После

1.
Змей Горыныч синхронно сплюнул. Раньше, когда у него было три головы, это смотрелось эффектнее, но и с двумя было неплохо. Обрубленная шея уже затянулась и покрылась мелкими чешуйками. Горыныч покачал левой головой и просипел:
- И ты хочешь, чтобы я ему помог? После того, как он отрубил мне голову?
Василиса Премудрая кивнула:
- Змеюшка, это же давно было. Он молодой был, глупый. Пожалуйста, я очень тебя прошу, – Василиса заплакала.
Змей почесал хвостом обрубленную шею и вздохнул:
- А если он меня того… Совсем?
- Не волнуйся, я тебя в обиду не дам. Я же буду рядом с тобой.
Горыныч еще раз почесался, а потом решился:
- Ладно. Так уж и быть. Садись.
Василиса запрыгнула на лапу и вскарабкалась на спину Горынычу. Змей присел на хвост, резко толкнулся и, после короткого разбега, взмыл вверх. Василиса вцепилась в чешуйки броненосной кожи и старалась не смотреть вниз. Горыныч лег на левое крыло и взял курс на восток.

2.
Иванушка проснулся, когда солнце было уже высоко. Он сел на кровати и протяжно зевнул, почесывая грудь. В углу сопел Петенька, его младшенький. Иванушка встал и посмотрел на стол. На столе было непривычно пусто. Он заглянул в печь, увидел там чугунок и облизнулся. Вытянул его ухватом и долго смотрел вовнутрь. Внутри было пусто. Он почесал грудь. За пять лет совместной жизни с Василисой такого не случалось, утром всегда был завтрак. Иванушка сунул пустой чугунок в печь и зычно крикнул:
- Василиса! Василиса, я есть хочу!
Никто не отозвался. Иванушка чертыхнулся и вышел во двор. По двору носились голодные куры, остервенело склевывая что-то. В хлеву жалобно мычали не доеные коровы. Он почесался и опять крикнул жену. Тишина. Иванушка прошел до отхожего места, вернулся к дому и полез на крышу. Необъятные поля лениво колыхались пыльным огнем созревшей пшеницы, еще зеленая листва березовой рощи оттеняла голубое марево обещавшего быть жарким дня. Василисы нигде не было.

Иванушка скатился с крыши, схватил ведро и поплелся в хлев. Вислоухая Большуха мычала жалобнее всех, и он начал с нее. Молоко звонкими струйками брызнуло в ведро, и Иванушка немного повеселел. Взяв полное ведро, он пошел домой, прихватив десяток яиц. Яичница весело скворчала в сковородке, в печке булькала картошка и дома сразу стало уютно. Иванушка разбудил Петеньку и сунул ему кружку молока.

Наевшись, Иванушка стал думать о том, куда могла деться жена. Ничего путного на ум не приходило, кроме того, что она могла пойти к своей матери. Их дочки гостили у нее уже три дня, и Василиса могла соскучиться и пойти их проведать. Правда тогда она обязательно бы его предупредила, он был уверен в этом. Иванушка помыл ложку, отнес масло в погреб и решил сходить к теще. Василиса, конечно, предупредила бы его, если бы она туда пошла, но, с другой стороны, где она еще могла быть?

Дороги до тещи было часа три, и Иванушка решил взять с собой Петеньку. Сынок обрадовался чрезвычайно и сразу оседлал папины плечи. По дороге Петя пел, а Иванушка молчал, раздувая обиду на жену. Можно подумать, что ему больше делать нечего, кроме как шляться к теще! Теща у него была неплохая, но он был у нее недавно, еще трех месяцев не прошло. Обида получалась какая-то нудная, не обида, а так себе, но Иванушка все равно надулся как сыч и чувствовал себя несчастным до невозможности.

Марья Захаровна увидела зятя издалека, вышла за околицу и зычно заорала:
- Иванушка! Случилось что?
Иванушка орать в ответ не стал, но шагу прибавил. Подойдя к теще, он спустил сына с плеч и тот сразу прилип к бабушке. Та погладила его по голове, но сама смотрела на Иванушку и в глазах ее была тревога.
- Иванушка, не молчи. С Василисой что-то приключилось?
Иванушка сглотнул:
- А она не у вас?
Марья Захаровна погладила внука и велела ему идти в дом, подождала, пока он ушел, и только тогда ответила:
- Да нет. Она же дочек тогда привела и сразу к тебе обратно пошла. Она не дошла, что ли?
- Дошла. А сегодня с утра ушла куда-то.
- Куда?
- Да не знаю я, Марья Захаровна. Проснулся, а ее нет. Печь простыла, коровы не доены. Ну, я и решил, что она дочек проведать отправилась.
Марья Захаровна охнула и опустилась на землю.
- Что же это, Иванушка? Куда же она подевалась?
- Не знаю. Ничего не знаю.
- Ты ее разыщи, Иванушка. Ты же в жены ее взял, значит, за нее отвечаешь. Разыщи дочку мою. Иди, Иванушка, не медли. За детей не бойся, я за ними угляжу.
Иванушка внимательно посмотрел на тещу и кивнул.

3.
Иванушка осторожно потыкал палкой у себя под ногами. Топко. Ткнул чуть левее. Вроде можно, если быстро. Остановишься, засосет. Прикинул расстояние до следующей кочки, взял палку плашмя, чтобы если что, хоть какая-то опора была, и рванул. На третьем шаге нога провалилась по колено, но дальше было лучше. Он встал на крепкую кочку, отдышался и опять ткнул палкой в болото. Палка провалилась, как будто в чистую воду. Правее? Метр глубины, но дно вроде крепкое. Иванушка осторожно соскользнул с кочки и чуть-чуть раскачался. Дно не ушло. Пощупал перед собой и медленно двинулся вперед.

К вечеру он выбрался на твердь, воткнул ненужную палку в землю и громко выругался. Надо было взять с собой шкалик, подумал он. Такое болото надо было отметить. Вот занесло его. Он пнул подвернувшийся мухомор и быстро пошел в глубь леса. После третьей поляны направо, дойти до старого дуба с двойной верхушкой, а от него влево сто шагов. Надо же, пять лет прошло, а дорогу он помнит. Думал, что не пригодится, а вот тебе, пришлось опять болотной жижи хлебнуть. Он дошел до дуба и повернул налево. Подошел к полянке и, раздвинув руками орешник, посмотрел вперед. Стоит, все так же стоит избушка. Иванушка вышел на полянку и громко сказал:
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом.

4.
Баба-Яга подслеповато прищурилась:
- Иванушка, ты что ли?
Иванушка сел на лавку у входа и сказал:
- Я это, я. Дело к тебе есть, бабушка.
Баба-Яга заглянула в печку и вытянула оттуда чугунок.
- Ну и хорошо. Давно ко мне никто не заходил. Давай я тебя покормлю, как раз пельмешки поспели. Ты со сметаной?
Иванушка кивнул и подсел за стол. Бабка пнула кота, и тот с недовольным видом ушел. Через минуту вернулся с большой плошкой сметаны, осторожно поставил ее на стол, запрыгнул на лавку и облизнулся. Иванушка почесал его за ухом.
- Баюн, Баюн, сорванец... Ну, как ты, мохнатая твоя душа? Не обижает тебя бабка-то?
Яга засмеялась:
- Его обидишь, пожалуй. Подружку тут себе завел. Рысь. Совсем спать не дает, каждое утро орет под дверью.
Баюн лениво зевнул и подставил Иванушке спину. Иван потрепал его, а потом огляделся и спросил:
- А ворон где?
- Да я его отправила Василису искать. Иванушка слегка опешил:
- Так ты все уже знаешь?
- А как же! – Яга подмигнула – Ты думаешь, только цыганки все знают? И знаешь что, Иванушка... Я вот сильно сомневаюсь, что тебе надо ее искать.
- Это почему же?
- А вот ты посмотри, что ты делаешь. Приходишь ко мне и спокойно садишься есть. Кота гладишь. О Василисе ни слова. Помнишь, как пять лет назад ты меня тряс? Орал, слюной брызгал. Где моя Василиса? Чуть не задушил же тогда. А теперь?
Иванушка задумался. Баба-Яга полила сметаной пельмени, подвинула ему тарелку и тихо сказала:
- Ты подумай, может, любовь прошла?
Иванушка подцепил пельмень и сунул его в рот. Прожевал, пожал плечами.
- Да нет, я люблю ее.
Яга засмеялась:
- Ага. А когда с ней последний раз миловался?
Иванушка пожевал губами, подсчитывая:
- Да вроде на прошлой неделе. Да, точно.
Яга кивнула:
- Правильно, двадцатого числа. А думал о ней разве?
Иванушка отмахнулся, но Яга не сдалась:
- Нет, не о ней ты думал. С ней лежал, а думал о Настеньке, правильно? Представлял себе ее во всех подробностях. Василису гладил, тело ее тискал, а представлял, что это Настенька с тобой.
Иванушка стукнул кулаком по столу.
- Ну и что с того! Мало ли кого я там представлял. Все мужики так делают. Я пять лет с ней живу, естественно устал. Хочется нового чего-то.
Яга заулыбалась:
- Так я тебе и говорю – стоит ли ее искать? Пропала и хорошо. Можешь дуть к своей Настеньке.
Иванушка почесал грудь. Открыл было рот, но потом передумал. Подцепил еще один пельмень, сжевал его и только тогда сказал:
- Нет уж. Надо мне ее найти. Надо. Любовь там или что, не важно. Жена она мне, значит надо найти.

5.
Ворон прилетел, когда уже стемнело. Сел на плечо к Бабе-Яге и что-то долго ей шептал на ухо. Баба-Яга покивала, а потом повернулась к Иванушке:
- Ну что, сейчас пойдешь или переночуешь?
Иванушка спросил:
- А куда идти?
- Далеко. На восток и очень далеко. Знаешь мертвое озеро?
- Слышал что-то.
- Там замок стоит, прямо посреди озера. В нем твоя Василиса. Охраняют ее как следует, просто так не проберешься. Меч-кладенец я тебе дам, но слишком на него не рассчитывай, с заговоренными врагами он не поможет. Ну, шапку невидимку могу тебе еще дать. И, пожалуй, больше мне тебе помочь нечем. Так что, сейчас отправишься?
Иванушка вздохнул и поднялся. Баба-Яга одобрительно кивнула.
- Правильно, Иванушка. Потянешь время, потом вообще не соберешься. На, возьми пирожков в дорогу. С грибами, твои любимые.
Иванушка скривился и сказал:
- Василисины все равно вкуснее.
Яга засмеялась:
- А у кого ты думаешь, она рецепт брала?
Иванушка закинул на спину котомку с пирожками, нацепил пояс с ножнами и бережно вложил туда меч. Подвинул его, чтобы удобнее выхватывать было, и сунул за пазуху шапку-невидимку. Бабка-Яга посмотрела на него с грустью и тихо сказала:
- Ну, Иванушка, опять трудное дело тебе досталось. Присядешь на дорожку?
Иванушка присел на табуретку и крякнул от тяжести кота, который вспрыгнул ему на колени. Погладил его и спросил:
- Ну а ты Баюн, не хочешь со мной прогуляться?
Яга улыбнулась:
- Куда ему. У него кошка здесь котят ему носит.
Иванушка кивнул и поднялся:
- Ладно, бабушка. Пойду я. Спасибо тебе.

6.
Лес кончился, и оказалось, что уже рассвело. Иванушка оттер пот со лба и пошел к речке, которая блестела чуть правее. Спустился с пригорка, уже чувствуя вкус воды во рту, и вдруг остановился как вкопанный, завидев девку. Та стояла на мостках и полоскала белье. Подол был подоткнут, открывая длинные ноги, голые белые руки ловко ворошили белье. Иванушка раздумывал, что бы такое сказать, но девица вдруг обернулась и увидела его. Распрямилась, опустила подол и сказала:
- Ну, уставился... – но в глазах у нее было веселье.
Иванушка покраснел и с трудом выдавил:
- Да я просто попить хотел.

7.
- А другой дороги нет? – с надеждой спросил Иванушка
- Нет, – отрезала Катя.
Иванушка посмотрел на солнце. Еще двенадцати нет, а Катя сказала, что брат вернется только на следующее утро. Можно, конечно, идти наобум, но Катя утверждает, что заблудиться здесь – раз плюнуть. Сама Катя дороги до мертвого озера не знает, говорит, что ей это ни к чему. Иванушка вздохнул и тихо сказал:
- Ну ладно, подождем.
Иванушка помог Кате собрать белье и даже вызвался тащить корзину. Катя насмешливо посмотрела на него и с ехидцей сказала:
- Жене то, небось, так не помогаешь?
Иванушка хотел соврать, но потом передумал.
- Нет, не помогаю. Знаешь, как-то в голову даже не приходило.
Катя сразу стала серьезной:
- Моему это тоже в голову не приходит.
- А ты давно замужем?
- Да уж семь лет.
Иванушка удивился. Вроде такая молодая, а уже семь лет. Катя поняла его удивление и сказала, что у нее в семье все так молодо выглядят. Бабушке ее сейчас пятьдесят семь лет, а ей никто больше тридцати не дает. Иванушка помолчал, а потом вдруг спросил:
- А ты мужа любишь?
- А ты что, отбить меня хочешь?
- Нет что ты! Но ты ответь, мне, правда, интересно.
Катя ненадолго задумалась, рассеяно теребя сорванную ромашку, но потом решительно сказала:
- Конечно, люблю.
- А он тебя?
- Не знаю, – Катя пожала плечами.
- Как это не знаешь?
- А вот так и не знаю. Он мне не помогает. Ничего не говорит. Если хочу его услышать, так надо чего-нибудь не то сделать. Ну, например, ужин не подам, тогда его слышу, как он орет. А если все в порядке, так он молчит. Ну, ночью, конечно, любит, но не так, как раньше. Просить надо, напоминать. А так, чтобы сам ко мне полез – такого давно не было. Да ты и сам все это знаешь, по-другому себя ведешь, что ли? Пять лет или семь – какая разница. Через год уже так стало.
Иванушка переложил корзину в другую руку и подумал, что не понимает, как женщины такую тяжесть таскают. Катя казалось очень грустной и Иванушке стало ее очень жалко. Он спросил:
- А как тебе хочется, чтобы он себя вел? Ну, чтобы ты поняла, что он любит?
- Да так, как вел себя до свадьбы. Он сватов послал и сам сватом оделся. Я сижу вся красная, от смеха чуть не захлебнулась. Отец с матерью им стол накрывают, меня пихают, чтобы я себя показала, а я смехом давлюсь. А потом, после свадьбы, мы неделю не спали. На реку бегали. Все поля истоптали. А когда я нашего первого под сердцем носила, так вообще забот не знала. Он все делал. Каждое утро цветы носил. А осень наступила, так он стал мне фигурки из дерева вырезать. Такие смешные! Сейчас иногда на них смотрю и плачу.
Иванушка вздохнул:
- Ну а может, ты сама охладела?
- Охладеешь тут… Набегаешься за день, вечером садишься к нему, обнимешь, а он встает и говорит: «Чего-то я засиделся. Пойду к Петру». И вернется под утро, на бровях. Весь в глине, опять где-то валялся. Ну да, не ему же стирать. Продрыхнет до семи и идет пахать. А я, значит, постираю, детей накормлю, коров подою, двор подмету и к нему бегом, обед горячий нести. Чтоб, значит, муженек уставший поел нормально. Ну, он поест и говорит: «Пойду, допашу». И все, ни слова, ни пол слова больше. Ну да, я жена, как же еще со мной? Куда ж мне деться то? А ему, если ласки треба, так и к молодухе подвалить можно. А скажешь чего, так кулак у него большой, что кочан у капусты. Сто раз подумаешь, говорить или нет. Сидишь, плачешь в три ручья, так ни разу не спросил, чего реву. Как так и надо. Мол, такое у меня развлечение любимое – сидеть и реветь белугой. А, впрочем, так и есть. Чем мне еще развлекаться?

