Костры Верхнедвинска

«Впрочем, об этом он мог и не говорить: Мэдди из окна видела дым погребального костра…»
Стивен Кинг «Домашние роды»

Пролог. Невозможное произошло.

- Боже мой! Витя, где дедушка?! Где папа?! – в истерике кричала женщина, не в силах осознать и поверить в то, что происходило на улице.
Витя, ее семнадцатилетний сын, видел, что случилось с дедушкой и папой, но сам остолбенел пораженный этим шокирующим, но все же завораживающим зрелищем. В руке он сжимал огромный мясницкий нож, готовый применить его для того, что бы защитить маму и сестру или хотя бы облегчить их страдания, если люди, бродящие по улице, смогут прорваться в дом.
Хотя, конечно, их сложно было назвать людьми. Десятки, а возможно и сотни безумцев выстроились на дороге и на лужайке перед маленьким деревенским домом. Они хотели попасть внутрь, они были голодны, он это знал точно. Пустые глаза, ничего не выражающие лица, гниющие тела. Некоторые тупо смотрели в окна, скаля желтые зубы. На многих были следы свежей крови.
Мама продолжала кричать, сестра тихо плакала, зажавшись в угол. Со звоном разбилось окно: кто-то из стоящих на улице, более сообразительный, кинул камень. Это послужило для всех призывом к действию и все они, как огромное живое цунами, двинулись на штурм последнего оплота человечества. Никто не додумался забаррикадировать двери, они были даже не заперты, поэтому через несколько минут упорной борьбы с дверью внутри дома, на кухне послышались чьи-то тяжелые шаркающие шаги.
- Они внутри! На кухне! – вновь начала кричать мать, - Господиииииии!!!
Ее визг, как сверло, ввинчивался в мозг. Он наконец-то вывел Витю из какого-то ступора и тот решил попытаться сделать хоть что-нибудь. Схватив кресло, он придвинул его к двери, ведущей из гостиной на кухню, тонкая и хрупкая, она не представляла серьезной преграды на пути этих нежданных «гостей». Колесики кресла протяжно скрипнули по деревянным половицам, и оно придвинулось вплотную к двери.
Раздались громкие удары в дверь, кто-то с той стороны упорно дергал за ручку, пытаясь открыть. Затем раздался такой удар, что дверь заходила ходуном, а с потолка посыпалась пыль. Еще удар и еще, и еще, и еще. При каждом новом ударе мать молча вздрагивала, плачь сестры перерос в громкие истерические рыдания. Кто-то бил в дверь каким-то тяжелым предметом. Наконец посыпались щепки и в двери начала образовываться дыра, она все росла и росла, через нее уже можно было разглядеть несколько фигур, стоящих в трепетном ожидании.
Вдруг показалось лицо. Это было лицо когда-то красивого молодого мужчины. Красивые черты лица, прямой нос, русые волосы, когда-то светло-карие глаза. Теперь это было лицо трупа, покрытое гноящимися язвами и струпьями, с многодневной седой щетиной, покрывавшей впавшие морщинистые щеки. По подбородку стекали потоки слюны, казалось, это существо уже предвкушало сытную трапезу. В руках оно сжимало топор, которым молотило по двери, расширяя и так большую дыру.
Сразу несколько из них навалились на дверь. Кресло, оказавшееся также не слишком хорошей преградой, вновь скрипнуло колесиками и начало отъезжать, только уже в обратном направлении. Через несколько мгновений дверь уже была полностью распахнута и череда зловонных тел ввалилась в тесную гостиную. Мать и сестра одновременно закричали, Витя сделал несколько неумелых взмахов ножом, когда кто-то сильно ударил его по голове. Нож, лязгнув, отлетел в сторону, а сам он, не в силах устоять на ногах, упал на пол.
Неожиданно на улице раздался громкий рев моторов и череда выстрелов. Чей-то громкий звучный голос прокричал: «Жги их, сволочей!». Витя смог собрать все силы и начал медленно подниматься с пола, по лицу стекала густая кровь, каждую секунду он ожидал, что чьи-то руки вцепятся ему в волосы, а гнилые, но смертоносные зубы разорвут шею. Но он продолжал идти, шатаясь на ногах, которые вдруг стали как будто чужими. Пред глазами все плыло, каждое движение отдавалось мучительной болью в голове.
В ноздри ударил едкий запах дыма. Он смог подойти к разбитому окну.
- Осторожно, пацан! – вновь этот голос.
Чьи-то сильные руки выволокли его наружу, на свежий воздух. Выстрелы продолжали греметь, мать и сестра больше не кричали…

Земля надежды.

Отряды утилизаторов трудились, не покладая рук. Трупов не становилось меньше, костры горели постоянно. Это были просто чудеса инженерной мысли и человеческой сообразительности – сначала выкапывалась глубокая яма, в которую сбрасывали всякий мусор, дрова, испорченные автомобильные покрышки, словом все то, что хорошо горело. Весь этот хлам обильно поливался бензином или соляркой и поджигался, а потом дрова стали заменять трупы, которые утилизаторы собирали вслед за вылазками военных. Это была тяжелая и отвратительная работа, но люди получали за это дополнительную пайку, к тому же это было жизненно необходимо: только так можно было уничтожить болезнь и препятствовать распространению эпидемий.
Командиром одного из таких отрядов «санитаров леса» был Виктор Олегович Сакович. Его отряд работал пять дней в неделю: понедельник, среда и пятница были днями полевых работ, на вторник и четверг приходились дежурства. Все утилизаторы или мусорщики, как их брезгливо называли военные, делились на десять бригад по три отряда в каждой. Командиры отрядов должны были отчитываться о работе бригадирам. Никаких привилегий они не имели и поэтому трудились наравне со всеми.
Вот и теперь командир второго отряда третьей бригады дежурил около восьмого костра, расхаживая туда-сюда с охотничьей двустволкой наперевес. Его нос и рот были закрыты респиратором, а глаза были защищены специальными темными очками, дым около костров был очень едкий, поэтому невозможно было находиться рядом с ним. Стояла поздняя осень, ноябрь уже полностью вступил в свои права, с неба сыпал мелкий дождь вперемешку с мокрым снегом. Было довольно холодно, но рядом с кострами было тепло. Виктор угрюмо взглянул на наручные часы и, убедившись, что сейчас двадцать минут пятого, стал дальше ходить вокруг огня. Он был тепло одет, непривычный человек уже давно бы покрылся потом, но ему было просто тепло. Ему нравились дежурства, особенно сейчас, когда возле костров стояла приятная теплота.
Приехал очередной транспорт, теперь это был трактор с прицепом, наполненным тем, что когда-то было живыми людьми. Лучше, что бы это был самосвал, тогда он просто выворачивал в пламя все свое содержимое. Теперь же нужно было самостоятельно выбрасывать все из прицепа. Трактор остановился.
- Хозяин, принимай двухсотых! – крикнул немолодой усатый шофер.
Виктор, вздохнув, подошел к прицепу и открыл правый борт. Сидящий наверху парень помог ему забраться, и они стали поочередно, поднимая за руки и ноги выбрасывать груз в огонь. Невыносимая вонь от разлагающейся плоти пробивалась даже через респиратор, парень в прицепе, защищенный лишь тонкой марлевой повязкой то и дело кашлял. Когда все было закончено, усатый шофер сполоснул прицеп холодной водой из ведра и спросил:
- Сколько уже за сегодня?
- Твой транспорт шестой, - отчитался Виктор.
Шофер молча кивнул, попрощался и залез в кабину. Двигатель трактора взревел и спокойно затарахтел. Парень наверху, прощаясь, помахал рукой.
Виктор проводил их глазами, а потом молча продолжил свое дежурство. Шесть грузовиков за шесть часов. Это еще не самый тяжелый день, в наиболее оживленные шесть машин могли придти только за один час. Сколько же трупов сгорело в самодельных крематориях Верхнедвинска за неполные четыре года? Сотни тысяч? Миллион? Возможно, если покопаться в отчетах, то и можно будет сказать приблизительную цифру.
Глухо прогремели несколько взрывов – это артиллеристы стреляли по большим скоплениям ходоков. Сейчас туда двинуться несколько машин, собрать «мусор» и привезти его к «мусоросжигателям». Виктор вновь глянул на часы, до конца его смены оставалось чуть меньше, чем полтора часа. Он пнул ногой какую-то жестянку, поправил ружье на плече и продолжил свою работу.
Последний час дежурства. Приехала еще одна машина, убитый «Газик», плюясь черным дымом, остановился возле огня. Из кабины выпрыгнул коротышка Боря Игнатович, командир первого отряда. Поздоровавшись с Виктором, он махнул двум своим бойцам, которые тут же принялись выкидывать содержимое кузова в огонь. Сам же он, кутаясь в старый армейский бушлат, начал рассказывать сослуживцу о своих приключениях.
- Фу, Витек, слышь, че скажу, - быстро заговорил он, - ходоки совсем оборзели. Пушкари положили почти сотню, если не больше. Ну, мы все собрали и только уезжать, как видим, на нас еще толпа прет. Блин, чуть ноги унесли.
Виктор молча слушал этот сбивчивый рассказ лишь изредка кивая. Боря хотел еще что-то сказать, но его работники окликнули его, и он не успел закончить.
- Мертвяки… козлы, - наконец сделал он вывод и протянул Виктору руку.
Он залез в кабину. Мотор, чихнув, завелся, протяжно затрещала коробка передач и «Газик» двинулся с места. Боря вновь высунулся из окна и весело крикнул:
- Витек, сегодня в клуб приходи!
Витек кивнул, улыбнувшись, и поднял зажатый кулак. Боря ответил тем же жестом. Грузовик подпрыгнул на ухабе, заскользил на грязной дороге и, наконец, скрылся из виду.
Его смена наконец-то закончилась, он сдал оружие, расписался в журнале и пошел домой.

