4. Незаконная смородина и разбитый локоть

       Рядом зазвонил телефон. Блондинка с тонкими чертами лица, одетая в элегантный черный брючный костюм, спохватилась и выхватила из кармана телефон.

       - Алло? Ах, это ты! – она отошла в сторонку и засмотрелась машинально на выставку открыток, прислушиваясь к тому, что ей говорят.

       - Спасибо, что ты беспокоишься. Я не должна это никому говорить, но тебе скажу: меня нет дома с прошлой недели, я в приюте для женщин.

       В трубке, очевидно, не поняли, и она пояснила:

       - В приюте для женщин-жертв насилия в семье.

       Она повернулась к открыткам спиной и добавила огорченно:

       - У меня не было другого выхода.

       Внезапно она всхлипнула. Скулы ее покрылись красными пятнами.

       - Мы вроде расстались совершенно мирно. Муж думал, это из-за того, что у меня есть любовник. Не знаю, что он знакомым обо мне теперь рассказывает, но у меня не было любовника. Этот человек, Роберт, которого он имеет в виду, просто хороший друг, не более того. У меня с ним совершенно ничего не было. Я разьехалась с мужем не из-за него. У нас с мужем давно были плохие отношения, я только особо об этом не рассказывала. Этот человек только немножко подтолкнул меня к этому шагу. Я увидела, что есть возможность обойтись и без мужа, без всех этих ссор, что я могу и одна прожить.

       Она выслушала комментарий в трубке и ответила:

       - Да, конечно. Мы так мирно, вроде бы, расстались. Мне кажется, он подумал, что это всего-навсего очередная блажь с моей стороны, и я, побесившись, успокоюсь, а потом мы снова сойдемся. Я хотела мирного развода. Тем более, у нас дочка. Из-за дочки все и вышло. Я сразу предложила ему отказаться от всех прав на ребенка. Это упростило бы все. Вместо этого он сначала спорил о том, у кого ей жить, потом о том, когда он ее может забирать к себе. Хорошо, что у меня есть Роберт. Он помог мне советами. Я обратилась во все инстанции, чтобы упорядочить жизнь ребенку. Отцу разрешили забирать к себе дочку два раза в неделю. Я и прочие условия оговорила: во сколько конкретно он ее должен забирать, во сколько ей ложиться спать у него, а то она у него сначала сидела до полуночи, как она мне сама рассказывала. Из-за этого опять начались страшные скандалы. То он ее позже привезет, чем положено. То он ее в гости с собой берет, и они там до часу ночи сидят, вместо того, чтобы спать. А на прошлой неделе у дочки был День рождения. Это был день, когда она у меня находится. И хотя это был не его день, он пришел с подарком. Я открыла ему дверь, но в квартиру его не впустила. Тем более, что к нам собирались прийти на День рождения Роберт со своим сыном, который живет с его бывшей женой. Дочка вышла, взяла подарок. И когда я ему сказала, что в квартиру он не войдет, потому что к нам придут гости, и он будет только мешать, тем более, что я вообще не хочу, чтобы он в моей квартире находился, он ударил меня по лицу, - она заплакала и отвернулась снова к открыткам, спиной к проходу и заговорила тише. – Мне было так больно и так обидно! И представь себе состояние дочери! У нее был День рождения! Роберт мне сразу посоветовал вызвать полицию. Полиция приехала, я написала заявление на мужа, и они увезли меня в приют, где я теперь в безопасности. Как долго? - она переложила телефон в другую руку. – Пока дело не заведут, - успокаиваясь, твердо сказала она. – Это ему так не пройдет! Ему теперь могут вообще запретить видеться с ребенком, потому что он агрессивный! Роберт очень поддерживает меня и предложил сьехаться со мной, чтобы защитить нас от дальнейших эксцессов. Когда он договорится насчет переезда, тогда я смогу выйти из этого приюта. Я очень благодарна Роберту за поддержку. Если бы не он, не знаю, что со мной было бы... Кто он? - переспросила она и ответила:

       – Психолог.

***

       Он опять вышел в книжный отдел.

       - А, вот и вы! – злорадно продребезжал старушечий голос. Он обернулся, озадаченный таким приветствием. Приветствие предназначалось не ему. Женщина средних лет отчужденно посмотрела на толстую приземистую старуху с круглым румяным лицом.

       - Давно хочу вас спросить, - продолжала старуха напористо, - сколько вы еще вреда мне причинить собираетесь.

       - О чем вы? – спросила женщина несколько зло.

       - О том, что вы вдоль моего забора делаете!

       - И что я там делаю? - спросила женщина, глядя на нее, как на дуру.

