ИвАнов

Довольно быстрая езда,
Закат,
Вечерняя звезда
И незнакомые места.
Всё это неспроста. Виктор Пелевин, Элегия №2

       None sings neon sign.

Иванов лежал на кушетке в однокомнатной квартире, метрах в полутора от письменного стола, который вместе с парой стульев и упомянутой кушеткой составляли всю мебель в помещении. Комната, однако, была чистая, штукатурка – свежая, обоев реформа ЖКХ, похоже, не коснулась, и только угол стены над батареей, у самого подоконника, зимой сыпался вниз крупным песком из-за сильных порывов ветра. Окна были старые и тонкие, из-за чего ветер и давил их с лёгкостью синими вечерами середины января.
Иванов думал о своей фамилии. В последнее время ему казалось, что его фамилия – самое любопытное, что находится рядом с ним. А фамилия находилась рядом всегда, с самого детства, причём сочетание имени и отчества не давали зажить отдельной и более спокойной жизнью ни ей, ни хозяину ФИО. Иванова звали Иван Иванович.
В школе его, разумеется, никто не дразнил. Ивановых в классе не было, и одноклассники отвлекались на более занятные случаи вроде фамилий Гербертинский и Штейнман, которые посчастливилось носить вечным отличникам и занудам. Учителя часто называли Иванова Ивановым, и это не задевало его, хотя резало слух уже тогда. В школе вообще ничего интересного с фамилией не происходило, как и с самим Ивановым в детстве, разве что однажды в детском саду она дала о себе знать.
       Готовился праздник, посвящённый выпуску детей в начальную школу. Учителя суетились, писали сценарии, раздавали слова и всячески поощряли, «если вы, дети, напишете стишки». Иванов отнёсся к творческому заданию серьёзно, и после пары часов напряжённого размышления у него родились бессмертные строки:
Самый лучший из Иванов –
Это я, Иван Иванов!
На празднике детям полагалось слово в самом конце, после всех обязательных сценарных представлений. Иванов, хорошо отыгравший и свою роль в спектакле, раскрасневшийся пухлый ребёнок с голубыми и не по-детски пронзительными глазами, уже ждал своего звёздного часа с улыбкой, от которой блестели глаза у видевших её взрослых. Но, на его горе, воспитательнице захотелось вызывать детей по порядку, предваряя каждое слово будущего ученика двустишием-похвалой в его честь. Двустишия эти выходили столь же незабываемые, как из-под пера Иванова. Например, о двух лучших детсадовских подружках педагог заявила:
В нашем садике Татьяна
Дружит только со Светланой!
Татьяна действительно дружила только со Светланой, как и Светлана – лишь с Татьяной. Остальные дети их не любили. Но подружки выбежали на центр небольшого зала, прощебетали свою подготовленную родителями речь и убежали в какой-то угол сплетничать о тех, кто ни со Светланой, ни с Татьяной, не дружил.
И вот воспитательница сказала:
- А сейчас я предоставляю слово прекрасному ребёнку Ване Иванову, о котором хочется сказать: Самый лучший из Иванов – наш Ванюшечка Иванов! Ваня, прошу, тебе говорить!
Ванюшечка, мечтавший поразить зал двумя придуманными строками и скромностью, вышел на ватных ногах на середину зала и заплакал. Планы по завоеванию мира провалились. Говорить Ваня ничего не стал и просто ушёл, поплакав на глазах у публики полминуты, в угол, противоположный тому, в котором уже хихикали над ним Светлана и Татьяна.
В школе фамилия давала знать о себе только в гневных криках учителей «Иванов, два!», поскольку Ивану казалось, что это звучит более сердито, нежели «Иванов, два!». Однако тонкости учительской психологии мало волновали, на самом деле, будущего хозяина однокомнатной квартире на окраине Москвы. По-настоящему фамилия проявилась после восемнадцатилетия Иванова.