Округ Верхнедвинск был не самым большим из уцелевших человеческих общин. Даже по сравнению с соседним Новополоцком он был мелким, не сравнивая уже с Минском или Москвой. Сам город сгорел еще в первый год эпидемии, когда среди людей царила паника и многие поджигали свои дома для того, чтобы они не достались врагу. Как позже выяснилось, врагов интересовала не столько недвижимость людей, сколько они сами.
Теперь же двадцать две тысячи человек ютились на территории нескольких деревень, стоящих близко друг к другу. Территория была огорожена высоким забором с колючей проволокой, которая постоянно находилась под напряжением, и выкопанным рвом, внутри которого ощетинились острые колья. Через каждые триста метров стояли вышки, на которых находились меткие дозорные, способные пристрелить любого, кто появиться в пределах выстрела. Особо опасные участки были защищены бетонными стенами, кое-где подходы к этой человеческой крепости охранялись минными полями.
Все взрослое мужское население округа делилось на четыре части: военные, утилизаторы, рабочие и добытчики. Первые занимались уничтожением групп ходоков на близлежащих территориях и охраной. Нередкими были стычки с бандами мародеров, которые были не прочь поживиться чем-нибудь за чужой счет. Утилизаторы поддерживали санитарную обстановку, уничтожая в кострах «отходы», оставшиеся после военных. Округ насчитывал двадцать костров, в которых ежедневно сжигались сотни трупов. Костры располагались на окраине в так называемой «мусорной зоне» или проще Мусорке. Рабочие в Верхнедвинске трудились во имя процветания и лучшей жизни жителей: строили дома и оборонительные сооружения, ремонтировали технику и поддерживали ее в идеальном состоянии. Благодаря им была восстановлена железная дорога, по которой ходил в Новополоцк и обратно вооруженный до зубов бронепоезд. Добытчики оправдывали свое имя, занимаясь добычей ценных вещей и ресурсов для существования округа: горючее, медикаменты, оружие, боеприпасы – все это их заслуга.
Руководил округом бывший офицер ВДВ Сергей Павлович Иванько. Он смог собрать горстку перепуганных людей и с их помощью основать эту неприступную цитадель на Западной Двине. Правил он жестко, но справедливо. Наряду с ним организацией занимался мозг и светлая голова округа Петренко Вячеслав Антонович. Именно ему принадлежит идея деления всех мужчин на четыре части, строитель по образованию и хороший организатор, он является создателем системы обороны.
Несмотря на свой небольшой размер и население, Верхнедвинск насчитывал неплохую, хорошо организованную и оснащенную армию: пять тысяч военных постоянно обеспечивали охраной население, в случае необходимости можно было бы поставить под ружье тринадцать тысяч человек, в случае явной угрозы все население готово было подняться на защиту своего нового дома. Слава богу, вооружение это позволяло: на каждого жителя приходилось несколько единиц стрелкового оружия от автоматов Калашникова до охотничьих ружей и старых трехлинеек, которыми еще во время войны пользовался дед Роман, самый старый житель округа. Боевой автопарк насчитывал три танка и пять бронетранспортеров, были даже самоходная гаубица и боевой вертолет, чем могли похвастаться далеко не все человеческие общины. Все это попало сюда различными способами: что было привезено с военными, что было брошено, найдено и отремонтировано, ни одна вещь или механизм не оставались в Верхнедвинске бесполезными.

Жилые районы находились в самом центре. Сгущались темные осенние сумерки и унылые деревенские домики встречали прохожих тусклым светом окон. Виктор подошел к дому, который делил с двумя своими друзьями, открыл дверь и вошел в приятное тепло. Ярко светила лампочка на кухне, свешивающаяся с потолка. Чистое и приятное жилище.
Он неторопливо разделся, приятно потянулся и прошел в гостиную, где бросился в мягкие объятия кресла.
- Витя, ты? – раздался из спальни сонный слабый голос.
Это был Рома Спирин, он болел ангиной и поэтому уже почти неделю не мог выйти на работу.
- Я, - ответил Виктор.
- Как работа? – поинтересовался Рома.
- Потихоньку, - ответил Виктор, вспоминая пожираемые огнем тела, - Димон уже скоро придти должен.
- Сегодня в клубе будет че?
- А как же!
- Эх, - грустно протянул Рома.
Он любил веселые вечера, когда можно было без последствий напиться и набить кому-нибудь рожу. Витю же наоборот раздражали эти почти ежедневные пляски в обнимку с бухими телками. Но еще меньше его прельщала мысль остаться дома наедине со своими мыслями. Все эти годы он пытался бежать от них, забивая свою голову другими вещами: работой, друзьями, девушками, а в последнее время все чаще и чаще водкой. Только так он мог притупить угрызения совести…
Из-за печки вылез пушистый серый кот Борька, один из жителей этого дома, который пользовался равными с людьми правами. Он медленно и важно подошел к Виктору, потерся об ноги, дал себя погладить, как будто делая одолжение. Затем он так же важно прошел в спальню, где был заключен в объятия своего любимого хозяина.
Тут дверь со скрипом отворилась и на пороге появился Дмитрий Потапов. На плечах его кожаной куртки таял снег, в углу вечно улыбающегося рта светился кончик сигареты, за ним семенил еще один «съемщик» этого жилья – умный кобелек по кличке Беляш. Дима любил говорить, что приручил породистую собаку, хотя на самом деле Беляш был помесью карликовой лайки с дворнягой.
- Здорово, парни, - весело прокричал Димон, выбрасывая дымящийся бычок в печку, - вот и ваш батька пришел.
- Виделись, - сказал Виктор.
- Какие-то вы невеселые, - разуваясь, сказал пришедший.
- А чему веселиться то? – подал голос Ромка, уже совершенно расстроенный тем, что останется сегодня вечером дома.
Этот вопрос остался без ответа, вместо этого Дима прошел в теплую комнату и с удовольствием растянулся на диване, уставившись в потолок.
- Витек, где сегодня дежурил? – наконец спросил он.
- На восьмом.
- Много?
- Семь.
- И у меня пять.
Дима опять замолчал, как будто глубоко задумавшись. На этот раз тишину нарушил Витя:
- По-твоему их становиться меньше?
Теперь, казалось, затих весь дом, даже Беляш поднял острую мордочку, надеясь услышать ответ на мучавший всех вопрос.
- Я думаю, что да, - сказал Дима, - подумай сам: семь машин – это совсем мало, а двенадцатый и десятый сегодня совсем пустовали. Да и я уже две недели не видел живого мертвяка.
Последнюю фразу он сказал с улыбкой, наверняка его рассмешило слово «живого». Затем он продолжил, пошевелив рукой свои светлые волосы:
- Вояки так вообще расслабились: выедут, постреляют, завалят пару десятков и обратно… а нам потом разгребай. Так что мой вывод – да их стало намного меньше.
- Борю сегодня видел, - начал Виктор, - говорил, что из пушек не меньше сотни положили, а потом его чуть не сожрали.
Дима ответил ехидной улыбкой.
- Борю больше слушай, - сказал он, - он тот еще… балабол. Двоих ходоков увидит, уже конец света. Во сколько сегодня?
- В восемь, - пытаясь говорить радостно, ответил Виктор.
- Уже скоро.
Дима встал, потянулся и пошел в спальню, где за стенкой, в обнимку с котом лежал больной Ромка.
- Как здоровье, мужик?
- Сегодня получше, - ответил Рома, которому действительно было лучше.
- Ну и ладно, врачиха приходила?
- Да, Танька была.
- Танюха? – спросил Дима, растягивая слова и шутливо улыбаясь, - лекарства выписывала? Вставил ей?
- Заткнись! – злобно сказал Рома.
- Молчу-молчу, - все еще улыбаясь, попытался задобрить его Дима, - просто шучу. Эх, пацаны, чего вы только находите в этих медсестричках, а?
- То ли дело поварихи, а, Димон? - засмеявшись, крикнул Витя, - с Петровой там все нормально?
Димон сначала покраснел, как будто забыв, что однажды во время пьянки обещал поварихе в столовой, что женится на ней и увезет на край света.
- Во-первых, - начал он, - с Петровой у нас все… она поняла, простила, все такое…
- Как так, Димон? – не унимался Витя, - ты же жениться обещал, на руках носил. Во всяком случае пытался.
Ромка взорвался смехом, представив, как худой Димон носит на руках огромную, в два раза больше его самого, Ленку Петрову.
- Ладно, Витек, - сказал Дима Потапов, что бы хоть как-нибудь прекратить неприятный для него разговор, - оставим больных и четвероногих дома, а сами рванем в лучший мир. На людей посмотрим, себя покажем.
- Я только за, - сказал Виктор и двинулся в сторону своей теплой куртки, по пути потрогав остывающую печку, - Рома, ты не замерзнешь?
- Я же под одеялом, - ответил сонный голос, - Борька мне грелку заменяет.
- Это хорошо, - сказал посерьезневший Дима, - что хотя бы Борька свою еду отрабатывает.
Рома или не услышал, или не захотел отвечать, только добавил:
- Эх, пацаны, везет вам…
- Ничего, Роман, - крикнул Дима, уже открывая дверь, - будет и на твоей улице праздник. Хочешь, мы тебе пирожных стырим.
- Да, знаете вы мои слабости.
Рыжий Беляш хотел идти вместе с хозяевами, но Димка закрыл дверь перед самым его носом.

