Чрезвычайное происшествие

 В доме 26 по улице Самотечной произошло чрезвычайное происшествие – убили старушку. Кто убил, за что убил, зачем убил – непонятно. Даже когда убил – непонятно. Бренное тело обнаружила соседка, которая зашла в квартиру к покойной. Зашла и обомлела: на полу лежало сухонькое тело Анны Ивановны, уже не дышавшей, бледной и очень тихой. Как-то так спокойно и тихо она лежала, что соседка поначалу даже умилилась, но потом опомнилась и позвонила в милицию.
Милиция прибыла только через час. Было воскресенье, а летом в воскресенье отчего-то бывает еще жарче, чем в будние дни. То ли это от того, что никто не работает и в городе царит атмосфера ничегонеделанья, то ли от того, что по воскресеньям повсеместно в церквах свечки ставят, а те и выделяют тепло, повышая общую температуру. Но это так.
– Кто там?
– Откройте, милиция!
Загремел замок и цепочка.
– Лейтенант Загоруйко, уголовный розыск, – представился человек в форме после того, как соседка открыла входную дверь. – Вы звонили?
– Да что же это такое, – сразу затрещала старушка. – Тут такое, а вас не дождешься!
Она попросила просунуть удостоверения в дверной проем и только после этого сняла дверь с цепочки.
– Что-то вы на милиционера не похожи!
– Почему это? – удивился он.
– Да вид у вас какой-то не представительный. Разве это милиционер! Вот в наше время милиционеры были – это да!
– Гражданка… – начал было лейтенант, но старушка перебила его.
– Зинаида Петровна я.
– Зинаида Петровна, давайте сразу к делу. Где труп?
– Там, где он и должен быть. В 23 квартире.
– Пройдемте. Вы единственная, кто заходил в квартиру к пострадавшей… к жертве, – осекся следователь.
– Ну а как же! Я потом никого не пускала туда! Говорю, вот милиция приедет, разберется. Господи, – залепетала она, – а что же теперь будет-то? Ах, Анна Ивановна! На что ж ты нас покинула-то ааа!.. – пустила слезу старушка. По ее лицу лейтенант понял, что эта фраза была произнесена уже не в первый раз, и этот миниспектакль успел увидеть не только он.
– Когда вы обнаружили тело? – спросил лейтенант у соседки после того, как в квартиру Анны Ивановны прошли понятные, он сам, его помощник и свидетельница.
– Дык, это, как обнаружила, так вам и позвонила!
– Время. Сколько тогда было?
– Ой, милок, я не помню.
– Зинаида Петровна, мы протокол составляем, можно поофициальней и поконкретней?
Она обиделась.
– Ну если я не помню! Я что, за каждым телом следить должна? Да мало ли, сколько их тут? Я б тут полподъезда переубивала, прости Господи! Этот, из 17-ой, наркоман, житья матери не дает. Из 16-ой, друг его, собутыльник, алкоголик, и вся семья их – алкоголики. Такая вонь стоит на их пролете! Из 45-ой и 37-ой две подружки, несовершеннолетние еще, а уже не пойми чем занимаются! А за стенкой что творится у меня тут – ужас, спать невозможно; телевизор даже утром смотреть нельзя, изверги! Все кричат и кричат! И каждую неделю новый кобель к ней ходит.
– Зинаида Петровна. Я же просил! Ну давайте опустим подробности вашего отношения к соседям. А ваше «я б тут полподъезда переубивала» тянет на статью «Посягательство на жизнь и здоровье человека».
– Ой, – она замолчала.
– В общем, вы не помните, в котором часу вы зашли к жертве.
– Почему ж не помню? Помню! Вы что ж меня со счетов-то списываете! Рано еще! Склероза пока нету.
– Вы же говорили, что не помните.
– Я говорила, что не помню, когда я тело-то покойницы увидела. А когда зашла – помню.
– Зинаида Петровна. Вы можете выражаться точнее? А то вы следствие запутываете.
Женщина развела руками:
– Милок, чем я его запутываю-то?
– Гражданка Сысоева! Вы помните, когда обнаружили труп гражданки Цыплаковой?
– Нет, не помню, – надулась старушка. – И у кого еще склероз-то! Я ж сказала, что помню, во сколько я зашла к ней.
– Ну и во сколько вы зашли? – уже не сдерживаясь спросил следователь.
– Да часов в десять. Я за молоком зашла. У меня мое-то закончилось, вот я и…
– Стоп, – прервал следователь рассказчицу, будто та мешала ему строить цепочку умозаключений. – А как вы в квартиру-то к ней зашли? Она же мертвая должна была быть! – в недоумении произнес следователь.
– Так у меня ж ключ есть! Я ж вам и говорю….
