Снился мне сад

«СНИЛСЯ МНЕ САД…»

Вроде бы, звонок как звонок – мало ли кто звонит в дверь в течение дня – но Тасино сердце замерло и на несколько мгновений вообще перестало биться. Однако умереть она не успела, потому что сердце, будто опомнившись, медленно, со скрипом, подобно мотору, снова начало набирать обороты.
Тася постояла в прихожей, подождала, пока позвонят снова, – чтобы убедиться, что это не ошибка, не недоразумение, – и открыла.
- Это я, – сказал Виктор. – Не падай в обморок.
Сердце остановилось снова, и Тася, ошеломленно взглянув на Виктора, действительно, стала оседать на пол. Виктор подхватил ее в самое последнее мгновение.
- Ну, что ты, что ты… – бормотал он, осторожно, будто стеклянную, укладывая на кушетку.
…Когда Тася открыла глаза, Виктор, согнувшись в три погибели, обмахивал ее, как веером, своим шарфом.
- Ты мне снишься? – понимающе улыбнулась ему Тася.
- Нет, – покачал он головой. – Я вернулся.
- Как это вернулся?.. А почему ты не изменился? Ведь прошло двенадцать лет?
- Не знаю, – пожал он плечами. – Ты тоже все такая же. Ты тоже…
- Подожди… – остановила его Тася и болезненно поморщилась: он мешал ей поймать витавшую где-то рядом очень важную мысль. – На тебе та же куртка, что и в последний раз! И туфли. И все такой же нестриженый! Нет, ты мне снишься!
- Ну, если хочешь, снюсь. Какая разница! – Виктор выпрямился. – Знаешь, зачем я пришел? Сказать, что все эти двенадцать лет непрерывно думал о тебе: первые шесть лет – потому что доказывал, что могу и без тебя, что свет клином на тебе не сошелся. А последние шесть – потому что уже понял, что свет клином сошелся именно на тебе и что без тебя все равно ничего у меня в жизни не получится. А в итоге – не было ни одного дня, чтобы я не думал о тебе.
- Ты знаешь, я тоже… – улыбнулась Тася, и удивилась, как легко сказала это.
За долгие годы она продумала и выучила наизусть все, до последнего слова, что скажет ему, когда они встретятся, – однако ничего подобного в том, приготовленном заранее тексте не было. Там было про предательство, и про то, что мужчина не способен на всепоглощающее чувство, и про то, что она уже давно в нем не нуждается.
- Я люблю тебя, – негромко проговорил Виктор.
- И я люблю тебя, – как эхо, откликнулась Тася.
Он потянул ее за руку, и она неожиданно оказалась в его объятиях.
«Вот и всё, – сказала она себе, и на мир, словно невесомая фата, опустились тишина и покой. – Больше ничего и не нужно».

