Глава 4. Банальная лав-стори

Мэл проснулась ночью и сидела за компьютером до первых признаков утра. В полшестого она забралась в постель около теплого Саньки.
Вставания к компьютеру среди ночи - это было явление из прошлой жизни.
Тогда терзали Депрессия, Плохие Воспоминания и Очень Неудачный Брак.
А сейчас-то зачем?
Мэл и Санька жили в крошечной деревне, которая отсутствовала (проверяли!) на карте Московской области. Здесь не было ни одного телефона. Но Мэл и Санька установили себе спутниковую тарелку для Интернет. Они до сих пор помнили, какие были ухмылки у рабочих, устанавливавших данную тарелку.
 Мэл и Санька давно привыкли к таким ухмылкам. Они давно примирились со своим имиджем психов.
Но зачем тогда Мэл встала среди ночи?
Поминутной оплаты, Депрессии, адских воспоминаний и мужа-мента-садиста - нет!
Мэл лежала рядом с Санькой и впитывала его тепло, как вампир. Она думала об очень неправильных вещах.
Феликс Рудин, появившийся в ее личном пространстве хрен знает откуда (как говорится, с бурого болота), написал креативную, нет, это пошлое слово - поразительную пьесу.
Пьеса была про Мэл, про ее путь, истину и жизнь. Евангелие от Феликса, бля...
А вот сама Мэл не могла уже несколько дней написать ни одной фразы. Получалась шершавая неудобная дребедень типа: "Черные сомнения давили ей на подложечку".
И целыми днями Мэл думала про Феликса Рудина.

"Мэл, ты самая удивительная женщина в моей жизни."

"Ты же знаешь, Феликс, у тебя нет ни одного шанса"

"А почему?"

"Потому, что ты прекрасно знаешь."

"Александр, да?"

"Как прикольно, я никогда не зову его - Александр."

"Ты очень сильно любишь его, да?"

"Я не знаю ничего про любовь. Это противное слово, забудь его".

"Это обыкновенное человеческое слово."

"Это пошлое и затасканное слово. Оно прикрывает банальное половое влечение."

"У тебя есть ко мне влечение?"

Мэл не выдержала и выключила аську. И Интернет. И компьютер.
Неспособна писательница Дорецкая влюбиться на пещерном уровне.
У нее в течение жизни было шестьдесят (примерно) любовников.
Она не верила ни в одного бога.
У нее умер первый ребенок, она лечилась от онкологии.
У нее имелся полностью гармоничный Санька, и у нее была мелкая Санька.
Пошли вы все на хрен!
 Мэл приказала себе забыть про всякую херь, и сразу стало хорошо и спокойно.
Уютно бегали под печкой мыши. В замерзшие окна проходило чуть-чуть света. Синий свет подмосковной зимы, он самый классный.
- Мэлка, - пробормотал сонный Санька, - мне срочно нужно слиться с тобой в Гармонию. Мне очень плохой сон приснился.
Стесняться было некого. Женька и Единственная Дочь писательницы и художника (мелкая Санька) спали крепко. За фанерной перегородкой, на которой Санька когда-то намалевал лунные кратеры.
Мэл спросила:
- Начать как обычно или орально?
Санька не ответил, взял Мэл за плечи и положил так, чтобы их животы совпадали. Это самая правильная жизненная позиция, поверьте мне.