Подарком в честь получения аттестата и достижения совершеннолетия (эти два события произошли почти одновременно) от родителей стал счёт в банке с символической суммой на нём. Условием стало то, что Иван должен был сам оформить его, разобравшись во всех тонкостях этого процесса. Поэтому, придя в банк, Иванов уселся на низкий стул, который обычно занимал в детстве, ожидая маму в очереди в сберкассе, и куда менее внимательно, нежели тогда, изучил программу Сбербанка для граждан Российской Федерации и лично него, Иванова Ивана Ивановича. Вывод, что программа предназначена именно для него, он сделал, прочитав заполненные иго ФИО соответствующие графы в образцах сбербанковских документов. И вот тут он впервые понял, что наверняка Сбербанк рассчитывает на Иванова Ивана Ивановича, а совсем не на него, Иванова. Странное разочарование овладело Иваном. Счёт он из-за этого так и не открыл и покинул отделение банка под пристальным взглядом полной кассирши с крупными губами и оглушительным голосом типа «Маааааш, а чо у нас там с выплатами? А?!». Деньги, данные родителями, он сохранил во внутреннем и по-настоящему трудно находимом кармане куртки. Денег было 500 условных единиц, что впоследствии сыграло безусловно положительную роль в судьбе Иванова.
Дело в том, что очередной дефолт через несколько месяцев прошёлся по ивановскому карману, незаметно для владельца увеличив сумму в нём в 10 раз. Теперь, учитывая сложившуюся ситуацию, за 500 условных единиц возможным стало купить один условный отечественный автомобиль. Иванов так и поступил, получив белую исцарапанную «Ниву» от нервного бледного человека с дрожащим веком и шрамом над ним и под нижней губой. Права у Иванова были, автошколу он закончил параллельно с одиннадцатым классом. Вскоре в институт (поступил он без денег – тогда как в стране давно всё делалось исключительно за деньги) Иванов стал приезжать на средстве передвижения, забывая вместе со всеми о роскоши и незаметно готовясь к грядущей стабильности.
Иванов закончил вуз в самый разгар этого странного наступившего времени. Теперь в его руках была профессия инженера, и всё её значение заключалось в том, что она бесполезно занимала обе руки. Руки устали быстро (физкультуру в школе Иванов прогуливал регулярно, а чехарда с отменой военных кафедр в вузах оставила его и без достойной подготовки в институте), и почувствовал Иванов эту усталость тоже сразу. Но остаться с пустыми руками при своей фамилии в стране было нельзя, поэтому Иванов кое-как устроился менеджером по оборудованию в компьютерную фирму. Теперь он целыми днями сидел дома, занимаясь бездельем, изредка выезжая на работу, если у кого-то из сотрудниц не печатал неподключённый принтер или клавиатура, залитая кофе, отказывалась работать.

И вот однажды, проводя дома часы в Интернете или с книгой (нужно было навёрстывать упущенное гуманитарное образование, Иванов это понимал), он неожиданно для себя взял чистый лист бумаги и, положив его перед собой, пристально посмотрел на бывшую русскую берёзку или осинушку. Через полминуты таких размышлений в руку сам собой попал карандаш, и на листке через мгновение появилась фамилия Иванова. Узкие буквы смотрели Иванову в глаза, после чего вдруг задвигались и преставились в странное сочетание «Нова ви». Иванов быстро оторвался от листа, мгновенно оделся, выскочил из дома и поехал на работу – увольняться.
Теперь он знал, что, выбросив ненужную специальность, нащупал руками именно то, что выпирало отовсюду и виделось всеми, но осязаемо доступно было немногим. «Нова ви» обозначало, в понимании Иванова, что-то вроде «новая жизнь» по-французски, вследствие чего он и решил, что нашёл в этом слове свою стрелку на древнерусском развилочном камне. Он был, впрочем, недалёк от истины – знание мудрого изречения «се ля ви» помогло ему довольно верно перевести «Нова ви» с языка судьбы и букв на собственный. Возможно, знай он французский чуть лучше, то задумался бы над значением слова avis, в сочетании с «нов» означавшем, наверное, «новое мнение». Но в слове avis были дурацкие непроизносимые согласные на конце, а новые мнения в почёте не были. Так Иванов начал нову ви, не замечая странного балканского акцента, мелькнувшего в первом слове его словосочетания-кумира.
Иванов знал, что нужно делать, сразу же, как только перевёл «нова ви» на русский язык. Вывеска «Нова Ви» в неоновых лучах московского ночного солнца ослепила его сознание, затмив буквы (которые, кстати, остались на листке в том же порядке). Быстро пробив необходимые бумаги (сделать это оказалось довольно нетрудно, даже кредит ему дали без вопросов – «На развитие малого бизнеса? Похвально»), он стал владельцем контрольного пакета акций ОАО «Нова Ви», сети магазинов косметики.
В детстве пакет акций казался Иванову чем-то вроде целлофана, в который были завёрнуты какие-то странные бумаги (акции). На деле всё оказалось иначе, но Иванову не составило труда просечь все фишки и поставить их на правильное поле. Последнее «зеро» оставалось за крупье, но пока шарик бегал по бортам, Иванов играл и верил в ставку.
