Странный гость

За широким лакированным столом, на котором, не теснясь, умещались жидкокристаллический, играющий серебряными искрами монитор, черная изящная клавиатура и шикарный письменный прибор из хрусталя, ловящий скользкими гранями лучики искусственного света, - сидел немолодой мужчина в сером костюме. Его бледные глаза были невыразительны, как окна пустой квартиры, выглядывающие на хмурую зимнюю улицу.

Мужчину можно было назвать представительным, даже сохранившим остатки ушедшей вместе с юностью красоты, если бы его несколько тонкие губы не кривились в страннейшей полусумасшедшей улыбочке. К счастью, наблюдать это безобразие было некому, потому что мужчина находился в просторном кабинете один. Это обстоятельство отнюдь нельзя было бы отнести к удивительным, пусть и на календаре – с самопередвигающимися мерцающими цифрами-датами – ясно значилось, что сегодня двадцать пятое число, а выражаясь простым человеческим языком: пятый день задержки зарплаты.

Однако было очевидно, что сотрудники (двоим из которых уже третий день приходилось добираться до работы пешком) не толпятся под дверью, не караулят шефа в коридорах или в туалетной комнате, чтобы, как бы невзначай, тоном разглагольствующего об обреченной быть провальной в этой стране политике интеллигента поинтересоваться: «Извините, Алексей Юрьевич, а как там насчет зарплаты?» Когда-то, не так и давно, это было вполне оправданным ходом, этакой игрой. Кто кого переупрямит. И не то чтобы Алексу было жалко денег, а какой-то новый червячок завелся в нем: с болезненным интересом наблюдать, как внешне приличные люди готовы унижаться, чтобы получить свои жалкие крохи. Или, что ему казалось все более логичным, заставить его расстаться с собственными заработанными потом и кровью, бессонными ночами, вдрызг испорченными нервами и ссорами с единственным любимым человеком – Иришкой, деньгами. А с какой стати он должен вообще им платить зарплату? А они делают что-нибудь, кроме как промывают ему косточки? Кто-нибудь хоть раз, хотя бы мысленно, сказал ему спасибо за то, что он создал эту фирму, где они могут работать? «Каждый труд должен быть оплачен… Но так то труд, а не фикция!» - так шипел он время от времени себе под нос, пока вдруг не случилась замечательная вещь – он не только перестал кривить губы, но и глаза его ожили и будто помолодели, вспыхнув ясными искорками.

- Сева? А тебя какой бес еще принес мне на голову? – притворно возмущенным тоном спросил он пустоту, где-то между поверхностью стола и потолком, агрессивно сверкающим новомодными продолговатыми светильниками.

- Тебе плохо. Я почувствовал это, и вот я здесь, - так ответило ему его больное воображение.

Внешне его галлюцинацию можно было охарактеризовать как примечательную и на свой романтический манер привлекательную. Его невидимый собеседник был облачен в черную тогу, поэтому смахивал на послушника, что только подчеркивали его длинные, касающиеся плеч волосы, целомудренно убранные за уши, и тихие, но горящие волей и силой глаза. Пришелец сидел прямо на пачке с документами, что несколько нервировало Алекса, потому-то он и бросал на узкие обтянутые мрачными тканями чресла гостя недовольные взгляды.

- Что с тобой происходит, Люци? Поссорился с Иришкой, заперся тут в кабинете и не желаешь отблагодарить за труд своих верных сотрудников.

- Верных? Да ужж…

- Конечно, верных. Хотя твой главбух и сисадмин уже приготовили заявления об уходе, они еще сомневаются, надеясь, что ты, прежний, вернешься.

- Ах вот как! Ну и пусть убираются.

- Разумно… Потом придут следующие, и ты снова будешь ставить на них свои сомнительные эксперименты, как на лабораторных мышах. Кому от этого хуже? Вот в чем вопрос.

- Тебя беспокоит мой моральный облик?

- Нет. Я только не понимаю, как человек, которому принадлежал весь мир, когда у него только незначительная мелочь бряцала в карманах, мог дойти до жизни такой…

- Я был идиотом, наивным сопливым романтиком, вроде таких, как ты и я заблуждался. Мир принадлежит тем, в чьих карманах бряцает отнюдь не жалкая мелочь. Не все способны довольствоваться собственными фантазиями.

- Ошибаешься. Вот смотри.

Иллюзорный собеседник протянул вперед руку. На его узкой ладони запульсировал похожий на светящуюся светлую дымку маленький, обтянутый черной колючей сеточкой шарик.

- И что это, Всеволод? Моя совесть? – насмешливо спросил мужчина, но смотрел при этом на ладонь пришельца с опаской.

- Нет.

- Ах, наверное, душа…

- Нет.

Всеволод ласково посмотрел на шарик, и тот отчаянно задрожал на его ладони, а потом взмыл в воздух и пристроился на угол монитора, словно прилипнув к нему.

- Что ты делаешь?! Знаешь, сколько он стоит?

- Не знаю. Как ты думаешь, что означает сетка?

- Понятия не имею. Убери лучше эту глючную липучку. Все эти твои игры… Впрочем, понимаю, у вас ведь не взрослеют. Верно?

- Верно. Но так ли это необходимо? – ровно спросил черноволосый, благодушно рассматривая нахмурившегося мужчину. - Эти черные нити-оковы – суть твои сдерживаемые порывы. Бросить копейку нищему в шляпу, не задумываясь, насколько честны его плаксивые глаза; признаться в любви собственной жене, упав перед ней на колени… Этот шарик - твоя свобода. Выпусти ее. Дай ей хотя бы вздохнуть. Выплати зарплату, помирись с Иришкой. Тебе же это нужно больше, чем им.


- Вот только твоих проповедей мне не хватало! Прибереги их для ваших несчастных поэтов, которых вы используете, чтобы они описывали ваши миры и иллюзии. Это согреет их пустые желудки!

Но черноволосый гость лишь покачал головой, без намека на укоризну, и с досадой Алекс увидел промелькнувшую на его спокойных губах улыбку… Чтобы через секунду раскаяться, так как Всеволод исчез. А шарик остался, грустно подрагивая, как пойманная в сети хрустальная звездочка.

Какое–то время мужчина смотрел на нежданный подарок, а потом улыбнулся. Смущенно и тепло, как мудрый папаша, смирившийся с шаловливой выходкой любимого ребенка.

- Леночка, почему ко мне никто не приходит за зарплатой? – проговорил он, нажимая на кнопку в столе и не спуская с шарика глаз.

Сгусток света затрепетал с ласкающим слух нежным звоном, одна из нитей лопнула, и шарик, будто вздохнув с облегчением, немного раздался вширь. Лицо мужчины просветлело, а самые глубокие морщинки у глаз разгладились.