       - Куда вы насажали столько кустов вдоль моего забора? О чем вы думаете? Мало того, что вам сто раз говорили, как сажать можно, так вы все больше и больше сажаете. Вы что, думаете, вам законы не писаны? И что вы на меня так смотрите? Я не хочу с вами ссориться! Просто есть законы, и вы обязаны их соблюдать! А ссориться с вами я не хочу!

       - Хотите, хотите, - ответила женщина злобно. – Какого бы еще черта вы со мной сейчас заговорили, если не из желания поскандалить в очередной раз?

       - Что вы себе позволяете! Вам сто раз обьясняли: сажать можно не ближе, чем на метр к соседскому забору, и кусты должны быть не выше, чем метр двадцать!

       - Я смородину посадила, - ответила женщина, невероятно злясь. – Какой она, по вашему, вырастет? Три метра высотой, или что?

       - Что вы мне хамите? Расстояние в метр вы должны соблюдать!

       - Она и сидит в метре от забора!

       - Я что, не вижу, что там метра нет? Вы должны померить!

       - Я померяла! Может, вы вокруг забора обойдете и померяете, а то сколько бы я не меряла, вам все мало будет! И потом, может и ваши кусты померяем заодно, правильно ли они сидят?

       - Вы мои кусты не трогайте! Я их обрезаю как положено!

       - Все равно расстояние в метр должны соблюдать! Может, с себя начнете?

       - Вы хамка, с вами невозможно разговаривать!

       - Вот и не разговаривайте, - огрызнулась женщина злобно. - Мало того, что в саду от вас спасения нет, так еще и в городе пристаете!

       - Не думайте, что на вас управы нет! Есть законы, и вы обязаны их соблюдать! Вот, если вы такая наивная, и думаете, что я все выдумываю, пожалуйста, - она выхватила со стеллажа и сунула женщине в руки книжечку.

       - Приобретите! У меня такая давно есть! Я ничего не выдумываю! Вам полезно будет почитать, а то вы слишком самонадеянны!

       Женщина посмотрела сумрачно на книжку. Это бы свод законов земли Берлин, регулирующих отношения между соседями.

       - Не надо было вообще начинать с вами этот разговор! Больше я с вами не разговариваю! Вот, послал бог соседей! – продолжала заливаться старуха, все повышая голос.

       Женщина молча открыла книгу, пролистала ее быстро и, окинув взглядом пару страниц, неожиданно истерично расхохоталась. Старуха осеклась, глядя с недоумением на нее.

       - Ну, приобрету я книгу, как вы мне советуете, - сказала женщина язвительно, - ну, ткну ее вам под нос. Вам же хуже будет.

       Она развернула страницы и сунула книгу старухе под нос.

       - Ну и что здесь написано? Черным по белому: сажать можно на расстоянии в двадцать пять сантиметров от забора. Тогда кусты должны быть не выше, чем метр двадцать. А если они, как у меня, в метре от забора сидят, то им можно быть.. – она поперхнулась и демонически расхохоталась, - три метра высотой! Три метра! А я и не знала! Нет, теперь я пересажу свою смородину! Смородине я другое место найду. А вдоль вашего забора я что-нибудь другое посажу и на три метра в высоту расти дам! Закон есть закон, надо его соблюдать!

       Старуха схватила книжку и впилась глазами в страницу.

       - „Приобретите книжку! У меня уже давно такая есть!“ Может, и есть, да только, признайтесь, вы ее сроду не читали! – продолжала веселиться женщина. – Вот, спасибо, надоумили. Теперь я ее обязательно куплю.

       Старуха толкнула ее так, что она отлетела в сторону и, не говоря ни слова, поспешно ушла, переваливаясь уткой при ходьбе.

       Он подхватил женщину под локоть, она уцепилась рукой за лацкан его куртки и устояла на ногах.

       - Спасибо! Извините! – она смутилась и сказала ему, оправдываясь:

       - Вообще-то я очень мирный человек, но это такая противная соседка...

       Он кивнул молча головой, давая понять, что разделяет ее точку зрения на эту соседку.

       - Правильно вы сделали, что догадались в книжку заглянуть, - сказал он одобрительно. - Я уже удивляться начал, что у вас в Берлине такие законы интересные, не как у нас. У нас все сажают все подряд вдоль заборов, никто на метр не отступает.

       - И у нас не отступают! – пояснила она ему, подняла книжку с пола и, для приличия отряхнув, поставила ее назад на полку. – Потому я и не знала, какие правила на этот счет существуют. У нас в округе тоже все сажают, как им заблагорассудится, никто не жалуется ни на кого. Одна эта бабка такая скандальная. Я не хотела с ней ссориться, все-таки соседи, и все посадила действительно не ближе, чем в метре от ее забора. Так вот, видите, все равно не помогло. Мы начали терассу делать. И не с ее стороны, а со стороны других соседей. К терассе она прицепиться не могла, так она опять к кустам моим прицепилась.

