About modern life

Гольфклуб «Малые Пердуны»



- Да, мил человек, вот так мы и называемся: Малые, то есть, Пердуны. А чё? Пришли, тоись, к историческому названию, потому что при советах нас величали Красный Феромон. Какой-то умник, язви его, приехал из Питера, пугнул маузером и заказал, чтобы мы вместо Пердунов назывались Феромонами. А какие мы на хрен феромоны? Отродясь пердунами были, пердунами и перед Страшным судом предстанем…
- Ась? Ну, да. Большие Пердуны тож такое село было, но загинуло опосля организации в тем селе комбедов, которые кулаков порешили, середняков на Соловки укатали, а сами в город на макаронную фабрику удрали…
- Чё? Откудова таковское прозвище? Да всё оттудова… Мы, вить, мил человек, кто в Рассее-матушке живёт, всяк к своему ремеслу по рождению в своей местности способен. Одни, значит, мастера баклуши бить, другие лыко драть, третьи кур щупать, а мы вот, значит, по этому самому…
- Ась? Вот я и говорю: пердеть мы были мастера ещё с тех пор, когда Русь некрещёная ходила к Берендею с Мизгирём на поклоны. Вся наша округа пердела так, что любо дорого, потому и городишко наш уездный так и звался… Ась? Ну, да, - Великие, тоись, Пердуны. Церковка там стояла, так вот, предок мой сказывал, быдто протопопом в ней служил мастер нашего исторического дела и так мог во время проповеди наподдавать, что свечи во всём храме гасли…
- Чё? Шаляпин, говоришь? Супротив нашего бати ваш Шаляпин, всё равно, что веретено против дышла: и размер не тот, и фасон не этот… Так вот я и говорю: свечи начисто гасил, а это и церкви экономия, и прихожанам утешение. Видный собой был мужчина, как, впрочем, и большинство мужского населения в наших краях, потому что без дородности в этом деле никак нельзя...
- Ась? Не, до архиепископа не дослужился, завистники не дали. Накатала про мастерство нашего протопопа какая-то собака донос в консисторию, а тама… Вот. Чё? Да, это верно, город наш много раз переименовался. Сперва его название было, как я уже сказывал, Великие Пердуны, но во времена Петрухи припадошного, каковой к немчуре благоволил, прислали в город воеводить одного баронишку по фамилии фон Пёрдль. Ну, Великие Пердуны и переименовали в честь него Санкт, едри, Пёрдльбургом. Однако потом оказалось, что тот самый фон Пёрдль пришёлся к нашей местности по известному мастерству как нельзя лучше. Тоись, у нас своих пердунов хватало, а тут ещё один иноземный добавился…
- Чё? Это точно… Посля революции название городка-то сменили. Но ещё раньше, когда германская началась, наш Санкт-Пёрдльбург пересобачили в Пердоград. Ну, чтобы засвидетельствать патриотизьму. Вот… А потом краснюки начали изгаляться. Сначала, значит, по случаю приезда в нашу местность товарища Троцкого с его пархатой шоблой одному краснопузому пришла идея увековечить этого антихриста с помощью нашего городка, каковой было впредь велено именовать Троцкопердуньевском. Ну, приехал антихрист со своей бандой, ну, сначала речами своими морить людей принялся, а потом, когда у него с устатка ужо язык стал набок отваливаться, в передых-то и не доложи ему, как наш городок в честь него переименовали. Ну, засунул злыдень свой язык окаянный на место и велел, не сходя с места, тоись с трибуны, весь партактив вместе с завхозом и уборщицей в расход вывести…
- Ась? Да не, название так и осталось, только маненько сократили. Вот я и говорю: звался наш городок аккурат до двадцать восьмого года Троцкопёром. А потом, когда одного антихриста другой антихрист стал со света сживать, пошло новое веяние. Тута, значит, у наших огородников родилась идея, по методу товарища Лысенко, репу с кабачком скрещивать. Ну, скрещивали, скрещивали, цельную опытную станцию организовали, денег им на эту мероприятию из центра прислали тьму, а потом, когда дело не заладилось, стали опытные товарищи друг на дружку доносы катать. Ну, что ни донос, то дальняя дорога. В общем, опытная станция закрылась, а название осталось…
- Чё? Какое, говоришь, название? А название самое подходящее, потому что когда веяние насчёт скрещивания родилось, наши товарищи решили по методу товарища Лысенка не только скрещиваться, но и в смысле городского названия облагородиться. И назвали городок наш многострадальный Лысенкопом. Ась? Ну, спереди присобачили погоняло академика, а сзади – буковку от нашего исторического мастерства. Вот и получился Лесенкоп. Чё? Ну, этому говнодую что ни лыко, то всё в строку. Тоись, люди бают, что академик таким вниманием был очень доволен и даже мешок репы, лично им выращенной квадратно-гнездовым способом, новому городскому партактиву выслал…
