04. 101 халтура

Артём Киракосов

ПРО СЕБЯ



сто и одна ночь с самим собой
 
 
 


4 \\ 101

**** халтура ****


Рассматривая всякий раз перед Причастием Тела и Крови Господних грехи свои – много лет подряд – халтуре – отвожу первое место! От неё страдают люди. Люди, которым ты должен – своим трудом, работой, общением, любовью, люди, от которых ты просто отделался, в лучшем случае. Люди – мимо которых ты прошёл. Люди, которым ты не сказал того, что должен был. Люди, ждавшие от тебя… И – не дождавшиеся. Самое великое преступление – халтура.

– А легко ли любить Женщину? – говорит мне уже тогда бывший хорошим художником Коля Коротков. Прошло больше, чем четверть века… И я запомнил этот разговор. Он только женился тогда. Мне было двадцать два. (Или около того?..)

– Любить Женщину – это же трудно! Всегда легче заниматься… – говорит мне Брандт, Володя – гитарный композитор, педагог, артист.

– То, что я делал, – делал для себя. Это и останется моим, – отвечает мне отец на усмешки мои.

Всё, что я не успел для людей – встаёт мне – ГРЕХАМИ. «СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО» (Доктор Гааз). Эту фразу почти ежедневно повторяют нам, своим духовным детям, чадам, наши батюшки. Спеши! Ибо лукавы дни! Обернёшься! – и седина (сплошь почти) покрыла ещё вчера бывшую чёрными дремучими зарослями твою голову цыганского барона. Оглянешься – и нет уж никого – ты один. Твои друзья, с кем вышел ты в поле, в поле жизни, – молчат, больны, немощны, мертвы.

Старайся успеть всё! При жизни.

– А я знаю, что это такое, когда есть муки от несделанного. От нереализованного. Человек, чем бы он не занимался – должен ``высказаться``. А иначе его настигают такие муки… – говорит мне Лазарь, Лазарь Гадаев, великий скульптор, мой учитель, чья юбилейная выставка к его семидесятилетию откроется в октябре в Инженерном корпусе Государственной Третьяковской Галереи – центральной и самой почётной выставочной площади нашей страны.

Раздать «долги», чтобы «уйти» спокойно. – Такова мечта. Одарённость – долг. Долг перед всеми. Теми, кто ждёт от тебя чего-то. Рядом люди: мы живём не в безвоздушном пространстве. Надо организовывать жизнь. Надо жить семьёй. Надо жить искусством. Надо жить дружбой. Надо жить родственниками, роднёй. Надо жить друзьями. Надо жить коллегами. Надо жить… Надо… Надо жить всеми, кто встретился тебе в пути. Встречи не бывают случайными. Все отрезки пути надо идти до конца. Всё испытать. Занять то место в душе каждого, которое ждало тебя – ещё до твоего появления на свет, рождения. Нужно успеть всё, для чего твой Господь Явил тебя на Свет, Свет Божий.

– А зачем ты, вообще, топчешь, тогда эту землю? – продолжает Лазарь мне…

Мне стыдно. Мне очень стыдно. Я часто ``гнал`` в жизни халтуру . Часто, этого не замечал никто. Я старался всё успеть, торопился. Я научился. Сейчас учу этому других: НАДО УСПЕТЬ ВСЁ! ВСЁ!! ВСЁ!!! В ЭТОЙ ЖИЗНИ!!!!

А потом уже будем решать, с какой оценкой…

Надо гнать! Чтобы успеть. «Как» – вопрос второй.

«Я должен…» «Ты должен…» Так говорит мне отец часто…

Моих занятий становится всё больше. Жизнь не снимает с меня ничего – только добавляет. Нет, не гнуться должен каждый из нас, а работать, просто работать. Не для денег. – Нет. Для людей.
Известна притча о Соборе Парижской Богоматери. О Шартрском – такая же. Её часто рассказывала нам на занятиях \\ лекциях по истории искусств Евгения Владимировна Завадская.

«Спрашивают каменщика: “Что делаешь ты?”
– Камень качу… – отвечает.
Другого спрашивают: “Что делаешь ты?”
– Зарабатываю себе и семье на жизнь, – был ответ.
Спрашивают и ещё: “Что делаешь ты?”
– Строю Собор «NOTRE-DAME-DE-PARIS».

Так жить.

– Надо всё делать на пределе своих возможностей, – говорит мне Коля.

«Если я не играю один день, то замечаю сам. Если я не играю два дня, то замечают мои друзья. Если я не играю три дня, замечает публика» – знаем мы из Рахманинова.

– Надо быть фанатиком, а иначе не получится ничего. Только фанатично преданный делу человек может достигнуть чего-то, – Лазарь – мне – отвечает на моё что-то…

– Искусство – да! – серьёзно! – поднимает брови вверх Евгения Владимировна на мою дерзость.