       - А при чем тут терасса? - спросил он, не поняв.

       - Завидно, - ответила она просто. – Такие противные бабки бывают... Хотя, это не потому, что она бабка. Кто в молодости стерва, тот и на старости лет стервой остается!

       Она кивнула ему приятельски и ушла.

****

       В компьютерном отделе он осмотрел суперширокие плоские плазменные мониторы. Больше ничего особо нового не обнаружилось, и он обратился к готовым компьютерным системам, составные части которых были подробно описаны на фирменных плакатах. Сами компьютеры в коробках были составлены прямо на полу. Рядом тянулись бесконечные полки с компьютерными играми. Двое мальчишек лет двенадцати, один - коренастый, с челкой прямых угольно-черных волос, смуглый и с азиатскими чертами лица, второй - тонкий, худой, бледный, сероглазый, украшенный длинными русыми локонами, спадающими до середины спины, протиснулись мимо него и остановились.

       - Вот, „ Метал Геар Солид 2: Субстанце“, - русоволосый взял коробку в руки. – Это классная штука, просто гениально. История такая красивая!

       - А про что там? – спросил смуглый несколько скептически.

       - Ну, там агент и террористы. Сначала задания простые, а потом все сложнее становится. Классно! Я уже играл.

       Смуглый повел нерешительно плечом, не сказав ни слова.

       - Графика очень хорошая, - продолжил бледнолицый авторитетно. – Дождь, ветер – все натурально.

       - Сколько стоит? – спросил черноволосый сдержанно.

       Пацан повертел коробку в руках.

       - Пятьдесят!

       Оба задумались.

       - Китаеза! – двое других пацанов, по виду ровесники первым, появились в проходе между стеллажами и, указав пальцем на азиатского мальчишку, рассмеялись издевательски. – Китаеза узкоглазый!

       Бледный и смуглый обернулись и откровенно пренебрежительно посмотрели на смеющихся.

       - Уга, уга, уга! – один из выглядывающих из-за стеллажа заколотил кулаками в грудь, изображая, очевидно, дикую обезьяну из дикого леса. Его приятель расхохотался, прыгая рядом.

       Смуглый отвернулся и сказал сдержанно, не изменившись в лице:

       - Конгхэ.

       Сероглазый мотнул кудрями и сказал неожиданно по-русски:

       - Дурной дурак!

       Его товарищ подумал и добавил по-русски же:

       - Корова!

       - Берешь? – они снова перешли на немецкий.

       - Еще подумаю, - ответил смуглый. Они поставили коробку на место и отправились дальше. Он отступил в сторону, чтобы дать им пройти.

       Семья с ребенком воспользовалась образовавшимся проходом и протиснулась мимо него навстречу уходящим мальчишкам. Отец, худощавый молодой человек, прошел, шаря взглядом по сторонам, и, увидя издали то, что искал: новинки компьютерных программ, - направился прямиком к ним. Мать, пухлая блондинка, остановилась, зацепившись маленькой миловидной, кудрявой дочкой за угол стеллажа, как якорем. Сосредоточенно пыхтя, девчонка уцепилась сначала рукой за полку, потом, убедившись, что мать заметила сопротивление и остановилась, высвободила руку из материнской и, надувая от волнения пухлые щечки, вытащила с полки пеструю упаковку с беспроволочной компьютерной мышью.

       - Низя, Дженнифер, - забеспокоилась мать.

       Дженнифер надула губы и посмотрела искоса на мать.

       - Низя! Положи на место!

       Девчонка нахмурилась и, отвернувшись от матери, повертела упаковку в руках, пытаясь понять, как играть такой игрушкой.

       Мать посмотрела с беспокойством вслед мужу и, присев, попыталась отобрать коробку:

       - Дженнифер, сейчас же на место положи!

       Девчонка взвизгнула негромко и, топая ногами и вырываясь, отстояла коробку.

       - Все, Дженнифер, прекрати! – мать решительно вырвала коробку у нее из рук и засунула на верхнюю полку, чтобы снизу было не достать. Девчонка остолбенела поначалу от такого поворота дел, потом насупилась и накинулась на мать, молотя беспорядочно руками.

       - Это еще что такое? – отец появился в проходе и сразу оттащил брыкающуюся кнопку в платьице от материнских колен.

       - Ты что это с кулаками на людей кидаешься?

       - Хватает все подряд, - сообщила мать.

       Он взял девчонку на руки.

       - Что ты хотела?

       Раскрасневшись от злости, она показала молча на упаковку с мышью.

       - Ну и зачем она тебе? У нас дома такая же. Ты что, не видишь, это такая же мышь, как дома, только в коробке?

