Селявишка раптора

       

       Если бы наш с Вами современник, избалованный супермаркетами и тёплым ватер клозетом, оказался в этом непонятном времени и неуютном месте, то однозначно, с первой же минуты страшно бы заскучал. Всё увиденное им можно обозначить одним лишь словом ,,однообразие,,. А точнее ,,серое однообразие,,. На бескрайней серой равнине, под безжалостно палящим солнцем, кучками и в одиночку росли какие-то неправильные серо-зелёные деревья. Без листьев и все корявые, высотой до двух метров. Лишь где-то вдалеке виднелись деревья повыше. Обилие этих деревьев сливало их в подобие зелёно-грязного ковра и скрадывало корявость стволов. В вышине безоблачного белесого от зноя неба, маленькими точками парило несколько орлов. Больше никакого движения заметно не было. Лишь здоровенная зелёная муха, привлечённая запахом выступившего от зноя пота, назойливо крутилась вокруг да около. Её громкое жужжание на время отвлекло нашего с Вами современника от созерцания унылой бескрайней серости. Она, эта муха, была явно сбежавшим из институтской лаборатории мутантом. В природе такой мерзости не существует. Даже в далёкой Африке. Такую в телепрограмме ,,В мире животных,, в передачах о чёрном континенте ни разу не показывали. Откуда нашему потерявшемуся во времени современнику было знать, что эта самая Африка ещё не оторвалась от единого материка. Да и привычных для нас с Вами, материков пока ещё нет. Существует лишь один одинёшенек – материк Пангея. А вокруг его омывает праокеан – Тетис. Но она вот-вот должна расколоться на Гондвану и Лавразию. А может быть, в этот самый момент она уже треснула и раскалывается на два громадных материка. Или уже раскололась? Но то, что Африки ещё и в помине нет – это точно.
       С того возвышенного места, где сейчас стоит наш современник и пробует отогнать, по его мнению, изуродованную пьяным лаборантом-генетиком муху-мутанта, этого не видно. Лишь краем глаза он замечает на унылой равнине движение. Две серые курицы скачущим бегом движутся в его сторону. Он приподнимается на носки, чтобы среди корявых зарослей разглядеть бегущих птиц. В это время его накрывает движущаяся тень. Он поднимает голову и, быстро присев, замирает от ужаса. Над ним проносится по кругу что-то сюрриалистичное. Эта тварь уже не из лаборатории нетрезвого генетика, а из самой преисподней сбежало. Кожистые крылья сатаны, вся в зубах мерзкая харя, украшенная злобно-красными глазами. И всё это происходит беззвучно. Лишь свист рассекаемого крыльями воздуха. Так это вовсе и не пернатые порхают, а черти из ада на кожаных крыльях шастают в небесной вышине. Тварь из ночных кошмаров скрипуче каркает или придушено хрипит, резко взмахивая своими неправильными крыльями, начинает набирать высоту. А ошарашенный страхолюдным летуном современник почему-то вспоминает о бегущих курах. В них тоже была какая-то несуразность. Все деревья вокруг в человеческий рост. И эти две курицы тоже в рост серых деревьев. Куры в это время перебегают открытый участок равнины. И наш современник обалдело бормочет: ,,Да и не куры это вовсе,,. Если обыкновенную ящерицу поставить на задние лапы и увеличить до двух метров в высоту, ну точная копия получится. Хотя нет. Задние ноги помощней будут и пасть полна здоровенных зубищ. Не зубы, а медвежий капкан. Шея длинная и подвижная. А вот передние лапы-ручонки подкачали, маловаты они для этих ящериц-акселератов. Зато задние конечности вооружены когтищами подстать их зубам. Сами все серые, а пузо тоном посветлей и желтей будет. Башка у этой ящерицы-переростка на подвижной шее постоянно вертится. Что-то скотина вокруг всё время ищет (палеонтологи со временем назовут этого хищного ящера за его подвижность – велоцираптором). А так как нашего с Вами современника как будто бы и нет в этом месте и времени, то ящеры, не задерживаясь, пробегают мимо него. И вот тут, ощутив резкий неприятный запах этих животных и разглядев в близи их глаза, наш наблюдатель почувствовал, как липкие струйки пота разом потекли по всей спине. И не палящее солнце было тому причиной. В жёлтых, перечёркнутых чёрными вертикальными зрачками, глазах ящера таилась такая жуть, что оторопь, переходящая в страх, охватывала костенеющее от первобытного ужаса тело человека. В этих глазах кипели жажда убийства и всепоглощающая жесточайшая ярость, готовая выплеснуться и сжечь всё вокруг, похлеще любой едкой кислоты. Теперь чувство скуки и удивления моментально сменилось желанием сжаться в комочек и превратиться из человека, состоящего из съедобного мяса и костей, в некую микроскопическую нематериальную точку недоступную зоркому зрению пробегающих мимо него чудовищ.