– Нет, про ключ вы мне ничего не говорили. То-то я думаю, как вы в квартиру проникли и увидели труп. Не мог же труп открыть…
– Ничего я не проникала! – обидчиво произнесла старушка. – У меня ж ключ есть, я вам говорю, я вошла…
– Так, с этим понятно… – сам для себя произнес лейтенант и, не обращая внимания на свидетельницу, снова обратился с вопросом.
– А ключей ни у кого больше нету?
– Так я вам и говорю… – начала было она опять.
– Зинаида Петровна, миленькая моя, ну что вы заладили свое! Ничего вы мне не говорили! Давайте отвечать почетче, а то я уже ничего не соображаю! У меня и так голова раскалывается.
Лейтенант Загоруйко не врал: со вчерашнего дня у него жутко болела голова. Он никогда не страдал мигренями, солнечная активность никогда не влияла на его самочувствие, календарь магнитных бурь, который прилагался к выписываемому им периодическому изданию, он сразу выбрасывал в урну. А тут что-то вдруг прихватило, и очень сильно. А он как раз нес дежурство, и отлучиться домой он не мог. А тут еще и вызов этот дурацкий, да к тому же в воскресенье.
Да и дело было с одной стороны ясное: тело жертвы было найдено распластанным на полу с пробитой головой, в волосах остались стеклянные осколки, видимо после удара бутылкой, которая, точнее, остатки которой, лежали рядом с телом. Скорее всего, убийца – какой-то сосед-алкоголик или родственник-алкоголик… Хм… или просто родственник… Или просто алкоголик… Дело приняло неожиданный оборот, и следователь понял, что решить эту задачу он сможет только на свежую голову.
– А ценности какие-нибудь пропали? – спросил он устало.
– Господь с вами, да какие ценности у пенсионерки-то! Сберкнижка с пенсией в три тысячи рублев – вот и все ценности.
– Ну может, у покойницы были какие-нибудь картины, украшения, антиквариат. Наследство кто-нибудь ей оставлял?
– Да какое наследство, что вы! У нее и родственников-то нету никаких!
– Кстати о родственниках: у нее есть родственники?
– Да я ж вам русским языком говорю: нету у нее родственников!
– Как, вообще?
– Вообще! Сын только, алкоголик, недалеко здесь живет, да дочка… У дочки семья вот есть, детишек двое… Навещали вот покойницу-то недели три назад. А так родственников нету у нее, я ж вам говорю!
Следователь не стал спорить, а только лишь повернул голову к сержанту, кивнул, чтоб тот записывал, и опять принялся рассматривать место преступления. Вдруг его внимание привлек открытый ящик большого дубового шкафа. Он подошел и увидел, что в ящике лежит пустая шкатулка, в которой, вероятно, хранились золотые украшения.
– Сними отпечатки пальцев, – сказал он сержанту. Тот послушно пошел выполнять приказ, а лейтенант устремил свое внимание к соседке.
– Зинаида Петровна, скажите, вам ничего странным не показалось, когда вы в квартиру вошли?
– Нет, я ж не знала, что здесь мертвяк-то уже лежал упокой, Господь, душу усопшей, невинно убиенной рабы твоей Анны, – сказала она и набожно перекрестилась.
– Ну шума вы не слышали? Возможно, убийца прятался в это время в квартире. Точное время смерти установит экспертиза, но сейчас необходимо воссоздать картину преступления, так сказать, по горячим следам.
– Да нет, не слышала.
– А когда вы второй раз вошли сюда, здесь все так же было, ничего не изменилось? Постарайтесь вспомнить, пожалуйста, до малейших подробностей.
– Ну стул этот стоял у окна, а теперь вот у стола стоит, – после долгих размышлений произнесла она. – Она всегда читала у окна, поэтому стул у окна и стоял. Зрение у нее плохое было.
– Стул этот я переставил, – сказал следователь. – Больше ничего?
– Нет.
– А в шкафу ящички все закрыты были или открыты?
– Ой, ну вот этого я и не припомню. А что, что-то пропало? – как бы ненавязчиво поинтересовалась она.
– Да, по всей видимости да. Здесь шкатулка пустая. Пенсионеркам шкатулки пустые не нужны, в ней определенно что-то было. Так вы говорите закрыты были все дверцы и ящички?
– А да! – с придыханием произнесла она. – Я ж вам и говорю, закрыты.
– А как давно вы знаете покойницу, – вдруг спросил он.
– Так лет пять уж как. Они когда с дочкой своей переезжали из трехкомнатной квартиры, разменивали они, на двухкомнатную и однокомнатную, так вот покойнице, царство ей небесное, дочка квартиру здесь и получила. А я в этом доме уж давно живу. Дай-ка вспомню.
Она начала вспоминать и что-то бормотать про себя, но следователь прервал ход ее размышлений и снова задал ей вопрос.
– А как близко вы были с ней знакомы?