8.
Катин муж набычился на Иванушку, и Катя поспешила оправдаться:
- Николай, это Иванушка. На мертвое озеро идет, жену у него украли.
На лице Николая сочувствия не появилось и, игнорируя Иванушку, он вкрадчиво спросил у жены:
- Что-то ты долго со стиркой возилась. Река что ли пересохла?
Катя затравленно посмотрела на Иванушку и вздохнула. Иванушка решил отвлечь мужа и спросил про дорогу к мертвому озеру. Николай сплюнул и пробормотал:
- Я сам не знаю. Ее братец там бывал, но сейчас его в деревне нет, только к утру будет.
Иванушка пожал плечами и спросил, можно ли братца здесь подождать. Николай подумал и вместо ответа спросил:
- Водку уважаешь?
Иванушка заверил, что уважает, и Николай пошел в дом, буркнув:
- Заходи. Подождем.

9.
Захмелевший Иванушка показал шапку-невидимку, и Николай сразу напялил ее на Катю, а потом, хлопая в ладоши и заливаясь смехом, смотрел на то, как сама собой исполнялась домашняя работа.
- Ну, прямо скатерть самобранка, – вопил он, глядя, как из погреба на стол прилетела миска квашеной капусты, – Ты, Катя, пока ее не сымай, очень уж мне это зрелище нравится.
Иванушка немного посмеялся, а потом опомнился и спросил:
- У тебя же жена красавица. Неужто смотреть на нее наскучило?
Николай изрядно отхлебнул водки и рассудительно пробасил:
- Я ее и завтра увижу, красавицу свою. А такое, может, больше и не доведется, – глаза у него вдруг разгорелись и он хлопнул Иванушку по спине, – слушай, а продай мне ее.
- А зачем тебе она? Чтоб жену больше никогда не видеть?
- Да ну тебя! Я сам носить буду. К любой девке пробраться можно. А если не шуметь, так и к замужней бабе подкатиться смогу. И, что здорово, никто ничего не увидит.
- Дети-то невидимыми не будут, – Иванушке вдруг стало стыдно, что Катя слышит их разговор, и он даже хотел сказать Николаю, что Катя здесь, просто ее не видно. Со двора залетела связка поленьев, и они по одному вспорхнули в печку.
Он налил себе в кружку и спросил у Николая:
- А ты вообще Катю любишь?
- Конечно, люблю, – Николай пьяно покачнулся и заорал: - Катя, ты где? Иди сюда, я тебя поцелую. Нет, нет, ты шапку не снимай, я тебя так поцелую.
Иванушка закусил капустой и поморщился. Еще не сквасилась. Впрочем, Катя предупреждала, но Николай велел тащить. Николай что-то страстно целовал, хотя Иванушка видел, что невидимая Катя раскатывает тесто в другом углу избы. Он толкнул Николая и строго сказал:
- Наливай! Спросить тебя хочу.
Николай с сомнением посмотрел на кружку и пробасил:
- Маловата посудина. Я лучше так, – и, подняв бутыль, присосался к ней, – молодец Петро. Лучше всех у нас настаивает. Прямо мед, правда?
Иванушка засмеялся:
- Ты мне налей, тогда отвечу.
Николай звонко стукнул себя по лбу и передал бутылку:
- Так что ты там спросить хотел?
Иванушка тоже не стал лить в кружку и отхлебнул так. Петро и впрямь молодец. Не мед, конечно, но совсем без сивухи. Иванушка подсел поближе к Николаю и спросил:
- Ты чего Кате не помогаешь?
- Как не помогаю?
- А вот так. Я сегодня ей белье нес от речки. Тяжело! Еле донес. А она же баба! Ей же еще тяжелее!
- А ты своей носишь что ли?
- А у нас речка ближе! И вообще, я тебя спрашиваю.
Николай задумался, а потом жахнул кулаком по столу.
- Да нигде не сказано, что мужик бабью работу должен делать. Стирка – это по бабьей части. Я землю пашу, сею, жну. За меня, поди, никто не делает, так чего же я ее работу делать буду?
- Да ей же тяжело!
- Да ну, тяжело, – передразнил Николай, – я думаю ей еще и дрова рубить надо, а то уж больно много сил у нее. Каждую ночь ворочается, все ласки хочет. Каждую ночь! Сколько же можно? Пускай дрова рубит! Слышь, Катя, где ты там? Иди дров наруби.
Иванушка вздохнул. Эх, Василиса. Непутевый муж тебе достался. Такой же, как Николай, ничем не лучше.

10.
Катин брат появился с утра, как и было обещано. Иванушка дремал за столом, подложив под голову миску с недоквашенной капустой. Видимо из-за кислого запаха снилось ему что-то крайне неприятное. Брат, назвавшийся Петром, с уважением посмотрел на пустую бутыль, размером с хороший самовар, и принес рассолу. Иванушка с наслаждением отпил целебного напитка и стал вспоминать, что ему нужно было от брата Кати. Кати, кстати, нигде не было видно, видимо она легла спать, не снимая шапки-невидимки. Потихоньку голова у него прояснилась, и он вспомнил про мертвое озеро. Петр попробовал капусту, поморщился и пробурчал:
- Дорогу тебе покажу, чего же не показать.
Иванушка вздохнул, и Петр засмеялся:
- А чего же спрашиваешь, ежели идти не хочешь? Огорчился, что я дорогу знаю, что ли?
Иванушка подумал и сказал, что идти он хочет. Точнее, надо ему идти, а раз надо, то какая разница – хочет он или нет? Петр заинтересовался:
- А что за нужда у тебя на мертвом озере?
- Да жену у меня украли и там держат.
Петр сразу стал очень серьезным:
- А кто украл?
- Это мне не ведомо. Понимаешь, так уж вышло, что ворогов у моей жены, Василисы, предостаточно было, дюже нам мешали. Может кто опять из них.
Петр вздохнул:
- Да, плохо дело. Ну, раз так, тогда засиживаться не будем. Я, конечно, отдохнуть бы хотел, но ради такого дела могу и без отдыха.
Иванушка поднялся, взял меч и стал искать Катю. Катя нашлась на печке, рядом с Николаем. Иванушка осторожно стащил с нее шапку и Петр перекрестился. Иванушка гордо улыбнулся, сунул шапку за пазуху и сказал:
- Ну, я готов. Пошли?

11.
- Ну вот, дальше уже не заблудишься, – Петр говорил с трудом, все не мог отдышаться после крутого подъема, - А когда обратно пойдете, то держи на эти две вершины. Их ни с чем не спутаешь.
Иванушка кивнул, не сводя глаз с бескрайнего леса, лежащего перед ним. Лес был мрачный, какой-то сизый, как шерсть у собаки. Здесь, на горе, гудел ветер, но лес внизу стоял неподвижно, ни одна веточка не колыхалась. Странный это был лес, странный и какой-то тревожный. Иванушка опять посмотрел вниз и сказал:
- Спасибо. Я пойду, ладно?
Петр кивнул, но ничего не сказал. Иванушка подождал, а потом не выдержал и спросил:
- Ну а ты? Не пойдешь?
- Нет. Не верю я, что она жива. Для меня она уже умерла, – Петр закрыл глаза и тихо продолжил, – ты для себя сам решай. Моя жена пропала три года назад. Три года искал. На мертвом озере был пять раз. Лес этот исходил вдоль и поперек. Ничего не нашел. Не пойду я больше. Бесполезно это.
Иванушка обнял Петра, а потом развернулся и стал спускаться вниз, к лесу. Спуск был крутой, камни так и норовили выскользнуть из-под ног, и Иванушка сразу взмок. Он то спускался, то сбегал, а потом упал и в лес вкатился кубарем. Встал, огляделся. Вблизи лес не казался страшным. Лес как лес. Деревья, кусты, синие глазки черники, серебряные вспышки паутинок. Все, как обычно. Иванушка осторожно пошел вперед, а потом освоился, успокоился и зашагал размашисто, быстро. Прошло часа три, а вокруг ничего не менялось, все лес, да лес. Ни одной поляны. Впрочем, Петя об этом говорил. Если идти быстро, то лес можно пройти за три дня. Три дня Иванушку не пугали, три дня, так три дня. Он шел, думая о чем-то, как вдруг услышал окрик «Стой» и увидел железный наконечник стрелы, нацеленной на него. Самой стрелы за густыми кустами видно не было. Иванушка остановился и медленно потянул руку к мечу. Сзади что-то зашуршало, он хотел обернуться, но голос из кустов велел не двигаться и Иванушка подчинился. Чьи-то руки обхватили его сзади, кто-то вытащил меч, на голову ему накинули мешок, а руки стянули за спиной.

12.
Мешок с Иванушки сняли, и он растерянно заморгал. Перед ним стояли девки. Иванушка обернулся и увидел, что сзади то же самое. Всего их было сорок, а может чуть больше. Петр что-то такое говорил, но Иванушка решил, что он привирает. По словам Петра выходило, что если в лесу пропадает мужик, то поминай как звали, а вот если баба... Баба пропадает, но не совсем, иногда она приходит в родную деревню, а потом опять исчезает. Вот у Миколы, что рядом с Петей живет, жена исчезла. Искали, да не нашли. Нашли только ее платок. Лежал платок у самого леса и больше ничего. А через два года пришла она к Миколе. Ночью пришла. Он спал уже, а тут она. И, главное все так, как будто никуда не исчезала. Микола ночью проснулся, она рядом лежит. А с утра опять ее нету. Иванушка подумал, что тому Миколе это просто приснилось, но вслух возражать не стал. Вперед вышла рослая баба и встала прямо перед Иванушкой. В руке у нее был нож. Даже не нож, а тесак. Она крепко сжала его в руке и медленно подняла к Иванушкиной груди. Приставила острие и спросила:
- Ну, и чего тебе дома не сиделось?
Иванушка решил отвечать честно:
- Иду на мертвое озеро, жену свою из плена вызволять.
Баба наклонила голову и внимательно посмотрела на него:
- И кто же ее там в плену держит?
- Не знаю. Может Соловей-разбойник. Может кто еще. Да и какая разница, кто?
- Может и никакой. А может и большая.
Баба обернулась к своим и спросила:
- Что делать с ним будем?
Все загомонили. Вроде как все были за то, чтобы убить, только вот некоторые орали, что надо сразу, а некоторые, что после. После чего именно, Иванушка не уловил. Он опять попробовал вынуть руку из узла, но ничего не вышло, связали его крепко.

13.
Вельде было лет семнадцать, не больше. Иванушка украдкой смотрел на нее. Молодая. Красивая. Не просто красивая, а необычно красивая, как ее имя. И что она здесь делает? Остальные – ладно, но она-то совсем молодая. Он подумал и решил спросить:
- Ну а ты? Ты то здесь из-за чего?
- Мне старшая сестра рассказала. Она приходила в деревню. Говорит, что меня жалела, не хотела, чтобы я думала, что она умерла. Пришла ко мне. Знаешь, если бы не она, я бы в петлю сунулась. Надо мной же снасильничали.
- Кто?
- Да такой же, как ты. Молодой, красивый. Я уши развесила, за околицу с ним вышла. А он по морде мне дал, чтоб не орала, значит. И все, поминай его как звали. Откуда-то пришел, куда-то ушел. А мне что делать? Ну, сестра рассказала, как они тут живут, я и пошла.
Иванушка пошевелился. Стянутые руки затекли так, что он их вообще не чувствовал. Плечи были, а дальше как и нет ничего. Он тихо выругался, а потом спросил:
- Но ведь можно в монастырь?
- Можно. А можно и сюда. Вот ты думаешь, что мы уклад и закон нарушаем. А ты сам, не нарушал ни разу? Я тут про мужей такого наслышалась...
Иванушка вздохнул.
- Не без греха. Сам чувствую, что живем не так, как в первый год. Люблю, как прежде, но... И покрикивать на нее стал. Руку, правда, не подымал, чего не было, того не было.
- Другие тоже не сразу поднимали. Сначала мир да любовь, а потом... У нас тут все такие. Любовь! Все с любовью. Да что-то не вечная она, что-то у всех она куда-то подевалась. Вот ты говоришь, что любишь свою Василису. Как прежде любишь. И что, от нее ни на шаг? Ни разу пьяного домой не приносили? Подарки даришь? О красоте ее песни слагаешь? До белого пота тело ее ласкаешь? Ну что молчишь?
Иванушка посмотрел на небо. Звезды горели не мигая и было их много-много. За день до свадьбы с Василисой он так же смотрел на небо и считал их. И думал, что сосчитать их невозможно, как измерять его любовь. Что ее так же много, как этих ярких звезд. Он с раздражением подумал, что ему нечего возразить Вельде, но возразить хотелось, и он сказал:
- Но я же иду за ней. Это – не любовь?
- Нет, – Вельда тоже посмотрела на небо, – это не любовь. Если бы у тебя украли корову, то ты бы тоже пошел за ней. Ты пошел, потому что у тебя украли. При чем тут любовь?
- Ну, не скажи. Если бы не было любви, то я бы обрадовался и решил, что так даже лучше. Завел бы себе молодую, типа тебя, и жил бы с ней.
- А что, уже есть такая на примете?
- Есть, – честно ответил Иванушка, – Настенька зовут.
- Ну, хорошо. Ты пошел. А может все равно не любовь, а стыд? Ну, мужики говорить будут, что трусом оказался Иванушка, у него жену увели, а он не пошел. Может в этом дело?
Иванушка задумался, но потом затряс головой:
- Да у нас и соседей то нет. Кто говорить будет?
- Ну не соседи, так ты сам. Сам себя трусом назовешь. Разве это тебе понравится? Вот и пошел ее искать. И знаешь, что я думаю?
- Что?
- Была бы у тебя любовь, так ты бы почувствовал, что ее крадут. Заранее бы почувствовал.
- Да что ты можешь знать о любви! – разозлился Иванушка, – Что ты все судишь меня?
- Ты прав, – сухо сказала Вельда, – о любви я ничего не знаю.
Она встала и ушла. Иванушка крикнул:
- Вельда! Вельда! Извини! Я не хотел тебя обидеть!
Но Вельда даже не обернулась.

