3. Послевоенное воскресение и воровка

Кто-то рядом с ним ощутимо испугался. Он обернулся. Молодая женщина с копной волнистых волос уставилась окаменевшим взглядом, полным ужаса, куда-то в сторону, в галерею, загроможденную вешалками с мужской одеждой. Он проследил за ее застывшим взором и увидел мужчину в короткой кожаной куртке, который перебирал свитера в поисках подходящего. Он вздернул бровь. Мужчина поднял глаза.

       - Это ты? - спросила она тихо по-сербски.

       Мужчина уронил свитер. Металлический крючок вешалки звякнул жалобно на кафельном полу. Мужчина подбежал, она упала ему в руки и содрогнулась в охватывающей ее истерике:

       - Нет! Нет! Нет! – зарыдала она, судорожно качая головой.

       Кто-то пробежал мимо него, грубо толкнув. Огромный, атлетически сложенный здоровяк схватил плачущую за плечи, вырвал ее из чужих рук и, не целясь, с маху, ударил того, другого, куда-то в лицо.

       - Оставь мою жену в покое! – заорал он по-немецки уже после удара. Тот отлетел, больно ударившись головой о железную стойку.

       - Нет! – вскрикнула пронзительно женщина теперь по-немецки и бросилась нападавшему на грудь, пытаясь схватить его за руки. - Хельмут, ради Бога! Ты все неправильно понял! Успокойся, умоляю тебя!

       Все еще плача, она пояснила:

       - Это мой земляк! Из соседней деревни! Ты все неправильно понял! Мне просто вспомнилось все, что было раньше!

       Привлеченные шумом покупатели замаячили вокруг, ненароком косясь в их сторону. Кое-кто достал задумчиво свой мобильный телефон, невзначай показывая его плачущей женщине.

       - Все в порядке, все в порядке! – обратилась она к окружающим, быстро вытирая слезы. – Это просто недоразумение!

       Люди начали расходиться.

       - Хельмут, я просто случайно встретила земляка. Сразу вспомнилось прошлое: война и все что было...

       - Правда? - силач посмотрел с сомнением на молча сидящего на полу, потирающего угрюмо скулу.

       - Это мой земляк, я не видела его уже семь лет, - продолжала она терпеливо втолковывать ему.

       - Ну, ладно, ошибочка вышла, - сказал он, наконец, протянул второму руку и поднял его рывком на ноги. – Извини, друг, ошибка вышла. Ты по-немецки-то понимаешь? Извини, ошибся.

       Тот кивнул хмуро и медленно сказал на плохом немецком:

       - Ничего, понимаю.

       Силач посмотрел вопросительно на жену.

       - Иди, пожалуйста, Хельмут, я поговорю немножко с ним! Хочется на родном языке хоть пару слов сказать! Вспомнить прошедшее...

       - Может, не надо? - спросил он заботливо. – Такое лучше не вспоминать. Забыла и забыла, зачем вспоминать?

       - Иди, Хельмут, я сейчас приду!

       - Ну ладно, - кивнул он, все еще сомневаясь, - мы в Мак Дональдсе, ты знаешь. Только не долго, хорошо?

       Он посмотрел на молча стоящего рядом, кивнул ему и ушел.

       Слезы снова покатились у нее из глаз.

       - Давай, отойдем, что-ли , - сказал он хмуро по-сербски. Они огляделись и отошли к окну, сели на низкий мраморный подоконник. Он обнял ее, она положила голову ему на плечо, тихо всхлипывая.

       - Это твой муж? - спросил он.

       Она кивнула молча.

       - Давно ты замужем?

       - Два года, - ответила она, всхлипнув.

       - Не обижает тебя?

       Она помотала головой:

       - Он хороший, он меня любит.

       - Да уж вижу, - он потрогал рукой челюсть.

       - Как же так, как же так? - она заплакала горько, вытирая слезы дрожащей рукой. - Я тебя так долго искала! Всюду! Даже через Красный Крест! Я думала, тебя нет в живых!

       - Я сменил имя, - ответил он скупо.

