Ялта в октябре

Море пахнет арбузом, - сказал Чехов.
Море пахнет свежим бельем, - сказал Бунин.
Море пахнет женщиной, - сказал Горький.
Море пахнет… морем, - говорю я, имея наглость слегка оппозиционировать классикам.
Намерение посетить Ялту возникло, когда мой приятель, некто Юсуф-ага, поселился там. Он продал двухкомнатную квартиру в Луцке, а через некоторое время купил однокомнатную в Ялте. Ченч вполне оправданный. Сменить гнилостное захолустье на благодатный южкурорт – поступок разумный. Так забрезжило: Ялта, море, шум прибоя, женщины, скрежет гальки, чаек взмывчивый лет - в беспредельно голубеющую лазурь…
В дробной раскачке постукивал экспресс «Киев-Симферополь». Ни лесочка, ни деревца, сплошная плоскость жухлых равнин. Я дремлю под одеялом, которым меня укрыла проводница – симпатичная татарочка. Утром в Джанкое солнечно, тепло. На перроне торгуют персиками, виноградом, изюмом. Едем дальше. Пью чай, рядом сидит женщина лет пятидесяти, словоохотливая, угощает меня грушами, я почему-то отказался, из деликатности, что ли?
В Симферополе я не был давно и поэтому встреча с городом предстояла как бы внове. Этот момент значителен. Я вдруг погружался в среду, для меня ранее не бывшую. Там, где я не был, ничего нет – это странная мысль. И когда я оказываюсь в другом городе, это представляется мне трансцендентным актом, выходом за пределы обычного житья в – другое… Я в нем чужой, я нов в этом обиходе, у меня здесь нет противников, мне здесь некого на х… послать – вот что здорово. И ты в отношении других особей, тоже не есть вражина, а вполне приличный человек.
Вокзал архитектурно оригинален, белый, лоснящийся от утреннего солнца. На остановке столпились троллейбусы, развозящие курортников по разным маршрутом. Билет до Ялты стоит 10 гривен. Долго едем по Симферополю. Город утопает в зеленях. Попадаются раскосые лица татар, но славян больше, это южнорусское полюдье, живущее здесь издавна. Я мог бы здесь жить, и в другом городе я мог бы жить, да везде можно иметь обиталище – это и есть свобода передвижения. Но теперь я ехал в Ялту, бывшей землей обетованной, я катил к морю, там есть набережная, по которой гулял Антон Павлович, ну и, конечно, дама с собачкой, дефилировавшая с Гуровым, он затем хавал равнодушно арбуз после интима, и дама плакала – история в наше время возможная ли?..
Потянулись виноградники, первые горы, вернее даже не горы, а горишки, я вертел головой в нетерпенье, ища нависающие горные кряжи, острые зубцы скал жаждал я созерцать, но пока тянулись селения, мелькнуло название «Мамат-солтан», татары строили дома из пористых желтоватых блоков. Надвигалась поросшие лесом холмы, уже кое-где с прожелтью, было начало октября, впереди была Ялта, сулившая мощные впечатления, Юсуф-ага говорил, что летом по ночам набережная поднимается вверх от стонов любви, я не сомневался в этом, еще бы, конечно, южные дивы страстны, темпераментны, любвеобильны, о деньгах не думалось, что деньги. О, этот захватывающий сумбур поездки! Перена-сыщенный увиденным мозг ярился…
И вот за очередным поворотом открылась сиреневая пустота моря…
Огромный надолб горы наползал, увеличивался в размерах по мере того как мы отьезжали – это своеобразный визуалглюк, который я впервые отметил во время службы в Чехословакии, спускаясь по серпантину в Татрах. Тогда тоже был октябрь, мне было 19-ть, я был солдатик СССР-ной Империи, можно сказать, что я тоже был империалист, в засаленном бушлате и пулеметом РПК. С тех пор миновала целая жизнь, нет СССР, нет меня, салабона, я еду в Ялту, резко похолодало, мы подъехали к Ангарскому перевалу, туман заволок дорогу, троллейбус снизил скорость, мы едва плелись, начался спуск, дорога горбатясь уходила в долину, проглянуло солнце и где-то в безмерном пространстве моря сверкнул краешек горизонта…
Вот и автостанция, в кустах гомозились бомжи, я позвонил Юсуфу, он сказал, что на дежурстве, а так же сообщил, что ко мне подойдет его приятель. Наконец, я увидел уходящие вверх лесные горы, они тянулись грядой, заслоняя небо. Ялта спускалась от подножья к морю. В просади кипарисов гнездились уютные виллы. Подошел приятель, оказавшийся тоже из Луцка, , он повел меня на холм, имевший название Поликуровский. Вид с этого места был великолепен. Здесь была незаконченная стройка, между бетонных плит отыскалось ровное место, где я намеревался поставить палатку. Став левым боком к морю я взглянул направо – там в облачном шлейфе высились горы, вздыбленные провалы, холмистые перекаты сосен… И постиг я, что лучше места мне не найти. Я поблагодарил Сержа, он ушел. Наконец, я прибыл в этот благодатный уголок. Внизу был заповедник Ялтинской киностудии, спускавшийся к берегу. А дальше…во всю ширь…распахнулось море… серею-щее…светлое…с мерцающей дорожкой, присмотревшись, можно было увидеть пенные накаты ряби… Чистейший воздух с моря и гор наполнял мои легкие. Это было мгновение, как сказал бы старина Ошо, «здесь и теперь».
