Георгий, повергающий змия

       Среди достопримечательностей Браслава стоит заметить одну небольшую деревянную фигуру. Работа скульптора-любителя Петра Зелявского, выполненная в 1990-е годы и подаренная местному краеведческому музею.
       Выполненная в духе белорусского провинциального примитивизма, статуэтка не имеет ничего общего с лубочным ширпотребом, предназначенным удивить и развлечь приезжих. Очевидной, говорящей об этом деталью, является отсутствие на святом штанов.
       В том же зале музея экспонируется старинное изображение Осириса, занесённое в эти края невесть какими дорогами. Вместе с сияющим глазом в треугольнике – городским гербом «Божье око», похожим на масонский символ приветом из эпохи Просвещения; с католическим храмом, названным в честь «Матери Божьей – Владычицы Озёр» - принявшего христианство автохтонного божества; с двенадцативечным крепостным валом и прямо-таки шотландскими пейзажами, - Осирис, и сам город Браслав с его окрестностями, не говоря уж о нашем Георгии-Победоносце, наводят на рассуждения о чём-то древнем и очень языческом.
«Георгий» – «земледелец». От греческого слова «geo» – «земля» и, тоже греческого «orge» - что примерно соответствует русским словам «делать», «работать», «обрабатывать». Отсюда однокоренные «организовывать», «орган», «оргия», «хирург» и т. д.
       «Георгий, побеждающий змея» – это «Весна, побеждающая Зиму».  Легендарные античные оргии своим поводом и временем проведения родственны белорусским дажынкам, так же как празднику молодого вина Божоле Нуво, что отмечается в ноябре в окрестностях городка Боже, в Южной Бургундии.
Британский этнограф Джеймс Джордж Фрэзер в своей книге «Золотая ветвь», вышедшей в 1922 году, в главе «Отношения полов и их влияние на растительность» пишет о весенних и осенних праздниках, связанных с природой и урожаем, комментируя сопровождавшие их действия: «Это были магические заклинания, направленные на то, чтобы заставить леса покрыться зеленью, траву – прорасти, посевы – подняться, цветы – распуститься. Естественно предположить, что чем более инсценировка брака походила на настоящий брак лесных эльфов, тем более действенным считалось и заклинание. Мы с большой долей вероятности можем предположить, что разнузданность, которой эти обряды, как известно, сопровождались, была не случайным излишеством, а важной составной частью этих ритуалов. Ведь, по мнению их участников, брак деревьев и растений не может быть плодородным без полового соединения людей. В современной цивилизованной Европе было бы тщетно искать обряды, справляемые с явной целью содействовать росту посевов. Некоторые ритуалы, которые всё ещё соблюдаются (или до недавнего времени соблюдались), могут быть поняты не иначе как пережитки подобного образа действий. Например, в день святого Георгия (23 апреля) на Украине священник в облачении в сопровождении двух служителей церкви направляется в поля, на которых едва начинают зеленеть побеги, и благословляет их. После этого молодые люди парами ложатся на засеянное поле и перекатываются по нему по нескольку раз в уверенности, что это благоприятствует росту побегов. В некоторых областях России женщины, невзирая на грязь и рытвины, которые могут попасться в пути, тащат по побегам священника. Если духовный пастырь упирается или протестует, прихожане начинают роптать: «Вы что же это, батюшка, не хотите нам добра, не хотите, чтобы у нас был хлеб? А ведь есть то вы любите!» В некоторых районах Германии во время сбора урожая мужчины и женщины, жнущие хлеб, катаются в обнимку по полю».
        Браславский резчик по дереву, скорее всего, не читал Фрэзера, с ещё меньшей вероятностью он намеревался кого-либо эпатировать.
Самая правдоподобная интерпретация одновременно самая впечатляющая. Старик Зелевский воплотил в «Жорике» смутные воспоминания о верованиях, традициях и обрядах своего края, похожих на те, что описывает Фрэзер. (Ещё в середине позапрошлого века, по информации краеведов, католические и православные приходские священники жаловались своим епископам на то, что прихожане, едва ли не сразу после церковной службы, совершали у себя дома, либо в особых местах, языческие ритуалы.) Возможно, Зелевский сам был когда-нибудь свидетелем, или даже участником чего-то подобного. Может, ему удалось услышать какие-то обрывки, воспринять остатки древнейшей традиции, ещё бытовавшей в поколениях его ближайших предков. И сумел это передать, что бы он ни задумывал, берясь за работу.
       Ещё точнее и вероятнее – традиция, заложенная во множестве поколений, зашифрованная в архетипах, изгнанная с лица земли официальной церковью и государственной идеологией прошлого, проявила собственную тягу к жизни, переждав в летаргическом состоянии неблагоприятное для себя время, заставила пожилого мастера сделать так, чтобы святой Георгий, не стеснённый ничем, снова поразил копьём змея.