14.
Иванушка проснулся от пинка и попытался сесть. Тело было совсем чужое, и ему пришлось долго ворочался. Над ним стояла старшая и хмуро на него глядела, подбрасывая в руке давешний нож. Иванушка сердито посмотрел на нее и спросил:
- Ну, что решили?
- Решили, что убьем тебя не сразу. Светочке рожать пора, засиделась она. Так что...
Иванушка оглядел женщин, стоящих чуть поодаль:
- И кто из них Света?
Старшая сплюнула под ноги и грозно сказала:
- А тебе, кобелю, не все равно?
- Ну, почему сразу кобель? – Иванушка обиделся, – я пять лет с женой и ни разу налево не сходил.
- Врешь, не бывает так. Ладно, некогда с тобой разговорами заниматься. Давай, ложись.
Иванушка лег, пробурчав:
- Да уж, всю жизнь мечтал. А что будет, если у нее пацан родится? Убьете?
- Не волнуйся, травки есть специальные, чтобы точно девка родилась.
К Иванушке подошла молодая девица и деловито стала стягивать с него штаны. Иванушка вдруг сообразил, что надо делать и тихо сказал ей:
- Подожди, не торопись. У меня же так ничего не выйдет.
Света засмеялась, встала над ним и подняла подол и насмешливо спросила:
- А так получится?
Иванушка с трудом отвел взгляд и пробормотал, что получится. Впрочем, и так было видно, что получится. Света сказал:
- Ну и хорошо, вот и молодец, – и стала садиться на него, но Иванушка прошептал:
- Света, погоди. У меня шапка есть специальная, если ее на меня одеть, то сила мужская удесятерится. Жена моя всегда ее на меня одевала.
- И где твоя шапка? Дома, небось? Сейчас скажешь, что домой сбегаешь, а потом вернешься? Нет, уж, не такая я дура.
- Да нет, она у меня за пазухой. Доставай, ты же хочешь удовольствие получить. А без нее все очень быстро будет, уж больно ты девка знатная.
Света нерешительно залезла ему за пазуху, достала шапку, недоверчиво повертела ее в руках, но все же одела Иванушке на голову. Иванушка мгновенно перевернулся на бок, резко подогнул колени к животу, перекатился, вскочил на ноги и бросился к толстому дереву, около которого валялся его меч. Сзади заголосили, зашумели, но Иванушке было не до того. Он ногой подкинул меч и прижал его спиной к стволу. С первого раза он не попал и порезался, пришлось подвинуть руки. Разрезанная веревка слезла с рук, как змеиная кожа, Иванушка онемевшими руками прижал к себе меч и быстро бросился прочь.

15.
Иванушка остановился и прислушался. Погони, вроде бы, не было, по крайней мере, все было тихо. Он с наслаждением размял руки, похлопал ими по себе и пошел дальше, размышляя, не стоило ли порубить всех этих сволочных баб. С одной стороны это было бы жестоко, но с другой... Так ничего и не решив, он неожиданно выскочил к лесной речке. Речка была неширокая, и Иванушка смело шагнул в нее, как вдруг заметил, что недалеко от берега, почти скрытая высокой осокой, купается девушка. Иванушка остановился и огляделся, подумав, что может стоит заранее одеть шапку-невидимку. Но вокруг никого не было, девушка была одна, так что Иванушка шапку одевать не стал, а только тихо ее окликнул. Девушка обернулась, посмотрела на Иванушку и вдруг подплыла поближе и по пояс вылезла из воды. Иванушка ошарашено уставился на ее голую грудь, слегка прикрытую длинными распущенными волосами. Девушка насмешливо улыбнулась, медленно убрала волосы и кокетливо откинулась назад. С минуту она помолчала, а потом тихо прошептала:
- Иди сюда.
Иванушка сделал шаг и оказался у кромки воды. Он бы кинулся в воду и бросился бы к этой девушке, он обязательно бы так сделал, но его остановило выражение ее лица. Что-то было не так, что-то было совсем не так, и Иванушка остановился. Слишком уж она была радостной, слишком она хотела, чтобы он вошел в воду. Девушка презрительно посмотрела на него, а потом ее лицо исказилось злобой, она грязно выругалась и нырнула. Иванушка без особого удивления увидел рыбий хвост. Русалка, всего лишь русалка.

16.
Иванушка выбрал дерево побольше и рубанул его мечом. Топором тут надо было бы махать часа два, но меч-кладенец перерубил толстенный ствол с первого раза. Печально зашелестела листва, и дерево медленно завалилось, перекинувшись на другой берег. Из воды высунулась русалка и хмуро спросила:
- Думаешь, поможет?
Иванушка не стал отвечать и полез на дерево. Русалка засмеялась и крикнула:
- Смотри!
Вода тихой речки вдруг вспенилась, вспучилась высоким холмом, ринулась на мост, играючи через него перемахнула и опять успокоилась. Иванушка разозлился.
- Значит, не пропустишь?
Русалка подплыла поближе и кокетливо сказала:
- Не пропущу.
- А почему? Что я тебе сделал?
- Ты мужик, а я мужиков не люблю. Ненавижу я вас.
Иванушка вздохнул, сел на землю и хмуро буркнул:
- А я хороший. Пропусти ты меня, мне жену надо из плена выручать.
Русалка засмеялась:
- Из плена? А с тобой она не в плену будет?
Иванушка взорвался.
- Да хватит мне мораль читать! Я уже умный! Да, ей плохо со мной, да, хреновый я муж. Но дайте же нам с ней договориться! Что вы все лезете?
- Да жалко мне ее, вот и лезу.
Иванушка чуть успокоился и снова сел. Подумал, посмотрел на спокойную воду и спросил:
- Ну а ты то за что мужиков ненавидишь?
Русалка легла на спину и сильно ударила хвостом по воде.
- А я из-за мужика такой стала. Утопилась я из-за мужика. В воду бросилась, умереть хотела. Да видишь, не умерла, в нечисть превратилась.
- И что он тебе сделал, что ты топиться решила?
- Да ничего. Другую выбрал. Выхожу с утра во двор, смотрю, сваты мимо дома едут. Ну, я и спросила, от кого, да к кому. А они мне весело так и отвечают. От него да не ко мне. Ну, я и пошла на речку.
Иванушка тихо спросил:
- Ты до сих пор его любишь?
Русалка помедлила, но все же ответила:
- Да. До сих пор, – она вдруг засмеялась, – знаешь, тут как-то жена его купаться пришла. Я же ее хорошо знаю, подружками были. Злая я была на нее, но потом поняла, что зря злюсь, я же ей ничего про него не говорила. А он жених завидный, так что... Ну, так вот, пришла его женушка купаться, а я ей и показала, на что вода способна.
- То есть?
- Ну, ты же видел, как я водой управлять могу. Так вот, вода не только грубой может быть, она и ласковой может. И, уж поверь мне, никакой мужик в ласке с ней не сравнится. Вот так отомстила, теперь эта женушка на мужа и смотреть не хочет, все сюда ходит.
Иванушка покачал головой и вдруг, неожиданно для самого себя, попросил:
- Пропусти ты меня, а? К жене же спешу.
Русалка задумалась, а потом капризным тоном заявила:
- Вот если расскажешь мне, что ты ее любишь, тогда пропущу. Так расскажешь, что бы я поверила.
Иванушка поднялся, залез на дерево и шагнул вперед, стараясь не смотреть на воду. Сделал еще шаг и тихо сказал:
- Люблю ее так, что жизнь готов отдать.
Русалка засмеялась:
- Все так говорят. Мой так же говорил, а теперь видать за другую готов.
Иванушка попробовал еще:
- Люблю ее так, что других не вижу.
- Да ну? А то я не видела, как ты на меня пялился. Не верю! Правду говори!
- Я ее обожаю! Она самая сладкая, самая-самая! – Иванушка уже орал.
- Не верю! Ты врешь! Скажи мне правду!
Иванушка посмотрел на воду и увидел, что река вспучилась, горб воды висел прямо над ним и тогда в отчаянии он заорал:
- Я не знаю, люблю ее или нет! Не знаю я! Получи свою правду! Не знаю!
Русалка хлопнула в ладоши, горб воды втянулся в реку и исчез. Она очень грустно улыбнулась:
- Вот она правда-то. Ладно, проходи.

17.
Иванушка огляделся. За его спиной громоздились деревья, а перед ним раскинулся луг. Иванушка посмотрел на солнце, прикинул время и пошел вперед. Поднялся на пригорок и увидел вдалеке маленькую деревушку. Идти в нее Иванушке не хотелось. Он проголодался, но идти в деревню не хотел. Не хотелось ему встречаться с людьми, не хотелось больше ворошить себя. Любит он ее или не любит – какая разница. Надо идти, а подумать можно и потом. Он вздохнул, свернул с дорожки, которая вела к деревне, и пошел через луг, держа курс на маленькую рощицу. Солнце пекло нещадно, совсем как в разгар лета, хотя уже кончался август, и Иванушка торопился дойти до рощицы и немного подремать в тенечке. Но, войдя в рощицу, он сразу наткнулся на совсем молодую девчонку, лет тринадцати, не больше. Она сидела у небольшого холмика, на котором стоял маленький крест, даже не срубленный, а просто связанный из двух веток. Девочка сидела и плакала. Иванушка хотел было пройти мимо, но не смог, подошел к девочке и тихонько, чтобы не напугать, ее окликнул. Девочка подняла на него заплаканные глаза, но ничего не сказала. Иванушка подошел еще ближе и спросил:
- Почему ты плачешь? Что с тобой случилось?
- Ничего. Ничего не случилось, я просто пришла к маме.
- Она здесь похоронена? Но почему здесь, почему не на кладбище?
- Сказали, что ее нельзя на кладбище, уж больно ее грех тяжелый.
- Какой грех?
Девочка затравленно посмотрела на Иванушку и одними губами прошептала:
- Она папу убила.
Иванушка опешил:
- Как убила? Твоего папу?
Девочка заплакала и стала быстро-быстро говорить:
- Она лучины колола, а тут папа пришел. И опять стал говорить, что он с девкой загулял. Он все время говорил, с кем он гуляет и как ему с ней хорошо. Каждый день... С поля придет, поест и идет к бабе. А потом маме все рассказывает. Она плакала, просила его хоть при мне не говорить, а он все равно говорил. Ну а в тот день мама не выдержала и топором его... А потом, той же ночью повесилась... И все сказали, что она гореть будет вечно, с таким грехом на душе...
Иванушка почувствовал, что плачет. Он обнял девочку, прижал ее к себе, а сам грозил кому-то кулаком, сам не зная кому, и все бормотал:
- Как же это, а? Что же мы делаем? Ведь нельзя же так, нельзя...
Девочка смотрела на него, и столько боли было в ее взгляде, что Иванушка не выдержал и отвернулся. А потом тихо сказал:
- Я возьму ее грех на себя. Это можно, ты мне поверь. С ней теперь все будет хорошо, понимаешь?
Девочка вытерла глаза и уставилась на Иванушку с надеждой:
- Правда?
- Правда, правда, – Иванушка взял ее за голову двумя руками и пристально посмотрел ей в глаза, – Ты верь мне, я знаю, что говорю.
Девочка улыбнулась, и каким-то обостренным отцовским чувством Иванушка понял, что это ее первая улыбка за долгие годы. И тогда он крепко прижал ее к себе и сказал:
- Знаешь что, давай ей хороший крест срубим.
И девочка заплакала навзрыд, наконец-то выпуская из себя всю свою боль.