Мэл была размякшая, как печенье "Мария" в горячем чае. Санька положил ее голову к себе на грудь и рассказывал сон:
- Мне приснилось, как будто ты от меня ушла. Дом пустой, мыши бегают, полный ****ец.
- Куда же я ушла? - спросила Мэл.
Ей стало муторно от такого сна.
- К какому-то мудиле.
Мэл рассердилась на Саньку за то, что он приобрел экстрасенсорные способности, и лезет в ее мысли.
- Совсем дурак, да? Я уйду от тебя только знаешь, куда?
- Куда?
- В вечную нирвану. Но это будет еще лет через пятьдесят.
Санька засмеялся. Сон был очень реалистичный. А кроме того, Санька и Мэл были на очень тесном уровне слияния. Открою вам по секрету, они даже способны были зайти вместе в один туалет. Часть дурацких и неправильных мыслей Мэл просочилась в Санькино сознание.
Хотя Мэл даже никогда не говорила про Феликса.
- А вдруг ты завтра уедешь и не вернешься? - спросил Санька.
Мэл планировала завтра ехать с Женькой в Москву.
Однокурсница Артемия приезжала, но Женька была оказалась ей незнакома. Женька опять плакала, и говорила, что она с ума сойдет от всего этого. Быть человеком ниоткуда - это страшно, вы со мной согласны. Тогда Мэл вновь включила все свои каналы: дружеские, приятельские, деловые и даже вражеские. В нейтральном лагере отыскался Арнольд.
Арнольд был мужем Сони. А Соня - это родная сестра Мэл.
Это, конечно, удивительно, что у Мэл есть сестра. Точнее, была. В прошлой жизни, где осталось много противного, грязного и гадкого. Впрочем, и хорошего тоже было полно.
Сонька не должна бы участвовать в нашем романе. Во-первых, потому что Мэл сто лет не общалась с нею, и не собиралась общаться до ухода в вечную нирвану. Во-вторых, Сонька совершенно пустой персонаж. В голове: деньги, выгодное замужество, и как бы отобрать чужую квартиру. Выгодное замужество не сложилось, Арнольд оказался бедным и непробивным. Отобрать чужую (а именно - квартиру Мэл) не вышло. Квартиру уже отобрали у Мэл ее брат-близнец Андрей и родная мама.
С тех пор Мэл стерла родственников с того листа, на котором сама (без всякого боженьки) писала свою жизнь.
Но с Арнольдом изредка общалась.
Неплохой парень. Юмористический тип: бедный еврей. Такого могла раскопать себе только Сонька. Зато работал он столяром при телестудии Останкино. Понятно вам? Он быстро и вне очереди сделает Женьке показ в передаче "Найди меня".
- Дурак ты, Саня, - вздохнула Мэл.
А чего вздохнула-то?

После растительного завтрака (овсянка, сэр, с курагой и черносливом) Мэл пошла погулять с ребенком. Март уже начался - аж второе число. Но март закосячил на то, что он - весенний месяц. Морозец покусывал за лицо. Однако снег годился для лепки. Около часа Мэл и Санька-мелкая увлеченно созидали снеговика.
- Пора домой, Лапик, - сказала Мэл. - У тебя уже все варежки мокрые.
- Неть, - естественно ответила мелкая.
- С Саней пойдешь после обеда, и вы снеговика раскрасите.
О, боги, зачем сказала про раскраску! Санька начала требовать - сейчас и немедленно!
Мэл - совсем не тоталитарный воспитатель. Е можно назвать: воспитатель хренов. Она стала тащить мелкую домой. Упала с нею в снег. И в таком виде - со свалившейся шапкой и снегом в волосах ее застали Двое-На-Лыжах.
- Здравствуйте! Вы - Людмила Витальевна? - спросила Дама.
На Даме были курточка в талию, брюк-стрейч в обтяг. А на Мэл - здоровенный полушубок. В нем, несомненно, умерло три поколения деревенских бабок. Ниже полушубка была юбка, сшитая из разнофактурных кусков.
Пугало огородное, подумала, наверное, Дама.
Джентльмен был попроще. Метр девяносто рост и лицо сильно пьющего интеллигента.
- Нет, - грубовато ответила Мэл.
Подобрала мелкую, которая от вида чужих притихла. И пошла к дому.
- Погодите! - крикнула Дама. - Нам сказали, что Людмила Витальевна Дорецкая живет в доме со спутниковой тарелкой.
- Нет, - ответила Мэл, не оборачиваясь, - у нас такие не живут.
Она вошла в дом и предупредила Женьку:
- Там идут какие-то уроды по мою душу. Не открываем дверь.
- Почему? - испугалась Женя.
- Я жопой чую, что это сельская интеллигенция. У меня на таких аллергия.
Саньки дома не было, ушел на лыжах в сельмаг за семь км.
- Скажите, а Мэл Дорецкая живет здесь? - спросил из-за двери пьющий интеллигент.
- Да, - мрачно ответила Мэл.
Она врать не любила.
Пришлось впустить лазутчиков в дом и даже сделать им чай.
Мэл угадала - сельская интеллигенция. Завуч школы и библиотекарь из села Мысково.
- Мы организуем вечер к 8 марта. И очень хотели бы пригласить вас. В качестве почетного гостя, - сказала библиотекарь.
Ее звали Надина Ивановна.
"Нудила Ивановна" - немедленно прозвала Мэл.
- Почетной гостьи, - вежливо поправила Женя.
- А? - переспросила Надина Ивановна. (Мэл едва удержалась, чтобы не ответить: "*** - на!" Мэл часто употребляет нехорошие поговорки русского народа).
- Женщина может быть только гостьей, в женском роде.
Надина Ивановна возненавидела Женьку всем сердцем. Это было заметно за километр.
- Женя - мой секретарь, - заявила Мэл.
 Секретарь удивленно посмотрела на писательницу, поскольку на должность ее назначили сию секунду.
Завуч, Алексей Сергеич (Алконавт Сергеич, подумала Мэл) добавил, что на вечере будут ученики старших классов Мысковской школы.
- Это очень трогательно, - сказала Мэл, - но мои книги содержат ненормативную лексику, сцены секса и употребления наркотиков. Школьникам - не повредит?
- Не повредит,- заверил Алконавт Сергеич, - они все равно ничего не читают. Им главное - живой писатель.
- Ну, ладно. Если буду жива до седьмого марта, приеду.