Сельский клуб представлял собой одноэтажное кирпичное здание с плоской крышей, снаружи он казался очень маленьким, а внутри был еще меньше. Не смотря на это, несколько сотен человек ежедневно пытались напиться в его стенах. Места на всех все равно не хватало, поэтому большинство пришедших расположилось на улице: на скамеечках, кто просто на земле, выбрав участок посуше и подстелив под себя фуфайки.
Витю и Диму встречал на пороге уже заметно выпивший Боря Игнатович. В толстой телогрейке и вязаной шапочке он напоминал сбежавшего уголовника. Будучи маленького роста, он макушкой своей русой головы едва доставал до плеча высокому Диме.
- Мужики! – радостно закричал он, - идите за мной, я вам места занял.
Они двинулись за своим «проводником», обрадованные тем, что сегодня не придется сидеть на земле. Они шли через густые облака табачного дыма и едкий запах спиртного. Музыка внутри играла очень громко, она просто била вошедших в барабанные перепонки и эти удары отдавались в голове. Гости клуба никогда не выражали своих музыкальных вкусов, поэтому внутри играло абсолютно все: от тяжелого рока до сопливых песенок про любовь, тем более, что было уже давно доказано, что в пьяном невменяемом состоянии можно танцевать абсолютно под любую музыку. Вот и сейчас динамики рвали «Белые розы» в исполнении «Ласкового мая», а несколько десятков человек толпились на так называемом «танцполе», пытаясь двигаться в такт музыке.
Столик, который занял Боря, находился около окна, через открытую форточку пробивался свежий прохладный воздух. За столом сидел верзила Саня Грибов, здоровенный молчаливый парень, который работал во втором отряде утилизаторов, в том же, которым командовал Виктор. Он был переведен туда из добытчиков за какие-то проступки (говорили, что сломал командиру челюсть, когда тот оскорбил его мать). Никто ничего не знал о нем, ни чем занимался до эпидемии, ни где жил. Из него же самого нельзя было вытянуть ни слова. Просто однажды летом позапрошлого года военные подобрали его, полуживого и голодного в полуразрушенной хате одной из местных деревень. Теперь же он был как и все, жил со своей беременной женой в отдельном доме и трудился, больше никто от него ничего не требовал.
       - Здорово, Санек, - поздоровался Дима.
Тот кивнул и пробурчал что-то невнятное, наверное, тоже поздоровался. На столе стояло несколько бутылок водки, банки с пивом, на тарелках аккуратными горочками лежали чебуреки и котлеты в тесте.
- Сегодня я, пацаны, вас угощаю, - хвастливо сказал Боря, пьяного его всегда тянуло на щедрость.
- Премию получил? – спросил Виктор.
- Хорошему работнику всегда полагается дополнительная доля жратвы, - с тем же гонором ответил Борис.
Музыка продолжала играть, водка уже успела разогреть тела и мысли сидящих. Боря щедрыми жестами наполнял рюмки своим друзьям, Дима щелкал пальцами и подвывал в такт музыке, Саня просто молча пил, даже не пьянея. Виктору было жарко, он просто обливался потом, сидя в этой прокуренной и танцующей толкотне, даже прохладный воздух из форточки не помогал.
- Схожу на улицу, - наконец-то сказал он, - место посторожите.
- Не боись, - сказал Боря.
Холодный воздух освежил его. На улице находилось почти в два раза больше народу, чем внутри. Все хотели напиться, залить горе в спиртном, ведь каждый житель Нового Верхнедвинска, как чаще его называли, потерял кого-то во время эпидемии. Сотни сирот, вдовцов и вдов каждый вечер собирались здесь, чтобы хоть как-то притупить боль засевшую у них внутри. И боль эта не стала слабее со временем: некоторые из погибших родственников бродили по этим местам в виде тупых, гниющих, вшивых, кровожадных трупов. Многие из них попадали на Мусорку, и тогда родственники хоронили их заново.
- Витя, привет, - раздался за спиной женский голос.
Виктор обернулся и увидел изящный стройный силуэт. Его он узнал бы из тысячи, эта девушка в последнее время занимала все его мысли, возможно, в ней он и нашел смысл своей новой жизни.
- Привет, Катюша, - ответил он и улыбнулся.
Ему было неловко за свой растрепанный вид, за запах водки разивший от него, но он все равно был рад ее видеть. Она подошла и нежно поцеловала его в щеку.
- Сегодня я тебя не видела, много работы?
- Да нет, не очень, просто времени мало, - начал он, - а так я бы заскочил к тебе в больницу.
- Хорошо, - улыбнулась она, - у меня завтра выходной, так что на обед заходи.
- Зайду, конечно, - улыбнулся он в ответ, - ради тебя зайду обязательно.
Она немного помолчала, было видно, что она спешила домой к своему одиннадцатилетнему брату, но ей хотелось еще хоть немного побыть с ним.
- Весело внутри? – спросила она.
Он пожал плечами:
- Ну так, как всегда.
Она кивнула и снова спросила:
- С кем ты?
- Там Димон, Боря, Саня.
- Они хорошие ребята, - сказала она, - тебе повезло с друзьями.
- Это точно, - согласился он.
Он молча погладил ее по белым мягким волосам. Она выглядела просто прекрасно в теплой кожаной куртке и торчащем из-под нее белом докторском халатике. Такая красивая и беззащитная, что хотелось ее обнять и так стоять, забыв обо всем.
- Как Рома? – смогла она выдавить из себя несколько слов.
- Выздоравливает.
- Это хорошо.
Она наконец попрощалась и пошла в направлении своего дома, который находился сразу за поворотом, ведущему к зданию сельсовета. В ярком свете фонарей ее фигурка отчего-то казалась еще более одинокой и беспомощной. Виктор провожал ее взглядом, пока она не скрылась. Катюша. Завтра она опять намекнет, что им стоит пожениться. Она никогда не говорит прямо, наверное, боится, что он сразу ответит отказом. Конечно, Витя был бы не против связаться с ней узами брака, каждый день приходить после работы в теплый дом к любящей жене, по выходным заниматься своими семейными делами и заниматься любовью холодными вечерами, когда дрова трещат в теплой печке.
Так он мечтал, но что-то его всегда останавливало. Что увидят их дети? Узнают ли они когда-нибудь что-то более ценное, чем то, как правильно и метко стрелять или быстрее всего скрыться от заметивших тебя мертвяков. Какая жизнь их ждет? Мама вечно усталая и приходит поздно, а от папы пахнет дымом и гнилью? А если папа однажды не вернется с работы, увидят ли они его бредущим по полю с тупым стеклянным взглядом? Лучше бы нет.
Виктор смог стряхнуть с себя это наваждение и двинулся обратно внутрь клуба, где продолжала оглушительно греметь музыка. Сегодня определенно был вечер ретро: «Ласковый май» сменила группа «Нэнси» и теперь несколько пар топтались на месте заключенные в тесные объятия друг друга.
Саня Грибов сидел с сонным видом, устало подперев рукой голову.
- Дым сигарет с ментолом…, - растягивая слова, подпевал Дима, а Боря тоже пытался петь, но у него плохо получалось.
- А вот и наш любитель воздуха, - приветливо воскликнул Боря.
В клуб зашли пятеро военных, все в черных солдатских ботинках и военной форме. Казалось, они гордились этим и смотрели на всех свысока. Сначала они хотели занять столик, который стоял рядом с тем, за которым восседала веселая компания под предводительством Бори Игнатовича. Однако заметив у них на рукавах ярко-красные повязки утилизаторов, решили этого не делать, а двинулись сразу к стойке, за которой можно было получить по талонам несколько бутылок водки. Денег в округе не было, все получалось за талоны, которые выдавались на руки, как премия за отличную работу.
- Нет, этот столик не для нас, - сказал один из них, громко, чтобы слышали все окружающие, - здесь сильно пахнет гнилью.
В любой другой ситуации это замечание осталось бы не замеченным, но теперь водка кипятила кровь и обостряла слух, и вся компания утилизаторов повскакивала со своих мест, готовясь защитить свою честь.
- Ты че сказал, гнида пятнистая! – крикнул Боря.
Любой из вошедших мог уложить его одним ударом, он это прекрасно понимал, но храбрость его не имела границ.
- Гнилью пахнет? – громко спросил Витя, - мы за вами все говно убираем, вам еще не нравиться?
- На колени, сука! – приказывающим тоном заявил Дима, слишком пьяный, чтобы понять смысл произнесенных слов.
Саня просто стоял, готовый выбивать зубы и сворачивать челюсти направо и налево. Вошедшие военные уже готовы были хвататься за ножи и ножки стульев…