       - Не вижу, - сказала девчонка, растерявшись.

       - Не видишь, посмотри, - ответил отец назидательно и подал ей коробку. – Ну, видишь теперь?

       - Вижу, - признала она.

       - Ну, то-то и оно.

       Он перехватил дочку поудобней и пошел дальше по проходу. Мать засеменила следом. Девочка посмотрела, надув губы, на нее из-за папкиного плеча.

       Сероглазый и смуглый подошли к кассе компьютерного отдела. Сероглазый протянул кассирше пачку дисков.

       - Девочка, тебе пакетик дать или не надо? – осведомилась кассирша доброжелательно.

       - Я не девочка, - ответил тот внушительно.

       - Ой, извини! - она посмотрела на него с любопытством и протянула ему пакет. Взяв пакет, они исчезли на выходе.

       - Видела? - она обратилась к своей напарнице. – Такой хорошенький, глазки голубые и волосы длинные, я думала, девочка. Надо же, мальчик! Хорошенький, как ангелочек!

       Выйдя из магазина, мальчики направились вдоль по улице.

       - Китаеза! Узкоглазый! – давешние пацаны преградили им дорогу, смеясь и кривляясь. Переложив пакет в правую руку, ангелочек неожиданно размахнулся левой и, не тратя слов, умело зазвездил кричащему прямо между глаз. Ухнув от боли и от неожиданности, тот взмахнул руками и сел на тротуар. Смуглый, черноволосый подпрыгнул и принял боевую стойку. Ахнув испуганно, второй пацан развернулся и побежал. Обойдя сидящего на тротуаре, приятели продолжили свой путь.

       - Скажет тоже, девочка, - пробурчал сероглазый, дуя на костяшки левой руки. – Даже на одежду не смотрят. Стал бы я в драных джинсах и в такой футболке ходить, если бы я девчонкой был, - он указал на свою одежду. – Если бы я девчонкой был, я бы в таком виде по городу не болтался. Я бы тотально круто оделся весь от и до и накрасился бы, как полагается.

       Смуглый подумал и кивнул утвердительно головой.

***

       - Ой, я с ней не хочу встречаться! – худощавая, несколько манерная дама спряталась за своего спутника, высокого господина в плаще.

       - Почему? - он покосился в сторону прохода, пытаясь углядеть, о ком речь, и не двигаясь с места, чтобы не обнаружить свою спутницу.

       - Я не в настроении, - отрезала та. - Я вообще не хочу никого из своих знакомых видеть.

       - Не будем же мы тут вечно стоять. Я хотел себе авторучку купить, - возразил он.

       - Ну иди, я тебя догоню.

       Пожав плечами, он оставил ее и прошел к прилавку с фирменными подарочными авторучками. Она огляделась нервно и, потеряв из вида знакомую, предпочла присесть перед полками со школьными тетрадками, делая вид, что выбирает подходящую.

       - Анжелика! Здравствуй!

       Она подпрыгнула от неожиданности и, ухватив первую попавшуюся тетрадь, встала, несколько смято улыбнувшись.

       - Ты? Здравствуй! – досада, мгновенно мелькнувшая у нее в голосе, испарилась без следа, она непринужденно, приветливо улыбнулась и, мило склонив голову к плечу, посмотрела на знакомую совершенно дружелюбно.

       - Надеюсь, у тебя все в порядке? - спросила знакомая с искренней озабоченностью. – Ты куда-то пропала в последнее время. Не могу тебе дозвониться. Такое впечатление, что ты не бываешь дома. После тех твоих неприятностей мы и не разговаривали ни разу. Как у тебя сейчас дела?

       - Спасибо, все наладилось, - с достоинством, почти высокомерно она качнула головой.

       - Очень неприятная история. Я очень переживала за тебя.

       Ее спутник, заждавшись, решил вернуться и обнаружил ее разговаривающей-таки с нежелательной знакомой. Рассудив, что ей нужна помощь, он подошел и, шумно здороваясь и шумно сетуя на нехватку времени, поторопил:

       - Нам пора идти!

       - Да, нам пора идти! – она кивнула, взяла его под руку, бросила тетрадку на место, и они исчезли в толпе. Женщина, оставшись стоять в проходе, посмотрела им вслед. Черты ее лица несколько дрогнули и затуманились. Пробираясь в толпе, он остановился возле нее, пропуская семью с двумя школьниками, набравшими полные руки тетрадей и карандашей, и ощутил вдруг явственную, сильную, тупую боль в груди. Сигнал исходил от молодой женщины с затуманенным лицом, это он понял сразу. Отойдя и остановившись, он покосился исподтишка на нее.

       Глаза ее были усталыми, лицо серым. Рот без тени улыбки был бледным. Не заметить, что ей было плохо, было невозможно.

