Ведьмино купание

Я смотрел в окно и втайне надеялся, что сейчас Катя Михеева из третьего подъезда выйдет гулять. Я уже слышал её серебристый голос, представлял смешную чёлку и глаза цвета чая, когда пакетик заварили не в первый, даже не во второй, а в третий раз. Я любил именно такой чай. Папа пил крепкий, мама пила крепкий, а я вот любил слабый, едва подкрашенный. И Катю Михееву из третьего подъезда тоже любил.

Но вместо Кати на улицу вышла рыжая Адка, соседка с пятого этажа. Адка была моей ровесницей, мы учились в параллельных классах, но не дружили. Я от нечего делать попытался вспомнить, какого цвета её глаза, но не смог. Этот вопрос меня почему-то так заинтересовал, что я наскоро оделся и тоже вышел во двор.

Адка сидела на лавочке возле подъезда и развлекалась тем, что качала на кончике большого пальца ноги свой потрёпанный сланец. Кожа у неё была очень белой, хотя стоял конец июля. Адка никогда не загорала. Я вдруг вспомнил, что в детстве, когда я и другие ребятишки со двора бегали чёрные, как жители Чунга-Чанги, Адка мучилась от солнечных ожогов и волдырей. Она ещё рассказывала, что мама дома мажет её сметаной и запрещает бегать на солнце раздетой. Значит, в детстве мы всё-таки общались…

Я подсел к ней на лавочку.
- Привет, Ада.
- Привет, - Адка даже не обернулась, а бросила приветствие, как камешек в речку. Даже не потрудилась сосчитать, сколько кругов от него разойдётся на воде.

Я немного разозлился. Если бы она обернулась ко мне, я бы сразу увидел, какого цвета её
глаза. И ушёл бы домой с чистой совестью. А теперь сиди тут с ней, разговаривай…
- Адка, чего на пляж не идёшь? – спросил я, чтобы прервать неудобное, как мне показалось, молчание.

Сланец на ноге перестал качаться.
- Жарко очень, - ответила она.

Мне стало смешно.
- А ты что, дожидаешься первых заморозков? Может, ты морж, а, Адка?

Сланец закачался с прежней амплитудой.
- Я не морж, а ты вот, Лавров, дурак. Мне нельзя загорать, понимаешь? Трёх минут хватит, чтоб волдыри с пятак появились. Я после четырёх на речку хожу.

Мне показалось, что Адка гордится своей исключительностью. А ещё я обиделся на «дурака», поэтому сказал:
- Ну, и сиди. Вон белая сама, как молоко.

Адка наконец повернула ко мне своё лицо. Мне она всегда казалась похожей на белку: востренькая физиономия, слишком крупные передние зубы, которые особенно выделялись потому, что Адкин рот всё время был приоткрыт. Да ещё и рыжая.

Адка смерила меня взглядом королевы, который мог означать: «Мой юный паж, я бы приказала снести тебе голову, если бы не знала, что ты слишком глуп и ничего от этого не потеряешь». И я наконец увидел, что глаза у неё оливковые, того самого травянистого цвета, который так нравился мне с детского сада. Когда на рисовании мне доставалась гуашь другого, бирюзового, ядовито-зелёного цвета, я поднимал скандал. Я любил рисовать и хотел, чтобы всё мною нарисованное было как в жизни. А бирюзовой травы не бывает. Поэтому я до сих пор терпеть не могу китайские фломастеры.

Тем временем Адка высокомерно заговорила о том, что моду на загар ввела Коко Шанель лишь в двадцатом веке, а до этого загорелыми ходили только простолюдины. Себя Адка, наверное, считала, по меньшей мере, принцессой крови. Весь этот спектакль «королевы» в сланцах начинал меня раздражать. Я уже выяснил, что хотел, и мог бы спокойно уйти, если бы не желание поставить зарвавшуюся соседку на место. Я тоже решил блеснуть эрудицией. Отчаянно шевеля мозгами, проводя беглую ревизию имеющихся у меня энциклопедических знаний, я внезапно наткнулся на самый что ни на есть подходящий факт из истории:

- А таких, как ты, - рыжих, с зелёными глазами, - в Средние века сжигали на кострах как ведьм!

Адка покраснела. Я со злорадством отметил, что она «не катит» на роль ведьмы, а то бы давно испепелила меня взглядом. Стало как-то даже обидно, что такие позорят славное ведьмино племя. И я решил добить её:

- А что, Адка, может, погадаешь? Или порчу напустишь? Ну так, для шоу!

- А не боишься? – вдруг не своим голосом ответила Адка.

Мне стало не по себе. Нет, ну не спроста же их сжигали… Что-то должно было быть в этих рыжих. А Адка продолжала напускать туману:

- Тебе на картах или на кофейной гуще?

Я совсем смутился. Через силу заставил себя засмеяться:

- Хватит, пошутили и будет. Я вообще-то за хлебом шёл…

Адка тоже расхохоталась, обнажив свои большие передние зубы. «Ведьмы, кажется, раньше жрали младенцев…» - как-то некстати подумал я.

- Ты вышел, потому что я так захотела, - сказала Адка и вдруг перестала смеяться. Когда человек закончил смеяться лишь несколько секунд назад, в его глазах и уголках губ ещё некоторое время дрожат смешинки. Адка же умудрилась вмиг стать серьёзной, и только её раскрасневшиеся щёки говорили о недавнем приступе смеха. Рыжие всегда легко краснеют.

- Испугался? – спросила она тихо. – Не бойся, я не ведьма. Но гадать действительно умею. На картах. Хочешь?

Страх прошёл, и мне стало стыдно. Я знаю, что многие девчонки возятся с какими-то бумажками, вытаскивают наугад карты из колоды: красная – сбудется, чёрная – нет, - и называют это гаданием. Но в голосе Адки было столько достоинства, что я понял: эта не в игрушки играет, а взаправду может заглянуть в душу и в будущее. Я чуть было не согласился, но вдруг представил, что она увидит, как я влюблён в Катю Михееву, и разболтает всему двору.

- Нет уж, я в такие глупости не верю. Говорю же, за хлебом шёл и заболтался тут с тобой…

- За хлебом? – Адка пристально на меня посмотрела. Она, видно, уже вжилась в роль ведьмы, предложенную с моей лёгкой руки, потому что как-то странно широко раскрывала глаза и не моргала, как змея. – А где же сумка и деньги?

На мне были шорты без карманов и футболка. Я мысленно обругал себя за глупость.

- Ой, хорошо, что сказала. Забыл, представляешь! Ладно, пока.
Я встал и уже взялся за ручку подъездной двери, как вдруг неожиданно для самого себя развернулся и предложил:

- А пойдём часов в пять на речку. Чтобы ты не обгорела.

Адка засмеялась. Она вообще была смешливой.

- Хочешь устроить мне ведьмино купание?

Я не понял.

- Ну, раньше так проверяли ведьм, - пояснила она. – Связывали женщине руки и ноги и бросали в воду. Если она всплывала – значит, ведьма. Потому что вода, стихия чистоты, её не принимала.

- А если нет? – спросил я.

- Значит, не ведьма. Утопили невиновную. Ну что, в пять на речке?..

- Ага, - кивнул я. И вдруг увидел за спиной у Адки Катю Михееву. Она как раз возвращалась с купания, весёлая и загорелая. В её глазах цвета слабо заваренного чая ещё дрожали смешинки после рассказанного на пляже анекдота.