Ссора закончилась так же внезапно, как и началась. Военные признали, что были не правы, утилизаторы взяли свои слова назад. Нашлись люди, в основном мужики постарше, которые смогли рассадить горячих парней и предотвратить уже начинавшийся мордобой. Теперь компания из девяти человек заливала в себя пиво и водку, ведя оживленную беседу. Солдаты говорили о том, какие хорошие ребята утилизаторы, те в свою очередь соглашались с тем, что солдаты бравые и смелые парни.
Через некоторое время клуб начал заметно пустеть. Саня Грибов пошел домой, Боря встретил какую-то девку и, попрощавшись с друзьями, ушел с ней. За столом остались только Витя, Дима и двое солдат, причем один из них спал, опустив голову на стол. Второй, изредка кивая, слушал историю Витиной жизни.
- Все-таки, не очень-то вы умные, - говорил рассказчик, - устроили пальбу, дом сожгли… Кто ж так делает? Там же люди были… мать моя, сестра… меня вытащили, а они…
Солдат молча кивал, не слушая. Его куда больше интересовала темноволосая девушка, которая подмигивала ему, сидя за другим столиком. Виктор, наконец, решил, что пора собираться домой, пожал руку пьяному солдату и начал трясти Димку, который клевал носом, жуя остывший чебурек. Он поднял упирающегося друга со стула, положил его руку себе на плечи и начал двигаться в сторону выхода.
Холодный воздух приятно обдавал лицо и забирался под расстегнутую куртку. Виктор прислонил Диму к стенке и начал трясти его.
- Слышь, Димон, - спросил он друга, - сам дойдешь?
- Да… да, - неуверенно пробормотал тот.
Стена была сплошь измалевана надписями, от банальных «Здесь был Вася» и «Женя + Таня», до оригинальных и непонятных. Черным фломастером была намалевана почти стершаяся надпись «ДМБ – 2003», как привет из того светлого времени, когда были дембеля, армия, нормальная жизнь, когда люди ели только мясо животных. Чуть ниже красовалось скорбное и горькое послание «Они сожрали мою мать!»
- Прости, братан, - обратился Виктор к неизвестному писателю, - ни один ты такой…
- Что? – спросил Дима.
- Я не тебе, - ответил Виктор, устраивая друга поудобнее.
Рядом красовалось совсем непонятное «Жду тебя, суку!». Наконец Витя удобнее обнял Диму за плечи и повел его, осторожно ступая по скользкой грязи.
- Спасибо, Витек, - пробормотал Димка.
Он несколько минут сопел, повиснув на плече приятеля, а потом вдруг запел чистым и красивым голосом:
- Когда яблони цветут!..
- Всем девчонкам нравиться, - подхватил Витя.
- Че бы им цветы дарили, - горланили они, улыбаясь в темноту, - и красивым и не красавицам!
Так они шли, обнявшись под тусклым светом фонарей, в кутерьме крутящихся снежинок, их пение было слышно даже часовым на вышках.
Это был последний веселый вечер округа Верхнедвинск…

Ему снился сон. Снова ему семнадцать лет, снова он стоит в центре комнаты, мама и сестра кричат. Снова он ничего не может сделать. Снова скалящееся обезображенное лицо смотрит на него из неровной дыры в двери. Удары топора, «БУМ! БУМ!», а кресло, предательски скрипя колесами все дальше и дальше отъезжает под тяжестью навалившихся тел…

Второй отряд третьей бригады выстроился перед четырьмя машинами. Пятнадцать человек слушали своего командира. Оружие было роздано, все расписались в получении, осталось разделиться на четыре команды и получить маршруты сегодняшних поездок. У всех на рукавах были ярко-красные повязки, для того, чтобы солдаты издалека заметили их и не расстреляли своих, во время ночных работ это были светоотражающие ленты.
- Со мной пойдут, - медленно сказал наконец Виктор, - Потапов, Грибов и Шухевич.
Команды расселись по машинам. Виктор сел за руль мощного «Урала», чувствовал он себя очень плохо: выпитое вчера вызывало сильную головную боль, пива дома не оказалось, а почти два литра холодной воды дали эффект только в три ходки в туалет. Грибов с Димой полезли в кузов, последствия вчерашнего веселья тоже сказывались на них. Худенький паренек, который, наверное, был Сергеем Шухевичем, тоже хотел лезть в кузов, но Дима жестом приказал ему лезть в кабину. Он неловко забрался внутрь.
- Здравствуйте, - робко поздоровался он с Витей.
- Привет, - сказал тот, - ты чего без оружия?
- Не выдали, сказали первый раз, не положено, - ответил Шухевич и почему-то покраснел.
- Не положено, значит не положено.

Стояла настоящая белорусская поздняя осень. Сначала наметались сугробы снега, потом начиналась оттепель, снег таял, а поля и сельские дороги превращались в непроходимое болото. «Урал» подпрыгивал на каждой кочке, и эта тряска резко отдавалась в больной голове Виктора. Машина выехала на более ровную дорогу, на которой еще сохранился разбитый потрескавшийся асфальт. Впереди показалась деревня, почти четыре года здесь никто не жил, дома гнили, постепенно превращаясь в груды обломков. «Жоўніна» гласил проржавевший помятый указатель.
- Жовнино – деревенька любимая, - тихо сказал Виктор, - ты сегодня первый раз?
Новичок молча кивнул.
- Откуда перевели-то? – опять спросил Виктор, которого тянуло на разговоры.
- Из строительного.
- За что?
- Сам ушел, надоело лопатой махать.
Виктор чуть заметно улыбнулся и сказал:
- Слушай, Серега, а много строителей вообще уходит в утилизаторы.
- Много, - уверенно согласился Сергей.
- А много потом возвращается?
- Много, - более робко ответил Сергей.
- Вот, - начал Виктор, - все хотят легкой жизни, романтики. Просто катайся на машине, да собирай двухсотых. Но не у всех это получается. Для такой работы нужны стальные нервы и железный желудок, понял?
Сергей опять молча кивнул.
- Первое время похудеешь, - продолжил Виктор, - не будет смысла что-то есть, все равно блевать будешь, а потом ничего, привыкнешь. Это как на стройке: плотника, например, не тошнит от вида досок.
Весь этот короткий монолог Сергей прослушал, не проронив ни слова, а потом неуверенно спросил:
- А вы как сюда пришли?
- Я? – переспросил Виктор, - был пацаном, прибился к военным стали мы валить всех мертвяков, кого увидим и спасать живых. Потом нашли деревню, отгородились, начали строить все заново, а когда началась эпидемия серой язвы, пришлось мне ездить по полям, собирать трупы да сжигать их на кострах. Так и остался, не поверишь, но мне нравиться такая работа.
Он немного сбавил скорость и снова выехал на поле. Грязные дорожные колеи, петляя, уходили к самому горизонту, из-под колес грузовика летели комья сырой грязи. Виктор глянул в зеркало заднего обзора: Саня Грибов сидел на скамеечке, протянутой вдоль стороны кузова, и уныло оглядывался по сторонам, Дима держал на руках рыжего Беляша, который сегодня категорически не пожелал оставаться дома.
- Виктор Олегович? – спросил наконец Сергей.
- Зови меня просто Виктор или Витя. Белобрысый – это Димон, здоровый – Саня. Чего хотел спросить?
 - Можете… можешь не отвечать, - неуверенно и смущаясь говорил Сергей, - Где ты раньше жил? Как это было у тебя?
Виктор некоторое время молчал, он никогда не рассказывал об этом даже Диме. Но потом, собравшись с мыслями все-таки начал:
- Я из Витебска, - говорил он, крутя баранку, - когда все началось, мне было семнадцать. Здесь у меня жил дед. Помнишь, как всех призывали бежать из крупных городов?.. Вот и мы уехали в деревню, отсидеться, пока все не закончится. А потом летом того, первого года… мы слишком поздно увидели толпу людей, приближающихся к нам…
К горлу подкатил ком, воспоминания жгли его изнутри.
- Отца и деда разорвали на куски, - продолжил он, - я это видел. Мы с сестрой и мамой успели забежать в дом… В общем дальше – как в кино: подоспели военные, но вытащили только меня.
Снова воцарилось молчание, только мощный двигатель «Урала» продолжал реветь. Все-таки Виктору стало немного легче и он опять продолжил:
- Ты когда-нибудь видел одного из них близко, на расстоянии нескольких метров? Я видел много раз, даже смотрел им в глаза, но тот первый раз я никогда не забуду… Он бил топором дверь и пускал слюни, они текли по его подбородку… у него была такая густая щетина… и теперь очень часто я вижу его во сне…
Им на встречу шла колонна военных, ее возглавлял грузовик с пулеметом на крыше. Солдаты в его кузове, усталые, но довольные махали им руками и кричали что-то веселое. За грузовиком шел строй пехотинцев с автоматами за плечами, бойцы огневых команд тащили за спиной тяжелые самодельные огнеметы. Замыкал шествие бронетранспортер, который все почему-то называли «Паук», он был разрисован черепами и голыми бабами, но ничего паучьего в нем не было.
- Славно постреляли, - грустно сказал Виктор, - знаешь, Серега, мне типа двадцать один год, а я умею только стрелять и водить грузовик, и еще несколько жизненно необходимых вещей…
- А я из Полоцка, - перебил его Сергей, - мой отец записался в ополченцы и однажды не вернулся, а мать потом умерла от холеры.
Впереди показался высокий дуб, к толстому суку которого были приделаны деревянные качели, через дорогу виднелись останки человеческого жилища: груда прогнивших досок и шифера, только покосившаяся печь продолжала стоять среди развалин. Недалеко от дуба лежало около двадцати человеческих тел.
- Приехали, - сказал Виктор, - вот теперь ты узнаешь, что такое наша настоящая работа.
Сергей промолчал. Виктор остановил машину и вылез из машины, за ним последовал Сергей, Саня и Дима выпрыгнули из кузова. Все начали натягивать толстые резиновые перчатки, Витя натянул свой старый респиратор, Дима одел противогаз, отчего стал похож на высокого худого гуманоида, Саня закрыл ном и рот марлевой повязкой, Сергей обмотал вокруг лица длинный шарф, превратившись мумию. При работе с трупами было очень важно защитить дыхательные пути, говорили, что если дышать возле мертвых тел, можно заразиться серой язвой, это было не доказано, но проверять на себе никто не хотел. Все четверо молча принялись за работу.
Тела лежали рядом, солдаты расправились с ними быстро. Хватая за руки или ноги, утилизаторы подтаскивали их к машине, а потом закидывали в кузов. Трупы были тяжелыми, они с глухим стуком ударялись об дно кузова. Сергей неплохо держался, пока не увидел женщину, которая лежала, раскинув руки, у нее отсутствовала верхняя часть головы, а через огромную дыру в черепе хорошо просматривались мозги. Сергей сделал несколько неуверенных шагов назад, отвернулся и его вырвало. Никто и не ждал от новичка другой реакции.
- Шестнадцать, - энергично продекламировал Дима, когда все было закончено, он говорил громко, но противогаз все равно заглушал слова, из-за чего они превращались в малопонятное бубнение, - ну, парни, кто хочет разбогатеть?
На месте побоища осталось много разного хлама: обрывки одежды, мусор, тут и там валялись кучки стреляных гильз. Утилизаторы не брезговали собиранием трофеев, которые оставались после уборки трупов, тем более, что иногда находили весьма интересные вещи. Дима начал ворочать хлам носками резиновых сапог. Рыжий Беляш оторвался от ног хозяина и бросился разгонять стаи ворон, оглашая округу заливистым лаем.
- Что вы делаете? – изумленно спросил Сергей, глядя на копающихся в хламе товарищей.
Он по-прежнему был бледен, казалось, даже веснушки на лице приобрели какой-то сероватый оттенок, только широко раскрытые зеленые глаза оставались живыми.
- А что? – спросил Виктор, - хочешь сказать, что мы поступаем неправильно?
- Культурный, - с каким-то презрением сказал Саня.
Сергей продолжал стоять, ошеломленный и ничего не понимающий.
- Да ладно тебе, - хлопнул его по плечу Дима, - все этим занимаются. Отбирать у живых - это грех, а мертвым все равно.
- Да, - поддержал его Виктор, - я раньше собирал украшения, снятые с убитых. Ладно поехали, до обеда у нас еще четыре ходки.
- Так вот, братан, - сказал Саня, - мы настоящие падальщики.