– Ой, Господи! Да как соседки знакомы обычны, так и были знакомы! Мы у нее часто чай пили. И потом она одну газету выписывает, а я другую. Вот мы и меняемся периодически. А читаем часто у нее.
– А зачем покойница вам ключ дала-то? – вновь прервал он.
– Так она ж женщина пожилая. Мало ли чего! А кому она еще ключ даст-то? Соседу пьянице что ли? Или еще хуже наркоману! Я ее младше-то годков на пять буду, да и здоровьем покрепче. Вот я вроде как и помочь могла, если что.
– Если что?
– Ой, ну вот состаритесь – поймете: мало ли чего!
– И часто вы ключом ее пользовались?
– Ну летом довольно часто. Покойница хоть и в возрасте была, а про дачный участок не забывала. Вот я в ее отсутствие цветы-то и поливаю. А так – когда к ней прихожу, чтоб ее не напрягать, сама открываю.
– Понятно… Все понятно… – произнес следователь. – А звуков вы никаких не слышали накануне? Сын к ней не заходил?
– Ой, вот чего не знаю, того не знаю. Я вчера у нее не была, я уезжала вчера. А сегодня ничего вроде не слышала.
– Точно? – переспросил он.
– Да вроде, – махнула рукой старушка.
– Ну тогда мне все ясно. Все ясно…
– Что ясно-то, касатик? – с надеждой спросила Зинаида Петровна.
– Ну не так уж много и ясно, по правде говоря. Убийцу мы еще не нашли, но вот куда пропали украшения из шкатулки – я вам точно могу сказать.
– Вот те на! – вскинув руки на грудь, произнесла старушка. – Это как же ж! Убивца не нашли, а вора нашли?
– Ну это не вор. Просто человек позаимствовал кое-что из содержимого этого ящика. Можно я с вами наедине поговорю, Зинаида Петровна? Вы мне еще раз все подробно расскажете.
Загоруйко проследовал на кухню, старушка послушно зашаркала за ним. Там он неожиданно повернулся к свидетельнице, отчего та встала, застыв от удивления.
– Зачем вы украшения-то взяли? – прошептал он ей на ухо.
– Батюшка, да ты что! – начала было она.
– Зинаида Петровна. Я такие дела еще в институте раскрывал. Отпираться бесполезно.
– Да как же… Да что…
– Зинаида Петровна! – строго и одновременно мягко, как бы с укором произнес он. Обычно так говорят набедокурившим старушкам, повышать голос на которых нельзя, потому что они пожилые, а старость надо уважать, но пожурить иногда тоже надо.
Она помялась, попереминалась с ноги на ногу, а потом произнесла:
– Да бес попутал. С роду ничего чужого не взяла, а тут – на тебе! И ведь досталось бы это сыну ее, алкоголику. А пенсия сейчас маленькая, знаете, жить на что-то надо, – запроичитала она. – Что же теперь будет-то со мной? Вот с роду ничего чужого, а тут как вот бес в ребро!
– Ну я так и думал, – произнес он вслух. А про себя подумал: «Вот тебе и раз. Ловко. Просто пальцем в небо. И чего это ее потянуло». В действительности, он чисто случайно это подумал и решил проверить одну из версий.
– А убийца не знаете, кто?
– Да откуда ж мне знать! Батюшка, только вы это…
– Ладно, понимаю. Принесете, когда понятые уйдут, украшения, и мы их обратно положим. А из протокола изымем материал про шкатулку эту.
– Вот спасибо, батюшка! Я вот как вас увидела, так я сразу поняла: человек слова, дела! Придет и все раскроет! Честный человек!
Она еще что-то говорила пока шла за украшениями, шаркая и то и дело вздымая руки и качая головой.
Сержант подошел к следователю:
– Как это вы так?
– Элементарно, Ватсон. Тело холодное, синее почти уже. Значит, убита не сегодня, а скорее всего вчера. Свидетельница утверждала, что ящики все закрыты были. Но сегодня никакого шума не слышала. А так как она первая вошла, а квартиру эту знала, как свою, наверняка и про украшения знала, то сама же она их и взяла. А тут такой случай произошел – вот ее и переклинило на старости лет.
– Но убила-то не она? – с опаской спросил сержант.
– Да ты что! Нет, конечно!
– Кто убил, я не знаю… Разберемся… Но версия про алкоголиков мне нравится… Господи, что же так голова раскалывается! Слушай, Петр Петрович. Что ж голова-то так болит?
– Да не знаю… А давно болит?
– Да… давно… Вчера как проснулся…
– Так это ж, наверное, после празднования дня рождения Капитана.
– А… ну да… – протянул он. – И здорово ж я тогда выпил… Пол-литра, наверное… И это только водки. Мда… Алкоголь – это зло.


04.08.07
15—16.01.08