       *

       Чувство голода рвало внутренности и заставляло самца двигаться, в поисках пищи, всё быстрее и быстрее. Самка, также ускорившая свой бег, двигалась чуть правее. Её голова, в такт прыжкам, изящно покачивалась на длинной шее. В приоткрытой пасти поблёскивал ряд идеально белых острых клыков. Изредка она посматривала в сторону самца, выравнивая свой бег по бегу уставшего партнёра по охоте. Они оба потеряли давно свою стаю. Наверное, инстинкт в начавшийся голодный период, порождённый страшной засухой, заставил стаю разбиться на отдельные пары и искать себе пропитания по раздельности, тем самым, увеличивая вероятность выживания в бескормицу. В стае уже были случаи каннибализма, когда самые малые и слабые были пожраны сотоварищами по неудачной охоте.
       Предыдущие дни, добычей их пару не радовали. Лишь случайно найденные останки гигантского травоядного ящера, над которым уже усердно потрудились хищники и падальщики, позволили приглушить мучившее их чувство голода. Иногда под ногами серыми молниями пробегали неуловимые маленькие ящерки. Но это не пища. Слишком она мелка и быстра, даже для голодных рапторов.
       Самцу на бегу приходилось следить за самкой. Она была немного крупнее и из-за терзающего голода могла неожиданно напасть с боку на более слабого и уставшего самца. С приближением срока кладки яиц она стала злобней и раздражительней. Две глубокие царапины от её зубов уже украшали правое предплечье ящера, причиняя неудобство в движении, ещё раз напоминая об осторожности. Заросли хвощей внезапно оборвались, и оба ящера продолжали свой бег уже по пересохшему руслу реки. Из-под размеренно движущихся лап слышался хруст потрескавшейся, и теперь похожей на черепицу, засохшей глины. Изредка встречающиеся выбеленные палящим солнцем кости рассыпающихся скелетов резко выделялись на этой знойной земле старого русла. Но не они в данный момент привлекли внимание голодной парочки. Далеко впереди что-то двигалось. Это что-то на четырёх лапах в любом случае было тёплым парящимся, пока ещё живым, живительным для голодных рапторов, мясом. Оба ящера, даже не останавливаясь, разошлись в своём беге в разные стороны. Эволюция и наработанные уже ими рефлексы направляли их скачущий бег именно так, чтобы сегодняшняя охота была успешной. Будь впереди бредущий молодой и здоровой особью, парочка не стала связываться с ней. Тогда для охоты потребовалось с десяток рапторов. А здесь хищники чуяли немощь больного или старого животного и верную свою поживу.

       *

       Изнемогающий от усталости и возраста травоядный ящер (эуплоцефал), безнадёжно отставший от ушедшего далеко вперёд большого стада, хромая, медленно вышагивал по пересохшему руслу реки. Потрескавшаяся корка бывшего речного дна сухо хрустела под весом гиганта. Ничего не предвещало беды и серо-зелёные заросли плаунов, росшие на краю грязной лужи, привлекли его внимание. Жёсткий хвощ был уже не по зубам старому ящеру. Медленно направляясь к зарослям, он неожиданно увидел перед собой приготовившегося к прыжку зубастого хищника. Во много раз превышая его по весу и с верху весь покрытый бронёй из сросшихся костяных пластин с множеством заострённых шипов, ящер не был особо обеспокоен присутствием одинокого хищного животного. Пренебрегая угрожающим шипением хищника, могучий ящер продолжал двигаться к своей цели, грозя раздавить мелкого нахала. Шипящий ящер резко отпрыгнул в сторону и опять забежал и встал на пути броненосного гиганта. Так повторилось ещё раз. Это начинало надоедать медленно шагающему ящеру. Впереди была так желанная пища, а тут какая-то досадная мелочь пробует помешать его трапезе. И он на ходу угрожающе стал размахивать массивным хвостом, окончание которого было увенчано костяным наростом-булавой. С громким шумом ломались, попадающие под махи булавы, отдельные растущие на бывшем берегу хвощи. Места их падения были обозначены облаками пыли. Дуга и амплитуда размахов этой булавы увеличивалась, и хищник вынужден был отступать перед возникшей опасностью.

       *

       Затаившийся самец осторожно выглядывал из зарослей хвоща. Самка, раздражая своими мелкими нападками броненосца, полностью овладела его вниманием. Тот, ни чуть не опасаясь одинокого хищника и сшибая хвостом крайние деревья, так же брёл к зарослям плауна и вскоре должен был поравняться с засадой самца. То, что старый ящер был закован в костяную броню с острыми шипами, не останавливало самца. Как не останавливало его и большие размеры этого животного. Оно с годами утеряло былую подвижность. Единственным препятствием была раскачивающаяся на конце хвоста страшная булава. И по тому целью нападение самцом были выбраны передние, покрытые редкими костяными бляшками, лапы. Точнее, слабо защищённое предплечье. Но при принятии этой тактики ни одна искра разума не мелькнуло в маленьком мозгу хищника. Все решения принимались на основании опыта целого поколения его предков, чисто автоматически. Ибо в своё время принимавшие неправильное решение хищники, не оставив потомства, сами становились добычей падальщиков. Самец был потомком тех хищников, которые не совершали ошибок и выработали правильные рефлексы. И сейчас самец бездумно, на подкорковом уровне, реализовывал их в жизнь, тем самым, обеспечивая своё существование и существование своего будущего потомства.
       В тот момент, когда броненосец поравнялся с засадой, самец стремительно прыгнул на него, выставив вперёд, вооружённые длинными когтями мощные задние лапы. И когда когти острейшими ножами вошли в незащищённое костяной бронёй предплечье гиганта, резко распрямил их. Этот мощный рывок позволил когтям пропахать глубокие борозды на плече добычи и отбросил хищника от взревевшего от внезапной боли ящера. Запах свежей крови ударил по ноздрям самца. А он, под аккомпанемент возмущённого рева медлительного гиганта, уже летел в очередном прыжке к развороченному его когтями плечу. И опять треск рвущихся мышц, срываемых костяных бляшек и обильно хлынувшая тёплая кровь были результатом его стремительной атаки. Теперь тактика действий самца кардинально изменилась. Настал его черёд отвлекать на себя раненого ящера. И результат её не заставил себя ждать. Обезумевший от боли гигант, желая наказать обидчика, начал разворачиваться и всё своё внимание сосредоточил на самце. А самка, воспользовавшись этим моментом, до малейшего движения повторив прыжок самца, порвала другое предплечье броненосца. А так, как она была массивней самца, а когти её были длиннее, то и нанесённые раны, были больше и кровоточили сильнее. Кровь с передних лап ревущего животного обильно стекала маленькими ручейками и тут же впитывалась в потрескавшуюся от зноя землю. Теперь рапторам оставалось ждать, когда гигант истечёт кровью и совсем ослабеет. Громко ревущий от боли и страха гигант, намереваясь бежать от страшной парочки, продолжая размахивать хвостом, резко рванулся в сторону. Самка, возбуждённая запахом свежей крови, не выдержала и жадно посунулась к образовавшейся на земле тёмной лужице. Растущее в её чреве потомство настойчиво требовало пищи. В этот момент, поворачивающийся раненный ящер, зацепил её по касательной краем своей костяной булавы. Удар массивного набалдашника пришёлся по спине самки. Раздался хруст ломаемого хребта и самка, смятая страшным ударом, пала наземь. Её задние лапы, поднимая тучу пыли, судорожно засучили и заскребли испачканными кровью когтями землю. Пронзительно шипя, она пыталась подняться, но каждый раз её голова бессильно падала наземь. Видя беду и немощь своего врага, окровавленный гигант повернулся и, набежав, утвердился передними лапами на самке. Теперь к рёву и шипению добавились хруст ломаемых костей. Тело самки, под утаптывающими движениями передних ног массивного гиганта, уплощилось и стало напоминать кровавую лепёшку. Самец благоразумно отступил перед окровавленным и безумствующим броненосцем. Со свистом рассекающий воздух костяной набалдашник остужал его ярость с чувство мести за убитую подругу и умерял терзающий желудок голод.

