Жаркий июнь

Всем, кто был в Афганистане, посвящается.

Жаркий июнь
       
       
13 июня 1982 года
Афганистан
       
 Солнце палило нещадно. До раскалённых камней просто нельзя было дотронуться. Казалось, что вот – вот начнёт плавиться резина на подошвах разбитых солдатских сапог. Силы были буквально на исходе, ноги сбиты в кровь, гноились раны, упорно не желающие заживать в чужом климате.

– Подожди, лай передохнуть,– наконец не выдержал Суслик. Надо признать, что прозвище « Суслик » очень метко определяло внешний вид этого молодого парня. Он был высок и худ, его большие впалые глаза сейчас не выражали ничего, кроме усталости и боли. Он еле – еле двигал левой рукой – она была проткнута в двух местах стальной проволокой, на его разбитых костлявых пальцах не было ногтей, а вместо левого мизинца торчал кровавый обрубок. Левая щека Суслика была рассечена крест – накрест двумя глубокими порезами.
Не менее измученным выглядел и его спутник, который имел прозвище « Пушкин » за свои курчавые волосы и несколько смуглую кожу. Стоило только приглядеться, и можно было заметить, что его левый глаз заплыл, нос неестественно вывернут вбок, а на голой спине отпечатались несколько длинных, припухших, почти параллельных рубцов.

– Ну, хорошо. Привал. Только ненадолго. За нами, наверняка, уже послали.

Оба бессильно опустились на землю. Звякнула полупустая фляга с почти горячей уже водой, которую они нашли в заброшенном блиндаже.

– Сколько нам ещё идти?

– По моим подсчётам, ещё километров десять. Когда нас везли, я приметил скалу с сухим деревом. Мы прошли её около часа назад.

– А ты уверен, что там кто – то будет?

– Да, вроде. Михалыч говорил, что они только двадцатого двинутся.

Оба опять замолчали. Хотя говорить ни охоты, ни сил ни у кого из них уже не было. Так они просидели в полной тишине минут пять, после чего Пушкин, с трудом поднявшись, сказал хриплым голосом:

– Ну, всё, пошли, нечего рассиживаться.

И тут они услышали отдалённый рокот автомобильных моторов. Он был едва различим, но для них он звучал как гром среди ясного неба.

– Чёрт!.. Выследили всё – таки !Валим отсюда!.. – заорал Пушкин, рывком поднял Суслика с земли, и они побежали, поминутно спотыкаясь непослушными ватными ногами почти о каждый камень, попадавшийся им на пути.


05 апреля 1982 года
Россия, афганская граница,
базовый лагерь

– Фамилия, имя. ну и так далее. Не мне вас учить. И быстрее!

– Суслевич Виктор Сергеевич, 1955 года рождения.

– Личные вещи есть?

– Нет.

– Проходим,– человек, сидевший за столом, наскоро сколоченным из грубых необработанных досок, что – то записал в изрядно потрёпанную тетрадь и протянул пустой вещмешок.

– Ну и повезло же тебе с фамилией. Суслик,– рассмеялся каким – то недобрым смехом здоровенный детина с курчавыми волосами и несколько смугловатой кожей, стоявший прямо за Виктором. – Давай, проходи, что встал ? В рыло хочешь?

Он грубо оттолкнул Суслевича и подошёл к столу.

– Семёнов Константин Григорьевич я, с 59 – го года.

Получив вещмешок, он прошёл в самолёт и уселся напротив Виктора. Потом он даже немного подумал и выдал :

– Слышь, ты!.. Это будет моё место. Вали отсюда,– и угрожающе поднялся. Виктор, будучи человеком немного робким и миролюбивым, молча поднялся и пересел. Вскоре в самолёт погрузилась и вся рота. Им показалось, что перелет занял совсем немного времени, и уже через пару часов они были на месте.

06 апреля 1982 года.
Афганистан.
Где-то под Кандагаром.

Отношения у Суслика с Пушкиным как–то не сложились сразу с момента знакомства, а уж в учебке и вовсе разладились. Пушкин, будучи намного сильнее, всегда старался задеть субтильного Суслика, всячески издевался, оттачивая свое примитивное остроумие. Бывало, что и просто отбирал его походный паёк, но Витька Суслевич, стиснув зубы, покорно терпел все его измывательства.

Переброска всей роты в афганский лагерь подарила Суслику мало– мальскую передышку – просто Пушкину стало не до него. Регулярные марш–броски, полосы препятствий, караулы и разведвыходы не оставляли ни свободного времени, ни неизрасходованной бесприютной энергии.

Но однажды. Виктор на всю жизнь запомнил этот день. Именно в тот день их роте и выпало то самое задание.
       
25 мая 1982 года.
Афганистан.
Где-то под Кандагаром.