Я сижу у моря. Оно огромное, слепящее, колыхающееся… Я в наушниках, слушаю индуисские баджаны, перебираю четки… Солнце не жаркое, ласково греющее, я оперся спиной о бетонную стену, иногда волна дотягивается до моих ног, еще большая волна едва не смысла рюкзак, все это пустяки, - вскипающие кипенью волны, чайки, шум прибоя… свежий бриз веет, веет… Отсюда уходить не хочется, здесь самый край пляжа, дальше уже забор, за ним – пустующий санаторий. Выше ярусами тянется плотно застроенная набережная – в кипарисах, пальмах, кустарниках. На рейде в дымке виднелись очертания кораблей… Неужели здесь можно жить всегда, спрашивал я себя, среди этого благодатного пространства, где время замедлялось, исчезало, для моря, гор времени нет, они – вечность, и жалкий человечешко копошится между ними… Я вспомнил Чехова, он писал, что волны накатывали на этот берег, когда и в помине не было людей и они все также будут равнодушно шуршать галькой, когда исчезнет последний гомо. Живи с этой страшненькой правдой, а пока за спиной Ялта, уже заходящее солнце, бросающее золотящийся след вдали. Сумерки наступают быстро. Я медленно поднимался по холму, оглядывая меняющиеся виды и… чувствовал нечто вроде счастья, я был умиротворен, медитативен, внутри меня был – покой… такой же безбрежный, как море, горы, небо.
Постепенно я начал замечать и сам город. Особенностью Ялты является то, что с разных мест видны горы, они окружают ее, море подступает вплотную, его солено-свежее дыхание наполняет прилегающие улочки. Идешь неспешно и вдруг в проеме синим мазком проглянет волна… Ялта домашняя, томная, вяжущая, здесь немыслимо быть активным, здесь все расслабляет, вся Ялта – это божественная медитация средь гор и моря. Забравшись на самый верх строительной площадки, я фотографировал открывающиеся виды, все было дивной натурой, я знал, что дома буду наслаждаться этими снимками, каждый из них будет ценен слепком ялтинского ландшафта и связанных с ним чувств. Я запечатлел дорогу, по которой спускался к морю. Увитый виноградом старинный особняк и – балкончик в ползущей зелени и тот же неотъемлемый ракурс: море – горы… Понятно, что и жители по темпераменту отличаются, они более яровиты, женщины холеные, ухоженные, девушки созревают рано, юноши аполлонического сложения, с греческими ликами, здесь намешано рас густо, это особый южночерноморский генотип, ялтинки чрезвычайно сексуальны, море, хвойный нектар, спускающийся с гор, все это плюс прилив на курорт огромного количества самцов влияет на них благотворно. Это на материке женщину нужно уговаривать лечь в койку полгода, здесь это немыслимо, в Ялте истекающая похотью сатиресса сама заволокет в бунгало. Мощно, знойно-телесно, вывалив виноградную брюшину, вылупив блудные зенки, изнеженно трогая набухшие сосцы и развалив бронзовеющие от загара чресла – ялтинский Эрос празднует здесь свой триумф, - я захлебываюсь восторгом, не находя слов, намереваясь передать эту исступленно гибельную симфонию страсти, извергащейся, как вулкан, где вместо багрово-дымной магмы – сперматические потоки жизни струятся в крови у этих шальных южан… Пребывание здесь меняет химию организма, все здесь рычит: хочу наслаждений! хочу гетер! хочу жрать это изобилье! хочу осеменяться этим жирным куском природы! хочу зарыться в рвущуюся встречь волну, когда она подхватывает тебя и обрушивает, колыхая, люлюкая и я, голой задницей мелькая, как поплавок, гребу в соленом месиве пены к берегу… А ночью полыхающие звезды текут роями над Ялтой, я стою на холме, у ног моих сверкающим потоком огней перемигивается город. Представьте: в мраке провальном Млечный Путь течет, а внизу – горящая дивными огнями Ялта и – я в этом сиянии перекрестившихся сфер обволакиваюсь, плыву в хайло косматое …
Историческая справка.
В конце 18 – нач.19 века Ялта ютилась вокруг Поликуровского холма, близ мыса св. Иоанна (Кильсе-Бурун). В 1799г., по данным литератора и путешественника П.И.Сумарокова, в ней насчитывалось лишь 13 солдат греческого батальона, «кои содержа кордонную стражу живут, не имея тут ни пашни, ни угодий». К 1838 году, когда Ялта была провозглашена городом, произошли некоторые изменения. На холме Поликур по проекту архитектора Торичелли соорудили собор Иоанна Златоустого.