       *

       Когда запал от схватки с хищниками стала проходить и раненный гигант начал успокаиваться, вот тогда-то сонливость исподволь начала овладевать его усталым телом. Кровь на ранах хоть и свернулась, а её ручейки стали иссякать, потеряно её было довольно много. Он уже не обращал внимания на, жадно глотающего окровавленные куски мяса погибшей подруги, хищника. Гораздо медленнее, чем до схватки, броненосец неуверенно поплёлся к кустам. Позади него, бороздя землю и поднимая пыль, волочилась его смертоносная булава. При подходе к плаунам тяжёлый ящер начал продавливать повлажневший грунт. Будь он здоров и полон сил, это его бы насторожило, и грязевая лужа была бы обойдена. Но притупленные болью и стрессом после битвы инстинкты дремали, как и весь организм ящера, пребывавший в болезненной полудрёме. С каждым его шагом отпечатки его лап на засохшей глине бывшего русла реки становились всё рельефней и глубже.
       

       *
 
       Насыщаясь тёплым мясом, хищник зорко следил за уходящим раненым ящером. От его острого взора не ускользнули ни состояние еле бредущего ящера, ни углубляющиеся следы его лап. Жужжащие насекомые, налетевшие на запах крови и облепившие испачканную морду раптора, не отвлекали его внимания от разыгрывающейся драмы. Он замер с ещё не проглоченным куском мяса в зубах, наблюдая как тяжёлый броненосец, проломив толстую корку грязи, по брюхо увяз в ней. Резкие движения лишь усугубили его положение. Подсохшая короста на рваных ранах от резких движений лопнула, и кровь опять обильно заструилась по предплечьям гиганта. Вязкая грязь цепко держала ящера. Не помог ему и мощный хвост с тяжёлым набалдашником на конце. После нескольких взмахов им, броненосец погрузился ещё глубже.
       Раптор, запрокинув морду проглотил очередной кусок мяса от своей подруги, и осторожно направился к тонущему ящеру. Потревоженные насекомые, роясь перед испачканной кровью мордой раптора, сопровождали его движение. Гигант уже наполовину скрылся в грязевой купели и, с чуть виднеющихся рваных предплечий, кровь стекала в вязкую грязь и смешивалась с ней. Повинуясь инстинкту, хищник двигался не скачками, а, осторожно переступая по толстой корке и тщательно выбирая путь к завязшему в грязи гиганту. Заходил он с передней стороны, где хвост с колотушкой не мог его достать. И вот он у самой приникшей к земле головы броненосца. Его слезящиеся глаза и окровавленные предплечья густо были облеплены насекомыми, которых он уже не мог отогнать взмахами головы. Раптор резко выбросил голову вперёд и впился зубами в отвисшую нижнюю губу гиганта. Тот, сопротивляясь, пробовал мотнуть головой, но от резкого движения лишь глубже погрузился в грязь. А раптор медленно отступая, тянул губу на себя. Наконец она, растянувшись до невозможности, отрывалась, обнажая ряд жёлтых стёртых до дёсен зубов травоядного гиганта. А раптор, тут же разорвав кусок нижней губы на две части, забрасывая голову назад, стал судорожно их заглатывать. И опять от морды гиганта отрывается и проглатывается кусок горячего мяса. И всё это в спешке. Острый слух раптора уже давно уловил звук чьей-то тяжёлой поступи. Только вот чьей?
       