«Нова Ви» развивалась очень быстро. Иванов был уверен, что название максимально привлекает клиентов, поэтому был очень доволен собой. Однако сам он улаживал вопросы стратегии и тактики, и рекламой заниматься не стал. В окружении главы ОАО появился Валя, он же Валентин Викторович Ленцев, представившийся, однако, при встрече исключительно как «пиар-менеджер». Это был такой же молодой, да ранний, парень со светлыми волосами, улыбающимися углами рта и сосредоточенными глазами тёмного цвета под узкими стильными очками. Пиар-менеджер Иванову понравился: первые две буквы в отчестве нового сотрудника представились ему как очередная «нова ви», что дополнительно сыграло на руку Вале. Ленцев взялся за работу, и вскоре пол-Москвы украшали его слоганы:
Нужны Парижу деньги – се ля ви!(зачёркнуто вместе с фоном – Эйфелевой башней)
Нужны Москве салоны – «Нова Ви»!(крупно написано на стене Кремля)
Правда, воображаемые надписи на стенах Кремля не понравились высшему начальству, поэтому через полгода рекламные щиты переклеили, украсив их словами Ленцева в тайном союзе с Пушкиным:
Без божества, без вдохновенья,
Без слёз, без жизни, без любви –
Вот так живёт в России гений,
Не посещая «Нова Ви»!
Пушкин наверху был одобрен (хотя в тексте слогана его так и не нашли), дела компании пошли в гору. Кредит Иванов давно отдал (оформляя его, он вписал в поле «ФИО» свои данные и даже не вспомнил про первое посещение банка десять лет назад), «Нива» теперь пылилась в гараже (впрочем, хозяин следил за её состоянием), а Иванов ездил на БМВ, впрочем, без водителя (Иванов ценил баварские машины и понимал, что «бэха» - машина для личного вождения). Но всё рухнуло буквально в один день.
Первым звоночком для Иванова должен был стать именно звонок, состоявшийся в обычное деловое утро в офисе на Ордынке. Иванов набрал номер своего старшего брата, жившего теперь в комфортабельном загородном доме с родителями на его деньги, и стал вслушиваться в телефонные гудки, ожидая, когда брат поднимет трубку. На том конце провода щёлкнуло, и мужской незнакомый голос ответил:
- Алё!
Иванов запнулся, но тут же вежливо поздоровался и попросил «Иванова к телефону».
- Иванова? Нет тут Иванова! Вам именно Иванов нужен? – поинтересовался мужчина почему-то перепуганным и от этого наглым голосом.
Удивлённый Иванов ответил:
- Да, Георгий Иванов, я в его квартиру звоню!
- Не знаю, куда вы там звоните, - сказал вдруг мужик бодро, и Иванов почувствовал, что мужчина на том конце провода широко заулыбался, - но Ивановых тут нет, а вот Георгий есть! Меня зовут Георгий, только не Иванов, а Иванов!
Иванов вздрогнул и не дыша держал трубку у уха несколько минут, после чего положил её, прервав какую-то бестолковую речь Георгия Иванова. Минут пять Иванов сидел в кресле, не двигаясь, после чего его вдруг ослепила такая же радость, как при находке слова «нова ви». Он вспомнил, что «порядок набора номера изменился», и он забыл какие-то лишние 5 или 6 цифр впереди номера, включая восьмёрку. Успокоившись, Иванов продолжил написание своей книги «Стратегия предприятия». Он стал известен в городе и стране как выдающихся способностей молодой бизнесмен, и его мнение пользовалось большим авторитетом и ещё большим спросом. Однако книгу он так и не издал. «Нова ви» прекратила существование раньше.
Утром в офис пришёл улыбающийся Ленцев и принёс новый проект. Он предлагал вместо стандартных жёлтых прямоугольничков с надписью «Новинка!!!» помещать на рекламе «Нова ви» придуманное Ленцевым слово «ивановинки». Произнёс пиарщик это слово с ударением на предпоследний слог, вследствие чего Иванов ничего не заметил и улыбнулся, оценив ход менеджера. Проект был обсуждён детально и утверждён. Вскоре Иванов стал на своём Х5 проезжать мимо сияющих надписей «Ивановинки в «Нова Ви»! Кто старое помянет и купит, тому второй товар бесплатно, а кто новое – тому оба!». Иванову слоган нравился, хотя он находил его несколько длинным и слишком сложным для мгновенного воздействия на подсознание клиента (так Ленцев обозначал сущность своей работы).