В тёмном прокуренном блиндаже командира собралась вся верхушка командования лагеря. Был сам батяня – командир Михалыч, собирающийся в отставку капитан Гаврила и пара прапорщиков. Пушкин, будучи командиром взвода, вполне ясно представлял себе, что их позвали сюда не чаи гонять, а для серьёзного дела, и, судя по напряжению, незримо висящему в воздухе как табачный дым – для очень серьёзного. Первым нарушил молчание капитан.

– Солдаты! Сынки. Родина посылает нас на боевое задание. Я не буду сейчас тут сопли развозить – сразу к делу. Вам необходимо занять аул и высоту возле него и обеспечить проход колонны техники с боеприпасами. По данным полковой разведки в ауле только мирное население, но особо не расслабляйтесь – там каждый сопливый пацан с радостью пустит вам пулю в спину. Командование очень рассчитывает на вас, сынки.

Шесть часов спустя.

Многожильные боевые « Уралы » катились по грунтовой дороге, немилосердно поднимая в воздух вездесущую, противную жёлтую афганскую пыль и поминутно подскакивая на многочисленных ухабах. Вместе с ними подскакивали и бойцы, сидевшие в открытых кузовах .
Пушкин сидел в самой первой машине рядом с водителем, и вяло жевал сухую травинку. Колонна делала поворот, огибая большую скалу, на верхушке которой стояло скрюченное почти совсем уже засохшее дерево.

Пушкин о чём – то задумался и сказал водителю Кольке :

– Слушай, я вот о чём подумал. А за кой хрен мы здесь воюем, чего надрываемся, что защищаем?.. Лично я войну этим духам не объявлял, и ты не объявлял, и Михалыч тоже. Так почему же мы сейчас едем в этот чёртов аул, а не те, кто у руля и у кормушки. Так почему же стрелять будут в нас, а не в эти морды из телевизора?

Колька уставился на него как на чокнутого, машина круто вильнула, с трудом выправив руль водитель сказал :

– Много будешь знать – скоро состаришься.

– Да уж. с этой войной можно и вовсе не состариться,– сквозь зубы процедил Пушкин.
Вдали замаячил аул. Колька затормозил головную машину, и вся колонна остановилась.

– Всё. Дальше пёхом. Станция Березайка – давай, братва, вылезай – ка.

Уже на ближних подступах к аулу Пушкин насторожился – он заметил, что все окна и ставни тщательно закрыты, людей на улицах практически нет, а те, кого удалось случайно заметить, норовили тут же спрятаться за высокими дувалами. Он остановился и предостерегающе поднял вверх указательный палец. Вся следующая за ним группа настороженно замерла.

Палец еле заметно шевельнулся : вперёд, помалу вперёд. Солдаты, взяв автоматы наизготовку, медленно двинулись по главной улице.

Дом, дом, двор, каменный колодец, дом.

Как же тихо. Где же все?

И тут эта тишина взорвалась, лопнула как перетянутая гитарная струна, затрещала как старая изношенная ткань. Из каждого окна, дома, двора появились люди и ураганный огонь из десятков стволов обрушил небо на землю.

Пушкин опомнился первым :

– Рота, к бою ! – рявкнул он положенную по Уставу фразу, а дальше добавил немного от души :– Ребята, мочи их!

И он не услышал собственного голоса – такой невообразимый шум и треск производили автоматы, как свои, так и чужие.

Через несколько минут всё было кончено – и тишина, как испуганная птица, поднятая в небо глупыми людьми, вновь спустилась на землю и уселась в тёплое гнездо, недоумевая – а что же это всё – таки было ?

Пушкина, оставшегося чудом в живых Суслика и ещё трёх бойцов их взвода связали, швырнули в грузовик и куда – то повезли.

11 июня 1982 года.

– Гавари, куда ви ехаль, шурави, зачем ?.. Гавари, свинья !.. – визжал на жутком русском толмач с козлиной бородкой и близко посаженными глазами. Свои слова он подкрепил, больно ткнув под рёбра костлявым кулачком, а затем выхватил из мангала раскалённый стальной прут и плотно прижал его к голому телу :

– Гавари, шурави ! Гавари !

Суслик скорчился от боли и заорал :

– Да пошёл ты к чёрту, скотина нерусская! – он сплюнул кровью, безрезультатно пытаясь попасть в своего мучителя, попытался вырваться, но только обессилено повис на грубых верёвках, которыми был привязан к стулу.

Изощрённые пытки продолжались уже почти пятый час. Трое бойцов лежали на грязном, заплёванном полу в лужах запекающейся крови и измученно хрипели – у одного из них был перебит позвоночник, второму выбили челюсть и практически изрешетили раскалённым шилом, а третий со свернутой шеей уже пару часов находился в местах, которые были уже недоступны озверевшим извергам.

Пушкин лежал на деревянной лавке спиной верх и, сжимая кулаки до хруста в суставах, в бессильной злобе был вынужден наблюдать, как пытали его товарищей. Он знал, что скоро наступит и его черёд. Пока он отделался только двумя весьма хлесткими и умелыми ударами кнута по спине, но на лице острый нож его мучителей уже оставил несколько глубоких порезов.