Собор на мысе святого Иоанна Крестителя Предтечи получил наименование от своей предшественницы – древнегреческой церкви, которая располагалась раньше на оконечности того же церковного мыса – Кильсе-Бурун. Она была возведена здесь еще в древние времена. Древнегреческая церковь во время первой русско-турецкой войны 1768 – 1774 гг. по рассказам, дошедших до нас, была взорвана вместе с укрывшимися в ней жителями прибрежного селения турецким десантом. На старом месте новый храм решили не строить и выбрали среднюю возвышенность Поликуровского холма над мысом св.Иоанна.
Вначале в Ялте было всего три улицы: Почтовая (ныне Свердлова), Бульварная (Рузвельта) и Елизаветинская (Коммунальная). С 70-х годов начинает застраиваться новый город, своего рода аристократический центр Ялты – набережная (тогда почтовый тракт), улица Морская, Аутская (ныне Кирова) и др.
Знаменитая писательница г-жа Славич, издавшая первый путеводитель по Крыму под псевдонимом Сосногоровой, в 1871 г. писала: «Миниатюрный городок Ялта расположен амфитеатром по берегу моря. Едва ли есть на Южном берегу что-либо эффектнее этого маленького городка, с его белыми зданиями, помещенного на оконечности красивого залива и окруженного величественными горами. На оконечности мыса стояла, по-видимому, какая-то четырехугольная сторожевая башня. Татары называли это место Палекур и считают, что здесь был монастырь.
Название Палекур - явно греческого происхождения и указывает (в первой половине своей) на греческое слово «древний, старый». Не подлежит сомнению, что в исторические времена Ялта была греческим городом Ялитой. Она известна была Нубийскому географу 12в. Эдризи под именем Галлиты или Джалиты. А на средневековых картах с 16в. оно значится под именами Каллита, Гиалита и Эталита. Генуэзцы, присоединив ее к своим владениям, имели здесь также своего консула и администрацию».
Знаменательное для Ялты событие – наименование ее городом – произошло в 1837 г. и совершилось при следующих обстоятельствах. Откроем книгу Рыбицкого «Пятидесятилетие Ялты»: В 1837г. Император Со Своею Августейшей Супругой и наследником прибыли на военном пароходе «Полярная звезда» к новому тогда молу. Вместе с князем Воронцовым Его Величество направился по единственной тогда улице Елисаветинской (названной так в честь супруги князя), часто останавливаясь и слушая убедительную речь Воронцова.
«Мы заезжали, - писал С.А.Юревич, - в церковь премилой архитектуры, только вчера для приезда освященную: отслужили молебствие. В таможенном доме графиня Воронцова угощала нас макаронами, приготовленными по-итальянски, сие блюдо понравилось, а затем Государь повелел возвести Ялту в достоинство города, указал план и название улиц; приказал увеличить место для гавани. Провозглашение совершилось в таможенном домике, любуясь прелестным месторасположением, Император с бокалом шампанского благословил местных негоциантов».
Набережная Ялты, где сосредоточены магазины, ресторации и прочие увеселительные заведения, - великолепна, ухожена, роскошна. Но углубившись в город, видишь загаженные дороги, на клумбах валяются пьяные бомжи, вообще их здесь много, их толпы, особенно возле рынка, в прилегающей местности они копошатся, как тараканы. Чем выше в горы, тем опять чище, аккуратней. В густой просади кипарисов прячутся шикарные особняки буржуинов, они боятся, эти ребята, их здесь грохают, они наворовали денег, купили в Ялте недвижимость, но оказалось, что и здесь не скроешься от возмездия… Выходит такой нувориш на терраску и получает пулю в башку – разлюбезное дело. Поэтому богачи народец шуганый, всего боящийся, окна закрыты жалюзями, ворота бронированные, бетонные надолбы, но от смертяшки укрыться – мыслимое ли дело? Везде я слышал русскую речь и была она сочна, иногда с матерком, колоритна, в сущности, здесь Русь была, есть и будет, чтобы ни измышляла ублюдочная мразь. Они высокомерны, эти ялтинцы, с ними не похамишь, тут же получишь отпор, им ничего навязать не получится – этому гордому народу приходилось не раз отстаивать свои природные права.
Ну, что же, Ялта – прощай… Из троллейбуса дотягиваюсь взглядом, пытаясь ухватить еще раз очертания города.. Мне грустно. Когда я попаду сюда еще раз? Вот Ялта исчезла. Опять открылось море – туманная серая гладь. В моей жизни э т о состоялось, Ялта вошла в меня – о этот запах бездонности морской! И в конце –

       РОСЧЕРК
       ЧАЙКИ…
 
       

       11 генваря 2008г