       „Эта знакомая, с которой она только что разговаривала, пожалуй, страшная эгоистка“, подумал он.

       „Все они такие“, подумала женщина и посмотрела бессмысленно на тетрадки и дневники перед собой, не зная, куда пойти.

       „Я бы сразу заметил, что человеку, который со мной говорит, очень плохо.“

       Она обернулась и посмотрела в некотором недоумении в его сторону, но мимо него.

       „Купите себе что-нибудь хорошее“, подумал он.

       Она пошла медленно к выходу. Он пошел следом.

       „Красивую авторучку?“

       Она не ответила, равнодушно скользнув взглядом по прилавкам с паркерами.

       „Тогда, может быть, цветы?“

       На выходе ее внимание привлекли мелькнувшие в конце бокового прохода заросли цветочного отдела. Внимательно посмотрев туда, как бы не поверив собственным глазам, она нерешительно остановилась и, подумав, прошла в цветочный отдел. Хмуро, без тени оживления, она скользнула взглядом по цветущему великолепию и остановилась у выставки искусственных цветов. Ярко-красные шелковые маки привлекли ее внимание. Она протянула руку и вытащила из оцинкованной вазы один из них.

       „Почему неживые?“ подумал он.

       „Неживые не умрут“, подумала она и медленно, осторожно расправила смятый лист. Одного мака было мало, и она начала набирать букет, внимательно осматривая каждый цветок и расправляя непослушными пальцами помявшиеся в вазе листья. Спешить ей было некуда. Или не к кому.

***

       В ковровом отделе стоял специфический запах не то крашеной шерсти, не то средств против моли. Самые роскошные ковры, огромные, как лесные поляны, пушистые, как первая весенняя трава, были развешены по стенам. Ковры попроще были сложены стопами на деревянных помостах. Шелковые коврики с минаретами, обрамленными тонко переплетенными узорами и с бахромой по низу, висели в простенках.

       - Вот этот! – сказала женщина и потянула за край верхнего ковра в стопе, достающей ей до колен. Тяжелый, толстый край ковра высвободился из ее пальцев и упал на место, мягко хлопнув.

       Мужчина посмотрел, теряясь, на цену:

       - Зачем нам такой ковер?

       - В зал, - ответила она с досадой и снова потянула за край ковра, разглядывая его.

       Мужчина огляделся в замешательстве:

       - Он светлый. Мы часто едим в зале. Он светлый, это непрактично.

       - Мне нравится светлый! – отрезала она, поджав губы и отвернувшись от него.

       - Этот слишком светлый. Он почти белый. У нас ребенок! Он постоянно сажает пятна на пол! Недавно горячий утюг на пол поставил...

       - Что же мне теперь, десять лет ждать, пока ребенок вырастет? - ответила она почти враждебно.

       - Жалко будет, если испортится, - пробормотал он. – Он очень дорогой. Он нам не по карману.

       - Это мне решать, что мне по карману, а что нет, - ответила она зло. - В конце концов, это мои деньги. В конце концов, это я работаю. В отличие от некоторых других. И если этот ковер нам не по карману, то только потому, что кто-то не работает, а сидит дома. В то время как я работаю. И я не собираюсь отказывать мне в хороших вещах только потому, что тебя вышвырнули из фирмы. Я живу сейчас и только один раз, и я не позволю тебе испортить мне жизнь.

       Она подозвала продавца жестом:

       - Я беру этот ковер!

       - Сию минуту! – продавец подошел и начал скручивать ковер, в некотором недоумении косясь на пунцово пылающие щеки покупательницы и на спину ее спутника, очевидно, мужа. Прижимая коленом туго скрученный ковер, он вытащил из кармана упаковочную ленту и обмотал его.

       - Я хочу оформить кредит!

       - Пожалуйста, - ответил продавец, - если у вас с собой справка о
доходах и паспорт...

       - Да, у меня есть справка о доходах, - сказала она, вызывающе повысив голос и глядя мужу в спину.

***

       В закутке по соседству с курительными палочками и ароматическими маслами он обнаружил чай и принадлежности для чайной церемонии.

       - Какой взять? - обращаясь к маленькой седой старушке, женщина самоуверенного вида кивнула в сторону полок, заставленных пакетами и коробками с чаем.

       - А какой ты хочешь пить?

       - Да я, наверное, зеленый. А ты какой хочешь?

       - Можно зеленый, - ответила старушка бодро.

       - Так какой возьмем?

       Старушка пожала плечом.

       - Китайский с жасмином? Или японский с вишней? Ладно, оба возьму, - женщина взяла два пакетика чая. – Тут и ситечки есть! – она показала на упакованные в пленку ситечки для заварки.