Четыре ходки. Тесты, Шайтерово, Бельковщина, Свольно. Все те же разбитые грязные дороги, умершие деревни и трупы. Расстрелянные из автоматов, сожженные огнем, раздавленные танками и грузовиками, втоптанные в землю и разорванные на куски артиллерийскими снарядами. Рев мотора и запах гнили.
Наконец-то два часа, перерыв. Саня отпросился у Виктора по каким-то важным делам, тот не стал уточнять: Грибов был отличным работником и если он так сказал, значит, дела у него были действительно неотложные, ведь у него беременная жена.
Виктор без стука открыл двери Катиного дома, его обдало теплотой и каким-то знакомым вкусным запахом.
- Витя, - обрадовано воскликнула она и протянула к нему руки.
Он крепко обнял и поцеловал ее. Она помогла ему снять куртку и пригласила к столу. Когда перед ним стояла тарелка горячего супа, он наконец-то смог расслабиться и насладиться обедом.
- М-м-м, как вкусно, - похвалил он.
- Для тебя старалась, - сказала она и потрепала его по темным волосам, - правда нравится?
- Еще бы, а брательник твой где?
- Он Антону Михайловичу помогает в гараже, хвастается, что скоро будет еду в дом приносить.
Несколько минут они сидели молча, Витя доедал суп, Катя задумчиво смотрела на него.
- Много… работы? – спросила она неуверенно.
- Да нет, - ответил он, - ничего, справляемся.
- Ты же разбираешься в технике, Витя, - сказала она, - Антон Михайлович мог бы взять тебя механиком… чинил бы машины, все время здесь, лучше, чем… там…
Ее губы затряслись, она была готова вот-вот зарыдать. Виктор молча встал и подошел к ней, обняв за дрожащие плечи.
- Катя, я же командир отряда, пацаны мне как родные стали, я не могу их бросить. В моторах я и так наковыряюсь, а сейчас мне еще и карточки выдают.
- Да что мне твои карточки! – крикнула она, уже рыдая, - тебя убьют и что потом, что мне делать?
Он встал перед ней на колени и взял ее руки в свои.
- Катюша, я люблю тебя, - впервые сказал он ей, - и никто не разлучит нас, я тебе обещаю. Я буду возвращаться всегда и никто, слышишь, никто меня не остановит.
Ее глаза немного прояснились.
- Правда, обещаешь?
- Ну конечно, - улыбнулся он.
Она начала сбивчиво говорить:
- Ты просто не понимаешь, как я боюсь. Раньше… после маминой смерти, я уже ни во что не верила… я даже хотела вены резать, но боялась Пашу одного оставлять…
- Тихо, не плачь, - как можно более нежно успокаивал он ее, вытирая мокрые от слез щеки, - все будет хорошо.
- А ты тот, для кого я живу, - продолжала она, - без тебя я уже не смогу… не смогу…
Он нежно обнял ее и прижался щекой к ее груди.
- Давай поженимся, - прошептал он, - тогда я точно никогда тебя не брошу.
Она нежно гладила его по волосам.

Возле машины его уже ждали Дима с Сергеем.
- Как домашняя еда? – спросил Дима.
- Очень даже неплохо, - ответил сытый Виктор, - а как «Доширак»?
- Как всегда, - вздохнув, ответил Дима, - Ромка-то все равно готовить не умеет.
Виктор начал разворачивать карту, на которой красным цветом были отмечены места вчерашних вылазок военных, там должны были быть еще трупы.
- Нам сегодня еще три ходки, - объявил он, - Красный берег, Борковичи и Боровуха.
- Далековато, - сказал Дима, поднимая воротник куртки от моросящего холодного дождя, - там что, новополоцкие справиться не могут?
- А я знаю? На карте отмечено, значит едем.
Дима не стал спорить, а молча залез в кабину, взяв под мышку Беляша. Определенно он не хотел мокнуть в кузове. Устроившись втроем в кабине грузовика, они поехали выполнять свою работу.

Путь до Боровухи действительно получился далекий. Машина то и дело подпрыгивала на колдобинах, раньше хорошая и ровная дорога превратилась в покрытый ямами и лужами тракт. Когда началась новополоцкая территория, им стали все чаще попадаться патрули, каждый из которых считал своим долгом остановить машину и проверить документы у находящихся внутри.
Трупы лежали возле железной дороги, под дождем топтались несколько человек с автоматами и в противогазах. Виктор остановил грузовик на более ровном месте и выскочил из кабины.
- Здравия желаю, - протянул руку ближний к нему солдат.
Виктор молча пожал руку и кивнул своим, чтобы вылезали из машины.
- Четырнадцать, - солдат снял противогаз, чтобы было удобнее говорить, - немного, но у нас такое дело… На прошлой неделе был пожар в гаражах, теперь машин не хватает. К тому же ходоки повадились заходить в город, представляете? Давно такого не было.
- Чего же вы их не остановите? – спросил Дима, переворачивая тело какого-то мужчины.
- Их много на промзоне, на заводах, - продолжал солдат, - раньше там был блокпост, но всех перебили, теперь люди бояться туда заходить, я бы и сам ни за что не сунулся. Говорят, там все собираются заминировать… беда за бедой…
Утилизаторы, не прекращая работы, молча слушали этот монолог, только изредка кивая и поддакивая. Солдат хотел было погладить Беляша, сидящего возле колес грузовика, но пес оскалился и грозно зарычал.
- Ух, ты! Маленький, а злой, - удивился солдат.
Когда все было закончено, все попрощались и снова залезли в машину. К тому времени уже дождь вперемешку с мокрым снегом сыпался на головы людям.
- Удачи, парни! – крикнул солдат, почесав начинающую лысеть голову, - говорят у вас там тихо?
- Да, не жалуемся, - крикнул в ответ Виктор.
Он прибавил газу и машина плавно двинулась с места.