       *

       Грозный рёв крупного хищника, заставляет раптора ретироваться в заросли. Но, даже убегая, он успевает отхватить от морды броненосца добрый шмат мяса. На месте вырванных раптором кусков белеют кости черепа погибающего ящера. А на противоположном краю грязевой лужи, привлечённый запахом крови, появляется гроза всего живого в этих окрестностях – громадный ящер-хищник (тарбозавр). В четыре раза выше раптора и, от кончика его морды до кончика хвоста, в шесть раз длиннее, он был даже тяжелее завязшего в грязи травоядного ящера. Идеальная живая машина-убийца, предназначенная для безнаказанного пожирания всего живого. Раптор, спасая свою кровенящую добычу, длинными скачками резво припустил бежать в заросли плаунов и хвощей.
       Громадный хищник, обходя лужу, наткнулся на останки самки раптора и в три приёма уничтожил их. Звук смачно прохрустевших костей огласил округу. Теперь всем вниманием хищника завладел завязший броненосец. Над грязью виднелась лишь закованная в панцирь спина, обглоданная раптором морда и часть хвоста. Уже на полпути к завязшему ящеру гигантский хищник, почуяв неладное, остановился. Но было поздно. Если травоядный шёл по грязевой корке медленно и на четырёх лапах и потому провалился ближе к центру грязевой лужи, то гигантский хищник спешил к добыче на двух и провалился гораздо раньше и дальше от центра лужи. Энергичные рывки задних лап и удары мощным хвостом лишь усугубили положение гигантского хищника. Чем сильнее вырывался хищник из цепких объятий грязи, тем глубже погружался в это топкое месиво. И если виднеющийся панцирь травоядного ящера, который тонул более спокойно, не был забрызган грязью, то энергично сопротивляющийся засасывающей грязи хищник весь покрылся её и продолжал разбрасывать вокруг себя целые её фонтаны. Не обретая точки опоры, грозный гигант тщетно пытался вырваться из грязевого плена пересохшего русла реки. И делал это весьма резко.

       *

       Насытившись мясом, раптор вернулся к месту трагедии и осторожно выглянул из зарослей плауна. Увиденное им зрелище придало ему смелости и уже через несколько секунд, он был у края грязевой лужи. Медленно погружающийся и разбрасывающий потоки грязи гигант опасности для раптора теперь не представлял. Поворачивая голову с боку на бок, он внимательно следил за борьбой ящера с грязью. В какой-то миг в этой борьбе произошёл перелом, и тарбозавр буквально вылетел из грязевой воронки и пал на берегу лужи на бок. Раптор испуганно прянул задом и тут же исчез в зарослях. Изрядно отбежав от лужи, он занялся своим внешним видом. Испачканная в крови морда привлекала тучи насекомых. И самое скверное. Запах крови издалека улавливался чуткими хищниками и падальщиками. Потому он нагрёб когтями сухой пыльной земли и, ткнувшись мордой в образовавшуюся кучу, стал возить её по этой куче. Вскоре вся подсохшая кровь добычи была вместе с пылью стряхнута с морды раптора.

       *

       Тарбозавр напрягся в последнем порыве иссякающих сил и именно в этот момент почувствовал под ногами опору. Была ли то твердь речного дна, то ли громадный булыжник, то ли труп давно утонувшего животного, неизвестно. Но именно эта неожиданная опора позволила ящеру выскочить из погибельных объятий, и теперь он обессиленный лежал на краю засыхающей лужи, тяжело дыша и поводя боками. Лишь через большой промежуток времени, восстановив силы, он смог подняться и медленно направиться прочь.
       Раптор всё это время следил из зарослей за отдыхающим гигантом. На месте гибели самки дрались, не поделив добычу, несколько крылатых ящеров-падальщиков. Можно было броситься и успеть поймать одного из них. Но раптор ощущавший приятную сытость не стал размениваться на кусок кожистого крыла. У этих летунов-стервятников одна кожа да пустотелые кости. К тому же раптор был в растерянности и сильно озадачен. Будучи стайным хищником и оставшись в одиночестве, он вынужден был выполнять все функции целой стаи разом. Следить за всей окрестностью, даже когда будет дремать. Иначе вот такой зубастый громила молчком подкрадётся и скусит за один раз голову. В одиночку тропить и убивать добычу. И многое другое. Всё это было заложено в мозгу ящера, но объяснить всё это, даже себе, он не мог. Просто было непривычно и неправильно. В связи с тем, что гигантский хищник взбаламутил всю лужу грязи и корка, даже у берега, проваливалась, раптор не пытался добраться до почти утонувшего броненосца. Потоптавшись у края лужи, он направился вслед за гигантским хищником. Вероятность доесть после него остатки его трапезы были реальны на половину, но они были. К тому же не боясь быть пойманным им, уж больно не поворотлив и грузен был старший собрат по ремеслу убийцы. Ступая по следам гиганта, а из-за большого веса на серой земле его трёхпалые следы были чётко видны, раптор неторопливо последовал за хозяином этих мест.

