История Насти, которая любила, да не вышла замуж

Настю хоронили накануне дня Святого Валентина – праздника всех влюбленных. И это было символично, потому что именно любовь была несбыточной мечтой всей Настиной жизни.
Народу на кладбище было мало. Настина мама Алла Павловна, старшая сестра Валентина, несколько соседок, группа старушек – завсегдатаев всех похорон, да мы, кое-кто из Настиных одноклассников.

Поминать Настю с малознакомыми людьми не хотелось, где когда-то после школы ели «мягкое» мороженое и пили кофе глясе. Интерьер кафе изменился – сейчас это солидное заведение, хотя запахи и вид из окна остались прежними. Мы тоже стали другими: повзрослели, заматерели, стали циничнее и прагматичнее. Да и разбросало нас по всему свету. А как здорово снова оказаться вместе, снова почувствовать себя единым целым, неугомонными «ашками», вечно «взрывающими школу изнутри»! Для меня встреча с одноклассниками, как билет в детство. Я нынешняя встречаюсь с собой прежней. Жаль только, что повод для этой встречи оказался таким печальным.

Это вторая потеря в нашем классе. Первым был Олежка – весельчак и заводила, «любимец публики», погибший в автокатастрофе. А теперь вот Настя.
Настя была красива. Красива истинно русской красотой. У нее, как положено, была коса до пояса толщиной с руку, цвет лица «кровь с молоком», пушистые, невероятной длины ресницы и глаза с поволокой. Правда, «поволоку» эту создавала близорукость, а очки Настя не носила никогда. Настя была высокая, с пышными, рано развившимися формами, и выглядела старше своих лет.

Учителя Настю любили. Была она послушной, ласковой и исполнительной. Правда, в детстве эти качества воспринимались по-другому. Настю считали «подлизой». На фотографиях в младших классах она всегда сидит рядом с учительницей, слегка прижавшись и склонив голову ей на плечо.

У Насти была еще одна черта, за которую с детским максимализмом ее звали врушкой. Но скорее она была фантазеркой. Ее не устраивала скучная обыденность, хотелось чего-то особенного. Вот она и придумывала свою жизнь сама. Стеснялась, что отец ее всего лишь техник, «хвосты самолетам заносит», а дома у жены под каблуком, вот и рассказывала нам, будто ее настоящий отец - летчик-испытатель – погиб при выполнении специального задания. Настя постоянно была в кого-нибудь влюблена. В своих любовных историях (а она рассказывала их всем, желающим ее послушать) Настя испытывала все мыслимые и немыслимые восторги страсти. Но чаще всего это были всего лишь ее фантазии. Когда же мы ловили ее на пересказе какого-нибудь любовного романа, она, не смущаясь, уверяла нас, что с ней произошла точно такая же история.

В нашем городе часто снимали кино, и иногда кому-нибудь из нас удавалось поучаствовать в массовках. Настя не пропускала ни одной съемки. Постоянно вертелась у съемочных площадок и говорила всем, что скоро мы ее увидим в главной роли. Она старалась познакомиться хоть с кем-то из артистов, приезжавшим в наш город. А с одним из них у нее действительно был роман. Но вскоре он уехал, тут же забыв о провинциальной девчонке. А она еще долго показывала нам «его» письма, написанные ею же самой измененным почерком.

Главной чертой Настиного характера была жалостливость. Настя всегда кого-нибудь опекала, жалела, кому-то помогала. Она всегда навещала больных, даже если в школе об этом не просили, мирила влюбленных. Если кому-то грозила двойка в четверти, Настя упрашивала учителя пожалеть бедолагу. А если кому-нибудь было нужно «прикрытие», чтобы дома не ругали, всегда просили Настю – Насте верила даже самая недоверчивая мама. Разжалобить Настю не составляло никакого труда, и тогда из нее можно было вить веревки.

После школы Настя попыталась поступить в институт культуры в городе N, но не прошла по конкурсу. Возвратиться домой ей не позволила гордость. Она решила попытать счастья на следующий год. А пока пошла работать на завод и жила в рабочем общежитии.
Класс наш чуть ли не в полном составе учился в городе N., и мы часто встречались. Настя по-прежнему рассказывала нам свои красивые истории, но ее выдавали красные огрубевшие руки и какой-то налет неустроенности и неприкаянности.

На следующий год Настя поступила в педагогический институт и уверяла нас, что это именно то, о чем она мечтала всю свою жизнь.