Когда она снова открыла глаза, цветок на картине, висящей над кроватью, превратился из фиолетового в темно-красный, а значит, солнце уже добралось до окна.
«Восемь или даже четверть девятого», – подумала Тася, сладко потянулась и… вспомнила сон.
«Вернулся!.. – грустно усмехнулась она. – Но ведь я сразу поняла, что он мне снится! Зачем же было обманывать?»
На душе было странно – гулко и торжественно. Будто она идет по бесконечному коридору осеннего леса, и высоченная стена позолоченных деревьев отражает, словно звуки шагов, ее мысли и каждое невнятное движение души. Ее настроение напоминало сложнейший коктейль – вроде того, который они вчера пили на дне рождения у Жени: горький, сладкий, терпкий, крепкий – чего только в нем не было намешано! Но главным компонентом была все-таки горечь.
Тася накинула халат и вышла из спальни.
Волик на кухне жарил яичницу.
- Проснулась! – обрадовался он. – Я жарю и на тебя тоже. С помидорами!
Тася кивнула и пошла умываться.
«Не было ни одного дня, чтобы я о тебе не думал… – она покачала головой. – Врет. Врет, как всегда. И главное, зачем? Никто ведь за язык не тянет!»
Из зеркала на нее смотрела грустная, не очень молодая женщина с плохим настроением.
«Вернулся, видишь ли! А почему он так уверен, что его тут ждут?..»
- За стол! – зычно позвал Волик.
«Вот у него всегда отличное настроение», – неодобрительно подумала Тася и пошла за стол.
Она поковыряла вилкой яичницу и отодвинула тарелку.
- Что-то не хочется, – виновато сказала она.
- Это после вчерашнего! – засмеялся Волик. – Ничего, к обеду проголодаешься. После свежего воздуха.
- Свежего воздуха? – Тася удивленно посмотрела на мужа.
- Куда мы собирались в выходной? – словно загадывая загадку ребенку, спросил Волик и сам же ответил: – За мас-ля-та-ми! А какой сегодня день? – продолжал он все тем же неестественным тоном. – Вы-ход-ной! Так что иди, малыш, собирайся.
«Вечно кривляется! – с раздражением думала Тася, влезая в кроссовки. – И что за манера разговаривать со мной как с маленькой девочкой?»
Сосняк, где они всегда собирали грибы, находился минутах в двадцати езды от дома, почти в самом городе. За шесть лет, что они жили в Иерусалиме, у них появились даже собственные грибные места.
Тася брела по солнечному склону холма и невнимательно смотрела на землю, радуясь, что удалось отстать от мужа и избавиться, наконец, от его восторженных междометий, которые он издавал каждый раз, когда натыкался на бурые шляпки маслят, выглядывающих из-под камней. Она сняла шерстяную кофту, которую сдуру надела, потому что так до сих пор и не избавилась от привычки к человеческой смене сезонов: как-никак, а на свете все-таки январь!
«А какой Витя тогда нашел потрясающий подосиновик! – улыбнулась она и удивленно покачала головой, будто это случилось только что или, в крайнем случае, вчера, но уж никак не двенадцать лет назад. – Мы даже думали, что это белый, пока не разрезали и он не начал чернеть…»
- Та-ся! – донеслось до нее. –Таськи-и-ин! Иди сюда-а! Тут целая поляна масля-я-ят!
Тася резко остановилась и пошла в обратную сторону.
«Как он сказал? Понял, что свет сошелся клином именно на тебе… Много же ему понадобилось времени, чтобы это понять!»
«Господи, да что со мной! – вдруг очнулась она. – Это же сон! И ничего он не понял. И не собирается возвращаться! Живет себе со своей мымрой где-нибудь на Бауманской или в Марьиной роще и думать обо мне забыл. И что значит – вернулся? Куда? Сюда? В страну, где никогда не был, о которой понятия не имеет? Нет, вернуться можно только на то же самое место и к тому же самому человеку. А я теперь тоже другая, совсем другая – ничего похожего на ту, какой я была тогда. Вот как этот лес по сравнению с тем, где мы нашли подосиновик…»
- Таськи-и-ин! Где ты! – донеслось откуда-то сверху. – Иди сюда-а! Тут мно-го-о!
«Видеть не могу!» – подумала Тася и пошла на голос.

Волик ползал по поляне, усеянной маслятами, и орал во все горло, не замечая, что Тася стоит за его спиной. Возле куста лежал большой голубоватый пакет, и Волик то и дело подползал к нему с новой порцией грибов.
- Поехали домой, – сухо сказала Тася.
Волик вздрогнул от неожиданности.
- Я и не слышал, как ты подошла, – удивленно проговорил он. – А почему домой? – Он бросил взгляд на ее пакет: - Ты ничего не нашла? Собирай здесь. Тут много!
- До-мой! – раздельно повторила Тася.
Волик с трудом поднялся с земли, потирая поясницу.
- Радикулит чертов… – проворчал он. – Но что все-таки случилось?
Он поднял с земли пакет с грибами, и на лице его читалось такое огорчение, что Тасе стало его жалко.
- У меня разболелась голова, ; сказала она, зная, что это для мужа самое убедительное объяснение.
- Тогда конечно! – закивал он, и огорчение на его лице мгновенно сменилось тревогой. – У тебя есть с собой таблетки?
- Есть, не беспокойся, – сказала Тася и пошла по направлению к машине, стараясь не видеть, как Волик семенит рядом, то и дело заглядывая ей в лицо.

Всю ночь Тася надеялась, что ей снова приснится Виктор. Она даже несколько раз будила себя, чтобы прервать сон, в котором было все что угодно – только не он. Наконец, под утро, он снова позвонил в дверь, но на этот раз она уже точно знала, что это он.
- Ты опять мне снишься? - недоверчиво спросила она.
- Снюсь, ; на этот раз он не стал ее вводить в заблуждение.
- И что ты хочешь на этот раз?
- То же самое. Сказать, что я тебя люблю и что важнее тебя ничего в моей жизни не было.
Виктор провел рукой по ее волосам.
От его прикосновения Тася проснулась.
За окном было уже почти светло.
Волик спал на спине с открытым ртом, и его храп напоминал звуки пилы, методично и уверенно перепиливающей толстенное бревно. Он удовлетворенно улыбался, и Тася поняла, что работа по перепиливанию дерева подходит к концу.
Она бесшумно поднялась с кровати, одним движением сгребла со стула одежду и выскользнула из спальни. В гостиной она торопливо оделась, нашла возле телефона огрызок бумаги и ручку.
 «Прости меня. Я ушла и не вернусь. Ни в чем не вини себя. Если кто-то и виноват, то только я. Но я тоже не виновата. Объяснить это невозможно. Прости».
Она положила записку на самое видное место – на темно-синюю скатерть в гостиной, где Волик не мог ее не заметить, и, стараясь, чтобы замок не щелкнул, вышла из квартиры.