       - У меня серебряное есть, из Амстердама, - ответила старушка пренебрежительно. - Я тебе серебряное дам, у меня два. И щипцы для сахара. Лежат уже давно, никому не нужны. Я уже давно пью чай без сахара.

       - Я тоже! – ответила женщина.

       - А муж у тебя с сахаром пьет! – возразила старушка. - Пойдем еще в булочную, я возьму что-нибудь к чаю. Маковый рулет у них тут хороший, я всегда беру. Или пирог с яблоками. А ситечко я тебе дам, у меня все равно два. И щипцы. Они мне все равно надоели. Серебро все время чернеет, приходится чистить без конца. Шоркаешь, шоркаешь это серебро, надоело. Ты молодая, вот и шоркай!

       Молодая рассмеялась. Подхватив друг друга под руки, они отправились на выход к кассе.

       „Серебро не надо шоркать,“ подумал он. „Так оно когда-нибудь все и исшоркается до дыр. То, что чернеет – это оксид или сульфид серебра. Серебро надо восстанавливать, тогда оно будет как новое. А если его драить, оно будет ободранное, а не как новое.“ Восстанавливать серебро очень просто. Если положить серебряный предмет на алюминиевую фольгу, залить водой и насыпать в воду что-нибудь, что придаст ей свойства электролита, например, бикарбонат натрия или просто поваренную соль, то через несколько часов серебро побелеет. Безо всякого шорканья.

***

       Начальник отдела рекламы, проходя к себе в кабинет, пригласил секретаршу зайти. Подхватив блокнот и карандаш, она зашла, бодро стуча каблуками, и прикрыла дверь за собой. Начальник сел, она приготовилась записать указание.

       - Госпожа Релинг, - сказал он, откинувшись в кресле, и сделал многозначительную паузу.

       Она вскинула глаза, недоумевая.

       - Госпожа Релинг, вы работаете у нас уже четвертый год, и у меня ни разу не было оснований сделать вам какое-либо замечание или порицание.

       Он опять сделал паузу. Она опустила руку с блокнотом и насторожилась.

       - Ваши профессиональные качества не вызывают никаких сомнений. Однако в последнее время... – он помедлил, подбирая слова, - в коллективе слишком много говорят о вашей личной жизни.

       - Кто говорит? - спросила она, теряя самообладание.

       - Это не имеет значения, госпожа Релинг. Поймите меня правильно, - он изменил тон и заговорил проникновенно. – У нас небольшой коллектив, все на виду. Эксцессы любого рода отвлекают людей от работы. Скажем, то, как вы одеты...

       Она опустила глаза и посмотрела на свою мини-юбку и на кофточку с глубоким вырезом.

       - Конечно, это не мое дело, указывать вам, как одеваться. Вы молодая и несомненно привлекательная женщина. Конечно, вы можете носить все, что
вам угодно, однако, пожалуйста, не на работе.

       Она взяла себя в руки, перехватила блокнот профессиональным жестом перед собой, склонила вежливо голову и ответила:

       - Хорошо, господин Халльбауер, я учту ваше замечание.

       - Не замечание! Пожелание, пожелание! - воскликнул он с явным облегчением.

       Она кивнула сдержанно и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Подойдя к своему столу, она швырнула блокнот и, чувствуя, что кровь бросилась ей в лицо, достала зеркальце.

       - Шеф на месте? - заместитель появился на пороге и, заметив ее раскрасневшееся и расстроенное лицо, усмехнулся коротко, но несомненно злорадно.

       - Да, на месте, - ответила она спокойно. – Очень жарко у нас в помещениях, Вы не находите? Надо больше проветривать, но когда я открываю окно, сквозит так, что бумаги со стола улетают. Вы идете на обед? Мне показали новый турецкий ресторанчик поблизости, не хотите присоединиться?

       - Спасибо за приглашение, не могу, - ответил он, несколько смешавшись. – После обеда у шефа грандиозное совещание у высшего руководства, он будет представлять новую рекламную кампанию, я должен подготовить для него папку с образцами. Долг зовет, - добавил он, снова обретя язвительно-злорадное выражение лица.

       - Жаль, - сказала она, заперла ключом ящик стола, взяла сумочку и, кивнув заму, вышла.