18.
Бабушка внимательно посмотрела на Иванушку и вкрадчиво спросила:
- А какое яблоко тебе больше нравится?
Иванушка посмотрел на яблоню и сразу ответил:
- Вот то, которое наверху. Которое на длинной ветке.
- Так сорви его.
Иванушка встал, подошел к яблоне и подпрыгнул. Поморщился, подпрыгнул еще раз, но опять не достал. Посмотрел на бабушку:
- Высоко. Придется лезть.
Иванушка залез почти на самый верх, но до яблока не дотянулся. Пришлось ему слезать и искать длинную палку. Наконец он его сбил, вытер о рубаху и сочно захрустел, весело поглядывая на бабушку.
- Молодец, что достал, – похвалила она его, – Ну а вот там стоит корзина с яблоками, видишь?
Иванушка посмотрел и кивнул.
- А там тебе какое больше нравится?
Иванушка подошел к корзинке и нагнулся:
- Вроде все одинаковые, – он посмотрел на бабушку и неуверенно добавил, – ну, я бы верхнее взял.
Бабушка засмеялась:
- Вот так у тебя и с девками. Если еще не сорванные, если дикие, то тебя на самую недоступную тянет. А если она уже твоя, то тебе без разницы. В корзинке то они все домашние, они уже сорваны, вот ты и говоришь, что они одинаковые. А вот скажи мне, какие лучше – с яблони или из корзинки?
Иванушка промычал что-то сквозь яблоко и махнул рукой в сторону яблони. Бабушка с довольным видом кивнула и поманила его к себе пальцем. Иванушка нагнулся, и бабушка тихо спросила его:
- А жена твоя, Василиса, она с яблони или из корзины?
Иванушка, наконец, проглотил яблоко:
- Получается, что она из корзины.
- Так понял, наконец, что тебе не хватает?
Иванушка подумал и предположил:
- Того, что она моя? Того, что завоевывать ее больше не нужно?
Бабушка подняла вверх указательный палец:
- В яблочко! Пока она женой не была, ты был кем? Одним из тех, за кого она может замуж выйти. Один из, понимаешь? А сейчас ты кто? Муж. Единственный. Кстати, кто такой муж, знаешь?
Иванушка пожал плечами:
- Муж – это муж.
Бабушка грустно улыбнулась:
- Муж – это хозяин. Разве нет?
- Ну, Вы это как-то грубо...
- Грубо, не грубо, это не важно. Важно, права я или нет. Если она что-то не так делает, как тебе хочется, то ты что делаешь?
Иванушка посмотрел на яблоню и сказал:
- Ну, я удивляюсь.
- Удивляешься? Ты обижаешься. Если бы ты удивился, то тогда бы та задумался, почему она не так сделала. А ты не удивляешься, ты не думаешь. Ты обижаешься, а это совсем другое. Твоя жена сделала что-то не так. Ты обиделся. Разве нет?
Иванушка вспомнил день, когда Василиса исчезла. Он же совсем не подумал о том, что произошло что-то нехорошее – решил, что она пошла к маме и обиделся. Он вопросительно посмотрел на бабушку:
- И что со всем этим делать?
Бабушка покачала головой:
- Совета ждешь? Ты сам должен придумать. Я тебя яблоком могу угостить. Или молоком. А хочешь, старика моего дождись, он на речку пошел, обещал рыбки притащить. Уху любишь?
Иванушка кивнул, но сразу поднялся с лавки.
- Я лучше пойду, негоже мне здесь засиживаться. Пора мне.
Бабушка нахмурилась:
- Ты лучше ночи дождись. К мертвому озеру днем лучше не соваться. И себя погубишь и Василису свою. Я плохого не присоветую, оставайся.

19.
Уха у бабушки получилась отменная, можно даже сказать радостная, а вот дед оказался на редкость угрюмым. Правда Иванушкин аппетит от созерцания угрюмого деда не пострадал, и он съел две тарелки ухи. Бабушка глядела на него как на любимого внука. Поев, Иванушка спросил у деда:
- Что же вы в такой глуши поселились? Не скучно вам тут?
Дед встал и, уходя, со злостью бросил:
- Это пускай она тебе расскажет.
Бабушка еле заметно улыбнулась:
- Злится. До сих пор злится, хотя уж почитай сорок лет прошло.
- Сорок лет с чего? – Иванушка облизал ложку и с тоской поглядел в пустую тарелку.
- Да с того, из-за чего мы сюда перебрались. Хочешь послушать?
Иванушка кивнул, и бабушка продолжила:
- Буря собиралась. У нас в деревне старуха Матрена жила, так она погоду завсегда наперед знала. И сказала, что буря будет невиданная. А пшеница только поспела – колосья тяжелые и так к земле клонятся, а если уж буря... Так что косить все пошли. И стар и млад. С утра начали, а к темноте только половину убрали и решили время не терять и домой не ходить, прямо в поле и заночевали. Кое-кто и в темноте косить пытался, да разве же это можно. Один, уж не помню кто, пока косу в землю не вогнал, не успокоился.
Иванушка смущенно посмотрел на бабушку и сел чуть боком, почти лег. Бабушка рассмеялась:
- Опосля моей ухи всех в сон клонит, дюже сытная она у меня получается. Да ты не стесняйся, ложись. Не заснешь?
- Не засну, бабушка. Грех это – спать, когда рассказ интересный.
- Ну и ладушки, тогда дальше слушай. Я тогда молодая была, сильная. Только что свадьбу отыграли, недели не прошло, значит, семнадцать с половиной мне было. Так вот, решила я искупаться. Мужа позвала, но он отказался, пробурчал, что спать хочет, и улегся на скирду. Ну а я на речку дунула. Искупалась, пот с себя смыла и назад. К мужу под бочок забралась, прижалась к нему, а он проснулся сразу и давай меня обнимать. Ну, дело молодое, чего же не полюбиться, если хочется? Так и заснули, он меня держит, а я его. А с утра глаза открываю, да чуть не умерла – не мой это муж. Это Васька, зараза, он ночью и вида не подал, слова не сказал. Перепутала я в темноте, да с устатку. Когда любил меня, тогда, правда, показалось... Да даже не то, что показалось, просто удивилась тогда слегка. Еще неделю полную за мужем не была, так что легко и не признать было. Но беда то в том, что поздно проснулась, все уже видели, как с чужим мужиком я в обнимку валяюсь. Ох, проходу нам потом не давали! Муж то простил, понял он, что не со зла, а по глупости, а вот другие... Думали мы, что угомонятся они, но уж месяц прошел, а они все пуще лают. Выйдет мой муженек на улицу, а ему сразу и орут, дай, мол, рубаху свою поносить, авось жена твоя опять спутает. Ну а мне такое говорили, я уж и вспоминать не хочу. И мужики и бабы, все стаей навалились, да грызут так, что свет не мил. Ну и как-то раз сидели мы с мужем в избе, да смотрели друг на друга. И в глазах его я такую тоску увидела, что сами собой слова вырвались, предложила я ему меня бросить, мол, хочу женой быть, да вижу, как все вышло, так что уж пусть как ему лучше. А он меня обнял и сказал, что любит он меня, а потому не отпустит. И решили мы сбежать. Ночью и ушли. В телегу все побросали, корову к ней привязали, да и пошли куда глаза глядят. И так я ему благодарна была, ох, Иванушка, так благодарна – словами не выразить...
Иванушка осторожно спросил:
- А сейчас?
- Сейчас? А сейчас уже не так. От чужих всю жизнь попреки слушать – это одно, а от мужа родного – гораздо горше. Говорил, что простил, да ведь оказалось, что нет. Подвиг он совершил, жену неверную не выгнал и этим подвигом меня же колотит, каждый день мне говорит, сам помнит и мне забыть не дает. Вот ты, Иванушка, тоже же герой, ты же Василису из лап Кащеевых вырвал. Слышала я это, слышала. Далеко мы живем, но слухи и сюда ходят. Так скажи, вот ты Василисе своей про подвиг свой ратный часто напоминаешь?
Иванушка закрыл глаза и тихо сказал:
- Часто. В последний год, так вообще каждый день.
- Вот-вот. Ты, мол, такой, а она, неблагодарная, еще от тебя чего-то хочет. Ты же уже все сделал, правильно? Все, подвиг совершил, а ей еще заботы подавай. А ты все сделал. Правильно?
Иванушка сглотнул и твердо сказал:
- Неправильно.
- Вот и я думаю, что неправильно. Ладно, Иванушка. Вечереет. Пора тебе собираться. Иди, совершай геройство свое. Вызволяй ее, чтоб потом всю жизнь ей в глаза тыкать.
Иванушка встал и поклонился:
- Спасибо Вам за уху.
- А за науку?
- За науку словом не отделаешься, – Иванушка нагнулся и поцеловал бабушку в щеку, – За науку вот. Только как бы так мне сделать, чтобы не забыть науку вашу?
Бабушка улыбнулась:
- А ничего делать и не надо. Любовь сильная должна быть и уважение. Тогда все само будет. Уважение, понимаешь? Без уважения кошку любить можно, а вот жену с уважением надо. Ладно, иди Иванушка.

20.
Мертвое озеро оказалось черным. Вода в нем была тягучая, а может, это и не вода была вовсе. Иванушка осторожно опустил в озеро руку, ожидая чего-нибудь плохого, но ничего не случилось. Замок торчал прямо из озера, и было до него метров семьсот. Иванушка вздохнул и осторожно ступил в воду, рассудив, что переплыть его проще, чем мечом вырубить себе лодку. Да и деревьев подходящих у берега не было, до ближайшего леска было несколько верст. Иванушка сделал еще шаг и вдруг сзади раздался ехидный голос:
- Что, так вот и поплывешь? А поздороваться со мной не хочешь?
Иванушка обернулся и увидел Кащея. Тот стал еще страшнее, совсем тощий, с длинными ногтями и весь был покрыт вздувшимися синими венами. Иванушка вылез на берег и хмуро сказал:
- Ну, здравствуй.
- Ты мне тут не нукай. Небось, удивлен, не ожидал? Иголку сломал и все? Нет, не все так просто. Знаешь, я ведь еще сильнее стал.
Иванушка сплюнул:
- Насчет сильнее - не знаю, а вот страшнее – это точно.
Кащей засмеялся так, что по воде пошла рябь. В лицо Иванушке пахнуло плесенью и холодом и он поморщился. Взялся поудобнее за рукоятку меча, подмечая, что рад встрече с Кащеем. По крайней мере, тут не надо думать, тут надо драться, тут нет места и времени тоскливым рассуждениям о том, какой он плохой муж. Иванушка вытащил меч и, держа его двумя руками, опустил острием вниз. Кащей равнодушно посмотрел на меч и спокойно сказал:
- Знаю я твою силу, Иванушка. Видимо просто так тебя не убьешь. Но я все-таки попробую. Не обидишься?
Иванушка помотал головой и тогда Кащей сложил руки на груди, а потом резко развел их в стороны, и сразу земля вокруг него вспухла огнем, тот полыхнул и пошел раздуваться огромным кругом. Иванушка улыбнулся и прыгнул в озеро, через минуту вынырнул и с усмешкой посмотрел на удаляющуюся линию огня, слабо мерцающую далеко от берега. Кащей театрально нахмурился и сказал:
- Ну ладно, признаю, что силен. Ну а так?
Он запахнулся в плащ с головой и резко крутанулся на месте. Секунду постоял, а потом распахнул плащ и из-под него черным потоком взвились летучие мыши. Иванушка с любопытством посмотрел на тварей и раскрутил меч над головой. Мыши нападали бестолково, они не стали кружиться вокруг Иванушки, а яростно пикировали сверху и Иванушка с наслаждением рубил их, ломал хрупкие кости, отступая чуть вбок, чтобы не оскользнуться на скользкой от крови земле. Кащей завернулся в плащ и поток летучих мышей кончился. Иванушка нагнулся, вырвал пучок жесткой травы, вытер меч и посмотрел на Кащея. Тот преувеличенно восхищенно цокнул языком и, радостно улыбаясь, сказал:
- Так, значит, ничего у меня не вышло. Огня ты не боишься. Зверей тоже не боишься, вон с целой армией справился. Вода в озере, кстати, не зря мертвой зовется. Всякий, кто ее коснется, тут же умереть должен. Но ты, значит, не всякий. Ладно, это я и в прошлый раз понял. Но знаешь, я с тех пор подготовился. Книжки черные почитал. И нашел я силу, с которой ты справиться не сможешь.
Иванушка воткнул меч в землю, откинул волосы и посмотрел прямо в глаза Кащею:
- И что же это за сила?
Кащей медленно достал из-под плаща крошечные песочные часы и, зажав между пальцами, поднес к своим глазам. Посмотрел на Иванушку сквозь стеклянную колбу и хмыкнул:
- Это время, Иванушка. Со временем ты ничего сделать не сможешь. Извини, кончено...
Он поднял руку с зажатыми часами над головой и с силой бросил их Иванушке под ноги. Иванушка хотел засмеяться, но не успел, земля дрогнула, отовсюду пошел звон стекла и у Иванушки заложило уши. Воздух вскипел, он стал почти твердым и Иванушка смутно видел, что колба часов растет, она пухнет и становится огромной – в пол неба, а потом он оказался внутри и на него сыпался песок, целый водопад песка струился сверху. Иванушка рванулся в сторону, он бежал, но песка было все больше, ноги вязли, как в болоте, а потом загромыхал Кащей, он вопил так, что лопались перепонки, и сначала Иванушка не мог понять, что тот кричит, а потом понял. Кащей орал: «В прошлое!» и песок послушался, он вдруг полетел вверх, он фонтанами бил в небо, туда, где стеклянным звоном сходилась воронка огромных часов, он лился назад и тянул Иванушку за собой. Иванушка оторвался от земли и взлетел, он стал легким, как песчинка и летел вверх, прямо в звон стекла, в мерцание черноты зева времени, пролетел через узенькую щель настоящего и оказался на другой стороне времени, за началом сегодняшнего дня, а потом песок смыл вчерашний день, а потом неделю. Дни, годы, века - все тонуло в фонтане песчинок и Иванушка летел назад, туда, когда он родился, а потом дальше и дальше, его болтало и швыряло, стало трудно дышать, а потом навалилась чернота и он забылся и был даже рад этому, все что угодно, забытье, смерть, лишь бы не было этого шуршания песка, рвущегося вверх, такого же тихого и такого же непреклонного, как удары земли по крышке гроба.

21.
Кащей прошелся вокруг брошенных на землю часов и радостно потер руки, пробормотав: «надо было маму в детстве слушаться, говорила же она мне, чтоб я книжки читал. Как все просто оказалось». Кащей осторожно поднял песочные часы и перевернул их. Песок суетливо посыпался вниз. Кашей пригляделся – песок стал заметно темнее, как будто растворил в себе капельку крови. Кащей хмыкнул, положил часы в карман, а потом раскинул руки с натянутым на них плащом, черной птицей взвился в воздух и полетел в свой замок, торчащий посреди мертвого озера.