И вот однажды, в выходной, Иванов решил прокатиться на старенькой «Ниве» по бездорожью. С детства он хотел понять, внедорожная ли «Нива» на самом деле, и теперь мог сравнить её лично хотя бы со своим «паркетником» из Баварии. Выехав на Ленинградское шоссе (бездорожье начиналось уже на нём, стоило только выехать за пределы города), он с ностальгией окунулся в звуки стучащего кардана (машина была полностью обслужена в хорошем автосалоне – видимо, стук кардана входил в заводскую комплектацию внедорожного «жигуля») и забылся настолько, что только у самой черты Москвы заметил рекламный плакат своей компании. Но каким Иванов его увидел!
Вместо скромной надписи «ИвановИнки» (никакого отношения не имевшей, кстати, к индейскому племени – это была маловажная группа потребителей) посреди плаката на каком-то сплошном фоне красовалась огромная надпись:
ИванОвинки в «Нова Ви»! Теперь всё ПО-НОВавинОМУ! Бензин ваш – идеи наши!
Такого проекта от Ленцева Иванов не получал. Но увиденное его поразило: огромное количество выделенных логическими ударениями букв «О» ввело Иванова в ступор, а опущенные в слове «по-новавиному» буквы «авин» ассоциировались у владельца ОАО «Нова Ви» не с еврейским священником, но исключительно с собственным издевательски изменённым именем. И во всём этом чувствовался стиль Ленцева, хотя Иванов ни капли не верил в то, что этот плакат – его рук дело. «Чёрный пиар», вспомнил Иванов. Но чёрного пиара тут не было, как и политического в связи с приближавшимися президентскими выборами. На плакате пиар был белый, как перекрашенный дорогой краской старый ВАЗ-21214, водитель которой не справился с управлением на Ленинградском шоссе 15 «января» 2008 года, как гласил протокол о дорожно-транспортном происшествии.

Иванов очнулся в больнице, ещё не зная о том, что очнулся он нищим. Ленцев, настоящая фамилия которого была куда проще и распространённее («Ленцев» вкупе с именем и отчеством давал хитрый псевдоним, понятный в среде копирайтеров), ободрал Иванова, как липку (или как ту самую попу, которую никак нельзя ободрать, забираясь на липку). Деньги были переведены в какую-то из стран бывшей Югославии, сам Ленцев уехал куда-то туда же, официально оформив в отсутствие Иванова не только перевод миллионов, но и увольнение с выплатой по контракту нескольких тысяч долларов. Иванов лишился компании, квартир, обеих машин («бэху» пришлось продать, «нива» была невосстановима после аварии, хотя сам Иванов пострадал в ней не столь сильно), а личный счёт в банке он так и не завёл и держал деньги в сейфе, помня о предзнаменовании в день своего восемнадцатилетия. Теперь же, десять лет спустя, Иванов лежал на кушетке в однокомнатной квартире, снятой на последние деньги. Январь заканчивался, днём небо синело и солнце всё чаще появлялось в морозном воздухе, вызывая у каждого ностальгию о том, чего никогда ни у кого не было. «И теперь, вероятно, не будет» - додумал Иванов. Порыв ветра ссыпал новую порцию пыли и песка на линолеум съёмной комнаты, но Иванов знал, что распахнуть окно или выдавить стекло ветер будет не в силах. «Наверное, потому что нет шнура, который надо вытянуть, как в автобусах», - подумал Иванов и вдруг улыбнулся. Автобусные таблички «вытянуть шнур, выдавить стекло», компьютерные шутки на эту тему, неожиданно пришедшие в голову – вдруг перекинуло мост в детство, когда Иванов задирал голову, чтобы прочитать их на потолке под эвакуационным люком. Улыбаясь всё больше, Иванов медленно встал и подошёл к письменному столу. Где-то в ящике точно лежал сохранившийся чудом лист с его фамилией. «Да, с моей, а не с фамилией какого-то Ивана Ивановича Иванова!» - мысленно крикнул Иванов. Лист отыскался. Буквы почти стёрлись, но стоило Иванову посмотреть на них внимательно, как они ответили ему долгим взглядом, но двигаться не собирались. «Не нужно», - счастливо подумал Иванов. Буквы стояли на своих местах, а значит, всё могло встать на свои места.