- Ась? Почему городку посля дерьмократизации его историческое название не вернули? Тоись, да, он у нас по-прежнему Лысенкоп, но историческое название вернуть пытались. Был у нас тут один дерьмократишка, из учительского звания и молдаванского происхождения, Цицуел Гнусерашевич Мундяну… Мы его для краткости Цыц Гнусычем прозвали. Так вот, когда началась перемена, Цыц Гнусыч решил отличиться, вернуть городку историческое название и перед главным дерьмократом дополнительно выслужится. А так как начался у нашего Цыца очередной гон, до которого он был большой охотник… Чё? До баб, говорю, был охотник… Гон, значит, начался, и самому докладывать недосуг. Поэтому поручил он доложить своей секретарше, которая от Цыца на сносях ходила и сильно его к другим бабам ревновала. Вот она его и подкузьмила. Да таково грамотно написала главному, что, дескать, времена под его началом в стране наступили самые подходящие даже не для того, чтобы вернуть городку название Великие Пердуны, но и присобачить к Пердунам ещё и Засранцев. И выйдет название у нашего городка такое, что получится полное соответствие с генеральной политикой главного дерьмократа, тоись – Великие Пердуны чёрточка Засранцы…
- Чё? Почему, спрашиваешь, был? А ты, мил человек, сам посуди: рази мог главный такое издевательство стерпеть? Он, хоть и сам по уши в дерьме и засранстве, но… В общем, пришла из центра директива, чтобы городку нашему историческое название не возвращать, а Цыца вызвали на сессию – не сессию, семинар – не семинар. Ну, поехал он, сердешный, в столицу, а тама его какие-то бродяги из-за своей марухи и порешили. Тоись, так считает следствие, а наши сразу смекнули, что в этом деле большая, брат, политика зарыта…
- Ась? А я к тому речь и веду. Про гольфклуб, тоись… Тут, мил человек, помимо нашего исторического пердежа новая тенденция от добрых зарубежных капиталистов образовалась. Они, тоись, как узнали, что дело у нас дрянь, стали нам всякую гуманитарную помощь слать, чтобы нам тута всем от ихних перемен подыхать было легше. Ну, и чтобы мы легше привыкали называть бывших товарищей и уголовников господами. Только легше нам не стало, поскольку зарубежные буржуи не учли жадности этих бывших товарищей и уголовников, которые нашу местность удерьмократили. Тоись, иностранные буржуи шлют нам гуманитарную помощь за бесплатно, а наши новые господа, язви их в самую дерьмократскую печень, промеж себя это добро делят. А некоторые излишки нам втридорога продавать повадились. В общем, с гуманитарной помощью бывшие быстро рассупонились, однако кое-что осталось. Тоись, какой-то зарубежный доброхот прислал нашим господам два комплекта для игры в гольф. А так как наши нынешние ни во что, отродясь секи и очка, не играли, то насчёт гольфа оне оказались темней некуда. В общем, ситуация образовалась патовая: и самим им энтот гольф не в строку, и продать некому. А потом один ихний бывший комсомольский деятель предложил к очередным выборам агитацию соорудить. В связи с оной решили наши господа, взяв свою жадность за горло, подарить весь энтот гольф нашей деревне, как очень нуждающейся по всем статьям прожиточного минимума. Ну, наметили день торжественной безвозмездной передачи в руки особо нуждающимся предметов почти первой необходимости, а попутно организовали выезд на место передачи проходимцев из центрального телевидения и радио. Сам Свербидзе с корешем своим Новожоповым приезжали, а с ними тьма паразитов пожиже. И ну кукарекать на всю страну, какие теперь, супротив прежних, добрые времена настали. Что, вот, значит, мало – какой-то издевательский доброхот кучу дорогого ненужного хлама в русскую глубинку выслал, но его – добро – ни одна сволочь не спёрла. Но решила передать в руки особо нуждающихся…
- Чевось? Ну, да, теперя мы в энтот гольф с утра до вечера режемся. Наладили связь с тем доброхотом, который инструмент прислал, и он теперя кормит всю нашу деревню, потому что жратву в огородах растить стало несподручно. Ведь теперя закон тайга, а хозяин медведь. А мы, почитай, что зайцы. У нас ведь с огорода всякую жратву может всякая сволочь спереть, и ништо ему, потому что времена такие. А их теперя, сволочей, видимо-невидимо развелось. Да тут тебе и цыгане, которые прут всё что ни попадя, и бомжи с бродягами. Так на энтих упырей и вовсе никакой управы нет. Потому что какой от них, окромя вшей и дурного глаза, нашей милиции прибыток? Хорошо, доброхот зарубежный нас не забывает, а то хоть с голоду подыхай в такой плодородной местности, как наша. А мы со своей стороны ему уважение делаем и в гольф-то и режемся…
- Ась? Ну да, всей деревней и режемся. А какие правила? Выгон у нас за околицей огроменный, костылей доброхот выслал двенадцать штук, шариков – полмешка. Вот мы шестеро против шестерых и режемся. Сначала одне гонят каждый свой шарик до Ключаревской балки, потом другие гонят свои шарики от Ключаревской балки до околицы. Кто раньше поспеет, тот и выиграл. Но это дело пятое, потому что самогонку, которую мы гоним из яблок и доброхотовского сахарина, пьём тож всей деревней. А проигравшие на следующий день не играют, но идут сковыривать кочки…
- Чевось? Так кочки, милок, растут на нашем выгоне, как грибы. Вот проигравшие их и сковыривают, чтобы шарики было гонять сподручней. Ась? Да вот сейчас и пойдём, посмотришь, как мы это дело вместо картошки окучиваем. Всё какое-никакое дело…





1997 год