Про город Грессион

       Давным-давно, когда еще ни Ахена, ни Кёльна не существовало, в
пространстве между ними располагался огромный город: восточной границей его
был Рейн, сторожевые башни - на месте башен Кёльнского собора. На запад
город тянулся до нынешнего Ахена, а с юга на север - от Дюрена до Юлиха.
Город столь велик и прекрасен, что и за сто часов его было не пересечь.
Звался город Грессион. Что с ним стало потом, неизвестно, наступили новые
времена, про город забыли и не вспомнили бы, если бы не случай.

       Жил крестьянин из деревни Гайх (Geich) в местности Дуффесмаар, что под
Дюреном. Раз пахал он свою землю - вдруг лемех натыкается на что-то твердое
и соскакивает с плуга. Мужик разрыл землю и видит: о чудо! из-под земли
торчит золоченый церковный крест. Он ну копать - и тут прямо из сырой почвы
начал доноситься колокольный звон. Причем чем глубже роет, тем звон громче.
Крестьянин опешил, забросал крест землей, а сам продолжил пахать. Стоило
засыпать яму, как звук стих. Но и после весь день чудесный случай не выходил
из головы. Мужик пришел домой, посадил на плуг новый лемех, поужинал и лег
спать. Жена тихо посапывала рядом, а мужу не спалось. В голове его слышался
тот загадочный колокольный звон, перед глазами поблескивал церковный крест,
крестьянин ворочался, на лбу выступал пот. Не в силах больше лежать, он
поднялся и, не разбудив жену, вышел из дому и отправился в поле.

       Стояла ночь святого Матфея. В эту ночь три десятка лет назад наш
крестьянин появился на свет. Говорят, что человек, родившийся на святого
Матфея, каждый год в ночь своего рождения видит то, что другим не дано
видеть, слышит то, что скрыто от остальных. Он пришел на поле, разыскал
потайное место и начал копать. Снова открылся крест и послышался колокольный
звон, еще громче, чем днем. Внезапно в глаза ударил ослепительный свет: под
комьями земли оказалось прозрачное окно,
будто затянутое тонким стеклом - а за ним глубоко под землей, во все
стороны, куда ни кинь взгляд, цвели луга, зеленели деревья, краснели крыши -
раскинулся город: В ужасе отпрянул наш крестьянин, боясь, что своими
башмаками разобьет тонкое стекло и сгинет под землей. Осторожно, сжавшись,
присел он у чудесного окна, заглядывая вниз. А внизу тянулись широкие улицы,
вдоль них - богатые дома, некоторые - как настоящие дворцы, окружённые
садами и парками. Высились шпилями церкви, сияли белоснежными колоннами
какие-то другие храмы. Никто не выходил из их дверей, никто не входил -
только колокольный звон, не утихая, летел в высоту, рвался из стеклянного
окошка. Но люди были: на улицах прогуливались пары в праздничных одеждах,
танцевали в садах и на лужайках, в больших залах играла музыка, стояли
накрытые столы, за которыми толпились жители города. Будто бы там, в глубине
праздновали вечный праздник, а юдоль скорби, наоборот, была высоко у них над
головами, в нашем бренном мире.

       Видел наш мужик также: вокруг городских стен собираются черными точками
войска. Среди деревьев, затаившись, ждут своего часа стенобитные машины,
сверкают мечи и лучники занимают удобные места. А город будто не замечает
их. Среди горожан - ни одного вооруженного человека, все в легких
праздничных одеждах, на стенах ни одного стражника - все беззаботны, все
уверены в неприступности своего города, только музыка, пиры и пляски.

       Крестьянин сидел на корточках и старательно следил за городом под землей,
стараясь ничего не пропустить. Всю жизнь свою он работал с утра до ночи, не
покладая рук. Каждый прошедший впустую день почитал за грех перед Господом,
кормился тем, что давал его клочок земли, и все равно жил впроголодь. А там
сплошь богатство, праздность и безделье. "Добром это кончиться не может" -
думал крестьянин.

       Вдруг сквозь стеклянное окно донесся крик, заглушивший даже звон
колокольный. Неприятель бросился на стены со всех сторон, ворвался в город и
заполнил улицы. Кто им попадался в городе, тех безжалостно убивали, кто из
горожан успевал бежать - прятался в домах. Но и самые крепкие двери в щепки
разлетались под тяжелыми алебардами. Повсюду слышались крики, летели искры,
занималось пламя: пылали дома, деревья, храмы с колоннами и дым тяжелой
тучей полз по улицам. Только церкви высились нетронутыми среди адских огней,
звон их подобен был стонам умирающих людей. Крестьянин смежил в ужасе глаза,
закрыл уши руками, свернулся на земле рядом
со стеклянным окном, не в силах ни двигаться, ни даже дышать.

       И тут из деревни Гайх донесся звон колокола. Часы били полночь. Внезапно
стихли все звуки - только ночная тишина да запах сырой земли. Крестьянин
открыл глаза и увидел, что на месте стеклянного окна серая почва, что он
распахал вчера днем, нет больше позолоченного креста. С ясного неба глядят
звезды, все вокруг мирно и тихо.

       С трудом встал он на ноги и пошел, шатаясь, домой в деревню. На душе было
беспокойно, в голове муторно. Односельчане, увидев крестьянина, не узнали
его: он был стар и сед, смотрел безумно и бормотал: <Там, в Грессионе, что
на реке Омерстром, кровавая резня>. Никто, естественно, ничего не понимал.
Так наш крестьянин и остался безумным, и умер менее года спустя. От
старости. И никто бы так и не узнал про подземный город Грессион, если бы
перед самым концом не вернулось к несчастному сознание. Вот тогда-то и
поведал он обо всем, что видел в ту ночь святого Матфея. Рассказал - и,
будто исповедавшись, умер.



       Давным-давно, когда еще ни Ахена, ни Кёльна не было, здесь жили кельты
эбуроны, царство их звалось Атуатука. После пришли римляне, разбили эбуронов
и вождя их Амбиорикса, а на Рейне основали город Colonia Claudia Ara
Agrippinensis, будущий Кёльн. На месте Ахена города не возникло - только
vicus, поселок-курорт для "ветеранов легионерского движения". Меж Кёльном и
Ахеном располагалась область Gratinus и селение Gratiniacum. Там жили
литейщики и кузнецы, бронза и железо из Гратинуса - мечи, латы, подсвечники
и статуэтки - расходились по всему северу Империи. Даже в Британии находят
изделия из Гратинуса.

       Если глянуть с горы Лусберг на восток - будто огромный город светится. Это
горят доменные печи и горны в кузнях. На север Гратинус тянулся до нынешнего
Юлиха (тогдашний Iuliacum), на юг - до Дюрена.

       К IV веку новой эры на эти земли пришли германцы, а вскоре погибла,
распалась Римская империя. Что стало с Гратинусом, мы не знаем. Говорят, он
ушел под землю, как Атлантида - на дно морское. Говорят, город живет под
землей и совсем не ведает о том, что случилось наверху.

       Правда или нет - не мне судить. До нас дошли имена: Атш (Atsch), район
Штольберга, хранит память об Атуатуке, а Грессених (Gressenich) - о
Гратинусе.