Стоп! Снято!

Я перепробовала все: я прыгала с балкона, глотала таблетки, резала вены, топилась в ванной, в реке, в озере… Где угодно, как угодно, что угодно…
Это стало моей профессией.
Я играю со смертью, я играю в смерть, я изображаю ее, смотрю ей в глаза и продолжаю жить дальше.
Я актриса. Точнее я ей была… Сейчас я, фактически, раб. У меня нет ничего – только мой «начальник». Режиссер-шизофреник с безумными идеями снимает фильмы о самоубийцах. А я его Муза – я должна его вдохновлять, я должна выполнять каждое его пожелание и воплощать его безумные идеи.
При первой нашей встрече он сказал, что у меня именно тот типаж, что ему нужен – круглое бледное лицо, большие голубые глаза, темные волосы и болезненно худая фигура. Я еще тогда шутила, что если меня подстричь – сделать совсем короткую стрижку, я смогу играть у него даже мальчиков-подростков…
Я если он скажет – теперь я сыграю даже мальчика-подростка.
Я играю самоубийц…
Я играю со смертью…
Я играю смерть.
Он отобрал у меня все. Я его игрушка – он может меня даже убить, если захочет. Меня уже давно не существует. Я была застрелена у дверей своего дома – как пишут одни издания, погибла в автокатастрофе – по другим источникам, сгорела при пожаре на киностудии – говорят третьи… Меня уже давно не существует для этого мира.
Умерла.
Исчезла.
Растворилась.
Я не могу бежать отсюда. Я никто. Мне некуда бежать. Что он сделал с моей семьей?.. То же самое, что и с сотней родственников и поклонников, пришедших на мои фальшивые похороны. Фальшивость – вот слово, наилучшим образом характеризующее его натуру. Хотя я могу подобрать еще десятки других не менее «хороших» слов.
Он заявился домой к моим родителям. Сказал, что очень сочувствует. Что поможет организовать похороны. Я знаю все это с его слов. Они согласились. Чего ему это все стоило – мне остается только догадываться.
А потом все газеты трубили во все стороны о взрыве, произошедшем в особняке, где собрались люди, чтобы воздать должное знаменитой актрисе. Сотни людей. И никто до сих пор не установил причин происшествия. У него свои связи везде.
Любил ли он когда-нибудь?.. Он говорил, что любит меня. Говорил. А теперь я только и слышу от него «Ты должна знать свою работу…» или же это до боли знакомое «Стоп! Снято!».
Стоп! Снято!
Стоп! Снято!
Стоп! Снято!
А я любила его. Как дурочка. Как маленький ребенок. Он умеет добиваться своего. Он умеет управлять людьми. Он сумел справиться и со мной.
Он отобрал у меня все.
Я – его игрушка.
Любимая и единственная игрушка.
Он напоминает мне ненаигравшегося ребенка. Того, у которого не было в детстве нормальных игрушек. Жертву неправильного воспитания.
Но он не жертва. Он палач.
А его жертва я.
Самая сладкая, самая последняя жертва. Самая сладкая кровь. Которую он выпивает по капле, мучая меня и сохраняя свою жизнь. Он тешит себя идеей, что когда-нибудь станет самым знаменитым режиссером.
Что я могу сделать?.. Что я могу изменить?..
Я привыкла к своей роли. Я люблю свои шрамы, раны и синяки. Я люблю эти несколько секунд перед обмороком, когда я могу наблюдать красные разводы на воде…
То, что кажется другим ужасным.
Или страшным.
Я люблю это.
Больше чем когда-либо любила кого-то в своей жизни.
А его я ненавижу теперь больше, чем когда-либо ненавидела кого-то в своей жизни. И эта ненависть в разы больше этой любви.
Что я могу сделать?.. Что я могу изменить?..
У меня нет ничего. У него – все. И у него есть я. Единственное, что я могу у него отнять – себя. То, чем он больше всего дорожит. То, ради чего он боролся. То, что он отвоевывал. То, что является его инструментов для достижения собственной безумной мечты. Это я.
. . . . .
Я сижу в темной комнате. Единственное, что ее освещает – свеча. Здесь нет электричества, сырой пол. На листках бумаги, вырванных из его ежедневника, я пишу все это, комкаю, пролезаю к маленькому окошку и просовываю через решетку. Маленькое окно, только для того, чтобы сюда поступал хоть какой-то воздух. Что будет с этими листками дальше – я не знаю. И мне все равно.
Я беру другой листок, последний. И пишу на нем следующие строки, свои последние слова:
«Я перепробовала все: я прыгала с балкона, глотала таблетки, резала вены, топилась в ванной, в реке, в озере… Где угодно, как угодно, что угодно…
Это стало моей профессией.
Я играю со смертью, я играю в смерть, я изображаю ее, смотрю ей в глаза и продолжаю жить дальше.
Но не в этот раз.
Что ты предложишь мне теперь?..
Я знаю тебя. Я знаю о тебе больше, чем ты обо мне. Ты не знаешь меня. Ты совсем не знаешь меня.
Все что у тебя есть для меня – ничто. Ты лишил меня всего.
У меня нет ничего. У тебя – все. И у тебя есть я. Единственное, что я могу у тебя отнять – себя. То, чем ты больше всего дорожишь. То, ради чего ты боролся. То, что ты отвоевывал. То, что является твоим инструментов для достижения собственной безумной мечты. Это я.
И я способна отнять это у тебя.
Если ты читаешь это, значит, я уже отняла это у тебя. Значит ты уже никто. Ты никто без меня.
И последними словами, которые я услышу, будут до боли знакомые “Стоп! Снято!”»