       *

       Когда немилосердно палящее солнце почти коснулось края земли, острый слух раптора уловил справа, в зарослях, шум и возню. Осторожно ступая и напрягая слух, поворотами головы улавливал точное направление шума. А вот и источник шума. Довольно-таки крупный травоядный ящер (стегозавр), весь ощетинившийся острыми шипами и костяными пластинами пробовал отогнать от своей кладки мелких ящеров (овирапторов). Изящные, юркие и нахальные, они разделились на две группы. Пока одна группа, нападая на самку, отвлекала её на себя, ящеры из второй группы норовили украсть яйца. Самка, громко шипя и гремя костяными пластинами, всеми силами пробовала воспрепятствовать мелким воришкам. И пока ей это удавалось. Несколько десятков яиц в серой скорлупе покоились в небольшом углублении на земле пока нетронутыми. Но это не надолго. Вскоре один из нахалов исхитриться стащить всего лишь одно яйцо, и неповоротливая самка, забыв о кладке, бросится за ним в погоню. Вот когда-то и наступит очередь остальных. Вся кладка будет разграблена и погублена. Но раптора судьба чьих-то яиц совсем не волновала. С ходу он ворвался в стаю мелких воришек, и вот уже два ящера бьются на земле с распоротыми животами, а третий безжизненно свисает из пасти раптора. Теперь надо бежать от разъяренной самки. Ей всё одно кто ошивается рядом с её гнездом. Даже если он избавитель её будущего потомства от наглого ворья.
       Мелкого ящера раптор разорвал и сожрал тут же, невдалеке. И хотя его желудок был полон, он опять вернулся к кладке за оставленной им добычей. Но глупая самка в лохмотья растоптала своих обидчиков, и теперь её короткие передние лапы были по колено в крови и ошмётках кишок воришек. Раптор, лишившись своей законной добычи, быстро покинул поляну и разъяренную травоядную самку. И не потому, что он её боялся. Отнюдь. При его скорости движений, она не могла причинить ему вреда. Просто раптор знал, вечерний ветерок далеко по равнине разнесёт запах крови. И ночью у самки будут незваные гости. Может даже его сегодняшний знакомый нагрянет. А для него её грозные шипы и пластины преграда слабая. Мощные когти доберутся сквозь них до тела самки и ночь огласится предсмертным хрипом ещё одного поедаемого живьём ящера. А на завтра мелкие ящеры безнаказанно разграбят всё гнездо. Он направлялся в поисках зарослей по гуще, где он мог бы спокойно подремать и переварить съеденное мясо.

       *

       Ночь не принесла неожиданностей и рано утром, как только забрезжил рассвет, отдохнувший раптор бодро начал свой бег. На месте гнездовища были повалены деревья, а земля забрызгана кровью. Сразу было видно, что ночью кто большой и сильный побывал в гостях у заботливой мамаши. Яйца также исчезли из гнездовья. Остатки ночного пиршества доедали падальщики-летуны, которые при приближении раптора, шелестя множеством крыльев, резво поднялись в воздух. Утренняя трапеза раптора остатками мяса со скелета травоядного ящера происходила под недовольное шипение летающих над головой падальщиков и однотонного жужжание множества насекомых. Но это ни чуть не смущало раптора. Когда самый нахальный летун проносился уже совсем рядом, раптор резко, под не мысленным углом, выбросил голову вверх и его зубы успели ухватить край крыла падальщика. Увидев гибели своего сотоварища, остальные летуны быстро набрали высоту полёта. А к однотонному гудению насекомых прибавился звук хруста тонких полых костей пожираемого раптором летающего ящера.
       
       *

       Солнце минуло самую верхнюю точку своего пути, а раптор ни на минуту не прерывал неутомимого бега. При этом его голова жила как бы отдельной жизнью. Он, высматривая добычу, постоянно вращал ею, видя всё, что происходит впереди и за его спиной. А впереди и за его спиной ничего не происходило. Всё то же однообразие, всё те же унылые деревья и та же пыль. Раскалённая немилосердным солнцем земля обжигала подошвы лап, заставляя ящера двигаться быстрее. Наконец справа что-то привлекло внимание бегущего, и тело вслед за головой повернуло в ту сторону. Взметнувшееся на месте резкого поворота ящера облако пыли ещё долго висело в раскалённом воздухе.
       Битва шла не на жизнь, а на смерть. Стоящий к нему спиной уже знакомый раптору гигантский хищник отбивался от полудюжины незнакомых велоцирапторов. Ни один и ни другие радости по поводу появления ещё одного действующего лица, а точнее, морды, не выказал. И гигант и рапторы уже были в ранах и крови. Один из рапторов лежал в стороне и признаков жизни не выказывал. В данный момент противники разошлись и готовились к новой схватке. Раптор, не останавливаясь, со всего разбега взвился в прыжке и пал на спину, не ожидавшему такой пакости от вновь прибывшего, тарбозавру. Ещё в прыжке, бешеное вращение его хвоста, позволило новому участнику битвы изменить в воздухе траекторию полёта и избежать громко клацнувших гигантских челюстей. Разрывая когтями задних лап шкуру и мышцы на незащищённой спине грозного противника, раптор впился зубами в его загривок. Несколько глубоких борозд сразу украсили спину гиганта, пытающегося дотянуться своими пилообразными зубами до нахала. В это время вся стая набросилась на отвлекшегося гиганта. Двое повисли, вцепившись ему в горло, норовя когтями задних лап прорвать ему брюхо. Остальные рвали могучие мышцы там, куда могли дотянуться их длинные и бритвенно острые когти на ногах. Гигант, стряхнув одного раптора, наступил на него и разом перекусил пополам другого. Резко повернувшись, цапнул зубами за бок третьего. Но, он безнадёжно опоздал. Битва была им проиграна, и победа вместе с его быстро сокращающейся жизнью принадлежала четырём оставшимся в живых рапторам. Бросив терзать израненного ящера, они стояли группкой невдалеке и выжидающе смотрели на свой будущий обед. Вновь приобретённые товарищи раптора выглядели отощавшими и изнурёнными. И все они имели рваные раны. Нападение на крупного и сильного хищника было актом голодного отчаяния. И за это поплатились жизнями, неподвижно лежащие невдалеке четверо их сотоварищей по стае.
       Рваное мясо большими клочьями свисало с боков и спины гиганта. Из прокушенного горла, пузырясь, вырастал ком бледно-красной кровавой пены. Один глаз был буквально выкушен из его глазницы и вместе с куском мяса свисал с морды. Через прорванную на груди плоть, виднелись рёбра, прикрывающие бледно-розовые лёгкие. Из распоротого брюха толстыми белыми змеями выползали кишки. Вместе с обильно текущей кровью, ещё недавно могучий и полный энергии организм гиганта медленно покидала жизнь. Он ещё пытался устоять на подгибающихся лапах, опираясь на длинный массивный хвост. И эти его тщетные попытки устоять требовали от него больших усилий. Но они лишь усугубляли его положение. Ящера начало клониться на бок, и он вскоре с шумом упал. На месте падения громадного тела взвились клубы пыли. А через эти клубы, к ещё живому ящеру, спешили на кровавое пиршество голодные рапторы.

