История первая. Afilhado Доны Жулии

Резенде. Небольшой городок в долине реки Дору, аккуратный, чистенький и мало интересный. Здесь продается лучшее в регионе мясо и приторно-сладкие кавакаш – глазированные пирожные, на вид напоминающие полешки для камина.

В холмистых окрестностях Резенде живут зажиточные фермеры. В юмористических программах их изображают в виде этаких деревенщин со сросшимися в одну линию кустистыми бровями, которые предпочитают общество свиней и овец компании модных девиц, а ульи и клетки с птицей – новомодным техническим новинкам. Что ж, их можно понять..

Эти крестьянские дома производят странное впечатление. На вилле Доны Жулии закопченная убогая кухонька прекрасно соседствовала с тремя новенькими ванными, отделанными прекрасной плиткой, а множество собачьих будок располагались в двух шагах от сияющего ярко-голубой прозрачной водой глубокого бассейна.

Благодаря усилиям приглашенных работниц тут жирели куры и индюшки, роились пчелы, плодились кролики. На природной веранде стояли горшки с орхидеями. Но оценить красоту их цветения мне не удалось: был декабрь. Зато апельсиновые деревья радовали глаз своей вариацией на тему рождественских украшений - оранжевыми, наполненными соком, совершенной формы шарами плодов.

Сама Дона Жулия напомнила мне росомаху. Грузная и грозная, с растрепанными волосами она показалась мне удивительно простодушной, открытой и доброй, а это совсем не характерные для португальцев качества. Она распахивала двери своих прохладных комнат и предлагала мне фотографировать все, что мне понравится.

В гостиной я обратила внимание на отретушированные фотопортреты в золоченых рамах для картин. С них смотрели довольно забавные физиономии мужчин и женщин – скорее диккенсовских или гоголевских персонажей, чем реальных людей. Выражения их лиц были напыщены и старомодны, наверное, в той же мере, как и их вышедшие из моды прически.

Сделав пару снимков, я поспешила вернуться на кухню к очагу. Хотя зимой в Португалии довольно тепло, в домах без центрального отопления промозгло и зябко. На кухне я встретила невысокого черноволосого мужчину с португальской гитарой – это был Мануэл. Он показался мне чуть-чуть осовремененной копией одного из портретов в гостиной, поэтому я смело предположила, что он приходится сыном Доне Жулии. Но оказалось, что он – afilhado, то есть крестник. Я благоразумно решила не задавать лишних вопросов.

К счастью, его не смутило мое плохое знание языка, и Мануэл рассказал мне много интересного о своей стране и был бы даже занятен, если бы не его ура-патриотический восторг. Деку его гитары украшала слеза – опознавательный знак, по которому узнают исполнителей коимбрского фаду, протяжного, несколько унылого, но имеющего своих почитателей.

Он был говорлив и подвижен: рассказывал мне о жестокости русской мафии в Португалии, включал диск с советской миссией Джеймса Бонда, показывал мне открытки и фотографии Резенде и с большим рвением таскал меня смотреть пасшихся на соседнем участке лошадей и коров, издалека казавшихся плоскими коричневыми силуэтами из бумаги. Дона Жулия встревоженно выкликивала нас с крыльца. Наступило время обеда.

За столом много пили и ели. Дона Жулия несколько резко осадила своего крестника, который, уже навеселе, принялся с удовольствием играть на гитаре и петь. Он сразу же как-то растерялся, сник и опустил инструмент.

Забив доверху всю машину листьями португальской капусты, ее традиционно готовят на Рождество в качестве гарнира к вяленой треске, мы вскоре уехали домой.
Немногим позже я узнала, что, действительно, Мануэл был сыном мужа Доны Жулии – того самого, чей задумчиво-пустой взгляд отвесно падал с портрета в гостиной. Но матерью ему доводилась не властная хозяйка дома, а ее бывшая горничная.

Мне трудно судить, как случилось так, что отец Мануэла и его любовница сбежали в другой город, едва она разрешилась от бремени. Бездетная Жулия стала ребенку второй, а точнее, единственной матерью, стала, не побоявшись насмешек, а португальская деревня, как и русская, злоязычна, все на виду...

И впору было бы восхищаться ее большим сердцем, если бы в эпилоге не было неудачного брака Мануэла, продлившегося всего полгода. Говорили, что Дона Жулия сделала все, чтобы его разрушить, даже врывалась в спальню к молодоженам. Конечно, она желала своему afilhado только добра... Он же называл ее не мадриньей, не крестной, а просто мамой.