       - Сменил имя? - она вскинулась. – Зачем? Почему?

       - Не хотел, чтобы меня нашли, - ответил он так же скупо. – На войне всякое было...

       Она снова зарыдала:

       - Вышла замуж при живом муже... Что же теперь будет?

       - Ты здесь и живешь? - спросил он, думая о чем-то своем.

       - Да, мы живем на...
 
       Он зажал ей рот рукой:

       - Не говори, я не хочу это знать. А то не выдержу и приду посмотреть на тебя, на сына. Не бойся, ты меня больше не увидишь. Будь счастлива, миленькая, живи, как живешь, дай бог тебе счастья, - он наклонился, поцеловал ее в губы, снял с себя ее руки, встал и отвернулся.

       Она остановила его:

       - А сыну, сыну что сказать?

       - А что ты говорила ему до сих пор? - спросил он хмуро.

       - Что убили, - сказала она, заливаясь слезами.

       - Правильно говорила. Убили меня на той войне. И вправду убили, - сказал он печально, круто развернулся и ушел, не оглянувшись.

***

       Обнаружив на полке скомканную газету, нищий обрадовался и, вытащив ее, осмотрел: газета была свежей. На первой странице жирно красовался сенсационный заголовок. „ Мумия из каменного века обнаружена туристами в альпийской долине!“ Заголовок был снабжен фотографией устрашающе выглядевшего ссохшегося лица, обрамленного ломкими прядями рыжих спутанных волос. Удивленно покачав головой, нищий отодвинул от себя газету на расстояние вытянутой руки ( доставать очки не хотелось) и быстро, но внимательно прочитал колонку под фотографией: естественное мумифицирование вследствие высокогорного климата... искуссно украшенная одежда... куртка из лисьего меха... пояс с точеными костяными накладками... костяной нож... и главная сенсация: смерть наступила, очевидно, вследствие ранения, нанесенного другим человеком, первые же рентгеновские снимки мумии показали стрелу, пронзившую грудную клетку насквозь. Опять удивленно покачав головой, нищий заботливо сложил газету и сунул ее в пластиковый пакет, в котором он носил все свои пожитки. Работа, заключавшаяся в сидении в ожидании подаяния, успешно окончилась, пора было собираться домой, в приют для бездомных, в котором он поселился несколько месяцев назад, устав от промозглых ночей на вокзалах и в подземных переходах. Оседлая жизнь позволила ему завести собачку: маленькое беспородное существо с лохматый мордой и куцым хвостом. Обычно он брал собачку с собой „на работу“, но в последние дни песик начал чихать и сопливиться, так что сегодня, уходя, он запер его в своей комнате, не забыв предварительно заботливо поставить в уголок возле собачей подстилки миску с водой и блюдце с бутербродом. Теперь надлежало купить угощение на вечер для себя и для собачки. Пивом он уже запасся, а в отдел домашней живности он зашел, чтобы купить банку-другую консервированного корма для собак. Газета была как нельзя кстати: ехать в приют приходилось на трамвае, медленно, бесконечно трясясь через весь город на окраину. Он взял две банки корма и пошел к кассе. День выдался хорошим. Подаренные булки в пакете приятно оттягивали руку. Он представил себе, как выберет место в трамвае у окна, достанет из внутреннего кармана куртки аккуратно уложенные в футляр очки, водрузит их на нос и погрузится в неторопливое чтение, время от времени поглядывая в окно. На конечной остановке он выйдет... поприветствует вахтера взмахом руки... Песик обрадуется, когда он откроет дверь. Жить в приюте полагалось по нескольку человек в комнате. Для него, ставшего долгожителем в приюте, начальство сделало исключение, разрешив ему поселиться отдельно, чтобы он мог завести собаку. Он улыбнулся в предвкушении встречи.

       ***

       Он обнаружил, что потерял газету. Обескураженно осмотрев карманы и пакет с книжкой для Мам, он махнул рукой и отправился дальше.