– Я бы выгнал всех, – говорю я своим студентам на зачёте, – оставил бы четырёх: Аню Поликарпову, Петю Любаева, Люду Кулакову, Настю Моргачёву – эти работают только… В Институте нашем, остальные, я не знаю, чем занимаются. И ещё – любовь моя – Тоня, Тоня Сотникова, ко-торой я поставил пятёрку за глаза красивые, томные, и которая уже и сейчас работает неплохо, поэтично, тонко, томно. Её называют «Молодой Карпаччо» педагоги и борются за честь первооткрывателя таланта. А я поставил просто, заглянув в глаза. До всяких работ. Как увидел их, работы. За глаза. «Пятёрку». Как просила Она, вместо четвёрки, подняв их, глаза. На меня. Я понимаю всё. А уж в женщинах тем более. А уж в красавицах… Её глаза были – глазами поэтессы. – При чём тут живопись? – А через несколько лет появились и картины… Лучшие (студенческие) в нашем Институте. Она – поэтесса! И я горжусь той пятёркой – за глаза Её, Тонины. Томные. Тонкие. Как и живопись Её, и стан Её – тонкий, томный. Да. Я поэт. А потом уже – всё остальное…

– Надо быть ещё и поэтом! – Чтобы стать художником! – говорит мне Андрей, Басанец, мой лучший друг с юности самой, кому я обязан почти всем, известный архитектор, дизайнер, декоратор, прекрасный художник.

Я понимаю. А это уже – ДАР. Дар сердца и души. Это уже – иное! Здесь Выбирал не я – Господь! Дарил! Одаривал! И Выбирал Господь. Мне кажется, никто не станет из них художником, из тех, кого выбрал я, из тех, кто учится у меня сейчас. Мало быть фанатиком, преданным делу. Мало строить NOTRE-DAME-DE-PARIS. Нужно быть ИЗБРАННЫМ. Самим Господом. Нужен талант. Призвание. Рвение и страсть. И Крыло Бога! – как покровительство. Этот воздух вдохновения! Чувствовал ли ты?

Твоё дело – отдавать. Отдавать то, что знаешь, умеешь, можешь, то, что получается у тебя неплохо. До тех пор, пока не подойдёт смена – или замена. Иногда, часто, тебя \\ меня просто некому заменить – и ты – там, там, где должен быть не ты, другой. Просто, там, где должен быть кто-то другой – ты. Ты. Потому, что не было никого. А вот, ты думаешь, что можно двинуться дальше. И решаешь заняться чем-то ещё… Другим. А – всё валится… Проваливается. И приходится возвращаться. Назад. А те, на кого ты думал положиться, – не выдержали… Да и не думали, может быть…

У меня нет иллюзий – я одинок. Как всякий художник. Не оставить «долгов» миру. – Вот задача. Успеть. Сделать всё! Хоть как-то. Пусть на неотличную оценку, но, успеть. «Залатать» «дыры». Так скромно. Так просто. И «уйти».

Халтура – некогда слово было святым. Мы работали на многих работах. Ночами, всё равно, подрабатывали где-то ещё. Позже оказалось, что халтура – давала не только деньги, но и умение работать, успевать в срок, навык работать быстро, качественно, «за деньги», учитывая заказчика (мнения, вкус, пожелания, задачи). «Халтура» и оказалась ШКОЛОЙ! – По большому-то счёту! Позже оказалось, что то, что сделано, как халтура – наиболее творческое, талантливое, свободное, необычное. Оказалось, что на халтуре мы и выучились чему-то, и общались интересно, и получили навык товарищества, человечности. Тот, кто не проверялся в халтурах, не мог быть другом, соратником. Кроме того, присутствовал фактор денег. Проверялась дружба. Нужно было хорошо работать и делиться. Там, куда вмешивались деньги, становилось нелегко. Многое рассыпалось из-за этих тварей. Наша дружба крепла. И крепнет. Мы – давно – просто любим друг друга. Надо научиться переступать через ``своё``. Не быть эгоистом – надо научиться этой нелёгкой процедуре.

Степан Сергеевич Чураков – выдающийся советский реставратор – говорил: “Чтобы научиться по-настоящему работать, надо брать работу на дом – халтурить! Быть постоянно в тонусе”.

“Только делая `халтуру` и можно по-настоящему овладеть профессией”, – говорит \\ подтверждает мне мои мысли прекрасный известный реставратор, педагог, мой коллега Козьмин Александр Александрович.

“Мы постоянно `халтурили`, – рассказывает мне мой педагог, друг, руководитель – Наталья Андреевна Маренникова. – Только так и входишь в профессию”.