Уже почти стемнело, когда они возвращались домой, свет фар прорезал снежно-дождливую кутерьму, творящуюся снаружи. Неожиданно впереди показался человеческий силуэт.
- Смотри, голосует! – удивленно воскликнул Дима, пес, сидящий у него на коленях, тявкнул.
Фары более отчетливо высветили худую фигуру. Без сомнения это не было живым человеком: мужчина стоял босиком и голым по пояс, только рваные спортивные штаны еле держались на худых бедрах. Он поднял костлявые руки вверх, будто сдавался в плен, рот то открывался, то закрывался, обнажая редкие гнилые зубы, возможно издавая какие-то звуки.
- Что, Димон, - спросил Виктор, - давно живых не видел?
- Подберем попутчика? – задумчиво сказал Дима.
- Нужно бы сообщить о нем, - сказал Виктор, - как-никак километра три до дома.
Грузовик промчался мимо, обдав грязью и оставив его на обочине. Он несколько минут постоял, не двигаясь и опустив голову, а потом двинулся куда-то в только ему известном направлении.
Когда все было закончено, трупы сожжены, машина поставлена гараж, оружие сдано, все трое двинулись по домам. Дима с Витей шли молча, без песен. Они были слишком уставшими, чтобы даже разговаривать.

События, называемые теперь эпидемией, начались четыре года назад, когда американский фермер Роберт Марш услышал из своего хлева странные звуки. Он ринулся туда с ружьем наперевес и увидел в темноте странную фигуру человека в черном пиджаке, который пытался открыть загон с коровами, услышав шаги незнакомец, бросился бежать, сильно ударив перепуганного Роберта. Тогда никто не придал этому особого значения, статьи об этом появились в нескольких американских журналах. Журналистов несколько удивило лишь то, что старик утверждал, будто незнакомец в пиджаке был похож на его брата Стивена, погибшего в автомобильной аварии несколько лет назад.
Следующий подобный случай был замечен во Франции, когда в полицейское управление города Бордо пришла женщина, утверждавшая, что незнакомый мужчина странной внешности съел ее собаку. А потом все новые свидетельства о появлении странных незнакомцев и незнакомок начали появляться по всему миру. Сначала мелкие газеты и журналы начали публиковать шокирующие статьи и фотографии, а потом более крупные и именитые издательства стали собирать материалы и свидетельства очевидцев.
Затем мертвецы (в этом уже не было сомнений ни у кого) стали атаковать города, забираясь в дома и ломясь в квартиры граждан. Сначала они лишь гонялись за людьми, как будто пытаясь наладить контакт, а потом все чаще и чаще стали проявлять признаки агрессии. Летом того же года на военный городок под Борисовом в Беларуси было совершено нападение «неизвестных террористов». Затем были зафиксированы «случаи каннибализма» (так писали тогда газеты) в Западной Европе, Австралии и Японии. А через несколько недель мир потрясла любительская видеозапись, сделанная каким-то мексиканским подростком, на которой было запечатлено, как трое мертвецов вытаскивают из машины молодого мужчину. Запись была сделана на камеру мобильного телефона, руки снимавшего заметно дрожали, но мир увидел все до конца (запись часто транслировали по телевидению, предварительно посоветовав убрать от экранов детей).
Через несколько дней началась всеобщая паника, правительства всех стран советовали своим гражданам бежать из крупных городов, так как именно туда направлялись полчища оживших мертвецов. Газеты всего мира пестрели заголовками типа «Пожиратели плоти атакуют Лондон!», «Резня на улицах Москвы», «США и Россия готовы применить ядерное оружие», «Человечество в панике! Неужели это конец!?» Представители многих религиозных сект узрели в этом знамение конца света, по всему миру прокатилась волна ритуальных самоубийств.
Однако нашлись люди, которые способны были не поддаваться панике (как например офицер ВДВ Сергей Павлович Иванько). Они смогли собрать отряды уцелевших людей и с оружием в руках дать отпор напирающим мертвякам. Такие примеры героизма вдохновили людей на борьбу, они больше не хотели жить в страхе. Сначала в Европе, а потом по всему миру начались создаваться боевые отряды ополченцев, которые расстреливали супостатов, не жалея патронов. Правительство, которое месяц назад призывало людей бежать из городов, благословляло граждан на священную борьбу с целью отбить города обратно. «Мы не станем ждать их прихода, мы сами придем к ним, мы дадим отпор! С нами Родина, с нами Бог!», - кричали политики по радио и с экранов телевизоров, сидя в своих подземных бункерах.
Города были отвоеваны, мертвецы изгнаны, огромное их количество было перестреляно, сожжено, раздавлено танками и бульдозерами. В некоторых районах люди прибегали к крайним мерам, например, поджигали леса, огонь уничтожал тысячи ходоков, но его уже невозможно было остановить, выгорали огромные площади, зачастую огонь перекидывался и на людские поселения.
После первого этапа этой войны человечество праздновало свою первую победу. Никто даже не удосужился убрать трупы, они лежали грудами на городских улицах, на полях, в канализациях, даже на чердаках и крышах домов. Мир превратился в одну большую антисанитарную зону. Начались эпидемии ранее побежденных или до этого неизвестных болезней. Вспыхнули очаги заражения бубонной чумой, оспой, холерой, сибирской язвой. Новые инфекции ставили в тупик ученых, например, синдром Денкера (в честь открывшего его немецкого ученого) – расстройство психики, когда люди начинали истязать себя ужасающими способами (как ни странно, но эта болезнь была заразной), новая лучевая болезнь, когда у человека выпадали зубы и волосы, а его рвало от любой пищи. Но настоящей чумой нового века стала серая язва – инфекция, передающаяся любым известным способом, способная убить человека за несколько часов. Кожа приобретала серый цвет, покрываясь уродливыми язвами, которые появлялись прямо на глазах, когда они становились большими и покрывали все тело, человек превращался в визжащий комок боли, пока не умирал от заражения крови. Целые человеческие поселения вымирали за одну ночь, люди снова были на грани паники.
Наконец вышло постановление о создании специальных санитарных отрядов, которые будут заниматься утилизацией и уничтожением умерших тел, это были первые отряды утилизаторов. Они сжигали трупы в крематориях и на полевых кострах, огонь убивал заразу и дым, исходивший от костров, был совершенно безвредным для человека.

 Он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечи. Сегодня ему впервые за многие месяцы не приснился так часто повторяющийся сон и находился он в весьма приподнятом настроении. Однако оно сразу ухудшилось, когда он увидел над собой обеспокоенное лицо Димы.
- Что случилось? – до конца не проснувшись, спросил он.
- Всех командиров вызывают в штаб, - сказал Дима.
- Чего это? – снова спросил Виктор, уже поднявшись с постели.
- С ночной смены не вернулись два отряда военных.
- Полностью!? - остатки сна стряхнуло как рукой.
- Да
- А на связь выходили?
- Витек, бля, откуда я знаю, - раздраженно сказал Дима.
Пока Виктор одевался, Дима крикнул из кухни:
- Бутики будешь с колбасой?
- Буду! – крикнул в ответ Виктор, а потом добавил уже потише, - все равно ничего другого нет.
Проглатывая второй бутерброд и запивая его чаем, Виктор сказал:
- Как понимаю, на сегодня работа отменяется.
Дима нервно теребил скатерть на столе, а потом спросил:
- Витек, а если это тот, вчерашний, которого мы на дороге видели.
- И что?
- Ну… он мог быть не один.
- Мы о нем сообщили, - Виктор тоже начинал нервничать, - уничтожать их – это не наша забота.
Допил чай и стал натягивать ботинки.
- Смотри, Сакович, опоздаешь, - грустно сказал Дима.
- Не ссы, Потапов…