       Упакованные в целлофан плоские куски песчаника привлекли его внимание. Он наклонился к витрине, чтобы лучше разглядеть их. На каждом виднелся четкий отпечаток рыбки, листа или скелета неизвестных ему существ. Это были окаменевшие останки доисторической жизни. Тут же, по-соседству, продавались поделки из полудрагоценных камней, слоники, дельфины и черепахи, выточенные из яшмы или малахита, а то и просто пластины, вырезанные из крупных камней и отшлифованные. На вертушке у кассы висели брелки из поделочного камня. Совершенно седой старик благообразного вида перебирал брелки, подолгу разглядывая каждый и не обращая внимания на жеманную женщину, нервно вертящуюся возле него.

       - Ну что ты выбираешь так долго, папа, - процедила она сквозь зубы, - все равно потеряешь! Ты постоянно теряешь все! На прошлой неделе очки, вчера ключи. Когда-нибудь ты забудешь выключить газ! В конце концов, пойми, что тебе не двадцать лет, сколько можно повторять тебе одно и то же!

       Старик ничего не ответил.

       - Я уже не могу отпустить тебя одного никуда! Иначе ты забудешь, где оставил машину! Я вынуждена сопровождать тебя, хотя у меня полно собственных дел! Не говоря уж о том, что водить машину тебе теперь вообще не следовало бы, - добавила она, поджав губы и глядя мимо. – В твоем возрасте это опасно. Ты не можешь реагировать на дороге так быстро, как надо. Я каждый раз волнуюсь, когда ты выезжаешь на машине! Сколько раз говорить с тобой об этом: отдай машину, в конце концов, внучке! Ей нужнее! Куда тебе вообще ездить? В таком возрасте надо вести спокойный образ жизни!

       Старик не сказал ничего и внимательно посмотрел на агатовый брелок у себя в руке.

       - Нет, с тобой невозможно разговаривать. От тебя ничего не добьешься! Иногда я спрашиваю себя, понимаешь ли ты вообще, о чем с тобой говорят, или у тебя уже старческое слабоумие – заявила она тихо, но злобно. – Когда я вижу счета, которые ты оплачиваешь, я точно прихожу к такому выводу. Ужины в ресторанах на две персоны, дорогие подарки... С тех пор, как ты познакомился с этой особой, ты швыряешь деньги направо и налево. Ты совершенно не думаешь о том, что это и наши деньги, - прошипела она зло. – В конце концов, я хотела бы получить наследство, а не ноль без палочки! У тебя есть дочь и внучка, которым ты обязан... И вообще, не понимаю, на что тебе эта личность. Чем ты собираешься заниматься с ней, скажи, пожалуйста! Уж не сексом ли? Это в твои годы! Не смеши людей!

       Старик повесил брелок на место, повернулся и, не говоря ни слова, ушел. Остолбенев, она посмотрела ему вслед и, совершенно не владея собой, топнула ногой, развернулась круто на каблуках и, задыхаясь, схватилась машинально за сумочку как за спасательный круг, достала зеркальце и посмотрелась в него, проверяя состояние помады на губах.

       Старик выбежал на стоянку, подошел к своему роскошному лимузину, открыл рывком дверцу и сел на водительское место. Схватившись за грудь, он нащупал в кармане телефон, достал его и набрал несколько цифр.

       - Алло? - отозвался доброжелательный старушечий голос.

       - Элизабет, ты сейчас дома? - спросил он.

       - Да! – жизнерадостно отозвалась она. – До обеда ко мне приходил племянник, знаешь, тот, что сейчас без работы оказался, мы...

       - Элизабет, - прервал он ее, - можно к тебе сейчас заехать?

       - Конечно! – сказала она обрадованно. – Что ты будешь есть? У меня есть котлеты и...

       Он снова прервал ее:

       - Хорошо, это неважно, я все буду есть!

       Бросив телефон на соседнее сиденье, он повернул ключ зажигания. Мотор заурчал мягко. Он взялся рукой за лицо и вытер глаза. Посидев еще мгновение без движения, он рывком надавил на газ, вывернул руль и выехал из ряда припаркованных машин. Набирая скорость, машина проскользнула сквозь узкий выезд со стоянки, как сквозь игольное ушко, и исчезла за поворотом.