А потом выяснилось, что, вообще, нету деления на `основную работу` и `халтуру`. Потому что – есть твоя авторская подпись. Это делал ты. И никому не объяснишь, что это была халтура.

И сейчас так. Я на лесах. Со мною мою ученики. Я смешу их. Это студент должен быть серьёзным. А меня, слава Богу, не контролируют. Они покатываются со смеху. Я умею веселить народ. Я не умею держать дистанцию. Я её сокращаю. Я больше никому не говорю «ВЫ». Я живо просто общаюсь – просто. Я учу их. Я выпускаю их в жизнь. У нас «мастерская», «кооператив», как шутим мы. Девочки, мальчики. Нет. Я не заблуждаюсь: я одинок, как всякий художник, автор. Я не нужен никому – не нужны иллюзии, нет. Никому не нужно то, что я пишу, рисую. Меня забудут. Уже забыли. Да и не помнили. Мои ученики? Им нужен «ЗАЧЁТ» – прочь истерия возвышенного. Или деньги, что я выколочу с заказчика. – Вот и преемственность. Вот.

Я трезвый и рассудительный. Как Сарьян. Дождавшийся Минаса. Он пришёл к нему, в сгоревшую, после пожара мастерскую, к уже не юному художнику подарить свои краски, кисти.

– Где ты был так долго, Минас. Я ждал тебя. Почему ты пришёл так поздно. Я ждал тебя давно. Вот тебе мои краски, кисти. Ты не имеешь право молчать. Ты – талантлив. Я верю в твои хорошие руки. Ты сделаешь ещё много прекрасного. Дерзай! – сказал великий мастер \\ художник своему молодому брату по творчеству.

Наверное, это и есть – СЧАСТЬЕ – так передать своё!..

Господи, Дай и мне – пройти по жизни. И завершить её – отдав ключи достойным.

Теперь, провожая в дорогу, из которой нету возвращенья, я понимаю, насколько уникален каждый. И, как пустеет Земля без него. Ведь и кто-то же должен `взять` всё то, что он делал тут, на Земле. Понимаю, как уникален КАЖДЫЙ, сплетающий ТУТ, на земле, венок своей жизни. Место каждого остаётся пустующим. Это место – его. Навсегда. Могила? – Нет – то, что он сделал в жизни ЭТОЙ! Место это – его добрые дела. То, что успел он. И как остаётся зиять пустотою то место, что было при жизни его. Невосполнима никакая потеря. Даже самого никчемного человека.

Те, кто `уходят` раньше – бросают нас. Я обижаюсь иногда на них. А, кто `ушёл` `вовремя`? Даже моя столетняя бабушка… У которой отказало почти всё в организме, и боровшаяся до последних мгновений, и надеявшаяся. И принимавшая нас всех гостями – до самого своего трагического падения – всей семьёй, столами – человек по двадцать.

А Гриша, показывавший мне фокусы? А Тигран, ремонтировавший нам автомобили? А Олег, рассказавший мне о Хемингуэе, Ремарке, приведший меня в изостудию Дворца пионеров на Ленинских горах? А Юрий Георгиевич, учивший нас на рисунках Пикассо и Матисса, а Матильда Михайловна, поившая нас вкусным чаем с влюблёнными глазами, опустившая книгу репродукций Фра Беато Анджелико, Сезанна? Кто из людей `уходит` вовремя? И по ком не рыдают те, кто `остаются` – люди?

Я на лесах. Моя старая мечта. И я опять дурю головы девчонкам. И они хохочут. Это первокурсницы. Со всей нашей страны, страны, которую мы любим, и из которой пока не собираемся, как бы тут ни было…

Халтура – такое ёмкое слово.

Многозначное.

Наконец начинает шутить и Вадик – мой студент из Северной Осетии. Научился… Девчонки обхохатываются… (А, чему, pardon, можно научиться у меня?)

– У нас «кооператив», – уже поддерживает Настя, красавица, высокая стройная брюнетка с Юга России.

– Артель, – добавляю я… И задумываюсь: “Господи, может и вправду, удастся мне ``выползти``, и воспитать молодёжь? Может и сможем и мы ездить – так вот – ``халтурить``, ``шабашить`` – не кооперативом, артелью, а ``мастерской`` – так, как это бывало всегда, во все века – с художниками, и их учениками. Всегда! Всегда в истории, в истории искусств?”