Санька долго смеялся над бесхребетной Мэл.
- Ты становишься моллюском.
- Ага, - согласилась Мэл грустно, - склизким, мягким и бесполым.
Санька спросил:
- А бесполым-то почему?
Поскольку Женька возилась у печки, он легко нашел у Мэл (под столом и под юбкой) признак пола.
Мэл в последнее время стала пренебрегать ношением трусов. Саньке это очень нравилось - мужское мышление.
А Мэл никак не отреагировала. Сказала все так же печально:
- Артист, у меня кризис жанра.
- Это все зима, - пояснил Санька, - она, проклятая.
Ему легко было объяснять. У него кризиса не наблюдалось. Сплошной расцвет.

"Почему ты убегаешь на полуслове?"

"Потому что не хочу отвечать на дурацкие вопросы".

"Ты боишься меня или себя?"

"Мэл Дорецкая ничего не может бояться. Все плохое уже было".

"Хуже бывает, Мэл. Это когда теряешь свое я".

"У тебя было?"

"Нет, но я видел".

Пауза. Мэл рассматривала его фотку. Санька шевельнулся во сне, и Мэл тотчас фотку Феликса убрала.

"Ты чего молчишь? Ты приедешь завтра?"

"Приеду".

"Увидимся?"

Мэл снова открыла его фотку. Как он прошлой ночью спросил - у тебя есть ко мне влечение? Без влечения не рассматривают фотку по сто раз на ночь. Да? Или у вас бывало обратное?

"Мэл, мы увидимся?"

"Конечно. Мне же надо отдать тебе рукопись".

