Диверсант

Сергея Абломова задержали летом 1941 года в районе аэродрома Ути. Он был десантником, спущен на парашюте на территорию врага. По мнению финнов подготовка велась довольно поверхностно: заброшенные не владели ни языком, ни знанием обстановки. Поэтому неудивительно, что многие попадали в плен, не выполнив задания. Согласно международной практике диверсанта расстреливали после допроса.

Аэродром, крупнейшее в Финляндии железнодорожное депо в Коувола, мост, по которому шли эшелоны на восток и север, - все эти объекты, расположенные в двадцати километрах от Ути, интересовали противника. Здесь, в восточной Финляндии, летало огромное количество бомбардировщиков. Сброшенных десантников было больше, чем грибников. Местные жители побаивались ходить в лес.

***
Это случилось в августе сорок первого. Я запомнил позднее лето, оно было урожайно на волнушки и грузди. В военное время грибы были для нас хорошим подспорьем. Мама готовила соус. Много репчатого лука, чуть-чуть ржаной муки, все это зажаривалось на чугунной сковороде, добавлялась вода. Прекрасная подливка к вареному картофелю!
Мне было восемь лет. Мы ходили в сосновый бор, недалеко от летного поля. Жили в километре от школы, в низком деревянном домике на опушке. В школе во время войны находился вооруженный отряд, охранявший нас от партизан. Правда, к нам они не заходили, но в приграничных областях мародерскими набегами наводили ужас на гражданское население.

В тот злополучный вечер мы пришли домой, уставшие и голодные. Мама приготовила вечерний кофе, то есть его заменитель из цикория. В доме нас было трое: я, мой двенадцатилетний брат Раймо и мама. Отец уже несколько лет находился ”где-то далеко” - как говорила мать. Но мы знали, что он воевал на севере.

С утра мама затворила тесто, добавив немного дрожжей и кислого молока в муку. Она жарила лепешки, мы сидели за столом и читали при свете керосинки. Окно было затемнено плотной льняной скатертью, выкрашенной в темно-красный цвет, чтобы светящаяся в темноте точка нашего дома не привлекала внимания летчиков. Мяса мы не ели давно, зато вареное яйцо, разделенное поровну с братом, мы раскрошили на горячей и пухлой лепешке. По праздникам мама пекла пирожки по-карельски с начинкой из картошки. Сверху на них тоже клалось вареное яйцо, правда, смешанное с маслом или простоквашей.

Вдруг в дверь постучали. Мама тревожно посмотрела на нас и пошла открывать. Ее лицо сильно изменилось, когда она отворила дверь. На пороге стоял высокий человек в длинном плаще, с финским автоматом через плечо. В руке он держал раздутый и, видимо, тяжелый рюкзак. Черная щетина, усталое лицо говорили о том, что он долго находился в пути.
- Я сбился с маршрута, отстал от группы, можно ли переночевать? - спросил он. Мы все вздрогнули от сильнейшего акцента, так хорошо нам знакомого. Мягкий звук ”л” и озвонченный ”с” выдали чужака.
Мама указала рукой в сторону стола. Незнакомец не раздеваясь прошел в кухню и грузно опустился на стул. Его взгляд устремился на тарелку с лепешками. Мама вежливо спросила, можно ли предложить вместо кофе напиток из цикория? Мужчина кивнул утвердительно и принялся уничтожать еду. Он громко сёрбал, прихлебывая горячий напиток из блюдца. Мама вскипятила воду на еще не остывшей печи и приготовила ему чай из листьев малины и мяты. Диверсант мягко посмотрел на маму, видимо, желая поблагодарить. Она отвернулась. Мы глядели, как он ел лепешки. Казалось, что уши русского двигаются в такт жевательным движениям. Я никогда не предполагал, что выражение ”трескать” имеет буквальное значение: мамины лепешки трещали за его ушами!

Пока он ел, мы жадно изучали автомат глазами. Диверсант крепко держал его одной рукой, а рюкзак положил под стол, в ноги себе. Наевшись, враг обвел кухню, нас с братом и маму подобревшим взглядом. Не говоря ни слова, вытащил из кармана брюк губную гармошку. Хитро посмотрел и протянул ее мне. Я уставился на мать: что она скажет? Мне очень хотелось взять гармошку. Мамины брови удивленно приподнялись, и я понял, что брать нельзя. Так и осталась лежать на скатерти серебристая гармошка.

Мать повела незваного гостя в нашу комнату на ночлег. Через несколько минут вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Мы оставались за столом. Мама слила воду из кастрюли, стоявшей на печи, в большой медный таз и принялась мыть посуду. Делала она это непривычно шумно, как будто специально гремя чашками и блюдцами. Потом она стала очень громко что-то говорить нам. Из-за концерта симфонической музыки, который передавали по радио, я ничего не мог разобрать. Приглядевшись, я заметил, что мама шепчет на ухо Раймо. Я подошел и услышал приказание открыть окно и побежать задами в сторону школы, чтобы доложить о диверсанте.

Брат осторожно отодвинул щеколды, толкнул рамы. Но они, видимо, разбухли от влажности, мы ведь не открывали кухонное окно с начала войны. Нажав со всей силы, Раймо распахнул его. Конечно, стекла предательски задребезжали. Брат прыгнул в темноту. Вдруг мамино лицо побледнело: скрипнула дверь нашей комнаты, в коридоре раздались шаги. Сейчас он войдет к нам! Мама подтолкнула меня к открытому окну, чтобы я спасался. Но дверь на веранде хлопнула. Быстрые тяжелые шаги послышались во дворе. Не дай бог, Раймо встретится на его дороге!
 
Не прошло и получаса, как мы услышали шум машины со стороны школы. Это был грузовик. Он промчался в направлении аэродрома. Значит, Раймо предупредил. Через несколько минут послышался выстрел, другой. ”Его взяли!” - брат вернулся домой с радостной вестью.
Снова звуки моторов, теперь уже возле нашего дома. Во дворе остановились мотоциклисты и черная легковая машина. Маму попросили поехать на опознание задержанного. Мое присутствие не требовалось. Но я боялся оставаться один, к тому же у меня были свои планы.

Он стоял посреди школьного кабинета. Без плаща и автомата. Широко расставив ноги в кирзовых сапогах, со связанными руками, он высоко держал голову и зло смотрел на всех. На нем была советская гимнастерка с латунными пуговицами. У ног лежала открытая сумка с ремнями, полная каких-то круглых черных предметов. Окровавленная повязка плотно облегала бедро, отчего брючина на галифе сморщилась и выглядела очень неопрятно.

Потом я узнал, что диверсант оказал сопротивление при задержании и был ранен. Нас с мамой подтолкнули поближе чтобы мы лучше рассмотрели его лицо. Я подошел без страха и протянул гармошку. До сих пор не могу забыть взгляда, обращенного на меня...

P.S. про "партизан" будет в следующем рассказе. Я отдаю себе отчет, что употребление этого слова невозможно без уточнения.
Также и в этой зарисовке будут сделаны исправления. Я опиралась на воспоминания жителя восточной Финляндии. Он был ребенком, когда в их дом постучался враг. Я попыталась драматизировать ситуацию. Над рассказом буду еще работать! Спасибо некоторым авторам за консультацию. Благодаря им выяснились интересные для меня подробности фотомонтажа, помещенного в финском журнале периода холодной войны. Таким образом у меня двойная мотивация вернуться к данным зарисовке и фотографии, которые я здесь поместила.