       Дочь вышла, нервно вихляя на каблуках при каждом шаге, зло хмурясь, оглядела стоянку и, ахнув, пробежала вдоль машин, а потом назад.

       - Теперь он меня забыл! – закричала она, потрясая кулаками, и пнула, вне себя, бордюр. – Совсем из ума выжил! Теперь он забыл меня!

       Уперев руки в бока, она разъяренно осмотрелась.

       - Пора рассказать об этом его врачу! Его уже давно пора отправить в дом престарелых! Он совершенно невменяем! А его счетами должна распоряжаться я!

       Она сделала попытку успокоиться, тем более, что на противоположном конце стоянки появились люди, и отправилась неуверенным шагом в сторону улицы.

       „Придется вызвать такси“ подумала она злобно. „ Как же я такси вызову?“ осенило ее вдруг. “Я же забыла мобильник дома!“ С недоумением она посмотрела на показавшийся из-за поворота трамвай.

***

       Он снова оказался в книжном отделе. Блуждая по бесконечным торговым залам, он неожиданно для себя снова вышел в книжный отдел, но теперь с другой стороны, к стеллажам со специальной литературой. В уголке примостился продавец старых книг с собственной кассой и с легким складным столом. „Наверное, это стол для обоев,“ подумал он. „На таких столах маляры разворачивают рулоны обоев, чтобы отрезать полосу нужной длины и смазать ее потом клейстером. Чтобы не ползать на полу при работе.“ Разнозветные книги, разложенные чешуей на длинном узком столе, делали его похожим на кусок выделанной питоньей шкуры. Он подошел и отковырнул кремово-молочную чешуйку, взял ее в руки. Это был орфографический словарь немецкого языка, изданный в 1951 году в Лейпциге. Он открыл его наудачу. „Нимандсланд“, ничейная земля. „Ните“, лотерейный билет, который ничего не выиграл. „Нитчего!“ и в скобках: из русского, означает „да ладно, на страшно!“. Он перелистнул снова наугад, и книга открылась на красном листке, вложенном кем-то между страниц. Он достал листок, сложенный вдвое, и развернул его.

       Поверху стояло по-немецки:
       „Немецкие друзья! Это антикоммунистическая листовка для советских солдат и гражданского населения! Будьте осторожны с ней!“

       Далее по-русски:

       „Товарищи солдаты, сержанты и офицеры!

       В июле в Ираке произошел государственный переворот. Группа офицеров свергла короля и правительство, объявила страну республикой.

       Тогда же по просьбе ливанского правительства американская морская пехота высадилась в Ливане в целях охраны независимости этой маленькой страны. И одновременно в Иордании, тоже по просьбе правительства и в тех же целях, высадились английские парашютисты.

       Коммунистическая пропаганда подняла шумиху по поводу действий США и Англии, обвиняя их в агрессии и потрясая баллистическим оружием.

       Кто же, товарищи, действительно виноват во всей этой драматической истории?

       Все июльские события были результатом коммунистческой подрывной деятельности на Ближнем и Среднем Востоке. А переворот в Ираке прямо подготовлен мировым коммунизмом.

       Советские вожди лицемерно прикинулись невинными и завопили об угрозе третьей мировой войны. Партийная диктатура заставляет советский народ кричать „руки прочь...“ только в том случае, когда свободные народы ставят барьер ее проискам и затеям. Так и в данном случае: англо-американские войска препятствуют коммунизации арабских стран, и поэтому – вон их. Если бы в нашей стране существовала свобода, разве не нашлись бы люди, которые вышли бы к стенам Кремля и решительно заявили свой протест в те дни, когда советская диктатура напала на Финляндию и Прибалтийские страны, когда порабощала восточную Европу?

       Мы за мир, поэтому мы против коммунистической диктатуры, порождающей войну!

       Наш адрес: Западный Берлин, Мартин Лютер Штрассе, 88.