       *

       Третий день не покидала место битвы пятёрка рапторов. Три дня мелкие хищники и падальщики не оставляли их в покое, пытаясь урвать свой кусок уже смердящего мяса.
Рапторы отъелись на мясе гиганта и раны их, вследствие повышенного метаболизма, быстро затягивались. На четвёртый день, когда остатки их трапезы стали от разложения невыносимо смердеть, а инстинкт подсказывал о пагубности и недопустимости жрать эту падаль, рапторы разом отправились на восток. Как будто кто им скомандовал. Они направлялись туда, где на самом обрезе горизонта еле виднелись синеватые горы. Начав с медленного бега, они вошли в ритм и теперь бежали как единый организм. Даже их лапы и одновременно опускались на горячую землю, выбивая однообразный такт. В таком темпе сытый раптор мог бежать целые сутки, в поисках добычи покрывая огромные расстояния. Вот и сейчас инстинкт подгонял их в сторону синих гор, обещая изобилие.
       Лишь на второй день монотонного бега раптор почувствовал первый спазм голода в желудке и резко изменил темп своего бега. Его примеру последовали остальные. И хотя за всё время бега ими не были замечены животные они, словно по команде, замерли и стали крутить головами и с шумом втягивать ноздрями горячий воздух. Надежда учуять добычу не покидала их.

       *

       Стадо рогатых травоядных ящеров (трицераптосов) кормилось у небольшого илистого водоёма, каким-то чудом, не пересохшего под палящим солнцем. Громадные костяные воротники, увенчанные двумя длинными рогами-бивнями, грозно торчащими вперёд, оседлали короткие шеи. Край этого щита был усажен острыми шипами, дополнительное средство устрашения и защиты от хищников. К щиту на затылке крепились мощные мускулы, приводящие в движение пасть животного. У трицераптосов это был сплошной жевательный аппарат, способный справляться с грубой волокнистой пищей. На носу торчал ещё один, более короткий, но не менее грозный рог. Сама морда заканчивалась роговым подобием клюва. Передние лапы были много короче массивных задних. Зад и короткий хвост животных защиты не имели. При коллективной обороне в ней особой нужды не было. Крупные и сильные самцы располагались по краям стада. В середине пасся молодняк. Ещё не вырастив мощного воротника и рогов, они были лёгкой добычей для любого хищника. Срывая клюворылой пастью растительность, рогатые увальни, похрюкивая, медленно двигались вдоль илистого берега водоёма.
       Эту картину наблюдала затаившаяся в зарослях хвощей стая рапторов. Такой способ коллективной защиты, отшлифованный многими тысячелетиями и апробированный тысячами поколений рогатых ящеров, защищал стадо от любого неожиданного нападения хищников. После томительного ожидания малейшей ошибки со стороны рогатых, и, не дождавшись её, рапторы бросились в лобовую атаку. Но слишком велико было расстояние от опушки зарослей до стада, а рогатые словно ждали нападения. Хищники ещё только набегали, а молодняк и самки уже сбились в плотную кучу. Самки, заняв круговую оборону, задирали головы вверх и громко ревели. При этом их костяные воротники плотно прижимались к спинам, а рога были направлены к небу. Матёрые самцы пятились в этой куче задом, направив острия рогов в сторону противника. Когда рапторы длинными прыжками покрыли расстояние от зарослей хвощей до стада, оно представляло из себя непреодолимую стену щитов и рогов. Самцы с налитыми кровью глазами, надсадно храпя, рыли передними ногами землю, а самки, задрав вверх головы, подхватывали этот рёв. Даже таврозавры иногда отступили бы перед этой плотной, готовой к отражению любого нападения, ощетинившейся рогами когортой. Один из рапторов с разбега, надеясь добраться до молодняка и позверствовать там, прыгнул через спины самцов. И в этом был его просчёт. В конце затяжного прыжка его стремительно вытянутое тело со всего маху, под громкий хруст ломаемых костей, насадилось на задранные к небу рога самки второго круга обороны. Самка, держа на рогах дергающееся в конвульсиях уже мёртвое тело хищника, даже не шелохнулась. Тем самым, она не дала образоваться в общей обороне бреши. А опусти она голову и начни сбрасывать с рогов страшный груз, тут же следующий раптор прыгнул, через первую линию обороны, на её незащищённую спину. Почуяв запах свежей крови, рогатые ящеры заревели ещё громче. Рапторы заметались вокруг стада и не находили возможности добраться до нежного мяса молодняка. Голод заставил бы и старым не побрезговать, но тут рапторов ждала явная неудача. Быстро обежав ещё один раз ревущее стадо, четвёрка рапторов покинуло поле битвы, так и не начав её и потеряв одного члена своей стаи.
       Когда четвёрка достигла опушки зарослей хвоща, справа раздался громоподобный рёв хищника. Четвёрка быстро юркнула в заросли, и осторожно выглядывая из них, стала наблюдать за происходящим. Возвышаясь над зарослями хвощей, к стаду большими скачками бежал хищный гигант. Он был гораздо крупнее того, что погиб в схватке с рапторами пятью сутками раньше.