Москва не изменилась. Все такая же бессмысленная и безразличная. Сонька тоже не изменилась. Открыла дверь, в отвратительном, типа сексуальном халатике, обляпанном жирными пятнами.
Вообще, Мэл и Сонька были очень похожи. Но если Мэл была белокурая, то Сонька - белобрысая, Мэл - худенькая, а Сонька - костлявая, Мэл - циничная, а Сонька - похабная. В русском языке много прилагательных, и ими можно играть до бесконечности.
Прочь игры. Сонька была мразь, и знала это. И ей было тошно, от того, что Мэл - не мразь, Арнольд - не мразь, а она...
- Привет! Сто лет тебя не видела!
На Мэл обрушились поцелуи и объятия. Мэл терпела. Ради Женьки. И ради Феликса, конечно.
- Да вы проходите, садитесь. Сейчас Арнольд придет на обед...
Мэл и Женя оглянулись. Сесть было некуда, то есть совсем. Диван, кресла и все поверхности были завалены барахлом. Свитера, пледы, мятые юбки, нестираные колготки. У Соньки была "болезнь вещей" в запущенной форме. Она покупала тряпье в немереных количествах. Она не успевала все это носить, да и не умела носить.
Барахло уже не помещалось в шкафах. Сонька раскидывала его как попало, и гордилась тем, что у нее нет порядка.
- Я не хозяйственна! Я человек искусства! У нас все в семье - люди искусства!
Искусство Соньки заключалось в ее старом и уже просроченном дипломе художника-декоратора. Но работала она преподавателем в детской художественной школе. Вела два часа в день, а остальное время шаталась на Арнольдовы деньги по магазинам. И методично засирала свою квартиру.
Мэл была привычная. Спокойно села на тряпки.
В квартире стоял густой запах лежалых вещей. Как в секонд-хэнде.
- Жень, садись! - крикнула Мэл.
Женька села и с испугом вытащила из-под себя лифчик с оторванной лямкой.
Прибежала тощая, наподобие хозяйки, кошара и уселась к Мэл на колени.
Мэл стало жалко своей юбки из черного бархата, отделанной двумя километрами кружев. Все-таки, ожидается Романтическое Свидание.
Но связываться не стала.
Сонька уже звучала стереозвуком.
-... а он такой, ****ь, козел! говорит - другие женщины сами зарабатывают деньги! Люська зарабатывает деньги... ****ь дурак, не догоняет... у Люськи, говорю, художник картины в загран продает... мне шуба нужна... по-любому... вообще соберусь и уеду...
Женя изумленно посмотрела на Мэл. Трудно поверить, что Сонька была ее сестрой, да.
А ничего не изменишь!
Чая гостям не подали. Арнольд пришел. Обнял Мэл, поболтали (семья, дети, успехи в работе). Обеда тоже не подали.
Женька все поняла. Она была исключительно умная девчонка, хоть и с амнезией. Пошла в пропахший кошатиной коридор, и принесла рюкзак Мэл. Теперь она поняла, для чего Мэл купила в супермаркете консервы, пресервы, фрукты и пельмени с грибами.
- Где у тебя кастрюля? - крикнула Мэл из кухни.
- Кастрюля - вот, - Сонька вытащила кастрюлю, а еще - коробку дешевого винища.
- Давайте, бахнем!
Мэл бахать не стала. Перед Романтическим Свиданием хотелось быть свежей. Как ландыш.
Какой там ландыш!
 Зашуганный Арнольд вызывал чувство острой жалости. Сонька нагоняла гадкие и мерзкие воспоминания.
- Люсь, а ты знаешь? Твой бывший... Вовка Лисенков, он, говорят живет с Кирилловой. Помнишь, такая в библиотеке работала?
Мэл стало реально тошнить. Ни Вовка Лисенков, ни какая-то Кириллова не вписывались в ее жизнь.
А тут еще тренькнул ее мобильник, лажавший на столе. Сонька бесцеремонно хапнула мобильник и прочитала СМС-ку вслух.
"Жду, томлюсь, банально люблю. Феликс."
- Ого! Люблю! - завопила Сонька. - Ну, ты у нас профи!
- Это мой редактор. Прикалывается, - сухо ответила Мэл. - Ладно, мне пора. Арнольд, ты отвезешь девушку?
Арнольд отвезет девушку. И потом доставит ее к Юльчику. Там Мэл и Женька собирались переночевать. За миллион баксов Мэл не согласилась бы ночевать с Сонькой и вонючим барахлом.
И вообще, она не думала ни о чем. Кроме Феликса.
Тоже ждала, томилась и банально.... неееет!!! Ни за что!!!