       Друг! Помни, что ты не одинок. Мы, бывшие солдаты и офицеры Советской Армии, работаем для освобождения Родины. Вступай с нами в связь.“

       Он вложил листок в книгу.

       Из листовки, посвященной делам давно минувших дней, он понял только одно: кто-то хотел, чтобы солдаты и офицеры одной армии согласились с тем, что солдатам и офицерам других армий можно и даже нужно высаживаться с моря и по воздуху где угодно, в то время как им самим делать этого никак нельзя. Он вообразил себя солдатом и офицером и подумал, что согласиться с этим он никак не смог бы. Особенно, если учесть, что призыв исходил от каких-то бывших. Наверное, тех самых бывших, которые и поработили, как они сами сказали, восточную Европу.

       Он обратился к справочникам и учебникам по химии и уважительно взвесил на руке толстенный том органической химии Фоллхардта. О Фоллхардте в среде любителей химии ходило множество легенд. Как, например, та, что сидение на Фоллхардте во время лекций по химии невероятно повышает уровень интеллекта. „ Если я на Фоллхарда усядусь, тогда те, что сзади сидят, ничего не увидят из-за меня,“ подумал он благоразумно и вернул том на полку.

***

       В отделе игрушек он остановился перед автомобилями с дистанционным управлением. Когда-то он мечтал о таком и даже получил его в подарок. Подарок оказался скучным. Немного повозившись с машиной, жужжавшей на все лады и утыкающейся постоянно в стены, он забросил ее.

       - Ой, извините, а это не вы в сегодняшней газете стоите? - молодая худенькая продавщица с гладко зачесанными назад и забранными в ровный хвостик черными волосами окликнула его, улыбаясь, когда он, идя вдоль игрушечных рядов, оказался возле кассы. Она вытянула из-под стола газету и, быстро пролистав ее, показала ему фотографию, все так же улыбаясь.

       - Я, - ответил он, посмотрев на фотографию и подумав, что на самом-то деле стоит он не в газете, а в отделе игрушек перед кассой.

       Получив подтверждение, она немедленно перешла на ты.

       - Какой ты молодец, прошел в финал олимпиады! – заявила она с очевидной симпатией. - Твоим родителям можно позавидовать! У меня тоже мальчишка, учится в четвертом классе, но он таскает одни неуды. Просто беда. А ты не согласился бы позаниматься с ним? Мы уже нанимали репетитора, настоящего учителя, но сын не сошелся с ним характером. Пришлось занятия прекратить. Может, не надо было учителя; учителей ему и в школе хватает. Не согласился бы ты позаниматься с ним? А то, боюсь, он останется на второй год.

       - Я же не живу в Берлине, - напомнил он ей.

       - Да? - она перечитала подпись под фотографией. – Ах, и в самом деле! Я это проглядела. Ах, как жаль. Да, ничего не поделаешь... – она покачала огорченно головой. – Плохо. Я не могу сама с ним заниматься. Я и сама в школе была не очень... - она улыбнулась несколько смущенно. - Да и училась я в Италии. На итальянском языке. Муж тоже не может ему помочь. Он тоже не немец. Он сириец. Так-то человек он образованный, он врач, - пояснила она гордо. – Но с немецким у него тоже не очень...

       - Вы говорите абсолютно правильно. Я бы и не подумал, что вы не немка, - возразил он.

       - С грамматикой у меня нелады, - рассмеялась она и махнула рукой, слегка порозовев от удовольствия. - Ах, кстати, вот и хорошо, что я тебя встретила! Посмотри, пожалуйста, мое резюме. Я тут черканула его во время перерыва, - она проворно, элегантно присела и достала откуда-то снизу, из-под стола, лист бумаги с рукописным текстом. – Проверь, пожалуйста, ошибки. Ошибки в резюме – это не дай бог! – она подала ему и ручку.

       Он взял листок. Автор резюме, продавщица с многолетним стажем безупречной работы, хотела бы перейти в специализированный магазин фарфора. Он исправил пару ошибок.

       - Почти нет ошибок, - сказал он.