22.
Кащей ногой распахнул дверь, вошел к Василисе и буднично сказал:
- Нету больше твоего Иванушки.
Василиса подняла на него заплаканные глаза и тихо-тихо ответила:
- Врешь ты. Не верю я тебе.
Кащей неожиданно рассмеялся:
- И правильно делаешь. Только не совсем. Ты думаешь, что я сказал, что Иванушка умер. Но я сказал, что его нету, а это разные вещи. Он жив, но я отправил его в прошлое, так что здесь и сейчас его нету.
Василиса беспомощно посмотрела на Кащея:
- В прошлое?
- Да, да. В прошлое. Ладно, хватит о нем, давай поговорим о тебе. Согласна ты стать моей женой?
Василиса отвернулась, и Кащей досадливо хлопнул себя по ноге:
- А еще премудрая! Дура ты. Вышла за Иванушку, взяла его фамилию, так что ты теперь Василиса Дурак. Не в фамилии, конечно, дело, но сдается мне, Василиса, что слухи о твоем уме сильно преувеличены. Вот скажи мне, зачем ты все это затеяла?
Василиса подошла к маленькому окошку, забранному стальной решеткой, посмотрела на волю и тихо сказала:
- Затеяла я все это затем, что жизнь замужняя совсем тоскливой стала.
- А развестись не думала?
- Нет, не думала. Люблю я его.
- Ну и люби на здоровье. Что, для того, чтобы любить обязательно замужем надо за ним быть?
- Нет, не обязательно.
Кащей подошел к Василисе, развернул ее к себе и требовательно сказал:
- Я же не против того, чтоб ты его любила. Люби сколько влезет. Но ведь сама видишь, что жизнь у тебя с ним не заладилась. Подумай, разве со мной тебе скучно будет?
Василиса печально улыбнулась:
- Да уж, с тобой я точно скучать не буду.
- Так в чем же дело? Или я тебе не нравлюсь?
- У тебя зеркало есть?
Кащей брезгливо поморщился и медленно провел рукой перед лицом, снимая с него морщины, оспины и вздутые вены. Василиса посмотрела на его преобразившееся лицо, ахнула и зарделась. Кащей довольно усмехнулся, потом кокетливо и немного жеманно поклонился ей и вкрадчиво спросил:
- А что еще тебя в моем теле не устраивает?
Василиса вздохнула, а потом сжала кулачки и воскликнула:
- Да пойми ты, что не мил ты мне. Другого я люблю, Иванушку. Он мой муж, понимаешь?
- Насчет того, что не мил – это ты врешь. Ты бы видела, как ты раскраснелась. Я же сейчас такой, о ком ты с детства грезила. Разве нет? И в любви я поискуснее твоего Иванушки буду. Поискуснее, да и посильнее. И со мной уж точно так не будет, как у тебя с Иванушкой вышло. Пять лет и смотри – скучно, да тяжко. Вроде любишь, да что-то не так, сгорело у вас что-то. Ну?
Василиса села на пол, прислонилась к стене и закрыла лицо руками:
- Да. Потому-то я все и затеяла, думала чувства разжечь. Думала, что поймет он что-нибудь. И с тобой его столкнула. Прав ты, Кащей - дура я. Ой, дура. Но ты не обольщайся, Кащей. Иванушка выпутается и вернется. И тогда я тебе не позавидую.
Кащей пожал плечами и вышел из комнаты.

23.
Кащей вышел во двор замка и посмотрела на Змея-Горыныча. Змей играл в карты и левая голова шипела на среднюю, что та мухлюет. Кащей заглянул в карты средней, улучил момент, когда она отвернулась, и знаками показал левой нужную масть. Левая голова заулыбалась, пыхнула огнем и лихо кинула на землю бубнового валета. Средняя чертыхнулась и зло посмотрела на Кащея. Кащей беззаботно засвистел и спросил:
- Да, чуть не забыл. А как Василиса тебя нашла?
- Не знаю я. Пришла ко мне и все тут.
Левая зашла в червей и затараторила:
- А я знаю. Она в волшебное блюдце меня увидела, узнала, где живу, и послала за мной.
- Кого? – удивился Кащей
Средняя угрюмо посмотрела в свои карты и буркнула:
- Кого-кого. Кикимору одну. Вроде бы с тех пор они сдружились.
Кащей улыбнулся:
- Ну а ты что?
- Что-что, – средняя сердито сгребла даму червей и сплюнула, - Ну я и полетел. То есть я не хотел, да левая меня уговорила.
Левая еще раз зашла в черву и улыбнулась:
- Так интересно же было! – открыла карты, показав опешившей средней двух тузов, и многозначительно добавила, – а стало еще интереснее. Разве нет?
Средняя перетасовала карты и сунула колоду Кащею:
- На, сними. Может у тебя рука счастливая. Не пойму я, что ты с ней валандаешься. Дай ей по морде, да и все тут. Уговаривает ее еще, женой своей делать хочет. Она, конечно, девка красивая, это я не спорю. Но женой? Дай ей по морде, да и все тут, она сразу твоей будет.
Кащей развеселился:
- По морде дать это не интересно. Да и всегда успеется. Я же хочу сердцем ее завладеть, а не только телом. Телом ее овладеть не сложно, а вот сердцем... Но, думаю, у меня получится.
Левая голова для пробы зашла с трефовой девятки и протянула:
- Получится, конечно, получится.

24.
Иванушка успел заметить, что вокруг лежит снег, что где-то вдали громоздятся серые скалы, а потом смотреть по сторонам было некогда, надо было смотреть вперед, и он смотрел, занеся меч над левым плечом, чтобы рубануть с двух рук, потому как такую махину иначе не остановишь. Зверь был огромен, как стог сена и столь же мохнат, спереди у него блестели закрученные вверх клыки, несуразно длинный нос доставал до земли. Зверь не бежал, он шел, но шел очень быстро, проминая снег до черной земли и Иванушка моргнуть не успел, как зверь оказался совсем рядом, наклонил голову, так что огромные клыки нацелились на него и тогда Иванушка рванул вперед, чуть правее зверя и рубанул его по толстой шее, отбежал и примерялся еще раз ударить, но зверь уже грузно осел, ноги у него подломились, он поднял голову, но не удержал ее и завалился на залитый кровью снег. Иванушка обернулся и увидел, что по следам зверя бегут люди, человек тридцать или чуть больше. Он вгляделся и оторопел – люди были косматые, волосатые, полностью заросшие шерстью, все целиком и ноги и руки и животы и все-все. А потом оторопел еще больше – все бегущие оказались женщинами, они приблизились, и он увидел косматые, заросшие шерстью, но явно женские груди, колыхающиеся в такт бега. Иванушка подошел поближе к убитому им монстру, взял меч в обе руки и стал ждать.

25.
Кащей сердито посмотрел на Василису:
- Ты что, решила голодом себя уморить?
Василиса покачала головой и сказала:
- Просто не хочется.
Кащей подошел к ней, присел на корточки и заглянул ей в глаза:
- Возьми хоть яблоко. Я специально за ним с утра на землю ходил. У меня они тут не растут. Смотри, какое спелое.
Василиса удивленно посмотрела на Кащея:
- Что это ты такой ласковый? А яблоко... Яблоко красивое, вижу, но в неволе сладкое сладким не будет.
- А кто тебе сказал, что ты в неволе?
Василиса посмотрела на решетку на окне и грустно улыбнулась:
- В обычном доме решетки не ставят.
- Ну не ставят. Но дверь то открыта. Горыныч тебя отвезет, он не против. Погоди, ты что, решила, что я тебя запер? Извини, моя промашка, забыл я, каким меня люди считают, надо было сразу сказать, что ты в гостях.
Василиса широко распахнула глаза:
- Ты хочешь сказать, что я могу уйти?
- Конечно, – Кащей пожал плечами, – Конечно можешь. Я бы хотел, чтобы ты осталась, но неволить не буду. Так что, приказать Горынычу? Или сама скажешь?
Василиса взяла яблоко, зачем-то прижала его к себе и беспомощно, как-то по-детски посмотрела на Кащея:
- Ты знаешь, я хочу тебе верить, но боюсь. Сейчас я вроде на свободе, а как встану, так узнаю, что ты меня обманул. Страшно вот так обрадоваться, а потом опять...
Кащей вдруг улыбнулся:
- Знаешь, у меня тут персидский султан гостил. Редкостная сволочь, конечно, но человек забавный. Так вот, он мне ковер летающий подарил. Ковер так себе, чего-то непонятное на нем вышито, азбуки ихней я не знаю. Но летает… Я быстро научился. Хочешь, научу? Ну, Василиса, давай. Все же веселее, чем тут в печали сидеть. А потом на нем домой и улетишь.
- Не могу я! Ты же Иванушку моего... А теперь... – Василиса плакала и гладила яблоко, – Ты же враг мне...
- Ерунда. Иванушка мне враг и я ему враг. А ты? Я с женщинами не воюю. Ты... Люблю я тебя, но если бы просто любил, то ничего бы я с Иванушкой не сделал. Но мы с ним давно враждуем, он тебя еще не знал, так что ты не думай, что я конкурента устранил. Это все не связано. А сейчас я хочу, чтобы ты улыбнулась.
- А если я улыбнусь, то ты Иванушку вернешь?
Кащей потер лоб и вздохнул:
- Если честно, то книгу колдовскую я еще не дочитал. Как его в прошлое закинуть вычитал, а вот как выковырять... Хочешь, вместе почитаем?
Василиса закивала так, что слезинки с щек разлетелись во все стороны. Кащей улыбнулся и встал:
- Тогда пошли. Я люблю на свету читать, чтобы небо вокруг было.
Он протянул Василисе руку, и та оперлась на нее. Кащей весело рассмеялся:
- Да ну тебя! Не такая же она у меня противная, как ты сморщилась. Нормальная, теплая рука. Сильная, кстати.
Они вышли во двор и встали на маленький коврик. Кащей что-то прошептал, и коврик взмыл вверх. Василиса испугано вскрикнула и прижалась к Кащею, а тот нежно обнял ее и погладил по спине:
- Не бойся, не упадем, – он понизил голос и значительно сказал, – Хотя в первый раз я тоже испугался.
Василиса смущенно отстранилась и спросила:
- А книга? Ты взял книгу?
Кащей театрально протянул руку перед собой, развернул ее ладонью вверх и сказал:
- Извольте.
На руке немедленно появилась огромная книга в обложке свиной кожи и на медных застежках. Кащей бережно погладил ее и сказал:
- Ну что же, все как я люблю. Садись на ковер, будем читать.

26.
Иванушка переводил взгляд с одной на другую. Та, что стояла впереди была постарше, лет тридцати, а остальные – совсем молоденькие. Иванушка широко улыбнулся, но на женщин это впечатления не произвело. Старшая внимательно его осмотрела, обернулась к остальным и что-то сказала. Иванушка ничего не понял, на русскую речь это было совсем не похоже, что-то очень короткое и гортанное, больше напоминающее собачий лай, чем человеческий язык. Девчонки зажали в руках дротики и, нацелив их на Иванушку, рассыпались широким кругом. Иванушка понял, что дело плохо и бросился к старшей, надеясь взять ее в плен и тем самым утихомирить страсти. Он успел сделать два прыжка и уже даже приподнял меч, но чей-то дротик попал ему в ногу. Он оступился, упал на колено, с криком вырвал стрелу из икры, успев удивиться тому, что наконечник был из камня, успел приподняться, но тут кто-то саданул его по голове, и Иванушка рухнул в снег и затих.

27.
Василиса вздохнула:
- Неужели все колдуны такие страшные?
Кащей удивленно посмотрел на нее, прижав палец к непрочитанной строчке:
- Почему страшные?
- Да кабы были симпатичные, так стали бы столько любовных приворотов придумывать? Уже пол книги просмотрели, а тут все про одно, как женщину приворожить, чтобы до гробовой доски...
Кащей посмотрел вниз, на далекую землю и протянул:
- Ну, не знаю. Может и страшные.
- Или они не работают?
- Хочешь проверить? – Кащей беззаботно рассмеялся, – Но я бы не советовал. Привороты я не пробовал, но все остальное, что я вычитал в этой книжке, работает. Можно, конечно, но по мне это не любовь. Любовь – это когда само собой, когда просто так. Приворожить можно, но это унизительно как-то. Ну, мне вот самому хочется, без этого вот...
Василиса чуть отодвинулась от Кащея, покраснела и торопливо сказала:
- Ладно, давай дальше.
- Давай... Так, параграф тысяча сто шесть. О! Почти то, что надо! «Как вернуть умершего в живой мир». Ну, это мы пропустим, но тема уже ближе. Так, параграф тысяча сто семь. Ты смотри! «Как отправить вернувшегося в живой мир умершего обратно в мир мертвых». А зачем тогда возвращали?

28.
Иванушка очнулся и с удивлением пошевелил руками. Почему-то он был уверен, что они должны быть связаны, но руки были свободны. Он поозирался и обнаружил, что лежит в большой пещере, а вокруг него полно людей, все тех же, косматых и волосатых. Меча на поясе не было, это он проверил сразу. Старшая, заметив, что Иванушка очнулся, встала и пошла к нему и что-то столь нехорошее было в ее взгляде, что Иванушке захотелось немедленно исчезнуть. Он сунул руку за пазуху, нащупал шапку-невидимку, быстро ее напялил, потом вскочил и тихонько отбежал к стене. Старшая удивилась. На заросшем лице удивления видно не было, но она замерла, не закончив шага, и долго стояла с поднятой ногой. Потом по-звериному присела на четвереньки и втянула в себя воздух. Медленно подползла к тому месту, где только что лежал Иванушка, и опять принюхалась. Иванушка замер, он не знал, спрячет ли шапка-невидимка его запах. Скорее всего, спрячет, ведь никто не слышал его шагов, никто не видел следов на земле, когда шапка была на нем. Старшая встала с колен, покрутилась на месте, а потом прошла к выходу из пещеры и долго стояла там, всматриваясь куда-то. Осмелевший Иванушка подошел к ней и посмотрел наружу. Снаружи была пурга, мельтешили колючие снежинки, и тихонько подвывал ветер. Иванушка вздрогнул от холода, вздохнул и пошел вглубь пещеры.