       *

       Громкий рёв рогатых ящеров, а следом и запах крови привлёк рыщущего в поисках добычи голодного тарбозавра. От царственного рыка даже у отчаянных рапторов в районе позвоночника рождался трепет. Его тембр и тональность заставляли дрожать все мышцы и у любого существа, порождая желание бежать сломя голову. Мощные челюсти с громадными пилообразными зубами не оставляли надежды на спасение ни одному его противнику. И лишь его передние двупалые лапы выглядели, по отношению к могучему телу, несуразными и смешными.
       Но рогатым ящерам было не до разглядывания зверя-убийцы. Они, при виде нового противника заревели ещё громче. Та оборона, что была выстроена ими, не спасала их от этого зверя. Его прыжок достигал середины стада и был бы гибельным для него. Потому из общей массы, покинув своё место в общей обороне, навстречу выступил самый крупный и матёрый самец и заступил дорогу хищнику. Прорешина в рогатой обороне на покинутом им месте тут же была закрыта соседними с ним самцами-щитоносцами. Вышедший на встречу поединщик, на фоне приближающегося хищника, выглядел не особо большим. Встав на пути врага к стаду, рогатый ящер-самец ревел и, поднимая клубы пыли, рыл передними лапами серую землю. Хищник замедлил свой бег и с ходу напал на травоядного. Когти мощной задней лапы ударили по его голове и, с противным скрежетом, скользнув по костяному воротнику, и не причинил рогатому ящеру особого вреда. Крепко утвердившийся всеми четырьмя лапами и упёршись коротким, но мощным, хвостом в землю, рогатый не только стойко перенёс мощный удар лапы хищника, но и успел мотнуть головой ей вослед. Один из рогов, прорвав толстую шкуру лапы, оставил в ней глубокую рану. Для медлительного ящера такой резкий и молниеносный удар был неожиданностью для, привыкшего к быстрым победам, хищника. Взревев от неожиданной боли, он, прихрамывая, попытался обогнуть травоядного с боку и напасть сзади. Утвердившись на месте передними и быстро перебирая задними лапами, рогатый ящер ухитрялся всё время быть на чеку. Его три рога-бивня всегда смотрели в сторону разъярённого болью и неудачей врага, а громадный костяной воротник щитом прикрывал незащищённую спину. Очередной удар когтистой лапой опять не причинил вреда обороняющемуся самцу. А хищник обзавёлся ещё одной раной на другом бедре. И опять оба ящера закружились в смертельном танце. Возмущённо ревя, тарбозавр, надеясь смять оборону травоядного, кинулся в атаку напролом. А тот, не давая врагу опомниться, бросился ему навстречу. Два ревущих гиганта столкнулись в жестокой схватке. Все три рога трицераптоса ушли глубоко в брюхо тарбозавра, лишив его спасительной подвижности. Он как бы висел на своих бивнях в брюхе более крупного ящера. А тот, перегнувшись через край вредящего ему горло шипастого костяного воротника, рвал незащищённую спину рогатого. Они оба, подняв тучи пыли, упали на бок и тарбозавр задними лапами с острыми когтями, стал наносить жуткие рваные раны подбрюшью трицераптоса. Тот, так и не сумев освободить из брюха врага своё главное оружие, уже не ревел, а храпел в предсмертной агонии. Из его разорванного серпообразными когтями чрева комом вывались внутренности, а спина выглядела сплошной раной. На теле хищного ящера особых ран не было, но три громадных бивня были полностью погружены в его брюхо и последствия их пребывания там должны были скоро сказаться. К тому же в азарте битвы, хищник порвал себе горло и грудь о зазубренный край костяного щита. Одна из его передних лап безжизненно болталась на куске шкуры. Вся земля вокруг бойцов была перепахана, а над ними стоял столб серой пыли.

       *

       Словно почувствовав трагический исход битвы, рапторы спокойно покинули заросли, и, минуя плотно сбитое ревущее стадо, окружили лежащих противников. Трицераптос уже перестал выказывать признаки жизни. А хищник, пытающийся освободиться от рогов мёртвого противника, уже не выказывал прежней резвости. В его движениях сквозила болезненная вялость. Обилие пролитой крови и разбросанные внутренности возбуждали голодных рапторов. Вот один, с оглядкой на лежащих гигантов, осторожно ухватил зубами тёплые потроха и потянул их от павших бойцов в сторону. Затем второй также воровато цапнул кусок и поскорее отбежал. Тарбозавр, пытаясь поднять голову, кровавым глазом приметил сбоку движение и резко дернул задней лапой. Со свистом рассекая пыльный воздух, смертоносные когти умирающего титана встретили на своём пути шею третьего, крадущегося за добычей раптора, и с лёгкостью перервали её. Тело ещё стояло на лапах, когда отсечённая голова, кувыркаясь в воздухе, упала на перепаханную землю. Остатки стаи, оставив добычу, отпрянули в стороны и стали выжидать.
       В это время оборона стада травоядных распалась и оно не спешно покидало страшное место. Как всегда по краям стада, охраняя его от нападения хищников, шли матёрые бойцы-щитоносцы. И лишь растоптанное тело хищного ящера указывало на то место, где совсем недавно рапторы потерпели неудачу.