       - Спасибо! Я перепечатаю его сегодня на компьютере и отправлю. По образованию я - продавец фарфора, - пояснила она с гордостью. - Я училась на продавца в Италии в одной из фарфоровых фирм. Очень люблю фарфор. В отдел игрушек меня случайно занесло.

       Она сложила черновик резюме и убрала его в сумку.

       - Я пошла работать в отдел игрушек после того, как, - она помедлила, замявшись, но сказала потом прямо, - после того, как потеряла дважды бэби. И на больших сроках уже, - добавила она. - Я тогда была в таком отчаянии. Думала, у меня никогда не будет ребенка. Пошла работать в отдел игрушек, чтобы быть с детьми, хотя бы с чужими. А теперь я эти игрушки видеть уже не могу, - она рассмеялась, – особенно после прошлого Дня рождения сына. Ему исполнилось десять, и мы пригласили всю родню. И мою, и родню мужа. Все приехали с подарками, и он получил в подарок почти пятьдесят игрушек! За один раз! Боже мой, у мальчишки голова кругом пошла! У него крыша поехала! Кошмар! Он в такую истерику впал, что мы испугались и отобрали подарки, спрятали их, - она снова рассмеялась. – Теперь мы всем сказали: „Никаких игрушек больше, ни-ни! Если хотите что-то подарить, дарите только деньги!“ Избаловали мы его, конечно, - призналась она, усмехнувшись. – Мой муж был до меня женат, но детей у него не было. Когда сын, наконец-то, родился, вся его родня была в восторге. И до сих пор осыпают подарками. Мои родные, конечно, тоже: после тех двух несчастий... Теперь все так рады за меня.

       - Приветствую! – сказал кто-то с мягким восточным акцентом.

       - Это мой муж! – представила она его, нисколько не удивившись его внезапному появлению.

       - Зашел проведать, - пояснил пожилой, значительно старше своей жены, мужчина, мягко улыбаясь.

       - Посмотри, молодой человек стоит в газете! – она показала мужу фотографию.

       Тот пробежал глазами по странице:

       - Хвалю! Молодец!

       - Я попросила его проверить мое резюме для фарфорового магазина.

       К кассе подошли покупатели: семья с детьми дошкольного возраста, и она тут же переключилась на них, внимательно принимая выбранные ими игрушки.

       - Работает и работает, - сказал муж, исподтишка кивнув головой в ее сторону. – И зачем работает? Дома ребенок, муж. Деньги девать уже некуда. Сидела бы себе дома, отдыхала. Нет, работает, - он покачал головой. – Ну ладно, что поделаешь. Если ей это нравится... Сейчас хочет перейти в фарфоровый магазин. Фарфор она любит до безумия. Дома столько посуды завести, сколько ей хочется, невозможно. Вот она и идет в магазин работать, чтобы все время в окружении фарфора быть.

       - Да, - сказал он, - понимаю. Бывают такие чашки, что будешь чай пить, только чтобы чашку в руке подержать.

       - Да, - подтвердил тот обрадованно. – Точно. А в магазине она все время будет фарфором заниматься. То распаковывать, то расставлять, то с покупателями обсуждать. Хоть бы ее взяли туда.

       Он подумал о таинственной женщине, гуляющей по фарфоровым выставкам, и сказал уверенно:

       - Возьмут!

***

       - Стой! Куда? - завопил дребезжащий старческий голос.

       - Пустите! – жалобно-возмущенно прозвенел в ответ девичий. –Да пустите же!

       Люди начали оборачиваться, выглядывая источник шума.

       - Прекратите! Уже люди смотрят! – хорошо одетая девушка с дорогой сумкой через плечо попыталась вырваться, но старикашка уцепился за нее мертвой хваткой.

       - А, стыдно! – завопил он торжествующе. – А воровать не стыдно? Воровка!

       Подоспел детектив:

       - Пройдемте!

       - Куда? - жалобно-раздраженно возразила девушка. – Что вам всем от меня надо?

       - Пройдемте! – непреклонно повторил детектив и взял ее за локоть. - И вы тоже, - он кивнул старику. Старик отправился следом, отдуваясь и торжествующе гремя палкой по полу.

