить, для кого гранаты, и он сказал просто:

       - Мама просила посмотреть.

       Старушка закивала одобрительно:

       - Какие гранаты она любит? Вишневые, малиновые или оранжевые? Еще бывают бурые, те мне не очень нравятся.

       - Не знаю, - он растерялся. – Она хочет крупные, не меньше сантиметра.

       - Тогда не ярко-красные. Ярко-красные бывают только мелкими. Такие находят в Чехии и сплошь усаживают ими металл на украшениях. По одному их и не используют, - заявила бабушка авторитетно. – Крупные - это малиновые или с лиловым оттенком. Их добывают в Африке и в Индии. Оранжевые тоже из Африки, но это уж на любителя. Редкая расцветка, но нравится не всем. А самая большая редкость - зеленые гранаты!

       „Кислятина, небось, несьедобная“ , подумал он, совершенно растерявшись.

       - Зеленые, как изумруды!– с торжеством заверила бабушка, с удовольствием отметив для себя его изумление. – Из Танзании! А здесь только буроватые, - она указала на украшения в витрине. – Вот, видите?

       Он наклонился и посмотрел на бурые капли, сверкнувшие в электрическом свете и мгновенно свернувшиеся, потускневшие, как только он замер. Капли на желтом лисьем меху медленно замерцали бурой россыпью. Он поднял глаза и увидел рассыпающиеся каплями струи и дымящееся алое пятно. Кровь пузырилась из-под руки, обхватившей острие стрелы. Тот, кто стрелял, вышел крадучись из-за уступа, приблизился медленно по дуге, не спуская глаз с упавшего, опасливо косясь на его руки, и срезал быстрым движением каменного ножа кожаный бахромчатый мешок с пояса у лежащего. Перехватив мешок, в котором загремела мелкая россыпь камней, он отступил назад, оскользнулся на обледеневших камнях и упал на колено, ухватился рукой в меховой рукавице за ветку распластавшейся по камням стланцевой сосны. Хвоя снялась под его рукой и ссыпалась веером, вонзилась в иней в щели между камнями, но ветка удержала. Он встал и, пригнувшись, как зверь, побежал крадучись по склону, остерегаясь ледяных пластин там, где переменчивое горное солнце растопило вчера снег, блестящий теперь слюдяной коркой. Сегодня было холодно. Мелкая снежная крупа посыпалась ему в лицо, под ноги, засыпая камни, снег и лед, делая их неотличимыми друг от друга и потому опасными, и он прибавил хода, побежал привычной устоявшейся рысцой охотника.

       Раненый разжал руку. Стрела вошла со спины. При падении он сломал хвостовую часть с оперением, торчавшим из спины, но вытащить стрелу за кремневый наконечник, торчавший из груди, ему не удавалось. Он оперся окровавленной рукой о скользкие заснеженные камни под собой, повернулся на бок и сел. Лисий мех его куртки склеился бурыми сосульками. Он скользнул другой рукой по поясу и ощупал его. Вторая рукавица лежала ниже по склону, он посмотрел на нее широко раскрытыми глазами. Снегопад усилился. Он огляделся и увидел расщелину в пяти шагах от себя, выше по склону. Медленно подтягиваясь на руках, цепляясь за обледеневшие камни, он забрался в расщелину и втиснулся в нее. При каждом вдохе грудь пронизывала острая боль. Голова его начала кружиться. Он уселся, подтянув колени к груди, наконечник стрелы между колен, и опустил голову. Онемевшую от холода голую руку он засунул в рукав и застыл так, стараясь дышать слабо, чтобы уменьшить боль. Кровь продолжала сочиться и стекала ему теперь под ноги. Слезы скатились по холодным щекам и капнули вниз, в лужу крови. Смотреть на него было некому, и он дал слезам сбежать.

       Он содрогнулся и резко выпрямился. Гранаты сверкнули равнодушно и запеклись бурой коростой. Бабушка исчезла.