Летом у холодной печки, или Петров день

…Летом в избе самое холодное, что ни есть - это печка. Печки у нас стояло даже две – русская и «голландка». Последнюю по-домашнему звали «подтопок». И вся семейная жизнь зимой теплилась вокруг нее. При мне, как помнится, она ни разу не остывала. Печка стояла посреди передней, а все, что надо, чтобы сидеть, есть и спать, помещалось вокруг – стол, шкаф, кровать, тумба с телевизором.

Избушка наша вовсе невеличка, и две печки могли показаться роскошью. По крайней мере – снаружи, где на крышу вылезали две кирпичные трубы. Русская печь, что в задней избе, оказалась несуразной. Она поедала кучу дров – и все в дым, практически не грела. Зато по праздникам там выпекались пироги, и щи из той печи были вкуснее. А запеченный гусь? Пальчики оближешь…

Подтопок в передней кормил нас каждодневно. На ее оголенной плите – с двумя заслонками из наборных колец – чай закипал моментально, а картошка жарилась едва ли чуть дольше. Самое трудное было снять сковороду с раскаленной плиты, а затем успеть быстренько прикрыть полыхающую дыру кольцами – одной за другой, по размеру.

…Сюда, в домик своего детства, я и привез свою молодую жену. Чтобы с друзьями познакомить. Я был у каждого на свадьбе, а они у меня – нет. Они тоже пришли ко мне не одни. Наши жены оказались как яблони из колхозного сада – невысокие, крепенькие, одного возраста. Как сестры, которые чем-то схожи. Лишь глазами отличались, то есть взглядом, и волосы тоже уложены на свой манер. Они одинаково хорошо улыбались. Кроме Петькиной жены – она больше молчала.

Может, мы тоже казались им схожими – друзья детства, дети одной деревни, одноклассники. Мы в лад смеялись, легко понимали друг друга, вспоминали одни и те же эпизоды. Через много лет наши жены выучат эти истории и загодя будут смеяться вместе с нами. Как будто они тоже были там: в армии или в институте, или в нашем деревенском детстве. Жены в деревне перенимают воспоминания мужей. И дети – тоже.

Тогда никто из нас детей еще не завел. Странный период – мы были уже не дети, но еще не взрослые. Кем же мы оказались в тот момент, когда случайно собрались в родительском доме без родителей? У нас уже были жены, но они еще не рожали детей. Взрослые же – это те, у кого выросли дети.

…Столик, на котором я когда-то делал уроки, мы отодвинули от стены, чтобы все разместились вокруг. Получилось – как бы перед печкой, у самой топки. Стол там никогда не стоял, впритык к самой заслонке. Женщины почти не пили, да и мы тоже. Хотя поводом для застолья стал мой новенький диплом. Венгерский вермут «Кечкемет» оказался горьковат. Бутыль была большой, с нарядной этикеткой, но пить это оказалось невозможно.

Мы морщились и делали вид, что уже взрослые. Вероятно, в душе наши молодые женщины были постарше нас – того, кто отслужил в армии, кто только что окончил институт, или кто уже успел оформиться инженером. Даже взрослее Петьки, который отработал несколько лет слесарем. Стояло лето, и накануне прошел Петров день, день его рождения. Мы отпили горький вермут и поздравили его. Подарков мы не прихватили, не приготовили. Мы же не в последний раз собирались вместе! К тому же, это был именно Петька, который обычно дарил подарки.

Есть люди, которым несут подарки, а есть те, которые чаще дарят сами. Петька больше дарил. Мне он как-то преподнес будильник, и я его заводил, чтобы никогда не опаздывать. А мы никак не могли собраться и подарить ему что-то стоящее, настоящее. Пока что лучшее, что он получил, оказалась его жена – юная и скромная. Впрочем, он рассказал, что на праздник они купили барана. Здесь же, рядом, на местном базаре. Мы стали допытываться, отчего он никого не пригласил. Петька неуклюже отнекивался.

Его молодая жена, которая никак не могла вставить слово, наконец-то вымолвила:
- А мы никого не ждали, взяли да зарезали…

Наш деревенский домик продали. Больше мы ни разу не сидели все вместе. А я забыл будильник в том доме. Иногда я просыпаюсь от его звонка.