       Заведя задержанную в подсобку, детектив усадил ее на стул и обратился к старику:

       - В чем дело?

       - В кармане! – заявил старик кровожадно. – В карман бюстгалтер спрятала!

       - Выньте, пожалуйста, все из карманов, - обратился детектив к ней.

       -Что за глупости! Какое вы имеете право! – она попыталась вскочить, но он усадил ее на место.

       - Выложите лучше сами на стол все, что у вас в карманах, или я вызову полицию и вас все равно обыщут, - сказал он ей весомо.

       - В правом! В правом! – заявил старик, тыча палкой в нее.


       Девушка захныкала:
       - Я буду жаловаться, какое вы имеете право!..

       - Я имею право, это моя работа! – заявил детектив. – Ну, так что? Вызовем полицию?

       Хныча и отчаяно махнув рукой, девушка вытащила из кармана кошелек и белый кружевной лифчик с ценником на нем.

       - Вот! – торжествующе заявил старик. – Такая молодая и уже ворует! Что из нее дальше будет?

       „Глядишь, что-нибудь вроде тебя и будет“ подумал детектив с раздражением. „ Что ты-то в отделе женского белья делал? Шиллера читал?“, но не сказал ничего.

       - Придется составить протокол, - сказал он девушке.

       - Это недоразумение! Я сунула этот лифчик в карман чисто машинально! Неужели вы не видите, что я не какая-нибудь дешевая воровка! Если я захочу, я могу скупить весь ваш дурацкий магазин! Вы не знаете, кто я! Мой папа...

       - У нас и миллионеры воруют, - оборвал он ее, теряя терпение. - Я здесь работаю десять лет, меня уже ничем не удивишь. Документы ваши предъявите, пожалуйста.

       - У меня нету! – заявила она.

       - Тогда придется вызвать полицию.

       Она поджала губы и положила на стол удостоверение личности. Он достал бланк и быстро заполнил его, расписался снизу и протянул старику:

       - Распишитесь, как свидетель.

       Тот с готовностью расписался.

       - Вы свободны, спасибо за бдительность.

       - Всегда готов! – заявил старик бодро и, высокомерно посмотрев на девицу, вышел.

       - Подпишите здесь, - он подвинул протокол к ней.

       Она занервничала и заерзала на стуле, зло кусая губы:

       - Я заявлю, что вы пригласили меня в подсобку под каким-то предлогом и хотели изнасиловать! – она рванула кофту и расстегнула ее на груди, вызывающе глядя на него.

       - Вон туда, наверх, посмотрите, пожалуйста, - он указал под потолок. – Это видеокамера.

       Она побледнела, застегнула молча кофту и подписала протокол.

***

       Отдел игрушек примыкал к отделу открыток. Рассортированные по темам „День рождения“, „Виды Берлина“, „Соболезнования“, „Любовные приветы“, и еще бог знает какие, открытки были выставлены на щитах с кармашками и на пирамидальных вертушках. Тут же присоседились наклейки и маленькие сувениры в виде деревянных раскрашенных божьих коровок и приносящих удачу четырехлопастных листков клевера. Невысокая, изящно сложенная дама в модной курточке и узких джинсах бегло осмотрела открытки ко Дню рождения, взявшись рукой за вертушку и проворачивая ее.

       - У кого День рождения? - полюбопытствовала ее собеседница.

       - У свекрови, - ответила та.

       - И сколько же ей..?

       - Шестьдесят два.

       Не найдя достойной открытки, дама перешла к другой вертушке и, вздохнув, начала осматривать ее.

       - А что так печально? - собеседница подмигнула хитро и весело рассмеялась.

       - Да нет, - смутилась та и тоже рассмеялась. – Что ты, пусть еще сто лет проживет! Свекровь как свекровь. Это я просто от вчерашнего отойти никак не могу.

       - А что было вчера?

       - Ах, - она махнула рукой, - ничего особенного, просто...