       Спустившись на лифте мимо торговых залов и складов на улицу, она перешла через дорогу, завернула за угол и купила кипу журналов в киоске. Неспеша пообедав в ресторане, она вернулась, подошла к кабинету заместителя и легко постучала. Никто не ответил. Оглянувшись, она приоткрыла дверь и проскользнула внутрь. Папка лежала на видном месте на столе. Быстро пролистав ее и удостоверившись, что это та самая, она открыла скобы, вытащила из нее все, кроме заглавного листа, достала дырокол из ящика стола, продырявила журналы и подшила их в папку. Прикрыв журналы заглавным листом, она убедилась, что они не выглядывают из-под него, и закрыла папку. Документы, которые она вытащила из папки, она спрятала в ящик стола, зарыв их в кипу старых ненужных бумаг. В приемной хлопнула дверь. Она бросила папку на стол и метнулась к соседнему столу, заваленному плакатами. Едва не упав по дороге, зацепившись высоким каблуком за толстый ворс ковра, она сложилась клубком и втиснулась под стол, как маленькая девочка, играющая в прятки. Ноги, обутые в модные коричневые ботинки, показались в поле ее зрения. Шеф подошел к столу, взял папку в руки, раскрыл ее, захлопнул и удалился, сунув папку под мышку. Она выбралась из-под стола, оправила узкую юбку и спокойно вышла из кабинета. Обеденный перерыв еще не закончился, и она предусмотрительно исчезла.

       Шеф зашел в конференц-зал, поприветствовал всех, особо почтительно обратившись к генеральному директору, и сел.

- Все собрались? Начнем! – скомандовал генеральный.

 Начальник отдела встал, раскрыл папку:

       - Уважаемые дамы, господа, как и было запланированно, сегодня я представляю на ваше рассмотрение проект нашей весенне-летней рекламной... – он перевернул титульный лист и замолчал, глядя в папку.

       Переглядываясь, присутствующие молча ждали. Сидящие рядом привстали и заглянули, в конце концов, в папку. После титульного листа в папке не было ничего, кроме стопки аккуратно подшитых журналов „Плейбой“.

***

       Нищий сложил газету, снял очки, положил их в нагрудный карман и вышел из трамвая. Накрапывал дождь, и он спрятал газету в сумку. Поздоровавшись с вахтером, он вытащил пакет с булочками и передал ему:

       - Булочки на всех!

       - Хорошо, - кивнул вахтер, раскрыл пакет и начал выкладывать булки на поднос. – Себе-то возьмешь?

       - Возьму парочку, - отозвался он великодушно и взял две. Поднимаясь по лестнице, он выронил свернутую трубкой газету и был вынужден вернуться, чтобы подобрать ее. На восемнадцатой странице газеты, где публиковалась светская хроника, было напечатано объявление, адресованное лично ему, Оливеру фон Ваттенбюттель. Господин Ваттенбюттель настойчиво приглашался явиться в адвокатскую контору с целью получения наследства, оставленного ему теткой, баронессой фон Ваттенбюттель. В случае, если поиски его не увенчаются успехом, обьявляла адвокатская контора, наследство будет поделено между другими ближайшими родственниками усопшей.

       Читая газету от корки до корки, он пропустил страницы светской хроники как не представляющие для него ни малейшего интереса и объявления поэтому не видел.

       Он открыл ключом свою дверь и зашел. Совершенно определенный запах в комнате заставил его остановиться и покачать головой. Песик прыгнул ему навстречу, визжа и бешено виляя куцым хвостом.

       - Ну как же это ты, Вуффи? - пробасил он укоризненно, показывая пальцем на кучку посреди комнаты. – И не стыдно тебе?

       Песик смутился и сел, робко виляя хвостиком и моргая. Оглядевшись, он не нашел ничего лучшего, чем раскрыть газету, вытащить их середины несколько страниц и подтереть ими непорядок на полу. Скомкав страницы со светской хроникой, он вышел в коридор, открыл пасть мусоропровода и выбросил их.

       - Ладно, с глаз долой и забыто, - обьявил он собачке. – Булку с маком хочешь?

Он достал обе булки и протянул одну Вуффи. Понюхав и вежливо вильнув хвостом, тот отказался в святой надежде на то, что у хозяина найдется что-нибудь получше.

       - Не хочешь? - усмехнулся хозяин добродушно. – Ишь, барон какой!

       Он достал из сумки батарею пивных банок и две банки с кормом. Выстроив их на столе, он поднял на стол блюдце с пола, открыл банку, подцепив петлю на крышке ногтем, и вытряс мясное желе на блюдце. Остатки вытряхиваться не пожелали, и он помог им собственной вилкой. Облизав вилку для порядка, он поставил блюдце на пол. Глядя, как собачка уплетает еду, аппетитно чавкая и непрерывно виляя хвостом, он вспомнил, что опять забыл купить песику новый ошейник. Старый истрепался и потерял вид. Ощутив укол совести, он погладил собачку по жесткой лохматой спине.