Внезапно в комнату вбежал сухонький, низенький старичок в чалме и что – то испуганно залопотал, показывая пальцем куда – то во двор.

Толмач злобно осклабился:

– Павизло вам, шурави. Камандир приехал. Позже продолжим, свиньи.– и что – то гортанно крикнул охранникам. Двое здоровенных чернобородых бугаёв, не обращая внимания на лежащих на полу, развязали Суслика и Пушкина и, грубо заломив руки за спину, поволокли куда–то. Звук двух спаренных выстрелов, донесшийся им вслед, на мгновение заставил их забыть о собственной боли.

– Они же, твари, наших добивают,– прохрипел Суслик и больше не смог сказать уже ничего, потому что заливающая глаза липкая, тёмная кровь как – то жутко смешалась с надвигающейся из разбитой головы темнотой.

Он не сразу понял, когда пришёл в себя. То ли надвигался душный южный вечер, то ли ещё не совсем ушла из головы та, всё заслонившая собой темнота. Суслик лежал на охапке сухой, колючей травы и тупо глядел в потолок. Невидимый ему Пушкин тяжело дышал где – то рядом в душной тишине. Они находились в каком – то небольшом сарае без окон и только слабая полоска света, пробивающаяся из–под двери, позволяла хоть как–то понять где небо, где стены, где сухой и пыльный земляной пол.

Ни один из них не мог более – менее точно понять, сколько уже длится их плен: несколько часов, дней, недель?.. – но за это время Пушкин успел проникнуться к Суслику если не братской любовью, то уважением – это уж точно. Оказалось, что в этом хлипком, невзрачном на первый взгляд теле был спрятан почти что клад – настоящий мужской характер. « Русский характер,– подумал про себя Пушкин,– даром, что еврей»,– и он горько усмехнулся, с трудом раздвинув опухшие разбитые губы.

В этих краях темнело как – то очень быстро и, в который уж раз Пушкин и не заметил, как задремал. Его разбудил оглушительный грохот, он очень больно свалился с лежанки и увидел, что одной стены у сарая теперь уж нет вовсе, а две других охвачены разгорающимся огнём.

Снаружи доносились заполошные гортанные крики, ругань, беспорядочная стрельба. Суслик и Пушкин выскочили на улицу и очень быстро поняли в чём дело: над лагерем моджахедов кружил наш русский боевой вертолёт К–50. В распахнутые ворота беспорядочно пытались протолкнуться машины с охваченными паникой « духами ». Пронзительный тонкий свист разрезал горящий воздух, как спелый арбуз, и стремительный, беспощадный « Стингер » впился в вертолёт. Раздался оглушительный взрыв. и горящие останки грозной боевой машины накрыли собой гибнущий вражеский лагерь.

Пушкин схватил Суслика за шиворот и, не сговариваясь, они вдвоём из последних сил рванули к воротам. Пушкин на бегу содрал с лежащего убитого духа поясную сумку с боекомплектом. В рёве огня и скрежете металла никто не обратил внимания на две бегущие, пригнувшиеся и спотыкающиеся фигуры. По крайней мере, им так показалось.

13 июня 1982 года.

Они услышали отдалённый рокот автомобильных моторов. Он был едва различим, но для них он звучал как гром среди ясного неба.

– Чёрт!.. Выследили всё-таки. Валим отсюда!.. – заорал Пушкин, рывком поднял Суслика с земли и они побежали, поминутно спотыкаясь непослушными ватными ногами почти о каждый камень, попадавшийся им на пути.

Но мощные машины неотвратимо догоняли их, вдогонку яростно и беспорядочно стреляли, пули пока проходили мимо, но стрельба становилась всё плотнее и плотнее, визжащая смерть поднимала фонтанчики пыли под ногами всё ближе и ближе.

Вдруг Суслик, пробегая мимо какой – то ямы оступился и, нелепо взмахнув руками, вцепился в Пушкина, инстинктивно ища у него поддержки. Оба тяжело рухнули в яму, подняв целое облако душной жёлтой пыли, а когда она рассеялась, они увидели стоящих над ними своих многочисленных преследователей. Они что – то громко кричали и грубо хохотали, показывая на них пальцами. Из толпы показалась мерзкая козлиная морда их мучителя – толмача:
– Ну, что, попались, шурави? Добегались? Теперь готовьтесь к встрече с богом, русские свиньи.– он осклабился и достал нож.

– Мы готовы, а ты? – Пушкин незаметно потянул за чеку гранаты, – Прощай, Суслик!
Взрывная волна вырвалась из ямы, сметая на своем пути тела толмачей, как кегли. И земля поднявшаяся в воздух, медленно опустилась вниз, бережно накрыв собой двух русских солдат…