29.
Кащей вздохнул и тихо выругался. Василиса умоляюще посмотрела на него:
- Что? Не выйдет?
- Да не то, чтобы совсем не выйдет, просто нужны совсем другие песочные часы. Те, которые у меня, не годятся.
Василиса заплакала, и Кащей обнял ее за плечи и поцеловал в макушку:
- Не плачь, Василиса, рано еще плакать. Сейчас полетим к султану. Держись крепче, крепче я говорю.
Василиса вцепилась в ковер, но Кащей засмеялся:
- Не так! Так тебя сдует. Становись на колени, вот здесь, и хватайся за край.
Кащей встал на колени рядом с Василисой, потянул за край ковра, так что он стал похож на загнутый нос санок и закричал:
- Вперед!
Земля брызнула назад, налетел лесок и сразу исчез, шарахнулась какая-то птица. Василиса смотрела вперед и кричала от восторга. Кащей повернулся к ней и орал:
- Нравится? Я люблю так, чтобы быстрее ветра, чтобы быстрее солнца! Смотри – оно опять встает! Мы летим быстрее солнца, мы летим так быстро, что никогда не будет ночи!
Василиса смотрела на солнце, смотрела вниз и никак не могла наглядеться, никак не могла запихнуть в себя стремительный полет сквозь плотный воздух, она отпустила одну руку, подняла ее вверх и стала орать:
- Быстрее! Давай быстрее, я хочу еще быстрее!
- Давай, – Кащей смеялся и тоже махал рукой, как будто раскручивал невидимый хлыст, – Давай, я тоже хочу быстрее! Быстрее всего, да?
- Да, да, быстрее всего! Да, давай! Давай еще быстрее...

30.
Иванушка проснулся глубокой ночью и осторожно прокрался к выходу из пещеры. Выглянул наружу и поежился от холода. Снег все еще валил, и Иванушка решил подождать. О том, куда он пойдет, он старался не думать, понимал, что идти некуда, но пока в нем жило желание идти, надо было идти, иначе станет совсем тоскливо. Но в такой снегопад никуда идти не хотелось. Он на ощупь пробрался на свое место, повозился, устраиваясь, и только лег, как понял, что страшно голоден. Остатки зверя, убитого им, лежали в глубине пещеры, женщины каким-то образом разрезали огромную тушу на куски и перетащили сюда. Он подошел поближе, осторожно взял кусок сырого мяса и откусил маленький кусочек. Пожевал и с отвращением выплюнул. Но есть хотелось и Иванушка, вздохнув, все-таки взял кусок мяса и пошел на свое место. Поев, он устроился поудобнее, и уже собрался заснуть, как вдруг увидел, что тусклый свет входа в пещеру совсем померк и услышал чье-то тяжелое дыхание. Зверь, вошедший в пещеру, прошел чуть вперед и на фоне тусклого свечения входа Иванушка увидел его силуэт. Зверь был похож на рысь, только был гораздо больше – метра полтора в холке. Иванушка прошел чуть вперед, поднял пучок дротиков, выдернул один и прицелился. Зверь понюхал воздух и двинулся вперед. Одна из женщин, лежащих у входа проснулась и заорала, остальные вскочили, и начался переполох. Зверь рыкнул и метнулся влево, женщины рассыпались, но одна не успела увернуться от тяжелой лапы, которая раздробила ей плечо. Зверь мгновенно полоснул длинными клыками по ее шее и кинулся к следующей, женщины прижались к стенам, и перед Иванушкой наконец-то появился коридор. Он метнул дротик и попал в шею, метнул еще один, потом еще. Зверь присел, изготовившись к прыжку, и тяжело ворочал головой, пытаясь увидеть, откуда летят стрелы, повернулся, подставив бок, и Иванушка не промазал. Тяжелый дротик вошел под левую лапу, и зверь рухнул на каменный пол. Женщины отлипли от стен, озираясь по сторонам. Иванушка бросил оставшиеся дротики на пол перед собой, и они раскатились по всей пещере. Старшая осторожно взяла один дротик и что-то тихо сказала. Все сели в кружок, а старшая пошла вглубь пещеры и скоро вернулась, осторожно неся на вытянутых руках Иванушкин меч. Она положила его на пол, отошла к остальным и села как они, на корточки, обхватив руками колени. Иванушка подошел, поднял меч и снял шапку-невидимку. Старшая посмотрела на него и тихо сказала: «Гааен». Иванушка улыбнулся.

31.
Кащей показал рукой вниз и что-то крикнул. Василиса не расслышала, и Кащей нагнулся к ее уху и проорал:
- Вон те башенки видишь? Это и есть дворец султана. Считай, что прибыли.
С Василисы сразу слетело веселье. Только что ей было весело, только что она упивалась стремительным полетом, наслаждалась грубым ветром, который злыми толчками ласкал ее тело, окуналась в лазурную синеву близкого неба, которое было так рядом, что можно было закрыть глаза, и все равно в них мерцала теплая лазурь, только что все было прекрасно, а тут... Они прибыли и что-то сломалось, что-то стало не так. Она с врагом, она с тем, кто куда-то дел ее мужа, и ей надо что-то делать, ей надо спасать мужа. Все стало буднично и привычно, даром, что она в другой стране. Она вернулась на землю. Оказывается боль не летает, у нее нет крыльев, в небе нет боли, в небе всегда живет радость, а стоит спустится на землю и боль опять заползает в тебя. Василиса чувствовала, что ее обманули, она же взлетела в небо и стала совсем легкой, она же выплеснула из себя всю черноту там, на мертвом озере, она пролетела черт знает сколько верст, но боль оказалась быстрее. Она черной змеей приползла сюда, обвила минарет султанского дворца и теперь ждала ее там, внизу, ждала, открыв свою смердящую пасть, чтобы опять заглотать ее, отравить ее кровь и заползти в ее мысли. Василиса коснулась руки Кащея и тихо сказала:
- Спасибо тебе за этот полет.
- Понравилось?
Василиса кивнула. Кащей посмотрел на нее с грустной улыбкой:
- Я сам не люблю спускаться. Я бы хотел жить в небе. Там слишком много чистоты, так много, что она заполняет меня всего, до отказа и не пускает в меня злость. Я очень злой. Когда на земле. А там, вверху, да еще когда быстрее ветра, там я... Не то, чтобы добрый. Я другой, совсем другой. Там я... Легкий, наверное...
Василисе показалось, что она теряет сознание. Ковер выскользнул из-под нее, и на секунду она повисла в воздухе. Дыхание стало горячим, в глазах был белый свет, белый, как первый снег, только теплый. Нет, подумала она – не снег, а молоко, целое море молока. «Это же только его слова, я же не хочу верить ему. Он злой, он сам сказал, что он злой, он же швырнул моего Иванушку куда-то». Она думала, она твердила слово «злой», но слово трескалось, падало вниз и тонуло в белом теплом молоке. «Он чувствует то же, что и я». Нет, твердила она себе, это обман, он обманывает меня. Но было сладко, все было белым и теплым, была истома, и хотелось висеть так, болтаться между небом и землей и чтобы он... Она облизала губы и испугано стала проговаривать: «Иванушка. Иванушка». Нет, не Иванушка. Он. Тот, который думает так же, как она, который чувствует то же, что и она. «Иванушка. Милый. Родной. Любимый. Единственный». Она тихо шептала эти слова, слова были ее, она помнила их, она тысячи раз говорила их. Они не были пустыми, не были чужими, это были ее слова. «Но он понимает меня, он чувствует то же самое». Она сжала руки и закрыла глаза. «Иванушка понимает меня». Молоко вспенилось и забурлило, оно бросалось на имя мужа и стирало его, как будто имя было написано на дне ведра и по нему уже звенят белые струйки, и корова лениво машет хвостом... «Вранье. Он понимает меня. Он, а не Иванушка». Она прикусила язык. «Иванушка, помоги мне. Я люблю тебя». Это правда, она знала, что это правда. «Но он понимает. Он знает, что такое боль». «Иванушка, милый, ты знаешь, как мне больно?». Ответ был прост. Она сама затеяла все это, чтобы Иванушка узнал. Он не знает. Не понимает. Господи! Василиса что-то шептала, уже сама не зная что, она гнала свое знание, она притворялась, она дергала из себя то, что узнала, но это опять росло, непобедимое, как сорняк. «Как самый красивый сорняк. Он понимает меня».

32.
- Карсс? – Иванушка потер уставшие от непривычных слогов губы.
Старшая помотала головой:
- К-а-а-р-с-с.
Иванушка повторил, и старшая кивнула. Каарс – это тот зверь, который ворвался в пещеру ночью. При свете дня Иванушка разглядел его и порадовался, что ночью он не смог увидеть всех подробностей. Как он мог принять его за рысь? Больше, гораздо больше, длинная бежевая шерсть в черную полоску и огромные клыки, торчащие изо рта. Старшая взяла в руки камень, подошла к стене и нацарапала что-то, напоминающее оленя:
- Гзиид. Г-з-и-и-д.
Иванушка повторил. Язык у них вроде простой, глаголов почти нет, сплошные существительные. Звери, оружие, погода, еда, вода... Слов двести, может чуть больше. Он ткнул себя в грудь и изобразил на лице вопрос. Старшая недоуменно посмотрела, и тогда Иванушка ткнул пальцем в нее и сказал:
- Баба, – показал на себя и сказал, – Мужик.
Потом подошел к молодой девчонке, указал на нее и сказал старшей:
- Баба, – подошел к другой и повторил.
Старшая закивала, показала на себя, потом на других и озвучила:
- Кеерииа. К-е-е-р-и-и-а, – подошла к Иванушке, положила руку ему на грудь, – Гиирииа.
Иванушка закивал, показал рукой на женщин и растопырил пальцы, потом ткнул пальцем себе в грудь и показал старшей один палец. Изобразил вопрос и развел руками вокруг. Старшая смотрела на него, не мигая, и тогда Иванушка повторил. Старшая кивнула и махнула куда-то рукой. Иванушка пошел к выходу, обернулся и посмотрел на старшую. Та подумала и пошла за ним. Оказалось, что рядом есть еще одна пещера. Иванушка зашел туда вслед за старшей и чуть не оглох от шума – орали маленькие дети, бегающие по пещере. В углу кружком сидели косматые мужики. Завидев старшую, они вскочили на ноги и испугано уставились на нее. Иванушка подошел поближе и весело сказал:
- Здравствуйте!
Мужики посмотрели на него, но ничего не сказали.

33.
Кащей спрыгнул с ковра, зависшего в метре от земли, и помог слезть Василисе. Огромные стражники, стоявшие у входа во дворец смотрели на них равнодушно, без малейшего любопытства. Кащей подошел к ним и что-то сказал, а потом вернулся к Василисе:
- Султан нас примет, никуда он не денется, но сразу просьбу не исполнит. Сначала придется погостить, пообедать, послушать его. Тут так принято. Если сразу обратиться с просьбой, то тебя посчитают некультурным и невоспитанным человеком и общаться с тобой не будут.
Из ворот выскользнул высокий и нескладный человек в чалме и длинном халате и шустро засеменил к ним, умудряясь при этом кланяться чуть ли не до земли. Что он говорил, Василиса не поняла, но, судя по выражению лица Кащея, все было в порядке.
Внутри дворец просто ошеломил роскошью и богатством. Василиса шепотом спросила у Кащея:
- Это все золотое?
- Да, конечно. А камни – настоящие рубины.
- Но тут же... Тут же их тысячи! Сколько же это стоит?
- Султан – один из самых богатых людей на земле. А что? Хочешь отковырнуть один? Я бы не советовал - за воровство тут отрубают руки.
- Да ну?
Султана Василиса сперва не заметила, приняв его за статую. Сидел он и впрямь неподвижно, а когда заговорил, то Василиса чуть не засмеялась – в своем коричневом халате и огромной белой чалме Султан был крайне похож на крепенький подосиновик. Султан начал шутливо:
- О, Кащей! Я вижу, что ты не один. Ты что, привез мне жену?
Кащей молитвенно сложил руки перед собой и поклонился:
- О, великий султан, да будет твое правление вечным, не гневись на Кащея, но девушка, красоту которой ты отметил своим вниманием, это моя невеста, чем я крайне доволен.
Василиса покраснела, а султан сделал вид, что крайне расстроился:
- Жаль, очень жаль. Не будь ты моим другом, я бы велел казнить тебя. Но, раз ты мой друг, то я желаю счастья тебе и твоей невесте. Что привело вас ко мне? Впрочем, нет, не отвечай, считай, что я не спрашивал тебя. Вы проделали долгий путь и прежде чем мы поговорим, вам надо отдохнуть. Сейчас вас проведут в покои, достойные столь уважаемых гостей, а вечером мы встретимся.
Султан хлопнул в ладоши и откуда-то появился важный господин в зеленой чалме и вежливо, но настойчиво вывел Кащея с Василисой из зала. В комнате, куда их отвели, Василиса сразу накинулась на Кащея:
- Я что, твоя невеста? Зачем ты так сказал?
- Если бы я сказал, что ты просто девушка, то Султан захотел бы сделать тебя своей женой.
- А что, султан не женат?
- У него сто сорок шесть жен.
- Сколько? Как так может быть?
Кащей улыбнулся:
- На востоке даже бедняк может иметь четырех жен. А у султана может быть сколько угодно. Это называется гарем. Насколько я знаю, у султана пока нет жены из Руси, так что он не преминул бы...
- А если бы я была не согласна?
- Не знаю. Такое тут еще не случалось, здесь не принято отказываться от предложения султана.
- Да? Интересная страна.