Штаб находился в бывшем здании сельсовета. Толпа народа, все командиры отрядов собрались в просторном кабинете командующего округом, кто-то успел сесть на стул, большинство стояло вдоль стен, некоторые опоздавшие толпились возле входа и на коридоре. Виктор вместе с Борей стояли у стены, молча слушая говорившего.
За столом в военной форме сидел Сергей Павлович, сорокалетний, рано поседевший мужчина. Рядом стоял Вячеслав Антонович Петренко в очках и сером свитере, это был крупный мужчина, было видно, что он сильно нервничает: слишком сильно у него тряслись руки и слишком часто он вытирал платком вспотевший лоб.
- Как вы знаете, - говорил командующий, - пропали без вести два наших боевых отряда. Мы получили несколько радиограмм от них, и по ним ясно, что дела у них очень плохо…
В углу находилась целая радиостанция, на которую подавались сигналы с раций, находившихся у отрядов.
- В общем, - продолжил говоривший, - вот некоторые из них…
Находившийся рядом связист щелкнул каким-то переключателем. Из микрофона сначала доносилось только шипение, затем начали различаться отдельные звуки, потом шипение разорвали несколько громких взрывов, было понятно, что это автоматная стрельба. Затем до слушающих донесся знакомый дрожащий человеческий голос: «Повреждена… не знаю, долго ли…», шипение, снова голос: «Слишком много… не знаю, как мы сможем…», стрельба, шипение.
- Это было принято в полвторого ночи, - снова заговорил Сергей Павлович, - без двадцати два мы отправили спасательный отряд. Мы знали место, в котором будет работать пропавшая группа.
Он кивнул связисту и тот опять щелкнул чем-то. Снова шипение, но теперь человеческий голос пробивался намного отчетливей: «Ведем бой, первая группа погибла почти полностью… их слишком много, но мы попытаемся вырваться…», автоматная стрельба эхом отдавалась от высоких потолков кабинета.
- Давай третью, - сказал командующий связисту уже без лишних слов.
«Отступили в лес, продолжаем вести бой… Я не уверен, но похоже они двигаются в сторону города, в вашу сторону, слышите? Не присылайте никого за нами, готовьтесь к обороне… их действительно много, с каждой минутой прибывает все больше… не знаю откуда… Мы их задержим».
- Эта была получена десять минут назад, - сказал Сергей Павлович.
В кабинете воцарилась мертвая тишина, казалось, если сейчас уронить на пол иголку, то она ударится об пол с оглушительным грохотом.
- Объявляю всеобщую боевую тревогу, - спокойно сказал командующий, но было видно, что его нервы тоже на пределе.
На улице пронзительно завыла сирена. Было слышно, как что-то закричали и засуетились люди, но в кабинете продолжала стоять тишина, все стояли как вкопанные. Вдруг из микрофона снова раздался треск и шипение, а потом человеческий голос, почти ни чем незаглушаемый начал быстро говорить:
- Похоже, я все-таки сумел починить рацию, хоть какая-то польза… Мы отступили в лес в надежде скрыться, но здесь их еще больше, они вылазят из-за каждого дерева. Мы перебили очень много, все земля в крови, трупы лежат в несколько рядов, но они продолжают наступать по телам своих… сородичей. У нас заканчиваются боеприпасы, сначала мы пытались вырваться на грузовиках, но они строили баррикады из своих тел: просто ложились под колеса, вы представляете… а потом вытаскивали из кабины людей…
Стрельба была слышна очень четко, казалось автомат работал прямо над головой говорившего.
- Я тяжело ранен, - продолжал он, - они почти оторвали мне левую руку и кажется сильно покусали, но мне почти не больно, раз уж мне суждено стать тупым недоумком, то постарайтесь, чтобы я поскорее отправился в огонь, не хочу долго расхаживать в таком виде… огнеметчики подожгли машины, а ходоки пытаются их оттолкнуть… они горят, но продолжают идти … страшное зрелище. Они набросились на одного огнеметчика, он поджег себя вместе с ними… Не знаю… они схватили Леху!!! Суки! Мать вашу!.. Они отрывают ему голову! Стреляйте, стреляйте!
Некоторое время ничего не было слышно из-за криков и стрельбы, раздался громкий хлопок, наверное, взорвалась одна из горящих машин. Затем голос начал звучать более торопливо и испуганно:
- Четверо, нас осталось четверо, у двоих уже нету патронов. Рукопашная будет быстрой: все они вооружены топорами или палками. Один поднял автомат и разглядывает его! Нет, все-таки выкинул… У меня слишком мало времени, в общем… прощайте все, простите если что… Колян, извини, что не отдал тебе долг… Танечка, я честно хотел жениться, но кто же знал, что так получится… С вами говорил Евгений Сер… ладно, все отключаюсь…
Теперь он умолк навсегда. По кабинету разнеслись неясные возгласы и бормотание.
- Какого хрена вы здесь стоите!? – закричал Сергей Павлович, - быстро пошли, собирайте своих людей, раздавайте им оружие! Быстро! Командиры, мать вашу!

Через несколько минут Виктор и пятнадцать человек его отряда стояли в полной готовности за проволочным забором и смотрели в сторону того леса, откуда должен был показаться противник. Небольшая, но на все готовая армия была готова защищать свой дом до последнего.
Готовы были все: часовые на вышках, солдаты на баррикадах, в одну линию выстроились танки и бронетранспортеры. Ополченцы, набранные в основном из рабочих, сурово смотрели, сжимая в руках оружие. Среди них было много женщин, подростков и совсем еще детей. С оружием в руках они казались себе крутыми и непобедимыми, этакие колхозные Рэмбо, хотя многие, даже взрослые крепкие мужчины готовы были упасть в обморок, услышав за спиной злобное сопение ходоков.
И вот они показались, сначала едва заметным движением на горизонте, потом уже было ясно видно, что большая толпа живых существ двигается по широкому ровному полю. Они выходили из леса, верхушки которого были едва заметны на расстоянии в несколько километров.
- Сколько до них? – спросил Дима.
- Километра два, - пожал плечами Виктор.
У него в ушах по-прежнему стояли слова прощания отважного связиста погибшей боевой группы. Евгений, знал ли он его?
Громыхнула гаубица и высокий столб земли поднялся в центре движущегося потока, начали стрелять танки, посылая снаряды в плотную массу человеческих тел.
- А ведь их немного, - сказал Дима.
Виктор кивнул, действительно было заметно, что их намного меньше, чем людей, у них даже не было шансов прорваться через проволочные заграждения.
- По минам пойдут, мудаки, - сказал Саня.
Они продолжали идти, время от времени раздавался взрыв, и изуродованное безногое туловище подбрасывалось вверх, чтобы потом опять упасть на землю. Теперь начали стрелять минометы, выпуская свистящие снаряды, разбрасывающие землю и град осколков.
Они подходили все ближе, стреляли уже пулеметчики и снайперы на вышках, застучали тяжелые пулеметы бронетранспортеров и танков. Можно было уже рассмотреть их внимательней: почти каждый их них держал в руках холодное оружие, топоры, молотки, палки, утыканные ржавыми гвоздями, все то, что можно было собрать, роясь в покосившихся деревенских сараях. Какая-то женщина с грязными, когда-то рыжими волосами держала в руках косу, девочка в рваном джинсовом платьице, оскалив желтые зубы, размахивала длинным ржавым ножом.
Через несколько минут стреляли уже все, такой канонады, наверное, не слышал даже Сталинград в сорок втором году. Ходоки гибли один за другим, устилая землю своими телами, их было уже меньше половины, когда они наконец-то добрались до рва ощетинившегося острыми кольями, танки стреляли прямо через заграждения почти в упор. Некоторые спотыкались и падали на дно, их тела насквозь пронзались железными и деревянными остриями. Некоторые находили выход изо рва, но только для того, чтобы повиснуть на колючей проволоке, содрогаясь от электрических разрядов.
Все происходящее Виктор запомнил лишь моментами: вот правая часть чьей-то головы разлетается на куски, вот мужчина наваливается телом на проволоку, она натягивается вокруг его шеи, но он продолжает идти, пока его голова не отваливается, повиснув на клочке кожи. Можно было даже не целится, просто держи дуло перед собой и нажимай на спусковой крючок.
В воздухе густой пеленой стоял едкий запах порохового дыма…

Работали весь день и всю ночь. Тел было слишком много, даже солдаты не брезговали заниматься работой утилизаторов. Трупы стаскивали в одно место и поджигали прямо на месте, теперь несколько десятков небольших костров горели, освещая ночь. Местный батюшка уже несколько часов отпевал погибших.
Второму отряду третьей бригады утилизаторов было не привыкать заниматься своим делом. В скорбном молчании они сносили тела, аккуратно выкладывая их в ряд.
- Смотри, Витек. Узнаешь? – спросил Дима, указывая на лежащего навзничь мужчину, на костлявом теле которого были только грязные спортивные штаны.
Виктор кивнул:
- Наш попутчик…
Виктор заметил, как Саня Грибов осторожно, почти ласково поправляет одежду на теле какого-то лежащего бородатого мужчины, еще больше он увидел, когда увидел в сложенных на груди руках лежащего свечку и цветок, маленькую гвоздичку. Виктор осторожно подошел к сидящему на земле товарищу.
- Знаешь, Витек, - сказал Саня через марлевую повязку, - у меня сегодня день рождения.
- Ну что ж, - сказал Виктор, - поздравляю, я и не знал.
- Двадцать три, - продолжил Саня, затем указал на лежащего мужчину, - это мой отец, мы жили раньше в этих местах. Миоры, слышал? Вот… Он как будто пришел меня поздравить…

Вновь грузовик мчался по бескрайним грязным дорогам. Теперь в кабине было два человека. Новый приказ начальства: на полевые работы ближе десяти километров от дома отправляются команды из двух-трех человек. Виктор считал, что это глупо, но обсуждать приказы не хотел. Он кинул Диме на колени рацию:
- На, связывайся.
- Зачем?
- Приказ, выходить на связь каждые двадцать минут. Не выйдем, нас считают погибшими и чуть что расстреляют из пушек.
Дима хмыкнул, покрутил в руках устройство, включил, нажал на кнопку и заговорил:
- Второй отряд, третья бригада, - сказал он, - Сакович, Потапов, Все в порядке.
Беляш, смотревший в окно, коротко гавкнул, будто соглашаясь с хозяином. С неба вновь сыпала мешанина из мокрого снега и дождя, начинало вечереть, на сегодня это была последняя ходка.
- Что за климат такой? – сказал Дима, - слышь, Витек, давай летом рванем куда-нибудь, на море, а?
- А давай, - согласился Виктор.
- В Турцию, - мечтательно произнес Дима, - или в Италию, на Средиземное. Визу оформлять не надо. Сядем в твой «Урал» и поедем. Будем плавать в море, пить вино и есть оливки, неплохо?
- Нормально, - снова согласился Виктор, - я Катюху возьму, ты – Беляша и рванем.
Дима, жить которому оставалось меньше часа, улыбнулся.