***

       Женщина не уходила. Поджав губы, внимательно рассматривая красные шелковые маки, она перебирала их один за другим и бесконечно долго расправляла смятые листья. Расправив мак, она ставила его обратно в вазу и доставала другой. Маков в вазе было не много. Не отдавая себе в этом отчета, женщина перебирала маки уже по второму или третьему кругу. Медленно, осторожно захватывая пальцами края лепестков, она продолжала бездумно разглаживать их. Спешить ей было, очевидно, некуда. Очевидно, для спешки было уже слишком поздно. Очевидно, исправить уже ничего нельзя было, как ни заглаживай свою вину.

       Вздохнув, он подумал, что та, с янтарными волосами, которая шутя починяла разбитый фарфор, была бы здесь как нельзя кстати. Она могла бы починить разбитое сердце.

       Возникнув из ниоткуда, златовласка посмотрела мельком в его сторону и махнула небрежно рукой в направлении маков. Обернувшись к нему, она выразительно, осуждающе качнула головой. „Простите!“ сказал он поспешно. Она исчезла, не удостоив его ни словом.
       
       Он обернулся к женщине. Запнувшись на полужесте, она посмотрела внимательно на мак в своей руке, воткнула его в вазу, развернулась и вышла. На выходе она вспомнила о чем-то и остановилась, отступив в сторону от дверей. Покопавшись в сумке, она перехватила ее подмышку и раскрыла записную книжку. Найдя нужную страницу, она примерилась вырвать ее, но одумалась. Второй номер телефона на этой странице был ни в чем не виноват. Прижимая страницу пальцем, она оторвала нижнюю половину, скомкала и огляделась в поисках урны. Урны поблизости не было. Мысль о том, чтобы положить скомканный номер телефона в карман, показалась ей отвратительной. Она швырнула бумажный шарик на тротуар и, холодно посмотрев, как он скакнул под ноги прохожим, вскинула голову и ушла.

***

       Посмотрев на часы, Релинг отставила чашечку с остатками кофе, неспешно выбралась из-за столика маленькой закусочной, где она сидела уже битых полчаса, и отправилась к зданию магазина. С обеденного перерыва она опоздала, но это ее не пугало. В момент, когда шеф откроет папку с „образцами рекламной продукции“, она хотела находиться как можно дальше от него, его папки, его кабинета и круга подозреваемых, которые подложили ему такую неслыханную свинью.

       Перейдя через улицу, она ускорила шаг, еще раз посмотрела на часы, и тут же подпрыгнула, едва не подвернув ногу: маленькая девчонка, ковылявшая перед ней, упала, как подкошенная, ей под ноги и немедленно завопила благим матом. Всплеснув руками, она присела и ощупала девчонку:

       - Господи, что с тобой?

       - Не зна-а-а-ю! – горько проревела та.

       Она поставила девчонку на ноги и только теперь заметила обмотавшуюся вокруг ее ног петлю упаковочной бечевки. Беспечно загребая при ходьбе носками ботинок, девчонка подцепила бечеву одной ногой и наступила на нее второй, что и подкосило ее так сокрушительно. Отмотав бечеву, Релинг кинула ее в сердцах на проезжую часть.

       - И какой... – она крепко выругалась на добротном, хотя и несколько грубо сколоченном языке своих крестьянских прадедов-баварцев, - ...бросает на тротуар такое дерьмо! Где болит?

       Осмотрев всхлипывающую девчонку, она установила, что повреждений не много, только локоть и коленка разбиты в кровь.

       - Идешь со школы домой? - она указала на ранец.

       -Да!

       - Далеко тебе идти?

       Девчонка показала молча на соседний дом.

       - Тебя проводить?

       Подумав, девчонка отказалась.

       - Дома есть кто-нибудь, кто ссадины промоет и смажет?

       - Мама дома, - кивнула девчонка.

       - Ну ладно, - она отряхнула платьице. – Под ноги смотри!

       Обиженно шмыгнув сопливым носом, девчонка, оглядывая локоть, пошла домой.

       „Мать дома, а ребенок один по улицам шляется,“ подумала она неприязненно, глядя девчонке вслед. „Могла бы и встретить ребенка со школы. Когда у меня будет дочка, я ее буду встречать, мало ли что может иначе случиться. И платьице куплю покрасивей, розовое, с кружевами, а не такое простенькое.“

       Взгляд ее затуманился. Вздохнув, она перехватила сумку под локоть и взялась за нее и второй рукой, как если бы это была не модная крокодиловая сумка, а маленькая девчонка у нее на руках. Вздохнув еще раз, она посмотрела на глубокий вырез своей блузки и улыбнулась рассеянно, несколько мечтательно, думая о своем.

       Шеф, огорченный и донельзя растерянный, столкнулся с ней в коридоре, открыл было рот с намерением обратиться к ней, но, увидя ее мечтательно блуждающие глаза и бессмысленную улыбку, махнул рукой и распахнул дверь в кабинет зама, зло громыхнув ручкой двери.