А через некоторое время она куда-то исчезла. Бросила институт, перестала ходить на наши встречи, а те, кто иногда встречал ее, как-то загадочно пожимали плечами.

И вот однажды я встретила Настю... и ее не узнала. В роскошной норковой шубе, она благоухала хорошей парфюмерией и, кажется, была очень рада меня видеть. Мы шли с ней по городу, и я в своем пальтишке с воротником из искусственного каракуля чувствовала себя не совсем уютно рядом с такой элегантной красавицей. Но вдруг мне показалось, что что-то не так. Настя чересчур громко хохотала, жестикулировала, постоянно задирала прохожих, строила глазки всем встречным мужчинам и беспрестанно курила, манерно выставляя руку. И я поняла, что она пьяна. Заплетающимся языком Настя хвалилась своим новым другом-барменом, который одевает и содержит ее. Она сыпала названиями дорогих магазинов, где покупает одежду, и марками машин, на которых ее возят, фамилиями местных авторитетов и известных людей. И я, умом понимая, что это всего лишь пьяное хвастовство, и счастье такое недорого стоит, в глубине души, чего греха таить, завидовала ей.

Настино счастье закончилось довольно быстро. Она забеременела, и бармен нашел себе другую подружку. Настя тянула с абортом, надеясь все-таки на отцовские чувства своего бывшего друга. Но просчиталась. Тот знать не хотел ни о каких детях, выставил Настю гулящей девкой и тут же о ней забыл.
 
Ехать домой, тем более с ребенком, Настя тоже не могла. Алла Павловна всем уши прожужжала об успехах своей дочери, а тут дочь «принесет в подоле». Такого не могло быть, потому что не могло быть никогда.

Короче, аборт было делать поздно, и какая-то «добрая душа» дала Насте адрес бабки-знахарки. Почему современная неглупая девица отдала себя в руки безграмотной повивальной бабки, я не могу понять до сих пор. Но это факт: бабка использовала мыльный раствор и острую вязальную спицу. Настя выжила, но осталась на всю жизнь бездетной.

После больницы Настю взяла к себе сестра. У Вали был скверный характер. Впрочем, какой бы был характер у вас, поживи вы в огромной коммунальной квартире, с шестью женщинами на кухне хотя бы год. Мужа своего Валентина ела поедом и иначе как «этот кобель» не называла. То ли от одиночества, то ли от жалости (к нему ли, к себе ли), но Настя стала его любовницей. Надо ли говорить, что, узнав об этом, сестра выставила Настю вон без всякого сожаления. Настя снова вернулась в общежитие.

Больше я Настю не встречала и ничего не слышала о ней. Как-то я поехала к родителям в гости. Была я уже замужем, а сыну моему исполнился годик. И вот, гуляя с ним в парке, я встретила Аллу Павловну. Та с завистью смотрела на моего сына и говорила, что Насте опять не повезло: она сломала ногу, а зрение настолько упало, что нужно делать операцию. Но денег нет... Мы помолчали, и вдруг Алла Павловна сказала: «Настя приезжала. Просилась домой. Но я ей говорю: а как же твоя мечта? Ты уж терпи. Да и у нас в провинции тебе не найти приличной партии» «Какая приличная партия?» - хотелось крикнуть мне – из-за вашего эгоизма Настя может погибнуть. Помогите ей, ведь вы же мать!» Но Алла Павловна была не из тех людей, кому бы я могла так сказать. И я промолчала.

Последний раз я встретила Настю на улице.Она как всегда была шумна, восторженно рассказывала о своем очередном любовнике. Напрашивалась в гости. Но я не стала ее приглашать. Мне не хотелось нарушать гармонию и покой моего маленького дома и в очередной раз выслушивать Настины красивые истории. Больше она мне даже не звонила.
Сейчас, имея какой-то жизненный опыт, я бы, наверное, поступила по-другому. Уж во всяком бы случае не оттолкнула бы Настю. Да и она, возможно, прожила бы жизнь иначе, будь возможность начать ее сначала. Но, в общем-то, зачем постоянно искать ответ на вопрос: кто виноват? Никто. Жизнь.

Последние годы Настя, как переходящий приз, передавалась из рук в руки. Покровители ее были то старые, то молодые, то богатые, то не очень. Только своей судьбой Настя уже не распоряжалась. Да и своего у нее ничего не было: ни жилья, ни работы, ни семьи. Она уже не была красивой и даже молодой не была...

И наступил день, когда Настя больше не захотела жить.