Грузовик остановился на бывшем колхозном поле, через которое проходили грязные дорожные колеи. Рядом высилась стена хвойного леса.
- Вон, - сказал Дима, увидев небольшую кучку лежащих тел, - лежат родные.
- Давай, - сказал Виктор, - раньше начнем – раньше закончим, лезь в кузов, я тебе подавать буду.
- Хорошо, - согласился Дима, вылез из кабины и начал карабкаться в кузов.
Виктор, натянув респиратор и перчатки, перекинул через плечо автомат и сумку с запасными магазинами и двинулся в сторону пяти или шести тел, лежащих недалеко в разных позах. Беляш остался в кабине, ему очень нравилось грызть рычаг переключения передач.
Под ноги Виктору попался какой-то белый предмет, он нагнулся внимательней разглядеть и увидел, что это книга, точнее несколько изорванных и грязных страниц, исписанных стихами. Он поднял один лист и начал вчитываться в строки:
- Пой же, пой. На проклятой гитаре… Пальцы пляшут твои в полукруг… Есенин что ли.
Он отбросил странички в сторону и нагнулся, чтобы поднять первое из тел. За спиной раздался удивленный и испуганный крик Димы.
- Крысу увидел, - шепотом сделал вывод Виктор.
- Витек! – Дима был по-настоящему напуган.
Виктор обернулся и его чуть не парализовало от испуга и удивления: толпа ходоков окружила машину со всех сторон, около двадцати гниющих существ обступили машину, бормоча что-то на своем непонятном языке. Наверное, они бесшумно смогли подкрасться из леса. Беляш рычал и злобно лаял, Дима стоял посреди кузова как статуя, парализованный страхом. Испуганные голубые глаза, казалось, занимали почти половину лица. Ходоки тянули к нему свои серые, в волдырях и язвах, руки.
- Димон! - закричал Виктор, - прыгай из кузова.
Они начали оборачиваться на звук его голоса, некоторые были одеты в пятнистую военную форму, похоже, что погибшая боевая группа восстала из мертвых. Один «солдат» пошел на него, протягивая одну руку, вторая болталась сломанная или вывихнутая. «Они почти оторвали мне левую руку», - всплыли в памяти слова погибшего связиста.
- Прыгай, Димон! - вновь закричал Виктор, - прыгай и беги ко мне, потом побежим вместе! Сейчас начнут стрелять!!!
Он щелкнул затвором автомата и сделал несколько выстрелов, три пули пробили грудь и голову однорукого солдата, отбросив его назад. Он начал стрелять по толпе, когда услышал пронзительный свист приближающегося снаряда.

Взрывов было несколько, два или три. Виктор подумал, что уже умер, голова пульсировала тупой болью. Очнулся он от того, что что-то мокрое коснулось его лица. Он открыл глаза и увидел над собой острую мордочку Беляша. Он осторожно погладил пса по голове и осторожно сел. Из ушей и носа текла кровь, он попытался ее вытереть, но без особых успехов. Теперь болело все тело, особенно голова и правая нога, опустив взгляд, он увидел что штанина почти до низа испачкана кровью. Он осторожно потрогал бедро и обнаружил там рану.
Для того, чтобы встать ему понадобилось несколько минут. Наконец оказавшись на ногах, вернее на одной ноге он огляделся по сторонам. Горел перевернутый грузовик, повсюду разбросаны мертвые тела, ползают раненые ходоки, он высматривал среди них белобрысую голову своего друга.
- Димон! – закричал он.
Никто не ответил, даже Беляш напряженно вслушивался в тишину.
- Димон!
Нет ответа. Он, осторожно опираясь на автомат, доковылял до машины, нога горела дикой болью.
- Витя! Витек, - послышался слабый голос.
Пробежав глазами по земле, он увидел его. Дима полусидел на земле, опираясь на локти, его лицо было перепачкано кровью и грязью. Виктор осторожно присел рядом.
- Витек, - начал Дима, - я прыгнул, но неудачно.
Виктор начал говорить что-то успокаивающее, но Дима перебил его:
- Темнеет, за тобой уже никто не придет.
- Тихо, Димон, - сказал Виктор, - сейчас мы пойдем домой…
- Я не могу идти, - снова перебил его Дима, - у меня ноги отнялись, что-то ударило меня в спину, ниже пояса ничего не чувствую, посмотри, а?
Виктор осторожно перевернул своего Диму. Его спина представляла собой месиво из мяса и осколков костей, похоже, сто был серьезно поврежден позвоночник.
- Как там? – спросил Дима.
- Не так все плохо, - соврал Виктор, - я потащу тебя на себе, как-нибудь дойдем.
Дима вновь перевернулся на спину. В его голосе слышались слезы:
- Не дойдем: они покусали меня… за руку и шею. Несильно, но мы же знаем, что от этого бывает…
По его лицу ручьями текли слезы. Он снова заговорил:
- Не хочу стать, таким… Давай ты сам все сделаешь, ладно? Меня, конечно, отправят потом в огонь… и не будет могилки, на которую потом придут поплакать, но все равно…
- Димон, друг, - Виктор крепко обнял его.
- Прощай, братан, - слабеющим голосом сказал Дима, он потрогал рыжую морду своего питомца, - не плачь, Беляшик, уходи с Витей… Витек, скажи всем, что я погиб как герой…
- Так и есть, - через слезы сказал Виктор.
- Давай что ли, - сказал Дима и закрыл глаза.
Виктор поднял автомат и направил дуло в грудь своего друга, туда, где было сердце. Несколько выстрелов и Дима Потапов ушел навсегда, Виктор зарыдал. Он поднялся и перезарядил автомат. По земле ползали с десяток раненых ходоков, он начал их расстреливать, без жалости, без каких-либо чувств, так стреляют по мишеням в тире.
Когда все было закончено, он, опираясь на автомат начал хромать в ту сторону, откуда они приехали, Беляш, опусти хвост, поплелся за ним. И вдруг он заметил перед собой движение, в вечерних сумерках он увидел еще одного ходока, при виде которого он снова остановился, широко раскрыв глаза.
- Не может быть… - прошептал он.
Его он узнал бы из тысячи, его он видел в своих кошмарах, из-за него он винил себя в смерти матери и сестры. Теперь у него не было топора, по подбородку не бежали потоки слюны, теперь он был жалким безногим мешком с костями. Длинные волосы падали на плечи, лицо обрамляла густая грязная борода, в которой копошились большие белые вши. Но это был он.
- Теперь ты хочешь есть? – спросил у него Виктор, поднимая автомат.
Сидящий на земле мертвяк тупо уставился на человека. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать, но не успел: автоматная очередь прошила его голову, изуродовав и без того безобразное лицо. Он упал на спину, несколько раз конвульсивно дернулся и затих.
- Нужно отпустить свое прошлое, - сказал Виктор, обращаясь к Беляшу, - и жить для будущего.
Он поставил автомат на предохранитель, вновь оперся на него и захромал дальше. Было неудобно так идти, нога очень болела, но он шел. Шел и снег, тающий на его лице, смешивался со слезами.

Было уже почти утро, когда луч прожектора с вышки высветил его и собаку из темноты.
- Стой, кто идет? – раздался звучный голос.
- Свои! – закричал Виктор.
- По ту сторону своих нет!
- Командир второго отряда третьей бригады утилизаторов Виктор Олегович Сакович!
Мало кто мог представить, скольких трудов стоило ему пройти этот путь, но, падая на землю при каждом шорохе, пугаясь собственных шагов, прячась за кустами и деревьями, он смог дойти. Многие вышли его встречать, мужчины обнимали его и хлопали по плечам, женщины целовали. Катя, уже успевшая его оплакать, повисла у него на шее, посыпая лицо мелкими нежными поцелуями. Он не мог ее предать, ведь он обещал, что вернется…

Эпилог. Оставить прошлое.

В этих деревнях уже давно никто не жил, люди перебрались в города, туда, где возрождалась новая жизнь. От домов остались только груды сгнивших досок и шифера, только покосившиеся печи оставались стоять, не смотря ни на что.
Стояло жаркое лето. Пред одним из таких бывших домов стоял молодой мужчина. Раньше в этом доме жил семнадцатилетний мальчик, который хотел спасти сестру и мать, но не смог, а потом часто винил себя в этом. Теперь мальчик стал мужчиной, много пережившим и повидавшим.
Мужчина был легко одет: красная футболка и легкие джинсы, темные волосы коротко подстрижены. На пальце у него было обручальное кольцо. Он держал в руках вазу с цветами. Это были прекрасные цветы: желтые и белые розы, тигровые лилии. Возле ног мужчины сидел маленький рыжий пес, помесь карликовой лайки и дворняги. Он сидел, высунув от жары язык, и смотрел на мир умными глазами. Теплый ветер приятно обдувал лицо. Мужчина поставил цветы на небольшую лужайку перед домом, постоял немного и пошел в направлении машины, стоявшей недалеко, пес побежал за ним.
Дул теплый ветер и цветы в вазе слегка покачивались под его порывами.