34.
Иванушка был удивлен и даже обескуражен, по всему выходило, что главные здесь женщины. Мужчины были странные, кислые какие-то. Они не охотились, они вообще ничего не делали, только следили за детьми. Иногда, когда нужно было, их звали на помощь, но в основном все делали женщины. Когда женщине хотелось любви, она шла в соседнюю пещеру, выбирала там мужчину и вела его к себе. Старшая брала сразу двух или трех, остальные были поскромнее, а может им пока не полагалось, в этом Иванушка еще не разобрался. Сами же мужчины никуда не ходили, видимо им было это запрещено. Иванушка долго мучил старшую, но так и не смог узнать, как на местном языке будет «любовь». Устав от лингвистических трудностей он подумал и решил, что такое слово здесь вообще не нужно и стал раздумывать, а что он будет делать, если ночью кто-то из женщин выберет его. Обдумав этот вопрос, он решил, что будет сопротивляться до последней капли крови, уж больно страшными казались ему местные женщины. Впрочем, его видимо считали здесь не совсем мужчиной, относились к нему с почтением и не приставали. В бога никто здесь не верил, слова такого в языке не было, но какие-то примитивные ритуалы выполнялись – женщины мазали кровью убитых животных каменные фигурки и лепили на липкую кровь клочки собственной шерсти. Судя по всему, фигурки должны были изображать животных, на которых они собирались охотиться, но сделаны они были настолько грубо, что Иванушка никого из зверей не признал. Умываться здесь никто не стремился, по крайней мере, зимой, так что долго сидеть рядом со старшей было тяжело. Воды не было совсем, если хотелось пить, то надо было класть в рот снег и ждать, пока он растает. Иванушка некоторое время терпел, но потом понял, что больше не выдержит, и решил обтереться снегом. Снял рубаху, зачерпнул снег и вдруг увидел желтый песок. Немного, совсем немного песка просыпалось на снег, видимо застрял в рубахе и под портками. Иванушка аккуратно собрал его засыпал в мешочек, сам не понимая, зачем он это сделал. Обтерся снегом и повеселел. Уже одевая рубаху, он заметил, что на него с удивлением смотрит совсем молодая девчонка. Он застегнул ворот и крикнул ей:
- А ты помыться не хочешь? А то ходишь немытая, срамота же!
Девушка подошла к нему и нерешительно зачерпнула снег ладонью. Иванушка покивал и важно сказал:
- Гоери!
На местном языке это означало силу. Он посмотрел на нее и повторил:
- Гоери. Сделаешь это и будешь сильной.
Девушка размазала снег по груди и вопросительно посмотрела на Иванушку, а тот вдруг развеселился, двумя руками зачерпнул снегу, навалил его девчонке на спину и стал растирать, приговаривая:
- Вот так то лучше, а то смотри, вся шерсть у тебя спуталась. Ну, не дергайся, тут еще мыть и мыть. Эх, в баню бы тебя!
Снег был холодный и руки у Иванушки горели. Он вдруг понял, что шерсть на спине девушки приятная на ощупь, прям как волосы у Василисы. Господи, как же он любил ее гладить! Василиса ворчала, что ей потом два часа косу поправлять, да заново заплетать, но Иванушка не слушал, подставлял руки, подымал их и ее волосы текли по пальцам, как вода. Правда, давно он этого не делал, считай уже года три. Иванушка открыл глаза и понял, что снег в руках уже растаял, что девушка стоит к нему лицом, а он гладит ее маленькую, но упругую грудь и что девушка не кажется ему страшной, по крайней мере, на ощупь. Он сначала отдернул руки, но ему сразу стало так грустно и неуютно, что он закрыл глаза и опять положил руки на нее. Помолчал, а потом тихо сказал:
- Некуда мне идти. Обман все это, некуда. Давай я тебя Настей звать буду, хорошо? А то Иихоора и не выговоришь толком.

35.
Султан лениво перебирал орехи, Кащей рассеяно пил вино, а Василиса маялась. Все, что было на столе, она уже попробовала, в беседу ее не приглашали, и ей стало скучно. Кащей это заметил и вежливо обратил внимание султана на интерес Василисы к теме гарема. Султан оживился, вызвал кого-то из слуг и велел немедленно найти Василисе провожатого из числа служителей гарема, хотя бы поверхностно знающего русский язык. Сам султан, кстати, неплохо говорил по-русски и в ответ на восхищенный комплимент Василисы рассказал, что языки даются ему легко и что знает он сто семнадцать языков и наречий. После минутного ожидания в парадный зал торопливо вбежал толстый юноша, неловко поклонился султану и замер, ожидая приказаний. Султан обратился к нему на русском языке, велев сопровождать Василису в прогулке по гарему и служить переводчиком в беседе с теми женами, которые выкажут желание общаться. Служитель поклонился и на сносном языке, хотя и с жутким акцентом, ответил, что с огромным рвением исполнит повеление своего владыки в мельчайших подробностях.

Гарем оказался не большой залой, как почему-то представлялось Василисе и даже не анфиладой комнат, а целым городом с улицами, фонтанами, садам и нахальными павлинами, которые с царственной неторопливостью путались под ногами Василисы. Ее провожатый объяснил, что у каждой жены султана есть свой дом, в котором живет она и ее наиболее приближенные служанки, есть также общие для всех здания, в которых женщины отдыхают, возятся с детьми, совершают омовения и вкушают пищу, приготовленную искуснейшими поварами. После этого провожатый спросил, не испытывает ли Василиса желания зайти в дом к одной из жен султана, дабы задать ей лично вопросы, способные пролить свет на надежно сокрытую от посторонних глаз тайну жизни города жен великого султана. Василиса уже несколько устала от цветистых речей, а потому молча кивнула. Слуга деликатно извинился за намерение ненадолго оставить ее в одиночестве, многословно заверил в том, что ее одиночество продлится не дольше того отрезка времени, которое нужно павлину на то, чтобы распушить свой хвост и удалился в дом испрашивать разрешения на аудиенцию. Василиса внимательно посмотрела на хвост павлина, с важным видом сидевшего на краю мелодично журчащего фонтана, и вздохнула, приготовившись к долгому ожиданию, но то ли с женой слуга говорил не столь пространно и выспренно, то ли еще по какой неведомой ей причине, но ожидание и впрямь оказалось коротким. Василиса вошла в дом, нагнувшись пониже, чтобы не порвать кокошником нежнейший шелк занавески, прикрывающей проем, и очутилось в большой комнате, устланной роскошными коврами. Жена оказалась молода и прелестна, Василиса никогда не встречала столь красивой женщины. Она оказалась столь же черноока и черноволоса, как цыганки, кочующие по Руси, но в отличие от нахальных дочерей конокрадов, движения ее были плавными и нежными, а голос мелодичен и тих. Слуга почтительно поклонился и назвал Василисе имя красавицы, которое прозвучало нежно, как будто перышко аиста, улетающего на юг, упало на струну балалайки. Василиса повторила чарующее имя:
- Перлинь... А меня зовут Василиса – и она поклонилась.

Сначала Василиса чувствовала робость и никак не могла расслабиться. Перлинь это поняла, хлопнула в ладоши и попросила бесшумно явившуюся служанку принести чай. Василиса никогда не пила такой чай. В ее родной деревне никто никогда не пил такой чай! Зеленый, нежно пахнущий чужой страной и чужим солнцем, поданный в тончайшего фарфора крошечных чашечках и носящий странное название «слеза дракона». Понюхав тонкий аромат, Василиса осмелела и попросила блюдечко. Слуга поклонился и попросил объяснить ему, что значит это незнакомое ему слово и, выслушав объяснение, попросил служанку принести маленькую тарелку. Просьба гостьи была исполнена в то же мгновение и Василиса налила чай в блюдечко, подула на него, а потом с шумом выпила. Чай действительно помог, Василиса расслабилась, откинулась на подушку и улыбнулась. Перлинь чуть-чуть наклонила голову вбок, показывая этим, что если гостья не возражает, то она хотела бы выразить удивление, на всякий случай отставила свою нетронутую чашку и нежным голосом что-то спросила. Слуга поклонился и перевел:
- Прекраснейшей жене великого султана угодно узнать, не желает ли ее достойнейшая гостья попробовать персиковый щербет?
Василиса махнула рукой и коротко ответила:
- Тащи.

36.
Иванушке очень захотелось выпить. Водки, браги, медовухи – совсем не важно чего, лишь бы забыться. Он посмотрел на девушку и закрыл глаза. Эта девушка как-то привязала его к месту, в которое он попал, сделала далекое прошлое его настоящим, а его настоящее несбыточно далеким будущим. Он открыл глаза и поморгал. Ничего не изменилось. Снег, девушка, которую он решил называть Настенькой, каменный валун, на котором они занимались любовью. Иванушка с тоской подумал, что теперь она еще и родит ему кого-нибудь. Маленького волосатого мальчика. С длинной русой шерстью на спине. Впрочем, отцом мог быть кто угодно, с их то порядками. После того, что он повидал на пути к мертвому озеру, он не стал бы изменять Василисе, еще совсем недавно он был в этом уверен. Но изменил, изменил с не пойми кем. Он взял снег и растер лицо, но лучше не стало. «Я не изменил, нельзя хранить верность той, которой нет. Она еще не родилась, она родится спустя сто тысяч лет после моей смерти» Ему стало страшно, совсем одно дело, когда у тебя украли жену, но ты знаешь, что она где-то есть и совсем другое, когда знаешь, что ее просто нет. Нет нигде и никогда, и только спустя много-много лет она возникнет там, докуда ему ни за что не дотянуться. Он встал и подошел к Настеньке. Та все еще лежала на камне, закинув голову назад. Иванушка коснулся ее и Настенька открыла глаза. Он попытался улыбнуться и тихо спросил:
- Ты чего не встаешь? Холодно же, простудиться же можно.
Настенька смотрела на него и ничего не говорила. Иванушка вздохнул:
- Может так и надо? Вот просто так и никто не знает слова «любовь». Просто спарились и все тут, никто не в обиде.
Он отвернулся и решительно пошел к пещере, но спустя пять шагов обернулся и крикнул:
- Но я то знаю это слово! Я же умею любить! Слышишь меня? Я умею любить! Будь оно все проклято! Я забыл это слово в моем мире, так зачем же я вспомнил его здесь? А? Скажи мне, зачем я его вспомнил?

37.
Кащей засмеялся и замахал руками:
- Нет, как ты могла такое подумать? И вообще, меня же туда не пускают, в гарем запрещено входить мужчинам. Кроме султана, естественно.
Василиса удивилась:
- Запрещено? Но я своими глазами видела там мужчин.
Они с Кащеем сидели в маленьком парке, разбитом перед гостевыми покоями. Василиса, вернулась из гарема раньше, чем закончилась аудиенция Кащея у султана и сгорала от нетерпения. Едва завидев Кащея она бросилась к нему, уже издалека прокричав свои вопросы. Кащей неторопливо подошел и пожал плечами, объяснив, что он изложил султану свою просьбу, но пока не получил ответа, ибо здесь считается, что правитель унижает себя быстрым и необдуманным ответом. Василиса расстроилась и Кащей решил отвлечь ее от грустных мыслей вопросом про гарем.
Кащей грустно улыбнулся и сказал:
- Это не совсем мужчины. Это евнухи. У них отрезали кое-что, так что они не могут тешиться с женами султана.
Василиса ужаснулась:
- Отрезали? Для того, чтобы... Господи, как ужасно!
Кащей кивнул:
- Мне тоже кажется, что это ужасно, но местные люди относятся к евнухам совершенно нормально и не видят в этом ничего ужасного. Дело в традициях, наверное. Тебя же не ужасают монахи, давшие обет безбрачия?
Василиса кивнула:
- Ну, может ты и прав. Если сравнивать их с монахами, то получается, что так честнее. Хотя нет, монахи же добровольно отказываются от плотской жизни, а эти? Их кто-нибудь спрашивает?
- Не знаю. Но, зная султана, думаю, что нет. Ладно, давай оставим их. Так как тебе понравился гарем?
- Понравился? Не знаю, я еще не поняла. Удивило, что жены живут дружно, я думала, что они будут ревновать султана друг к другу.
Кащей засмеялся:
- А с чего ты взяла, что они живут дружно? Они что ли рассказали? На самом деле ссорятся они чаще, чем... Даже не знаю, чем что. Все время друг друга подсиживают.
- Да? Не заметила. Ну, тогда значит, я ничего не поняла. Но вообще интересно. Красиво живут. Богато. Но мне не понравилось, это же не жены все-таки. Жена должна быть одна.
- Ты уверена? А если муж изменяет, если с другой гуляет? Сколько тогда у него жен?
- Одна.
- Одна. Баб много, а жена одна. И, заметь, из всех его баб жена – самая несчастная. Часто же так бывает, что муж гуляет, а жена уж и забыла как его отросток выглядит, когда он твердый, разве нет? Вот у тебя что, не так было?
Василиса задумалась, но потом возразила:
- Ну и что? Ну, бывает, что муж гулящий попался. Но ведь жена – она ему жена не только в кровати. Он же с ней и в поле и дома. Так? А здесь? Их сто сорок шесть. Пообедал султан с одной, и ждать ей сто сорок шесть дней до следующего обеда, так?
- Так. Но зато для нее это праздник, а для обычной жены? Ой, муж за стол уселся, ложкой по столу треснул. Праздник?
Василиса пожала плечами:
- Ну, если они любят друг друга...
- А что ты все про кого-то говоришь? – Кащей заговорил быстро, суетливо, – Вот ты с Иванушкой пять лет прожила. Праздник для тебя или нет?
- Ох, Кащей, прекрати. Да кабы это был бы праздник, разве ж я бы в свое похищение играться стала бы? – Василиса заплакала, – И вот, доигралась.

38.
Иванушка зашел в пещеру, взял меч, подошел к старшей и сказал:
- Пойду на охоту. Как это по-вашему… Гоосин.
Старшая поднялась, еще несколько девчонок вскочили и схватили дротики, но Иванушка вытянул вперед руки с поднятыми ладонями, показывая им, что хочет, чтобы они остались. Все сели и Иванушка важно пробасил:
- Ишь, подхватились. Не бабское это дело, зверей валить.
Поземка кончилась еще вчера, звериные следы были ясными, и Иванушка легко читал их на плотном снегу. Он перемахнул через длинный каменный язык, рассекавший заснеженную долину надвое и пошел к предгорьям, рассудив, что там снег потоньше, и оленям легче выкопать пожухшую траву. А олени, в отличие от человека, лишних сложностей искать не будут, а значит, пастись будет там. Ну, а где олени, там и хищники. Мяса в пещере было предостаточно, так что олени Иванушку не интересовали, ему хотелось схватиться с настоящим, лютым зверем, чтобы рискнуть, чтобы жизнь свою на кон бросить, а потом со зверем рассудить, хватит у него силенок ее обратно поднять или она там так и останется, его кровью облитая.