- Какая ты красивая!
Мэл стояла под падающими снежинками. И ее слегка ломало от трафаретных слов, трафаретной ситуации и пошлой обстановки любовного романа.
А снежинки художественно оттенили черное кружево на ее волосах. Она вся была в кружевах, черном бархате и гигантских кичевых оборках.
Пародия на Влюбленную Невинность.
- Знаешь, что? - сказала Мэл. - Давай запихнем джип на стоянку и поедем на Патриаршие.
- Зачем? - удивился Феликс. - А я думал, в ресторан сходим. Здесь есть такой маленький, необычный, под землей.
- Ни за что, - решительно сказала Мэл.
Вы понимаете, безусловно, что Мэл искала альтернативу мыльно-оперному сюжету.
Это так, ёлки, предсказуемо - ресторан, свечки, вино и койка.
Замужняя женщина соскучилась в деревне и запала на креативный юный талант. И собирается изменить с ним мужу. И сама тонет в своих чувствах.
Фу, блин, какая старая скучная схема.
Мэл шла впереди решительными шагами. Феликс бежал за ней, и тащил в руках неврученный подарок - веревочный настенный коврик в этническом стиле.
Согласитесь, нестандартный подарок.
А Москва была такая снежная, такая, сука, мечтательная. А Феликс был такой красивый - глаза синие, как обертка на Баунти.
Мэл определила автомобиль около Сонькиного дома.
А потом было томительное сжимание пальчиков в такси. Мэл старалась не смотреть на Феликса, чтобы не крикнуть: "Пошел ты на хер!" или не закатить истерику.
Истерик у Мэл не было уже четыре года. Стыдно начинать сначала.
На Патриарших все складывалось не в пользу аморального сюжета. Скамейка Воланда была занята, везде околачивались дети с мамками, влюбленные тонули в засосах. Дети вызывали жгучие воспоминания об оставленной дома мелкой, а влюбленные - о бренности всего сущего.
- Я написала тебе рецензию. Посмотри.
Мэл отдала Феликсу папку. Он прочитал. Положил папку на скамейку, и стремительно толкнул сюжет вперед. Обнял Мэл и стал ее целовать. От поцелуев Мэл задохнулась и улетела в темные миры. Ее оборки разметались и рассыпались по скамейке, по коленкам Феликса.
Прохожие оборачивались. Ни одна парочка на Патриарших не дошла до такого предела распущенности.
- Поехали, - сказала Мэл.
- Куда?
- Куда-нибудь. Где можно лечь.
Начало у секса было белое - со снегом и замерзшими прудами.
Вторая часть разворачивалась в такси. Таксист старался не смотреть, как особа в странных черных оборках и ее синеглазый партнер практикуют петтинг на заднем сиденье.
В этой части уже был ненужный элемент. Сонька позвонила на мобильник. Совершенно уже бухая.
- Люська! Какая ты все-таки ****ь! Я позвонила твоему, он сказал, что твоего редактора зовут Николай. А не Феликс!
- Отвали, а? - очень грубо сказала Мэл.
Поскольку Сонька продолжала трезвонить, Мэл выключила сотик совсем.
В третьей части секса, которая уже бурно развивалась на Феликсовой квартире, на односпальной кровати, было абсолютно все. Звезды, огни, зарницы. Цветы рая и пылающие угли ада. Оральное, волновое и глубинное.
Четвертая часть ушла на двухчасовой сон измученных организмов. Феликс обнимал Мэл и прижимался губами к ее виску даже во сне.
Таким сильным бывает преклонение перед литературным фетишем.
- Давай поедим, - предложила Мэл, включая мобильник. Бедный мобильник показал пять Сонькиных СМС-ок.
 Квартира Феликса была сумрачная. Пять часов дня.
В сумраке видно было, что обстановка убогая, но аккуратная. Как будто не актер, и не съемная хата, а комнатка отличницы из провинциального городка.
- Сейчас, я пойду что-нибудь приготовлю, - согласился Феликс.
Они прошли - оба голые - на кухню. Мэл тащила за собой свой рюкзак. Не все припасы она оставила у Соньки. Пакет с пирожками был заготовлен специально на случай посткоитального голода.
Феликс поставил чай.
- Может, вина? - спросил он. - У меня шампанское есть.
- Нет, - отказалась Мэл, - я же за рулем. Тебе с чем пирожок?
- А с чем есть?
- С капустой и грибами. С сыром. И с яйцами и луком.
Он удивился:
- С мясом нет?
- Никогда не ешь мясо, - серьезно сказала Мэл, - с мясом входит в человека Вселенское Зло.
На фиг нужны были эти пирожки! Мэл немедленно вспомнила.
Было лето. Она и Санька валялись на берегу крошечной речки. Над ними цвели ирисы.
- Тебе с чем пирожок? - спросила Мэл.
- А с чем есть? - спросил Санька.
- С капустой и грибами. С сыром. И с яйцами и луком.
- А с мясом нет?
- Никогда не ешь мясо. С мясом входит в человека Вселенское Зло.
Санька взял руку Мэл и поцеловал в запястье, где были старые шрамы от суицидных дуростей.
- Никогда не буду есть мясо, клянусь.

Мэл вспомнила, и ей стало не по себе. Она не могла смотреть на Феликса. И голод пропал.
- Постараюсь, - ответил Феликс. И поцеловал ее в щеку.
Вот видишь, Мэл. Всего лишь - постараюсь...
В комнате запел мобильник. Женя.
- Я уже у Юли, а ты где? Арнольд такой молодец! Договорился, мне обещали эфир через неделю!
Мэл послушала, что-то ответила в тему и вернулась на кухню. Уже накинув кое-что из черных кружев. Феликс уже налил чай.
- Ты все-таки думаешь, название у пьесы плохое? - спросил он.
Мэл не успела ответить. Снова мобильник заиграл.
Мелодия из старой-престарой группы.
"Я хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой,
И я буду с тобой...
- Алё, Саня, - ответила Мэл типа будничным голосом.
- Девка, ты где лазишь? Мне твоя сумасшедшая сестрица весь мобильник раздолбала. Говорит, что ты на свидание поехала.
- Ей место в Кащенко, - зло ответила Мэл, - я у Витальки в театре. Витальки нету, жду ее. Поедем вместе к Юльчику.
- Ты чего оправдываешься, эй!
- А то подумаешь...
- А то я тебя не знаю.
Мэл страшно захотелось зарядить себе в бубен. Но даже короткий взгляд на Феликса лишил ее воли.
Слишком сильное влечение.
Какие мы все-таки животные, ****ь.
(продолжение следует)