Я разгоняюсь сильно, обгоняя дорогие хорошие автомобили (Настю ж везу! Да и Таню! Вадика… – ладно! – потерпит!). Подвожу ребят к общежитию. Вечер завершён. Сколько лет, десятилетий у нас ещё впереди? Господи, всех, кого Ты послал мне в Пути, – Храни! Береги! А я уж постараюсь, Тебя не подвести, Родной. Нет, я не умру быстро, скоропостижно: я знаю, как будет зиять это место – моё – в жизни! – По `уходу` других – знаю. Надо – до мгновений последних, как моя столетняя бабушка. И всё успеть. И не гнать халтуру. Быть с теми, кто с тобой. И делать то, что делаешь. Это Россия, Артём. Уже – 2008. Начало ХХI-го века, третьего тысячелетия. Ты не имеешь права – нет, не имеешь –``уйти``, уехать, бросить, завалить. Это невесёлая страна. Но, может, и призван ты тут рассеять немного мрак, который скопился тут, накопился… Чтоб дышалось вольнее? Слёзы… По всем, ``ушедшим`` не вовремя… Теперь – я! Моя очередь.

Ночь медленно отступает…

Утро.

День.

– Привет, Вадик. Привет, Настюш. Привет, Тань. Подай-ка скальпель, Настюш, начнём. Что сделано, показывайте. Спирт? – Внутрь не принимать (лукаво оглядываю их – не улыбаются).
Мы на лесах. Нас четверо уже. Присоединяться ещё. Из Ярославля будет появляться Женя, Евгений Борисович, руководитель и асс, из Астрахани – Альберт, из Йошкар-Олы – Саша, из Иванова – Катя, Надя из Краснодара… Нас будет больше. Больше. Это Россия. Хотя и умирают больше, чем рождаются. Всё равно: уже можно дышать. Жить! Что бы там ни было за окном, кто бы там ни был царём. Леса – это наша зона действий и ответственности.

– Артём, выпьем за тебя. Я всё больше приглядываюсь к тебе, и ты мне всё больше нравишься. Лишь бы ты не устал. Я знаю, что значит, организовывать что-то в нашей стране. Лишь бы тебе это не надоело. Выпьем: это Новый Год!..

– А ведь ребятам надо платить, Артём? Ну как же так? – улыбается Женя, Евгений Борисович, асс реставрации, организации и руководства.

Я в окружении достойнейших коллег. И – нельзя оставить ничего из взятого `на себя`. Первые дни года: и мы не прерываем работу ни на день. А, наоборот, будем работать всё лучше, активнее, результативнее, быстрее, удаляя всё то, что нанесло время своим бездарными `руками`.

Каково бы не было моё занятие, куда бы ни ставил меня Господь, – это не моё! Я – лишь то, что сделаю сам: словами, красками, фотографиями, видеокадрами, пером... Творчество, Искусство – а чем же живёт ещё художник, писатель, поэт? И всё то, что я ``делаю для людей``, отнято у него, у моего Искусства и Творчества. И теперь я понял, что так нужно Господу. И я понял, что – всё равно! – сделаю много! немало! во всём, за что брался!

``Халтура``! – её всё меньше… Всё больше понимаешь, что жизнь, процесс жизни не делится на «основную работу» и то, что делаешь вне её. Ничего в жизни не делится. Если ты живёшь…

Год от года я замечаю, как Господь, не быстро, но Даёт мне всё то, что я прошу у Него. Да, иногда приходится отступать, – `халтуру` Господь не Принимает у меня. Таков вердикт. И – надо за всё браться вновь! Господь – Сплетая здесь, на Земле, наши жизни, Готовит нам БЕССМЕРТИЕ. Небо на Земле. Я понимаю это отчётливо, хорошо. Всё, что совершаешь, совершай, как перед Ним, всерьёз, на полную катушку. ``Стой`` перед Ним, будто не разлучаешься… Твоё БЕССМЕРТИЕ, на Земле, здесь, в руках твоих, художник. И – за чем-то Господь Лишает прав и возможностей сидеть за бумагой, холстом, компьютером – и гонит – в `степи` другие. Зачем? Я больше не обижаюсь. Я больше не сражаюсь. С Ним. С другими. Я научился. Жить и улыбаться всякому происходящему. Я знаю – ИСКУССТВО – во мне. И я успею. Успею всё. Всё, что дано. И назначено. Было Им. Ещё. До рождения моего. Так пусть же будет хоть кто-то счастлив на Земле Этой, Господи? Так пусть им буду я? – Слуга и раб Твой верный – Артёмка, плут?

Много-много лет я, приступая к Таинствам Господним, Тела и Крови – Причастию, я замечаю, что самое больное – халтура. Халтура. И прошу! – прощения – всем моим преступлениям разнообразным, которые можно было бы назвать так – одним словом: халтура.

Новый день встречает меня. Господь Даёт жизнь. И дела. И людей. Силы.

– Слава Твоя! – не устаю я…

       
5 января 2007, утро
~ ~ ~ ~ **** Рождество Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа **** ~ ~ ~ ~