       Поколебавшись, она решила-таки рассказать и, отвернувшись от открыток, отвела собеседницу в сторону от прохода.

       - Звонят мне, значит, вчера: свекровь, мол, в тяжелом состоянии. Я говорю: „Боже мой, что с ней? Я же у вас вчера была, она была вполне в порядке. Ну, простуда немножко...“ Они говорят: “Все, ей очень плохо, огромная температура, она почти не приходит в себя, у нее, очевидно, тяжелое воспаление легких. Эмма, срочно вызови ей врача на дом!“ Почему, спрашивается, я? Почему не сами? Ладно, звоню ее врачу. Он говорит. „А что с вашей свекровью?“ „Так и так,“ говорю, „очень тяжелое состояние. Очень высокая температура. Она не может встать и прийти на прием. Не могли бы вы осмотреть ее на дому, пожалуйста?“ Он говорит: „Сейчас эпидемия гриппа, у меня переполнена приемная. Не могу же я этих больных бросить и на дом к кому-нибудь уехать! Давно она больна?“ „Да вроде нет,“ отвечаю. „Я у нее вчера была, она мне не показалась очень больной.“ „Ну привезите ее как-нибудь на машине! Если действительно состояние плохое, я ее без очереди приму. Или я приеду к ней поздно вечером, когда прием закончится. Лучше привезите сейчас, вдруг это что серьезное!“ Звоню им, рассказываю: “Надо везти. Врач примет без очереди.“ Там, конечно, взрыв возмущения. Свекровь в полном раздражении: „Я даже сесть не могу, не то что ехать куда-то! Он должен приехать сюда!“ А у меня, кстати, даже машины нет. Муж свою как раз в пятницу на съезде с автобана грохнул, когда с работы ехал. Я тебе говорила?

       Собеседница качнула отрицательно головой, с интересом слушая.

       - Вьехал грузовику в зад,- сказала дама с легким раздражением. - Ладно, скорость невысокая была. Они уже все тормозили на выезде. Но машину угробил. И уехал поэтому вчера на работу на моей машине. Ну что делать? Вызвала такси, погрузила в нее свекровь. Та стонет. Приехали, прошли в приемную. Подождали пять минут, свекровь начала возмущаться. Что это, мол, такое, она еле сидит, она сейчас сознание потеряет. Ей, мол, вообще место в больнице давно. Пошла я к медсестре: „Девушка, пожалуйста, нельзя ли побыстрей? Доктор ведь обещал... Очень плохо старушке.“ Она говорит: „У него пациент на приеме. Он же его выпроводить не может. Это же тоже больной. Сразу после него и вашу маму примет.“ Я не стала уточнять, что не маму, а свекровь. В самом деле, приглашают без очереди. Я - тоже в кабинет. Поддерживаю ее, она еле идет. Врач осмотрел ее, прослушал и говорит: „ У вас ничего нет. Вы совершенно здоровы.“ Представляешь?

       Собеседница качнула изумленно головой.

       - Та, конечно, возмутилась: „Как это ничего нет? У меня температура такая высокая, что я еле вижу, с кем разговариваю, а вы говорите, ничего нет!“ Он говорит: „Хорошо, можно температуру померить.“ Померили, нормальная. Представляешь? Нормальная. Боже, как мне стыдно стало. Врачу голову морочили, без очереди в обход других провели, а она совершенно здорова! Врач обьяснил ей терпеливо, что она не больна. У нее небольшой насморк, и все. Бронхи, легкие и все, что угодно, у нее совершенно в порядке, и слава богу, мол. Она: „Сделайте мне хотя бы какой-нибудь укол!“ Он: „А от чего?“ Катастрофа.

       - А как так вышло? – спросила ее собеседница, откровенно удивляясь. – Может, ей внезапно лучше стало? Может, бывает такое, - добавила она, сомневаясь.

       - Скучно ей, вот и все, - ответила огорченно худенькая дама. – Сидит на пенсии, не работает. Хоть бы занятие себе какое нашла. Вот, открытки собирала бы, - добавила она и, махнув рукой, обратилась к открыткам.