       
       *

       Стая насыщалась тёплым мясом. А вокруг, неизвестно откуда взявшись в этой безжизненной местности, шныряли мелкие падальщика. В воздухе, с сухим шелестом, проносились их летающие собратья. Но, рвущие и заглатывающие ещё тёплое мясо, хищники были серьёзным препятствием и предупреждением для нетерпеливых. По истечению времени, рапторы с отягощёнными, от съеденного мяса желудками, покинули остывшие останки погибших титанов. Тогда целая армия мелких, бегающих, прыгающих и летающих стервятников, приступила к пожиранию мёртвых тел. И хотя добычи пока хватало на всех, между ними постоянно возникали стычки и свары. Сытые рапторы неподвижно замерли на солнцепёке в полудрёме. Теперь, если активно не двигаться, съеденного мяса будет достаточно на неделю переваривания. Но, уже через два дня, во время стремительного бега к синеющим вдали горам, возникший голод зажжёт в глазах ящеров бесноватый огонь убийства. Сейчас тройка ящеров блаженствовала, наблюдая сквозь осоловевшие и потерявшие убийственный огонь глаза за шумной вознёй у трупов. А к пиршеству присоединялись вновь прибывающие любители пожрать на дармовщину. И откуда на только что безжизненной равнине могло взяться столько живых существ? Где они все прятались от зорких глаз хищников?

       *

       Монотонный бег по бескрайней равнине под немилосердным солнцем изнурял бегущих ящеров. Но шумно вдыхаемый воздух ими начал изменяться. Он уже не так сильно обжигал их лёгкие зноем. Растительность на равнине также медленно менялась. Заросли плаунов и хвощей становились выше и гуще. В них появилась жизнь. Там иногда стали мелькать, скрывающиеся от бегущей тройки хищников, животные. На земле даже какое-то подобие травы появилось. Повстречавшийся на пути хищный динозавр в двое выше рапторов, голову которого украшали два ярко красных гребня, уже было, кинулся в догон за бегущими. Но, решив, что эта тройка ему явно не по зубам, и даже может быть опасна, прекратил свою погоню. Над головами бегунов со скрипучими криками проносились громадные летающие ящеры.
       Стая уже стала замедлять свой бег, когда заросли расступились. С разбегу рапторы выскочили на край громадной зелёной равнины. Вместо деревьев здесь росла густая сочная трава в половину роста рапторов. На этой предгорной равнине паслись большие стада травоядных. Были тут и рогатые ящеры, и ящеры, неимоверно утыканные длинными костяными шипами и пластинами, и ящеры с булавой на конце хвоста и множество других. И в огромном изобилии бродило множество утконосых ящеров, единственным оружием которых были острые шипы, по одному на каждой передней лапе. А среди них горами мяса высились неимоверно большие длинношеие колоссы. Попирая землю колоннообразными лапами и высоко вознеся над землёй свои несоизмеримо маленькие головы, они величественно вышагивали среди всех остальных.
       Рапторы от такого изобилия добычи растерянно заметались на самом краю этого поля. Но добыча сама нашла их. Нашего знакомца с разбега боднул в бок, убегающий от соперника низкорослый яйцеголовый ящер (стегоцерас). Мало того, что боднул. Он и ещё своей усеянной костяными шипами мордой ободрал шкуру на боку раптора. Такой наглости хищник низкорослому наглецу простить не мог. Мгновенный взмах задней лапой и только что бежавший с задранным хвостом ящер бился на земле с распоротым острыми когтями брюхом и прокушенным горлом. Догонявший его, такой же купологоловый ящер, видя печальный конец беглеца, вильнул задранным в беге хвостом и изменил направление своего бега, Но остальные рапторы не дремали и, несколько мгновений спустя, незадачливый бегун был буквально растерзан ими на две части. Пасшееся невдалеке стадо травоядных безучастно наблюдало за разыгравшейся трагедией и последующим пожиранием их собратьев.

       *
       
       К концу дня сытая стая выбежала к берегу, омывающей подножье гор, большой реки. Здесь жизнь, в прямом смысле, бурлила и кипела. В затоне, образованном изгибом реки, колоссальными столбами высились, скрытых под водной гладью, шеи гигантов. С вырванных ими охапок водорослей текла ручьями вода. Меланхолично пережёвывая их, диплодоки лениво опускали головы в воду за очередной охапкой водной растительности. В медленно катящихся водах величавой реки кто-то кого-то ловил и тут же пожирал. То тут, то там, бешено закипала вода, и начинался смертельный хоровод из мельканья ласт, хвостов и изредка злобный рёв или предсмертный хрип разносился над её гладью. Потом, оставив на поверхности текучей воды буруны, поединщики скрывались в глубине. Из воды вылетали, убегающие от водных хищников, большие и маленькие рыбы и с шумом и брызгами рушась обратно в воду. На берегу реки небольшие коротколапые ящеры с неимоверно длинными шеями, не тратя время на погоню за рыбой, ловили её прямо с берега. Заметив проплывающую рыбёшку, забрасывали в воду шею-удочку и тонкими острыми зубами хватали добычу. Близ берега, шипастыми брёвнами всплывали вдохнуть живительного воздуха громадные крокодилы. В небе реяло множество птерозавров. Над самой водой парил на своих восьмиметровых крыльях, самый большой из них – птеранодон. Вместе с ними в воздухе роились тучи насекомых. У самого берега над водной растительностью, шелестя крыльями, пролетали гигантские стрекозы. Кровососущие мухи и комары донимали всех, до кого только могли добраться. По спинам больших ящеров ползало множество мелких крылатых, которые кормились этими кровососами.
       Вокруг маленькой стаи велоцирапторов бегало, прыгало, плавало, зарывалось в землю, лазало по ветвям, парило в воздухе великое множество разнообразных рептилий. Но ещё не появилась первоптица – археоптерикс. А где-то тут же, глубоко в норах, влача своё пока жалкое существование и прозябая, прятались, лишь глубокой ночью выходя на поверхность для охоты на насекомых, мелкие и невзрачные, ничего собой ни представляющие примитивные млекопитающие.

       *
       
       На голубой планете, с прекрасным именем Земля, буйно расцветал ,,золотой век,, динозавров.
       
       ___________________________________