Впрочем, когда он увидел первого оленя, то остановился и подумал, что с ним будет не сильно проще, чем с хищником, побольше лося олень был, а рога такие, что если нагнется, то до головы мечом никак не дотянешься. Позади оленя паслись безрогие самки, а дальше торчали быки, косматые, горбатые, уткнули морды в землю и стояли, как каменные. Иванушка обошел пастбище с подветренной стороны и забрался на нижний уступ горного порога. Гора была плоская, длинная, изрытая глубокими трещинами. В трещинах белел слежавшийся снег, а склоны были чистыми и гладкими, отполированные ветром и снегом и скользкими, как лед. Иванушка закинул меч за спину и полез вверх, он хотел добраться до неширокого уступа, опоясывающего долину. Пару раз он чуть не сорвался, один раз пришлось повиснуть на кончиках пальцев и медленно тянуться вверх, но потом стало легче, и через пять минут Иванушка был наверху. Он сел на уступ и отдышался, осматривая пастбище. Вблизи паслись олени и быки, а подальше, метрах в семистах стояли кучкой какие-то совсем непонятные звери. Иванушка прищурился, вглядываясь, и решил, что больше всего они похожи на лошадей.

Он встал и пошел по полке к середине долины, посматривая вниз, где громоздились россыпи камней. Он подошел к месту, где небольшое ущелье рассекало полку, и прикинул расстояние до другого края. Метра три, не больше, вполне можно перепрыгнуть. Уже в прыжке, посмотрев вниз, он заметил какое-то движение и, приземлившись, сразу присел и стал всматриваться в густую изломанную тень, закрывающую ущелье. В тени опять что-то шевельнулось, гораздо выше того места, куда смотрел Иванушка, почти под полкой. Иванушка встал на одно колено, взял меч и тут из ущелья высунулась огромная оскаленная морда. Иванушка махнул мечом, но зверь играючи увернулся и легко вспрыгнул на полку. Иванушка отскочил назад, а зверь встал на задние лапы и тогда Иванушка признал в нем медведя. Он был огромен, ростом с дом, черный, как смоль, когти длинные, как кинжалы, маленькие глазки горели злобой, огромный рот белел страшными клыками. Иванушка попятился по узкой полке, ощупывая левой рукой каменную стену, в надежде на трещину или уступчик, по которому можно было подняться выше, здесь драться было неудобно, не было места, чтобы толково размахнуться мечом. Можно было конечно пырнуть медведя без замаха, но одним ударом такую тушу не остановишь, а если он навалится сверху, то все, выбраться уже не удастся.

39.
Василиса проснулась от легкого прикосновения и увидела Кащея. Тот улыбнулся:
- Извини, что не стал ждать, пока проснешься. Султан дал часы.
Василиса сама не поняла, обрадовалась она или нет. Она села на кровать, прикрываясь легким и пушистым пледом, и ответила:
- Хорошо, – потом подумала и добавила, – очень хорошо. Может, ты отвернешься? Я хочу одеться.
Кащей отвернулся, и Василиса потянулась за сарафаном. Служанка вечером взяла его постирать, и теперь сарафан буквально сиял свежими красками. Она оделась и позвала Кащея:
- Ну, что теперь надо делать?
- Теперь все просто. А может, и нет. Я открою проход во времени, а ты позовешь Иванушку. Проход открывается только в одну сторону – из прошлого к нам. Мы туда зайти не сможем, но ты сможешь его позвать. На голос любимой он пойдет. Ты его все еще любишь?
Василиса ответила, что да, но голос ее прозвучал не слишком убедительно даже для нее самой. Кащей явно хотел что-то сказать, но Василиса его опередила:
- Слушай, я хочу тебя попросить.
- Ну, попроси.
- Ты не мог бы вернуть себе свое лицо? Ну, то, страшное, настоящее. Мне так будет проще.
- Могу. Только на самом деле настоящее вот это – Кащей провел указательным пальцем по своему носу – а то – это так, маска.
- Чтобы люди боялись?
- Да. Чтобы боялись и не подходили. Я же очень давно живу на этом свете. Давным-давно я влюбился в самую чудесную девушку. Мы поженились и жили счастливо. Понимаешь, я тогда не знал, что я бессмертный. Я же не нечисть, я обычный человек, рожденный обычной женщиной. Только бессмертный. Но тогда я этого не знал.
- А если бы знал?
- Тогда бы не женился. Знаешь, как это больно? Она старела, а я нет. Она умерла, а я остался. Я хотел убить себя и не смог. Я ушел из деревни, где мы жили, поселился в другом месте. И там в меня влюбилась девушка. И я одел маску. Не хотел я еще раз, чтобы так... В деревне жил колдун, он меня научил. Он как-то распознал меня, узнал, кто я...
Василиса подошла к нему и заглянула в глаза. Кащей печально улыбнулся и провел рукой по лицу, возвращая на него глубокие оспины:
- Так лучше?

Василиса рассеяно кивнула, но заговорила о другом:
- А почему тогда ты сказал, что любишь меня? И что хочешь на мне жениться?
- Потому что я нашел способ сделать тебя бессмертной.
- Только меня? Почему именно меня?
- Ну, не только тебя, конечно. Любую женщину. Но хочу – только тебя. Я могу сделать так, что ты точно родишь двух детей – мальчика и девочку. И когда ты состаришься, я убью тебя и себя, а наши сознания перейдут в их тела.
- А дети? Их разум? Он исчезнет?
- Нет, не исчезнет. Он растворится в наших. Ты останешься Василисой, но впитаешь в себя молодость своей дочки. Ты чуть изменишься, станешь чуть другой и при этом останешься собой. А потом еще раз и еще. Это и будет настоящее бессмертие.

Василиса долго молчала, а потом спросила:
- Ты серьезно? Ты можешь так сделать?
- Да, могу. Ты же любишь меня, не отрекайся от своей любви.
- Люблю... Но я жена Иванушки. Знаешь, я честно думала, что смогу что-то изменить. А теперь я знаю, что ничего изменить нельзя. Любовь... Любовь это как капельки дождя. Они летят рядом, а потом вдруг склеиваются, и получается одна. Большая капелька. Это и есть любовь. А потом раз и об землю. И нет капельки. Мы с Иванушкой летели два года. Потом разбились. Но я его жена, у нас дети, как же уйду к тебе? Я знаю, что с ним все будет так же, как и было, все так же скучно и серо. Но я не могу.
- Я не думаю, что ты права. Любовь возможна и тогда, когда капельки не слились в одну. Каждый сам, но любовь есть. Я научу тебя, я умею любить.
- Нет. Не могу, – Василиса плакала уже навзрыд, – Кащеюшка, я не могу. Я его жена.
- Это даже прекраснее, чем летать быстрее ветра. Помнишь? Помнишь свой восторг?
- Не могу! Не могу я!
Кащей вздохнул:
- Ладно, пошли извлекать твоего мужа.

40.
Иванушка сделал еще шаг назад, и левая рука вдруг провалилась - стена горы кончилась. Иванушка мельком посмотрел назад и увидел большую ровную площадку. Он быстро добежал до ее центра и повернулся лицом к медведю. Тот опустился на четыре лапы, оглушительно рыкнул и бросился на Иванушку. Иванушка встал на колено, закрывшись мечом, коротко ударил медведя и ловко, через бок, перекатился, уворачиваясь от удара когтистой лапы. Медведь встряхнул мордой, и в стороны полетели капельки крови. Иванушка прыгнул и рубанул по плечу, открыв длинную, тонкую рану, и еле успел откинуться, когда медведь махнул правой лапой. Огромный коготь зацепил мешочек, висящий у Иванушки на груди, и на землю пролился короткий ручеек песка. Иванушка рубанул с двух рук, и медведь отшатнулся, но потом опять навалился, он встал на задние лапы и теснил Иванушку, не давая ему времени замахнуться. Иванушка все отступал, шаг за шагом, все пытался изловчиться и ударить серьезно, но удавалось только колоть его короткими толчками, ран было много, уже весь живот у медведя залило кровью, но медведь все наступал и наступал. Иванушка сделал еще шаг назад и уперся в каменную стену горы.

41.
Кащей извлек из кармана причудливую колбу и резким движением переломил ее. Песок посыпался вниз, и вдруг его стало много, маленькая горка растеклась по земле, потом провалилась огромной воронкой, конвульсии желтым кругом пробежали по ней, как будто она была живой, как будто это была пасть огромной змеи, и внизу открылся черный зрачок провала. Кащей прошептал:
- Быстрее. Зови его. Кричи изо всех сил.
Василиса крикнула, она кричала имя мужа, а потом заплакала, тяжелые слезы падали в песок и сразу высыхали, но слезы звенели в ее крике, и песок опять дернулся, опять пошли по нему волны и черный провал стал сужаться и тогда Кащей схватил ее за голову, повернул ее к себе и заорал:
- Громче! Ори громче!
И Василиса заорала. Заорала так, как не орала никогда в жизни, так что эхо метнулось прочь и тихим миражом накрыло парк, так что каждая веточка на дереве, каждый листочек, каждый камушек тоненько пели: «Иванушка».

42.
Иванушка закрыл глаза, не имея сил смотреть на огромную лапу, которая опускалась на него. Он обеими руками уперся в меч, протыкая брюхо медведя, но лапа опускалась, и сделать было ничего нельзя. Вдруг медведь отшатнулся, Иванушка почувствовал, что меч вырывается из рук, открыл глаза и увидел, что медведь оборачивается, под загривком у него торчит дротик, а чуть поодаль стоит Иихоора, его Настенька, стоит еще не опустив руку. Иванушка уцепился за меч и тот с чавкающим звуком вырвался из живота медведя и Иванушка принялся рубить его сзади, но медведь бежал вперед, к Иихооре, а той не куда было деться, и Иванушка рванул, обежал медведя и закрыл девушку собой. Медведь ринулся вперед, и тут земля перед ним вспенилась фонтаном песка, крошечная кучка, высыпавшаяся из Иванушкиного мешочка, вдруг вспухла, как будто земля освобождалась от бремени, а потом осыпалась вниз, втянулась под землю, и из глубокой воронки донесся шепот «Иванушка». Иванушка замер, поняв, что это Василиса. Медведь рыкнул и ринулся вокруг воронки, Василиса опять прошептала, и Иванушка не знал, что делать. Он заглянул в воронку, увидел черное отверстие и понял, что ему надо прыгать туда, что это путь наверх, в то время, где живет Василиса, в то время, где должен жить он. Он сделал шаг вперед и из-под его ног струйками полился песок, прошуршал по краю воронки и беззвучно исчез в дыре. Иванушка шагнул дальше и тут опомнился, ведь сзади стоит Иихоора, она же там одна. Он обернулся, медведь был уже совсем рядом, из его пасти текла розовая слюна, все-таки он хорошо его отделал, но медведь был еще жив и надо было браться за меч и спасать Иихоору, но дыра стала затягиваться, она сужалась на глазах и времени уже не было, надо было либо сейчас, либо никогда и Иванушка сделал выбор. Он прыгнул в воронку.

43.
Василиса увидела Иванушку, тот вылетел из воронки и упал на песок. Глазок на дне воронки почти тут же затянулся, но прежде чем он исчез, из него донесся тихий всхлип «Ииваан». Иванушка поднял голову, увидел Василису и бросился к ней, увязая в песке. Он обнял Василису, он шептал что-то про любовь, что-то про то, что теперь все будет иначе, что теперь будет как раньше, но Василиса почти не слышала его, она смотрела на Кащея, на его печальную улыбку, в его пустые глаза, на его руки, которые бессильно сжимались в кулаки. Иванушка обернулся, увидел Кащея и бросился на него, на бегу подымая меч. Кащей даже не стал закрываться, Иванушка рубанул с плеча и Кащей просто исчез, как будто его и не было, только черный плащ медленно упал не песок. Иванушка с размаху воткнул меч, пригвоздив плащ к песку, и повернулся к Василисе:
- Давно я об этом мечтал. Падла, сколько же он моей кровушки выпил!

Он подошел к Василисе и крепко обнял ее. Василиса закрыла глаза и тихо-тихо, чтобы не проскользнула в голосе ненависть, сказала:
- Ложись-ка ты спать. Устал же, небось? Ложись, а как проснешься, так мы уже дома будем.
Она уже все знала, она знала, как будет дальше. Теперь Иванушка будет будет со стоном нести крест любви, сам не зная, во имя чего он прет его по своей и ее жизни, зачем нужна эта гордость, это отречение от всего того, от чего он отречется ради нее, чтобы потом, через много лет осознать и возненавидеть.
Она подошла к ковру, который так и лежал на горячей земле. Иванушка шел рядом, крепко держа ее за руку, и все продолжал говорить о своей слепоте, о дурости своей, о любви и о прозрении. Василиса прошептала:
- Иванушка, ложись на ковер. Это волшебный ковер, завтра та проснешься и будешь дома.
- А ты?
- И я буду дома.
Василиса отвернулась, чтобы он не увидел ее слезы. Ей хотелось осушить свои слезы ветром, ей хотелось вскочить на ковер и заорать «вперед», но она осталась сидеть. Это для нее одной, это не для него. Это только ее радость, она не будет делиться с ним.
Иванушка лег, как следует зевнул и пробормотал:
- Я тогда и впрямь посплю, устал я дюже. Такое со мной было! Потом тебе расскажу.

44.
- Василиса! – голос был знакомый, но со сна Василиса не поняла кто это.
Он открыла глаза и увидела Кащея. Она вскочила:
- Ты? Ты живой?
- Дурочка, – Кащей подошел и нежно обнял ее, – Я же бессмертный. Я так, чтобы Иванушку не раздражать.
- Живой, – Василиса гладила его волосы, обнимала и все бормотала, – живой, любимый ты мой.
- Тише, тише, Иванушку разбудишь. Давай убежим, а? Он спит, все тихо. Просто убежим, вдвоем?
Василиса оглянулась на мужа, лежащего на ковре и вдруг засмеялась. Кащей удивленно на нее посмотрел:
- Что с тобой? Что смешного? Да прекрати ты смеяться, я же обижусь.
Василиса потянулась к Кащею:
- Ничего, ничего, все в порядке. Не обижайся. Иди сюда... – она расстегнула ворот его рубашки и потянула ее. Тот не сопротивлялся, но бормотал:
- Ты с ума сошла, Василиса.
- Сошла, сошла, давай же скорее.
Она легла на спину, даже не легла, а упала, постанывая от возбуждения и, когда Кащей оказался на ней, тихо сказала:
- Мальчик и девочка, правильно? Только пусть она будет похожа на меня, а он на тебя, ладно? В следующей жизни никуда ты от меня не денешься.
Она застонала, когда Кащей вошел в нее, и повторила:
- В следующей жизни. И во всех, которые будут потом.